Комментарии

9. Борис Годунов избран царем на Земском соборе 17 февраля 1598 г. Записки Буссова дают представление о той реальной обстановке, в которой произошло избрание Бориса. В отличие от официальных актов — избирательной грамоты, грамот патриарха Иова, дипломатических документов (ААЭ, т. II, № 7; СГГИД, ч. II, № 70; Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными, т. II. СПб., 1852, стр. 663), в которых избрание царя рисуется как единодушный акт, как слезное моление всех сословий Борису принять царский венец, — записки Буссова показывают, что это избрание происходило в условиях ожесточенной борьбы за власть между различными группировками феодалов. Кандидатура Бориса Годунова встречала сильное сопротивление со стороны княжат во главе с Шуйскими. Особенно острую борьбу Годунову пришлось выдержать с Романовыми. Ходил слух (И. Масса, стр. 48), что Федор Иоаннович при смерти вручил скипетр и корону Федору Никитичу Романову. Подобный же слух сообщал Андрей Сапега, староста Оршанский, Литовскому великому гетману X. Радзивиллу в письме от 5 февраля 1598 г. В нем говорилось, что царь Федор, умирая, указал на Ф. Н. Романова и отверг домогательства Годунова на престол, из-за его “не высокого происхождения” (С. Ф. Платонов. Борис Годунов, стр. 124). Приверженцы Бориса развернули усиленную агитацию за его кандидатуру. В политическую борьбу включилась, как сообщает Буссов, и бывшая царица Ирина. Она созвала сотских и пятидесятских — представителей посадского самоуправления Москвы - и путем всяких обещаний склоняла их принять сторону Бориса и побуждать подчиненных им жителей к тому же. С помощью денег и обещаний Борису удалось привлечь на свою сторону часть боярства, служилых людей и, как сообщает Буссов, церковников. Важную роль в избрании Бориса сыграло то обстоятельство, что его кандидатуру поддержала основная масса дворянства, представители которого имели решающий голос на Земском соборе. Сторонники Бориса, прежде всего патриарх Иов (вероятно, не без согласия Бориса), стремились облечь избрание царя в форму торжественного всенародного моления. Так, на другой день после избрания, 18 февраля, все члены Земского собора присутствовали на благодарственном молебне в Успенском соборе, 20 февраля; состоялось торжественное шествие в Новодевичий монастырь, чтобы испросить согласие прежней царицы Ирины (в иночестве Александры) и Бориса на избрание. Однако оба они в тот день не согласились. Тогда 21 февраля в монастырь был устроен крестный ход с иконами и прочей “святостью” кремлевских соборов. Дальше отказываться Борис посчитал ненужным и согласился. Сообщение Буссова о том, что заседания Земского собора открылись якобы выступлением Бориса Годунова, сложившего с себя обязанности правителя, не соответствуют действительности. Из источников известно, что Собор открылся речью патриарха Иова — ярого сторонника Бориса, — закончившего свою речь предложением избрать царем Годунова (С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, т. VIII. Изд. 4-е, М., 1883, стр. 15; в дальнейшем: С. М. Соловьев, т. VIII).

10. В “нежелании” Бориса принять корону Буссов справедливо видит политическую хитрость, рассчитанную на то, чтобы придать избранию Земским собором видимость народной поддержки. Буссов, как и другие иностранцы (И. Масса, стр. 52; П. Петре и, стр. 170; М. Шиле. Известие о кончине в. к. и царя Московского Федора Ивановича. ЧОИДР, 1875, кн. 2, отд. IV, стр. 11), сообщает, что агентам Бориса удавалось организовать в разных местах (в Кремле, на Красной площади, перед Новодевичьим монастырем и т. д.) своеобразные демонстрации верности народа Борису. Толпа, иногда собранная полицейскими приставами, выкрикивала имя Бориса, требовала, чтобы он “принял венец” и т. д. По сообщению “Повести 1606 года”, сцена народного моления у Новодевичьего монастыря была устроена с помощью московской полиции. Тех, кто не хотел идти добровольно, силою пригнали к монастырю; заповедь гласила: “Аще кто не прийдет Бориса на государство просити и на том по два рубля правити на день”. Приставы приказывали народу плакать, падать на колени, вставать и т. д., “не хотящих же созади в шею пхающе и биюще” (РИБ, т. XIII, стлб. 15).

11. Рассказ Буссова о группе мальчиков и подростков, посланных якобы умаливать Бориса, С. Ф. Платонов характеризует как пример “большой выдумки”, имевшей под собой “маленькую действительность”. Последняя состояла в том, что на монастырскую стену во время “молений” у Новодевичьего монастыря действительно забрался мальчик и усиленно кричал, чтобы Борис согласился взять царство (Временник дьяка Ивана Тимофеева. Подготовка к печати О. А. Державиной, М.—Л., 1951, стр. 557; в дальнейшем: И. Тимофеев). По всей вероятности, этот факт породил легенду о группе мальчиков, которую записал Буссов. П. Петрей говорит уже о процессии в несколько тысяч мальчиков, отправленной из Москвы в Новодевичий монастырь (П. Петрей, стр. 171).

12. Торжественный июньский поход к Серпухову, о котором пишет Буссов, Платонов назвал “последним эпизодом воцарения Бориса” (С. Ф. Платонов. Борис Годунов, стр. 131). Появившись перед огромным войском, собранным в Серпухове якобы для похода против татар, Борис надеялся приобрести популярность и опору для своего трона, он хотел увериться в том, что широкие массы служилого люда, съехавшегося со всей Руси, признали его в новом царском достоинстве. Буссов правильно понял цель похода: в его изображении сбор войска под Серпуховом был одним из условий согласия Бориса на царство. По мнению Буссова, собравшимся войскам предстояло “избрать правителя царем”. И действительно, до боевых действий против татар так и не дошло (некоторые вообще сомневались в реальности татарского нападения), дело ограничилось устройством ряда парадов и смотров войскам, которым Борис расточал ласки, угощения и подарки. По замечанию летописца, служилые люди “видяще от него милость, возрадовались, чаяху и впредь себе от него такова жалования” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 50). Прием татарских послов в лагере под Серпуховом был рассчитан на то, чтобы показать военную мощь нового царя и его политическую ловкость. Другие источники (ПСРЛ, т. XIV, стр. 51) подтверждают сообщение Буссова, что татарские послы были поражены могуществом царского войска. О персидских послах в других источниках сведений нет. Борис был торжественно встречен в Москве, как победитель. Патриарх Иов в речи восхвалял Бориса за то, что он без крови добился победы и освободил государство “от нахождения врагов” (ААЭ, т. II, № 5). Соловьев назвал встречу, устроенную Борису, “торжеством без подвига”.

13. Борис венчался на царство 3 сентября 1598 г. (ААЭ, т. II, №№ 8, 9; ДАИ, т. I, № 145). Бросать деньги в народ после коронации было обычаем. При выходе нового царя из Успенского собора его осыпали золотыми монетами. Бориса осыпал боярин князь Ф. И. Мстиславский (ПСРЛ, т. XIV, стр. 51). Церковью св. Марии Буссов называет Успенский собор, где совершалась коронация царей.

14. Мероприятия, о которых сообщает Буссов, осуществленные Борисом для завоевания популярности, известны и по другим источникам. Амнистия заключенных — обычное явление при восшествии на престол нового царя. Об освобождении от податей на год в отношении сибирского населения говорит царская грамота в Верхотурье от 25 июня 1599 г. (СГГД, ч. II, № 74; см. также заявление посла Аф. Власьева гамбургским властям о милостях царя Бориса: Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 665—666). О попытках Бориса пресечь корчемство свидетельствует факт закрытия кабаков в Новгороде (см.: Соловьев, т. VIII, стр. 22). Подтверждением сообщения Буссова о стремлении Бориса пресечь мздоимство и корчемство являются слова русского хронографа: “Государь царь Борис Федорович ко мздоиманию зело бысть ненавистен, разбойства и татьбы и корчемства много покусився, еже бы во свое царство таковое неблагоугодное дело искоренити, но не возможе отнюдь” (М. Н. Карамзин, т. XI, примеч. 124). До какой степени широко, в целях упрочения своего положения, Борис раздавал “милостыни”, свидетельствует запись на Учительном евангелие 1595 года, хранящемся в БАН. Эта запись гласит: “Лето 7107 июля в 12 день на государевы царевы и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии милостынные деньги на Емцу в Покровской особной монастырь выменил сию книгу Еуангелие толковое печатное на Москве Иванец Яковлев сын Емецкой, а дал на нем рубль двадцать один алтын четыре деньги”. Мы видим, что “милостынные деньги” царя Бориса дошли и до далекого и незначительного монастыря Севера. Сомнительно сообщение Буссова о том, что Борис якобы дал обещание никого не казнить в течение 5 лет. Сообщая об этом обещании, Масса заметил, что оно распространялось лишь на татей, воров и разбойников, а на политических противников Бориса не распространялось; он дозволял их “обносить клеветою и по ложным обвинениям жестоко томить в темницах, топить, умерщвлять, заключать в монастыри, постригать в монахи — все это в тайне” (И. Масса, стр. 53).

15. Интересны известия Буссова о попытках правительства Бориса усилить культурные связи с Западной Европой. Они также подтверждаются другими источниками. Намереваясь открыть школы в России, в которых бы дворянские дети могли учиться языкам и наукам, Борис в 1600 г. направил в Германию немца Иоанна Крамера, поручив ему искать докторов и профессоров и привезти их в Москву (М. Н. Карамзин, т. XI, стлб. 52; С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 432). Тогда же в Любек был направлен переводчик Роман Бекман для приглашения в Русское государство врачей, рудознатцев, суконников, часовщиков и других специалистов (АИ, т. II, № 34). Устройство школ в России при Борисе не состоялось (вполне вероятно, что из-за сопротивления реакционного духовенства, как об этом пишет Буссов). Правительство прибегает тогда к отправке в Англию, Францию и Германию “русских робят” (дворянской молодежи) “для науки разных языков и грамоте” (Очерки истории СССР. Конец XV в. —начало XVII в. М., 1955, стр. 484; СГГД, ч. V, стр. XXVII, XIX). О судьбе русских юношей, посланных в учение, сохранилось мало сведений Из грамоты любекских бургомистров и ратманов 1606 г. узнаем, что “робята”, прибывшие в Любек учиться “языку и грамоте неметцкой”, оказались “не послушливы, и поучения не слушали и ныне двое робят от нас побежали, не ведомо за што”. Власти Любека дальше спрашивали царя Василия Шуйского: “Бьем челом, чтобы ваше величество пожаловали отписали о достальных о трех робятах, ешо ли нам их у себя держати, или их к себе велите прислать” (М. Н. Карамзин, т. XI, примеч. 126). Трое из посланных Борисом в учение русских, по сообщению Петрея, служили при дворе шведского короля Карла IX (П. Петрей, стр. 178). Соловьев сомневается в точности сообщения Буссова о количестве посланных за границу учеников, так как по архивным данным в Англию было отправлено не 6, а 4 человека, в Германию 5 человек (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 432, примеч. 30).

16. Буссов неоднократно отмечает благожелательное отношение правительства Бориса Годунова к иностранцам, и это соответствует действительности. Так, в переговорах с вышеупомянутым Арманом Скровом дьяк В. Я. Щелкалов, давая хвалебную характеристику Борису Годунову, подчеркивал его благосклонность к иноземцам: “Государево милосердие ко всяким людей и к иноземцам, что царьское величество по своему царьскому милосердому обычаю жалует всех людей и всяких иноземцев, все ныне люди во благоденственном житье живут и богу хвалу воздают, что бог дал такова великого государя царя храброго и милостивого и праведного всему народу крестьянскому, да и чужеземцев всяких царское величество жалует” (ЦГАДА, ф. 64, д. 16, л. 15). О льготах, предоставленных Борисом пленным немцам, говорит не только Буссов, но и И. Масса, (стр. 52) и М. Шиле (Известие о кончине в. к. и царя Московского Федора Ивановича, стр. 18). “Царское милосердие” ко “всем иноземцам” подчеркивал также посол Бориса к императору Рудольфу II Афанасий Власьев во время переговоров с властями г. Гамбурга. По его словам, Борис вызвал пленников из “дальних городов” к Москве, дал многим поместья, вотчины и денежное жалование, торговым людям дал из казны по тысяче рублей и более, жаловал “гостинным именем” и позволил ездить торговать в иностранные государства (Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 666—667). Д. Цветаев считает, что к этим пленным немцам принадлежали “московские жильцы немцы” Игнатий Поперзак и Андрей Витт, жалованные грамоты которым сохранились (обе от февраля 1599 г.; напечатаны: СГГД, ч. II, №№ 71; 72). Оба они получили право на беспошлинную торговлю, Поперзаку велено быть “в московских лутчих торговых людях”, Витт награжден “гостинным именем”, оба причислялись к московской гостинной сотне и освобождались от тягла с посадскими людьми (Дм. Цветаев. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890, стр. 224; в дальнейшем: Д. Цветаев). Предоставление со стороны правительства Бориса Годунова всевозможных льгот иноземцам диктовалось необходимостью укрепления связей Руси с Западом.

17. Стремясь укрепить международные связи, а вместе с тем и возвысить в глазах подданных значение новой русской династии, Борис Годунов выдвигает проекты о выдаче замуж своей дочери за представителя какого-либо иностранного правящего дома (И. И. Любименко. Планы английской интервенции в России в начале XVII столетия. Сов. наука, 1941, № 2, стр. 16—17). Первым женихом для Ксении был избран шведский принц Густав. Густав был сыном короля Эрика XIV и Катарины Монсдоттер, дочери солдата; родился в 1568 г. В том же году Эрик XIV был свергнут с престола и заключен в тюрьму своими братьями, а мальчик, во избежание опасных преследований, был отправлен в Польшу. До зрелого возраста он скитался из страны в страну, жил в большой нужде, искал покровительства у польского короля Сигизмунда III, а позднее у Рудольфа II. Был хорошо образован, знал языки. Этого скитальца Борис решил сделать вторым Магнусом: подчинить через него себе Ливонию на правах вассально-зависимого государства. Послы к Густаву от Бориса были направлены в 1599 г., а 19 августа того же года Густав прибыл в Москву, встреченный с большим почетом и пышностью. Однако план Бориса не удался. Густав отказался от русской помощи в завоевании шведского престола, не проявлял желания и породниться с Борисом. Вследствие этого в 1601 г. он был сослан на житье в Углич. При Лжедимитрии I Густав был переведен в Ярославль, а при Василии Шуйском — в Кашин, где он и умер в 1607 г. Причины неприязни русских к шведам правильно объяснены Буссовым — шведы, действительно, неоднократно вели агрессивные войны против Русского государства.

18. Записки Буссова являются единственным источником, в котором приводятся конкретные сведения о всех приглашенных Борисом Годуновым из-за границы врачах. Из других источников известно лишь, что, приглашая врачей, докторов медицины и аптекарей в Москву, правительство стремилось разведать, насколько они искусны во врачевании. Так, о названном Буссовым докторе Фасмаре Давиде правительство специально поручило разведать своему агенту Р. Бекману, посланному в Любек. Бекману поручалось “проведати тутошных людей, есть ли в Любеке доктор Яган Фазман и каков он к дохторскому делу с иными дохторы гораздо ли навычен” и нет ли кого лучше его для приглашения в Россию (АИ, т. II, № 34, стр. 32; РИБ, т. VIII, № 10, I). Доктора, согласившиеся приехать в Москву, получали от правительства “опасную” грамоту, гарантирующую им беспрепятственное возвращение на родину. Примером может служить “опасная” грамота, данная Каспару Фидлеру, о котором упоминает Буссов (РИБ, т. VIII, № 10, IV; СГГД, т. II, № 75). Кстати, Каспар Фидлер смог, видимо, воспользоваться предоставленным ему правом выезда из России, так как, по сообщению Петрея, он умер в 1613 г. вне России, а именно в Стокгольме (Сказания иностранных писателей о России, т. I. СПб., 1851, стр. 359, примеч. 537). Царским докторам разрешалось жить в черте города; однако, как указывает Буссов, они были связаны и с немецкой слободой. Кроме медиков, привезенных Бекманом, у Годунова были и другие: Христофор Рейтлингер, прибывший в Москву с английским посланником Ричардом Ли в 1601 г., а до Рейтлингера — Габриель. В 1602 г. в Россию на царскую службу прибыл аптекарь Фрэншам (А. С. Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб., 1909, стр. 161). Все врачи Бориса Годунова были изгнаны из Москвы после смерти Лжедимитрия I, за исключением Давида Фасмара, бывшего лейб-медиком царя Василия Шуйского (Н. Новомбергский. Врачебное строение в допетровской Руси. Томск, 1907, стр. 72).

19. Немецкая слобода, по показаниям Буссова в одном месте записок, находилась “на расстоянии немецкой полумили от Кремля”, в другом — “в четверти мили от Москвы”. В. Снегирев указывает, что местонахождение Немецкой слободы — на правом берегу р. Яузы, близ ее устья (“между Яузой и ручьем Кокуем, притоком реки Чечоры”). Слобода в русских источниках называлась Кокуем. Время Бориса было временем благосостояния слободы (В. Снегирев. Московские слободы. М 1956 стр. 209).

20. По Буссову, церковь в Немецкой слободе была построена по инициативе царских докторов. И. Масса указывает, однако, на других лиц, именно — на ливонских купцов, плененных при Грозном (И. Масса, стр. 52). Д. Цветаев считает сообщение Буссова более близким к истине, так как Буссов был тестем Бера — пастора этой церкви — и мог знать лучше обстоятельства ее построения (Д. Цветаев, стр. 49, примеч. 2).

21. Мартин Бер — немец, родился в г. Нейштадте на Орле в 1577 г. Был студентом в Лейпциге, в 1600 г. вместе с двумя другими студентами приглашен в Россию и прибыл в Москву в 1601 г. Три года Бер занимался обучением детей в немецкой школе, устроенной в Москве. В 1605 г. старший пастор Вальдемар Гульман поставил его в пасторы. Во времена Лжедимитрия I и Василия Шуйского Бер находился в Москве. При Лжедимитрии II был в Козельске и Калуге. В 1611 г. перебрался в Ригу, служил военным пастором в Дюнамунде. В Риге его тесть Буссов с помощью зятя составил свою Хронику, которая, как указано было выше, приписывалась ошибочно Беру: эту ошибку повторили в 1955 г. издатели Сказания Авраамия Палицына (А. Палицын, стр. 284). По данным А. Фехнера, в 1612 г. Бер переехал в Нарву, где стал пастором немецкой общины св. Иоганна. В этой должности он оставался по крайней мере до 1636 г., когда его встретил в Нарве Олеарий. Умер Бер в 1646 г. (Napiersky. Beitrage zur Geschichte der Kirchen und Prediger in Livland. 2. Heft. Mitau. 1850, стр. 12; A. W. Feсhner. Chronik der Ewangelischen Gemeinden in Moskau, Bd. II, M., 1876, стр. 444—447; Д. Цветаев, стр. 52—54). Историки протестантской церкви в России уделили много внимания М. Беру. Благодаря их усилиям в архивах было обнаружено несколько документов, характеризующих деятельность Бера в Нарве. Так, из одного судебного дела 1615 г. над ведьмой, опубликованного в дерптском журнале “Das Inland”, видно, что Бер принимал участие в этом процессе, закончившемся осуждением обвиняемой на сожжение (Das Inland, 1848, № 38). В другом номере этого же журнала (№ 36 за 1836 г.) напечатан отрывок из записки М. Бера 1627 г., обличающей “прегрешения” членов его общины. Этот отрывок показывает Бера как строгого ревнителя церковных установлений и предписаний. Поскольку этот отрывок, как отмечено было во введении, представляет интерес для изучения литературного стиля М. Бера и поскольку издание, где он опубликован, теперь почти недоступно, мы здесь приводим его целиком со всеми примечаниями издателя.

Wenn der Pastor in seines Amtes und Gewissens Betrachtung einreissende Suenden, wie ihm bei Verlust seiner Seligkeit auferlegt, taxiret (Тaxiren, ein in damaliger Zeit sehr ueblicher Ausdruck fur die offentliche Ruge der in der Gemeine bemerkten sittlichen Gebrechen.) und strafet, so gehts ihm wie Davidi, dass er klagen muss: ich halte Friede, aber wenn ich rede, so fangen sie Krieg an (Psalm 120, 7.). Da muss er eim unruhiger Kopf, ein gehaessiger Mensch sein, der nicht Frieden habe nund halten will und kann, und sie wollen ihn absetzen und einen andern annehmen, Gott gebe. Wie sie es auch machen moеgen, so wollen sie's nicht laеnger dulden, dase man so in den Predigten ritze und stachle, da er doch (Deus sit testis) in genere und mil grosser Bescheidenheit (!) strafet, und Niemand mil Namen ausnennet und in specie ruhret oder zu Schanden machet. 'Und wird Niemand sein, der ihm mit Wahrheit sollte unter Augen sagen koеnnen: den und den hast du ausgenennet; nein! das wird Niemand thun konnen. Dass er aber Ungerechtigkeit, Wucher-Einanz, Hochmunth, Stolz, Verachtung des Naеchsten, faеlschliches Angebe und Beluegen. H—ei, Unzucht, grosse Spendirung auf Gastereien, die da fuеrstlichmuеssen angesteller sein, gebuenrender Massen strafet, ist ihnen ein unleidlich Werk. Als exempli gratia: Wenn der Pastor nach Anleitung des Textes prediget: Senatores, Regenten und Ober-herren sollen mit der iustitia recht durchgehen, und das: dat veniam corvis, vexat censura columbas (Dem Sinne nach das bekannte Sprichwort: Die kleinen Diebe hangt man, die grossen gehen frei durch.) nicht practiciren, sondern das ausquumque rectumque (Was recht und billig ist.) oder wie der Heide Cicern gesagt: ein gleiches Wagerecht halten bei Arm und Reich und ohne Ansehen der Personen, bei einem wie bei dem andern;

Item: Christlichen Kaufleuten, Kramern, gebiihret aufrichtig zu handeln und nicht uf'n Iuden-Sriesse zu reiten, und dreidoppelten Gewinnst zu suchen, und wenn von Waaren ihnen etwa einen Thaler zu stenen kommt, sie wieder 2 oder 3 davor nehmen, 1 Pfund Z.ucker, das zu Hamburg 6 oder 7 Schilling verkauft, und ihenen nit alien Unkosen ueber 9 oder 10 Rundstuecke nicht zu stehen kommt, wieder vor 3 Mark, ja wohl vor 26 Rundstiicke ausbringen, und sofort mit allerlei Gewiirze gleiche Schinderei treiben;

Item: Wenn er vermahnet, man soil den Epha (Wass trockner Waaren bei den Israeliten.) nicht schmaelern, nicht falsche Mass, Ellen und Gewichte halten, und damit den arraen Leuten ihren sauren Blut und Schweise aussaugen und an Bettelstab bringen helfen;

Item: Hausvaetern und Hausmuеttern gebuеhret gute Aufsicht zu haben auf Kinder und Gesimde, damit sie in Zucht und Ehrbarkeit mogen regieret werden, und man soil nicht gestatten, dass Toechter und Maegde mit jungen Gesellen im Vorhause die halbe oder ganze Nacht durchsitzen und sich den Kohl. den sie vor 8 Tagen gegesen aus den Zaehnen lecken lassen; oder es wird Schande und Unehre daraus erfolgen, und dass der eine wird seine H—n Magd nach Reval, der andere nach Luebeck, der dritte nach Finnland schicken, wie, leider Gottes, geschehen ist und noch wohl geschiehet, und das mil bosem Gewissen, denn isolche Hauswirthe erne Ursache geben zu mehrer H—rei und Unzucht. Denn da denken die Schandbestien: Bist du emmal so draus geholfen, wage es wieder, du kannst dich an einen andern Ort begeben und abermals so daraus helfen lassen. O, dafuer werden solchen gottlose Hauswirthe am juengsten Tage schwere Rechenschaft geben muessen! Waere besser, dass sie solche Saecke liessen an dem Kaak streichen, ale dass sie sie wegschaffen, so wiirde der H—rei gesteuert, Cottes Zorn gewehret werden: Wenn man auf deise Weise die Sermones zu Narva practiciret, so heissz's: der Pastor ist zaenkisch, gehaessig, feindselig, unfreundlich; wir koennen ihn nicht laenger dulden, wollen ihn auch nicht laenger haben, es gehe uns darueber wohl oder uebel...

22. Буссов ошибается, когда говорит, что Борис заключил в начале царствования договор с императором Рудольфом II. На самом деле никакого договора заключено не было, хотя Рудольф II и стремился сохранить дружественные отношения с Россией, надеясь на ее помощь в войне с Турцией. В 1598 г. от императора Рудольфа II был направлен гонец Михаил Шиле с поздравлениями к Борису и принят последним, как посол. В июле 1599 г. Борис отправил к императору Рудольфу посланника — думного дьяка Афанасия Власьева. В переговорах с Рудольфом А. Власьев в общей форме обещал содействие императору в борьбе с мусульманами и даже заверял в готовности Бориса выступить против Крымского хана, однако главной заботой его было добиться помощи от Рудольфа в борьбе России с Польшей. Перечислив “досады и грубости” от поляков как русским, так и немцам, А. Власьев просил известить, “как цесарскому величеству вперед над Польшею промышляти и такие досады и грубости отомстити” (Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 698). Однако разрыв с Польшей для Рудольфа был неприемлем, что и было внушено послу. Следовательно, никакого договора не было заключено. “Борис не мог, в угоду императору, начать войну с турками, а император, в угоду Борису, не мог воевать Польшу”, — пишет Соловьев (т. VIII, стр. 35) Н. А. Смирнов считает выступления Бориса Годунова с планом создания антитурецкой коалиции “эфемерными и беспочвенными” (Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI—XVII вв., т. II. М., 1946, стр. 3).

23. Сообщение Буссова о присылке турецким султаном посольства не соответствует действительности, так как последним послом султана, побывавшим в Москве в конце XVI в., был Резванчеуш (1593—1594 гг.). Соловьев указывает, что “мирных сношений с Турцией не было при Борисе”. Борис, как и Федор, помогал деньгами Австрии в борьбе против турок. Он давал также деньги Михаилу, воеводе молдавскому, боровшемуся с турецким и литовским “голдовником” (т. е. ставленником), Андреем Абатуром, захватившим власть в Молдавии (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 40; Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 720—721). Посылка Борисом свиной кожи и т. д. турецкому султану не подтверждается никакими другими источниками. “Умный Борис, — говорит Карамзин, — не мог позволить себе такого дела” (Н. М. Карамзин, т. XI, стлб. 120). Дело, конечно, не только в уме Бориса Годунова. Вся история русско-турецких отношений в XVI в. показывает, что Русское государство, будучи постоянно настороже против возможной турецкой агрессии, стремилось, однако самым искренним образом поддерживать дружеские отношения с Турцией (Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI—XVII вв., т. I, M., 1946, стр. 159).

24. Договора с шведским королем, о котором пишет Буссов, заключено также не было. Когда шведские послы Гендрихсон и Клаусен прибыли в Москву в 1601 г., то им предложено было уступить в пользу России эстонские земли с Нарвой. Шведские послы не согласились на это, и был сохранен прежний договор, заключенный в 1595 г. в деревушке Тявзине близ Ивангорода.

Соглашение с Польшей о продлении перемирия на 20 лет было заключено в 1601 г. в результате переговоров с посольством Льва Сапеги (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 23—30; История Польши, т. I, M., 1954, стр. 224).

25. Принц Иоганн, брат короля Христиана Датского, был вторым женихом дочери царя Бориса, Ксении. Этот брак должен был укрепить международное положение Русского государства. Борис сделал все, чтобы устроить этот брак. Принцу было обещано Тверское княжество, предоставлялась свобода веры (по аугсбурскому вероисповеданию), право строить церкви в Москве и в своем княжестве — в Твери. Свобода вероисповедания гарантировалась также всем тем, кто прибудет с ним в Россию из Дании (A. W. Fесhnеr. Chronik Evangelischen Gemeinden in Moskau, Bd. I, стр. 136—137). В августе 1602 г. Иоганн прибыл в Россию и был торжественно встречен в Москве. Однако и этот брак не состоялся: принц Иоганн заболел горячкой и 28 октября умер. Похоронен он был в кирке Немецкой слободы, (Magazin fur die neue Historic und Geographie angelegt von D. Anton Friedrich Biisching, siebender Theil, Halle, стр. 275—277). В 1637 г. датский король Христиан IV пожелал перевезти останки принца Иоганна на родину. Посольский приказ отвечал, что могила его разграблена поляками (Д. Цветаев, стр. 52). Останки принца Иоганна в том же 1637 г. были перевезены в Данию и положены в склепе датской королевской семьи (Ф. Аделунг. Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 г., ч. II, М., 1864, стр. 73).

26. Почетный прием и большие льготы, предоставленные 35 ливонским немцам, бежавшим из Ливонии в Россию в 1601 г., Соловьев объясняет стремлением Годунова завоевать популярность в Ливонии, с тем чтобы осуществить свой тайный план овладения этой страной. Военные действия, развернувшись в Ливонии в самом конце XVI—начале XVII вв. в ходе ожесточенной династической борьбы Сигизмунда III (сына шведского короля Иоанна III, избранного в 1587 г. королем польским) и Карла IX (отнявшего у своего племянника Сигизмунда в 1599 г. шведский престол и объявившего себя королем Швеции), разорили окончательно страну. Терроризованное воюющими сторонами население, как показывает пример, описанный Буссовым, искало защиты в Русском государстве, где было охотно принято. Хотя далеко идущие планы в отношении Ливонии с помощью лишь ловкой дипломатии (“грозить, — по словам Соловьева, — Швеции союзом с Польшей, а Польше — союзом со Швецией”) Борису осуществить не удалось, однако широко известная благосклонность его правительства к ливонцам привлекала последних на русскую службу (С. М. Соловьев, т. VIII, .стр. 31, 48—49). Город Нейгаузен (по русским источникам Новгородок), упомянутый Буссовым, представлял собою крепость, расположенную на границе Ливонии и Псковской области. С 1558 по 1582 г. Нейгаузен был во владении русских, потом перешел к полякам, а затем к шведам. Война Швеции с Польшей тянулась с 1599 по 1629 г. В начале войны Карл имел успех — под его власть перешла вся Эстония и большая часть Ливонии. Но с весны 1601 г. шведы терпят поражение от поляков. Последние захватывают лифляндские города, в том числе взят был и Нейгаузен. Часть населения Лифляндии, присягнувшая ранее Карлу IX, видимо, спасалась бегством в Россию. Печерский монастырь, в котором лифляндцы нашли убежище, находившийся в 53 километрах западнее Пскова, в XVI в. представлял собою крепость, которая выдержала в 1581 г. осаду войск Батория. Все связанные с этим событием фактические данные Буссов мог узнать от самих немцев. Это предположение вполне вероятно, так как сам Буссов, прибывший в Москву немногим ранее ливонцев, возможно, проходил тот же путь определения на русскую службу, что и они. Кроме того, Буссов еще в Ливонии мог быть знаком с этими немцами, так как они пришли в Россию именно из-под Нейгаузена, комендантом которого был он (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 48—49; Д. Цветаев, стр. 245—246).

27. Сведения о величине окладов и поместий, определенных для немцев в Разряде (Разряд — центральное управление, ведавшее служилыми людьми, их набором, определением жалованья и поместий, назначением на службу и контролем за ее исполнением), в других источниках не встречаются. Согласно Буссову, в Разряде для немцев величину поместья определяли числом крестьянских дворов. Однако это не соответствовало законодательной и делопроизводственной практике XVI—XVII вв., когда величина поместья, как правило, определялась количеством земли в четвертях (четверть равнялась 1/2 десятины). Эта неточность в изложении имеется лишь в некоторых списках Хроники Буссова. Например, в той рукописи Хроники, которую перевел и напечатал Устрялов, размер поместий для ливонцев определен в четвертях (Н. Устрялов, ч. I, стр. 27). Из документов известны поместные оклады иностранцам в четвертях. Так, французу Маржерету по приезде его в Россию был назначен поместный оклад в 700 четвертей и денежный оклад в 80 рублей (Г. Жордания. Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI и первой половины XVII в., ч. I. Тбилиси, 1959, стр. 249).

28. Представление царю посольства любекского бургомистра Гермерса и др., прибывшего в Москву 25 марта 1603 г., состоялось 3 апреля (Н. М. Карамзин, т. XI, стлб. 47). 10 апреля 1603 г. послам был дан ответ царя на их челобитие (Дополнения к актам историческим, относящимся к России, собраны в иностранных архивах и библиотеках. СПб., 1848, стр. 258—264). Буссов сообщает, что попытка посольства Гермерса хлопотать о торговых привилегиях для всех ганзейских городов была отвергнута Борисом Годуновым, который ограничил круг переговоров лишь торговыми делами с Любеком. Однако Карамзин, излагая ход переговоров по архивным источникам, приводит жалованную грамоту ганзейским (59) городам от 5 июня, в которой ганзейские купцы обязываются платить таможенную пошлину наравне с другими иноземными купцами. Размер пошлины с любекских купцов уменьшался наполовину; кроме того, они освобождались от таможенного досмотра. Ганзе дозволялось торговать в Архангельске и завести гостиные дворы в Новгороде, Пскове и Москве, имущество умерших в России купцов передавалось их наследникам, ганзейские купцы могли держать в домах. русское вино, а продавать лишь оптом и только иноземные вина (Н. М. Карамзин, т. XI, стлб. 47—48). Соловьев излагает историю отношений Руси с Ганзой при Борисе в соответствии с Карамзиным: “Борис исполнил просьбу 59 городов и дал им жалованную грамоту для торговли, при этом любчанам сбавлена была пошлина до половины” (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 37). Н. Устрялов занимает другую позицию. Он считает соответствующим действительности сообщение Буссова о том, что Борис не хотел иметь дело с Ганзою и послам было заявлено, что “государь Ганзы вовсе не знает”. Точка зрения Н. Устрялова находит подтверждение в специальной работе о ганзейском посольстве в Москву В. Бремера (W. Вramer. Die hansische Gesandtschaft nach Moskau im Jahre 1603. Hansische Geschichtsblatter, Jahregang 1889, Leipzig, 1891, стр. 27—51). Описывая ход переговоров в Москве, Бремер указывает, что предложения послов (выраженные в документе из 15 пунктов, переданном на аудиенции царю, — стр. 39—40) были частично приняты русским правительством. Вскоре после аудиенции от имени царя послам было заявлено, что ганзейским купцам дается право свободно торговать по всей России, пользоваться беломорским путем, строить торговые дворы в городах, печатать из своего серебра монету, передавать имущество умерших в России купцов законным наследникам и т. д. Вместе с тем русское правительство отклонило просьбы об освобождении ганзейских купцов от таможенных сборов и таможенных досмотров, отказалось разрешить ганзейцам строить свои церкви при торговых дворах и т. д. (стр. 42). В ходе дальнейших переговоров (26 мая) русские пошли на уступки и согласились уменьшить с любекских купцов таможенную плату наполовину. Попытки послов добиться распространения этой привилегии на все ганзейские города не имели успеха (стр. 44—45). О привилегиях только любекских купцов говорилось и в той грамоте за золотой печатью, которую вручил послам на прощальной аудиенции царь Борис. После перевода этой грамоты на немецкий язык (перевод приведен Бремером, стр. 47—48) послы увидели, что “многие пункты, утвержденные на царской аудиенции, были опущены, другие изложены темно и двусмысленно” (стр. 47). Так, не добившись привилегий для всех ганзейских городов, посольство 29 августа 1604 г. вернулось в Любек (стр. 46). Изложенное выше показывает, что сообщение Буссова о ганзейском посольстве 1603 г. заслуживает полного доверия. (Отчет о поездке ганзейского посольства из Любека в Москву и Новгород в русском переводе см. в книге: Сборник материалов по русской истории начала XVII в. Перевод, введение и примечания И. М. Болдакова, СПб., 1896, стр. 2—45. Документы посольства изданы: О. Блюмке: Bericht und Akten der hansischen Gesandtschaft nach Moskau im Jahre 1603 von Otto Bluemcke. Halle, 1894; это составляет VII том серии “Hansische Geschichtsquellen”).

29. Говоря о Москве, Буссов имеет в виду Белый город, построенный Борисом Годуновым еще в царствование Федора, в 1585—1591 гг. Строителем его был выдающийся русский мастер каменных дел Федор Конь. Белый город представлял собой третью линию укреплений Москвы и полукругом охватывал Кремль и Китай-город. Стены Белого города были воздвигнуты из камня и “бело на бело выщекатурены” (Описание путешествия в Москву посла римского императора Николая Варкоча, с 22 июля 1593 г. ЧОИДР, 1874, кн. 4, стр. 35). К Земляному городу (четвертой линии укреплений), построенному в 1591—1592 гг., описание Буссова не подходит. Указание Буссова, что Борис возводил и другие постройки, соответствует действительности. Кроме “белокаменных стен” “Царева города”, Борис строит в Москве много зданий и церквей. По словам Иова, Борис “самый царствующий богоспасаемый град Москву, яко какую невесту, преизрядною лепотою украсил”. При Борисе строятся: колокольня Ивана Великого, обширное здание приказов у Архангельского собора, большие каменные палаты “на взрубе”, новые каменные ряды в Китай-городе, мост через р. Неглинную, построены многие каменные церкви и т. д. (С. Ф. Платонов. Борис Годунов, стр. 88). Смоленский кремль был построен в 1596—1602 гг. Строителем его был Федор Конь. Крепостные стены Смоленска общей протяженностью в 6,5 километров имели в среднем высоту около 10 метров при толщине до 5 метров. В стену входило 38 трехъярусных башен, достигавших 22-метровой высоты. Крепость имела 9 ворот. (Н. Никитин. История города Смоленска. М., 1848, стр. 125—127).

30. Борисграда и Царьграда, построенных якобы Борисом “на татарском рубеже”, русские источники не знают. Буссов, вероятно, неправильно понял двойное название города Царева-Борисова, действительно построенного Борисом в 1600 г. Из двойного названия этого города он ошибочно образовал названия двух якобы городов. Политика укрепления южных границ, отмеченная Буссовым, была характерна для правительства Бориса Годунова. В 80—90-х годах (т. е. во время правления Бориса) были построены Курск (восстановлен в 1597 г.) и Кромы (1595 г.), на линии р. Быстрой Сосны поставлены Ливны (1586 г.), Елец (1592 г.) и Чернавский городок (1592 г.), по течению р. Оскола — города Оскол (1598 г.) и Валуйки (1599 г.), на Дону — город Воронеж (1586 г.), на Донце — г. Белгород (1598 г.), а южнее его город Царев-Борисов (1600 г.). Эти города, размещенные по татарским дорогам, закрывали пути к Москве (А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М., 1948, стр. 44).

31. Расправа Бориса Годунова с Богданом Бельским, о которой пишет Буссов, произошла в конце 1600 г. По мнению С. СР. Платонова, дело о ссылке Бельского и Романовых — это одно дело, чему, кстати, не противоречит и изложение событий Буссовым (С. Ф. Платонов. Очерки смуты. Л., 1937, стр. 183). Расправляясь с Бельским и Романовыми, — о последних Буссов говорит ниже, — Борис Годунов “разделывался с виднейшими представителями оппозиции, работавшей против него и до и после его избрания” (там же). Б. Я. Бельский, боярин, был одним из ближайших советников Ивана IV и пользовался полным доверием царя в последние 13 лет его Царствования. В частности, он вел переговоры по тайному делу о сватовстве Ивана Грозного к племяннице Елизаветы английской Марии Гастингс. По преданию, Иван IV умер, играя с Б. Бельским в шахматы. После смерти Грозного Б. Бельский находился в составе ближайшего ко двору царя Федора кружка бояр — своеобразного регентского совета. Он был назначен также опекуном царевича Димитрия. Приверженец опричнины Ивана Грозного, Б. Бельский вскоре возглавил заговор, целью которого было “побить бояр” и восстановить опричные порядки. В случае успеха Бельский намеревался посадить на престол Димитрия. Но заговор был раскрыт, против Бельского выступили низы городского населения. В апреле 1584 г. Б. Бельский выехал в почетную ссылку — в Нижний Новгород, а 24 мая в Углич был отправлен Димитрий с матерью и родней. Бельский пробыл на воеводстве недолго, в 1591 г. он участвует вместе с Борисом Годуновым в походе против крымского хана, а в 1592 г. в войне против шведов. Борис Годунов не мог не рассматривать Бельского как своего соперника и врага. Он искал повода, чтобы с ним расправиться. Скоро повод нашелся. Отправленный на “Поле” в 1600 г. для строительства города Царева-Борисова на Донце, Бельский, как сообщает Буссов, вел себя крайне неосторожно, стремился завоевать популярность в войсках, величал себя царем в Борисове и т. д. По доносу Бельский был вызван в Москву, допрошен под пыткой, лишен имущества и чинов, подвергнут телесному наказанию и сослан в понизовые города на Волгу в тюрьму. Вернулся в Москву лишь при Лжедимитрии I. В другом месте Хроники Буссов говорит об обещании Бориса в течение 5 лет никого не казнить (стр. 83), здесь этот срок—15 лет.

32. Дело Романовых началось в 1601 г. с доноса Второго Бартеньева — казначея Александра Никитича Романова — о том, что в казне его господина хранятся коренья (коренья были подложены самим Бартеньевым по совету С. Н. Годунова, ведавшего тогда политическим сыском). Начался сыск, Романовых обвинили в желании отравить царя и сурово наказали. Старший брат, Федор Никитич, был пострижен в монахи и сослан в Антониево-Сийский монастырь; его жена, тоже постриженная, — в один из заонежских погостов; Александр Никитич — в Лузу к Белому морю; Михаил Никитич — в Пермь; Василий Никитич — в Яранск; Иван Никитич — в Пелым. Все братья, кроме Федора и Ивана, умерли в ссылке. Удар пал и на родственные Романовым семьи — Черкасских, Сицких, Репниных, Шестунова, Шереметевых, Карповых (дело о семье Романовых см.: АИ, т. II. № 38).

33. Буссов считает Григория Отрепьева и Лжедимитрия I разными лицами. Монах Григорий Отрепьев, по Буссову, лишь подготовил в Польше “юношу”, который принял на себя имя Димитрия. Позднее Отрепьев выступал на Руси в качестве агента ложного Димитрия, вербуя для него воинские силы среди казаков Дикого поля. Это положение Буссова, казалось бы, находит подтверждение в сообщениях полковых священников при польском войске Лжедимитрия I, иезуитов Чижевского и Лавицкого. Они говорят, что в начале марта 1605 г. в лагерь самозванца был приведен Гришка Отрепьев, для того чтобы всем стало очевидно, “что Гришка Отрепьев одно лицо, а Димитрий Иванович другое” Но Пирлинг справедливо отметил, что Гришка Отрепьев, появившийся в лагере Лжедимитрия I, мог быть подставным лицом, впоследствии устраненным со сцены (В “Повести 1606 года” сообщается, что таким подставным лицом в Путивле являлся старец Леонид: РИБ, т. XIII, стлб. 48). Самозванец имел основание опасаться отождествления своей личности с личностью беглого монаха. Однако подавляющее большинство русских источников как официальных, так и литературно-публицистических отождествляют Лжедимитрия I с Григорием Отрепьевым, см.: Временник Ивана Тимофеева, стр. 83; ПСРЛ, т. XIV, стр. 59, РИБ, т. XIII, стлб. 18—25, 490—493; С. Белокуров. Разрядные записи за смутное время (7113—7121). М., 1907, стр. 2 и др. (в дальнейшем: С. Белокуров). Этого же мнения придерживаются крупнейшие русские историки: Соловьев, Костомаров, Ключевский, Пирлинг, Платонов. В “Очерках истории СССР”, вышедших в 1955 г., указывается: “Нет никаких сомнений относительно того, что появившийся в Речи Посполитой “царевич” был на самом деле расстригой Гришкой Отрепьевым из детей боярских” (Очерки истории СССР. Конец XV в. — начало XVII в., стр. 493).

Таким образом, показание Буссова о нетождественности Григория Отрепьева и Лжедимитрия I не принимается большинством ученых. Однако изображение Буссовым деятельности Григория Отрепьева как агента боярской партии, по наущению которой он отправился в Польшу “подыскивать” кандидата в самозванцы, имеет большую историческую ценность. С. Ф. Платонов на основании изучения русских источников пришел к выводу о связи “деятельности Гришки Отрепьева с опалами на Бельского и Романовых, Черкасских и Щелкалова”. При этом Платонов обратил внимание на то, что первые слухи о появлении самозванца зародились в Москве как раз в пору розыска о Романовых, а немногим позже и сам самозванец явился за литовским рубежом, где его “знают уже в 1601 году” (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 186).

34. Михаил Корибут Вишневецкий, сын Иеремии Вишневецкого, был королем Польши с 1669 по 1673 г. Он не был прямым внуком Адама Вишневецкого (История Польши, т. I, стр. 277).

35. О сношениях Лжедимитрия I с казаками Дикого поля (по Буссову якобы через Григория Отрепьева) прямо свидетельствует “Новый летописец”. В нем сообщается о посылке с Дона послов во главе с атаманом Корелой в Польшу к самозванцу с признанием его истинным царем, с уверением в верности и приглашением, чтобы он “шел в Московское государство” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 61).

36. Буссов изображает исторически достоверно деятельное участие магнатов Речи Посполитой в подготовке выступления Лжедимитрия I: “объявление” в Брагине (местечко на Днепре) у Адама Александровича Вишневецкого, переход в Вишневец (замок на р. Горыни на Волыни) к Константину Константиновичу Вишневецкому и переезд его в Самбор к воеводе Сандомирскому Юрию Мнишку. Обстоятельства, при которых самозванец объявил о своем царском происхождении А. А. Вишневецкому, Буссовым изображаются отлично от русских источников. По русским сказаниям, самозванец притворился умирающим и тогда открыл тайну своего рождения духовнику, а последний рассказал об этом князю (ПСРЛ, т. XIV, стр. 60). О письме Бориса Годунова и гонцах от него к Вишневецкому по поводу появившегося самозванца в других источниках сведений нет.

37. Известия о появлении в Польше самозванца дошли до царя, конечно, раньше, чем к Борису попало письмо некоего И. Тирфельда и вернулся в Москву разбитый донскими казаками троюродный брат Бориса, окольничий С. С. Годунов. О самозванце Борис мог слышать уже с 1601 г. Тщательное расследование дела об убийстве царевича в Угличе, о котором говорит Буссов, вероятно, состояло в том, что по приказанию Бориса инокиня Марфа (мать царевича Димитрия — Мария Нагая, постриженная в монахини после событий 1591 г.) была привезена из Белоозера в Москву и допрошена царем. Бывшая царица сначала заявила, что не знает, жив ли ее сын или нет, а под конец сказала, что ей говорили о спасении ребенка и об отвозе его за границу (СГГД, ч II, № 81, стр. 178; С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 86). Заявление Бориса, сообщаемое дважды Буссовым (см. стр. 100), что выступление самозванца подготовлено князьями и боярами — врагами Бориса, многими исследователями признается справедливым. С. Ф. Платонов обращает внимание на те указания источников, которые свидетельствуют о связи Григория Отрепьева с Романовыми, Черкасскими и другими враждебными Борису боярскими родами (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр.186— 187; см. также выше примеч. 32, 33). И. А. Голубцов слова Бориса (в изложении Буссова) о причастности бояр к организации выступления самозванца считает “неправдоподобными”. Высказывая сомнение в том, что идея самозванства принадлежит боярам, И. А. Голубцов полагает, что эта идея пущена “польскими дипломатами” и охотно принята “слабо привязанными к Москве, недовольными тягостями своего положения массами окраинного мелко-служилого люда и посадского люда и казачества” (И. А. Голубцов. “Измена” смольнян при Б. Годунове и “Извет” Варлаама. Уч. зап. инст. истории РАНИОН, т. V, 1929, стр. 231, 232, 251).

38. Сведения о голоде, содержащиеся в записках Буссова, подтверждают описания бедствий 1601—1603 гг., имеющиеся как в русских, так и в других иностранных источниках. Неурожай в эти годы был вызван ранними заморозками. Однако сообщение Буссова о больших запасах старого хлеба, находившегося в руках феодалов (немолоченные скирды 50 летней давности), и о спекулятивных махинациях богатых землевладельцев с хлебом указывает и на социальные причины голода. Голод был в значительной мере результатом эгоистической политики господствующих классов России, в целях наживы придерживавших хлеб в своих руках. И. Масса, наблюдавший голод, писал: “... у знатных господ, а также во всех монастырях и у многих богатых людей амбары были полны хлеба, часть его уже погнила от долголетнего лежания, и они не хотели продавать его” (И. Масса, стр. 61). Масса сообщает о патриархе, который, “имея большой запас хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за которое должны будут дать еще больше денег” (И. Масса, стр. 60). О наличии больших запасов хлеба у феодалов (одонья и зароды более чем десятилетней давности) говорит в своем Сказании А. Палицын (А. Палицын, стр. 106). Социальные причины голода 1601 — 1603 гг. — сосредоточение хлебных запасов в руках феодалов и других “прожиточных” людей, спекуляцию этим хлебом в обстановке неурожая — вскрывает грамота Бориса Годунова от 3 ноября 1601 г. в Соль-Вычегодскую (Арх. ЛОИИ, коллекции Семевского, № 2). О дороговизне на хлеб в голодные годы имеются данные в русских источниках. Хронограф 3-й редакции сообщает, что в голод четверть ржи стоила “по три рубля и выше” (А. Попов. Изборник словянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869, стр. 219; в дальнейшем: А. Попов. Изборник). В кади (цену которой указывает Буссов) было 4 четверти. Следовательно, на русское денежное исчисление бочка ржи стоила в голод 12 рублей, в то время как до голода она стоила 3—5 алтын (А. Попов. Изборник, стр. 219). Примерно такая же степень вздорожания отмечена и Буссовым. Цифра погибших от голода (500 000 человек), вероятно, преувеличена Буссовым. А. Палицын дает более приемлемую цифру. По его сведениям, за 2 года и 4 месяца по трем кладбищам (“скудельницам”) Москвы было погребено 127 тысяч умерших (“счистляюще по повелению цареву”). При этом Палицын добавляет, что цифра далеко не исчерпывает действительного числа умерших от голода в Москве. Количество же погибших во всех городах и селах не поддается исчислению (А. Палицын, стр. 106). Маржерет указывает цифру погибших от голода в Москве—120 тысяч (Н. Устрялов, ч. I, стр. 291). Подтверждаются другими источниками и сообщения Буссова о мероприятиях Бориса Годунова по борьбе с голодом: организация оплачиваемых работ по строительству стен в Москве, выдача хлебной и денежной милостыни и т. д.

Любопытно сообщение Буссова о попытке вмешательства иностранных держав с предложением “помощи” голодающим в России. Бесспорно, за этим скрывалось намерение иностранных государств использовать тяжелое внутреннее положение страны, в своих интересах, чем, очевидно, и следует объяснить отказ правительства Бориса Годунова закупить импортный хлеб. Интересная запись современника о голоде, подтверждающая сообщения Буссова, сохранилась в одном из сборников начала XVII в, хранящемся в БАН. Она гласит: “В лето 7109-го в царство Бориса Годунова, в четвертое лето царства его, к осени начал быти хлеб дорожати в Русской земли на Москве, и в Новгороде, и в Ростове, и в Ярославле, и в Казани, и во всем государстве Русския земля. И бысть глад силен вельми, яко и мертвым людей в градах и на путях валятися без призору. А в Ярославле и в приделях его люди людей ядяху и живых заманивали к себе и убиваше ядяху. Но и мертвых людей из могил нощью выкопывали и тако ядяху людей. А на Москве и в приделях ея ели конину, и псы, и кошки, и людей ели, но царскою милостынею еще держахуся убогий разве богатых. А в Казани и в пределях ея ино по господню слову реченное пророком Исаием исполнися на нас: “гда не сотворите повеляний моих и не послушаете мене оружие мое вас пояст и чужии ваши хлеб вашь поядят, тако бо и бысть грех ради наших. Бе бо около Казани и приделях ея много множество иноверных татар и прочих богомерзских еретиков, те бо суть вельми много обогатели и хлебом и людми много же и от православных християн великия ради нужа гладныя з женами и детьми в работу им врагом нашим татаром давалися. Многа ж и поругания и подсмехания от них еретик примали християне за своим согрешением к богу. А хлеб был на Москве четверть ржи четыре рубли. И с тех мест на Москве меры прибавили верхом. А в Казани было 2 рубля и по полутора. Се же бысть полчетверта года” (БАН, Рукописный отдел, Собр. Срезневского, № 119, лл. 21, 21 об.).

39. Посол Рудольфа II Андрей Логау прибыл в Москву в июле 1904 г. Сообщение Буссова о том, что при встрече посла Логау были приняты меры к тому, чтобы скрыть тяжелое внутреннее положение страны, соответствует действительности. Так, в наказе новгородскому воеводе В. И. Буйносову предписывалось: “А покаместа посол в Великом Новгороде побудет, и у вас бы в тех улицах, где посол станет, было людно и урядно” (Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 865). О выполнении этого предписания воевода доносил следующее: “И которым, государь, местом цесарев посол в Новгород шел, и за городом, государь, было людно и устройно по прежней твоей государеве грамоте. Дворяне, и дети боярские, и приказные люди теми местами ездили на конех в чистом платье; а иные дети боярские и новгородцкие гости и посадцкие люди теми же улицами и в рядех и до дворов ходили пеши в чистом же платье” (Памятники дипломатических сношений, т. II, стр. 881—882). Очевидно, как свидетельствуют записки Буссова, о благопристойном виде столицы к моменту въезда посла Логау было проявлено еще больше заботы.

40. Некоторые явления природы, описанные Буссовым (бури, небесные явления и другие происшествия), не являются, конечно, сами по себе чем-то необычайным Интересно толкование этих явлений в ту пору в Москве как предзнаменований грядущих бедствий для страны и для правящего царя. Слухи и толки подобного рода волновали жителей столицы, и без того уже возбужденных известиями о появлении в Польше самозванца и о первых его успехах там. Распространению всевозможных панических слухов содействовали, конечно, те боярские круги, которые были враждебны правлению Бориса Годунова. Общественное возбуждение охватило все слои населения. От Буссова не ускользнуло это обстоятельство. Рисуя картину всеобщего падения нравов, Буссов указывает, что “во всех сословиях царили всякие раздоры и несогласия”. Эти “раздоры и несогласия” свидетельствовали об обострении глубоких классовых противоречий в стране. Доведенные в голодные годы до отчаяния народные массы выступают открыто против феодалов-крепостников и их царя. В 1603 г. под стенами Москвы развернулись жестокие бои с восставшими под руководством Хлопка холопами и крестьянами, против которых были двинуты регулярные войска. Увеличилось число побегов крепостных крестьян в южные степи — в казаки. Росло недовольство в городах. Угнетенные народные массы видели во вновь объявившемся претенденте на престол того “хорошего царя”, которого они противопоставляли царю крепостников — Борису. Этим в значительной мере объясняется успех Лжедимитрия I в России.

41. Ход борьбы правительства Бориса с Лжедимитрием I излагается Буссовым не точно. До сдачи Путивля Лжедимитрий I овладел Моравском на р. Десне, Черниговом и осадил Новгород-Северск. Но в Новгороде-Северском он не имел успеха. Гарнизон Новгород-Северска, усиленный отрядами московских стрельцов и казаков, под руководством энергичного воеводы П. Ф. Басманова отбил все атаки осаждающих. Наступление Лжедимитрия I на Брянск, Карачев, Кромы было сорвано. Однако если главные силы Лжедимитрия I заняты были осадой, то мелкие партии и разъезды из его стана двигались во все стороны, занимая города “на имя Димитрия”. Одному из таких отрядов был сдан воеводой Василием Рубцом Мосальским в октябре 1604 г. Путивль. За Путивлем сдались: Рыльск, Курск, Севск, Кромы и некоторые другие города. В этих условиях правительство Бориса Годунова собирало силы для борьбы с Лжедимитрием I. Буссов очень выразительно рисует методы, к которым прибегало правительство, чтобы понудить служилых людей к военному сбору. Еще в приговоре от 12 нюня 1604 г. о сборе патриарших, митрополичьих, архиепископских, епископских и монастырских слуг для борьбы против самозванца указывалось, что войска очень оскудели, многие прельщены самозванцем, многие, имея “поместья и отчины, службы не служат ни сами, ни дети их, ни холопы, живут в домах” (СГГД, т. II, № 78). К осени 1604 г. положение в армии стало еще более тяжелым, поэтому Борис Годунов мог принудить к борьбе служилых людей и народ лишь крайними мерами: угрозой конфискации поместий и другими карами. Цифра войска, собранного Борисом, — 200 тысяч — явно преувеличена. Армия Ф. И. Мстиславского (у Буссова ошибочно называемого Иваном), подошедшая к Новгород-Северску в декабре 1604 г., насчитывала от 40 до 50 тысяч (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 761). Сражение, в котором был ранен Ф. И. Мстиславский, произошло 21 декабря 1604 г. Буссов прав, что хотя Лжедимитрий I и нанес в этом сражении значительный урон царскому войску (4 тысячи убитых), однако не извлек из этого никакой выгоды. Он был вынужден снять осаду Новгород-Северска и отойти к Севску. Поэтому русское правительство могло рассматривать бои 21 декабря как победу. С поздравлениями к войску был послан царский чашник Н. Д. Вельяминов-Зернов (ААЭ, т. II, № 27; О богатых раздачах жалования войскам, “которые в Новегородке сидели в осаде”, см.: АМГ, т. I, № 42). Отозвание воеводы П. Ф. Басманова в Москву для чествования его за “крепкое стояние” в Новгород-Северском Д. Иловайский считает ошибкой Бориса Годунова, так как в ту “трудную пору” “на театре военных действий нужнее всего были люди энергичные и решительные” (Д. Иловайский. Смутное время Московского государства. М., 1894, стр. 31). И. Масса сообщает, что П. Ф. Басманов и князь Ю. Трубецкой прибыли в Москву 14 февраля 1605 г. (И. Масса, стр. 90).

42. Количество царских войск под Добрыничами (деревня на р. Севе, Севского уезда) Буссов явно преувеличивает: в действительности оно не превышало 40—50 тысяч. В изображении Буссова победа под Добрыничами над Лжедимитрием I была достигнута благодаря смелой контратаке отрядов иноземных наемников, которыми командовали В. фон Розен и Я. Маржерет. Однако в записках Маржерета говорится, что бой имел счастливый исход благодаря стойкости русской пехоты, отбившей атаки польской конницы (Н. Устрялов, ч. I, стр. 295). Вполне согласно с Маржеретом описывает Добрыническую битву и И. Масса (стр. 89). Вряд ли прав Буссов, обвиняя каких-то русских воевод, которые, изменив Борису, якобы помешали немцам преследовать Лжедимитрия. Победа была полная. По одним русским известиям, Лжедимитрий потерял 13 тысяч убитыми (А. Попов. Изборник, стр. 326), по другим —7000 (НСРЛ, т. XIV, стр. 62). В разрядных записях сообщается, что было погребено 11 500 убитых, “большинство” из которых было из войска Лжедимитрия (С. Белокуров, стр. 3). Маржерет сообщает, что самозванец потерял всю пехоту (5 или 6 тысяч убитыми, не считая пленных), 15 знамен и 13 орудий (Н. Устрялов, ч. 1, стр. 295). Столь страшный удар самозванцу, по словам С. Ф. Платонова, “не рискнули бы нанести тайные враги Бориса” (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 201).

43. Город Путивль представлял собой каменную крепость и являлся надежным убежищем для Лжедимитрия I и его польских приспешников. Царские воеводы после битвы при Добрыничах не пошли к Путивлю, чтобы перехватить самозванца, а ограничились короткой осадой Рыльска и разгромом Комарицкой волости. О жестоком разорении Комарицкой волости сообщает И. Масса (стр. 81—82), а также русские источники: “Повесть 1606 года” (РИБ, т. XII, стр. 34—35), Хронограф 3-й редакции (А. Попов. Изборник, стр. 226). Буссов склонен объяснять неактивность царских воевод в преследовании Лжедимитрия I их изменой царю Борису. Он сообщает даже о посольстве к Лжедимитрию I изменников, стремившихся побудить его к продолжению борьбы. Мнение Буссова основывалось, вероятно, на официальной оценке действий царских воевод. Как известно из “Нового летописца”, царь Борис, узнав об отходе царских воевод от Рыльска в Комарицкую волость, “раскручинился на боляр и на воевод, что не поимаше тово Гришки” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 62—63). С. Ф. Платонов считает, что войска Бориса после успешной битвы при Добрыничах не могли сосредоточиться на осаде Рыльска и Путивля, так как, во-первых, в тылах этого войска действовали разрозненные казацкие отряды, захватывавшие города на имя самозванца (Оскол, Валуйки, Воронеж, Царев-Борисов, Белгород, Елец и Ливны) и грозившие отрезать царских воевод от центра, и, во-вторых, армия Бориса была истощена боями и лишена продовольствия. Последнее обстоятельство, по мнению Буссова, и объясняет отчасти разгром Комарицкой волости. Ратные люди стремились достать провиант и фураж (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 201—202).

44. Крепость Кромы, построенная в 1595 г. на левом берегу одноименной реки, состояла из обычных двух частей: внешнего “города” и внутренней цитадели — “острога”. Тот и другой были окружены высокими валами, на которых стояли деревянные стены. Переход “полевых” городов на сторону самозванца сообщил Кромам огромное стратегическое значение. Царские воеводы не могли вести военные действия на р. Сейме против Лжедимитрия I, имея в тылу Кромы, через которые многими дорогами могли подойти казацкие войска с “Поля”. В свою очередь, самозванец стремился удержать Кромы за собой, чтобы под их защитой готовить армию в Путивле и, опираясь на них, развернуть наступление в центр по наиболее выгодному пути — на Калугу. Вот почему бои под Кромами приняли такой упорный характер и затянулись на всю весну 1605 г. Ход военных действий под Кромами Буссовым рисуется примерно так, как он изображен в “Повести 1606 г.” (РИБ, т. XIII, стр. 36). Еще подробнее осада Кром описана И. Массой (стр. 91—93). Проход в осажденный город вспомогательного отряда в 500 казаков со 100 санями Буссов считает следствием измены, гнездившейся в царском войске. Действия одного из царских воевод под Кромами, М. Салтыкова, называет изменническими и “Новый летописец” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 63). Об изменнических намерениях М. Салтыкова можно судить по его словам, сказанным им Петру Хрущеву в 1604 г.,— что воевать против Димитрия, “природного государя будет трудно” (СГГД, т. II, № 81, стр. 175). Буссов ошибается, когда сообщает о присылке Катырева к Мстиславскому. По разрядным записям, М. П. Катырев был послан в войско под Кромы вместе с П. Ф. Басмановым после смерти Бориса для приведения к присяге новому царю Федору Борисовичу. Катырев прибыл под Кромы 17 апреля 1605 г. (С. Белокуров, стр. 4). Герой обороны г. Кром атаман Корела, упоминаемый Буссовым, известен и русским источникам (см.: РИБ, т. XIII, стр. 36; ПСРЛ, т. XIV, стр. 63). И. Э. Клейненберг, ссылаясь на известие И. Массы (стр. 91), считает Корелу “прибалтом-автохтоном, уроженцем Курляндии”. Он был один из тех крепостных крестьян-латышей и летгальцев, которым удавалось бежать из польско-литовского государства в вольные степи по Днепру и Дону и здесь среди казачества обрести свободу (И. Э. Клейненберг. Известие у Исаака Массы о прибалтах-автохтонах среди служилых людей Русского централизованного государства начала XVII века. Изв. АН Эст. ССР, серия обществ, наук, в. I, 1956, стр. 80—81).

45. Борис умер 13 апреля 1605 г., 53 лет. Борис прихварывал с 1602 г., а в 1604 г. его постиг паралитический удар. П. Хрущев, взятый в плен казаками Лжедимитрия I, в ответ на вопрос о здоровье Бориса сказал 3 сентября 1604 г.: “Он (Борис) часто бывает болен и несколько недель как не выходит и ногу за собою волочит, параличом поражен пребывая” (СГГД, т. II, № 81, стр. 176). Тем не менее неожиданная смерть далеко не старого царя возбудила различные толки. Иностранцы, в том числе и Буссов, говорят о самоубийстве царя. То же свидетельство встречаем в “Повести 1606 года” (РИБ, т. XIII, стр. 39) и в Хронографе 3-й редакции (А. Попов. Изборник, стр. 228).