-

ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ

ДНЕВНИК

1721-1725

ДНЕВНИК КАММЕР-ЮНКЕРА БЕРХГОЛЬЦА. ¹

1721 год.

Сентябрь.

1-го в пять часов утра, я отправился ко Двору и собрал музыку, состоявшую из шести [132] волторнистов, которых привел к обер-егермейстеру с просьбою, чтоб он не выходил из дому до обеда. Около двенадцати часов, его [133] высочество ² с тремя тайными советниками, также Штенфлихт Ранцау и все мы, в зеленых платьях, верхами, ездили к обер-егермейстеру [134] для поздравления с нынешним днем, и тайный советник Бассевич говорил ему речь от имени его высочества ³. Мы поднесли ему также подарок, и за тем вся процессия отправилась к посланнику Штамкену, у которого обедали.

2-го, было рожденье того же посланника Штамкена, почему его высочество и мы все явились к нему опять в праздничных платьях. В тот же день приехал сюда из Голштинии обер-фёрстер (главный лесничий) Ипсен.

3-го, царь и царица возвратились из Петергофа в Петербург.

4-го, получено известие о заключенном со Швецией мире в Нейштадте (Ништадте), 30-го августа; но как в договоре не было упомянуто о нашем герцоге, хотя нас уверяли не один раз и даже в последнее время, что мир иначе не состоится, как с утверждением за нашим государем права наследования шведского престола, то этот день был для нас вовсе не радостен. Около десяти часов началась пушечная [135] пальба с крепости и адмиралтейства и продолжалась не менее часу, между тем как царь служил благодарственный молебен в Троицкой церкви. Отсюда он отправился прямо к князю-кесарю Ромодановскому и объявил ему о заключенном мире. Мы не знали однако обо всем этом ничего, равно как о причине стрельбы, до самого обеда его высочества, когда явился к нему каммергер Пушкин и от имени его величества поздравил с заключенным миром. Немного спустя взошел и вице-канцлер Шафиров, посланный царем к его королевскому высочеству вместе с тайным советником Бассевичем, который, вслед за известием, полученным от каммергера, по приказанию герцога, был у царя и вполне объяснил ему неудовольствия его высочества. Первый из них извинял заключенный мир, говоря, что в противном случае он бы вовсе не состоялся, потому что было решительно невозможно склонить Шведов в пользу герцога, и что кроме того царь, как человек смертный, не мог бы оправдаться перед своим потомством, еслиб отказался от мира, столь выгодного для России, или еслиб захотел сколько нибудь медлить. К этим извинениям он присоединил еще множество других, уверяя притом клятвенно, что царь, у которого теперь руки свободны, тем скорее исполнит данные им обещания касательно [136] наследственных владений его высочества и предполагаемого брака. В ответе своем на эту речь герцог между прочим изъявил сожаление, что в настоящее время не могут сделать для него более. Одним словом, все мы были очень неприятно удивлены этим неожиданным известием и миром, столь для нас невыгодным. Не смотря на то, наш государь был не только бодрее всех, но даже утешал нас, говоря, что вполне полагается на волю Божию и уверен, что Отец небесный его не оставит. Между тем, по всем улицам объявляли о заключенном мире, при звуке труб и литавр, и это продолжалось до самой глубокой ночи. Литавры были покрыты белой тафтой, а трубачи, равно как всадники, которые за ними ехали, украшены белыми шарфами, надетыми через плечо; их осеняло белое знамя, на котором изображена была двойная масличная ветвь зеленого цвета с лавровым над нею венком. Всадники были в железных шлемах, покрытых ржавчиной, а трубачи в старых коричневых кафтанах: костюм довольно-странный, но не слишком красивый. Наконец, их музыка в наших ушах отдавалась грустно и как-то неприятно.

5-го числа его высочество не присутствовал во время молитвы, и кроме тайных советников не приказал никому входить к себе в комнату. К новой и еще большей досаде, около [137] полудня явились к нам на двор все литаврщики, трубачи, гобоисты и барабанщики находящихся здесь полков и вовсе неожиданно приветствовали нас музыкой на заключение мира; впрочем это не доставило нам никакого удовольствия, а государю стояло только денег. Потом, по старому обычаю, они разделились на несколько групп, чтоб в одно время поздравить всех знатнейших сановников. Вслед за ними приехали к его высочеству два каммергера, Пушкин и Нарышкин, с приглашением от царя сегодня же принять участие в прогулке по Неве, потом в празднике, назначенном по случаю рождения принцессы Елисаветы, для чего и прибыл вскоре торншхоут (судно величиною с обыкновенный галиот и очень удобное для плавания), который остановился на канале, перед самым домом его высочества. Государь не мог отказаться от приглашения, и потому, откушав в своей комнате и дождавшись обыкновенного в этом случае сигнала, состоящего в одном пушечном выстреле с крепости, сел с нами в торншхоут и приказал переправиться на другой берег реки, к дому, известному под именем четырех-фрегатов, где во время подобных прогулок бывает обыкновенно сборное место. Как скоро мы прибыли сюда, герцог перешел на барку царицы, где находился и царь, который тотчас принялся обнимать его высочество и [138] долго шептал ему что-то на ухо. Немного спустя, его высочество возвратился в свой торншхоут, и тогда мы стали кататься вместе со множеством других буеров, торншхоутов и яхт, вверх и вниз по Неве, в след за адмиралом буеров, который должен быть всегда впереди всех и отличается большим флагом, привязанным к мачте. Во время подобных прогулок, также если катаются в барках и верейках, не только никому не позволено проезжать мимо адмирала, но как скоро он поворотится, все должны следовать его примеру и даже никто, под опасением штрафа, не смеет ехать домой до тех пор, пока он не подаст назначенного для того сигнала и не опустит своего флага. Если он своими маленькими пушками салютует крепость или адмиралтейство, то, по данному знаку, то же самое должны делать все прочие суда, на которых есть пушки, что было и сегодня ⁴. Во время катанья в разных местах раздавалась веселая музыка, потому что почти у каждого из вельмож было по нескольку волторнистов и других музыкантов, и это в самом деле доставило бы нам большое удовольствие, еслиб на сердце не было так грустно. Покатавшись несколько времени, мы остановились у [139] почтового дома, где их величества, равно как принцесы и его высочество с своею свитой расположились праздновать этот день, что бывает довольно часто в торжественных случаях. Царь, вместе с его королевским высочеством и знатнейшими особами, пошел прямо в большую залу, где и сел с ними за стол; но царица с дамами отправилась кушать в боковую комнату. Его высочество сидел по правую, а князь Меншиков по левую руку царя. Подле его высочества сидел прусский министр Мардефельд, за ним наши министры, а подле князя все русские сановники, как кому случилось. Во время обеда так называемый князь-папа ужасно шумел, потом встал с своего места, принес трубок и табаку и сел с ними за царский стол. Как в этой зале, так и в боковой комнате стояло еще несколько широких и узких столов, за которыми сидели придворные, статские и военные. В другой большой зале, как я уже сказал, кушала царица с принцесами, юным великим князем и его сестрою, вдовствующей царицей и некоторыми знатнейшими дамами. Длинный овальный стол, за которым они сидели, был превосходно убран, а дамы отличались самым пышным и щегольским нарядом После обеда, когда были вынесены все столы из дамской залы, сам царь провел его высочество к дамам, и начались танцы; но царь возвратился к [140] мужчинам, с которыми и пробыл почти все время. Танцы продолжались до 11 часов вечера, когда его высочество и их величества отправились домой.

6-го числа наш Двор был несколько веселее вчерашнего, после того, как царь уверил его королевское высочество, что ему было решительно невозможно заключить мир на иных условиях, но в то же время обнадежил клятвенно, что постарается вполне удовлетворить его высочество и без того от себя не отпустит. Между тем, нам дали знать стороной, что царь остался вчера не совсем доволен нашими печальными лицами, хотя по правде нам нечему было радоваться. Заговорили притом о браке его высочества с старшей принцесой, и это польстило нашему самолюбию. Наши тайные советники обедали сегодня у князя Меншикова. После обеда, некоторые из нас рассматривали огромный глобус, находившийся прежде в Шлезвиге, но восемь лет тому назад, с согласия епископа, как правителя государства, присланный в Петербург. Говорят, что он был четыре года в дороге и привезен в Ревель водою, а оттуда доставлен сюда сухим путем на устроенной для того особой машине, которую будто бы везли люди. Сверх того были принуждены не только просекать дороги и вырубать леса, потому что иначе глобус на машине не мог бы [141] свободно пройдти; но рассказывают, будто при этом даже погибло довольно народа. Глобус стоит на лугу против самого дома его королевского высочества в нарочно построенном для того дом; но как скоро будет окончено огромное здание на Васильевском, острову, назначенное для кунсткаморы и других редкостей, то в нем между прочим поместится и этот глобус. Теперь же надзор за ним поручен одному портному, родом Саксонцу, который жил долгое время в Шлезвиге и доставил его сюда. Так как глобус не останется в настоящем месте, то он и не поставлен как бы следовало, и даже галерея, окружавшая его в Шлезвиге и представлявшая горизонт, хранится там же, но особо. Наружная сторона глобуса представляет земной шар, весьма искусно нарисованный красками на бумаге, наклеенной на меди, и сохранившийся во всей целости; во внутренность его ведет дверь с изображением голштинского герба, а в самой середине глобуса стоит стол, окруженный скамьями, на которых нас всего поместилось десять человек. Под столом сделан какой то винт. Когда повернул его сидевший с нами портной, то как внутренний глобус, представляющий небесную сферу со всеми звездами различной величины из зеленой меди, так и внешний земной шар начали медленно вертеться около нас или лучше сказать около плотной и полированной оси, [142] сделанной также из меди и проходящей чрез самую средину шара и стола, за которым мы сидели. Вокруг той же оси, в средине стола, сделан еще небольшой шар с изображением земной поверхности, весьма искусно вырезанной на меди, а этот шар, который остается неподвижным, окружает уже внутренний большой шар небесный, между тем, как стол составляет его горизонт. В то же время, вместе со всей машиной, на столе вертится медный круг; но я не мог узнать для чего он сделан. Лавку около стола с ее спинкой образует медный круг, на котором представлен горизонт внутреннего большого шара. На внешней стороне глобуса находится латинская надпись, показывающая, что Illustrissimus ac Celsissimus Princeps ас Dominus Dux Holsatiae Fridericus, из любви к наукам математическим, приказал сделать этот шар, которому и положено начало в 1654 г.; что ipsius Successor gloriosissimae memoriae Christ. Albertus продолжал начатый труд и что наконец глобус окончен в 1661 г. sub directione Olearii, после чего названы fapricator и architeсtor всей машины, уроженцы города Литтиха, с двумя братьями из Гузума, которые начертили пером как наружный земной шар, так и внутренний небесный, описали его и раскрасили. Когда глобус будет переселен в новое здание, царь хочет привесть его в движение [143] посредством особой пружины, чтоб он вертелся сам собою, как это было прежде в саду готторпском, где он приводился в движение водой ⁵. После обеда, его королевское высочество ездил к князю Меншикову, где был также царь, и здесь они условились обо всем нужном для назначенного уже маскарада. [144]

7-го, не случилось ничего особенного. Мы приискивали себе маскарадные костюмы, и между прочим было положено, что его высочество с большою частию своей свиты будет представлять группу французских крестьян.

8-го числа, все маски или, лучше сказать, все особы, приглашенные на маскарад, должны были представляться князю Меншикову, чтоб знать место, которое каждый должен занимать в процессии.

9-го, тайные сотетники: Бассевич и Геспен, вместе с Ранцау, Зальдерном и Алсфельдом, а я с тайным советником Клауссенгеймом, Нарышкиным, Сурландом, Геклау и Шульцем, катались в маленьких лодках по каналам, чтоб приучиться грести, потому что мы вместе с другими хотели ехать водой за маскарадом, что однако не состоялось. [145]

10-го, начался большой маскарад, который будет продолжаться около восьми дней, и в тот же день праздновали сватьбу князя-папы с вдовою его предшественника, которая долго не решалась на такой брак, но наконец должна была повиноваться воле царя. Было приказано, чтоб сего дня же в след за пушечным выстрелом, все маски собрались за рекой на сенатской площади, которая была устлана досками, положенными на бревна, потому что это место очень топко и еще не вымощено. Самая площадь находится перед сенатом и Троицким собором и окружена с одной стороны зданиями художеств ⁶, с другой крепостью, с третьей коллегиями а с четвертой Невою. Средину ее занимает упомянутая церковь св. Троицы, а перед Сенатом стоит большая деревянная пирамида, воздвигнутая в память завоевания у Шведов в 1714 году четырех фрегатов, при чем царь лично присутствовал и князем кесарем произведен в вице адмиралы. Пирамида украшена различными девизами. Как скоро подан был сигнал, именно в восемь часов утра, его высочество сел в барку вместе с своей свитой, и мы отправились на сборное место, все одетые в плащи. Сегодня не только было поднято большое [146] праздничное знамя на крепости (состоящее из большого государственного флага желтого цвета с черным двуглавым и венчанным орлом), но после стреляли также из пушек с крепости и даже с галер, стоявших на реке. Между тем на определенном месте собирались все маски в плащах, и пока назначенные для того маршалы разделяли маски на группы и расставляли их в таком порядке, как они должны были друг за другом следовать, Их Величества, вместе с его королевским высочеством и знатнейшими сановниками, слушали обедню в церкви св. Троицы, где происходило также бракосочетание князя папы. По окончании церемонии, Их Величества со всеми присутствовавшими вышли из церкви и как скоро царь ударил в барабан (потому что он представлял корабельного барабанщика, и в самом деле мастер своего дела, начав с этой должности военную службу), все маски — как было наперед условлено — в одно время сбросили с себя плащи, так что все разнообразные костюмы, которыми в эту минуту запестрела площадь, представляли зрелище по истинне чудесное. Всего было не менее тысячи масок, разделенных на группы и расставленных по своим местам. Около двух часов они гуляли процессией, по порядку нумеров, вдоль и поперег большой площади, для того, чтоб лучше рассмотреть друг друга. Царь, бывший в [147] костюме голландского матроса или фризского крестьянина, и вместе с тем, как я уже сказал, представлявший корабельного барабанщика, что показывал барабан, висевший у него на ремне, покрытом черным бархатом и серебряным позументом, как нельзя лучше исправлял свою должность. Впереди Его Величества шли три трубача, одетые как арабы, с белыми повязками на голове, в белых фартуках и платьях, выложенных серебряным галуном. Подле царя шли трое других барабанщиков, именно генерал-лейтенант Бутурлин, генерал-маиор Чернышев и маиор гвардии Мамонов, из коих оба первые были одеты как царь. За ними следовал князь-кесарь ⁷ в костюме древних царей, т. е., в черной бархатной порфире, подбитой горностаем, с золотою короною на главе, скипетром в руке и окруженный толпою придворных в старинной русской одежде, Царица, вместе с другими дамами заключавшая процессию, была одета как голландская или фризская крестьянка, в фуфайке и юбке из черного бархата, отороченных красной тафтой, и простом чепце из голландского полотна, с небольшой корзинкой под мышкой. Впереди царицы шли ее гобоисты, за ними три каммер-юнкера, а по обеим ее сторонам восемь арабов в индийских [148] платьях из черного бархата, с большими цветами на голове. За ними две девицы Нарышкины, одетые как и царицы; далее все дамы, и именно впереди придворные, также в крестьянских платьях, но не из бархата, а из белого полотна и тафты, красиво-отороченных лентами. Все остальные дамы были в самых разнообразных костюмах: одни представляли пастушек, нимф, арабок, монахинь, арлекинов; другие щеголяли в старинных русских, испанских и других костюмах; впрочем все были очень милы. Маскарад заключал большой толстый францисканец, в орденском платье, с посохом в руке. За свитою Ее Величества царицы, как и за свитою царя, шла кесарша Ромодановская, также в костюме древних цариц — длинной порфире из красного бархата с золотым позументом и в короне, унизанной драгоценными каменьями и жемчугом. Девицы, составлявшие ее свиту, были также в старинной русской одежде. Его королевское высочество с своею свитою представлял группу французких виноградарей, в шелковых фуфайках и разноцветных исподних платьях, красиво отороченных лентами. Шляпы были также покрыты тафтою, а вокруг тульи обвивалась виноградная лоза с восковыми кистями. Сам герцог был в платье из тафты розового цвета и шел впереди, отличаясь от своей свиты тем, что под тафтяной фуфайкой [149] на нем был короткий жилет из парчи, который покрывался исподним платьем, и что вместо снурков или лент его платье было обложено серебряным галуном; сверх того он держал в руке виноградный серп. За ним шла его свита по три человека в ряд, первые три члена в зеленых платьях, вторые в желтых, последние в синих. Ленты на тафтяных платьях были различного цвета, хотя одинаково нашиты, а шляпы у всех совершенно сходны. Эту группу заключал г. Альфельд, на котором было платье малинового цвета, обложенное как и платье его высочества, галуном, но чрезвычайно узким. Первый ряд составляли тайный советник Клауссенгейм, Бонде и Ранцау; второй — тайный советник Бассевич, Штенфлихт и Сальдерн, а третий — тайный советник Геспен, Лорх и Штамке; все прочие на этот раз были только зрителями, потому что его высочеству не хотелось иметь слишком большую свиту; за то наша группа была одна из самых красивых в маскараде. Следовавшие за нею маски отличались также разнообразием и отчасти красотою костюмов: одни, представляя гамбургских бургомистров, были в черных бархатных платьях и полном параде (в их числе находился и сам князь Меншиков); другие, именно гвардейские офицеры, в римском военном костюме, с рисованными латами, в шлемах и с цветами на [150] голове; некоторые были одеты как Турки, Индийцы, Испанцы (между ими находился крещеный жид и шут царский La Coste). Персы, Китайцы, епископы, прелаты, каноники, аббаты, капуцины, доминиканцы, иезуиты, иные как министры, в шелковых мантиях и больших париках, или как венецианские nobili; наконец некоторые как жиды (именно здешние купцы), корабельщики, рудокопы и другие ремесленники. Но замечательнее всех был костюм князя-папы, с целой коллегией кардиналов, которые расхаживали в своем полном облачении. Эти кардиналы самые отчаянные пьяницы во всей России, хотя и происходят от известных фамилий. Коллегия их, вместе с своей главою, так называемым князем папой, имеет свой особый устав: как скоро один из них умирает, на его место выбирается другой, известный уже пьяница, с различными торжественными обрядами. Что касается до причины, побудившей царя учредить эту коллегию, то некоторые рассказывают, что он имел в виду сделать презрительным пьянство, слишком вкоренившееся между его подданными, особенно в высшем сословии, заставив их остерегаться такой же постыдной участи, потому что многие губернаторы и другие знатные сановники подверглись ей наравне с низшими их лицами и безусловно обязаны исправлять эту должность. Полагаю, что царь, учреждая упомянутую [151] коллегию, имел в виду именно эту цель, хотя впрочем мог при этом руководствоваться и какой-нибудь другой для нас неизвестной причиной, потому что он, без сомнения, государь мудрый и всячески старается о благосостоянии своего государства, а вместе с тем и об искоренении старинных и неприличных обычаев подданных. Я совсем было забыл упомянуть, что князь папа имеет для прислуги от десяти до двенадцати человек, которые выбираются во всем государстве, не умеют говорить, потому что ужасно заикаются, и речь свою сопровождают странными жестами. В праздничные дни, они должны прислуживать папе и его коллегии и носят особенное смешное платье. Возвращаясь опять к маскараду, я замечу, что кроме всего исчисленного, было еще около сотни забавных масок, которые бегали взад и вперед с бичами, пузырями, набитыми горохом и другими погремушками, или свистками, и делали множество забавных штук. Были также некоторые совсем отдельные, но не менее замечательные маски, напр. турецкий муфти в его обыкновенной одежде, Бахус в тигровой коже, увенчанный виноградными лозами: эту роль очень удачно разъигрывал один плотный и коренастый мужчина. Кроме того, был Нептун, также другие боги, весьма похожие, и чрезвычайно натуральный Сатир (танцмейстер князя Меншикова), который делал [152] самые замысловатые и вычурные па. Никоторые щеголяли в костюме журавлей. Француз царя, огромного роста, равно как один из самых рослых гайдуков, были одеты как маленькие дети, с венчиками на лбу и помочах; обоих вели под руки два крошечные карла, представлявшие стариков с длинными седыми бородами. В числе прочих масок, русские бояре в высоких собольих шапках, кафтанах из золотой парчи и шелковых охобнях, расхаживали с своей длинной бородой, или разъезжали на живых приученных медведях. Так называемый выташий (Witaschi)? или тайный кухмистер, был весь зашит в большую медвежью шкуру и очень хорошо представлял медведя ⁸; сначала его возили на машине, какая обыкновенно [153] употребляется для белок, потом он должен был ездить на медведе. Другой представлял индийского жреца в шляпе с ужасными полями и весь увешанный гремушками. Иные, разъигрывая роль индийских карасей, щеголяли в перьях различного цвета, и проч. Погуляв около двух часов на большой площади в величайшем порядке и полюбовавшись друг на друга, при стечении нескольких тысяч посторонних зрителей, маски в том же самом порядке отправились в сенат и другие здания коллегии, где за множеством столов князь-папа угощал всех гостей свадебным пиром. Во время обеда, новобрачный и его молодая, которой было около шестидесяти лет, сидели под великолепными балдахинами, за одним столом князь папа с царем, а за другим его супруга с дамами. Над головою князя папы висел серебряный Бахус, сидевший верхом на бочке, из которой он цедил себе водку, когда ему хотелось пить; а подле стола, также на винной бочке, сидел молодец, представлявший Бахуса в маскараде. Он беспрерывно пил здоровье папы и кардиналов, но цедил вино в бочку, между тем, как папа должен был не на шутку пить. После обеда начались танцы и продолжались до тех пор, когда новобрачные, в сопровождении царя, царицы и целой толпы масок, отправились в огромную деревянную пирамиду перед сенатом. [154] Пирамида была освещена внутри свечами, а брачное ложе усыпано хмелем и кругом обставлено бочками с вином, пивом и водкой. Ввечеру во всем городе зажгли плошки и, по приказанию царя, это будет продолжаться во все время маскарадов. Особенно были красивы царский домик и сад со стороны реки.

11-го числа, после обеда, по данному сигналу, все маски явились опять на вчерашнее сборное место, чтоб проводить молодых на противоположный берег Невы, в почтовый дом, где было назначено праздновать второй день сватьбы. Когда они собрались, то все отправились в том же порядке, как и вчера, в собственный дом князя папы, где он стоял в дверях; каждый из гостей, прежде нежели уходил, должен был поздравить и поцаловать папу. После того, приняв в свою процессию молодых, все маски сели в лодки и, при звуках музыки и пушечной стрельбе с крепости и адмиралтейства, переправились на другой берег Невы, в почтовый дом, где и остались пировать. Но судно, на котором ехал князь папа с кардиналами, отличалось особенным устройством. Для этого сделан был плот из пустых, но крепких бочек, так что каждые две бочки были одна к другой привязаны и плыли рядом. Таких бочек на известном расстоянии друг от друга было числом шесть. Вверху, на середине каждых двух бочек, [155] был поставлен небольшой боченок, или якорь, крепко привязанный к нижним бочкам. На каждом якоре сидел верхом кардинал, также крепко привязанный, чтоб не упал в воду. В этом виде они точно гуси плыли друг за другом. Впереди ехал огромный пивной чан с толстыми досчатыми краями, поставленный на нескольких также пустых бочках, чтоб не опускался в воду; к задним бочкам, на которых сидели кардиналы, он был крепко привязан якорными канатами и веревками. В этом то чане, наполненном крепким пивом, плавал князь папа в большой деревянной чаше, как в лодке, так что видна была только одна его голова. Но как папа в своем чане, так и кардиналы на своих бочках, измучились от страха, хотя вовсе напрасно, потому что были приняты все нужные меры для их безопасности. Спереди к этому судну была приделана огромная морская рыба, вырезанная из дерева; на ней сидел верхом Нептун, бывший в маскараде в том же костюме и с трезубцем в руке, которым изредка повертывал князя папу в его чане. Сзади, на краю того же чана и на особенной бочке, сидел Бахус и без церемонии черпал пиво из чана, в котором плавал князь папа, не слишком довольный проказами своих соседей. Как большие, так и малые плоты подвигались вперед с помощию шлюпок, между [156] тем, как кардиналы изо всей мочи шумели и без умолку трубили в коровьи рога. Когда князь папа стал выходить из своего судна на берег, несколько человек, нарочно подосланных царем, как бы помогая ему выйдти, окунули его с ног до головы в пиво вместе с машиной, в которой он плавал в чане, за что пана ужасно сердился. Затем все маски отправились в почтовый дом, где и пировали до поздней ночи.

12-го числа, после обеда, маски собрались опять близ почтового дома, откуда водою отправились в различных больших судах, так что на некоторых из них могло поместиться не менее ста человек; в их числе были даже суда с русскими большими качелями, чтоб вертеться во время переезда через реку. Его королевское высочество ехал один с своей свитой. Царь и царица со многими дамами и вельможами были также на особом судне с своей качелью. Князь папа с кардиналами плыл по вчерашнему на своей машине. В таком порядке все маски отправились в дом князя Меншикова, где их угощали в саду. Здесь они пробыли до вечера и потом разъехались по домам.

13-го числа был роздых, почему в этот день маски не съезжались. Его высочество кушал с тремя тайными советниками, также Штенфлихтом, Альфельдом, Ранцау и графом [157] Бонде, у полковника Кампенгаузена, которого жена штатс-дамой при царице. Отсюда поехали к Нарышкину, где застали Ягужинского, только что накануне возвратившегося из Або. От Нарышкина к г-же Вильбуа, также штатс-даме; потом на другой берег Невы, к княгине Черкасской, которой муж был прежде вице-губернатором в Сибири, и наконец ужинали у Левольда.

14-го числа, после обеда, маски должны были опять собраться за рекою, но вскоре разошлись, съездив только к Головину. Отсюда его высочество отправился к маиору гвардии Романову, потом к обер-полициймейстеру Девиеру, а от него к княгине Валахской, где нашел целое общество дам и приятно провел вечер.

15-го числа, его королевское высочество, напрасно прокатившись на другой берег реки, потому что уже не застал масок, ездил к князю папе, а от него к генерал-адмиралу Апраксину, где пробыл до самого вечера. Здесь произошла ссора между Альфельдом и Лорхом, но последний на другой же день отправился к своему противнику, и они опять стали друзьями.

16-го числа, Его Величество царь с пятью или шестью десятками масок кушал у его королевского высочества и был очень весел. При этом случае мы уверились, что он может веселиться от души, когда окружающие его лица ему не [158] противны. В таком веселом духе царь пробыл у нас до восьми часов вечера. В тот же день граф Кинский, посланник римского императора, известил о приезде своем в Петербург его высочество, который был с ним знаком еще в Бреславле: это человек благовоспитанный и чрезвычайно приветливый.

17-го числа, после обеда, его королевское высочество, вместе с другими масками, ездил в Адмиралтейство, где происходила закладка военного корабля. Главный строитель Головин, который состоит также генерал-маиором по армии и вместе с царем учился кораблестроению в Голландии (но узнал немного, хотя и получил эту должность, потому что царь его очень жалует), должен был вбить первый гвоздь и немного помазать киль дегтем. Его примеру последовали все прочие корабельщики. Сам царь, который находится в числе их, трудился изо всей силы и работал усерднее всех. При этом случае в Адмиралтействе стреляли из пушек. После того Их Величества со всеми присутствовавшими отправились в флаговую залу, где и остались кушать. В этой зале развешены все флаги, знамена и штандарты, отнятые в последнюю войну у Шведов. Пробыв здесь несколько часов, все отправились в новый дом генерал-адмирала (один из самым красивых дворцов в Петербурге, хотя в нем еще нельзя [159] жить), где с галереи смотрели на травлю льва с огромным медведем, которые были оба крепко привязаны и притянуты друг к другу веревками. Все думали, что медведю прийдется плохо, но вышло напротив: лев был очень труслив и даже вовсе не оборонялся, так что когда их спустили не более двух раз, нужно было силой оттащить медведя, чтоб он не раздавил своего противника. Травля продолжалась недолго, потому что царю не хотелось потерять льва. Отсюда Ее Величество царица с двадцатью дамами и несколькими кавалерами своей свиты поехала к его высочеству, где, после стола и кофе, танцовали в продолжении нескольких часов. Около восьми, царица отправилась домой, а прочие дамы пробыли еще с час после ее отъезда, не переставая танцовать. Когда все гости разъехались, его высочеству вздумалось прокатиться по Неве и посмотреть на иллюминацию, для чего, кроме некоторых из нас, он взял с собою также волторнистов. Проезжая мимо дворца, мы видели обеих принцесс, которые смотрели в окно и, к сожалению его высочества, были только зрительницами, не участвуя лично в маскараде. Сегодня кончился наконец маскарад, и хотя маски в продолжении этих восьми дней не всегда были вместе, но во все время маскарадов никто, под штрафом пятидесяти рублей, не смел ходить без маски. И так все [160] были довольны, что на первый раз кончилась эта суматоха. За ужином, некоторые из нас находились при его высочестве, а из посторонних был капитан Шульц. Сегодня же граф Кинский известил оффициально о своем приезде чрез секретаря имперского посольства Гогенгольцера (который был здесь некоторое время в звании сенатора), но его высочество ездил уже к нему инкогнито верхом.

18-го числа, полковник Сальдерн, исправлявший должность каммер-юнкера, ездил от имени его высочества с визитом к графу Кинскому, а сам герцог с некоторыми из нас ужинал у Штамкена.

19-го числа, после обеда, его высочество ездил к г-же Лапухиной, которая лежит еще в постели после родов. Мать ее, генеральша Балькен, весьма любимая царицею, была прежде гофмейстериной при герцогине Мекленбургской в Мекленбурге, но несколько лет тому назад получила увольнение от должности.

20-го числа, его высочество кушал у себя дома вместе с генералом Аллар и каммер-юнкером Бальк (братом г-жи Лапухиной и одним из самых любезных молодых людей), а ужинал с некоторыми из нас у тайного советника Геспена.

21-го числа, его королевское высочество провел вечер у генерал-маиора Штенфлихта [161] вместе с некоторыми другими гостями, а за обедом при нашем Дворе не было никого посторонних.

22-го числа, у его королевского высочества обедали старый тайный советник Мардефельд, барон Левольд и барон Ренне (прапорщик гвардии и очень любезный молодой человек), а ввечеру герцог кушал у Штамкена.

23-го числа, у его высочества был с первым визитом граф Кинский. После обеда герцог ездил к старому тайному советнику графу Пушкину и с некоторыми из нас ужинал опять у Штамкена. В тот же день его высочество был приглашен на сватьбу графа Пушкина, назначенную 29-го числа, самим женихом и маршалом сватьбы князем Голицыным.

24-го числа, получена из Швеции ратификация нейштадского мира. В полдень все маски, в том же костюме, как и в последнем маскараде, собрались по сигналу (состоявшему, по обыкновению, в пушечных выстрелах) близ почтового дома, и около двух часов гуляли в прежнем порядке на нашей стороне, от чего однако дамы, непривыкшие ходить по мостовой, довольно устали. После этой прогулки, маски разошлись, но ввечеру весь город был иллюминован. Его высочество ужинал сегодня у [162] тайного советника Клауссенгейма, который живет при Дворе.

25-го числа, маски собрались опять на другой стороне у четырех фрегатов и отправились в сад генерала Головина, находящийся за городом перед проспектом, где и пробыли несколько часов. Его высочество с своей свитой провел вечер и ужинал у тайного советника Бассевича.

26-го числа, все маски собрались за городом, у президента Апраксина, родного брата генерал-адмирала, где провели несколько часов в саду и потом разъехались по домам. Как и в другие дни, весь город был иллюминован, и на улицах перед домами пылали смоляные бочки, хотя у многих были сделаны одни леса.

27-го числа, тайный советник Клауссенгейм отправился обратно в Голштинию, и его королевское высочество весь день не выходил из своей комнаты.

28-го числа, у его королевского высочества обедал граф Кинский. В этот день праздновали левенгауптское сражение в царском саду, где по этому случаю пировали и танцовали; гости же были в обыкновенных праздничных платьях.

29-го числа, его королевское высочество, равно как царь и множество гостей присутствовали на сватьбе молодого графа Пушкина. При этом случае я заметил следующие церемонии. Когда [163] приехал герцог с своей свитой в полном параде, его встретил, при звуке труб, у самого подъезда маршал сватьбы (полковник князь Голицын) с маршальским жезлом и все шаферы; сам жених встретил его высочество в дверях передней комнаты и провел в свадебную залу, где уже собрались все гости, кроме царской фамилии. Раскланявшись со всеми, герцог сел между невестой (урожденной Лобановой) и княгиней Валахской. Как скоро прибыл царь, встреченный так же, как и его высочество, гости сели за стол; знатнейшие сановники и родственники новобрачных заняли места, назначенные маршалом, именно: жених с мужчинами за одним столом, а невеста с дамами напротив их, за другим. Жених и невеста сидели под балдахинами. Балдахин невесты был украшен венком из цветов, висевшим над самой ее головою, сверх того двумя венками над местами ближних девиц (Brautjungfer) и кистью из лент над местом дружки (Vorschneider). На другом балдахине, над головою жениха, висел венок, потому что он не был прежде женат; в противном случае, висела бы над ним только кисть из разноцветных лент. За столом гости сидели в следующем порядке. На первом месте, за мужским столом, сидел сам жених; по левую руку его царь, который был у него посаженым отцом, а по [164] правую — князь Меншиков, посаженый отец невесты. Подле царя сидел генерал Ягужинский, вместо брата (Braeutigamsbruder) со стороны жениха, а подле князя генерал-маиор Мамонов вместо брата невесты (Brautbruder). Его королевское высочество сидел напротив жениха; подле него камергер Нарышкин; все же прочие, Руские и наши, сидели как кому случилось ⁹. Из иностранных министров не было ни кого на сватьбе. За женским столом на первом месте сидела невеста; по левую руку ее княгиня Меншикова, посаженая мать жениха, а по правую супруга канцлера Головкина, вместо царицы (которая с некоторого времени нездорова и, как иные утверждают, выкинула перед родами), как посаженая мать невесты, потому что в первый день сватьбы первые места занимают родственники невесты, а во второй родственники [165] жениха. Подле княгини Меншиковой сидела княгиня Валахская вместо сестры жениха (Braeutigamsschwester), а подле Головкиной княгиня Черкасская вместо сестры невесты (Brautsschwester). Из мужчин за столом был один дружка, который сидел против невесты, имея подле себя двух ближних девиц — сестру жениха и сестру княгини Черкасской. Как скоро все присутствующие, кроме трех последних, сели за стол, маршал с двенадцатью шаферами (капитанами и поручиками гвардии) ввели ближних девиц, которые до тех пор были в боковой комнате, где маршалу и шаферу навязывали ленты. Эти ленты означают их достоинство: маршал и дружка носят их на правой, а шаферы на левой руке. Они вошли в комнату в следующем порядке. Впереди шло несколько трубачей, которые трубили; за ними все шаферы попарно, и именно младшие впереди; далее маршал с своим жезлом и наконец ближние девицы. Когда последние заняли свои места под венками, против невесты, маршал и шаферы в том же порядке ввели дружку, с тою только разницею, что впереди его и позади маршала шел младший из шаферов, который нес его ленту, также нож и вилку на серебряном блюде. Когда дружка занял свое место между двумя девушками, они навязали ему ленту, при чем каждая должна была поцаловать его. После того [166] маршал жезлом своим дал знак к молитве и тем самым разрешено было приступить к обеду, потому что прежде ни кто не смел ни только есть, но даже вскрывать салфетку. Вслед за тем маршал поднес по рюмке водки невесте, жениху и родственникам, а шаферы, приставленные к обоим столам, угощали прочих гостей. Немного спустя, маршал начал возглашать заздравные тосты, и в одно время с ними должны были пить все шаферы; потом сам маршал поднес покал невесте, жениху и всем родственникам, а шаферы прочим гостям. Последние должны смотреть за тем, чтоб все покалы были немедленно опорожнены и наливать их так же полно, как начал маршал; однако дамам подаются покалы и несколько меньше и наливаются не так полно. Обыкновенно первый и единственный в своем роде тост бывает во славу Божию; второй пьют за здоровье невесты и жениха, третий — обоих отцов и матерей, четвертый — сестры и брата, пятый — дружки и ближних девиц; шестой — за здоровье всех гостей, а седьмой маршала и шаферов. Последнее здоровье начинают пить невеста и жених, и маршал с шаферами при атом тосте уже не разносят покалов, а стоят вместе и после благодарят все в одно время. Те, за чье здоровье пьют л должны так долго стоять, пока покалы не обойдут круг и они [167] сами не отблагодарят гостей; между тем играют трубачи, как в том случае, когда здоровье начинают пить маршал и шаферы и уже после того пьют невеста, жених и родственники, так и в том, когда они благодарят других. Иногда, кроме исчисленных обычных тостов, пьют также здоровье царской фамилии и других, но это бывает не всегда и зависит от маршала, смотря по тому, как он бывает расположен поить гостей и в особенности жениха (которому и без того покалы наливаются полнее, нежели прочим). Обед кончается как скоро маршал скажет: «пора вставать»; но прежде никто не смеет выйдти из за стола. Когда все было убрано, начались танцы с следующими церемониями. Бал открыли маршал с невестой и два старшие шафера с ее посаженой матерью и сестрою (Brautsschwester). Они танцовали польский, сделав наперед несколько кругов тихим шагом и кланяясь, когда им случалось проходить мимо кого либо из гостей. После того маршал в другой раз начал танцовать с невестой, держа свой жезл в левой руке, а два другие шафера с матерью и с сестрою жениха; за ними жених с невестой, также отец невесты с матерью, а браг невесты с сестрой жениха. Потом жених в другой раз танцовал с невестой, а отец жениха с матерью невесты, также брат жениха с сестрою невесты; наконец [168] дружка по одному разу с каждой из ближних девиц и два шафера с двумя другими девицами, между тем, как маршал должен был каждый раз с жезлом своим танцовать один впереди. Этим кончились церемониальные танцы, и как вслед за тем каждый мог свободно танцовать, то его высочество начал прежде всех менуэт с невестой. Около 11 часов, был последний церемониальный танец, в продолжение которого маршал танцовал опять впереди. После того невеста, жених и за ними все родственники и другие гости, женатые и замужние, сделав несколько кругов, с музыкой и с танцами, в сопровождении всех шаферов, держа при том в руках небольшие зажженные факелы из воска, отправились в спальную невесты, где их угощали конфектами. Обыкновенно здесь за столом поят жениха в последний раз и уже до пьяна. Из холостых ни кто сюда не входит, почему его высочество отправился домой, так как было уже поздно и он очень устал.

30-го числа, после обеда его высочество отправился опять к графу Пушкину, где праздновали другой день сватьбы. Его приняли по вчерашнему и не дожидаясь Их Величеств, потому что им было невозможно явиться на праздник, сели тотчас за стол, в таком однако порядке, что родственники, сидевшие вчера по правую руку невесты, заняли место по левую, чтоб показать [169] власть молодого хозяина, который сидел теперь за дамским столом, по правую руку своей молодой супруги. Впрочем, церемонии были те же, как и вчера, исключая одной. Она состояла в том, что новобрачный, введенный ближними девицами, в то время, как все гости сидели за столом, должен был подле стула дружки встать на стол и сорвать венок, который висел над местом новобрачной, потом сесть на свое место, подержать венок над ее головою и, поцаловав ее, отдать его шаферу. Все прочие церемонии как за столом, так и во время танцев, были те же, исключая вчерашней процессии в комнату новобрачной. Его высочество присутствовал на празднике до самого конца, именно до двенадцати часов ночи, и, до сыта навеселившись, отправился домой.

Комментарии

1. Вот, что говорит Бюшинг, которому мы обязаны сохранением этого драгоценного материала для русской истории, об авторе «Дневника»:

«Фридрих Вильгельм Фон-Берхгольц был сын одного голштинского дворянина, имевшего чин генерал-лейтенанта в русской службе, и потому еще в юных летах приезжал в Петербург. В последствии он находился при герцоге Карле Фридрихе Голштинском в Стокгольме, откуда в 1717 г. отправился обратно в Германию. В 1721-м, проживая в Париже, получил приказание ехать в С. Петербург в свите своего герцога. При нем он был сперва гоф-юнкером, потом каммер-юнкером; когда же вместе с сыном герцога, в последствии Императором Петром III, отправился в Россию, пожалован обер-каммергером великого князя. В 1746 г. вышел в отставку и удалился в Висмар, где я познакомился с ним в 1768 г. в глубокой его старости. При этом случае он сообщил мне, что еще в молодых летах, находясь каммер-юнкером при отце Императора в С. Петербурге, вел дневник, наблюдая и записывая все достопримечательные политические происшествия того времени. Не смотря на мое сильное желание иметь этот дневник, он не дал мне прямого обещания, но не сделал и решительного отказа, так что я принужден был отправиться, не узнав настоящих его мыслей. Правда, что еще в последствии я к нему писал и просил доставить мне дневник, но его ответ был так неясен, что я не мог даже понять, находится ли рукопись еще в его руках, или уже отдана кому другому. В скором времени, г. Берхгольц умер, но я узнал кому достались важнейшие его бумаги. Пользуясь милостивым расположением этой особы, я надеялся без больших затруднений приобресть дневник, и в самом деле получил его несколько лет тому назад в восьми футлярах. Г. Берхгольц отдавал его переписывать одному безграмотному лакею, но в этом списке многое изменял собственноручно. Не должно забывать, что это труд его юности, в которой он был еще очень далек от обыкновенной мнительности и осторожности, свойственной старым людям, и потому записывал все, что видел и слышал, не опуская ни одного обстоятельства. Как юноша, он также словоохотен и чрезвычайно подробен, дорожа всякою мелочью. Но как не всем нравится такая подробность, то я многое выпустил; если же, не смотря на то, иным читателям покажется, что можно бы сократить еще более, прошу их взять во внимание, что обстоятельства, которые для них кажутся маловажными, могут, напротив, другим доставить удовольствие, и что в особенности несколько подробные описания празднеств и увеселений необходимы для полного изучения народных нравов и обычаев времени. Не даром ценят дневник брауншвейгского резидента Вебера, потому что из него можно многому научиться. Дневник Берхгольца, по времени совпадающий отчасти с Веберовым, еще точнее и подробнее последнего, а потому историки и политики могут из него заимствовать не одно важное и любопытное обстоятельство. Покойный статский советник и русский историограф Миллер, прилежно пользуясь дневниками Вебера и Гордона, равно как журналом самого Петра Великого, исправил с помощию двух последних многие хронологические ошибки, сделанные в русской истории иностранцами, и изъяснил из них многие замечательные факты русской истории, для которых ее было вовсе других исторических доказательств: потому что Берхгольцев дневник был бы для него приятной находкой, еслиб он дожил до его издания. Впрочем, и во всякое время русские историки могут ссылаться на этот труд, тем более, что автор его записывал единственно то, что или сам видел ежедневно или слышал от очевидцев».

Нам остается только прибавить, что дневник каммер-юнкера Берхгольца относится к пространству времени от 1721–25 г. и помещен в четырех последних частях (19–22) Бюшингова магазина (Magazin fuer die neue Historie und Geographie), — книги, составляющей теперь библиографическую редкость.

2. Его высочеством и его королевским высочеством Берхгольц называет герцога Карла Фридриха Голштинского, в свите которого находился в С. Петербурге; Их Величествами — Императора Петра I и Екатерину I; принцесами — дочерей их Анну и Елисавету Петровен; вдовствующей царицей — супругу царя Иоанна Алексиевича, Прасковью Феодоровну.

3. В Голштинии, по известию автора, обер-егермейстеры имели обыкновение праздновать этот день, который называли: Angidienfest.

4. Это был так называемый невский флот, которого коммисар или управляющий назывался невским адмиралом.

5. Для любопытных считаю не бесполезным прибавить еще несколько слов об истории этого замечательного глобуса. «В 1713 году, рассказывает автор Кабинета Петра Великого, государь, имея в своей власти шлезвиг-голстинские земли, между прочими достопримечательностями осматривал и сей большой глобус, и удивляяся строению его, изъявил желание его иметь. Как скоро узнал о том правитель и опекун малолетнего герцога Карла-Фридриха, то и просил государя принять оный, как малый подарок от Голстинского герцогства. Его величество, приняв с благодарением от правителя сей подарок, сказал: «Признаюсь, что и все герцогство не могло бы выдумать приятнейшего мне дара». Государь приказал отвезти огромную сию машину с величайшею бережливостью в Ревель на корабле под надзиранием морского офицера, а оттуда отправить в С. Петербург зимою на сделанных нарочно для того санях. По дороге через всю Эстляндию и Ингерманландию расставлено было несколько сот крестьян, которые должны были всю дорогу выравнивать и расчищать для удобного провоза огромного сего глобуса. Сколь приятно было великому любителю наук и художеств иметь сей шар, можно заключить из того, что возвратившись в Петербург, немедленно он вошел туда, где стоял нововывезенный оный глобус, приказал построить для него особливую палату подле Летнего дворца (посреди Царицына луга), и почти всякой день часто по целому часу занимался рассматриванием оного.» — По указу Правительствующего сената 30 окт. 1725 г., голштинский глобус был поручен в ведение Академии наук и в 1728 г. поставлен в круглой зале (под обсерваторией) искусным механиком Виньйоном, где и находился до самого пожара 1747 г. В этом году он сгорел вместе со множеством других редкостей; но как остался его железный скелет, то на этом самом основании славный английский механик Шкот сделал новый глобус, который и был поставлен в каменном доме, нарочно для того выстроенном близ Академии наук. Здесь он находился до тех пор, когда это место было назначено для строения биржи, почему тогда же перенесен в самое здание Академии наук, где и хранится ныне в музеуме, в зале под № 6.

6. В подлиннике: Kunsthauser. Известно, что Петр I назначил эти здания для Академии Наук и Художеств, также дли библиотеки, кунсткамеры и готторпского глобуса.

7. Иван Федорович Ромадоновский, сын знаменитого князя кесаря Федора Юрьевича.

8. Кажется, автор несправедливо называет здесь выташего (что означает это имя — неизвестно) тайным кухмистером (geheime Kuechenmeister), потому что в двух других местах своего дневника называет его тайным кнутмейстером, или палачом (geheime Knutmeister), хотя приписывает ему две различные должности. Так в журнале 19 и 20 ноября 1721 года (Бюшинг. Магаз.) он между прочим говорит: «В вечеру того же дня стала река, почему так называемый выташий, или тайный кнутмейстер, очень поздно ездил с барабаном и несколько человек ходили по набережной с шумом и звоном в знак, что река стала и чтоб никто не смел по ней ходить. Здесь таков обычай. В противном случае, еслиб к реке не было представлено стражи и не было этого запрещения, какой нибудь сорванец мог бы легко утонуть.»

9. Переводя различные названия свадебных чинов, о которых упоминает автор, я с одной стороны имел в виду наши старинные чины, в том случае, когда они были сходны с новыми чинами, введенными в русские свадебные обряды при Петре Великом, по примеру обычаев иностранных; с другой стороны, в случае несходства последних с первыми, руководствовался оффициальным описанием брака между Ее Высочествам Анною Петровною Цесаревною Всероссийскою и Его Королевским Высочеством Карлом Фридрихом Герцогом Голштейн-Готторпским, в 1725 году мая 21, где встречаются все эти названия новых свадебных чинов в русском переводе.

Текст воспроизведен по изданию: Дневник каммер-юнкера Берхгольца. 1721 год // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 43. № 169. 1843