Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ПРИЛОЖЕНИЯ.

№ 45.

Биография гетмана Жолкевского.

Прочитавшим Записки Жолкевского, представляющие только эпизод из его жизни, может будет желательно ближе ознакомиться не только с этим достойным государственным деятелем, но, вместе с тем, и с благородным и честным человеком и гражданином. В виду этого, мы составили, по верным источникам, печатаемую здесь биографию.

Как известно, название Червонной (Красной) или правильнее Червенской Руси принадлежало одной из западных Славянских областей, обитатели которой, — Русские составляли там племя первобытное, или, по крайней мире, с незапамятных времен заняли эту страну и в ней размножились. Уже в начале X века, Олег властвовал над ними, в числе прочих Славянских племен, живших к востоку и западу от Днепра. Впоследствии, при первых Пястах, в то время, когда обессиленная внутренними междоусобиями Русь теряла племена, жившие вдалеке от Днепра, - местность эта подпала владычеству Польши. Владимир Великий снова возвращая достояние своих предшественников, подчинением племен, находившихся некогда в зависимости от Руси, возвратил в 981 г., подпавшую влиянию Польши местность, которая с тех пор получила наименование Червенской Руси от древнего города Червеня (как полагают, нынешнее местечко Червоногород в Галиции, в Чоертовском округе, при реке Дзуроме, впадающей в Днестр). [260]

В первой половине XII века, после раздробления Червонной Руси на мелкие уделы, получившие названия от ее городов, в ней основалось особое, сильнейшее на Руси, княжество Галицкое, имевшее большое влияние на дела не только Русских удельных князей, но Польши и Венгрии. Впоследствии, оно было переименовано в Галицию, в половине же XIII века в Русское Королевство. Но старинное свое название Червонной Руси оно носило одинаково, у Русских и Поляков, до последней четверти прошедшего столетия. Несколько раз это княжество переходило из власти Русских к Польше или Венгрии, пока Гедимин не соединил его со своей могущественной Литовской державой; и наконец, по прекращении в Червонной Руси рода князей русских, она была завоевана в 1340 г, Казимиром Великим и окончательно уже присоединилась к Польше.

В этой-то издревле Русской земли, давшей Польше так много героев, родился и Станислав Жолкевский, записки которого мы ныне печатаем. По вашему мнению, устраняется всякое сомнение в его русском происхождении. Польские историки, производясь фамилию Жолкевских из Мазовии, желая придать ей польское происхождение; так например, Папроцкий (живший в половине XVI столетия), а за ним Окольский, Несецкий и прочие включительно до ксендза Баронча, которые только списывали показания Папроцкого, вовсе не основываясь на каких либо документах, утверждают, что фамилия Жолкевских, поселившихся на Руси, в Белзском воеводстве, вышла из Мазовии; тогда как по исследованиям позднейшего, беспристрастного и известного глубоко ученного польского историка Юлиана Бартошевича (См. статью его о Жолкевском в сочинении Encyklopedyja powszechna; Т. 28. стр. 1034. Напечатана на иждивение книгопродавца С. Оргельбранда, в Варшаве, в 1868 г.), на основании неопровержимых документов и официальных источников, — оказывается, что Жолкевские вовсе не были из дворян древней Польши, а чисто русского происхождения, получившие свое начало от галицких дворян, в среде которых развились и многие другие коронные дворянские фамилии, а именно: Гербуртов, Дзедушицких, Дрогоевских, и т. д. Галицкое, т. е., чисто русское происхождение этих дворянских семейств теряется в такой глубокой древности, что не представляется даже возможности проследить начало и место их происхождения, — тем более, что они не имели прежде фамилий и уже впоследствии времени, с постепенным развитием сословия дворян, стали принимать названия от принадлежавших им сел и владений. Вот почему в этих фамилиях мы не видим, прежде всего, русских бояр, а сразу встречаем польское дворянство, как бы наплывшее из земель: Краковской, Сандомирской, Мазовецкой...., и выработавшееся на Руси.

Легенда о происхождении Жолкевских из Мазовии придумана, между прочим, с целью придать более блеска их роду. Нужно сказать, что многие, чисто польские фамилии, имели слабость выводить род из Франции, Венгрии и из других дальних и чуждых им стран и племен. Такое обыкновение было не чуждо и на Руси, где многие также выводили свой род из Польши, — из земель коронных. Это обыкновение имело двойную цель: прикрыть некоторой таинственностью свое настоящее [261] происхождение, и, во вторых, по тогдашним понятиям, это известным образом возвышало в глазах прочих и несомненность благородства его. Галицкое дворянство, окончательно потом ополячившись, из тщеславия выдавало себя также за исконо коронное, и, как бы стыдясь своего недавнего происхождения, отодвигало свои корни в глубь старины. Поставленное в невозможность переделать исторические события, оно старалось, по крайней мере, переделать историю отдельных фамилий и выставить их из массы туземного Русского населения. Галицкие дворянские фамилия все были недавние и могли образоваться только со времен Владислава Ягайлы и Казимира Ягайлы.

Историки, о которых мы упомянули выше, начинают фамилию Жолкевских, собственно говоря, только с отца гетмана Жолкевского, также по имени Станислава, — прежде арендатора деревни Туринки (под Жолквию, близ Львова), который сталь им известен с 1556 г., когда он сделался уже богатым землевладельцем, получившим в дар большие имения от своего соседа некоего Высоцкого. Между тем польский историк Августа Белёвский, в изданном им сочинении (Pisma Stanislawa Zolkiewskiego, Kanclerza Koronnego i Hetraana. — August Bielowski. Lwow. 1861.), приводит выписку из рукописи, хранящейся в библиотеке Оссолинских, из которой видно, что еще в 1417 году был известен на Руси Яков из Жолквы (деревня в земле Холмской, Красноставского уезда, которая была местом происхождения Жолкевских), владетель больших имений в земле Холмской. Затем, в Белзских земских актах упоминается об Иване Жолкевском, владетели Жолквы в 1492 г. Об них ничего не известно польским геральдикам; что и понятно, так как Жолкевские были Русские.

Отец гетмана был православного исповедания; служил некоторое время в военной службе, а по смерти первой своей жены Софии помышлял о монашестве. В то время был обычай у православных, что миряне из дворян могли получать епископский сан. Пользуясь связями, в особенности же дружбой Замойского, воеводы Белзского, он мог сделаться владыкой и получил даже от короля Стефана Батория привилегии на епископство Владимирское и Брестское; но, впоследствии, когда ему, представилась возможность достигнуть высших гражданских чинов, он предпочел их епископской митре. В 1576 г. Баторий назначил его наместником Белзского старосты; потом он сделался и действительным старостой Белзским и кастеляном Галицким; затем Белзским воеводой, и наконец и Русским воеводой.

Долгое время отец гетмана не усваивал в себе тщеславия и прочих польских слабостей; но влияние знаменитого друга его и покровителя — Яна Замойского, наконец произвело на него свое действие, он преобразился в Поляка, со всем внутренним складом этого характера, — сделался коронным сенатором и в заключение, покинув православие, перешел в латинство. Подобный переход совершался в то время без труда: никакой догмат не становился препятствием, и дворянское сословие на Руси охотно сглаживало свои начала, чтобы сразу получить возможность украситься одеждами коронными. Но доказательством тому, что он перешел из [262] православия в католицизм не по убежденно, а из личных видов, может между прочим служить то, что под конец своей жизни он сделался кальвинистом.

Ко всему сказанному о русском происхождении Жолкевских следует прибавить еще одно важное обстоятельство: в городе Владимире, по поводу полученной отцом гетмана привилегии на епископскую кафедру, фамилия его обозначена Желковский, а не переделанная на польский лад Жолкевский; так впоследствии на русских актах (на записи, сделанной боярами с гетманом Жолкевским, об избрании королевича Владислава Российским царем, и напечатанном у Голикова, (Том 2-й Дополний к Деян. Петра Великого, стр. 18. Москва, 1790 г.), было подписано так: «Станислав Желковский, воевода Кивский, гетман корунный, рукою своей».) подписывался и гетман.

Станислав Жолкевский, великий канцлер и гетман коронный, родился в 1547 г в упомянутой нами деревне Турынки; у него был брат Николай, впоследствии подкоморий Львовский, и сестра Анна. Моложе их летами, он отличался прекрасными чертами лица и стройным, но слабым, как он сам сознавал, сложением. Первоначальное образование Жолкевский получил в доме родителей, а потом посещал училище в Львове, где отличался любовью к науке, быстротой понимания и необыкновенною памятью.

По выходе из училища, он пробыл короткое время в чужих краях и, вернувшись назад, поселился у Яна Замойского, весьма полюбившего его. При нем он совершенствовался в военном искусстве.

Впервые он вступил на военное поприще, приняв участие в походе Стефана Батория под Данциг, в 1575 г., где мы застаем его уже поручиком под знаменами Замойского; в этот поход он отличился в сражении у Любешовского озера. Вслед затем, в войне Батория против Русских, Жолкевский командовал эскадроном кавалерий, а Замойский поручал ему самые важные дела. Под Псковом он подвергался серьезной опасности, именно: после поражения Ивана Шуйского, гетман Замойский позволил Шуйскому похоронить тела убитых. Несколько дворян, а в числе их и Жолкевский, без согласия Замойского, подъехали к городу на богато украшенных и отличных турецких лошадях. Какой-то польский беглец, узнав ехавшего впереди Жолкевского, указал его Шуйскому, говоря, что этого молодого, необыкновенных способностей человека, гетман часто употребляет для уведомления короля о самых таинственных делах. Шуйский решился воспользоваться этим случаем, затягивал разговоры о погребение и, расставив по стенам орудия и стрельцов, приказал внезапно открыть огонь. Наездники дали тыл и под градом пуль каким-то чудом успели спастись от опасности. Достоинства Жолкевского, о которых говорили Шуйскому, не были преувеличены; король Баторий действительно уважал его, доверял ему, и даже открыл ему свое намерение объявить войну Турции. Искренняя привязанность его к Замойскому неоднократно причиняла Жолкевскому много неприятностей, в особенности из-за того, что он всегда, на сеймах и собраниях, держал сторону канцлера Замойского. Общность политических воззрений, военные заслуги, благородство души Жолкевского и необыкновенная ученость его, наконец, дружба с Замойским, снискали ему большую [263] привязанность короля. По всей вероятности, заслуги его повлияли и на повышения его отца.

В начале царствования Сигизмунда III, Жолкевский, вместе с Замойским, сражался против эрцгерцога Австрийского Максимилиана. Сражение под Бычиной (Witzen), в Силезии, 24 января 1588 г., доставило Жолкевскому громкую известность. Замойский вверил ему левое крыло, командуя которым, он отличился распорядительностью и мужеством, и был ранен в правое колено, вследствие чего хромал на эту ногу всю жизнь. В награду за ревность, король сделал его старостою Грубешовским, а вскоре по представлению Замойского произвел в гетманы вольные (Hetman Polnj), а в 1593 году в кастеляны Львовские. При такой обстановке, он помогал канцлеру Замойскому по управлению.

В 1595 г. Жолкевский совершил с Замойским поход в Молдавию и сражался против Татар, хотевших с Турками завладеть этим краем, и угрожавших Польше опасностью. Еще не успел он отдохнуть после понесенных в эту кампанию трудов, как должен был, по повелению короля и Замойского, отправиться усмирять Запорожских казаков, опустошавших Волынь и Литву. Выступив в поход, в начале 1596 г., он после незначительных поражений, нанесенных казакам, разбил их окончательно при Лубнах 16-го июня, взяв в плен главного их гетмана Наливайку. С казаками Жолкевский обошелся ласково, устранил многие недоразумения, и они добровольно разошлись по домам, оставаясь после того долгое время спокойными.

Четыре года спустя, он вторично отправился с Замойским в Молдавию и Валахию против господаря Михаила, который в союзе с Немецким императором, Турками и Татарами, лукавой своей политикой, победил Валашского господаря Могилу, и помышлял не только о захвате всей Валахии и Трансильвании, но и о разделе Польши. Разбитый наголову под городом Плоешти, 20 октября 1599 г., Михаил спасся бегством, вследствие чего Валашским господарем был утвержден Иеремий Могила; брат же его Симеон возведен был на Молдавское господарство, на место пораженного Михаила.

В 1602 г. Жолкевский снова, под начальством Замойского, отправился в Ливонию; это был последний для Замойского поход, и многознаменательный для Жолкевского по его особенным отличиям. Когда Замойский был занят осадой Белого Камня, получено было известие, что шведский генерал Анреп собирает войска под Ревелем с намерением идти на помощь городу. Жолкевский с частью войска отправился к Ревелю. Предуведомленные об этом Шведы сильно укрепились и в течение двухчасового сражения не уступали Полякам. Тогда гетман послал в тыл неприятеля легкую кавалерию; внезапность этого нападения смутила Шведов и доставила Жолкевскому совершенную победу. Весь лагерь, обоз и артиллерия достались в руки победителю; сам Анреп был убит.

Еще в 1588 г., по возвращении своем из похода под Бычину, Жолкевский, поселившись в любимом им селе Винники (верстах в двадцати от Львова. Там умер отец гетмана, 25 июля 1588 г.), трудился над улучшением положения его жителей, строил новые дома, церкви, костелы. [264]

Потом, в 1594 г., когда Польше стали угрожать Татары, он, для безопасности своих владений, решился устроить укрепленное место, в котором бы, в случай неприятельских набегов, весьма частых в те смутные времена, можно было найти убежище беззащитным жителям. Село Винники лучше всего соответствовало его видам и потому он стал строить в нем, над озером, укрепленный замок. Во время второго своего похода в Молдавию, он среди борьбы с сильным и коварным неприятелем, обращался мыслей к родине, - и писал жене, чтобы строящийся замок назвать Жолкев. Потом, придавая большиеразмеры своим планам, он занялся основанием города, и, за победу над Шведами, Сигизмунд III пожаловал устроенному Жолкевским городу дарственную грамоту, 22 февраля 1603 г., которою, между прочим, утвердил за ним наименование Жолкви (Петр Великий, во время войны со Шведами, провел в этом городе 4 месяца). Таким образом, фамилия Жолкевских,- издавна известная, первоначально в земле Холмской, Красиоставского уезда, по деревням: Жолкев и Жолкевка, — получила теперь более широкое значение и территорию.

В конце 1605 г. орды Ногайских Татар, мстя за разграбление и сожжение казаками города Варны, подступили со значительными силами к границам Польши и кочевали на Белгородских полях. Жолкевский, которому было поручено оберегать восточные границы, бодрствовал в неусыпных наблюдениях за ними. Он не пренебрегал никаким, в особенности же этим неприятелем, и предостерегал народ рассылаемыми им прокламациями о приближающейся опасности, в то же время не забывал и о составлении своего духовного завещания (См. далее стр. 271) (Замечательно, что в своих бумагах и речах Жолкевский говорил всегда о святой христианской, а не о католической вере).

23-го января 1606 г., султан Бухар вторгнулся со своими ордами под Корсунь, а два дня спустя, Кантемир мурза, также с многочисленным войском, стал под Немировом и Винницой. Предупрежденные Жолкевским Запорожские казаки бросились на Бухара и. оттеснили его с большим для него уроном; сам же гетман, направив свои силы против Кантемира, уничтожил сперва Татар у Каравайны, затем, 28 января, при реке Удиче одержал полную победу, отнял обратно всю награбленную ими добычу и пленников, уведенных из Польши, и с тем вместе полонил множество Татар.

Вскоре затем возникло и в Польше возмущение против короля, возбужденное после смерти Яна Замойского, Николаем Зебржидовским, — что причинило Жолкевскому много тяжелых минут и страданий: он предвидел печальные последствия этого возмущения, раздваивавшего силы нации, и заранее страдал за нее. Когда дела стали принимать оборот, угрожавший опасностью, он пробовал разными средствами не допускать их до крайности. Со всей откровенностью уговаривал короля не делать того, на что народ смотрел с неудовольствием: в то время носились слухи, что король имел намерение, в противность существовавшим тогда в Польше законам, при жизни своей короновать своего сына Владислава. Подобное смелое [265] обращение Жолкевского к королю вызвало подозрения к склонности его к партии возмутителей, тем более, что он состоял в родстве с Зебржидовскими и Гербуртами. Подобное подозрение было не чуждо и королю, благодаря наветам многих недоброжелателей Жолкевского. Некоторые приписывают этому обстоятельству и то, что булава коронного гетмана, оставшаяся в 1605 г. после смерти Яна Замойского, такое продолжительное время не передавалась прямому наследнику по заслугам, — Жолкевскому, и только в 1618 г. была, наконец, пожалована ему королем. С одинаковой откровенностью, но и с такими же последствиями относился Жолкевский и к возмутившимся. По его мнению, единственное средство для взаимного соглашения и поправления дел Речи Посполитой — был сейм; все же зло возникло из того, что уклонились от этого обыкновенного способа решения общественных дел.

Когда все его усилия оказались тщетными, и восставшие взялись за оружие, Жолкевский, оставшийся в числе немногих приверженцев законной власти, не поколебался стать на стороне короля, и, собрав войска, пошел к нему на помощь. В сражении под Гузовом 6 июля 1607 г., он первый возвестил королю победу, упрочившую его на престоле. После победы многие советовали королю гнаться за восставшими для полного их истребления, и только Жолкевский воспротивился этому, объявляя, что когда права короля достаточно обеспечены, то сам долг его заставляет беречь братнюю кровь и покорить возмущенных скорее уже добротой и милостью, чем оружием. Это ходатайство рельефно рисует все благородство его души. Он открыто заявлял, что «воюя против 6paтиu», он шел за короля «против совести»; достойный гетман знал, что король не должен бы давать повода к возмущению, и что своим упрямством он причинил много зла. Он знал, что дворянство было также отчасти право; но не смотря на то, он следовал внушению долга обязанности, и вопреки совести, поднял оружие против братьев для защиты права и власти, — давая этим пример тому, что для единства и обоюдной безопасности, нужно забывать собственные интересы. Подобное поведение его было живым укором для самовольной шляхты и магнатов.

Хотя король и даровал ему за эту услугу Киевское воеводство, однако булаву коронного гетмана удерживал при себе, как бы придумывая или приискивая более достойного для вручения ее. Это кажется было делом завистников Жолкевского, в особенности Потоцких, которые пользовались тогда милостью короля, и один из них был зятем господаря Могилы.

Сигизмунд III, предпринимая в 1609 г. несправедливую и безрассудную войну против России, обращался за советом к Жолкевскому; но Жолкевский не хотел идти против своих убеждений, — не желал быть орудием несправедливости Поляков против Русских, и настойчиво отклонял короля всеми средствами от этой войны, против которой всегда ратовал во всю свою политическую деятельность и Замойский. К тому же постоянные беспокойства со стороны Швеции и напряженные отношения к Турции, из-за Молдавии и казаков, показывали, что опасность лежит в ином месте, и что противно здравой политике наживать новых неприятелей. Но и на этот раз разумные советы [266] дальновидного Жолкевского не имели успеха и, повинуясь долгу, он отправился в поход.

История этого похода подробно изложена в печатаемых нами Записках. - Достаточно сказать здесь для большей характеристики главного виновника успехов польского оружия в эту достопамятную для обоих наций войну, — что в среде врагов Жолкевский приобрел более уважения к своим личным достоинствам, чем в среде тех, для кого он не жалел своих усилий. Его дальновидная политика, понимание духа Русского народа, в особенности же его русское происхождение и знание Русского языка, — склонили тогдашних русских деятелей, в том числе и патриарха Гермогена, к избранию на Русский престол сына Польского короля. Убедить Русских, и особенно Русских того времени, враждебно смотревших на все чужое и преимущественно Польское, — Жолкевский успел только вследствие вышесказанных причин, доселе, как кажется, неразгаданных многими историками.

Жолкевский, русский по рождению, хотя и поляк по воспитанию, возымел мысль воспользоваться смутным временем и, низвергнув Шуйского, уничтожить и самозванца и прекратить вековую распрю России с Польшей. Когда по возвращении его из Москвы в королевский стань под Смоленском, не смотря на убеждения Жолкевского, Сигизмунд не хотел утвердить заключенного с боярами договора и отпустить Владислава на царство, недовольный таким вероломством короля и его недоброжелательством к Русскими, Жолкевский, не желая участвовать в действиях короля, явно несправедливы», — удалился в свои поместья и с тех пор (См. приложение № 39) решительно не хотел принимать и не принимал уже никакого участия в этой борьбе Польши с Россией, — этих двух славянских народов.

Между тем, польские паны, вмешиваясь в дела Молдавии и Валахии, раздражали Турцию, не терпевшую вредного для ее интересов влияния на давников ее. Жолкевский, предвидя будущие несчастья Речи Посполитой из-за подобного вмешательства, с грустью взирал на все что делалось; все его доводы и старания, чтобы обуздать своеволие панов, не имели успеха перед самым Сигизмундом, не отваживающимся противоречить панам, и следовать мудрым советам Жолкевского. В 1612 году Польша проклинала своеволие Стефана Потоцкого, старосты Фелинского, который, для восстановления свергнутого Валашского господаря, своего родственника, собрал войско, составленное из молодежи, набранное из родительских домов, — и вывел в поле. Внезапно окруженный Татарами в долине, называемой Сасовым Рогом он был разбит, молодежь погибла без пользы для отечества, по которому раздавались только вопли отчаяния о безвременной погибели ее сынов. Ободренная этою победой Татарская орда стремительно вторгнулась за пределы Польши. Жолкевский, с горстью рыцарства, встретил неприятеля и только стягиванием конфедеративных войск, возвращающихся из России, и распускаемым им слухом о приближении несравненно больших сил, ему удалось остановить Татар от дальнейшего набега в пределы Польши.

После неудачного вторжения [267] Стефана Потоцкого в Валахию, Турки готовились к войне против Польши. Жолкевский разными средствами старался отвлечь или, по крайней мере, замедлить наступление. Но нападение казаков на Турецкие владения и вмешательство в дела Молдавии и Валахии Короцкого и Вишневецкого, последовавших примеру Потоцкого, ускорили ее и сделали, несмотря на все усилия Жолкевского, неизбежной. В 1617 г. Скиндер-паша, с многочисленными Турецкими и Татарскими силами, простиравшимися до 80 тысяч, направился к Польше. Жолкевскому заранее было известно его намерение, и также он хорошо знал и характер предводителя. По-видимому, учтивый, как бы искренний и дружелюбный в своих письмах к гетману, Скиндер-паша был на самом деле хитрый, пронырливый и упорный враг Поляков, которых он называл народом гордым и клялся, что не умрет прежде, чем не смирит их. Посланному против него с незначительным войском Жолкевскому, король поручил избегать решительного сражения и, по возможности, щадить войско, гетман занял крепкую позицию под Бушей, на Днестре. Между тем, Скиндер-паша, прибегнув к переговорам, употреблял всевозможные хитрости, чтобы принудить гетмана оставить свою позицию или же разделить силы и затем, в таком случае, окружить и уничтожить его. Но гетман был на счет этого осторожен; не смотря на то, он не мог однако воспротивиться вторжению части татарского войска в Польшу и опустошению некоторых ее местностей. К тому же раздор между польскими военачальниками, не хотевшими повиноваться гетману, беспечность Речи Посполитой, не дававшей достаточная количества сил для безопасности своих границ; беспечность короля и тайные его приказания — не подвергать Речь Посполитую опасностям при сомнительной войне с Россией, - были причиной того, что Жолкевский заключил 23 сентября 1617 г. невыгодный со Скиндер-пашой мир, оставив Молдавию и Валахию в большей зависимости от Турок, нежели прежде. Впрочем, в договоре было только упомянуто о Молдавии и Валахии, что никто со стороны Польши не должен вторгаться в пределы их, а господари Валахии, оставаясь в прежних отношениях к Польше, должны вместе с тем стараться, чтобы союз между Польским королем и Оттоманской Портою не был нарушаем. Эту статью договора объяснили в Польше в таком смысле, что Речь Посполитая отрекалась от своей высшей власти над Молдавией и Валахией, — издавна приобретенной с большими усилиями и жертвами. Это возбудило в Речи Посполитой всеобщее раздражение, ропот и порицания действий Жолкевского. Все прежние заслуги были забыты, и шляхта на сеймах обвиняла его в излишней, по ее мнении, осторожности, — в том, что он не дал сражения, — даже в неспособности его вследствие старости. И Жолкевского, неоднократно выказывавшего в самые трудные минуты крайнее присутствие духа, теперь упрекали даже в недостатке мужества! Но никто из порицателей не обращал внимания на королевские приказания, связывавшие гетману руки, и на несчастное положение дел внутри государства. Он не дал сражения, потому что первая неудача могла бы подвергнуть опасности судьбу страны. Речь Посполитая полная неурядице, в правление Сигизмунда III, была беззащитна; она не могла долее удерживать своего [268] влияния в Молдавии и Валахии, потому что король, вместо того чтобы думать об успокоении края, снова начал войну из-за Московской короны, отнял у гетмана силы, приказав его войскам отправиться на дальний север; всеобщее же ополчение, какое сейм позволил гетману созвать для защиты земель Русских, (т. е. Червонной Руси и пр.), собирало в лагерь только не привыкшие к дисциплине сборища нестроевых служащих. Гетман был вовсе неповинен в том, чего он не мог сделать; виною всему несчастью было своеволие магнатов, восстание казаков и безрассудная война Сигизмунда III с Россией. В действиях Гетмана всегда высказывалась беспримерная любовь его к государю, которого он всегда предостерегал, предсказывая несчастный исход дел как последствие неблагоразумной политики и дурного правления; вовремя просил опомниться от заблуждений, влекущих только смуты и полное истощение края и народных сил.

Обвинения и ропот доходили до слуха гетмана, и он не отнесся к ним равнодушно: изнуренный трудами и летами, он впечатлительнее быль к ним, чем когда-либо, и с горечью оправдывал свои действия в частных, к деятелям сеймов, письмах, и в речах на общественных собраниях. Королю он со скромностью говорил, между прочим: «Я предпочел вести себя сообразно повелениям в. к. в., а, не по своему усмотрению, ибо разума моего мало, а знаю, что в. к. в. присущ ангел Божий, и сердце в. к. в. в руце Божьей, по сему у меня всегда были в должном уважении повеления в. к. в., и Господь Бог посылал мне, в делах моих, благословение». Король, кажется, уже достаточно убедился, что его многолетний противник, этот старец, быть может немного ворчливый, был в сущности благородный и преданный ему человек, и не из частных видов, а воодушевляемый единственно любовью к общественному благу и королю. Гетман на сейме одержал верх над своими недоброжелателями, и выиграл дело: трактаты, заключенные под Бушей, были утверждены, и гетману, которому в то время минуло 70 лет, король пожаловал в 1618 г. булаву коронного гетмана, произвел его в канцлеры и вручил ему государственную печать. Гетман сдал Киевское воеводство Тимофею Замойскому (о тогдашних обстоятельствах известный польский историк Шайноха, которого к сожалению недавно наука лишилась, говорит (Opoviadania о krolu Janie III. Opoviadanie 1, Msciciel. str. 31 Zytomierz. 1860) следующее, — приводим здесь собственные его слова: «Неблагополучный трактат под Бушей считали крайним изнеможением против оттоманского насилия, не зная, что в себе кроет следующий день. Вся богатая земля Валашская закрылась не столько перед настоящей высшей властью Польши, сколько перед отчаянными замыслами польской амбиции. Против старого гетмана поднялись язвительные жалобы и клеветы. Напрасно король смягчал оные оказываемой ему милостью, и даже теперь только пожаловал гетмана двумя его высокими достоинствами: большой булавой и канцлерством великим коронным. В Речи Посполатой,- такой как Польша, где большая толпа бедных обывателей, для того, чтобы выказать свою обывательскую ревность, почти что не знала других средств, кроме шумливой критики призванных к деятельности соотечественников, — не обошлось бы без тягостных нареканий против виновника трактата под Бушей. Польское шляхетство более упрямое, чем прочие республиканские сословия, расточало против него тысячу обвинений в бессилии, недостатке отваги, нерадении и т. п. Старый воин предчувствовал их тем сильнее, что уже с давнего времени его колол из-за пустых дел, поднимающийся раздор шляхты. До сих пор, нас поражают во многих письмах и бумагах гетмана, горькие сетования на «бесчинствующую и своевольную Речь Посполитую», с половины XVI века уверяющую себя в том, что Польша «безпорядками стоит» (nierzеdem stoi).). [269]

Но не долго пробыл он на дипломатическом поприще, не до него ему было в тогдашние тяжелые времена, — в стране, в которой все уже клонилось к окончательному упадку политической ее роли. Он все еще не переставал бодрствовать, по-прежнему, за целость Польши, к пределам коей и отправился. Но под Орыпином он пропустил Татар, или, вернее, они обошли его и успели вторгнуться в Волынь. Не смотря на это, гетман не мог не явиться на сейм, всегда говоря, что «на сейм ехать нужно, а жить не нужно». На этом сейме снова посыпались на него упреки в недостатке мужества и, даже в том, что он не бдителен в своих обязанностях. Он снова принужден был оправдываться и доказывать, что если б он хоть на шаг отступил от шанцев, то погубил бы войско, Русь и всю Речь Посполитую «я вреден, говорил он, потому что выносил на своих плечах Речь Посполитую, а хороши только те, которые столько раз подвергали ее опасности». Раздосадованный нападками, он просил короля снять с него гетманскую обязанность: «я приобрел ее не за заслуги, не по честолюбию, а единственно по милости короля, моего государя; теперь же, когда из-за клеветы завистников, я не могу более исполнять ее, то вручу ее с покорностью в те руки, которые мне ее дали». Вследствие этого подканцлер просил его именем короля оставаться при должности; просили его также примас и сенаторы, и Жолкевский, в последствие раз вышел из сейма победителем. Последний раз, потому что затем он исполнил, наконец, высочайший долг, пав благородной жертвой преданности престолу и отечеству.

В 1620 г., Гаспар Грациан, господарь Валахии, сам объявил желание поддаться, вместе со своей страной под исключительное покровительство короля Польши и Речи Посполитой, если они помогут ему освободиться от власти Турции. Сигизмунд Ш приказал гетману немедленно вторгнуться в Валахию. Предводительствуя только несколькими тысячами, гетман должен был соединиться в Валахии с 20 — 25-ти тысячным войском господаря; между тем, после многократных напоминаний господарю о присоединение, к нему присоединился только один Грациан с 600 человеками конницы. С таким незначительным войском, он стал лагерем под Цецорой, близ г. Бельцы, и сразился с Турками и Татарами. После первого сражения, не решившего участи ни той, ни другой стороны, когда он собирался дать новое, — в его лагере произошло замешательство и неповиновение. И там еще неблагодарное рыцарство, или своевольные ротмистры отравляли последние дни своего вождя. «Гетман хочет бежать, говорили они, нас же покинуть на произвол судьбы». Некоторые отряды ополченцев, вместе со своими предводителями и Грацианом, побежали к Пруту; всем войском обуял страх и среди вечернего сумрака, они толпами бежали из лагеря; началась толкотня, тревога, замешательство: кто бежал на лошадях, кто пешком; одни тонули, другие падали, сраженные мечем; ополченцы предались грабежу. Самуил Корецкий, промокший до костей, явился от стороны Прута, и когда он стал упрекать гетмана в том, что он [270] был причиной тревоги, гетман спокойно ответил: «Я стою здесь, и вода не течет с меня».

Вследствие такого обстоятельства, значительно уменьшились, и без того уже истощенный, войска гетмана, тогда как с противной стороны показывались постоянно прибывавшие подкрепления турецких и татарских войск. Но гетман не падал духом и приказал войскам сомкнуться, окружил его для защиты обозом. Он был плотно соединен цепями и снабжен орудиями, так что, подвигаясь под прикрытием его, войско могло в каждом месте остановиться и дать отпор наступающему неприятелю. Таким образом, войска гетмана начали отступать к Днестру, прокладывая себе оружием дорогу, через полчище неприятелей. После восьмидневного похода, днем и ночью, отражая победоносно все нападения, гетман, 6 октября (1620 г.) приблизился уже к Днестру, без большого урона.

Но, чего не могла сделать вражья сила, то было довершено своеволием и неповиновением собственных солдат. Покинутый войском, гетман, с горстью оставшихся верными ему боролся до последней минуты. Видя, что все уже потеряно, он пожал, наконец, руку сыну и приготовился к смерти; надев простую одежду, чтобы не быть узнанным, он, с остатками дружины, искал славной погибели между рядами врагов. Один дворянин подвел было гетману лошадь, умоляя его спастись бегством: «не могу, отвечал старый воин, где стадо, там должен оставаться и пастырь».

Жолкевский пал; обезглавленное тело героя, с надрубленной рукою, и покрытое множеством ран, было найдено на поле сражения, в груде тел неприятельских. Голова его была поднесена на копье, Искандеру, ее носили по лагерю, и потом, по доставлению ее в Константинополь, в знак великого торжества, возили несколько дней сряду по улицам; наконец, султан приказал воткнуть ее над воротами сераля.

Избежавшие меча, попали в плен, в том числе раненый сын гетмана и зять Конецпольский.

Впоследствии, голову Жолкевского возвратили от неприятеля за дорогой выкуп в 3.000.000 злотых, собранных по складчине, — и погребли вместе с телом», в Жолкве. На месте же сражения поставлена была пирамида с следующей надписью:

 

Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor!

т. е., Да возникнет из праха нашего мститель!

 

Так погиб, на 70-м году своей жизни, один из замечательнейших полководцев Речи Посполитой, принадлежавший к числу самых образованных людей второй половины XVI и начала XVII века.

От брака своего с Региной Гербуртовой, — двоюродной сестрой Яна Замойского, у Жолкевского было трое детей: дочь Софья, еще в 1605 г. вышедшая за Ивана Даниловича, в последствии — русского воеводу: у них была дочь, которая стала матерью короля Яна III Собеского, героя Хотина — Цецорского мстителя. Вторая дочь гетмана, Екатерина, вышедшая за Конецпольского, умерла вскоре после замужества. Наконец сын гетмана, Иван, юноша больших способностей, был старостой Грубешовским, Яворовским и Калужским. Гетман Жолкевский в течение 46-ти лет вел боевую жизнь, а 20 слишком лет восседал на сенаторском кресле. Как истинный христианин, он уважал духовенство и в одинаковой степени [271] поддерживал православие и католичество. Католический собор в Жолкве и там же православная церковь Рождества Христова, равно как, Базилианский монастырь в Крехове, — чтят его память как их основателя.

Дарственная грамота, - писанная в Варшаве, 20 марта 1635 г. и сохранившаяся в достоверной копии, в архиве Креховского монастыря, под № 5, гласить: «Владислав IV, Божьей милостью, король польский и пр. Объявляем сей нашей грамотой, всем и каждому кому о том выдать надлежит, что нам была предъявлена грамота (list) вельможного Станислава Жолкевского, канцлера и великого гетмана коронного, которой благочестивым-чернецам православного вероисповедания, Креховского монастыря Преображения Господня, находящийся в лесу, над Креховом, в Яворовском старовстве, — некоторые поля, лежащие между межой Петра Матуша, Креховского подданного, с одной стороны, и большой дорогой, идущей во Львов, с другой стороны за новым прудом, за соседней общественной стеной, принадлежащей к мызе Креховского участка, — подарены и дозволены, и на это, подтверждение его милости короля, вечной памяти, отца нашего дано» и т. д.

Выкупленный из плена, год спустя после смерти отца, сын Жолкевского умер в 1633 г. от полученной им под Цецорой тяжелой раны, которая худо была залечена.

----------

Этот краткий очерк, по нашему мнению, достаточно рисует и то смутное время, в какое Станислав Жолкевский был призван к деятельности, и характер нации, которой, он посвятил ей. При большей своевременной оценке его действий, его дальновидных планов и предостережений, Польша, по всей вероятности, не дошла бы до такого физического и нравственного упадка, вызванная, с одной стороны, бесхарактерным правлением Сигизмунда III, руководимого иезуитами, с другой — крамолой своевольных магнатов, особенно усиливавшихся в это смутное время. Безрассудно начатая война с Россией, насильственное введение унии и также насильственное порабощение казаков и Украины, и несправедливости в отношении их, вот те элементы, на которые указывает Жолкевский, — те силы, от неуместного раздражения которых он предостерегал короля и Речь Посполитую; — силы, впоследствии надломившая существование Речи Посполитой, и вычеркнувшая ее, впоследствии из числа самостоятельных государств.

-----------

Мы упомянули выше (стр. 264) о завещании Жолкевского; у издателя его записок находилась рукопись, заключавшая подлинное завещание Жолкевского, им самим подписанное. Из следующих писем будет видно употребление, которое издатель из него сделал.

Письмо П. А. Муханова к Государственному Канцлеру Светлейшему Князю Горчакову:

Милостивый Государь, Князь Александр Михайлович. В богатой событиями жизни Гетмана Жолкевского, бессомненно, занимают первое место: Московский его поход и занятие им Москвы, — в Москве и должно храниться духовное завещание этого русского по происхождению, государственного мужа.

Имею честь представить Вашей Светлости, принадлежащее мне подлинное завещание Жолкевского, приносимое мною в дар, для хранения [272] в главном Московском архиве министерства иностранных дел.

Покорнейше прошу вас, милостивый государь, принять уверение проч.

Санкт-Петербург, 15 мая 1871 г.

Письмо Государственная Канцлера, CBtaMinaro Князя Горчакова, к П. А. Муханову:

Милостивый государь Павел Александрович. Приношу Вашему Высокопревосходительству искреннюю благодарность за предоставление Московскому Главному архиву министерства иностранных дел любопытной рукописи, содержащей в себе завещание гетмана Жолкевского.

Сделав распоряжение об отсылки этой рукописи, согласно желанию вашему в Москву, я пользуюсь настоящим случаем, чтобы уверить вас, милостивый государь и проч.

15 мая 1871 г.

(пер. П. А. Муханова)
Текст воспроизведен по изданию: Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. СПб. 1871

© текст - Муханов П. А. 1871
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Трофимов С. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001