СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ТИТМАР ИЗ МЕРЗЕБУРГА

ХРОНИКА

CHRONICON

34. Время Оттона III. 983-1002.

(в 1014 г.).

Хроника Титмара, епископа Мерзебургского, состоящая из 8 книг, начинается прологом в стихах, где автор делает обращение к Сигфриду, аббату Бергенского монастыря около Магдебурга, которому был посвящен самый труд, и вообще к читателям V прося их в заключение о благосклонности:

Титмара хронику, о мой читатель, прими благосклонно;
Пользуйся ею всегда, и не будешь знать скуки, заботы;
Бросишь все игры, пустые занятья, и чтеньем займешься.
Ты же, о Сигфрид, святых прославляя, молися о грешных.

Первые две книги этой хроники излагают вкратце историю времени Конрада I, Гейнриха и Оттона I (911-978); автор не делает ничего больше, как сокращает труд Видукинда (см. выше ст. 28). Точно также коротко изложение эпохи Оттона II (973-983), составляющее содержание третьей книги. Но с четвертой книги Титмар, приближаясь к своему времени, начинает писать обстоятельнее, и хроника его приобретает тем большее значение, как исторический источник; эта четвертая книга, равняясь по своему объему почти всем трем предъидущим, содержит в себе историю времени [540] 20 лет правления императора Оттона III, сына Оттона и Феофании греческой принцессы, дочери императора Романа II. В конце III книги, автор описывает последний поход Оттона II в южную Италию против сарацин, его поражение при Таренте (983 г.) и сейм князей в Вероне (983), на котором император простил своего племянника Гейнриха Младшего Баварского (сына Гейнриха, брата Оттона I), который был заключен в Утрехте за восстание против власти Оттона II. Из Вероны император отправился в Рим, где и помер (7 декаб. 983 г.), за несколько дней пред тем, как оставленный им в Германии трехлетний сын Оттон был коронован, королем в Ахене. При известии о смерти императора, Варин, архиепископ Кельнский, на руках которого был малолетний король, передал своего питомца Гейнриху Младшему, его дяде, только-что выпущенному из Утрехта, «поручив ему, как говорит автор, воспитание Оттона III, или скорее свержение его с престола.» Оттон III родился в 980 году.

______________________

Книга четвертая.

1. В 984 г. от воплощения господня, королева Феофания, мать Третьего и к сожалению последнего из Оттонов, отправилась в Павию к королеве - вдове Аделаиде (жене Оттона I). Ея сердце было наполнено страданиями от свежей, ужасающей раны, и обливалось кровию при мысли об отсутствии своего единственного сына. Трогательно и с любвеобильными утешениями была принята она в Павии. Между тем герцог Гейнрих (Баварский) с епископом Поппо (Утрехтским) и кривым графом Экбертом отправился в Кельн и, как законный опекун короля, принял его из рук архиепископа Варина; архиепископ вместе с другими, которых герцог умел склонить на свою сторону, уверял его в своем содействии. С ними он отправился в монастырь Корвей ¹, устроив все дела по своему желанию. Туда на встречу ему пришли с босыми ногами два брата — граф Тидрих (в Альтмарке) и Сикко (в Мерзебурге), и умоляли о помиловании, в котором он им отказал. С ожесточенным сердцем они оставили его, и из всех сил начали с того времени стараться отклонить от герцога его приверженцев и друзей. Герцог хотел праздновать вербное воскресенье в Магдебурге, и поэтому отправил ко всем знатным той страны послание и приказ собраться туда; с ними же он переговаривал о том, чтобы они подчинились ему и избрали своим государем. Большинство князей дало свое согласие, с тем впрочем условием, что герцог должен испросить для того дозволение у их государя и короля, так как они прежде уже присягали ему на верность, и в таком только случае они могли бы спокойно служить новому королю. Но некоторые не соглашались и на это, и, поспешно [541] удалившись, втайне обсуждали, каким бы образом предупредить подобные замыслы.

2. Из Магдебурга Гейнрих отправился в Кведлинбург (бл. Магдебурга ²), где торжественно провел скоро наступивший за тем праздник Пасхи. Там в огромном числе собрались князья империи, но те, которые не хотели лично явиться, отправили послов тщательно наблюдать за всем. Во время этого праздника, сторонники Гейнриха приветствовали его как короля и почтили церковными хвалебными гимнами. Туда прибыли герцоги Мизеко (Мечислав I, из Польши), Мистуи (от оботритов) и Болеслав (из Богемии) с бесчисленными другими князьями, и все они обнадеживали Гейнриха в своем содействии, и присягали ему, как своему государю и королю. Многие однакож из присутствовавших, убоясь гнева божия, не осмелились нарушить своей верности и, мало по малу удалившись, поспешили в Геслебург (Ассельбург), где собрались их единомышленники, и составили против герцога открытый союз….... Когда узнал о том герцог, он отпустил своих приверженцев, щедро осыпав их милостями, а сам с сильным отрядом поспешил в Верлу (у г. Гослара), чтобы силою разрушить противный ему союз, или же покончить с ним миролюбиво; туда жe был им отправлен Поппо, епископ (Утрехтский), с поручением разъединить противников, герцога или склонить их к миру. Епископ, не смотря на всю свою настойчивость, успел, и то с трудом, получить только одно обещание: собраться для рассуждения о мире в назначенный по взаимному согласию день и в известном месте, по имени Сейсун (Сессен). Но герцог не захотел явиться на съезд, так как он отправился в Баварию; или даже не мог явиться, задержанный герцогом Гейнрихом, который от умершего короля получил в ленное владение Баварию и Каринтию ³, и вследствие того довольно значительный неприятельский отряд осадил город графа Экберта, именем Алу (Эльсбург); разрушив стены, он вошел в город, увел с собою дочь Оттона II, которая там воспитывалась, захватив при этом все хранившиеся в нем богатства, и с торжеством возвратился домой.

3. Когда все епископы и некоторые графы в Баварии перешли на сторону герцога, он, рассчитывая на своих союзников, отправился во франкскую область и там на равнине, около Бизинстиди (Бизенштад), расположился лагерем, чтобы вступить в переговоры с князьями этой страны. Туда же прибыл архиепископ Майнцский Виллигис с [542] герцогом Конрадом и другими знатными вельможами. Герцог Гейнрих старался всеми мерами склонить их на свою сторону; но они единодушно отвечали, что пока живы не нарушат верности своему законному королю; и герцог, опасаясь борьбы, увидел себя в необходимости клятвенно подтвердить, что он 29 июня явится в м. Рару (Gross-Rohrheim) передать царственное дитя им и матери. После того все отправились домой с различным настроением духа, одни с радостию, другие в смущении.

В 4 и 5 гл. автор делает отступление по поводу поездки герцога Гейнриха в Богемию к Болеславу, своему приверженцу.

6. Преданные королю между тем осаждали в Вимери (Веймар) графа Вильгельма (Турингского), который принадлежал к числу самых приверженных друзей герцога Гейнриха. Но узнав, что Гейнрих идет на них, они поспешили ему на встречу и, собравшись у деревни Итери (Иттерн), расположились там лагерем, чтобы на следующий день дать герцогу сражение. Герцог, узнав о том, отправил к ним архиепископа Гизилера (Магдебургского), чтобы разведать их образ мыслей, и если то окажется возможным, заключить мир. Когда собравшимся чинам он объявил цель своего посольства, они отвечали: если герцогу Гейнриху угодно выдать им своего государя и короля, а из своих владений удержать для себя, до определенного срока, Мерзебург, Вальбицы (Вадьбек) и Фразу (Фроса), и все это подтвердить клятвенно самым верным образом: тогда ему будет дана охранная стража, с которою он может оставить занятую ими страну; если же нет, то для него закрыты все выходы, и он не пройдет живым ни взад ни вперед. Нечего дальше рассказыват: на другой день они получили все, чего хотели и, потянувшись к Мерзебургу, дозволили и герцогу отправиться туда же; там герцогиня Гизела с давнего уже времени томилась в печальном уединении. Посоветовавшись с своими приближенными, герцог объявил им, что он из опасения гнева божия и для блага отечества действительно хочет оставить свои намерения, благодарил их и, достойным образом наградил каждого за его помощь и добрую услугу, прося всех, чтобы они из любви к нему собрались с ним вместе в назначенный день. Обе королевы, которые до сих пор с покорностию ожидали в Павии божественного утешения и все князья империи и королевства отправились в Рару. Герцог в точности выполнил свое обещание: сложил с себя все принадлежавшее императорской власти и дал всем свободный пропуск. Тогда среди дня пред глазами всех, Господь допустил воссиять светлой звезде; это была обетованная звезда, король Оттон III. Все и духовные, и светские как бы одними устами пропели хвалебный гимн, смирилась мысль непокорных, и партий, разделенные прежде несогласием, соединились теперь [543] под одним государем и повелителем. Молодой король с нежною любовию был встречен своею матерью и бабкою, и передан на воспитание графу Гойко. Между королем и герцогом, в ожидании сейма на вышеупомянутом поле Бизинстиди, был заключен предварительно мир, и каждый отразился домой. Но на этом сейме побуждаемые злыми людьми, они опять начали питать худое расположение друг к другу, и это обстоятельство повело к продолжительному разрыву. С того времени между Оттоном III и Гейнрихом, который обыкновенно называется Гейнрихом Малым, началась великая вражда; впоследствии ее прекратил своими советами и содействием граф Гериман; Гейнрих во Франкфурте подчинился королю и получил в лен свое герцогство (Баварское).

7. Ближайший праздник Пасхи (985) король праздновал в Кведлинбурге; при этом случай ему служили четыре герцога: именно, столом заведывали. Гейнрих (Баварскии), как стольник, Конрад (Франконский) правил домом, как каммергер, Гецил (перальцграф) распоряжался погребом, как виночерпий, и Берингард (Саксонский) конюшнею, как конюший. Приходили туда с своею дружиною Болислав и Мизеко и, проведши весь праздник во порядку, богато одаренные, возвратились во-свояси. При этом случае герцог Польский Мизеко объявил себя ленником короля, между другими почетными дарами подарил ему верблюда и совершил с ним два похода.

В первый год правления Оттона III умер, I декабря, епископ Адвин Гильдесгеймский; ему наследовал Осдаг, священник тамошней капеллы. Когда скончался он после пятилетнего отправления должности, то был посвящен в епископы тамошний виночерпий Гердаг, но и он три года спустя, на обратном пути из Рима, куда отправлялся для молитвы, умер 7 декабря; его тело, разделенное по членам, в двух ящиках было привезено в монастырь осиротевшими спутниками. Этих обоих епископов предавал земле архиепископ в Гизилер, случайно заезжавший в Гильдесгейм, на место Гердага был избран и посвящен Бернвард, учитель короля.

8. Оттон III беспрестанно ходил против славян, учащая свои нападения, и покорил их в восточной области, когда они покусились было на восстание. Тех же, которые жили на западе и также часто возмущались, грабили и опустошали, он старался усмирить как хитрости так и силою.

Здесь не место описывать младенческие годы Оттона III, и если бы я захотел точно изобразить все, что совершил он в юности, под руководством умных советников, то это завело бы меня далеко.

В 989 г. явилась комета; она предсказывала тяжелые потери, которые должна была принесть с собою наступающая чума.

Король, придя в возраст, удалиль от себя послову Апостола [544] (I Кор. 13. 11) «все младенческое, и, постоянно сожалея об упадке церкви Мерзебургской, занялся мыслью, как бы восстановить ее; эту цель он преследовать всю свою жизнь по настояниям своей благочестивой матери. Она имела следующее видение (это слышал Мейнсвит от нее самой, и так оно дошло до меня). В полночной тишине явился ей святой поборник Христов, Лаврентий, с увечьем на правой руке и сказал: «Почему ты не спрашиваешь, кто я»? — «Я не имею для того смелости, владыко» был ответ. Тогда св. Лаврентий продолжал: «Я такой-то, и при этом он назвал свое имя; что ты видишь теперь на мне, это причинил твой супруг; к такому делу он был побужден тем, кто обольстил множество избранников Христовых». Она передала все это своему сыну, и он решился восстановить епископство в Мерзебурге (при жизни Гизилера, или по его кончине), и таким образом на страшном суде доставить вечный покой душе своего отца. Как женщина, Феофания была не чужда слабостей своего пола, но имела довольно твердости характера и вела примерный образ жизни, что между гречанками бывает редко. Бодрствуя над своим сыном неусыпно, она охраняла государство, поддерживая благочестивых, смиряя и устрашая тщеславных. От плода своей плоти, как бы десятину, она представила Господу своих дочерей — одну Аделаиду в Кведлинбург, другую Софию в Гандерсгейм.

9. В ту пору (990) и герцоги Мизеко (Польский), и Болеслав (Богемский) вступили между собою во вражду и наделали друг другу много вреда. Болеслав призвал на помощь лутичей, которые всегда оставались верны ему и его предкам; Мизеко просил о поддержке королеву Феофанию. Она находилась тогда в Магдебурге и послала тамошнего архиепископа Гизилера с графами Эскигардом, Эзико (из Мерзебурга), Биницо, также моего отца, и его тезку Сигфрида, Бруно, Удо и многих других рыцарей. Они отправились почти с четырьмя отрядами и, пришедши в округ, называемый Сельпулы, расположились при реке, чрез которую вел длинный мост. В ночной тишине к нашим пришел один из сподвижников Вилло, убежавший из плена; за день перед тем, он пошел вперед войска посмотреть свое поместье и был схвачен богемцами; вернувшись счастливо в лагерь, он указал графу Биницо на предстоящую им опасность. При этом известии наши тотчас поднялись, оделись и с появлением утренней зари выслушали святую обедню, одни стоя, другие на лошадях; с восходом солнца, они оставили лагерь, рассуждая об исходе предстоящей борьбы. 13 июля, войско Болеслава выдвинулось туда же, и с обеих сторон высланы были послы. Со стороны Болеслава к нам приходил рыцарь, именем Слопан, выведать о состоянии нашего войска. Когда он возвратился к своему князю, его спрашивали, какова наша сила, и можноли с нею померяться, или нет. А советники Болеслава требовали от [545] него не оставить в живых никого из наших. Тогда Слопан объявил ему: «Войско неприятеля малочисленно, но доброкачественно и с головы до ног заковано в железо. С ним ты можешь бороться; но если победа и останется за тобою, то обойдется так дорого, что ты только с трудом, и даже едва ли уйдешь от рук твоего неприятеля Мизеко, если он будет преследовать тебя; а саксов чрез то ты сделаешь себе вечными врагами. Если же ты будешь побежден, то тут конец и тебе самому и твоему царству: потому что тебе нельзя надеяться противостоять врагу, стекающемуся со всех сторон». Такая речь охладила жар Болеслава; он заключил с нами мир, и наших вождей, которые вышли-было против него, просил отправиться вместес ним к Мизеко и склонить его к выдаче отнятых владений. Наши одобрили такое предложение, и архиепископ Гизилер, сопровождаемый графами — Оккигардом, Эзико и Биницо, отправились с ним в путь; а остальныес миром возвратились домой. Однакож у всехих первоначально отобрал (это было уже около вечера) оружие, и возвратили только тогда, когда они клятвенно обещали сохранять мир. С нашими Болеслав пошел на Одер, а Мизеко был им извещенчто его союзники попались ему в руки. Если Мизеко возвратит ему владения, которые он у него отнял, то он отпустит их невредимыми; в противном же случай они все погибнут. Мизеко отвечал: «Если королю Оттону III угодно будет спасти своих или отмстить за убитых, он и сделает это; если же нет, то Мизеко не потерпит от того никакой потери». Болеслав, услышав это, начал грабить и жечь окрестные места, оставляя наших в покое. На возвратном пути, он осадил город, называемый Нимцы (Нимпчш) и, почти без сопротивления со стороны жителей, подчинил его своей власти вместе с князем. Последнего он передал лутичам для обезглавления; и они не медля в виду города принесли его в жертву своим милостивым богам, и после того требовали отпустить их домой. Болеслав, зная хорошо, что без его защиты наши не могут вернуться домой безопасно от лутичей, отпустил их рано утром, так как они по совету других торопились назад. Когда узнали о том упомянутые враги, они с огромным числом отборных людей пустились преследовать наших. Но Болеслав остановил их следующею речью: «Вы пришли помогать мне, так сохраните же до конца свое расположение ко мне;да будет вам известно, что я готов пожертвовать жизнью для того, чтобы сегодня не случилось никакого несчастия с темикоторых я принял под свою защиту и отпустил в мире. Честь и благоразумие предписывают нам не делать отчаянными врагами для себя тех, которые почти всегда были нашими верными друзьями. Я хорошо знаю, что между вами и ими господствует великая неприязнь, но настанет еще более удобное время удовлетворить вашей мести». Обезоруженные [546] такою речью, лутичи, оставшись еще два дня при Болеславе, потянулись домой; при расставаньи с обеих сторон изъявлены были знаки дружбы и возобновлен прежний союз. Но затем, те вероломные отобрали 200 человек, так как наших было немного, и пустились за ними в погоню. Однако их успел предупредить о том тайно вассал графа Удо, и наши, поспешив, имели время (благодарение Богу) безопасно достигнуть Магдебурга; неприятель же напрасно дал себе труд.

10. Королева (Феофания) узнав о том, обрадовалась их счастию. Я очень мало знаком с обстоятельствами ее жизни и выше коротко отозвался вообще о ее характере, отличающемся благородством. Она жила тогда в стране заката (запада), которая справедливо носит свое имя, потому что вместе с солнцем там закатывается всякое право, всякое повиновение и всякая любовь человека к человеку. Ночь есть ни что иное, как тень земли, и все, что совершают обитатели запада, не иное что как грех. Напрасно трудятся там благочестивые проповедники божественного слова; мало на западе имеют силы — короли и прочие князья; грабители и злодеи господствуют над справедливыми. В тех странах много покоится святых мощей; но, как я слышал, жители, упорствуя в языческих понятиях, презирают их. Я не хочу говорить об этих нехристях, чтобы меня кто нибудь не счел учеником Криспина ⁴ с гнойными глазами. Я нисколько не сомневаюсь, что они за недозволенные плотские связи и неописанные распри близки к своей погибели. У них мало обращалось внимания на бесчисленные анафемы, изрекаемые епископами, и потому их существование кратковременно. Вы же, верующие христиане, молитесь со мною ко Господу, чтобы они исправились, и чтобы у нас никогда не утвердился их образ жизни. Я расскажу теперь о кончине королевы Феофании, но прежде опишу чудесные явления, которые тому предшествовали.

В 989 г. Господа, 21 октября в 5 часов дня было солнечное затмение. Я уговаривал христиан чтобы они не верили, будто бы оно производится волшебством злых женщин, или происходит оттого, что солнце поглощается кем нибудь ⁵, и будто этому можно помочь земными средствами; я уверял их, что это явление объясняется так, как учил о том Макробий ⁶ и другие мудрецы; а именно, оно [547] производится луною. В следующем году после того затмения, королева заболела и 15 июня простилась с земною жизнию, счастливо окончив временное поприще в Нимвенгене. Она была погребена Эвергером, тогда архиепископом Кельнским, в церкви св. Панталеона, построенной иждивением архиепископа Бруно ⁷, который и был в ней похоронен. На погребении королевы присутствовал ее сын, щедро одаривший местную духовную братию во спасение души своей матери. Когда узнала о том великая королева Аделаида, с скорбным сердцем она поспешила утешить короля, который правил уже семь лет (990 г.); долго оставалась при нем, заботясь о нем, как мать, и только он сам, к ее сожалению, удалил ее от себя, руководимый внушениями необузданных сверстников из молодежи.

11. Этой преславной государыне, украсившей свое высокое рождение королевскими добродетелями, мой отец граф Сигфрид служил верно на войне и в мире. В битве при Бранденбурге, он упал с коня, и с того времени его начали тревожить тяжкие телесные недуги. Он припомнил, что наступил именно тот год, который за восемь лет пред тем, во сне, был назначен ему, как год его смерти, следующим образом. В Кельне он был пробужден от сна голосом, который звал: «Сигфрид, проснись и знай, что восьмой год после этого дня заключит твое земное поприще». Всегда смело смотрел он на этот предназначенный день и не переставал ослабевать в совершении добрых по своим плодам дел. Меня он взял у своей тетки Эмнильды, которая долго страдала от апоплексического удара; у ней я получил хорошее начальное образование. После того отец отдал меня Рикдагу, второму этого имени аббату монастыря св. Иоанна в Магдебурге. Там я прожил три года, а в праздник всехсвятых (1 ноября), отец мой поместил меня в духовное братство св. Маврикия, так-как не мог совсем пристроить к той церкви. Поэтому случаю в ближайший праздник св. Андрея (30 ноября), был дан большой, веселый для всех, пир, который и продолжался до следующего дня. Отправившись оттуда, мой отец накануне заговенья заболел в городе Виллибицах (Вальбек) и 15 марта скончался. Он был [548] усердный защитник отечества и истинный герой. Вместе с его женою Кунигундою его оплакивала достопочтенная по своему образцовому благочестию мать Матильда, которая скоро должна была последовать за ним. Лишенная своей опоры, с глубокою печалью, ждала она своей смерти, и в том же году 3 декабря, умерла с полною верою в Искупителя. Мой дядя, который получил в наследство равную с нами часть, наделал моей матера в 996 г. много неприятностей, возобновивших в ней старую болезнь; своею матерью она была препоручена ему в верную защиту, и тем не менее он старался лишить ее всего мужниного имения. Но к чему напрасно говорить о том много? С помощию короля она получила все обратно.

В 12 главе, автор, отмечает в летописи коротко различные физические бедствия и записывает дни смерти епископов, от 990 г. до 995 г., когда Оттон IIІ напал на оботритов и опустошил страну вильцев, народов славянского племени.

13. После того (995 г.) король имел с своими князьями совещание, на котором присутствовал и Гейнрих, светлейший герцог Баварский. Продолжительная вражда его с Гебгардом Регенсбургским была на этом сейме прекращена мирным договором. Благочестивый герцог, старавшийся беспрерывными делами милосердия искупить все прежния свои прегрешения, внезапно заболел в Гандерсгейме, куда он отправился к своей сестре Герберге, бывшей там аббатиссою. Он призвал к себе своего сына, который назывался также Гейнрихом ⁸, и наставлял его следующим образом: «Спеши домой и, вступив в управление страною, никогда не восставай против своего государя и короля. Я глубоко раскаиваюсь в том, что было прежде совершено мною, не забудь отца, когда его не станет на свете: отныне ты его уже не увидишь». Когда уехал сын, преславный герцог, во время своей болезни постоянно восклицая из глубины сердца *** (Господи помилуй) отошел наконец 28 августа (995 г.) в жизнь вечную. Его тело было поставлено пред алтарем св. креста среди церкви. Сын же, узнав о том, по избранию и с помощию баварцев, потребовал от короля отцовского лена.

В том же году умерли пфальцграф Тидрих и его брат Сиберт.

14. Около того же времени, маркграф Гейнрих (из Швейнфурта), мой двоюродный брат, взял в плен Эверкера, славного, впрочем надменного рыцаря из свиты епископа Бернварда Вюрцбургского, и за некоторые оскорбления, нанесенные им, приказал его ослепить в одном месте, по имени Линдинлог. Король, извещений об этом епископом, горько ему жаловавшимся на то, наказал маркграфа, в [549] порыве негодования, изгнанием, но потом помиловал и опять помирил с епископом, заставив дать последнему соответственное удовлетворение. После, епископ пригласил к себе на праздник св. Килиана, 8 июля, маркграфа восточных земель (Австрии) Леопольда вместе с племянником его Гейнрихом, и угощал обоих весьма радушно.

Когда между тем, после ранней обедни, маркграф Леопольд с своими рыцарями потешался воинскими забавами, один из друзей ослепленного, пустил в него из какой-то трущобы стрелу, так что тот 10 июля после исповеди скончался. Он однако был вовсе невинен в упомянутом деле, ни содействием, ни советом. Спустя день его похоронили; маркграф был справедливо оплакиваем, потому что не было человека более его умного и во всех отношениях безукоризненного.

Предшествовавшая зима отличалась жестокой непогодой, моровым поветрием, суровою стужей, ураганами и необыкновенною засухой. В эту самую зиму были усмирены славяне.

15. Еще прежде они разорили церкви в Бранденбурге, и я коротко расскажу теперь, как они снова на долгое время вынуждены были подчиниться королю. В соседстве с нами жил один замечательный рыцарь, по имени Кица, с которым маркграф Тидрих обращался весьма дурно. Не в силах будучи выместить свою злобу, он перешел потому к врагам, которые, убедившись в его верности, отдали ему город Бранденбург, с целию вредить нам оттуда. Впоследствии однако, удалось нам увещаниями склонить его снова предать и город и самого себя во власть короля Оттона. Тогда лутичи, распаленные гневом, напали на него со всем войском, какое имели. Король в ту пору был в Магдебурге и, получив известие о случившемся, немедленно отправил туда всех находившихся при нем на лицо, а именно: маркграфа Эккигарда, трех моих дядей, также пфальцграфа Фритериха и двоюродного моего брата. Как только они прибыли туда с своими людьми, враги, стремительно кинувшись на них, разделили их, так что одна часть из них успела проникнуть в город, а другая осталась позади; потеряв несколько человек, последние воротились домой. Тогда король, собрав со всех сторон своих воинов, сам поспешил туда. Но враги, сильно стеснявшие защитников города, завидев новое войско, сняли свой лагерь и убежали. Тогда наши, высыпав из города, пели в радости о своем избавлении: Kurie eleison, и прибывшие к ним единогласно отвечали им тем же самым восклицанием. Король снабдил город гарнизоном и вследствие того надолго удержал его в своей власти. Но Кицо, отправившись после в Кведлинбург, потерял свой город вместе с женой и своими слугами. Последних, впрочем, он возвратил потом снова, но овладеть городам не успел. Один из его рыцарей, по имени Болибут, по [550] советам которого он предпринял далекое путешествие, своими происками успел так все устроить, что был провозглашен там господином; а Кицо, рыцарь предприимчивый, пытаясь впоследствии времени тайно возвратить себе страну, был убит вместе со своими приверженцами.

16. Июня 23 дня 994 года, трое из моих дядей, Гейнрих, Удо и Сигфрид (графы округа Штаде) ⁹, вместе с Этельгером и многими другими, вышли на кораблях против морских разбойников, грабивших их страну; в последовавшей за тем битве графу Удо была отрублена голова; Гейнрих, брат его Сигфрид и граф Этельгер принуждены были сдаться, и — горько о том рассказывать! — были уведены в плен презренными людьми. Распространившаяся молва скоро сделала известным это несчастье между верными христианами. Герцог Бернгард (Саксонский), живший неподалеку от них, отправил тот час нарочного к пиратам, предлагая им выкуп и вызывая на переговоры для мирного соглашения. Они изъявили готовность и согласились на прочный мирный договор, но за чрезвычайно большую сумму денег. Я не могу выразить с какою щедростью король, а за ним и все христиане нашей страны, жертвовали своим имуществом для выкупа. Мать моя до глубины потрясенная сильною скорбию, отдала для освобождения своих братьев все, что имела, или могла откуда либо достать. Нечестивое полчище разбойников, получив большую часть собранных складчиною денег — и какого веса! — для скорейшего удовлетворения себя остальною суммой, отпустила всех пленников, за исключением однакож Сигфрида; а за прочих они взяли заложниками: за Гейнриха — единственного сына его Сигфрида, вместе с Гаревардом и Вульфрамом; а за Этельгера — дядю его Тидриха и сына тетки, Олефа. Так как Сигфрид не имел сына, то он просил мою мать, чтобы она согласилась его выручить одним из собственных сыновей. Желая удовлетворить этой настоятельной просьбе, она отправила посла к Рикдагу, аббату (монастыря св. Иоанна, близь Магдебурга), с дозволения которого он должен был увести брата моего Сигфрида, жившего в то время монахом под его покровительством. Умный и предусмотрительный Рикдаг, зрело обдумавши все дело, воспротивился подобному несправедливому требованию и отвечал, что, по возложенному на него от Бога сану, он не решается на такой поступок. Тогда посланный поспешил, как ему приказано было, к Эккигарду, бывшему в ту пору блюстителем и начальником школы св. Маврикие в Магдебурге, и просил настоятельно, чтобы тот согласился отпустить меня домой ради затруднительного положения моей матери. Таким образом, я отправился из школы [551] в пятницу, и пошел домой в светском платье, в котором должен был после жить у пиратов: но под ним я имел и свою духовную одежду Сигфрид, получивший много ран, не смотря на то, с помощию божиею, в тот же день убежал из заключения следующим образом. В своем чрезвычайно тесном заключении и крайней нужде вместе с Нодбальдом и Эдико, он придумывал разные способы к побегу; наконец поручил им обоим доставить ему в легком, небольшом судне столько вина и прочих съестных припасов, чтобы можно было удовлетворить своих стражей. Когда его приказание без замедления было исполнено, жадные собаки наелись и напились вдоволь. С наступлением утра, когда священник готовился к обедне, граф свободный от присмотра стражей, все еще лежавших в бессилии от вчерашнего пьянства, вышел на нос корабля как будто для купанья и вскочил в стоявшее на-готове судно. Поднялась тревога. Священник был убит, как подозреваемый виновник бегства заключенного; подняли якори и быстро стали грести в след за бежавшим. С большим трудом ушел граф от погони. Достигши берега, он увидел там, по заблаговременному распоряжению, готовых коней и поскакал дальше, направив путь к своему городу Гарзефельду, где находился брат его Гейнрих с своею женою Этелою, вовсе неожидавшие такой великой радости. Враги, преследовавшие его, ворвались в прибрежный город, по имени Штаде, тщательно объискали его до последних закоулков, но, не найдя графа, отобрали у женщин серьги и с злобою вернулись назад. Подобная же ярость овладела и всеми остальными пиратами: в ближайшее утро они отрезали носы, уши, руки духовенству, в том числе и моему племяннику, равно и всем прочим заложниками выбросили их за борт в море, и удалились. Впрочем все изувеченные были вытащены своими из воды, и тогда-то поднялась безграничная скорбь. Я между тем, посетив своих дядей и встретив радушный прием у родных, благополучно — по милости божией — возвратился в свой монастырь.

17. К этому времени, 25 июля (996 г.) умер высокоуважаемый епископ Аугсбургский Лудольф; на его место посвятили аббата Гевегарда из Элевангена.

Между тем в одной деревне, именно Горторне, родилось дитя, одной половиной походившее на человека, а другой — именно сзади — на гуся; кроме того, правое ухо и правый глаз были у него меньше левых; зубы были шафрано-желтые; на левой руке имелся только один палец — большой, остальных четырех не доставало. Когда собирались его крестить, оно странно выпучило глаза, больше потом не глядело, и по прошествии четырех дней умерло. Рождение этого урода, за наши злодеяния, повлекло за собою большую моровую язву……

18. В праздник Рождества Христова в 996 г., король был в [552] Кельне; восстановив в этой страна покой и тишину, он предпринял давно-желанный поход в Италию, и Пасху праздновал в Павии. Оттуда с большим торжеством пошел в Рим, и на место незадолго пред тем умершего папы Иоанна (XV), посадил своего племянника Бруно, сына герцога Оттона (Каринтийского), возбудив тем признательность всех присутствовавших ¹⁰. Этим - то папою был он потом, в день Вознесения, приходившийся в тот год 21 мая, на 15 году своей жизни, в 13-ое лето правления, восьмого индикта, помазан как римский император, и признан защитником церкви св. Петра. Оттон IIІ правил империею, подобно своим предкам, побеждая характером и энергией затруднения, какие могли быть сопряжены с его чрезвычайной молодостью.

19. В начале лета пришел в Рим епископ Богемский Адельберт. В крещении получил он имя, которое произносится как-то похоже на Войтех, а при миропомазании епископ Магдебургский наименовал его Адельбертом. Там же у епископа Отриха получил он научное образование. Адельберт наложил запрещение на всю свою паству, не имея возможности увещаниями слова божия отвратить ее от старых заблуждений суеверия, и в то время прибыл для оправданий к папе, с позволения которого и жил долгое время по строгим правилам св. Бонифация в полном смирении, служа образцем для других. Отважившись впоследствии с одобрения папы благочестивою проповедию обуздать сердца язычников-пруссов он был пронзен копьем 23 апреля, и ему отрубили голову. Так, без всякого ропота претерпел он один из всех своих товарищей желанную мученическую смерть, как в предшествовавшую ночь сам предвидел то и предвозвестил своей братии, сказавши: «Мне казалось, будто служил обедню и приобщался один». Нечестивые совершители злодеяния, увидевши его мертвым, отделили — как сказано — его голову от туловища; а обезображенное таким образом тело святого мужа, для усугубления своего злодейства и божеского наказания, бросили в море; воткнув, со смехом, голову на кол, язычники ликуя отправились домой. Герцог Болеслав (польский) сын Мизеко, узнавши то, добыл себе за деньги голову и члены преславного мученика. Между тем и император, получив в Риме известие об этом происшествии, коленопреклоненный воспевал хвалебные гимны Господу за то, что Он в такое время и такого человека избрал своим поборником и сподобил его мученического венца. Около того самого времени умер епископ Бернвард Вюрцбургский, который по приказанию императора ездил с посольством в [553] Грецию, в Ахайю, с огромным числом спутников. По уверении многих Бог творит чрез него много чудес.

20. Король, оставив Рим (997), снова посетил наши страны. Услышав о возмущении славян, он двинулся с военною силою в Штодеранию, обыкновенно называемою Гавельланд (долина р. Гавела), и, опустошив этот округ огнем и мечем, возвратился победителем в Магдебург. Враги за то со всем войском напали на Барденгау, но были совершенно побеждены нашими. В этой битве присутствовав епископ Рамвард Минденский; с крестом в руке предшествуя сражавшимся, так что самые знаменосцы шли сначала позади его, он сильно воодушевлял войска к битве. В этот день пал граф Гардульф и несколько других; врагов же легло великое множество; прочие бежали, оставив свою добычу.

21. В Риме, между тем, в отсутствие папы, назвавшегося по своем возвышении Григорием V, Кресценций посадил на его место Иоанна Калабрийского, высокого спутника императрицы Феофании, бывшего епископом Плаценции (Пиаченцы). Кресценций присваивая себе такую власть не помышлял ни о своей клятве, ни о больших имениях, данных ему Оттоном. Притом похититель трона взял еще под стражу и бдительно стерег посланников императора. Как только Оттон узнал о том, он поспешил к Риму и потребовал нового папу к себе. Но узурпатор Иоанн бежал; впрочем, оставшиеся верными Богу и императору, поймали его, и он лишился языка, глаз и носа. Кресценций же бросился в Леонианский монастырь и напрасно пытался сопротивляться императору. Оттон III, празднуя Пасху в Риме, приказал отстроить военные машины; и как только миновали бедные дни ¹¹, дал приказание маркграфу Эккигарду штурмовать Теодерикову башню (крепость св. Ангела). Маркграф день и ночь нападал на замок, и наконец проник в него с помощию высоко поднимавшейся машины. За тем Кресценций, по распоряжению императора, был обезглавлен и потом повешен за ноги, что всем присутствовавшим внушило невыразимый ужас. Папу же Григория V восстановили на троне с великою честью; и император в последующее время властвовал уже без всякого сопротивления (998 г.).

22. Здесь кажется будет уместно вспомнить о некоторых событиях того времени; многим они представляются незначительными или только очень чудесными; но по своему характеру они носят на себе отпечаток провидения. В то время жил блаженной памяти граф Ансфрид (из Левена) славный и по характеру, и по происхождению. В детстве, его дядя епископ Родберт Трирский превосходно наставил его в науках, как духовных так и светских. Потом для [554] рыцарского образования, другой его дядя по отцу, который, подобно тому назывался Ансфридом и управлял 15 графствами, поручил его Бруно, архиепископу Кельнскому. Под его руководством благовоспитанный юноша оказывал ежедневные успехи, пока не взял его к себе в услужение великий король Оттон I, отправляясь овладеть Римом. В начале его рыцарского поприща король приказал ему всегда разбивать свою красивую палатку, в виду королевской палатки, и носить меч, чтобы испытать, может ли он с ловкостью служить при дворе. Это занятие он исполнял с великою охотою, потому что, следуя таким образом за королем, когда он потешался птичьей охотой, он незаметно тем легче мог слушать пение его любимейших песней. После, когда король двинулся к Риму, этот юноша, на которого он более всего полагался, был сделан его постоянным меченосцем; и однажды король ему сказал: «Сегодня у священного порога апостолов я буду возносить молитву; ты постоянно держи меч над моею головой. Мне хорошо известно, что верность римлян всегда казалась подозрительною моим предкам. Хотя опасность еще и далека, но благоразумие требует все предвидить, чтобы беда не застала в расплох. Когда мы прийдем домой, то там молись сколько угодно». Возвратившись из Италии, Ансфрид устроил из своего наследственного имения аббатство Торна, и с согласия папы поставил там свою дочь аббатиссою; а для спасения своей души поручил монастырь покровительству св. Ламберта.

23. Упомянувши о дочери графа, усердной служительнице всемогущего, я не хочу пройти молчанием того, что чрез нее сделал Господь в мое время. Всегда имея в мысли гостеприимство, она так щедро угощала нуждающихся и странников, что в один день для себя и своих сестер не оставила нисколько вина к ужину. Когда смотрительница погребов доложила ей о том, она сказала: «Будь покойна, моя милая, и утешься; благодать божия и теперь может снабдить нас». После того, по обычаю, в капелле св. Марии, она поверглась пред крестом Христовым и вот, за день пред тем опороженный до основания винный сосуд снова начал наполняться, так что вино перешло через край. Долгое время пили из этого сосуда во славу божию не только монахини, но многие из соседей и странников.

Случилось, что Герсевита, жена Ансфрида, заболела в своем поместье Гилиза. Она поспешила в Торну, предчувствуя близость смерти, но не имея сил достигнуть аббатства, остановилась на пути в доме какого-то мызника. Как он сам мне рассказывал, у него были очень злые собаки, лай которых чрезвычайно беспокоил больную. Заметив это, он, как хозяин дома, по настоятельной просьбе графини, охотно согласился запереть собак и в случае нужды даже умертвить их, если ему удастся. Но это было невозможно; между тем случилось само [555] собою, что собаки не могли более лаять, пока благочестивая дева господня не почила в мире. Она была погребена вне монастыря, в придельной капелле, тем, кто во всех трудностях жизни был ее благочестивым и верным спутником. Служанка графини, которая много лета уже страдала водяною болезнию, пришла после туда в сочельник, дав обет принести свечу на могилу госпожи, что она и сделала. Когда началось утреннее богослужение, служанка вышла, приобщилась и на глазах всех здоровою возвратилась домой.

24. По кончине графини, ее набожный спутник жизни не из отчаяния за прошедшее своего земного существования, но более окрыленный высшими стремлениями к добродетели, остановился на той мысли, чтобы посвятить себя монашеской жизни, где можно было бы найти вполне строгия правила ордена. Раздумывая о том, он был настоятельно побуждаем принять епископство Утрехтское Оттоном III чрез посредство епископа Нотгера Люттихского. Вследствие того граф пошел в капеллу в Ахене и молил матерь Господа устроить это дело, если оно от Бога; если же нет, то пусть Господь своим милосердием воспрепятствует принять предлагаемое. Архиепископ же Кельнский чрез своего помощника настаивал на том пред королем, и граф волею и неволею был избран в епископы. Несколько времени спустя, он отказал св. Мартину пять своих имений; это был прочный залог возмездия такому доброму делу. Таким образом, в своей глубокой старости, когда уже помрачились его глаза, граф сделался монахом; собственными руками он ежедневно кормил 72 бедняков. Для слабых между ними, этот слепой муж, сопутствуемый служителем, носил из долины на вершину горы воду, приготовлял ванну, сам доставлял им одежду для перемены и все необходимое для жизни, и потом отпускал их с миром; все это он делал по ночам, чтобы никто не знал о его подвигах. На этой самой горе устроил монастырь для монахов; аббаты этого монастыря часто наказывали его розгами, когда он осмеливался не слушаться их приказаний. Что только мог достать, он все отдавал бедным почти до последней копейки. При своей нежной любви ко всему он заботился даже о птицах и зимою на своей горе ставил сосуды с кормом. Под верхнею одеждою всегда носил власяницу. Но с Рождества Христова почти до крестовоздвижения лежал больным и в это время потреблял не более трех хлебов. Приблизившись к своей кончине, он увидел на окне крест, который был там написан вскоре после помрачения его глаз. Заметив об этом окружающим, он прославил Бога и сказал: «Около Тебя, Господи, свет, который никогда не помрачается». Наконец он принял напутствие. В постоянном ожидании смерти, научившись любить своего будущего судию и живя в страхе на земле, он потерял всякий страх пред вечностью. В крепком доверии к предстательству св. матери [556] Божией, которой он посвятил и себя и все свое, он до тех пор осенял себя знамением св. Креста, пока рука вместе с духом не отошла к покою почивших в мире ¹².

Когда он скончался, жители Утрехта босиком и с оружием в руках пошли к его домочадцам; они плавали, умоляли и говорили им: «Ради Бога дайте нам нашего духовного пастыря; мы его положим в месте его епископства». Достопочтенная аббатисса, его благочестивая дочь, с капелланами и рыцарями ответила им: «Он должен быть погребенным в том месте, где Бог допустил ему умереть». Дело зашло так далеко, что вооруженные с обеих сторон пошли друг на друга; и некоторые были близки к тому, чтобы заплатить при этом жизнию; тогда аббатисса бросилась между ними и, хотя бы только на минуту, просила о мире. Из долины, где находились смиренные кельи монахов, от ручья называющегося Эма, рыцари хотели перенесть его гроб на вершину горы. Когда они решились выполнить это, утрехтцы взяли труп и, как они клятвенно уверяют до сих пор, без малейшего усилия перенесли его чрез ручей. По допущению божию, таким образом, рыцари, сильнейшая сторона, должны были уступить. Во время переноски св. тела на пути разливалось чудное благоухание и, как уверяют вполне достоверные люди, весь воздух наполнился им на две мили в окружности.

Не ограничиваясь этим одним рассказом в своем отступление, автор посвящает еще три главы, 25, 26 и 27, на местные произшествия в Магдебурге и в Кведлинбурге, где аббатисса Матильда судила одного графа за похищение девицы; записывает смертные случаи, а именно кончину своей матери, императрицы Аделаиды и кончает отметкою дня смерти папы Григория V (4 февр. 999), которому наследовал знаменитый Герберт, под именем Сильвестра II. Последнее обстоятельство напомнило автору, что он до своего отступления оставил Оттона III в Риме, и потому он снова обращается туда.

28. По смерти папы Григория V, король призвал на суд в Рим архиепископа Гизилера (Магдебургского) за то, что тот владел двумя епархиями, и предложил судом остановить его в отправлении духовных обязанностей и от имени папы требовать в Рим. Но Гизилер получил удар и не мог явиться лично, а потому отправил вместо себя представителя, который должен был в крайнем случае очистить его от обвинения присягой. Вследствие того дело было отложено до того времени, когда императору будет можно совещаться с туземными епископами.

В 1000 г., король, услышав о чудесах, которые Бог совершал [557] (в Гнезне) посредством св. мученика Адельберта, поспешил туда. В Регенсбурге, его принял с великою почестью Гебгард тамошний епископ. Короля сопровождали Циацо, патриций (наместник) римский и папский духовник (oblationarius) с кардиналами. Никогда короли не были окружены большим блеском, ни при въезде в Рим, ни при выезде оттуда, как в то время Оттон III. Гизилер, выйдя ему на встречу, успел возвратить себе его расположение. Пришедши в Цейц, король с подобающею честию встречен был Гуго II, третьим по порядку из местных аббатов. Оттуда прямым путем отправился в Мейссен, где его встретили с почетом высокопочтенный епископ Эгед и маркграф Эккигард, которому он в особенности много доверял. Проехав область мильцинов, он прибыл на границы округа Дидезизи, где, герцог (польский) Болеслав ¹³ (не по заслугам, но только по имени назывался он «Большая-слава») встретил его с великими изъявлениями радости, в одном местечке, именно в Илуа (Ейлау) и приготовил ему угощение. Как великолепно принял герцог короля, как чрез свою землю проводил его в Гнезно, это и невероятно и неописанно. Увидев издали желанный город, Оттон, разувшись, с молитвою начал приближаться к нему. Местный епископ Унгер, встретив его с полным достоинством, повел в церковь; слезы у короля текли ручьями, и он умолял св. мученика исходатайствовать ему у Христа милость своим заступничеством. Немедленно было основано им там епископство, хотя без согласия выше названного епископа, которому была подчинена та земля, однакож, я думаю, законным образом, потому что он передал его брату мученика, Радиму, которому подчинил потом других епископов, Рейнбера Кольбергского, Поппо Краковского, Иоанна Бреславского, кроме Унгера епископа Познаньского. Оттон устроил престол, где торжественным образом были положены святые останки. После того ему представили от герцога богатые дары; в том числе — что ему нравилось более всего — 300 воинов в латах. На обратный путь Болеслав дал ему до Магдебурга пышную свиту; в Магдебурге при огромном стечении народа он праздновал вербное воскресение. В понедельник же, архиепископ был извещен снова о королевском запрещении заведывать своим епископством; при этом Гизилер, только с трудом и при помощи больших денег, мог успеть, чтобы ему была дана отсрочка до собора в Кведлинбурге. Туда собралось огромное множество судей. Отпраздновали сначала Пасху, а в понедельник после праздника был открыт собор, на который потребовали Гизилера ¹⁴. По его болезни, [558] его снова представляло вышеупомянутое лицо, а во многих пунктах защиту обвиненного принял на себя тамоший пастырь Вальтерд. Назначили новой собор в Ахене. Он прибыл туда сам, и римский архидиакон, как его судия, именем папы требовал от него оправдания; но, следуя благоразумному совету, он достиг того, что ему был обещан вселенский собор, и все дело таким образом осталось нерешенным, пока в наши дни Бог своею благостию привел его к благоприятному концу.

29. Желая для себя возобновить древне-римские церемоний, которые большею частию были в забвении, король сделал некоторые нововведения, о которых различно рассуждали. Он один, например, сидел за полукруглым обеденным столом, и при том выше, чем другие.

Сомневаясь в том, где действительно находятся кости короля Карла Великого, там, где; можно было думать найти их, он приказал разломать каменный пол и рыть пока не увидали их в царской гробнице. Оттон взял себе золотой крест, который висел на шее у трупа, с частию одежд, оставшихся нетленными; остальное же положил назад с большим благоговением. Было бы трудно мне описать все другия поездки, которые предпринимал он в различные епископства и графства. Наконец, приведя все в порядок по сю сторону Альп, он посетил римскую область, видел «Ромуловские праздники» и с большим почетом был встречен папою и его соепископами (1001 г.).

30. Григорий, любимец короля, вскоре составил заговор, намереваясь захватить его в плен ¹⁵. Он собрал своих единомышленников, и они бросились на короля, но король с немногими из своих спутников успел бежать, большая же часть из них была заперта в городе. Так никогда недовольная своими государями толпа отплатила ему злом за всю его несказанную любовь. После того Оттон III просил и заклинал всех своих друзей поспешить к нему, и убеждал каждого, кто только мог сделать что нибудь в пользу его чести и жизни, явиться с вооруженною силою защищать и отомстить за него. Между тем римляне в сознании вины сами устыдились своего преступного намерения и, упрекая друг друга, отпустили нетронутыми заключенных, и смиренно умоляли о прощений и милости короля. Оттон, не доверяя их лживым словам, не замедлил отплатить им, захватывая, где только мог, лица или имущества. Вся земля, принадлежавшая Римскому и Лонгобардскому государству подчинилась ему и обещала верность; только Рим более всего любимый им и предпочитаемый продолжал упорствовать, потому король был сильно обрадован, когда явилась к нему на помощь многочисленная толпа верных [559] вместе с архиепископом Герибертом Кельнским. По наружности Оттон казался веселым; но в своей совести он трепетал за некоторый из своих злодеяний, и в тишине ночи не переставать искать прощения своей вины в усердных бдениях, молитве, потоках слез. Исключая четверга, он часто постился целую неделю. Милостыню подавал очень щедро. Но при всем том пред его смертью начали составляться враждебные ему замыслы. Наши герцоги и князья не без ведома епископов восстали против него и обратились к герцогу Гейнриху (Баварскому), его потом наследнику. Но он помнил увещания своего отца, который подобно ему назывался Гейнрихом, умер в Гандерсгейме и там погребен; верный всегда королю, Гейнрих не оказал им никакого, внимания. Король узнал о том, но терпеливо все перенес; он заболел в Патерно: внутренности его тела покрывались нарывами, которые мало по малу лопали. В непоколебимой вере, с светлою мыслию расстался он с этим миром 24 января (1002); быв украшением Римской империи, Оттон оставил своих в безутешной скорби, потому что в его время не было человека столь щедрого и кроткого, как он. Тот, кто алфа и омега (Апок. 1. 8.), да помилует его; пусть наградить его за малое великим, за временное вечным.

31. Присутствовавшие при его смерти в тайне сохраняли то, пока не собралось повсюду рассеянное войско. Скорбная дружина повезла труп своего возлюбленного государя; но семь дней ей приходилось выдерживать непрерывные нападения; неприятели не давали покоя, пока не пришла она в Верону. Продолжая оттуда путь далее, наши добрались до Поллингена (Поллинг), владения епископа Аугсбургского Сигфрида; их встретил там герцог Гейнрих; и они были тронуты самым болезненным образом его слезами. Одного за другим герцог просил, давая большие обещания, избрать его своим государем и королем. Он принял королевский труп и все регалии, за исключением копья, которое тайно послал вперед архиеп. Гериберт, желая удержать эту вещь для себя. За что его однако схватили и только впоследствии, он, оставив брата своего заложником, получил дозволение отправиться домой и немедленно возвратил копье. Но архиепископ со всеми, которые следовали за телом короля, исключая епископа Сигфрида, не подал голоса за герцога; и нисколько не скрывал того, даже прямо объявил, что он вместе с друзьями будет за того, на чьей стороне окажется большая и лучшая часть народ. Герцог между тем, достигши с своими Аугсбурга, приказал положить внутренности любимого государя, которые весьма тщательно сохранялись в двух сосудах, в капеллу св. епископа Отельриха; эта капелла была построена в честь его же преемником Лудольфом на южной стороне монастыря св. мученицы Афры; во спасение души усопшего герцог подарил сто десятин земли из собственного имущества. Отпустив в мире огромное число [560] сопровождавших, он понес королевский труп в свой город Нейбург. Впоследствии же по настоятельной просьбе пфальцграфа Гейнриха, с сестрою которого он вступил в брак еще при жизни императора, герцог, простившись со всеми, отправил труп на место его назначения.

32. Извещенные о преждевременной смерти любимого государя, опечаленные князья саксов собрались во Фразе (Фрози), королевской мызе, которую получил от короля граф Гунцелин, в ленное владение. Там, архиеп. Гизилер Магдебургский с своими соепископами, герцог Бернгард (Саксонский), маркграф Лиутар, Эккигард (из Мейссена) и Геро с первыми чинами империи рассуждали об устройстве дел. Маркграф Лиутар, заметив, что Эккигард хочет взять над ним верх, пригласил на тайное совещание архиепископа и значительную часть знатных, и убеждал всех поклясться не приступать к избранию короля и государя ни сообща, ни отдельно, пока не соберутся все в Верло (Верле). Все, за исключением Эккигарда, согласились и одобрили предложение, а Эккигард, негодуя на то, что ему к возвышению на трон предстоит хоть и небольшое замедление, сказал своему противнику: «Маркгаф Лиутар, зачем ты мне противодействуешь»? Этот отвечал: «А ты не замечаешь, что у тебя не достает четвертого колеса в телеге»? Выбор был прерван и таким образом исполнилось замечание древних, что наступление ночи иногда отделяет нас от целого года, а год может продолжаться за пределы человеческой жизни.

Во времена короля Оттона III славяне сожгли монастырь Гиллилево (Гиллерслебен) и увели монахинь. В тот день многие из наших погибли.

33. Но я опять слишком удаляюсь от своей цели; обращусь снова к ней, и вкратце расскажу порядок королевского погребения. Тело Оттона ІII, отправленное в Кельн, было встречено архиепископом Герибертом. В понедельник после вербного воскресения его принесли в монастырь св. Северина, во вторник к Пантелеону, в среду к св. Гереону. В день воспоминания св. вечери понесли его в церковь св. Петра; когда по обычаю были введены туда исповедники и удостоились прощения грехов, душе покойного архиепископа даровал также отпущение; тогда прочие священники потребовали от прихожан почтить память усопшего, что и было ими совершено на коленях с обильным пролитием слез. В пятницу опять было поднято тело, и с ним прибыли в Ахен в св. субботу. В светлое воскресенье оно было опущено в могилу посреди хора церкви Богоматери. Любовь, которую все питали к умершему, выразилась тогда в пламенных молитвах и единодушных громких изъявлениях скорби. По причине великой усталости сошедшихся людей, праздник воскресения Господня, в [561] которой бывает общая радость для ангелов и людей, не мог быть совершен с подобающим торжеством; притом в этой тяжелой потере все узнали наказание божие за свои грехи. Кто верит Богу, пусть слезно помолится за душу Оттона III; с величайшими заботами он постоянно думал о том, чтобы возобновить нашу церковь. Быв сам всегда сострадательным к несчастию других, да насладится он вечно, в земле живых, общением верующих и непреходящими благами Господа!

34. Большая часть знатных, которые присутствовали при этом погребении, обещали герцогу Гериманну (Швабскому) свое содействие к приобретению королевской власти; они весьма ложно полагали, что герцог Гейнрих по многим причинам не способен стать во главе государства. Лонгобарды же, узнав о смерти короля, так как они мало беспокоились о будущем и неслишком заботились о покаянии, избрали себе королем Гартвига ¹⁶, который лучше умел разрушать, чем управлять; по воле божией это сделалось после ясно и тем, которые затеяли все это дело. Рассказ об этом впрочем отложу на будущее время, теперь же приступлю к описанию деятельности того лица, которое восстававших против него смирило своим благочестием, и своими великими добродетелями повергло их ниц пред собою. Таким был Гейнрих, пятый по числу из саксонских императоров, Второй по имени; им начну свою следующую книгу ¹⁷.

35. Но так как я не мог обнять всего по порядку, что случилось в правление Оттона III, то я не стыжусь потому еще раз возвратиться к тому же предмету и пополнить, что мною было опущено. Подобно путешественнику, который для большей усталости, или по незнанию пути, меняет большие дороги на извилистые проселочные дороги, я позволю себе сделать несколько отступлений.

Автор, вместо того, чтобы прямо начать пятую книгу, припомнил, что им многое опущено и из событий других стран, и из обыденной жизни его монастыря, и из рассказов странников, навещавших автора, а потому решился в заключение четвертой книги поместить нечто в роде: смеси, от 35 главы до 51. Так, в 35, 36 и 37 говорится о польских делах и о смерти Мизеко в 999 г.; в 38, об учреждении в Венгрии епископства, о чуде совершившемся в Риме, о браке сестры Оттона, и о смерти Конрада Швабского; в 39, о жизни епископа вормского Франко и о смерти капелланов императора, Герпо и Рако; в 40, о перенесении тела папы Бенедикта из Гамбурга в Рим; наконец в 41 гл., автор, по поводу смерти одной личности, останавливается несколько дольше на характеристике ему современных нравов.

41. Во времена императора Оттона III умерло много благочестивых людей, но я ничего не знаю о их жизни, и потому умолчу. Между [562] такими была одна графиня Христиана, завещавшая большую часть своего имущества, которым она владела в городе Стувах (Stoben), св. Маврикию в Магдебурге. Окончив быстрое поприще земной жизни во Христе, она, 8 марта, с радостным сердцем вступила в область давно желанного жениха. О ее смерти был извещен следующим образом архиепископ Магдебургский Гизилер, находившийся в то время в Кведлинбурге. К нему явился во сне неизвестный со словами: «Разве ты не знаешь, что в эту минуту все силы небесные изготовляются встретить верную во Христе душу и отнести небесную невесту? Она уже грядет за своею наградой, во ожидании вечной обители». Проснувшись, он рассказал свое видение Вальтгерду, бывшему в то время еще священником, а когда этот последний узнал вскоре, что в ту самую ночь умерла та почтенная госпожа, он донес о том своему начальнику и объявил ему, что сон его сбылся. Покойная, умея всегда скрывать свои добрые дела, и храня их в глубине души, нисколько не походила на большинство женщин нашего времени, которые по большей части обнажают верхнюю часть своего тела самым неприличным образом пред своими любовниками, и, не взирая на страх божий и срам людской, без всякого стыда ходят так пред всем народом. В высшей степени худо и плачевно, что грешники не считают нужным больше скрываться и являются публично, чтобы наносить оскорбление добрым, а для дурных служить примером.

Последующие главы продолжают рассказ в том же роде, иногда с желанием назидать читателя, иногда просто для того, чтобы записать слух. Так, в 42 гл., говорится о том, как одна монахиня вышла замуж за славянина; в 43, как декан в Магдебурге, Гепо, потерял язык за то, что оделся в светское платье, и как в той же церкви раздавило алтарем сторожа; в 44 как дьявол соблазнял товарища, автора Гусварда; в 45, чудесный случай с другим товарищем Марквардом; в 46, о смерти одного графа Альби; в 47, как был наказан один юноша непочтительно обращавшийся с мощами, вверенным его заботам; в 48, как был награжден монах за уважение к мощам; в 49, о соперничестве архиепископа Гизилера с маркграфом Эккигардон; в 50, о добрых качествах собрата автора, Конрада, родом из Магдебурга; наконец, в последней главе четвертой книги, автор обращается к самому себе и рисует нам между прочим свою наружность. Упомянув в предпоследней главе о Конраде из Магдебурга, он продолжает, в 51 гл. следующим образом:

51. Каких отличных людей я знавал между знатными города Магдебурга! по своему (духовному) званию я не мог подражать их достохвальной жизни, а по смерти их до меня не дошли известия о их делах. О, я бедный человек! В течении своей жизни я находился в самых тесных сношениях со многими великими людьми, и в тоже время моя деятельность так мало походит на их уважаемую жизнь! Я, близкий в своей греховности к смерти, надеюсь однако приобресть живот вечный пред светлым ликом Создателя, ибо заслугами своей братьи я исторгнусь из рук смерти; если я здесь мало сделал добра, [563] то я постоянно помышлял об умерших. Моя воля до сих пор была добра, но так как я не тружусь над тем, чтобы подкрепить ее надлежащими силами, то она мне ни к чему не служит. Я постоянно жалуюсь на себя, но не выполняю строго эпитимии, и потому нуждаюсь в совершенствовании, ибо мало думаю о Том, кто служить единственным предметом славословия.

Теперь, мой читатель, я изображу тебе свою наружность: смотри, что я за господин такой, и соответственно тому оказывай мне почтение! Ты увидал бы пред собою маленького человека, с обезображенною левою челюстью, ибо на ней давно уже образовалась фистула, припухающая и до сих пор. Переломленный нос, что случилось со мною еще в детстве, придает мне самый смешной вид. Но на такие недостатки я вовсе не жаловался бы, если бы обладал какими нибудь душевными достоинствами. В последнем же отношении, я — жалкий человек: характер у меня злой и мало наклонный к добру, притом завистливый; над другими смеюсь, а сам вполне заслуживаю насмешки; никого не щажу, как то мне следовало бы по моей обязанности; я — негодный, лицемерный, скупой и лживый человек, а чтобы довершить свое описание, скажу, что я хуже, нежели как то можно сказать или представить. Каждый имеет право не шепотом, но громко говорить, что я — грешник, и мне следует, стоя на коленях, просить братию наказать меня и бранить. Иных люди решились бы похвалить, если бы тому не мешало одно ничтожное обстоятельство, а именно, что эти «иные» не могут быть отнесены к лучшим людям, и что людям очень многого не достает для полного совершенства. Каждому похвала будет воздана в конце, и человеческие деяния выдержат пробу огня ¹⁸.

Титмар, епископ Мерзебургский.

Chronici libri VIII. Книга четвертая. У Pertz, Mon. III, 733 и 871.

Титмар, епископ Мерзебургский (Thietmarns, ер. Merseburgensis ; род. в Гальберштадте 976 г. † 1018) в литературном, отношении был преемник Видукинда, и в своих «Восьми книгах хроники» продолжал труд своего предшественника, остановившегося почти на годе его рождения. Но талант Титмара, его высокое общественное положение и образованность доставили ему возможность стать гораздо выше своего предшественника. Отец Титмара был граф Вальбека Сигфрид, а мать Кунигунда, дочь графа Штаде (бл. Гамбурга), Гейнриха; дядя его Лиутар занимал место маркграфа Бранденбургского; император Оттон I и Гейнрих герцог Баварский были двоюродными братьями Кунигунды, и следовательно Оттон III и его преемник Гейнрих II приходились племянниками нашему автору; сестры его были замужем за сильнейшими владетелями Германии; братья его отличались во многих войнах того времени. Годы детства Титмар провел у тетки отца в Кведлинбурге; воспитывался у Рикдага, аббата [564] в Магдебурге и приобрел отличное сведение в классической литературе. По смерти отца, его семейство испытало на себе корыстолюбие Лиутара Бранденбургского, но император возвратил отнятое у детей Сигфрида (1002 г.), и Тимкар пожертвовал свою часть в монастырь Мерзебургский, что доставило ему в 1009 г. место епископа ¹⁹, которое он и сохранил до 1018 г., когда умер 43 лет от роду. Свою хронику писал Титмар уже в звании епископа, и первые шесть книг были им окончены еще в 1014 г.; последние же две дописаны за две недели до смерти (содержание всех их наложено выше, пред началом IV книги, на стр. 539). Для критики текста его хроника, должно заметить, что в Дрезденском Архиве сохраняется ее манускрипт, подправленный рукою самого автора. Близость места жительства Титмара к славянским народам доставила автору возможность коснуться близко истории соседей германцев, и потому его труд имеет особенную важность для исследования древнего быта славян в эпоху начала их германизирования ²⁰ — Издания:Полнейшее у Pertz, Monum. Germ. III, 733- 871. — Переводы: Нем. Ursinus (Dread. 1790) с хорошим введением; Laurent (Berl. 1849) в Geschichtsсhr. d. d. Vorzeit. Lief. 4; с предисловием Лаппенберга; но последний перевод уступает первому в точности. Критика: Contzen, Geschichtschreiber der saechsischen Kaiserzeit, стр. 46-64.

Комментарии

1. Мон. Корвей, на реке Фульде, близь Падерборна.

2. Монастырь, где была аббатиссою дочь Оттона I, Матильда. См. выше, ст. 28, на стр. 442.

3. Оттон II, по изгнание Гейнриха Младшего, отдал его герцогство Баварию одному графу того же имени, с которым прежний владетель и должен был теперь вступить в борьбу.

4. Криспина, т. е. болтуна. См. Ноr. Sat. I. 1, 120 ст.

5. По древним германским и скандинавским верованиям, видимое движете солнца и обращение луны объяснились усилиями их убежать от преследования двух чудовищных волков, и с затмением соединялась мысль о кончине всего мира; язычники поднимали при этом громкие крики, в надежде испугать чудовищ и таким образом спасти светило от угрожающей ему погибели; на это суеверие и намекает далее нам автор.

6. Макробий жил в V веке при дворе Феодосия I; в своем комментарии к сочинению Цицерона о сновидениях» 1,15, он говорит следующее: «Когда солнце и луна в своем течении встретятся на одной и той же линии, то необходимо, чтобы одно из них временно потерпело затмение: солнце, когда за ним следует луна, и луна, когда она станет против солнца. Потому-то солнце не иначе затмевается, как ночью в 30 день луны, и луна может затмиться только в 15 день своего течения. Случается же все это так, что луна становится против солнца, и земной шар, находясь на той же линии, мешает ей получить свой свет, или сама луна, следуя за солнцем, загараживает его свет от человеческих глаз. При затмение потому солнце нисколько не страдает, но затмевается только ваше зрение. Одна луна действительно испытывает на себе затмение, потому что она тот свет, которым светить ночью, заимствуете у солнца».

7. См. о нем выше, в ст. 33, на стр. 518.

8. Это был тот самый Гейнрих, который наследовал Оттону III, под именем Гейнриха II и был впоследствии причислен к лику святых.

9. Штаде, порт при впадении речки Швинги в Эльбу близь моря, недалеко от Гамбурга.

10. Это был папа Григорий V, сын Оттона и внук того Конрада Лотарангского, который был женат на Лиутгарде, дочери Оттона В. и управлял за него Италиею; см. выше ст. 30, на стр. 490.

11. Белые дни — так называются 7 дней после Пасхи.

12. Этот Утрехтский епископ умер в 1010 г., и следов. автор сделал слишком, большое отступление от 998 г., на котором он остановился в конце 21 гл. Но эта смерть была свежею новостью, когда писал автор свою хронику.

13. Мизеко умер незадолго пред тем.

14. Гизилера обвиняли в том, что он склонил Оттона II уничтожить епископство в Мерзебурге и соединил его с своею епархиею.

15. Григорий был родом тускуланец, и это все, что мы о нем знаем.

16. Т. е. Гардуина Иврейского.

17. См. ниже, в ст. 45.

18. См. продолж. ниже, в ст. 45 и 46.

19. О его поставлении епископом см. ниже, в ст. 46.

20. Титмар, хотя редко, заносит в свою летопись известия и о древней Руси, а именно о Владимире св. и Ярославе Мудром; см. ниже в ст. 45, кн. VII, 52 гл., под 1017 г., и VIII, 16, под 1018 г.