Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

Забор из сварной сетки

Забор из сварной сетки в Москве.

www.egoza.biz

БЕРНГАРД ТАННЕР

ПОЛЬСКО-ЛИТОВСКОЕ ПОСОЛЬСТВО В МОСКОВИЮ

ТАННЕР

и его известия о Русских XVII века

Бернгард Леопольд Франциск Таннер родился в Пpaге, в Богемии. Званиe, к которому он принадлежал в своем отечестве, неизвестно. Страсть к изучению нравов разных народов была побудительною причиною его путешествий. Богемия сделалась для него как бы пристанищем для составления планов новым странствованиям. Объездив Германию и Италию, по возвращении в Прагу, познакомился он с некоторым Польским Прелатом, в сопутствии которого, 1676 года Июня 6, прибыл в Краков. Благосклонно принятый Польскими Магнатами, он вскоре увеличил круг своего знакомства; отправился из Кракова в Варшаву; ездил на провинциальные собрания в Вильну и возвратился обратно в столицу Польши. Вельможи с удовольствием смотрели на пребывание его в своих домах: каждый предлагал ему у себя место, но виды Таннера были возвышеннее, и он не хотел воспользоваться этими предложениями. Открытие Сейма в Варшаве 14 Генваря 1677 года, и назначениe на нем многих Посольств к [474] иностранным Державам, доставили Таннеру случай стараться о помещении его при Посольстве, отправлявшемся в Турцию. Обозрение Турецких провинций и народов, в них обитающих, представляло много любопытного. Он делал все приготовления к путешествию и был уже близок к достижению своей цели, как вдруг случившееся несчастие заставило его невольно отказаться от этого предположения. Проходя в Варшаве чрез Краковское предместие, он встретился на дороге с слугами Казначея Великого Княжества Литовского, Сапеги, которые без малейшего со стороны его повода, начали задевать eго саблями, и когда для собственной защиты Таннер вынул из ножен свою саблю, то завязалась драка, которая продолжалась полтора часа, и с каждой минутою увеличиваясь, становилась ужаснее и кровопролитнее. Толпы, стекаясь со всех сторон, присоединялись к той или другой стороне и начали драку между собою; преследуемый камнями, Таннер крылся в дом одного сапожника. Но это место не могло противопоставить большой преграды разъяренной черни. Ушибенный до полусмерти в голову каменьями и влачимый по улице за волосы, несчастный Таннер одолжен был своим спасением некоторым человеколюбивым особам, которые приняли на себя его защиту и отнесли в близлежащую церковь. Кроме раненых, десять человек пали жертвою этой стычки. Раны требовали шесть недель для излечения, а между тем Посольство в Турцию торопилось отъездом, и Таннер [475] должен был поблагодарить Посланника за егo благосклонность.

Князь Чарторийский был одним из Посланников, который не получил еще тогда повеления отправиться к своему посту, и оставался в Польше. По возстановлении своего здоровья, Таннер начал ходатайствовать об определении его при Посольстве в Poccию, и получил место управителя двора Князя Чарторийского. Со времени назначения Посольства по день его отправления в путь, протекло более года. Ноября 2-го Князь Чарторийский получил из Варшавы письма, в которых Король изъявлял свое опасениe на счет скорого отъезда в Россию, для того, чтобы Султан, известившись об этом, не оскорбился и не задержал в плену находившегося в Константинополе Польского Посланника; но вскоре потом пришли вторичные письма Короля в день Рождества Христова, которые заключали в себе повеление спешить приготовлением к дороге. И так Посольство, в сопровождении многочисленной свиты, 11 февраля 1678 года отправилось в путь. Посланники следовали разными трактами, и съехавшись вместе близ границы Русской, отправили нарочного в Смоленск с уведомлением о приближении их к пределам Poccии.

В Кадзыне Посольство переправилось чрез Березину, отделявшую тогда Литву от Poccии, и 3 Maия вступило на Русскую землю. В поздний вечер прибыли путники в город Суково, где ожидала их новая досада. Утомленные люди и [476] изнуренные лошади требовали подкрепления пищею; Пристав еще не прибыл, а жители без его приказания, не хотели ничего продать Посольству; таким образом оно нашлось в необходимости доставлять себе все потребности насильственным образом. Наконец прибыл Пристав с 20 Стрельцами и принял меры к снабжению Посольства всем нужным. Из местечка Лубня, в трех милях от Смоленска, Посольство имело торжественный въезд в этот город, где провело день Светлого Bocкpeceния. Разставленные вдали от города, по обеим сторонам, два эскадрона конницы, с трубами и литаврами, приветствовали Посланников.

Знатнейшие города, чрез которые проезжало Посольство, были: Смоленск, Дорогобуж, Вязьма и Можайск. В России, по замечанию Таннера, было в обыкновении в то время – церкви, башни, Царские палаты, дома и разного рода другия здания строить из дерева. За исключением немногих зданий в Смоленске, Автору не случилось нигде видеть на пути каменных строений. В самой даже столице Pоccии было их не много, и Таннер охотнее соглашался причислить Москву к деревянным, нежели к каменным городам. Разрушенные в прошедшия войны, Смоленские укрепления, во время проезда Таннера были уже возобновлены. Дорогобуж, Вязьма и Можайск были обнесены ветхими, клонившимися к разрушению оградами. В двух первых были стены деревянные, а в последнем из булыжника. Предместья во всех городах были весьма обширны: здесь [477] находились лавки и производилась торговля всеми товарами, не имеющими дорогой цены. В каждом порядочном городе Пристава сменялись. Посольство останавливалось всегда в предместьях: входить в город было запрещено. В Смоленске едва дозволено было Таннеру разсматривать город; в обозрении Дорогобужа, Вязьмы и Можайска более или менее способствовало ему возвышенное местоположение. На мостовую по городам употреблялись круглые бревна, как то заметил Автор в Вязьме и Москве. Во время пребывания Посланников в Вязьме, встретил их присланный из Москвы Пристав Страбеци (?), отличавшийся великолепием своей одежды и длинною бородою. Он поверил список особ и провожал Посольство в столицу. Новый Пристав, для развлечения скучного путешествия, дозволил Посланникам обозреть обширный деревянный дворец, расположенный на четверть мили от Вязьмы. «Сказывали, – говорит Таннер, – что некогда, во время свирепствования в Москве язвы, в этом дворце нашла для себя убежище супруга Царя: здесь даже окончила она жизнь свою и погребена. Для того по cиe время, ни один из Русских не осмеливается посетить этого места из благоговения к своей Царице: столь велико уважение этого народа к своим Государям!». Почта в России была в то время верховая, как то можно видеть из главы IX Таннерова сочинения, где он говорит: «с 14 Maия мы прибыли в село Мамоново близь Москвы, где Князь Чарторийский получил [478] письма от Польского Короля, привезенные Русским всадником, из которых один ездил безпрерывно из Москвы в Смоленск, а другой из Смоленска в Москву, так что мы каждые семь дней отправляли и получали письма».

Таннер прибыл в Москву с пламенным желанием видеть обычаи народа, столь различествовавшего от прочих нaций Европы. Особенное благоволение Царя Феодора Алексеевича к Посланникам, дарование свите их свободы обозревать безпрепятственно город и посещать публичные места, много способствовало к правильности наблюдений нашего путешественника. Пятнадцать недель пребывания Посольства в Москве было для Таннера временем безпрерывных наблюдений. Не занимаясь прошедшим, он изобразил лишь современное состояние народа (хотя и не безпристрастно), описал в подробности город Москву, и сообщил много любопытных сведений о жителях. Но важнее всего то, что он один изо всех иностранцев, писавших о Poccии, обратил внимание на тогдашнее наше военное устройство, о котором много любопытных подробностей представляет его сочинение. Двадцать четвертого Августа выехали Посланники из Москвы, а в конце декабря прибыли в Гродно, где в Генваре следующего 1579 года, присутствовали на собравшемся там Сейме. Между многими представителями иностранных Государей и Герцогов, находился там посол Римского Императора Граф Альтгейм (Altheim). Встреча с ним доставила Таннеру возможность [479] скорого возвращения в отечество, потому что Граф Альтгейм согласился принять его в свою свиту, хотя Князь Чарторийский, который умел ценить таланты Таннера и удостоивал его особенной своей благосклонности, неохотно хотел с ним разстаться. Путешествие Таннера по России наполнено безпрерывными жалобами на худое состояние дорог. Страна, чрез которую следовало Посольство, покрыта была лесами и болотами. От Смоленска до Москвы насчитал Автор 533 моста: некоторые имели полмили в длину, а два из них простирались даже на целую милю. Таннер во время своего путешествия вел журнал; по настоянию друзей привел его в порядок, и 1689 года напечатал в Ниренберге, под заглавием: Legatio Polono-Lithuanica. Он отличался хорошим воспитанием; был любознателен, с проницательным умом и чрезвычайною страстью к путешествиям; знал языки Немецкий, Италиянский, Богемский, Польский и довольно понимал Русский. Обширные сведения его в Латинской Литературе видны из приводимых в его сочинении некоторых отрывков из отличнейших Писателей древняго Рима.

Книга Таннера доселе еще не издана в Русском переводе. Чтобы ознакомить с нею наших Читателей, мы приведем из нея несколько извлечений, и на первый раз заимствуем его описание тогдашних обычаев наших предков, которое хотя и не всегда безпристрастно, но тем не менее интересно уже по тому самому, что начертано пером современника-очевидца. [480] Мы даже не изменим и тех замечаний, которые отличаются явною несправедливостию, какова даже первая фраза приводимого нами отрывка.


«Нравы Русского народа, – говорит Таннер, – сколько я мог заметить во время нашего пребывания, столь непостоянны, что неприметно изменялись с каждою переменою луны. Ежели кого посещали даже из надобности, то не обращались к хозяину, какого бы он ни был звания, не поклонясь прежде перед образом Пресвятые Девы и трижды не перекрестясь, что я заметил у наших Приставов. Потом начинали говорить о делах. У каждого, даже самого последняго, находился образ из глины или другого вещества, который помещался в избе со стороны дверей (?). Странным способом оказывали они дружбу, не только в доме, но и публично на улице: мужчины, мальчики, женщины и знакомые девицы, все без различия, при встрече взаимно обнимались, целовали друг друга, и таким образом показывали свое родство и дружбу. При взаимных посещениях, что редко случалось, прежде всего подносили деревянный бокал, наполненный крепким напитком. При опорожнении его провозглашали всегда здравие Царя, откуда бокал этот и получил название Государева. По окончании пития, ежели гость находился за обедом, подавали пиво, потом мед, наконец вина разного сорта. Этот обычай всегда соблюдали в частых приглашениях нас на обеды. Жены их во время пиров не показывались, разве только по просьбе гостей, [481] пользовавшихся большим уважением хозяина, или задушевных его друзей. Тогда жена, самым великолепным образом разряженная, выходила и становилась возле печки с заложенными назад руками: гости, желавшие ее видеть, приближались, и каждый по одиночке, также с заложенными на спину руками, протягивался к ней и целовался с нею. Таким образом изъявляли они свою дружбу и благорасположение. Напоследок, по получении поцелуя, она подносила одному из них бокал крепкого напитка и уходила; потом муж дозволял гостям проводить больше времени с своею женою, даже в его отсутствии, и заниматься с нею всякого рода разговорами.

Мужчины ходили в длинном платье из материи водяно-пепельного цвета, с рукавами почти в три аршина длины (?): многие, для большей статности, закладывали их на плечи; шапки носили высокие; волосы, по обычаю Жидовскому (?), были подбриты; бороды вообще у них русые и никогда небрились; грудь открытая, от чего брюха кажутся толстыми. Сапоги носили из Турецкой кожи, желтые, лазоревые или зеленые, а низшего класса люди черного цвета: на ногах они сидели плотно и красиво. Женщины средняго состояния одевались в шелковое платье, по большей части желтого цвета; длинные рукава, или тащились по земле, или складывались на плечах. Каждая женщина должна была их иметь, потому что это считалось первейшим украшением. Епанечки, которые надевали по праздникам, обшиты были кругом шнурками, и [482] также имели висячиe рукава. На голове у них были шапки, сверху круглые, на пoдoбиe шляп, с боковою опушкою, которые, для благопристойности, покрывались еще сверху Персидскою тканью. Прочая одежда тела всегда была развязана и разстегнута, от чего толщина казалась безобразною. Лице свое oнe так искусно покрывали белилами, что с первого взгляду казалось, будто оне усыпаны мукою; между тем, чтоб белизна не превращалась в бледность, слегка наводили по ней красною краскою. Дамы высшего класса, как то жены Князей и Бояр, ездили вообще в простой телеге, запряженной в одну лошадь в хомуте, которою правил какой нибудь мальчик или невольник; служанка же или невольница исполняла обязанность скамьи, и иногда толстая барыня, по произволу и удобству, ставила ноги свои ей на голову или на плечи.

Молодежь обоего пола имела особый костюм. Юноши одевались в короткое платье водяно-пепельного цвета, не доходившее за колена; чтобы быть тонкими и проворными, они крепко подпоясывались: к бедру привязывали длинный нож в ножнах, которым не редко в ссорах ранили друг друга. Шею украшали ожерельем, со всех сторон осыпанным жемчугом, и шириною в три пальца; в руке носили палку, именуемую у них терволка (?).

Девицы носили перчатки, более загнутые, чем у замужних: платье носили длинное, лазоревого цвета; рукава у платья, по обычаю, тащились по земле. Волосы разделялись по полам [483] и заплетались в длинные косы, которые на конце украшались двумя висячими лентами. Чело, которое, так как и все лице, было нарумянено до чрезвычаности, повязывали кокошником, унизанным сверкающими зведочками и жемчугом. Занятие их состояло по большей части в мытье белья, которое, навесив на длинном шесте, носили на плечах, чрез пловучий мост, к Москве реке, там собиралась толпами молодежь и шутила.

Простой народ по большой части собирался на улицах. Железное кольцо, которое в объеме едва равнялось нашему гульдену, бросали они на землю в шагах трех от себя: один из них нагибался, а другой, разбежавшись из дали, вскакивал ему на спину, и сидя сверху, остроконечным железом, которое было у него в руках, бросал в середину кольца, которое другой всегда ему подавал. Сколько раз он попадал в середину кольца, столько раз дозволялось ему и ошибиться: ежели же он пропускал более, то терял игру, и должен был в свою очередь стать под тем, на чьем хребте он сидел, пока тот не ошибется таким же образом. Они проводили в этих занятиях несколько часов сряду. Некоторые из них, чрез ежедневное упражнение в этой игре достигали такого совершенства, что двадцать и более раз, к удивлению присутствующих и досаде несчастного, согбенного под ношею, попадали в самую середину кольца.

Вельможи играли в Французские карты, а купцы в шахматы. Девицы и молодые женщины [484] избирали удобное место на улице, или на площади; клали колоду порядочной величины и на ней уравновешивали доску; по концам становились две девицы, раскачивались и попеременно подскакивали, и иногда столь сильно (когда сходились искусные в этой забаве), что выбрасывали одна другую на большое разстояние вверх от доски. В этом качании оне проводили целые часы.

В разговорах своих не занимались они состоянием и устройством чужеземных народов или каким-нибудь приятным предметом, потому что вовсе лишены знания полезных Наук. Несведущие в Истории и достославных деяниях своих предков, они разговаривали только о том, что их окружало.

Дети забавлялись с собаками, которых, кроме других искусств, учили возить. Во время прогулок мне не раз случалось видеть, как собака средней величины, запряженная в маленький возок и в збруе, будто лошадь, без узды однако, с большим усилием тащила возок с тремя мальчиками: обремененная такою тяжестию, она высовывала изо рта язык и часто лбом задевала землю: не смотря на то, бичем и чрезвычайными криками ее принуждали всегда добежать до назначенного места! Часто также замечал я, как мальчики, погоняя собак этого рода, везли на них воду на дом; Pyccкиe утверждали, что это обыкновение слишком распространилось у них от Татар (!).

Их звериная ловля ястребами, копчиками и соколами, кажется заслуживает похвалу, [485] которою они подлинно могут гордиться. Я часто смотрел с удовольствием, как дикие утки, согнанные с прудов обученными собаками, падали вдруг на-земь, пораженные разгуливавшим в воздухе ястребом, и были подбираемы руками. Зайцев и иную дичь, которою Poccия изобиловала, эти птицы ловили с таким же успехом.

О изобилии там диких зверей не только свидетельствует История, но подтверждает то и самая обширность пределов Poccии, и я собственными глазами видел различных, нашим странам вовсе неизвестных животных, которых здесь вкратце опишу.

Как по своему достоинству, так и дороговизне, первое место занимают собольи меха; их превосходство известно целому свету. Эти животные ловятся в густых лесах, почти в двух стах милях от Москвы. Чем холоднее зима, тем меха делались чернее, чаще и длиннее; волосы на них более имели лоску, и меха становились дороже. За некоторые из них в самой Москве платили по сту рублей серебром, а самая меньшая цена была один рубль. Люди, которых употребляли для ловли, были пленники, невольники и Татары, люди несчастные и привыкшиe к холоду, в котором нам пробыть почти невозможно. Зимою они искусно повергали этих зверей стрелами, а летом пересылали живых к Царю, который, с своими Посольствами, отсылал лучшия из них в подарок иностранным Государям. [486]

Из Астрахани в большом количестве привозили овчинные меха; черные или сивые и кудрявые; они также имели большую цену. Прочие меха, как то собачьи с длинною шерстью пепельного цвета, лисьи, медвежьи, заячьи, вообще белого цвета, находятся в изобилии по целой России. Водятся так же там водяные байбаки (?), больше наших, волосы которых приятнагo запаха, на подобие амбры, будучи приложены к человеческому телу и нагретые, разливали повсюду удивительно приятный запах. Хвосты их толщиною равнялись большому пальцу. Самые многочисленные меха горностаевые, нежные, и удивительной белизны. Дикие кошки и много других животных разного рода, нам неизвестных, также водятся в значительном числе. По случаю столь великого обилия в мехах, скорняки довели себя до такого совершенства, что самым лучшим образом выучились выделывать эти меxa, разрезывать их по частям, и малейшие куски приставлять один к другому. Наученный опытом, я был очевидным свидетелем, как из собольих хвостов крошечной величины сшивали красивые рукава для вельмож, ценою в шесть и восемь червонных. Умалчиваю о других мехах, которые приносят им большую прибыль, особенно в торговле с иностранными народами».

Текст воспроизведен по изданию: Таннер и его известия о русских XVII века // Журнал министерства народного просвещения, Часть 15. 1837

© текст - ?. 1837
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Strori. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМНП. 1837