СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЩЕРБАТОВ, Ю.

ЗАПИСКИ ЮСТА ЮЛЯ

ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

(1709-1711)

ПРЕДИСЛОВИЕ

В год Полтавской победы, выдвинувшей Россию на степень могущественной Европейской державы, Король Датский Фредерик IV послал к Петру I, в качестве своего посланника, морского командора Датской службы Юста Юля.

Инструкция, которой снабжен был по этому случаю Юль, вменяла ему между прочим в обязанность вести во время его посольства в Россию дневник всему тому, что с ним приключится по службе или “in publicis”.

К задаче этой Юль отнесся с присущей ему добросовестностью и оставил нам в наследие не отличающееся особой шпротой взгляда, бесхитростное, пестрое, иногда непоследовательное, но всегда интересное описание тогдашней России с силуэтами Петра и его сподвижников на первом плане.

В совокупности, дневник обнимает время с 8-го апреля 1709 г. по март 1712 г. Юль описывает в нем происшествия и события, в которых он участвовал или на которых присутствовал: свидание в Потсдаме трех Королей (Прусского, Датского и Польского), первое свое знакомство с царем в Нарве, торжественное вшествие в Москву по случаю Полтавской победы, морской поход Петра под Выборг, бракосочетание герцога Фридриха Вильгельма Курляндского с Царевной Анной Иоанновной, свадьбу карликов, пиры с Царем—у себя, у него, у русских сановников,—переезды свои по России и по Украине, встречу с Петром под Могилевым после несчастного турецкого похода, о котором Юль приводит сведения из дневника генерала Алларта, последнее свое свидание с Екатериной в Торне и т. п.

Взглядов Юля на лица и события я здесь касаться не буду. Общим введением к его запискам может служить довольно обстоятельное посвящение их Королю самим автором (стр. 1—3). Что же до оценки памятника в отношении содержащихся в нем данных о Петровской эпохе, то предоставляю ее историографам. [II]

В настоящем вступлении а приведу только краткие биографические сведения о составителе записок, сообщу относительно их некоторые архивные указания и справки и представлю необходимые библиографические и технические пояснения к предлагаемому изданию.

Юст Юль родился в Виборге, в Ютландии, в 1664 г. Отец его принадлежал к славному роду Юлей, мать была дочерью государственного канцлера Юста Хёга, но оба они пользовались лишь весьма скромными средствами. Воспитывался молодой Юль сначала дома, потом в Кильской академии. Когда он окончил учение, отец, которому несмотря на протекцию не удалось определить его в Датское министерство иностранных дел, отправил сына заграницу служить в иноземных войсках. Но Юль не сразу выбрался на настояний путь. Первое время он скитался по Фландрии, потом собрался было в Венгрию воевать с турками, но вместо того попал на одно голландское военное судно и в качестве простого матроса совершил на нем два плавания по Средиземному морю (1681— 1688 гг.). По возвращении из последнего путешествия он был посажен в Амстердаме в тюрьму за какой-то незначительный долг. Вообще, в течение первой своей молодости Юль более или менее бедствовал. Начал он свою служебную карьеру только на родине, куда вернулся вскоре по освобождении из амстердамской тюрьмы. Поступил он на службу на королевский флот; в 1689 г. был произведен в лейтенанты, в 1691г. в капитаны, в 1697 г. в капитан-командоры, в 1704 г. в командоры, наконец в 1712 г.—уже после своего посольства в Россию—в вице-адмиралы.

Как видим из записок, в России Юль пробыл с осени 1709 по лето 1711 г. В Ноябре этого года, в лагере под Штральзундом, он представился королю Фредерику. При этом, о вторичном отправлении в Россию он “счел за лучшее не ходатайствовать; ибо — объясняет он — если б я опять стал стремиться в край, где мне сызнова предстояло бы насильственное спаивание и другие бесчисленные превратности, то это значило бы искушать Бога, столь милостиво сохранившего меня Своим Промыслом в этой грубой и небезопасной стране (стр. 401)”. На лично обращенный к нему вопрос Короля, желает ли он снова ехать к царскому двору, Юль отвечал, что сне особенно сильно, ибо ему из долгого опыта известно, какие неприятности предстоят ему от пьянства. В конце концов его избавили от этой поездки. [III]

Позднее, через два года, когда снова зашла речь о командировании и его в Россию, он поступил откровеннее и, несмотря на уверения тогдашнего русского посла в Копенгагене, князя Долгорукова, что сам царь желает иметь его при себе посланником, без обиняков “принес свое всеподданнейшее извинение” и ходатайствовал пред Королем “о всемилостивейшем избавлении его от столь важного поручения”.

Нет сомнения, что и в данном случае главною причиной отказа был страх насильственного спаивания, красною нитью проходящий через весь дневник. Во все время пребывания Юля в России, между посланником и царем происходило на этой почве что-то в роде нескончаемого поединка, представлявшего для Петра забавную комедию, во для Юля, на здоровье которого пагубно отражалось чрезмерное питье, являвшегося весьма существенною и печальною драмой. Царь приневоливал, посланник отмаливался, и это влекло то к мелким недоразумениям, то к крупным пьяным размолвкам.

И все же—надо отдать в этом справедливость Юлю—несмотря на нескрываемое озлобление против царя, он отзывается о нем как о великом правителе, которым в России все дышит и движется, и направляется к ее славе и благу.

Таким образом после своего посольства Юль более в Россию не возвращался; однако, с Петром ему пришлось еще раз свидеться.

22-го августа 1712 г. царь, которого Фредерик IV назначил главнокомандующим над своими морскими силами, прибыл на Датский флот, стоявший в то время у Померанского берега под Пертом. Автор жизнеописания Юля, N. Jonge, из книги коего (Den Danske Vice-Admiral Just Juels Liv og Lcvnets Beskrivelse, Kiobenhavnn 1755) мы почерпаем вышеприведенные биографические сведения, сообщает об этом приезде царя следующее.

“Когда царь вступил на корабль генерал-адмирала Гюльденлеве “Слон” (Elephant), с каждого корабля произведен был салюта в 27 выстрелов и флагманы расцветились всеми своими сигнальными флагами. Таким образом, на флоте царю оказан был такой же почетный прием как высокой особе самого Короля.—Царь спрашивал раньше, не могли ли бы эти знаки почета быть оказаны ему пока он еще находится на своем фрегате, привезшем его ко флоту из Nieuwdiep'a, куда первоначально прибыл его величество. Но этого оказания почета царю не удалось добиться, прежде чем он не вступил на Датский адмиральский корабль.—Пока его царское величество находился на флоте, он ежедневно бывал на судне у [IV] генерал-адмирала Гюльденлеве, а также разъезжал кругом, туда и сюда, осматривая другие военные корабли. Но всякую ночь царь оказывал вице-адмиралу Юсту Юлю милость, спал на вверенном ему корабле “Морская Царевна” (Havfruen). 25-го августа, по требованию царя, вице-адмиралу Юлю дано было приказание подвезти его величество на “Морской царевне”, под королевским флагом и вымпелом на грот-мачте, на несколько миль ближе к берегу, каковое приказание вице-адмирал и исполнил в тот же вечер. Затем, переночевав еще раз на “Морской Царевне”, Царь отбыть утром обратно в Nienwdiep на одном из своих фрегатов”.

Ближайшие подробности этих последних встреч между царем и Юлем до нас не дошли, но верно и тут не обошлось без попоек.

Очевидец повествует о следующем любопытном случае, относящемся к тому же 1712 г. и рисующем Юля как храброго, преданного своему долгу моряка.

“Шведский военный флот, состоявший из 25-ти судов, вышел в море. Датский флот, в 16 судов, направился к Драгёру и стал там на якоре в расположении, выгодном для встречи неприятеля, находившегося на виду у датчан, но не решавшегося их атаковать. Однажды утром вице-адмирал Юль, командовавший “Морской Царевной”, был вызван на адмиральский корабль для военного совета. И вот, в его отсутствие, во время богослужения, когда по обыкновению вся команда стояла наружи, снизу, как бы из круткамеры, к общему ужасу стал подыматься густой дым. Люди разбежались в разные стороны; пастор прервал проповедь; всех охватил смертельный страх; никто не хотел ни приказывать, ни повиноваться; матросы взбежали на марс, на реи, на бугшприт, или сели в ял и шлюпки, тали которых затем отрезали. Тут как раз вернулся вице-адмирал. Взойдя на палубу и увидав, что на судне пожар, он тотчас же бестрепетно спустился вниз, туда откуда шел дым. Никто не решился за ним последовать. Перед тем как спуститься, вице-адмирал Юль, дабы не привести в замешательство весь флот — к тому же на виду у неприятеля,—отменил данное им было приказание поднять сигнал о помощи. Когда вскоре затем он вернулся, все уже было потушено.—Из рассказа его мы узнали следующее:

“Один боцман, воспользовавшись временем богослужения, спустился в трюм воровать водку и зачерпнул ее из бочонка, но затем неосторожно просунул в отверстие бочонка свечу, чтобы посмотреть не осталось ли еще водки; тогда водка вспыхнула и пламя [V] стало выходить из отверстия. Желая потушить огонь, боцман сначала накрыл отверстие своею шапкой; потом, когда шапка сгорела, курткою; но не помогла и куртка, так как не отняла у пламени воздуха. В конце концов, сам он сел на отверстие, но штаны его тоже загорелись. Тогда он прибег к последнему средству: опрокинул бочонок,—и горящая водка, которой уже оставалось немного, вытекла в песок, в трюм, после чего сама собою погасла. Когда адмирал спустился к боцману, огонь уже потух. По словам адмирала, одна лишь тонкая доска отделяла пламя от круткамеры. Следовательно, как для Короля, так и для нас, бедных людей, великим счастьем, было то, что боцман оказался, если можно так выразиться, благоразумным и честным вором; ибо если бы он ушел из трюма, что ему сделать было нетрудно, то ведая опасность, он спасся бы первым, а корабль и команда несомненно взлетели бы на воздух. В виду этой-то возможности, боцман был приговорен к смерти; но покойный адмирал Юль лично исходатайствовал у его величества отмену смертной казни” (Rasmus AEreboes Autobiografi., 169—173). Юль пал славною смертью в морском сражении со шведами, под Ясмундом, в 1715 г. В донесении об этой битве, адмирал Рабен, заявляет, что Король потерял в нем одного из лучших флагманов своего флота.—Неприятельское ядро, поразившее Юля, повышено над его могилой в Госкильдском соборе.

Женат он был на девице Эделе Биелке, прожил с ней впрочем недолго (с 1702 по 1706 г.): она скончалась через несколько месяцев после рождения у них дочери.

Завещанный нам Юлем дневник представляет собою не первоначальные каждодневные наброски—тех не сохранилось, — а записки, приведенные в известную систему уже по возвращении Юля из России. Чистовая копия, сделанная для короля известным в то время переписчиком Магнусом Дрейером, утрачена. Остался только черновой экземпляр. Хранится он в Копенгагенском государственном архиве. По наружному виду это довольно объемистая рукописная книга в лист, озаглавленная на корешке: “Iust Iuels Ambassade i Russland 1709—1711” и писанная от начала до конца почерком личного секретаря Юста Юля, Расмуса Эребо, с весьма немногочисленными вставками и поправками рукою самого автора. [VI]

Расмуса Эребо Юль нанял специально для предстоявшей поездки в Россию,— “ибо искал человека, умеющего бегло говорить и писать по-латыни”.

Рано лишившись родителей и предоставленный собственным средствам, Эребо выказал большую энергию в преследовании заветной мечты—стать образованным человеком. Испытывая голод и холод, он усердно учился сначала в Датской и Латинской школах, затем в университете. Пройдя курс богословия, он стал искать места священника и ухе собирался ехать в качестве “корабельного пастора” в Ост-Индию, “чтобы иметь кусок хлеба или умереть”, как вдруг получил должность у Юля и “к своему удивлению” стал не духовным лицом, а светским человеком.

Если систематизированный дневник писан его почерком, то есть основание предполагать, что и утраченные первоначальные записи, или по крайней мере значительная их часть, были ведены им по указаниям Юля, либо писаны под его диктовку. Посвящая в 1726 г. свой труд, “Русское законодательство” (Хранится в рукописи в Большой королевской библиотеке в Копенгагене, Thottske Saml. № 347. Fol. См. En Rejse til Rusland under Tsar Peter и проч. ved Gerhard L. Grovc, Kobenhavn, 1893 г., стр. III.), Королю Федерику IV, Эребо в своем введении упоминает о “наших (т. е. Юля и его) веденных в России ежедневных записях и о дневнике, копию с коего его величество получил уже несколько лет тому назад, каковой (дневник) я, недостойный, равным образом составил и собрал по приказанию и под надзором покойного г. посланника Юля”.

Мало того что Эребо писал дневник Юля, он несомненно участвовал и в самом его составлении. Указанием на это может служить подробное описание происшествий, свидетелем коих был он один, весьма обстоятельные отчеты о православном богослужения и обрядах нашей церкви—предметы, на которые как богослов он должен был обращать особенное внимание,—вставки Русских слов и заметки о Русском языке, которого сам Юль не знал, и т. п.

Впоследствии, вернувшись ив поездки со своим господином, Эребо совершил еще два путешествия в Россию, уже самостоятельно, одно—в 1712 г.—в Ригу, чтобы привезти из России обратно в Данию людей и вещи Юля, другое—в 1714 г.—в Петербург и в Финляндию, для доставления важного письма от Короля к Царю.— В 1715 г. ему представился было случай попасть к нам и в четвертый раз, уже в качестве штатного секретаря Датской миссии в [VII] Петербург. Но будучи в то время только что назначен публичным нотариусом в Копенгаген, он отказался от места в России, ибо предпочитал “верный и спокойный хлеб—неверному и неизвестному”.

Путешествуя с Юлем, Расмус Эребо, помимо его дневника, вел еще и свой собственный. Теперь последний к сожалению утрачен. За то до нас дошла любопытная автобиография Эребо. Выдержки из нее, касающиеся всех трех его путешествий в Россию, помещаются в конце настоящей книги, в числе приложений (стр. 443—481) (Об изданиях автобиография Эребо см. прям. 4-е х стр. 7-8. Пользуемся изданием г. Грове. Принял я решение приложить эти выдержки, когда печатание настоящей книги уже приходило к концу. Этим объясняется присутствие некоторых ссылок на автобиографию. являющихся теперь излишними. Дополнительные биографические сведения о Расмусе Эребо см. в том же примеч. 4-м к стр 7-й.).

Записки Юля я перевел с рукописи Копенгагенского архива зимою 1890—1891 г.; в 1892 г. они были напечатаны в Русском Архиве (в книжках 3-ей, 5-ой, 7-ой, 8-ой, 9-ой, 10-ой и 11-ой) и таким образом впервые обнародованы на Русском языке. Уже позднее, в конце 1893 г., появилось прекрасное издание их в Датском подлиннике, под заглавием: “En Rejse til Rusland under Tsar Peter, Dagbogsoptegnelser af viceadmiral Just Juel, Dansk Gesandt i Rusland, 1709 — 1711” (Путешествие в Россию в царствование Петра, дневник вице-адмирала Юста Юля, Датского посланника в России 1709—1711 гг.), с обстоятельным предисловием, историческими примечаниями, указателем и множеством интересных политипажей и гравюр в тексте. Потрудился над этим изданием секретарь Копенгагенского государственного архива Г. Л. Гpoве (Gerhard L. Grove), упоминавший о дневнике Юля еще в 1889 г. в примечаниях к автобиографии Расмуса Эребо и указавший на них в конце 1891 г. в особой статье “Traek af Peter den Stores Liv, fra en samtidig dansk Gesandts utrykte Dagbog” (Черты из жизни Петра Великого, из неизданного дневника Датского посланника его времени), напечатанной в Скандинавском временнике наук, искусств и промышленности (Nordisk Tidskrift for Vetenskap, Konst och Industri).

В виду сокращений, допущенных—частью мною самим, частью редакциею—при печатании перевода записок Юля в Русском Архиве, я еще до выхода в свет Датского подлинника решил приступить к новому Русскому их изданию, без малейших пропусков, в том [VIII] виде в каком я их первоначально перевел (См. Московские Ведомости за 1893 г., №№ 272, 273, 274 к 334). Вследствие разных случайных замедлений издание это окончено лишь теперь. Заключает оно в себе записки Юля в неприкосновенной их целости (в Русском Архиве текст их занимает 215 страниц, в настоящей книге 420.), и в виду некоторых пропусков в книге г. Грове является пока единственным совершенно полным их изданием (У г-на Грове опущено: 1) описание сравнительной длины разных локтей (зеландского, брабантского, голландского, нарвского, рижского, ревельского и других), русского аршина, английского ярда и “Нарвской меры, на которую продают полотно” (графическое изображение разницы этих мер в отношении зеландского локтя, т. е. датского алена; см. стр. 73—74). 2 и 3) Отчет о торжественной “извинительной” аудиенции у царя английского посла Витфорта (стр. 151—154) и договор заключенный между голландскими купцами в Архангельске в 1708 г. (стр. 306—317). Как указывает сам Юль, оба эти документа были в свое время напечатаны, первый на разных языках, второй на голландском; но я думаю, разыскание их в настоящее время представило бы для читателей немалые затруднения; между тем по содержанию они прямо касаются предмета записок. 4 и 5) Рукописный и гравированный планы Прутского сражения. У г-на Грове они приведены в столь мелких политипажах, что никаких надписей на них прочесть нельзя; в таком виде они конечно не имеют значения. Рукописный план помещен у меня на стран. 370, а гравированный, не представляющий органической части самого дневника, в приложениях, см. после стр. 486). 6) Подробный перечень официальных бумаг, сданных Юлем, по возвращении из России, в Датское министерство иностранных дел. Перечень этот может служить драгоценным указанием для того, кто захотел бы дополнить бытовые записки Юля политическими данными из Копенгагенского архива. 7) Переписка Юля с русскими министрами, касающаяся недоплаченных ему суточных, а также пожалования ему царского портрета с бриллиантами и соболей, не лишенная интереса для русских читателей.—Остальные (весьма немногие) отсутствующие в датском издании документы существенного значения не имеют (проездной лист Юля, см. примеч. 2-е к стр. 45, отпускная грамота Петра Юлю—стр. 413, расписка Гагена в получеши сданных ему Юлем официальных бумаг с их перечнем—стр. 420). Что до моей книги, то в ней не приведен только факсимиле вписанной Расмусом Эребо в дневник, русской и славянской азбуки, как не представляющий для нас, русских, особого интереса (воспроизведена у г. Грове в малом масштабе на стр. 320—322; у меня о ней упоминается в примечании к стр. 273).).

Как указано на заглавном листе, примечания к моей книге заимствованы из труда г-на Грове. При этом некоторые из них— [IX] главным образом касающиеся русских деятелей, русских обычаев, вообще России—рассчитанные их автором на Датскую публику, несколько изменены и частью дополнены (—при обязательнейшей помощи С. А. Белокурова, оказавшего мне вообще неоцененное содействие в деле настоящего издания).

В приложениях, кроме упомянутых выдержек и автобиографии Расмуса Эребо и гравированного плана Прутского сражения (с объяснениями), помещаются также немецкий оригинал и русский перевод инструкции, которою снабжен был Юль при отправлении своем в Россию. Немецкий текст перепечатан из издания г. Грове. Оригинал инструкции хранится в Копенгагенском архиве.

В тексте книги в круглые скобки (...) заключены слова, отсутствующие в подлиннике, но дополняющие в русской речи его смысл. В прямые [... ] поставлены слова, пропущенные в оригинале по недосмотру. Скобки же, имеющиеся в оригинальном тексте, перенесены в мой перевод с двоеточиями (:...:).

Курсивом напечатаны слова и выражения, значащиеся в датской рукописи по-русски. В подлиннике они написаны по большей части русскими и лишь в редких случаях латинскими буквами.

В общем именном и предметном указателе, между прочим, исправлены ошибки и уравнены различия в правописании встречающихся в книге имен собственных. Цифры курсивом указывают страницы, на которых имеются примечания с биографическими сведениями о том или другом лице. В указатель вставлены и некоторые, не попавшие в примечания, дополнительные ссылки и данные о лицах и предметах.

Константинополь, Май 1899 г.

Ю. Щербачев.