СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

описанное Адольфом Лизекком, Секретарем Посольства

Посольство cиe отправлено было к Царю Алексею Михайловичу в следствие двукратного предложения его Леопольду, Императору Aвстрийскому, вступить с ним в теснейшее сношение. Итак целию оного было: 1) точнее узнать, в рассуждении предмета сего, волю Его Царского Величества; 2) вступить с Московским Двором в переговоры, и 3) заключить с оным, преимущественно, обоюдный оборонительный союз противу врагов того или [291] другого государства, особенно противу Турок и Татар, почитая их общими врагами своими.

Оное Посольство составляли: Аннибал Франциск Боттони, Кавалер и Советник в Ерцгерцогском правлении Нижней Австрии, Первенствующий Посланник; Иоанн Карл Терлинг фон Гусман, Советник Его Императорского Величества, товарищ Посланника; Чиновники; Франциск Шлегель, Капеллян; Карл Валерий Вихард, Канцлер; Адольф Лизекк (сочинитель сего описания), Секретарь Посольства; Филипп Фредерик Кирхмайер фон Альткирх; Олизий Сансоний, Начальник военной команды при Посольстве; Александр Брандель, Квартирмейстер, Шталмейстер (Stabuli Magister – конюший); Лаврентий Кницбер, Доктор Медицины; Карл Леопольд Краус, [292] Постельничий (Subicularius). Сверх сего при Посольстве находилось восемь человек солдат.

Журнал путешествия Посланников от Вены до Москвы, как довольно длинный и мало заключающий в себе любопытного для Читателей О. З., оставляем, и начинаем описание Посольства въездом Посланников в Москву. Сколь занимательно с сего места описание cиe, этo видно из самого содержания. Вот статьи, составляющие оное: 1) въезд Посланников в Москву; 2) празднование у Россиян в 1-й день Сентября Нового (1676) года; 3) первая аудиенция, данная Посланникам Царем Алексеем Михайловичем в селе Коломенском 2/10, Сентября; 4) дары Леопольда, Императора Австрийского, Царю Алексею Михайловичу; 5) пир, данный Царем Алексеем Михайловичем Посланникам, после первой аудиенции; 6) первая [293] конференция в Кремле 4/14 Сентября; 7) путешествие Царя Алексея Михайловича, ежегодно совершаемое им в Троицкую Сергиеву Лавру на богомолье; 8) вторая конференция, бывшая в доме Артамона Сергеевича Матвеева, 10/20 Сентября; 9) возвращение Царя Алексея Михайловича из Троицкой Сергиевой Лавры; 10) собpaниe у Австрийских Посланников различных Резидентов; 11) последняя аудиенция, данная Посланникам Царем Алексеем Михайловичем, в Кремле, 13/23 Октября; 12) замечания о нравах и жизни Россиян; и 13) выезд Посланников из Москвы, 28 Сентября – 7 Октября. Изд.

I.

Въезд Посланников в Москву, 25 Августа / 4 Сентября.

3-го числа Сентября, по Грегорианскому (новому) стилю ¹, как [294] мы находились в селе Вишенках (Viesonka), отстоящем от Москвы на шесть миль, ожидая от Его Царского Величества позволения въехать в столицу, около 2-го часа пополудни прискакал из оной к Приставу, ехавшему с нами от Смоленска, стрелец с письменным к нему повелением, чтобы мы проехали в сей день 3 мили, а остальный путь совершили в следующее утро. Едва только проехали мы одну левку (lieu), которую Россияне называют на языке своем верстою, как встретили другого гонца, прискакавшего к Приставу с известием, чтобы ехали мы скорее. Не успел удалиться сей, как прибыли еще два всадника, из Царской Гвардии, с словесным объявлением, что в Москве все готово для принятия нашего, и теперь остается только дорогих и весьма давно ожидаемых гостей ввести в оную, сообразно достоинству их. [295]

Между тем, как, по выезде нашем из Вишенок, коляски наши мчались самым быстрым образом, мы в двух Немецких милях, или восьми Русских верстах от оного села, встретили двух, знаменитого происхождения, придворных чиновников, одетых в розовое шелковое платье, обшитое золотыми позументами, прибывших к нам из Москвы с известием: что единственная воля Его Царского Величества состоит в том, чтобы господ Посланников Его Царского Величества нынешним же вечером принять в Москву, и что весь город ожидает прибытия их. Когда Пристав объявил о сем Посланникам; то они, почитая невозможным исполнить в тот день cию Царскую волю, по причине большого расстояния от Москвы и наступающей ночи, сказали им в ответ: что [296] и сами они с таковым же нетерпением желают ускорить приездом своим в Москву, с каким желают того Москвитяне; но глубокая ночь лишает их всей возможности, а с нею и всего удовольствия удовлетворить им в том; и Его Царское Величество, без сомнения, не потребует от них невозможного. Выслушав cиe, означенные два чиновника отправились назад; а мы, отъехав с версту, в самую полночь прибыли в село Мамонтово, в коем и ночевали.

На другой день 26 Августа / 5 Сентября около девятого часа утра, приехал из Москвы в село Мамонтово, поздравить нас с приездом, Датский Посланник Г. Магнус Гое с Г-м Менезием, находящимся в военной службе его Царского Величества. Пристав, спросив их: позволено ли им от Царя видеть нас и [297] получив утвердительный ответ, дал им свободный к нам вход. Поговорив с нами о разных предметах около двух часов, они уехали в Москву, оставив нас в величайшем сомнении, касательно въезда нашего в оную в тот день. Спустя несколько часов после сего, прибыл к нам Царский гонец, с повелением готовиться в путь. Едучи без всякой остановки и гораздо скорее чем прежде, мы встретили на дороге несколько человек Дворян, вооруженных луками и стрелами, и ведущих с собою гончих и борзых собак. Сначала несколько времяни ехали они подле наших колясок; но потом, показывая вид, что они занимаются охотою в кустарнике, находящемся близ дороги, где, как слышно было, тайно находился Его Царское Величество, смотря на нас в зрительную трубу, – все до одного скрылись. [298]

Приехавши к берегу реки Москвы, от коея получила название свое и столица и самое государство (Московия), и переправившись чрез нее, мы увидели с холма великое стечение народа, собравшегося у ветренных мельниц, в большом количестве находящихся близ города. И когда лошади из коляски Г-д Посланников были на берегу выпряжены; то в ту же минуту явился Комиссар, посланный от Пристава, находившегося за холмом, и от имени начальника своего поздравил Посланников с приездом, спросивши о их здоровье и благосостоянии, и между прочим известивши их, что нас тотчас примут.

Не успели взойти мы на гору, как встретили нас девять рот конницы с копьями и весьма нарядными ружьями, барабанами, трубами и знаменами, (из коих одно главнейшее – Великокняжеское, [299] отпущенное для церемонии по особенному Царскому благоволению, изображало двойного орла, с распростертыми вниз крыльями). С сего места стояли по отделениям, из коих каждое имело свое особенное украшение одежды (свой особенный мундир), весьма длинные ряды солдат; на концах флангов растянуты были волонтеры из Дворян, отличавшиеся весьма дорогими одеждами, тяжелыми от золота, серебра и жемчугу, сидя на прекраснейших, весьма статных и гордо выступавших лошадях, у коих не только узды, но и шелковые, превосходнейшей работы, чепраки были облиты золотом и серебром. Посреди войск стояла Царская карета, обитая красною шелковою материею и украшенная различными вызолоченными фигурами, и десять Царских, белых как снег, лошадей, на коих должны были ехать [300] первые чиновники Посольства. Здесь находились также два Пристава из военачальников, кои, сошедши с лошадей и снявши с головы шляпы, от имени Его Царского Величества (произнеся весь его титул) поздравили Посланников, начавших выходить из повозки. После сего спросили они о благополучном путешествии их, и наконец сказали, что Его Царское Величество, в доказательство расположения своего, прислал им, для торжественного въезда их в Москву, собственную свою коляску. На все cиe господин Фон Боттони, первый Посланник, отвечал приличным образом. После чего Приставы взяли Посланников под руки и посадили в Царскую коляску, предложивши им в оной первые места, а сами севши напротив их.

Между тем, на обеих сторонах дороги гремели трубы и барабаны, [301] развевались значки конных воинов, и кавалерия, разделясь на 9 рот, шла перед нами по отделениям, неся впереди свои знамена; за нею ехала Царская коляска, заложенная в шесть лошадей, имевших на себе весь убор Царский. По сторонам Царской кареты с Посланниками ехали наши первые чиновники, а вокруг ея шли отряды пехоты и стрельцов, и бесчисленное множество народа. Проехавши таким образом городом пять с половиною Немецких миль (22 версты), мы посреди всей кавалерии введены были в большой Посольский двор, покрытый внутри различными коврами.

II.

Празднование у Россиян в 1/11 день Сентября Нового (1676) года.

По приезде нашем в Москву, мы шесть дней безвыходно находились [302] в стенах Посольского двора, охраняемого почетною Царскою стражею. Наконец наступило 1/11-е число Сентября, начало Нового года у Россиян: ибо у них, с окончанием лета оканчивается и год, и с началом осени начинается оный. И не без основания: ибо, согласно с Евреями, Россияне почитают, что в cиe время сотворил Бог землю, обогащенную зрелыми плодами; и потому, с сей точки описывая круг года и мира, они исчисление годов начинают с того предела, с которого, по мнению их, началось время. Около девятого часа утра, а по Русскому счислению около третьего часа дни, (ибо они дневные часы считают с возхождения солнца до захождения оного, а ночные – с захождения солнца до возхождения оного), Царь прислал к нам Пристава Якова Гергевича (Георгиевича?), с товарищем, [303] Дьяком и Толмачем, с Царскою колесницею и достаточным количеством лошадей для всего Посольства, чтобы отвести нас на назначенное место, где должен совершаться торжественный обряд Нового года.

Взошедши в коляску, Гг. Цесарские Посланники заняли в ней первые места, а Пристав с Толмачем вторые. Впереди нас шел отряд воинов, всегда сопровождавших Царя, когда он выходит куда-нибудь из дворца, состоящий из тридцати человек, и очищал дорогу среди бесчисленного множества народа, толпившегося на улицах в сей торжественный день. Потом шли десять человек наших служителей, в синих суконных мундирах с разноцветными обшлагами и при шпагах. За ними на лошадях, покрытых богатейшими чепраками, ехали восемь главнейших Офицеров наших; позади их ехал помощник [304] Царского конюшего. Наконец, ехала самая коляска с Посланниками, по сторонам коея во множестве шли с открытыми во всю дорогу головами секироносцы Великого Князя.

В таком порядке достигши дворца, мы увидели на большой площади, находящейся между Царскими палатами и храмом Святые Троицы, великое множество пеших воинов, или стрельцев, одетых в суконное платье различного цвета, для различия полков. Каждый полк имел свои знамена и разделен был на фаланги и роты. Проехав среди их, Посланники не прежде вышли из коляски, как достигши одного портика, находящегося на сей обширной площади, которая вся была наполнена народом, но для нашего проезда большей части оного велено было раздвинуться и дать нам место. Мы остановились в самом углу ея, подле Царских [305] палат и храма Святые Троицы. Здесь, как на лучтем и почетнейшем месте, устроен был для нас приличнейший помост, который мы и заняли; по левую сторону нас, занимали места свои Послы, Датский и Польский.

Все пространство, по левую сторону и прямо против палат Великого Князя находящееся, покрыто было Персидскими коврами. Посреди оного возвышались, на подобие тронов, два помоста: один из них, находящийся по правую сторону и покрытый весьма дорогими, золотыми материями (парчею), назначен был для Царя; а другой, по левую сторону находящейся и покрытый шелковыми Персидскими коврами, для патриapxa, которого Россияне называют Архипопом (Archipapam). Патриаршее место было несколько ниже Царского; ибо хотя на нем и устроено было седалище, [306] а cиe не имело оного; но первое состояло из трех, а последнее из четырех ступеней.

Когда начался колокольный звон, тогда из храма, находящегося на левой стороне Царских палат, вышел Патриарх, с клиром своим, Епископами и Митрополитами, идя позади всех среди двух Диаконов. Он был облечен в самую богатую златую одежду, (подобную видом той, какая употребляется у нас от дождя (paludamento juxta formam pluvialis, – род стихаря, называемого далматином)) и украшенную жемчугом и драгоценными каменьями, и в Архиепископскую мантию (pallium); шапка, которую он имел на голове, была сделана из золота на подобие Царской короны, с диадимою и крестом. Шапки прочих Архиепископов и Епископов были почти такия же, как и у Патриархa, кроме того [307] только, что оне не имели диадимы и креста, и края их были опушены горностаевым мехом.

Когда Патриарх стал приближаться к площади, тогда и Великий Князь, окруженный Боярами и Вельможами, вышел на оную чрез украшенное по левую сторону крыльцо. Когда Государь подошел к ступеням трона, то Патриарх, который казалось спокойно соразмерял шествие свое с его шествием и ступал по числу и мере шагов его, приближившись к нему, поднял золотой крест, осыпанный различными драгоценными каменьями который держал в руке своей, и три раза осенил (благословил) им Великого Князя, преклонившего главу свою; потом, приближившись еще шага на два, они приветствовали друг друга взаимным наклонением головы. После сего Царь три раза облобызал поднесенный ему крест, поцеловав потом руку у [308] Патриарха, который также поцеловал простертую руку Царя. После взаимных лобзаний, они стали на свои места: Царь по правую сторону, а Патриарх по левую. Когда они взошли на устроенные для них места, тогда Царь, стоя на троне своем лицем к Патриарху, стоящему также на своем помосте, принял от него троекратное, обеими руками данное, благословение, с благоговением приклонив главу свою. После сего Патртарх столько же раз благословил принесенную одним придворным Княжескую шапку (pileum), весьма похожую на Императорскую корону, и скипетр, или продолговатый жезл, имеющий внизу конец острый, а вверху подобный рогам новой луны. Потом, простерши руки свои к Епископам, стоявшим по обеим сторонам площади, двукратно осенил их благословением; наконец [309] благословлял и прочий клир, Бояр и народ, хотя просто, но многократно; причем все (кроме Царя) кланялись ему до земли.

Взявши за сим кадило, поданное ему, и покадивши святый крест, лежавший на золотом блюде, он подошел к трону Великого Князя, оставив на средине двоих, сопровождавших его, Диаконов. Приближившись к Царю, сошедшему в cиe время с места своего на землю, три раза троекратно кадил ему ², после каждого раза кланяясь Великому Князю, на что и Государь милостиво отвечал ему наклонением головы своей. Потом с такою же честию окадил он Царский трон, венец и скипетр.

После сего, оба они возвратились на свои места; и когда Патриарх стал на своем месте, то один [310] из Диаконов окадил фимиамом его и его посох, или жезл, подобный тройному кресту Римского Первосвященника. Потом, опять сам взявши кадило, кадил Apxиепископам, Епископам, прочему клиру, всему Двору и народу, обращаясь лицем то на ту, то на другую сторону; между тем один из Диаконов читал на Славянском языке из книги Бытия о сотворении мира, громким голосом; а певчие, не довольно стройным голосом и без музыкального согласия, пели Господи помилуй, повторяя оное несколько раз.

Сошедши с седалища своего на землю, Патриарх начал кадить Святое Евангелие, обложенное золотом и украшенное драгоценными каменьями, которое ценят более ста тысяч золотых, (аvreorum) и Святые иконы, кои Россияне чествуют с величайшим благоговением, в [311] порядке поставленные впереди площади, противу нашего портика, и, слегка стерши с них губкою пыль, кропил их Святою водою. Возвращаясь на свое место, когда проходил мимо Царского трона, приветствовал Государя тремя поклонами, будучи и сам от него приветствован.

Когда клир совершал прочие обряды пред иконами, тогда оба, и Патриарх и Царь, сели: Патриарх на своем седалище, а Царь на другом, особенно для того приготовленном, и поставленном на троне. По окончании оных обрядов, оба вместе встали, и один из Диаконов, взявши у Патриарха благословение и покадивши Святое Евангелие, в большом количестве украшенное золотом, разкрыл оное и весьма громко прочел из него, также на Славянском языке, одно Евангелиe; потом закрыл его и подал [312] Патриapxy, а сей, сошедши с своего места, поднес оное для облобызания Царю, нарочно для того сошедшему на землю. Возвратившись на свое место, Патриарх обеими руками благословил сперва Царя, опять ставшего на свое место, потом Епископов, клир и всех предстоящих. После сего сняв митру свою и обеими руками взявши Святый крест, благословил им Царя и весь народ.

Надевши митру, он сошел с места своего и произнес Царю, ожидавшему его у подножия трона, на бумаге поздравительную, довольно длинную речь, желая ему счастливого начала Нового года; Царь, в коротких словах поблагодарил за cиe почтенного старца; после сего Патриарх с величайшим благоговением окропил обеими руками (?) Государя Святою водою столь обильно, что, по обычаю своего отечества, он омочил оною лице, глаза и бороду [313] Царя. Потом, когда оба они взошли на свои места: Митрополиты, Епископы и Игумены по два в ряд подошли к Царю и поздравляли его с Новым годом; за сим ту же честь сделали они и Патриарху, который отблагодарил их благословением, а Царь небольшим поклоном.

После сего, прочее знатнейшее Духовенство, Бояре и Вельможи кланялись до земли Царю, стоявшему на троне с открытою головою; а Боярин Князь Адовиртский (Одоевский) от имени всех говорил Государю речь. В то же время с другой стороны один из Епископов от имени всего Духовенства поздравлял Патриарха с Новым годом. По окончании той и другой речи, все военачальники, стоявшие по левую сторону войска, кои, будучи разделены на фаланги, наполняли всю площадь, и весь народ, – били Государю [314] челом до земли, на что Государь отвечал им поклонами. Зрелище cиe сколько выражало всеобщую покорность, столько же было и трогательно для сердца. Патриарх, опять снявши митру свою, в чем последовали ему Митрополиты и Епископы, сошел с места своего, и, взявши с блюда Святый крест, трижды осенил им Царя, дав ему потом поцеловать оный. Царь, поцеловав руку Патриархa, вместе дал ему поцеловать и свою правую. Повторив взаимные лобзания, они разошлись.

Потом Царь, в продолжении всей сей церемонии имевший Послов прямо пред глазами своими, когда кончилась церемония, идя по тому месту, находящемуся пред портиком нашим, на коем поставлены были Св. Иконы, послал к нам Думного Дьяка, или Великого Канцлера, спросить от имени своего: Здоровы [315] ли Послы Августейшего Императорa Леопольда, любезнейшего брата Eгo? Когда Послы с должною благодарностию объявили Думному Дьяку о здравии своем; то он тотчас возвратился к Великому Крязю, уже входившему по крыльцу в палаты, и донес о слышанном им.

По окончании всей церемонии, мы возвратились в Посольский двор в том же самом порядке, в каком и приехали на оную. Здесь испытали мы новую Царскую милость. Ибо Московский Государь, между прочими обычаями земли своей, свято и ненарушимо хранит и сие, что он Послов иностранных Государей, сколько бы они раз при общих торжествах ни видели, как говорят Россияне, ясные очи Царского Величества, всегда потом щедро угощает пищею и питьем от своего стола. Таким образом и в сей день, он, удостоив нас [316] своего лицезрения, удостоил и своего Царского стола; ибо на 30 больших серебряных блюдах 30 человек принесли к нам разные, весьма приятные и лакомые для Русских кушанья, приправленные чесноком и луком, и 12 кружек с питьями, как-то: медом, вином и пивом. Но всем сим насыщалось более зрение наше, чем вкус, не привыкший к таковым яствам.

С Латин. К. У.

(Продолж. в след. книжке)

Комментарии

1. Россияне держатся старого Юлианского счисления.

2. Всегда новым фимиамом.