СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЭВЛИЯ ЧЕЛЕБИ

КНИГА ПУТЕШЕСТВИЙ

СЕЙАХАТНАМЕ

ЗЕМЛИ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА, ПОВОЛЖЬЯ И ПОДОНЬЯ

VI

[ПУТЬ ЧЕРЕЗ КАЛМЫЦКИЕ ЗЕМЛИ ДО ПЕРЕВОЛОКИ]

СВОЙСТВА ПРЕНЕБРЕГАЕМОГО ВСЕМИ КАЛМЫЦКОГО НАРОДА, ОБИТАЮЩЕГО В СТЕПИ ХЕЙХАТ

Воистину это — толпа людей, достойных пренебрежения, проклятых, нечистых, неукротимых. Все летописцы это племя калмык, или калмак, или калмаг, или калмах называют «бени-асфар». Ведь в сокровенном изречении святого Али предписано: «О города Рей и Солхат! ¹ Опасайтесь для себя народа, у которого узкие глаза!» В этой сокровенной фразе много сказано как раз про этот народ калмык, а именно: после слов «О города Рей и Солхат» раскрывается смысл: «О народ области Рей! О народ Солхата — Крыма! Остерегайтесь узкоглазых людей, которые из особого племени! И бойтесь их!» — приказал он. А приводимый ниже священный хадис — средоточие истины, — по мнению всех татарских комментаторов, толкователей и ученых, также имеет в виду этих самых калмыков: «Сказал посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да помилует: “Поистине есть у Аллаха на Востоке воинство, имя ему — тюрки. Он наказывает с их помощью тех, кто ему противится. О малой горстке потерпевших ущерб вы будете просить, чтобы была оказана им милость, и не будут они помилованы. И когда вы увидите такое, готовьтесь ко дню Страшного суда».

Еще двадцать лет назад этого народа, калмыков, вовсе и не было в степи Хейхат. По ней [тогда] расселились и кочевали сто сорок племен ногайского народа. Все производимое [здесь| топленое масло они отправляли на остров Тамань и продавали. Одна окка этого масла стоила в Стамбуле пять акче. Однако сей народ, калмыки, придя в степь, рассеял [163] отважных ногаев, и [после этого] коровье масло поднялось в цене. Одним словом, этот народ, калмыки, — племя проклятое, и все народы боятся его. Даже такой заблудший король, близкий к тому, чтобы стать миродержцем, как король Москвы, и тот боится калмыков, каждый год шлет им дары и сделался их братом. Однако они не оставляют в покое и Московскую землю, нападают на нее.

И вот когда бан, наш посол, вступил в Хейхат вместе с внушительным отрядом и [многими] дарами, чтобы направиться к шаху калмыков, я, ничтожный, пошел вместе с ним. Странствуя в течение полных трех часов по аулам, мы встретились с падишахом по имени Тайша; его сын — Мончак-шах ². У них [обоих] имеются сотни тысяч жилищ, разбросанные там и сям по кочевым аулам. У отца и у сына — по двести тысяч воинов, которые с семьями кочуют и разбивают стойбища по степи Хейхат.

Они — правители калмыков — по-хорошему обошлись с послом, приняли его, взяли подарки. Эти подарки они позволили сразу же расхватать своим подчиненным и мирзам — будто для них все это [совершенный] пустяк. По одну сторону [от себя] посадили меня, ничтожного, /845/ по другую — посла. [Затем], не проявляя никакого внимания к нашему послу, они привлекли меня к себе и уставились взглядом на мой магометанский тюрбан, на мое снаряжение, утварь, нож, кинжал. «Кто это?» — спросили они посла обо мне, ничтожном. А посол разъяснил через толмачей: «Это — путешественник по [всему] свету из войска османов. Вместе с Мухаммед-Гирей-ханом он отправился в Дагестан, оттуда из нашей Терской крепости в Сарайскую область, оттуда прибыл к нам и теперь вместе с нами следует в Азов». Переводчиком у нас был ногайский татарин.

Благодаря моему знанию отличий языка ногаев они в течение целых пяти часов наслаждались, беседуя со мной, ничтожным. О, мудрость бога! Один человек, по имени Эджмад-мирза, [некогда] прибыл в Крым, вместе с другими тремя людьми сделался мусульманином; я в Крыму познакомился с ним. Когда Мухаммед-Гирей был свергнут, Эджмад-мирза бежал из Крыма, снова прибыл к калмыку Тайша-шаху и отрекся от [истинной] веры. И вот [теперь], во исполнение мудрости творца, сей Эджмад-мирза, во всем великолепии, приблизился к Тайша-шаху, заметил меня, ничтожного, и вздрогнул. Потом он обнялся со мной, ничтожным, расцеловался, оглядел меня. Он расхвалил меня, ничтожного, сказав: «Это сотоварищ и брат Мухаммед-Гирей-хана». [164]

Тайша-шах возрадовался, стал расспрашивать меня об обстоятельствах пребывания Мухаммед-Гирей-хана в Дагестане. Когда же выяснилось, что я осведомлен обо всех тайнах, [сказал] по-ногайски..., я вручил Тайша-шаху письма-послания Мухаммед-Гирей-хана, а также знаки — тамгу и деревянную бирку бея Кабарды, заложника в крепости Терек, вместе с салфеткой Кая-султанши ³. Он стал поворачивать салфетку во все стороны, с изумлением разглядывая узоры. При этом ей он радовался несравненно больше, чем подаркам посла. Салфетку он прикрепил на колпак, находящийся у него на голове. Он долго беседовал со мной, ничтожным, причем сказал: «Если будет угодно Аллаху, мы выдадим тебе подобную же бирку с тамгой. Так что ты, если захочешь, можешь странствовать до самых областей Чин и Хатан, Хотан и Фагфур. [Ибо во всех] этих областях, а также в Стране мрака ⁴ и затем в Стране сияния ⁵ имеются наши родственники. Там вы будете уважаемы и почитаемы».

Затем он сделал своим ножом своеобразные насечки на красной деревянной палочке, вроде можжевеловой ⁶. /846/ На этой палочке он раскаленным железом нанес изображения — такие, что рисунки со [всего] лица земли не послужат образцом хотя бы для одного рисунка этой кисти. Тотчас же я, ничтожный, поцеловал эту деревянную бирку с рисунками, приложил се к своей голове, завернул в салфетку и спрятал за пазуху, после чего мы начали беседу о том о сем. Я сказал послу: «Оставайтесь здесь со мной в течение целой педели. Наше войско выступило в поход, и, если на пути вы с ним встретитесь, оно вас уничтожит. Через несколько дней оно прибудет [сюда], после чего вы отправитесь». И он дал мне пять тысяч овец и еще сто верблюдов, груженных [различными] припасами.

Описание парадной одежды Тайша-шаха и Мончак-шаха

Сам Тайша-шах в ту суровую зиму был облачен в шубу из вывернутой мехом наружу шкуры пятнистой лани. А под нею был еще кафтан из шкуры детеныша лани, но мехом вовнутрь, наподобие одежды узбеков. Кушаком же служил ему ремень из конской шкуры. Его чакширы были из [165] голубого войлока. Вместо местов ему служили войлоки, сшитые с чакширами. Шапка на его голове была оторочена мехом рыжей лисицы, а верх ее крыт белой кожей. А на макушке его шапки — кисточки из разноцветных лоскутков шелка, между которыми — просверленный алмаз величиной с яйцо ⁷.

Сын его, Мончак-шах, был одет точно так же. Однако на его венце не было кисточек и алмаза. Эти люди своих падишахов называют их должностными титулами: Тайша-шах, а их сыновей, пребывающих в должности везира, — Мончак-шах. Все их кибитки и юрты покрываются войлоком из верблюжьей шерсти. А все ставки их падишахов кроются оленьими, тигровыми, конскими и бараньими шкурами. Для них нет ничего дороже соли и дегтя. И сами они, и весь их скот не могут жить без соли, а деготь их женщины втирают себе за ушами вместо цибетина ⁸.

Об /847/ одежде калмыцких женщин. Все они ходят, облачившись в одежды, выкроенные из шкур животных. А надев на головы меховые шапки, сев верхом на коней, взяв в руки копье и опоясавшись саблей, они сражаются даже лучше своих мужей. А у некоторых женщин на шапках множество кисточек из лоскутков шелка. На многих женщинах я видел вышитые кафтаны из цветной бязи Чина и Хитая. Они надевают на себя опять-таки войлочные чакширы и пабучи из свиной кожи.

У двух упомянутых падишахов в качестве подданных имеется до пятидесяти тысяч [людей] племени ногай. То — ногаи, у которых пища — просо, одежда — шкуры, жилища — хуже кочевых стойбищ, сами же они — непристойное скопище. И сей ногайский народ раз в каждые десять лет громит и грабит калмыков. Одному Аллаху ведомо количество убойного скота у этого народа, калмыков. И сколько скота они ни поедают, не убывает его, как капель в реке и частиц на солнце. Ведь в этой степи Хейхат такие травы, что пастбища скрывают коней, верблюдов и коров. А деревьев [здесь] — даже щепки нет, нет даже понятия [о них]. Между тем в степях по берегам рек Волги, Янка, Кубани, Дона и Гёгюмли встречаются леса и различные деревья.

По поводу мудрости творца. В этих степях совершенно нет воды. Однако если вскопать землю на одну пядь, начинает выбиваться наружу солоноватая иода. Если рядом с этой выходящей [из-под земли] водой выкопать яму вроде хауза, эта солоноватая вода стечет в хауз и станет [по вкусу] подобна воде источника жизни. Мудрость, достойная [166] изумления! Все сыны Адамовы и все твари, попив этой воды, утоляют жажду.

А калмыки в жизни своей не знают, что значит пить воду и есть хлеб. Если поедят хлеба и попьют воды — чуть ли не через час умирают. Они всегда пыот [только] кобылье и верблюжье молоко, бузу и талкан ⁹, кобылье молоко они называют «кумыс». Едят же они [мясо] верблюдов, коров, лошадей, баранов, коз, свиней, а также диких верблюдов, диких лошадей, диких буйволов и диких ослов. Они ловят диких быков и запрягают в телеги; а когда доведут [их] до истощения, освобождают и ловят других. Все они запрягают в телеги верблюдов, /848/ на верблюдах пашут, засевают [поля], питаются просом. Они не знают, что такое пшеница и ячмень. Они также не ведают, что такое запрет. Все у них дозволено. Когда умирает какая-нибудь тварь, они выпускают кровь, мясо непременно съедают, а шкуру надевают на себя. Причем мясо отнюдь не варят — поедают сырым. Вследствие того что они едят разного рода сырое мясо, их испражнения вовсе не пахнут. Они исторгают и прячут белые выделения, наподобие сокола.

У них никто не злословит, не хулит [другого], не совершает мелочных или бессмысленных поступков, не проявляет подозрительности, высокомерия, злобы, [взаимной] вражды. Однако по отношению к другим народам они проявляют враждебность, совершают против них походы, грабят своих врагов.

У всего калмыцкого народа в целом имеется двенадцать падишахов, каждый из них правит пятью-шестью сотнями тысяч человек. У всех этих [групп] языки различаются; если будет угодно Аллаху, [эти] двенадцать языков будут описаны в своем месте.

Если идти по направлению Страны мрака, [встретятся] различные, расселившиеся по всему миру части калмыцкого народа, у каждого из них своя вера ¹⁰. Одна [часть] народа — язычники. Религия других — вера в перевоплощение. Еще одно племя поклоняется огню. Другая группа — солнцепоклонники. А одно ответвление [народа] поклоняется земле, то есть у них культ земли. Еще одна группа — лунопоклонники. Наконец, одно племя поклоняется корове. Если захочет Аллах, то их религии, а также их утварь, оружие, правы и обычаи будут описаны [ниже].

А эти описываемые калмыки расселились по Московской земле, в Большом и Малом Хейхате ¹¹, Дешт-и Кыпчак и [дальше], до самых Чина, Мачина и Фигфура. Прежде они [167] жили по московской границе на реке Волге. [Затем], разгромив ногайцев, они перешли в пределы степи на том берегу Волги, расселились в Дешт-и Кыпчак и степи Хейхат, стали совершать набеги, опустошать пределы Азова и Крыма.

У них вовсе не бывает чумы, колик, плеврита, ангины, лихорадки, тяжкой немочи, проказы, французской болезни и других разнообразных недугов. Они живут по двести, двести пятьдесят и триста лет, а когда больше не могут продолжать естественную жизнь — склоняют голову на плечо и в тот же день умирают. [Умерших] либо закапывают в землю, либо сжигают на огне, либо бросают в воду; или же, наконец, покойников /849/ съедают. В своем месте будет описано, как поступают [с умершими] сообразно их вере и [велениям] жребия.

У них также вовсе нет блох, вшей, клопов, змей и скорпионов, ибо их дома и жилища устроены на телегах и [постоянно] находятся в степи.

Внешний облик калмыков. Поскольку в здешних долинах соляных копей нет, глаза у людей чрезвычайно малы. По когда они осматривают местность, они все видят прекрасно (Букв, «отличают восток от запада»), глаза у них словно дальнозоркие зеркала. Однако если человек смотрит на калмыка с расстояния в пять-десять шагов, то глаза у него словно в тумане — будто их и нет. Можно думать, когда они родятся, у них глаза раскрываются в течение недели, как у щенков; у некоторых же глаза не раскрываются, и тогда их раскрывают, прорезав бритвой, при этом слегка натирают солью. Головы у [людей из] этого народа большие, словно тыквы из города Аданы. У каждого калмыка ладони столь же велики, сколь велики и уши. Глаза их — подумаешь, что слепые, ничего не видят; однако они даже ночью проденут нить в иглу, настолько острое у них зрение.

У мужчин нет ни бровей, ни ресниц, а лица плоские, словно тарелки. Шеи у них очень короткие, головы соединяются непосредственно с плечами. При этом шеи такие толстые, словно шеи волков. Если ему скажешь: «Давай посмотрим в обе стороны», он глядит, поворачиваясь всем туловищем; посмотреть себе за спину он никак не может, ибо шея, [по сути дела], отсутствует. Плечи у них у всех до того широки, что на каждое вполне усядется по одному человеку. У них широкие плечи и бедра. Переходя к нижней части туловища, [отметим, что весь человек] словно большая корзина; шеи у [168] них короткие, ляжки и голени длинные. А тонкие кости внутри у них — кривые. Когда они садятся на коня, то их кривые ноги обхватывают конское брюхо. Вот каковы их стан и сложение. Они совершенно не могут ходить пешком. Их пальцы похожи на огурцы; предплечья короткие и толстые. Их пятерню человеку не обхватить.

На теле у них совершенно нет волос, бороды чрезвычайно редкие — в бороде всего сорок-пятьдесят волосков. Их крупные коренные зубы подобны зубам верблюда. Они совершенно не знают, что такое зубные болезни. Зубы у них словно перлы — [ведь] они всю свою жизнь не едят горячего. Туловище у них весьма упитанное, жирное. Вся их одежда — из шкур/850/ животных, которых они едят. Одежда их и головы издают столь нечистый, скверный, непривычный и зловонный запах, что у человека кружится голова — настолько этот запах отвратителен. Потому-то и нет у них вшей и блох, ведь вошь — существо нежное, любит чистое место, не любит больных проказой. У прокаженных и убогих вши не живут.

Умирать, как и [слишком] долго жить, — беда. А из них некоторые, дожив до трехсот лет, продолжают жить. Однажды в благородный меджлис нашего господина Мухаммед-Гирей-хана пришел трехсотлетний калмык. Он даже отведал угощения и рассказал обо всем, что ему довелось повидать, нашему благочестивому падишаху господину Мухаммед-Гирей-хану. Чтобы представить мне доказательства, они привели пред мои очи двух калмыков: одному из них было двести семьдесят, другому — триста десять лет. Один из них сказал: «Я поведаю обо всем, что касается Берке-хана ¹², приходящегося сыном сыну Чингисхана, и еще другое. [Мои] рассказы о Чингисхане соответствуют его [истинной] истории» — и начал повествование. Большинство из них (калмыков) совершенно не боятся смерти, так как являются приверженцами вероучения, (утверждающего], что причина смерти — перевоплощение. «Если я умру, дух мой перейдет в какое-нибудь другое существо, пребывающее в чреве некоей женщины, или же душа моя войдет в чрево моей дочери (В другом списке: моей жены.) , и я снова приду в мир» — так рассуждают они, а потому, не страшась смерти, один за другим бросаются в битву, словно кабаны, погибают в битве и схватке храбрецами — душа в ад! Или же смерть наступает по другой причине: вдруг из ушей пойдет кровь, человек бледнеет, не может [169] держать голову и в тот же день умирает. А что такое прочие болезни, они даже не ведают.

Удивительные зрелища у калмыцкого народа. Когда некоторые из калмыков, дожив до двухсот или трехсот лет, теряют силу, больше не могут ни сесть на коня, ни сойти [с него], их родственникам надоедает выводить их гулять; тогда они варят хвост жирной свиньи, хвост этот по очереди забивают старику в горло и [тем] убивают его, молвив: «Он умер борцом за веру». Все они едят друг друга, однако совершается это по жребию и [только] если кто умрет. К примеру, имеются люди, называемые «карпа» ¹³. После тайша-шахов [первое] слово принадлежит им. У этих людей карпа имеется четырехгранный деревянный жребий. Этому жребию много тысяч лет, и достался он от предков. Каждая сторона этого жребия выкрашена яркой краской в особый цвет.

И вот, если случится, что человек умер, то, чтобы определить его судьбу, бросают жребий. Если выпадет красный цвет, /851/ они говорят, что жребий повелел: «Сожгите на огне!» — и труп сжигают на огне. Если выпадет черный цвет, значит, жребий приказывает: «Закопайте в черную землю!» — и они закапывают покойника в землю. Если выпадет синяя сторона жребия, значит, он приказывает: «Бросьте в воду!» — и тогда они бросают [покойника] в реку Волгу или же идут к той реке, которая близко от их жилья, и бросают в нее. Если же выпадет зеленый цвет — они варят труп и едят. И все это они тотчас проделывают согласно упомянутому жребию. Кроме него, у них нет никакой власти.

Даже когда умер одни из сыновей Мончак-шаха, они на огне превратили его в кебаб, выпустили жир и кровь и съели. Причем когда ели — радовались и веселились. Когда я, ничтожный, проходил мимо, они и меня приглашали к трапезе. «Подойди, — говорили они, — поешь и ты сына нашего падишаха!» Я, ничтожный, сказал: «О, разве мясо человека едят?» Они ответили: «Ха, [конечно], едят! Вот мы едим его мясо, чтобы душа его вошла в душу одного из нас и таким образом разгуливала, не ведая смерти. Ничего вкуснее, чем мясо свиньи, змеи, человека, наш отец сотворить не мог». Тогда я спросил: «А кто это — ваш отец?» Они ответили: «Хаша Сым Хаша» , теперь мне трудно даже написать это слово.

Они — кяфиры, заблудшие; что такое воскресение и [170] воскрешение, вес и весы, рай, ад и чистилище, что такое четверокнижие и пророк, религиозные предписания и сунна — они вовсе не знают. Пожалуй, они — вид скота в образе людей, дети некоего «нечто». Я спросил: «О люди! Разве человеческое мясо едят? Разве оно не горькое?» Один старый калмык сказал: «Горькое, так не ешь. Но если хочешь узнать его вкус, поцелуй женщину один раз; узнаешь, как вкусно. Если бы ты ел человеческое мясо, то обрел бы вечную жизнь, жил бы так же долго, как мы». В тот час кебаб из трупа одного человека поедали сорок-пятьдесят калмыков; его жиром они смазывали себе лица, глаза, туловища; кости же закапывали в землю. [Это было] удивительное и редкостное зрелище.

И — упаси Аллах! — если к ним в плен попадает [человек] из Турции или быстрый как ветер татарин из Крыма, они, не откладывая до вечера, бросают жребий, после чего варят человека и съедают. Вот такой это народ — людоеды. Они совершенно не ведают, что такое бог и пророк, рай и ад. Только и знают шахов Тайшу и Мончака. А если один из шахов умрет, его съедают. Но если возжигают огонь, ему непременно поклоняются. И поэтому сжигают умерших на огне.

Но у них имеется одно прекрасное качество: они никогда не лгут. И даже не знают, что такое ложь. Не знают также, что такое прелюбодеяние, педерастия, /852/ притворство и обман. Все их женщины ходят с открытыми лицами. Насколько их мужчины некрасивы с лица, настолько женщины миловидны и женственны — с черными бровями и ресницами, с ярко подкрашенными, прекрасными глазами. Они не знают, что значит свататься к женщине: живо прибегают к жребию и берут [ее].

Все они — отважный народ богатырей. Никогда не бегут от смерти, так как верят в перевоплощение. Они говорят: «Если это мое тело умрет, то моя душа с ребенком, находящимся во чреве чьей-нибудь жены, непременно еще раз придет в мир молодым юношей».

Их снаряжение и оружие. Все они носят луки, стрелы и копья. Стрелы их — из тополя Чина и Фагфура, толщиною в палец; железные наконечники величиною с ладонь. Они постоянно затачивают наконечники на [особом] камне — «камне счастья», делая их [острыми] как бритва. А стрелы они метают с самого близкого расстояния, ибо эти стрелы на далекое расстояние не достают. В колчанах же у них пять-шесть стрел, не больше, потоку что наконечники [171] из очень тяжелого железа. Луки у них из Хатая и Хотана — толщиной в руку. Сабли же встречаются редко. Но непременно требуется, чтобы в руках были копья. В самом крайнем случае вооружение состоит из [одной только] пики. На поясе у каждого — от пятидесяти до ста длинных острых ножей. Когда они приходят для грабежа и разорения, этими ножами они не дают врагу ни отсрочки, ни пощады. Каждый из них седлает и ведет с собой пять-десять коней.

Удивительное зрелище. Сидя на лошади, они не держатся руками за узду. У них имеются своеобразные деревянные стремена из земли Чин. Два конца узды привязаны к стременам. А два [других] конца узды проходят через железные кольца в обе ноздри и в уши коня. Лошади простых людей не имеют во рту повода, то есть узды. Все поводья укреплены у обеих ноздрей коня. Когда они скачут на коне и поводья связаны со стременами, они могут править поводьями с помощью ног, а обе руки заняты оружием и снаряжением.

В этой Кыпчакской степи нет никаких рудников, поэтому у них нет серебряных денег. Вследствие того что нет также и железных рудников, они пользуются одним и тем же ножом, [получая его] по наследству от предков. [Здесь] мало сабель из железных полос, мало железных стремян. А наконечники копий — [обычно] из рогов дикого буйвола или быка. Тем не менее [их] копья пронзают кремень...

/853/ ПО ПОВОДУ УДИВИТЕЛЬНОГО И РЕДКОСТНОГО ВМЕСТИЛИЩА ТАЛИСМАНА, ПОУЧИТЕЛЬНОГО ([ПРЕДМЕТА] ЗАБОТЫ ДРЕВНИХ, НЕСРАВНЕННОГО ПРЕДМЕТА ПОКЛОНЕНИЯ — ДРЕВНЕЙ КААБЫ ЗЛЫХ КАЛМЫКОВ

Далее, ссылаясь на свидетельства калмыков, ногайцев и поволжских татар-хешдеков, Эвлия Челеви очень пространно и путано повествует о паломничестве калмыков к своему святилищу.

Один раз в пятьдесят, шестьдесят, а то и в семьдесят лет замерзает огромная Ледяная река, которая находится на границе этого и другого миров. Вот тогда сто — сто пятьдесят тысяч калмыков собираются в громадный караван и, погрузив талкан, сухое кислое молоко и вяленую рыбу, на пятистах-шестистах тысячах лошадей отправляются в дорогу. Добравшись до края мрака, калмыки поспешно переправляются через Ледяную реку. Затем путь их пролегает через Страну мрака. Поход до подножия гор Каф продолжается в течение шести долгих месяцев. /854/ В [172] дневное время путникам в продолжение сорока-пятидесяти дней приходится спасаться от исполинских орлов, которые достигают величины двух слонов или двух верблюдов. Размах их крыльев измеряется целым фарсахом. Такой орел хватает клювом всадника вместе с конем, подымает пысоко в воздух и там разжимает клюв. Человек и лошадь падают на землю и разбиваются вдребезги. Орел тут же пожирает свою добычу. Единственное спасение от этих орлов — огни костров, которые непрестанно жгут калмыки, используя в качестве топлива прошлогоднюю траву. Ночью орлы улетают в свои гнезда, а паломники на лошадях рысью устремляются к заветной цели. В дороге они прикармливают своих лошадей, привязывая к хвостам впереди идущих связки сена, а на стоянках кормят их вяленой рыбой. Сами калмыки питаются сырой кониной.

/855-858/ Добравшись до гор Каф, путники находят горный кряж, который называют Сверкающим, ибо составляющие его скалы следуют в строгой последовательности и состоят соответственно из золота, серебра, меди, олова, свинца, железа, стали, меди, бронзы, камеди, хрусталя, ртути и других редкостных элементов. /859-860/ При восходе солнца скалы вспыхивают ярким светом и начинают нестерпимо сверкать. По мнению Эвлии Челеби, этот горный кряж есть не что иное, как Стена Искандера, которую еще называют Стеной яджудж и маджудж, ибо именно эти дикие и свирепые народы были в свое время отгорожены от цивилизованного мира Александром Македонским. Вот здесь-то и находится святилище калмыков, которое турецкий путешественник по аналогии с известной мусульманской святыней называет Каабой. Святилище имеет вид величественного бронзового купола изумрудно-зеленого цвета. Он весь расписан какими-то чудесными, замысловатыми знаками. По словам калмыков, это святилище является домом их прародителя Хаша Сым Хаша, что означает что-то вроде «Господин Владыка Величия», а купол, как полагает Эвлия Челеби, воздвиг Александр Македонский. /861-862/ Он же приказал расписать его мудрыми изречениями Гиппократа, Сократа, Филиппа ¹⁴, Философа, Падре ¹⁵, Аристотеля, Платона и Пифагора, а также наставлениями святого Хызра. Под куполом сокрыты демоны.

Калмыки не сразу совершают паломничество к своей Каабе, а прежде сорок дней отдыхают в ее окрестностях, представляющих собой волшебный сад в Стране света, ибо здесь никогда не заходит солнце. В этом саду растут цветы, распространяющие далеко вокруг сильнейший аромат, и деревья, плоды которых оказывают на людей чудесное, бодрящее действие. Там есть большая река, в которую впадают ручьи разноцветной воды. Старый человек, испив этой воды, становится молодым и сильным. Под деревьями парами расхаживают певчие птицы величиной со льва. Они питаются опавшими плодами. Калмыцкие лошади, зачатые в этой местности, живут по сто лет и отличаются высокими боевыми качествами.

/863/ По истечении сорокадневного срока все калмыцкие паломники располагаются рядами вокруг святилища. Тогда из-под купола неходит некий [173] голос: «Придите ко мне, придите ко мне!» Старейшие из собравшихся подходят к железному окну, которое находится на западной стороне святилища, и заглядывают в него. Как раз посередине громадного свода на цепях висят два гроба: стальной, а в нем — рубиновый. Под гробами сидит ангел в образе юноши ослепительной красоты, с черными вьющимися локонами до плеч. Юноша сообщает собравшимся радостные и приятные вести. Обращаясь то к одному, то к другому по имени, он предсказывает им долголетие, многочисленное потомство, мягкую зиму, обильные приплоды их скоту, рост их достатка. На следующее утро надлежит заглядывать в восточное окно святилища. Взорам предстает злой дух в образе ужасного старика, едва взглянув на которого некоторые люди тут же умирают от страха. Старик предсказывает голод и засуху, военные поражения и мучительную смерть. На третий день, который посвящается пророчествам, следует подойти к северному окну. Здесь ангел в образе изумительно прекрасной непорочной девушки сулит собравшимся победу над врагами и богатые военные трофеи, семейные радости и благоденствие всей стране. На четвертый день паломники с ужасом видят в южном окне святилища немыслимо уродливую древнюю старуху. Из глаз ее текут кровь и гной. Сквозь страшные зубы ее вместе с языками пламени вылетают гневные проклятия-предсказания. Они предвещают жестокую зиму, падеж скота, вражеские набеги, тяжкие беды. При виде колдуньи многие сходят с ума от страха.

Вкусив блаженную жизнь в этом райском саду и узнав спою дальнейшую судьбу из уст одного из предсказателей святилища, калмыки вновь собираются и, захватив с собой сколько могут чудесных плодов, возвращаются домой все той же мучительно-трудной дорогой.

По поводу множества подразделений калмыцкого народа. Они покорили [весь] мир, сделались миродержцами, охватили [весь] лик земли. У них двенадцать падишахов.

[О первых двух калмыцких шахах]. [Одни] — Тайша-шах, у которого мы побывали вместе с нашим баном-послом, [другой] — сын первого, Мончак-шах, постоянно живущий в этом Малом Хейхате. А его отец, /864/ Тайша-шах, живет на той стороне великой реки Волги, в Большом Хейхате; эта обширная степь простирается до Чина и Мачина, Хатая и Хотана, до Страны мрака. В этой степи Хейхат два упомянутых падишаха распоряжаются каждый [войском численностью] 3 — 4 раза по 100 тысяч храбрых воинов. А число покоренных калмыками ногайцев и хешдеков знает только бог.

Относительно калмыцкого тайша-шаха Кураса ¹⁶. Он владеет войском 2 раза по 100 тысяч, находящимся на берегу реки Яик; к северу от реки Волги, на той [174] стороне, где мы ходили в течение трех месяцев, а также [своими] подданными — ведущими кочевую жизнь ногайцами и хешдеками числом 6 раз по 100 тысяч.

Похвала тайша-шаху Чакару. Он живет там, где река Яик впадает в Каспийское море. Но кочующих с юртами, подобно другим калмыкам, у него немного. Он живет в большом городе. Он владеет войском [числом] 3 раза по 100 тысяч. Народы могол и богол — его подданные.

Восхваление тайша-шаха Коба. Он владеет войском на той стороне, то есть на том берегу реки Яик, численностью 5 раз по 100 тысяч. Они воюют московские земли вплоть до Руси ¹⁷.

Упоминание о калмыцком тайша-шахе Дурумейте. Он живет на северной стороне реки Яик, владеет калмыками в количестве 2 раза по 100 тысяч. Но мне неизвестно, каким числом народа и подданных владеет Мончак-шах; этого не знают и московиты.

Сведения о калмыцком тайша-шахе Кёк -Дилине. Этот обитает на берегах озера, из которого добывается рыбий зуб. Он страдает от голода и холода. Владеет войском численностью 3 раза по 100 тысяч, подданными — 2 раза по 100 тысяч. Это — народ слабый, немощный.

О калмыцком тайша-шахе Бакаре. Число калмыков у него и пределы [их расселения] неизвестны, поэтому количество их [здесь] не указано. А степи, где они обитают, простираются до области Зенан ¹⁸ на берегу Тихого океана, на самом краю севера.

Калмыцкий тайша-шах Бике. На языке монголов «бике» — женщина. Эта калмычка управляет страной женщин, или Зенаном. Сей великий народ является удивительным и редкостным. /865/ Даже при калмыцком Мончак-шахе находилось шесть жен из женщин страны Зенан. Когда я, ничтожный, увидел их, я прочел нараспев стих из Корана: «Мы сотворили человека лучшим сложением» ¹⁹. Однако они не рожают детей от сынов рода человеческого. И любовь их не похожа на любовь, [известную в] сем мире. Когда я высказал все это Мончак-шаху, он сказал: «Если хочешь, на сегодняшнюю ночь возьми одну из них». — «Боже упаси, невозможно», — сказал я.

А они — словно материализованный дневной свет, воплощение красоты. У них такие рост и сложение, плоть и стан, белая шея, подобная серебряному сосуду, сильно насурмленные глаза, такие, как у молодой газели, такая сладкая чагатайская речь, что, если послушаешь, кровь прильет к печени [175] и ты не сможешь творить зла. Каждый раз, когда я видел [их] подле Мончак-шаха, я впадал в оцепенение, словно умирающий на глазах конь. А в стране Зенан все те [женщины] таковы.

Калмыки совокупляются с ними. Однако они не беременеют. В их роду мужские представители отсутствуют. У них есть большое озеро на тот случай, если женщина захочет рожать. Раз в год она входит в это озеро, и тогда, по велению всевышнего Аллаха, она становится беременной. Если, разрешившись от бремени, она родит мальчика, у него голова и руки — как у человека, однако туловище и задние ноги — как у собаки. А своих матерей и сестер они опять спаривают с собаками, но матери и сестры не беременеют. И если спарят их с сынами человеческими — все равно не беременеют ²⁰.

Замечание о калмыцком тайша-шахе Кудале. Этот народ живет у предела седьмого пояса, в области под названием «городские развалины», близ Страны мрака. Пределы их [расселения] и численность ведает Аллах — владыка мира. Некоторые из них живут в качестве пленников у народа хешдек, они-то и рассказали [это].

Касательно калмыцкого тайша-шаха Улу-бана ²¹. Сей народ обитает в некоей безвестной, не имеющей пределов стране — можно [предположить ее местонахождение] на чертеже поясов вместе с Белой землей, названной Птолемеем и древними народами Пустой землей. /866/ Там никогда не бывает ночи, всегда — слабый полумрак, словно [рано] утром. А солнце не оказывает никакого влияния на землю и на тварей земных. Из-за этого [там] нет никаких посевов и все едят только сырое мясо, едва животное умрет.

Итак, сей калмыцкий народ имеет двенадцать падишахов и двенадцать языков. Из-за различия слов и выражений в этих языках у их носителей нет возможности понимать друг друга. Я, ничтожный, пребывая в странствиях пятьдесят один год ²², путешествовал в семи поясах по восемнадцати странам, где падишахам читают хутбу и они имеют свою монету. И я способен в некоторой степени говорить на любом языке, так как память моя стала крепкой и удерживает сто сорок семь языков. Однако я не слышал столь ужасного языка, подобного лаю самсонских собак ²³, — с утробным произношением звуков «лям», «мим», «ха» и «нун», — столь трудного, как язык калмыков. [176]

ПО ПОВОДУ ЯЗЫКА КАЛМЫКОВ — БЕЗ СВЯЗИ, БЕЗ ГРЯЗИ И БЕЗ КЛЕЙМА

Прежде всего — счет чисел: некен — 1; каюр — 2; курбан — 3; дурбан — 4; табан — 5; дурган — 6; дулан — 7; наймам — 8; ясин — 9; арбан — 10; арбан некен — 11; арбан каюр — 12; арбан курбан — 13; курун — 20; гулар — хлеб; усун — вода; махан — лошадь; кудсун — обувь; махалай — шапка; дебек — шуба; бусэ — кушак; кутга — нож; нехарирэ су — приходи, садись; мендпдэрэр су — добро пожаловать; абусун — пастбище; бу — ружье; пусурга — шатер; улды — меч, сабля; тэмун — лук (оружие); узугай — в вежливом словоупотреблении — мужской орган; /867/ онагин — то же — женский; оган — девушка, дочь; одан — верба, ива; оласан — тополь; сурун — раб, слуга; сарэ — месяц; нарын — солнце; одуп — зиезда; мандутав — мир вам, здравствуйте; тавманду — и вам мир; талугуй мани — голова под шлемом; каюр мани — уши; чаки мани — зубы; ок койсан дудмани — два глаза; чок коюрсун — нос; камбар манн — брови; ама мани — рот, уста; каз кул мани — руки и ноги; дар джидав — копье; казар — конская уздечка; тогул — конский потник; джидав молакат — неси мое копье.

Имеется еще несколько сотен тысяч не заслуживающих внимания выражений. Здесь приведено некоторое количество употребительных слов, [указанных] потому, что мы некоторое время кочевали и останавливались на ночлег вместе с людьми калмыка Мопчак-шаха и калмыка Тайша-шаха. «Но хотя, — говорят они, — ты и описал языки двенадцати калмыцких падишахов, все мы вместе называемся одним словом: калмык». И в общем каждый из описанных выше калмыцких народов говорит на особом языке, и они совершенно не понимают языка друг друга. Это — великий народ, охвативший [весь] мир, он завоевал [земли] до Чина и Мачина, Фаг-фура, Хитая и Хотана, до земель Казак и Зенан, до страны Келеб-Ширан до Страны мрака, далее — до гор Каф, до Стены яджудж и маджудж. Это — народ бени асфар.

[ПОСЛЕДНИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О КАЛМЫКАХ]

Падишахов упомянутых двенадцати калмыцких народов называют «тайша», как, например, ханов Крыма — «гирей», а падишахов дома Османа — «хуикяр», «султан» и «цесарь». Этих же называют «тайша». Итак, это великий и [177] великолепный Мончак-шах, отец же его — великий Тайша-шах. Выше было описано, как черкесы кабартай убивают великих тайша-шахов. /868/ И каждый из тайшей распоряжается войском 5 — 10 раз по 100 тысяч человек. Люди их, кони, а также языки не похожи один на другой. И у каждого из них — своеобразная вера. [Благодаря] мудрости бога лошади у. них весьма жирные, приземистые, коротконогие, с крупом, как у быка, а на каждом копыте у них — по желобку, так что копыта их как бы раздвоены, но все же не парные. У них до того толстые ноги — словно круглый хлеб. А их животы почти достают до земли. Грудь и спина у них весьма широкие. А шеи короткие, словно шеи быков.

Гривы у [коней] весьма длинные, волочатся по земле — эти кони чрезвычайно сильные, могучие, заросшие волосами. Хвост у каждой словно у пяти лошадей, тоже волочится по земле. Хвосты [очень] толстые. Зубы у них такие, что по обеим сторонам рта выступают два зуба — словно клыки. Когда они (кони) набрасываются один на другого, то этими зубами убивают друг друга. Поэтому калмыки не дают зубам своих лошадей [слишком] отрастать и около них пропускают через нос узду на железном кольце и так сдерживают лошадей. А оба конца уздечки связаны со стременами. Все калмыки управляются с уздечкой с помощью ног. Обе же руки у них остаются [свободными] для обращения с оружием. Вот так выглядят у них лошади. Это такие лошади, которые могут скакать три дня и три ночи без пищи и воды. Они связывают лошадей десятками за хвосты, а их ноздри надрезают ножом. Это делается для того, чтобы враги не слышали ни храпа, ни сопения лошадей, когда они тянут воздух, идя на рысях, отдыхая или двигаясь. Поэтому ноздри у всех их лошадей подрезанные. Воистину это лошади народа бени асфар.

По [мнению] всех татарских богословов и комментаторов, народ бени асфар — это и есть сей народ — калмыки. Не будь его, кяфиры Москвы [давно] прибрали бы к рукам весь мир. Ведь они уже завоевали без счета и без предела [страны] христианских народов, и у престола их повелителя живет восемнадцать падишахов, банов и королей. /869/ И они правят [землями] до [пределов] Страны мрака и до одного конца Нового Света. Они уже вступили в Новый Свет, [но только там] нет их крепостей. А некоторые комментаторы и толкователи хадисов об этих кяфирах Москвы говорят, что народ бени асфар — они. Потому что в стране Мужик, где был я, ничтожный, у московских кяфиров глаза столь же малы, как и у [178] калмыков. А ведь, по словам святого Али — жемчужинам красноречия, а также по указаниям и повелениям в книге «Основной смысл» его светлости Мухиддина ал-Араби ²⁵, погребенного о благородном добродетельном Дамаске: «О города Рей и Солхат! Бойтесь народа с узкими глазами!» — этот скитающийся народ и есть калмыцкий народ. Так они говорили — мир им!

Однако приятные сотоварищи-слушатели да будут счастливы узнать следующее. Видит бог: мы в той степени, в какой сумели узнать и уразуметь, описали подразделения упомянутого народа, калмыков, его троекратные нападения с целью грабежа на земли Москвы, а также на основе [подлинных] событий условия жизни этих двух народов. Нашим впечатлениям в целом будет [посвящен] другой том книги.

Удовлетворившись в такой степени [вышеизложенным] описанием, мы с баком-послом начали хлопотать о выезде в область Азова. В это время прибыли направляющиеся в путь от калмыка Тайша-шаха с бесчисленными товарами и дарами. От всех калмыцких старшин послу были даны наставления. Когда я твердо решил выступить в путь, Тайша-шах и его сын Мончак-шах преподнесли мне, ничтожному, каждый по два коня, по две шкурки детенышей пятнистой лани, блестящих и тонких, словно китайская бумага, и по два гуляма-раба из пленных ногаев и хешдеков. Каждому из моих спутников также было дано по два халата из меха пятнистой лани и по два коня. Бану-послу со словами: «Щедрость по-царски!» — они дали десять тысяч овец и пять тысяч коров. Ведь у них вовсе нет ни серебряных денег, ни прочих [подобных] драгоценностей. Пища у них — лошади, одежда /870/ — конские шкуры; у них даже рубахи и штаны из шкур. Но [зато] какие это шкуры! Они словно китайская бумага.

После этого мы попрощались с Тайша-шахом, с его сыном Мончак-шахом, с сыном последнего, по имени Кудал-Алп, [с теми, кого зовут] Дар-Алп, Кулат-Алп, Олкуй-Алп, Сулуй-Алп, Бани-Алп, и со всеми прочими мирзами. Воздав сотни тысяч похвал и благодарений [богу] за наше избавление, мы составили из всех московских телег защищенный караван вроде [укрепленного] табора, наши пушки поставили наготове спереди и сзади; все московские воины были в полном вооружении, с атбаши, и [в таком виде двинулись] внутрь Калмыкистана. В течение дня мы галопом шли на север по безбрежной [степи] Хейхат, на берегу великой реки Волги устроили привал. Благодарение богу, в тот день и в ту ночь мы со всем войском погрузились на сто пятьдесят лодок и, [179] высадившись в Малом Хейхате, на противоположном берегу реки Волги, благополучно избавились от калмыков. Однако тут было еще множество ногаев и хешдеков.

В течение целых десяти дней, передвигаясь по берегу этой реки Волги стремительным галопом и разбивая стоянки, мы проходили по небольшим крепостям Москвы.

Что касается крепостей на берегу реки Дон, то все они — сильные крепости из дерева. Все они потому из дерева, что местности по обоим берегам этой реки Волги гористые и лесистые. [Эти крепости следующие:] Шива-керман, Хавалу-керман, Капуша-керман, Сунхов-керман, Карына-керман, Павлуша-керман, Василов-керман, Махал-керман, Исфини-керман, Капуса-керман ²⁶. У всех этих десяти крепостей один гетман, капитаны же разные. Каждый из них распоряжается войском в пять-шесть тысяч, внутри каждой из этих прочных крепостей живет мусульманский народ хешдек. Поселения же [у этих крепостей] невелики, в них по одной-две церкви, торговые ряды, базары. Еда и питье здесь — рыба, водка, буза; всевозможные фрукты и другие пищевые продукты редки. [Здесь], однако же, много овец и свиней. В этих десяти крепостях послу в виде подарка вручили десять тысяч коров и овец; в каждой крепости, как установлено, производился салют из пушек ²⁷.

Напротив этих крепостей, на другой стороне Волги, были видны большие крепости. Оттуда также донеслись пушечные залпы, которые были чуть слышны, /871/ ибо в этом месте ширина реки Волги достигает сорока-пятидесяти миль. Поэтому-то пушечные залпы противолежащих крепостей и были чуть слышны. Нам известны названия этих крепостей, виденных нами воочию. Но так как лично мы внутри их не были, то мы и не описали их облик и [не привели] их названия.

Продвигаясь оттуда в сторону севера, на одиннадцатый день [мы подошли к берегу реки Дон] ²⁸.

Комментарии

1. Рей (древняя Рага) — один из древнейших городов Северо-Западного Ирана. Взят и разрушен монголами в 1220 г.; ныне развалины к югу от Тегерана. О городе Солхатс см. примеч. 34 к гл. III.

2. О Танше и Мопчаке см. примеч. 5-6 к гл. V.

3. Кая-султанша — дочь турецкого султана Мурада IV, жена великого везпра Мелека Ахмед-паши.

4. Страна мрака — распространенное на Востоке обозначение полярной зоны. В «Книге» Марко Поло читаем такие слова: «Великая Россия с одной стороны граничит с этой областью... тут всегда темно, нет ни солнца, ни луны, ни звезд, всегда тут темно, так же, как у нас в сумерки».

5. О легендарной Стране сияния, или Стране света, расположенной на границе со Страной мрака, турецкий автор подробно повествует ниже (т. VII, с. 861-862). Если легенды о Стране мрака были навеяны долгой полярной ночью, то образ Страны сияния, вероятно, был вызван рассказами о продолжительном полярном дне.

6. Сведения о деревянных дощечках, служивших кабардинцам и калмыкам в середине XVII в. в качестве своеобразных подорожных, или проезжих, грамот, чрезвычайно интересны. По описанию эти дощечки напоминают известные пайцзы монгольских ханов. Термин происходит от китайского цзинь-пай, являвшегося калькой с монгольского алтан гереге (золотая дощечка).

7. В «Путешествии в восточные страны» Гильом Рубрук отмечал обычай монгольских женщин укреплять на макушке шапки драгоценный камень (с. 100).

8. Цибетин — косметический крем, приготовляемый из мускуса. Обычай натирать себе лицо различными мазями, как правило черного цвета, для предохранения кожи от ветра и солнца длительное время бытовал среди монгольских женщин. Еще Гильом Рубрук в «Путешествии в восточные страны» отмечал: «Они также безобразят себя, позорно разрисовывая себе лицо» (с. 100).

9. Талкан — толченая, немолотая мука различных зерновых культур. Здесь речь идет о болтушке из пшена (толченого проса), разведенного в кумысе.

10. Ниже мы встретим пространное описание территории и населения всех подразделений «калмыцкого народа». Эвлия Челеби нисколько не скрывает того, что подавляющее большинство описываемых им народов вовсе и не калмыки, а люди, которые по своему облику, языку, культуре, религии принадлежат к другим этническим группам. Границы расселении этих «калмыков» во многом совпадают с пределами Монгольской империи, которые с такими же фантастическими подробностями дает в своей «Книге» Марко Поло (с. 226).

11. С топонимом Малый Хейхат мы уже встречались. Это — южнорусские степи, или Дикое поле, или Дешт-и Кыпчак, восточной границей которого служит Волга. Большой Хейхат, по представлениям Эвлин Челеби, простирается от Волги до Дальнего Востока.

12. Беркс (1209-1266) — сын Джучи, внук Чингисхана, золотоордынский хан (1255-1266).

13. Возможно, карпа — сокращение от кармапа — названия одной из ламаистских сект в буддизме, основанной еще в XII в.

14. Филипп — здесь отец Александра Македонского (Искандера Зуль-карнейна).

15. Видимо, Падре здесь — папа римский.

16. Курас — возможно, слово происходит от персидского горс 'кружок, диск', под которым подразумевается диск солнца. Тогда уместно вспомнить, что одно из подразделений «калмыков», по словам Эвлии Челеби, поклонялось солнцу.

17. Скорее всего, Русью турецкий путешественник называет здесь Украину.

18. Зенан — легендарная страна женщин-амазонок.

19. Цитата из Корана (XCV, 4).

20. Интересно сравнить этот рассказ о мифических женщинах и мужчинах-собаках с повествованием Плано Карпини, который писал: «Когда они возвращались через пустыни, то пришли в некую землю, в которой... татары нашли каких-то чудовищ, имевших женский облик. И когда через многих толмачей они спросили их, где находятся мужчины той страны, чудовища-женщины ответили, что в той земле все женщины, которые только рождались, имеют человеческий облик, мужчины же имеют облик собачий» (с. 41 — 42).

21. Имя Улубан можно перевести как «великий государь». Не исключено, что под таким наименованием скрывается империя Великих Моголов в Индии. Вспомним, что часть «калмыков», по словам Эвлии Челеби, поклонялась корове.

22. Это любопытное заявление Эвлии Челеби говорит о том, что путешествия его продолжались еще десять лет после поездки в Египет в 1672 г. В противном случае он мог здесь говорить только о 41-летних, а не 51-летних странствиях. Исходя из этого, дату смерти Эвлии Челеби следует относить не к 1681-му и даже не к 1683 г., а к еще более позднему времени. С уверенностью же можно сказать, что он умер после 1682 г.

23. В свое время еще В. Д. Смирнов приводил загадочный для него термин «великая самсунская собака», в то же время указывая на русское его происхождение (В. Д. Смирнов. Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887, с. 431, 507). Известно, что в турецком городе Самсуне никакой особой породы собак не было. Предлагаем читать не «самсунская», а «самсонская» собака, т. е. крупная, сильная и свирепая собака. Прилагательное «самсонский» происходит от имени Самсона — библейского героя, которому приписывалась сверхъестественная физическая сила и отвага.

24. Келеб-Ширан — географическое название, видимо связанное с арабским словом кальб 'собака, пес'. В 172-й главе «Книги» Марко Поло упоминается Собачий остров, все жители которого имели собачьи головы (с. 180).

25. Мухиддин ал-Араби более известен под именем Ибн ал-Араби (1165-1240). Родился в Испании, побывал в Тунисе, Мекке, Багдаде, Мосуле, Халебе, Малой Азии. Затем поселился в Дамаске, где и умер. Его многочисленные сочинения, главные из которых «Футухат ал-меккийа» («Мекканскис откровения») и «Фусус ал-хнкам» («Геммы мудрости»), доставили ему славу величайшего из мистических писателей ислама. Интересно отметить, что турецкий издатель седьмого тома «Книги путешествия» проверил ссылку Эвлии Челеби и не нашел цитируемых им слов ни в одном из двух вышеназванных сочинений мусульманского богослова.

26. Уверенная расшифровка названий десяти донских казачьих городков-крепостей, приведенных здесь Эвлией Челеби, представляется делом крайне сложным. Можно предложить несколько вариантов названий этих крепостей (в скобках приведены примерные соответствия им, по смыслу или но созвучию, документально зафиксированные в кн.: А. и. Пронштейн. Земля донская в XVIII в. Изд. Ростовского ун-та, 1961): Шива — Вшивая, Живая (Нижние Чиры); Хавалу — Кобылья, Холопья (Кобылянский, Зимовейский); Капуша — Копуша (Кумшак), Сунхов — Синюхов (Семикаракоры); Карына — Бабья (Курман Яр. Каргальский, Терновой, Траилин); Павлуша — Полушка (Павловская); Василов — Васильевская, Веселовская (Раздоры); Махал — Михал (Михалев); Исфини — Свинячья; Капуса — Капуста.

27. Подробное описание донских казачьих крепостей последует ниже — в гл. VII этого выпуска.

28. Ввиду крайней запутанности и расплывчатости в описании маршрута Эвлии Челеби по калмыцким землям можно только предположить, что весь путь по Калмыкистану занял у него декабрь 1666 — начало января 1667 г.