СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РИХЕР РЕЙМСКИЙ

ИСТОРИЯ

HISTORIARUM LIBRI IIII

41. Из автобиографии монаха Рикера. 991 г.

(в 998 г.).

Дней за четырнадцать пред взятием в плен Карла Лотарингского и архиепископа Реймсского Арнульфа (следовательно, 15 марта 991 г.; [656] см. о том выше на стр. 653), когда я пребывал в Реймсе и ревностно занимался науками, изучая прилежно сочинения Гиппократа Косского (т. е медицинские), встретился мне однажды на улице верховой из Шартра. На мой вопрос, кто он такой, чей, и откуда идет, он отвечал, что послан Герибрандом, священником в Шартре, и желал бы говорить с Рикером, монахом монастыря св. Ремигия. Как скоро услышал это имя моего друга и свое собственное, я сказался верховому, обнял его и отвел в сторону. Тогда вынул он письмо. Это было приглашение прочесть со мною об афоризмах. Чрезвычайно обрадованный тем, я взял с собою одного малого и приготовившись, вместе с верховым, как можно скорее поспешил отправиться в Шартр. При моем отъезде, я получил от своего аббата какую-то клячу. И так я пустился в дорогу без денег, не имея платья для перемены, лишенный всего необходимого, и прибыл в Орбе, место, которое славилось своим радушным гостеприимством. Там господин аббат Д. утешил меня своею беседою и своею благотворительною помощию. После того я отправился на следующий день далее, чтобы добраться до Mo (Меаuх). Но, вместе с своими двумя спутниками, я попал в густой лес, где нам приключились различные невзгоды. Мы заблудились и дали крюку на шесть часов пути. Когда мы миновали Шато-Тьерри (Chateau-Thierry), моя кляча, выступавшая сначала как Буцефал, сделалась ленивые осла. День был уже на исходе; небо, казалось, готово было разрешиться дождем, а нам предстояло миль шесть до города, когда мой могучий Буцефал, истощенный усталостию, грохнулся между ног сидевшего на нем слуги, и как-бы пораженный молниею испустил дыхание. Наше затруднение и беспокойство могут представить те, с которыми хотя однажды случилось что нибудь подобное, и которые по опыту знают такое положение. Наш малый, еще никогда не долавший столь далекого и затруднительного путешествия, и потерявший теперь своего коня, лежал совершенно истомленный; поклажу нельзя было тронуть с места, дождь лил ручьями; а совершенно покрытое облаками небо и заходившее солнце представляли нам в перспективе темную ночь, в которой не будет видно ни зги. Однако в таких затруднительных обстоятельствах меня не оставила божественная помощь и даже внушила мне следующее намерение. Именно, я оставил прислужника с поклажею на месте, научил его, что он должен отвечать на вопросы мимо проходящих, уговорил его воздерживаться от сна и поспешил в Мо, сопровождаемый одним только верховым из Шартра. Когда я вступил на мост, было едва достаточно светло, чтобы рассмотреть его. Но когда я вгляделся, мною овладели новые опасения, потому что [657] мост во многих местах был очень испорчен и в нем видны были такие большие дыры, что жители города только по самым необходимым делам переходили его. Человек из Шартра, спутник осторожный, поискал кругом лодки, но, не найдя ни одной, должен был войти на опасный мост. С помощию небес он невредимо перевел лошадей. Где были дыры, там он в одном месте подкладывал под ноги лошадям свой щит, в другом — складывал доски, валявшиеся кругом, и таким образом то сгибаясь, то распрямляясь, то идя вперед, то поспешно отступая, перешел он счастливо со мною и лошадьми на другой берег. Ночь совсем наступила и покрыла землю страшною темнотою, когда я вошел в монастырь св. Фаро, где монахи заняты еще были приготовлением напитка любви ¹. Они, именно в этот день, по прочтении надлежащего монастырским келарем, устроили торжественный ужин, и потому так поздно находились еще вместе и пили. Я принят был ими как брат, и их дружеская беседа, обильный стол подкрепили меня. Но спутника своего из Шартра я послал с лошадьми назад. Ему пришлось снова подвергнуться опасностям, которые только что он преодолел на мосту, чтобы отыскать оставленного на дороге слугу. Также ловко, как и в первый раз, перешел он мост и не мало проблудивши, постоянно окликая, отыскал моего служителя только во время второй ночной стражи. Он взял его с собою и приехал в город. Но убоявшись опасного моста, которого коварство ему было известно по опыту, он остановился с слугою и лошадьми в одной хижине, где они, не принимавши пищи в продолжении целого дня, хотя и нашли ночлег, но не нашли ничего поест. В каких опасениях и какую бессонную я провел ночь, это будут в состоянии представить себе только те, у которых забота о своих хотя однажды отгоняла сон. Когда наконец наступил желанный день, оба они, рано, страшно проголодавшись, прибыли ко мне. Их накормили; лошадям также задали овса и соломы. Я оставил своего пешего слугу у аббата Августина и один с верховым поспешно отправился в Шартр ². Оттуда я послал лошадь назад и приказал привести моего малого из Мо. Когда-же и тот прибыл, и всякая забота устранилась, я принялся со всею ревностью, под руководством на столько-же доброго сколько и ученого господина Герибранда, за афоризмы Гиппократа. Но так как оттуда я узнал только признаки болезней, а одно познание признаков не удовлетворило моей жажды к знанию, то я просил его прочесть со мною также книгу «О соглашении Гиппократа Галиена и Сурана». Герибранд согласился также и на это, ибо был весьма сведущ [658] в своем искусстве и обладал большими познаниями в фармацевтике, ботанике и хирургии ³.

Монах Рикер.

Histor. Libri IV. Книг. IV, 60.

Монах Рикер (Richerus), жил и писал свои «Четыре книги истории» в конце X века, в монастыре св. Ремигия в Реймсе, когда пали Карловинги во Франции, и с одной стороны Гуго Капет отстаивал новую династию от притязаний последнего потомка Карла В., Карла Лотарингского, а с другой стороны Герберт боролся с Арнульфом, младшим братом Лудовика V, за архиепископский престол в Реймсе. Таким образом, хроника Рикера относится к одному из замечательнейших переворотов в истории Франции, и, как составленная очевидцем, представляет чрезвычайную важность, тем более что без Рикера надобно было бы ограничится одними сухими заметками позднейших летописцев. Но при всей важности этой хроники, она исчезла в средние века и была нам известна по позднейшим извлечениям; только в 1833 г. Пертц, осматривая все библиотеки для своего издания Monumenta, нашел собственный манускрипт Рикера в Бамберге.

О лице самого писателя мы узнаем из его же хроники, и к приведенному нам большому эпизоду о его путешествии из Реймса в Шартр, 991 г., можем присоединить только то, что Рикер был сын Рудольфа, служившего в военной свите короля Лудовика IV Заморского, отца Лотаря и деда Лудовика V; сам Рикер посвятил себя духовному званию и занимался преимущественно медицинскими науками. Происхождение из воинственной семьи и собственные занятия отразились на его хронике: автор излагает всегда с мельчайшими подробностями битвы, осады и различные случаи болезней. Свое сочинение он писал по поручению своего архиепископа Герберта, друга Капетингов, а семейные предания склоняли его в пользу Карловингов, что невольно выразилось в самой хронике, где автор видимо щадить Гуго Капета, помня для кого он пишет, и в то же время не может совсем скрыть тайной привязанности к последним Карловингам.

Хроника Рикера обнимает собою вкратце всю судьбу Галлии, по предшествовавшим летописцам (см. о том у нас, выше на стр. 588), но самостоятельное ее значение начинается только с 22 главы III книги, где автор пишет, как очевидец. Правление Лотаря, Лудовика V Ленивого, первые годы Гуго Капета, управление рейнскою епархиею Адальбером и процесс Арнульфа с Гербертом, равно как и другия события из жизни последнего, не имеют для себя повествователя подобного Рикеру. Автор обладал отличными познаниями классической литературы, и очевидно подражал Саллустию; но в то же время Рикер, как и другие ученые средних веков, служит примером того, как мало плодотворно даже самое глубокое познание древней литературы, если оно не обращается в живой источник, мысли, и служит само себе последнею целью. Рикер дошел до такого презрения к своему настоящему, что считал наприм. более учено сообщить своему читателю X века не то разделение Франции, какое она представляла в то время, но то, которое делает Юлий Цезарь в начале своих комментарий [659] о галльской войне; точно также вся хроника Рикера в отношении собственных имен представляет маскерад: автор тщательно избегает современных, ему названий стран и городов и перекрещивает их в римскую форму: французы у него называются галлами, лотарингцы — бельгийцами, графы — консулами, дружины — легионами и подразделяются на когорты и т. д.

Издания: Pertz, Monum. Germ. III, 561-657, и отдельное издание in usum scholarum. Hannov. 1840. Переводы: Нeмецк. Osten-Sacken (Berl. 1854) в Geschichtachr. d. d. Vorzeit. Lief. 23 (ц. 20 згр.); француз. Guadet (Par. 1845. 2 vol. с оригиналом) и Poinsignon (Keims. 1855, с оригиналом и картою). Критика: Giesebrecht, W., Jahrb. des deutschen Reiches unter Otto II. Berl. 1840.

Комментарии

1. Так называют вино, которое было разрешено монахам пить только по большим торжествам.

2. Шартр лежит на юз. от Парижа, в двух часах по железной дороге.

3. Конец IV книги и вместе всей хроники, от 51 до 107 гл., автор посвящает почти исключительно на борьбу Герберта с Арнульфом за реймское архиепископство, и останавливается на 998 г., потому что в это время Герберт, поручивший автору написать хронику, принужден был удалиться и отправился к Оттону III, а при Арнульфе поручение его соперника не могло продолжаться, и автор скрыл свой труд, иможет быть и сам скрылся (см. 35 ст.).