ЧИСЛО И ПОРЯДОК ЗАПОРОЖСКИХ СЕЧЕЙ.

Во всех исследованиях, касающихся истории запорожской Сечи, распространено то общее убеждение, что Сечь постоянно и по мере надобности переносилась с одного места на другое и что, стало быть, существовало Сечей несколько, а не одна. И это совершенно верно. Является лишь вопрос: каков был порядок, запорожских Сечей и что было причиною перенесения их с одного места на другое?

На первый из поставленных вопросов между другими историками и летописцами раньше всех дает ответ князь Мышецкий, и автор «Истории о казаках запорожских» («История о казаках запорожских» издана в Одессе, в 1852 году.). Так как ответ Мышецкого, не смотря на всю его неполноту, отличается все таки большою подробностию, то мы и воспользуемся его показаниями, присовокупив к этому и собственные соображения (К указанию Мышецкого мы добавляем и собственные сведения, добытые лично во время поездки по запорожским пепелищам.). В главе «о прежнем житии казаков запорожских, где оные свои главные жилища, а по их званию, сечи имели», автор говорит, что запорожцы сидели сечами в следующих местах:

1) в местечке Седневе, отстоявшем в 30 верстах от г. Чернигова;

2) в г. Каневе, который стоит на правом берегу Днепра, ниже г. Киева и считается одним из уездных городов этого последнего

3) в местечке Переволочне, которое находилось в полтавской губернии, на левом берегу Днепра;

4) на острове Хортице (Иначе остров св. Григория, Варяжский, Хиртица, Хитрицкий, Хордецкой остров.) [590] который лежит против пристани г. Александровска екатеринославской губернии, ниже последнего днепровского порога Вильного или Гадючьего, на восемь верст (Мышецкий ошибочно показывает 15 верст вместо восьми.);

5) на острове Томаковке или Токомаковке (По татарски Томаковка звучит «тумак» что значит «шапка»; остров по своей округлости действительно очень похож на шапку. Другие названия острова Днепровский и Буцка. См. Памятн. киевской комм. для разбора древ. актов, I, отдел III, стр. 18. Киев, 1845 г.), который принадлежит теперь жителям села Красно-Григорьевки или Чернышовки, екатеринославского уезда и именуется островом Городищем;

6) на Микитином роге или мысе, теперь смытом водой, но находившемся на 150 сажень ниже пристани теперешнего местечка Никополя, екатеринославского уезда, против южного конца острова Орлова;

7) на речке Чортомлыке, при самом устье ее, там где теперь деревня Капуливка или Капыловка, екатеринославского уезда;

8) на устье речки Каменки, где теперь деревня Консуловка или Разоровка, в имении землевладельца М. Ф. Огаркова, херсонского уезда;

9) в урочище Олешках, по теперешнему в г. Алешках таврической губернии, днепровского уезда, прямо на восток от г. Херсона;

10) наконец на речке Подпольной в дугообразной луке или извиве ее, на правом берегу, в урочище, называвшемся у Козаков Красным Кутом, или Базавлуцким полуостровом (Подпиленская Сечь отстояла от Базавлука прямо на восток, на расстоянии 12 верст.), где теперь село Покровское екатеринославского уезда.

Таков порядок запорожских Сечей, представленный князем Мышецким. Но тут является прежде всего вопрос: можно ли три первые, до-хортицкие Сечи, Сечь Седневскую, Каневскую и Переволочанскую считать запорожскими Сечами, в собственном смысле этого слова? Кажется, что на этот вопрос нужно ответить отрицательно. За это говорит прежде всего этимология слова: запорожец. Запорожцами, запорожскими козаками в собственном смысле назывались только те из днепровских Козаков, которые, оставив свою родину где-нибудь в Малороссии, Литве, Польше или за пределами их, селились, основывали себе жилища, за порогами Днепра, начинавшимися, ровным счетом, на восемь [591] верст ниже деревни Половицы, теперешнего губернского г. Екатеринослава. Вот какие из днепровских Козаков назывались и должны называться запорожскими козаками; теже из них, которые жили выше днепровских порогов, в так называемой Старой Малороссии, в теперешних губерниях киевской, черниговской и полтавской, те козаки носили название черкасских (от г. Черкас, киевской губернии, бывших одно время ядром, этого козачества), малороссийских, гетманских, украинских, городовых, реестровых, или семейных Козаков. Но так как и Седнев, и Канев, и Переволочна находились выше днепровских порогов, той считать их запорожскими Сечами едва ли возможно. Если же пребывание запорожских Козаков в означенных местах и несомненно, то это интересно скорее в том отношении, что показывает нам место зарождения запорожского козачества: запорожцы не выходцы из Польши и не переселенцы из прикавказских областей, как думали недавние историки, а истинные сыны Малороссии, плоть от плоти и кость от костей ее. Впрочем пребывание запорожцев в названных местах, хотя бы то и не Сечами, могло относиться лишь в тому моменту их исторического бытия, когда они не обособлялись еще от малорусских Козаков и, живя в Старой Малороссии, составляли с ними одно целое. Но затем, кроме этого общего соображения, не позволяющего назвать Седнев, Канев и Переволочну Запорожскими Сечами, мы не можем именовать их так еще и потому, что не имеем никаких документальных подтверждений о пребывании в них запорожцев — сечами. Документально известною, и то лишь в смысле временного укрепления или замка, становится только Хортицкая Сечь, с которой мы и ведем счет всем запорожским Сечам.

Но, кроме указанной неточности, у Мышецкого замечается еще отсутствие хронологических дат на счет времени возникновения и падения каждой из названных запорожских Сечей; также точно Мышецкий не дает намека и на то, что некоторые из названных Сечей, как например Хортицкая, Чортомлыцкая и Каменская, возникали и прекращались не один, а два раза. Впрочем, выставляя это на вид, мы далеки от того, чтобы обвинять, автора «Истории о казаках запорожских», писавшего более, чем [592] сто лет тому назад (между 1736 и 1740 гг.). Только в наше время, и то все-таки далеко не вполне, мы можем удовлетворить себя ответом на заданный вопрос. Так, что касается Хортицкой Сечи, то из летописных сказаний известно, что начало ее положено в 1557 году князем Д. И. Вишневецким, человеком православной веры, родом из волынских князей Гедиминовичей. «Тогож месяца (сентября 1557 года) приехал ко царю и великому князю Ивану Васильевичу (Грозному) всеа Русии, от Вишневецкого князя Дмитрея Ивановича, бити челом Михайло Есковичь, чтоб его (т. е. князя) государь пожаловал, а велел себе служить, а от короля из Литвы от(ъ)ехал, и на Днепре на Кортицком острову город поставил, против Конских вод (река), у крымских кочевищ» (По Максимовичу. См. Собр. сочин., т. I, стр. 284, Киев, 1876 г.). Вот время первого возникновения Хортицкой Сечи. Но уже два года спустя Сечь Хортицкая окончила это первое свое существование, вследствие того, что сам предводитель запорожских Козаков, князь Д. И. Вишневецкий, подавленный нападением крымского хана Девлет-Гирея, удалился сперва «за Черкасы и Канев», а потом в отдаленный г. Белев с его волостями и селами; козаки же, предоставленные собственной судьбе, искали себе другого места для своего поселения. Впрочем, павшая так безвременно Хортицкая Сечь снова возобновлялась, но это было уже в начале XVII столетия при кошевом атамане запорожских и гетмане малорусских Козаков, Петре Конашевиче-Сагайдачном. «Как поляки шли войною на Россию в 1630 году (Здесь явная ошибка: дело было в 1618 году; ибо сам Сагайдачный умер в 1622 г. См. Антонович и Бец. Истор. деят. юго-зап. Руси. 1883 г., стр. 1-5.), тогда запорожские козаки были под Польшею, и один запорожский воин, прозываемый Сагайдачный, на оном острове (Хортице) построил фортецию, а по их званию окоп» (Мышецкий. Истор. о каз. запорож. Одесса, 1852 г., стр. 68.). «Хортица один из больших Днепровских островов... Первыми поселенцами здесь были запорожские козаки. В начале XVIII с. гетман Сагайдачный приказал жилища их обвести земляным окопом и деревянным тыном или засекою, от чего, [593] может быть, получило тогда это укрепление и название Сечи, сохранившееся и при переходе запорожцев в другие места, до самого окончательного их рассеяния» (Книга, глаголемая Большой чертеж. Москва, 1846 г., стр. 259.). «Остров сей (Хортица) известен был у Константина Багрянородного под именем острова св. Григория. Там древние Руссы, переплыв благополучно пороги и отразив неприятелей, приносили жертвы; там в начале XVI столетия запорожцы имели Сечь свою, оставили ее, в 1620 году возобновили и вскоре вновь покинули» (Боплан. Описание Украйны. Спб. 1832 г., стр. 150.).

За Хортицкой Сечью следовала Томаковская; возникновение ее можно относить к двум моментам: или к тому времени, когда впервые основана была и Хортицкая Сечь, или же ко времени немного позже этого. В первом мнении утверждает нас автор «Истории Малой России», когда говорит о князе Д. И. Вишневецком, укрепившем не один только остров Хортицу, но и остров Томаковку (Бантыш-Каменский. Ист.-Мал. Рос., Москва. 1842 г., I., 113; тоже повторяет Маркевич в своей «Истории Малороссии». Москва, 1842 г., I, 46.); второе предположение является само собой, когда исключить первое: если Томаковская Сечь основана не одновременно с Хортицкой и не раньше ее, то, стало быть, позже. Но когда же именно? На этот вопрос ответить утвердительно мы не можем. Правда, г. Костомаров (Южная Русь и казачество. Отеч. Зап., т., CLXXXVIII, отд. I, стр. 39.) говорит, что Томаковская Сечь возникла в 1568 году; но на чем он основывает свое утверждение? На таком акте, который решительно ничего не говорит о Томаковской Сечи. Вот этот акт, буква в букву: «Подъданым нашим козаком тым, которые з замков и мест наших Украйных, без росказаня и ведомости на тое господарское и старост наших Украйных, зъехавши, на низу на Днепре, в полю и на иных входах перемешкивають: Маем того ведомость, иж вы на местцах помененных, у входах розных свовольне живучи, подданным цара Турецкого, чабаном и татаром цара Перекопского, на улусы и кочовища их находечи, великие шкоды и лупезства им чините, а тым границы панств [594] наших от неприятеля в небезпечество приводите» (Архив юго-зап. России. Киев, 1863. Т. I, III, стр. 4, Акт помечен 1568 годом, 20 числом ноября.). Вот тот акт, который, по словам г. Костомарова, указывает будто бы год основания томаковской Сечи. Но какое же здесь указание на Томаковскую Сечь? В акте говорится только о том, что запорожские козаки «перемешкивають» на Днепре, на низу и на полях; но Днепр велик, а низ и поле еще больше того; на Днепре, кроме Томаковки острова, есть еще и множество других островов.

Таким образом акт, приведенный г. Костомаровым, ничего не говорит нам о Томаковской Сечи, и год основания ее для нас остается совершенно неизвестным. Костомаров о Тамаковке дает другого рода сведения; так, он говорит, что на этом острове произошло свидание Богдана Хмельницкого, гетмана малороссийских Козаков, с Иваном Хмелецким, послом коронного гетмана Польши, Потоцкого; посол убеждал гетмана не поднимать войны против поляков, оставить все свои мятежные замыслы и возвратиться из Сечи на родину: «уверяю вас честным словом, говорил Хмелецкий Хмельницкому, что и волос на спадет с вашей головы» (Богдан Хмельницкий. Спб., 1870 г., т. I, стр. 84.). Впрочем, что касается самых Козаков, бывших на острове Томаковке, то они приняли Хмельницкого далеко не так дружелюбно, как можно было бы предполагать. Это зависело от следующих обстоятельств. «Несколько лет ранее бегства Хмельницкого на Запорожье, на Украйне атаманом Феодором Линчаем был поднят довольно серьезный бунт против Барабаша и других старшин реестрового войска, как против сторонников польских панов и грабителей своих соотечественников. Несколько сот казаков под начальством атамана Феодора Линчая подняли мятеж и требовали его (Барабаша) свержения с начальства. Приятель полковника Барабаша, Богдан Хмельницкий, как реестровый сотник, по долгу службы, очевидно должен был принять участие в потушении мятежа. Реестровые восторжествовали, а Федор Линчай со своими сторонниками, которые получили прозвание «линчаивцив», принужден [595] был спасаться бегством на Запорожье, где он и поселился ни острове Буцке (Томаковке). Теперь когда линчаевцы увидели на своем острове Хмельницкого, их прежнего противника, то, хотя по долгу козацкого гостеприимства и дали ему убежище, однако относились к нему с подозрением... Это недоверие заставило Хмельницкого удалиться с острова Буцка (Томаковки) на Никитин Рог» ().

Заговорив о Томаковской Сечи, мы не можем при этом не указать на те неточности, которые допущены при описании ее в недавно вышедшем сочинении «О Богдане Хмельницком» г. Буцинского (*). Описывая остров Томаковку, автор говорит, вопервых, что остров этот находится выше Никитина Рога на 25 верст; — это неверно: не на 25, а на 18 верст. Далее, автор говорит, что Томаковка — самый замечательный из всех днепровских островов по своей величине и недоступности; — и это неверно. Самый замечательный из всех днепровских островов по своей величине и недоступности есть остров Хортицкий: он имеет 24 1/2 версты в окружности, а вся площадь его равняется 2547 десятинам и 325 сажням; тогда как Томаковка в окружности имеет шесть верст, а площадь ее равняется 295 десятинам земли. Кроме того и самые берега острова Томаковки менее возвышены, нежели берега острова Хортицы: Томаковка доступна со всех сторон, кроме южной, где высота ее восходит до 7 сажен; тогда как Хортица недоступна с трех сторон, особенно же с западной, где высота ее в некоторых местах доходит до 30 сажен и более. Далее автор говорит, что Томаковка расположена в том месте Днепра, где он несколькими (Буцинский. О Богдане Хмельницком. Харьков. 1882 г., стр. 38.) притоками соединяется с рекою Базавлуком; — и это неправда: река Базавлук находится более, чем на 50 верст ниже Томаковки; она впадает в Днепр у Красного Кута, выселка села Грушевки херсонского уезда, и служит здесь раздельною чертою между екатеринославским и херсонским уездом. О Базавлуке при Томаковской Сечи не может быть и речи; у Томаковки сливаются другие речки: с юга ее охватывает речка Речище (Речище есть приток Бугая, а Бугай есть приток Днепра с правой стороны.), с востока — Ревун и Ревунча; с севера — Ревун, а с [596] запада — Гнилая, а все они впадают в лиман, начинающийся ниже села Красно-Григорьевки или Чернышевки и деревни Нечаевой, екатеринославского уезда, имеющий семь верст длины и впадающий в Днепр с правой стороны. Кроме того, к острову Томаковке, прямо с севера бежит речка Томаковка, которая, соединясь с речкою Ревуном, дает свое название и самому острову. Далее, автор говорит, что возле Томаковки острова есть несколько маленьких островов; — и это неверно: кроме самой Томаковки здесь нет никаких других островов; есть лишь сплошная, от острова до Днепра, плавня, имеющая ширины до 7 верст и покрытая непролазной лозой, высоким камышом, толстыми вербами, осокорами и шелковицами. Заключая свое описание острова Томаковки, автор сочинения «О Богдане Хмельницком», наконец, замечает: «О величине этого острова можно составить себе понятие по донесению одного польского начальника от 2 апреля 1648 года: «Хмельницкий сидит на острове Буцке, называемом Днепровским, — от берега, на котором мы стоим, две мили, а с той стороны, от Крыму, едва можно достать выстрелом из доброй пушки». Здесь автор «Богдана Хмельницкого» совсем не понял замечания поляка: приведенные слова говорят не о величине острова, а о том, что остров от правого берега Днепра («на котором мы стоим»), стоит на две мили, а от левого («от Крыму») так далеко, что едва можно достать его из доброй пушки. Вот что хотел сказать поляк (Слова эти взяты из письма пана Потоцкого к королю Владиславу IV, напечатанного в Пам. киевск. комм., т. I, отд. III, стр. 18.). И точно: остров Томаковка стоит не среди самого Днепра, а в его низменности, удаленной от правого берега реки на семь верст (но не на две мили) вправо.

Еще меньшею определенностию отличаются наши сведения о Микитинской Сечи, находившейся с правой стороны реки Днепра на так называемом Микитине Роге или мысе, теперь смытом водой; по неимению документов, мы не можем сказать даже приблизительно о том, когда основана эта Сечь; в этом отношении нам ничего не дает и самое название Сечи, так как оно заимствовано от имени какого-то Микиты, вышедшего из [597] старой Малороссии, поселившегося на днепровском роге и давшего свое имя сперва рогу, а потом уже и самой Сечи, возникшей здесь. «Некто Микита, предприимчивый малоросс, пленяясь рассказами своих собратьев, бывавших в походах против крымских татар, о привольях Днепра, изобилующего рыбой и разного рода зверями, от оленя и дикой лошади до пугливого зайца, плодившихся в обширных островах его, а может быть и сам участвовавший в походах против бусурман, с которыми издревле Украйна вела войны, — этот Микита поселился на мысе у Днепра, который и получил название его именем «Микитин рог» (Карелин. Зап. одес. общ. ист. и древ., т. VI. стр. 523.). Вот то, что мы знаем относительно названия Сечи. Кроме того нам известно, что на Микитинской Сечи нашел пристанище гонимый поляками Зиновий Богдан Хмельницкий; здесь, из уст запорожских Козаков, Хмельницкий услышал первый отклик на защиту всей Украйны; здесь он увидел искреннее желание со стороны «добрых лыцарей» сражаться за унижение предковской веры и за осквернение православных храмов; здесь же Хмельницкий, выбранный на общей козацкой раде гетманом всего запорожского и малорусского войска, сам еще не сознавая, полагал начало осуществившемуся в последствии слитию в одно политическое тело Малороссии и Великороссии.

О времени уничтожения Микитинской Сечи мы можем сказать лишь то, что оно должно совпадать со временем основания следующей за ней Сечи Чортомлыцкой, т. е. с 1652 годом. Это подтверждается между прочим и тем обстоятельством, что в 1669 году, в Андрусовском договоре русских с поляками, Микитин рог оффициально именуется уже не Сечью, а Микитиным перевозом, чрез который дозволено было малороссийским козакам переходить в Крым за солью (Карелин. Записки одесск. общ. ист. и древ., т. VI, стр. 525.).

За Микитинскою Сечью следовала Сечь Чортомлыцкая. Как и Хортицкая, Чортомлыцкая Сечь возникала не один, а два раза, при чем момент первого возникновения ее предшествовал моменту возникновения Сечи Микитинской, а момент второго возникновения ее следовал за моментом падения этой же Сечи. В первом убеждают нас слова Эриха Ляссоты, посланника германского [598] императора Рудольфа II; из «Путевых записок» Ляссоты мы узнаем, что Чортомлыцкая Сечь существовала уже в 1594 году. Эрих Ляссота отправлен был Рудольфом II-м к запорожским козакам с тою целию, чтобы привлечь их к задуманной императором войне против туров. Переправившись через все днепровские пороги, оставив за собою несколько островов на Днепре, Эрих Ляссота прибыл наконец «до острова Базавлука (Трудно с точностию сказать, где находился названный Лассотою остров Базавлук; в настоящее время на Днепре, против бывшей Сечи, есть два острова: Холодный и Андрушкин; но первый, имеющий в окружности три версты, как говорят старожилы, очень недавнего upon схождения. Другой остров, Андрушкин, получивший свое название от какого-то Андрюшки, долгое время владевшего им, существует с незапамятных времен; но он едва заметен для путешественника, потому что очень низкий и выходит только одним юго-восточным углом на Днепр, так как находится между Двумя рукавами Днепра, Павлюком и Чортомлыцким Днеприщем; в окружности имеет до 8 верст.), при рукаве Днепра у Чортомлыка или, как они (запорожские козаки) выражаются, при Чортомлыцком Днеприще (Чортомлыцкое Днеприще существует и до сих нор; оно идет от Днепра к месту бывшей Сечи на расстоянии около 1 1/2 версты.). Здесь находилась тогда Сечь Козаков (1594 года, июня 9-го), которые послали нам на встречу нескольких из главных лиц своего товарищества (Gesellschaft) и приветствовали наше прибытие большим числом выстрелов из орудий» (Путевые записки. Одесса, 1852 г., стр. 30.). Но этим наши сведения о Чортомлыцкой Сечи и времени ее первого возникновения и падения и оканчиваются; за отсутствием каких бы то ни было указаний мы не можем ровно ничего сказать о том, когда оканчивается историческая роль Чортомлыцкой Сечи на первый раз. Прошло много времени; уже померкла звезда Микитинской Сечи, и только тогда вторично взошла на историческом горизонте Сечь Чортомлыцкая. Это было уже в 1652 году; в этом, по крайней мере, убеждает нас следующий акт: «Город Сеча, земляной вал, стоит в устьях у Чортомлика и Прогною над рекою Скарбною; в вышину тот вал 6 сажен; с поля, от Сумской стороны и от Базавлука, на валу строены пали и бойницы, а с другой стороны, от устья Чортомлика и от реки Скарбной до валу, сделаны коши деревянные и насыпаны землею. А в том городе башня с поля, [599] мерою кругом 20 сажен, да в той башне построены бойницы, а перед тою башнею за рвом сделан земляной городок, кругом его мерою 100 сажен, а в нем окна для пушечной стрельбы. Да для ходу по воду сделано на Чортомлик и на Скарбную восемь форток (пролазов), и над теми фортками бойницы; а шириною де те фортки только одному человеку пройти, с водою. А мерою тот городок Сечи с поля от речки Прогною до речки Чортомлика сто ж сажен; да с правой стороны речка Прогной, а с левой стороны речка Чортомлик, и впали те речки в реку Скарбную, которая течет позади города, подле самой ров. А мерою де весь Сеча город будет кругом с 900 сажен. А строили этот город Сечю кошевой атаман Лутай с козаками тому 20 лет (Акт помечен 1672 годом, вычитая отсюда 20 лет (1672-20), получим 1652 год, год возникновения Сечи.). То де тому городу Сече и укрепление, что стоит в устьях над рекою Скарбною и Прогною и Чортомликом; а кругом его ров» (Акты Южн. и Зап. Рос., т. XI, стр. 12, № 5.).

От Чортомлыцкой Сечи в настоящее время остался очень небольшой островок, имеющий всего лишь 2 десятины и 2250 кв. сажен, песчаной формации, с северной стороны возвышенный (до трех сажен высоты), с южной отлогий, покрытый травой и деревьями. С разных сторон островок охватывается разными реками: с севера рекою Чортомлыком, с востока речкой Гнилой (старинный Прогной) и Скарбной, с юга большой рекой, притоком Днепра, Павлюком и небольшим протоком Бейкусом, с запада — тем же Павлюком и речкой Подпольной. Таков вид Чортомлыцкой Сечи в настоящее время, но не таков он был во времена господства на нем козачества. «Чув я, як козакував у Новий Сичи (последней по времени) от Фтоминича та от Билицького (кошевые атаманы), що того острова (Чортомлыцкого) не було, а запорожца зробили рив и пропустили воду з Чортомлика, щоб не датьця в руки москалевиям (русским солдатам). Був тоди наказний отаман Богуш Яким, гарный козак, на мисто кошового Кости Гордиенка, що з Мазепою зминив руському цареви (Петру); вин откопавсь от берега, зробив на шпили крипость, поставив гармати и велив перенести туди [600] увесь козацкий скарб» (Рассказ жителя Никополя, Михаила Решетняки, имевшего около 30 лет при уничтожении последнего коша запорожского в 1775 году. Зап. од. общ. ист. и древ., т. IX. стр. 441.). Таким образом, Сечь Чортомлыцкая представляла из себя в старину не остров, как можно было бы заключить от настоящего, а большой мыс или по малорусски риг, находившийся на реке Чортомлыке, при самом устье его; мыс этот отделен был от материка рвом, ров наполнен был водой и таким образом с течением времени получился остров. Дело происходило в 1709 году, когда запорожцы, во главе с кошевым атаманом Константином Гордиенком и в союзе с гетманом Иваном Мазепою, изменили русскому царю Петру первому и перешли на сторону шведского короля Карла XII. Тогда Петр, для наказания запорожцев, отправил против них большой отряд солдат, под начальством полковников Яковлева и Галагана, которые, не смотря на сильное сопротивление со стороны запорожских Козаков и их наказного атамана Якима Богуша, разорили до основания всю Сечь, а самых Козаков заставили бежать за пределы России, к туркам. «Когда Россияне шведское войско под городом Полтавою на главу поразили (в 1709 году) и в полон людей побрали, то помянутый малороссийский гетман Мазепа, запорожский кошевой Костя Гордиянков, с малою дружиною, с королем швецким, бежали в турецкую область, в провинцию Бендеры. А Россияне по той виктории, послали войска, чтобы разорить запорожскую Сечь, за их измену, где пришед, Россияне атаковали запорожских Козаков, и хотя те козаки имели от Россиян жестокое оборонение, но не могли своей Сечи удержать; многих их Россияне порубили и многих в полон взяли, за их к себе измену вешали на плотах, пущали вниз реки Днепра, и имеющуюся у них артилерию более 100 пушек, взяв в Россию, а запорожскую их Сечь до основания разорили. А оставшиеся из них несколько тысяч человек бегством живот свой спасали, бежав отдались в подданство крымскому хану, от которого там получили себе бунчук, булаву и прочее, и поселились при реке Каменке, где паки Россияне, с войски пошед, изогнали их из оного места Каменки, то [601] они ушед поселились при урочище Олешках, при реке Днепре, на крымской стороне... А как запорожские козаки, под командою хана крымского, ходили в Черкесы (т. е. на черкесов) в нескольких тысячах («Во множественном числе». Ригельман. Лет. пов. о Мал. Рос. Москва, 1847, III, стр. 139.), то запорожские козаки ж, которые живут при реке Самаре, собравшись во многой силе, и пошли военною рукою на запорожскую Сечу, в урочище Олешки, и оную всю разбили и разграбили, и людей множество перерубили и вешали, и потом оную всю выжгли; и за то они то чинили, что запорожцы подданными их у себя имели, и многие им насильства и обиды чинили. И как кошевый, с запорожскими козаками, из Черкес возвратился и увидел разорение своей Сечи, собрал всех запорожских — Козаков и переселился из того урочища Олешек в старую Сечу Каменку, о которой выше сего во многих пунктах упомянуто» (Мышецкий. Ист. о коз. запорож. Одесса. 1852, 18-20. Тоже у Ригельмана: Летоп. повеств. о Мал. Рос. Москва. 1847 г., III, 96.). Итак, после Чортомлыцкой Сечи запорожцы сидели в Сечах: Каменской, Алешковской и снова Каменской. Так, по крайней мере, свидетельствует князь Мышецкий. Из того же Мышецкого (стран. 23-27) можно заключить, что запорожцы держались в Каменке до самого того момента, когда, оставив крымско-турецкие владения, вновь перешли в пределы России, что совершилось в 1734 году, в царствование императрицы Анны Ивановны (Ригельман по этому вопросу кривит душой: в одном месте он говорит, что запорожцы имели свою Сечь в Алешках беспрепятственно до 1733 году, а в другом он держится указания Мышецкого. Летоп. повеств., ч. III, стр. 96 и 139.). С этим свидетельством автора «Истории о козаках запорожских» вполне совпадает и свидетельство автора «Записок о запорожских обычаях», — протоиерея Григория Кремянского, бывшего свидетеля последней запорожской Сечи на р. Подпольной. «По разорении Петром I Старой Сечи (на реке Чортомлыке; где теперь деревня Капуливка), — писал Кремянский в 1836 году, октября 17 дня, — запорожцы оставшиеся бежали на лодках под турка, где турок принял и водворил их в Олешках. А потом просились запорожцы у императрицы [602] Анны Ивановны о принятии их опять под Российскую державу, коим и позволено. То запорожцы и поселились выше Кизикермена (теперь г. Берислав, херсонской губернии) в Омиловом и поживя там, как говорят, семь год, переселились в Красный Кут, что ныне село Покровское, где устроя Сечь свою, жили до последнего их разорения великою императрицею Екатериною II-ю» (Зап. одесс. общ. истор. и древн., т. VI, стр. 645.). Названное здесь урочище Омилово есть не что иное, как теперешнее село Меловое, херсонского уезда, расположенное на балке Меловой, на север от балки и речки Каменки, на расстоянии всего лишь четырех верст. Таким образом, повторяю, свидетельство князя Мышецкого о пребывании запорожских Козаков в Каменке до 1734 года совершенно совпадает с свидетельством и протоиерея Кремянского, не смотря на то, что этот последний вместо Каменки называет Омилово, теперь степные места, в ту пору, быть может, едва различаемые одно от другого. Показания достойны того, чтобы им скорее верить, нежели Ригельману, Скальковскому (Истор. новой Сечи. Одесса, 1846 г., II, 40-54.) и г. Морковину (Очерк истор. запорож. козач., Спб., 1878 г., стр. 68.). «Сочинитель Запорожской истории г. Скальковский, — говорит Н. И. Вертильяк (правильнее, видимо, «Н. П. Вертильяк». — OCR), — полагает, что в Каменке Сечь была только один год; не разделять его мнение я имею много причин. Значительное пространство кладбища (запорожского) не могло никак составиться в один год (Н. П. Вертильяк писал в 1852 году, но тоже можно сказать и теперь. Кладбище запорожское и до сих пор уцелело в Каменке; есть несколько и намогильных крестов, между коими кресты кошевого атамана Константина Гордиенка и Василия Иерофеева сохранились хорошо. Место самой Сечи сохранилось также превосходно, как ни в каком другом месте: можно пересчитать и число ямок от бывших куреней, можно видеть и площадь между куреней, и т. под.); большое количество надгробных надписей, указывающих годы смерти до 1736 г. многих кошевых, войсковых писарей и войсковых судей, не было делом случайности; наконец, многие изустные предания, и эти записки (князя Мышецкого) утверждают меня в моем мнении. Сила русского оружия, после полтавской битвы, заставила трепетать изменников запорожцев и вынудила переселиться на крымскую сторону, в Олешки, но [603] несчастный прутский мир, по которому вся страна между Днепром и Бугом была, уступлена туркам, служил достаточным ручательством безопасности вторичного водворения запорожцев в Каменке; это место они предпочитали и потому, что оно охраняло их, по своей местности, от внезапных набегов татар, которым они всегда не доверяли» (Мышецкий. Истор. о коз. запорож., Одесса, 1852 г., стр. 22, примечание 35.).

С 1734 года запорожцы снова на родных пепелищах. Выведенные из-под власти турок кошевым атаманом Иваном Милашевичем (У Ригельмана Милашевич называется Иванцем. Лет. пов. о Мал. Рос., т. III, стр. 141.) в пределы России, они оселись Сечью в урочище Красном Куте, над рекою Подпольной, в том месте ее правого берега, где она извивается в виде лука или залива, и между рр. Базавлуком, с западной стороны, и Чортомлыком с восточной. Сечь эта получила название Новой (Обращаем внимание на неточность выражения в учебнике Русской Истории г. Иловайского (Москва, 1883 г., стр. 166): «На одном из островов (Днепра), говорит он, обыкновенно располагался главный притон запорожцев или Сечь, особенно на острове Хортица»... Нужно: сказать особенно на р. Чортомлыке или р. Подпольной, а не на острове Хортице, так как только Старая и Новая Сечи были местами, откуда «разливалась слава по всий Украини», Сечь же хортицкая пред этими двумя бледнеет.) и существовала до 1775 года, рокового в истории запорожских Козаков: с этого момента запорожские козаки потеряли свою политическую самостоятельность в России и должны были бежать вторично в пределы турецкой империи, на устья р. Дуная, к «прибежищу света» (титул султана), в «высокий пороге, блистательные врата» (титул Турции).

После всего этого естественно спросить: что же было причиною перенесения запорожских Сечей с одного места на другое? Понятно, что на этот вопрос можно ответить многими причинами. Но не вдаваясь в различные предположения, мы ответим на него одним из актов 1761 года (за № 1836), найденным нами при разборке архива Малороссийской Коллегии, помещающегося при харьковском университете. Вот этот акт. [604]

«Ясне вельможному... Графу Кирилле Григорьевичу Его сиятельству Разумовскому

нижайшее доношение.

О перенесении сечи запорожской з нинешнего места (На р. Подпольной, где теперь с. Покровское екатеринославского уезда.) в асигнованное место Никитино (Где теперь местечко Никополь, екатеринославского уезда, выше Покровского на 25 верст.), яко тут без води нужда и немалое по размножению и поселению утеснение есть, и мертвими гробами ввесь город почти обнят, и проходов нет и проездов водяних свободних часто не биваеть, хотя к вашей ясне вельможности доношением от нас, с прописанними в нем таковими резони, взнесенно и на то от вашея ясне вельможности, что представленно в правительствующий сенат, високий ордер в Коше получен и тому асигнованному месту план, по определению правительствующого сената, чрез нарочно от вашей ясне вельможности присланного сочинен и доставлен в правительствующий сенат; однак потому и доныне никакой височайшей резолюции не последовало, войско ж запорожское низовое, как в том в вашей ясне вельможности доношении прописано, вишеозначенно поносит и терпит немалую нужду и разнообразние, по худому и нездоровому сему месту, может нести припадки и наглие смерти; того ради вашей ясневельможности, со всем войском запорожским низовим, нижайше просим о перенесении з нинешнего в асигнованное место Никитино Сечи запорожской, з пожалованнем просимим, по докладу височайше дозволение и повеление чрез сего 1 нарочно от Коша запорожского отправленного войскового писаря (Из последующих слов дела видно, что это был Иван Чугуевец.) отчески исходатайствовать и резолюциею нас снабдить и пожаловать и не оставить.

Просьба о перенесении Сечи подана запорожцами еще в 1758 году, в апреле 27 числа, на имя императрицы Елизаветы Петровны, как это видно из следующей «Выписки в доклад», [605] приложенной при выписанном «нижайшем доношении». «Прошлого 1758 году априля 27 д. войска низового запорожского Атаман Кошевий Григорий Федоров со всем низовим войском прислали к вашей ясневельможности доношение с представлением о тесноте и крайней нужности места того, где ныне Сечь запорожская положение свое имеет, как то по недостатку тамо в нынешние времена против прежних води, за умалением оной в речки состоящей при оном месте, и за неимением притом нимало источников криничних, зачем де принуждено войско довольствоваться водою, в ямах бываемою, неподвижною, зацвелою и изъмешаною с нужним всем, отъчего приключаются болезненние зарази и смерти безъвременние. А и кроме де того по нынешнему приумножению против прежнего оного Запорожского войска, тамо в Сечи так тесно, что между куренями проход, а в басарах проезд с трудностию иметь можно и в случае пожара оборони подать не свободно; и по тем и протчим нужностям, именно в том доношении прописанным, Запорожской Сечи быть на том месте, на коем она ныне состоит, неудобно, и что де к переселению той Запорожской Сечи отътоль избрано другое, удобное и не тесное, пристойное место в российской границе, немного више над Днепром, при Никитинском, где и застава от нынешней Сечи небольше, как в двадцать верст въверх Днепра и в равном почти пограничном состоянии, где положением как городу Сечи со всем посадом, так и крепости вместится довольно обширно и весма хорошо при воде можно будет; и с прошением к ее императорскому величеству представления о всевисочайшем дозволении в переносе туда Коша запорожского и учреждении Сечи расположением и состроением тамо пространнейшей против нынешней церквы каменной, тако ж в пожаловании на постройку оной денежной казны и железа з днепровских постов самарских, с которого его Атамана и Кошевого доношения от вашей ясневельможности к ее императорскому величеству в правительствующий сенат на высочайшее благорассмотрение верная копия при листе представлена тогдаж. Июня 18 тогож году прислана к вашей ясневельможности высочайшая ее имп. величества из правит. сената грамота, которою велено: оное запорожского войска доношение рассмотря, прислать в правит. сенат вашей ясневельможности свое [606] мнение, подлинноль то избранное запорожским войском новое место к поселению их способно, а найпаче в рассуждении пограничности удобно-ль, и представленние от того войска резони справедливи-ль: И с оной высочайшей ее имп. величества грамоти и из доношения Кошевого атамана от вашей ясневельможности, при ордере в генеральную войсковую канцелярию справочние копии прислани, с повелением послать к тому месту нарочных полковника миргородского Остроградского (?), сина его Павла Остроградского, да из старшин полку полтавского надежного человека и велеть им сделать план положения месту и притом верно освидетельствовать, подленно-ль то избранное запорожским войском новое место к поселению их способно...... (Делаю пропуск, потому что идет повторение одного и того же.). Для чего тот учиненный оним запорожским местам план 759 году марта к вашей ясневельможности в генеральной войсковой канцелярии при доношении представлен, с таковим генеральной канцелярии мнением, что оному запорожскому войску переселиться для лучшей их вигоди в требуемом ими месте при Никитином способно, ибо нынешное поселение Сечи запорожской от граници турецкой состоит отдаленнейше от оного новоизбираемого ими к поселению Сечи запорожской при Никитином места... А на то в присланной к вашей ясневельможности прошлого 760 году генваря в височайшей ее имп. величества грамоте изображено, что в правит. сенат при листе вашей ясневельможности представлен план тем обоим местам Коша запорожского, на котором оной ныне имеется и на которое ево перенесть войско запорожское просить(ъ) о позволении, но притом де объявлено толко генеральной войсковой канцелярии мнение, что оному запорожскому войску переселится для лутшей их вигоди на требуемое место при Никитином способно, а вашей ясневельможности свое мнение... прислать... И по мнению вашей ясневельможности, поселение свое по причине неудобности места того, где ныне Сечь запорожская имеет, в недостатке воды, за умалением оной в речке, имеючейся в том месте, прозываемой Подполной, и что притом никаких криничних источников нет, и по протчим пред сим з доношения от Сечи запорожской к вашей ясневельможности присланных донесений резонам, для лутшей войску запорожскому вигоди [607] и от малороссийских мест ближе переселится в требуемом ими месте при урочище Никитином признается за способное. Итако как по прежним представлениям, так и по оному вашей ясневельможности мнению высочайшею ее имп. величест. рассмотрения и указу прошено. И на то с правительствующего сената и по ныне никакой резолюции в получении нет».

Резолюция на это доношение получена лишь в 1764 году, 29 мая, уже от имени императрицы Екатерины II-й. Вот она буква в букву (Этот второй акт доставлен нам П. С. Ефименком.). «Секретная». «Божиею милостию мы Екатерина вторая, императрица и самодержица всероссийская... графу Кирилле Григорьевичу Разумовскому. В наш сенат генерал фелдцеихмейстер и кавалер Вилбоа при репорте представил прожектированной посыланным от него по указу из нашего сената в Сечь запорожскую, для осмотру назначаемого места при никитинском перевозе и перенесения сечевого поселения, инженер-полковником Менцелиусом, крепости и цитадели с должным в оных быть строением и церквами, план, профили и сметы, с объяснением всех к тому потребностей, с которыми он генерал фелдцейхмейстер, кроме некоторых небольших в плане и профилях отмен, в рассуждении предвидящей оттого полезности согласен, донеся притом, что и вы, наш малороссийский гетман и кавалер, рассматривая обще с ним помянутой план, во всем согласились же, о чем от вас особо в наш сенат и лист получен. И по всему тому в нашем сенате определено: как о вознамеренном, при перенесении Сечи запорожской на другое при никитинском перевозе место, крепостном строении на подносимой нам от коллегии иностранных дел доклад по поводу учиненных от Порты отоманской резиденту Обрескову отзывов и в рассуждении, что, по нынешнему положению политических дел в Полше, Порту весма менажировать надобно, воспоследовала высочайшая наша конфирмация, чтоб то крепостное строение отложено было до удобного времяни, о чем из сената вам нашему гетману и кавалеру, так же и генералу фелцеихмейстеру Вилбоа знать дано: при действительном же теперь перенесении Сочи на новое место отоманская Порта, надобно думать, в новое [608] беспокойство придет и конечно не удовольствуется уверением, что тамо крепости строено не будет: а при том когда ныне на то перенесение самым делом дозволить, то войско запорожское на долгое время в том одном упражнено будет вместо того, что по нынешним обстоятельствам высочайшей наш интерес иногда потребует употребить их к нужным предприятиям в другом месте, к тому ж как из писма кошевого атамана к инженер-полковнику Мерцелиусу усмотрено, они немалого казенного вспоможения на то требуют; того ради повелеваем вам нашему гетману и самое той Сечи запорожской на новое место перенесение до будущего удобного времяни и пока настоящие польские дела в лутшее состояние придут, отложить, о чем из нашего сената и колегии иностранных дел, равномерно ж и генералу фелдцеихмейстеру Вилбоа указами знать дано: в Санкт-петербурге, мая 28 дня 764 года, по ее императорского величества указу».

Д. И. Эварницкий.

Текст воспроизведен по изданию: Число и порядок запорожских Сечей // Киевская старина, № 4. 1884

© текст - Эварницкий Д. И. 1884
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Киевская старина. 1884