(М. А. Максимовича).

§ 1. Сия летопись Малороссии составлена в первые годы прошлого столетия, Григорием Ивановичем Гребенкою, который жил и служил в Гадяцком полку, а в гетманство Данила Апостола стал (с 1729 года) гадяцким полковником, называясь уже Грабянкою. (Так в прошлом столетии Захаревские назвались Захаржевскими, Василевичи Базилевичами, Джеджелеи Жежелёвскими и прочая).

С легкой руки нашего летописца-полковника, бытописанье Малороссии велось непрерывно в продолжение всего 18-го века, разнообразными трудами нескольких лиц, — и во-первых — Самойла Величка, бывшего при Кочубее войсковым канцеляристом, написавшего (в 1720 году) драгоценную для нас Летопись, которой 2 части уже изданы Киевскою Временною Коммиссией. Первый том ее издан 1848, под редакцией Н. А. Ригельмана; 2-й, напечатанный 1851 г., возбуждает ожидание 3-го тома, где замечательный Полтавец будет повествовать уже о событиях своего времени).

За ним следует — неизвестный составитель краткой Летописи, изданной В. Рубаном 1773 года, которая в эту пору докончена последним киевским козацким полковником (впоследствии канцлером и светлейшим князем) Александр Андреевичем Безбородьком. [146]

Инженер-поручик князь С. Н. Мышецкий написал около 1740 г. краткую Историю о Козаках Запорожских (изданную от Московского Общества Истории и Древностей Российских, в Чтениях, 1847 г., тогдашним секретарем общества, О. М. Бодянским).

Бунчуковый товарищ Петр Симоновский, сочинил 1765 г. Описание о Козацком Малороссийском народе (изданное 1847 года, О. М. Бодянским, в Чтениях). В то время и достопамятный архиепископ Георгий Кониский — сочинил Историю Руссов (изданную О. М. Бодянским, в Чтениях, 1846 г.)

После того — инженер-маиор Александр Ригельман, составил пространное Летописное Повествование о Малой России в 1785-86 г. (изданное Бодянским же в Чтениях, 1847 г.); а — Действ. Статс. Сов. Афанасий Шафонский, сочинил 1786 г. Топографическое Описание Черниговского Наместничества (изданное 1851 года, председателем Киевской Временной Комиссии, М. О. Судиенком, который издал еще Материалы для Отечественной Истории; Т. I. напечатан 1853 г.; Т. II., содержащий письма от разных лиц к гетману Скоропадскому, — напечатан нынешнего 1855 года).

Не говорю здесь о многих описаниях достопамятных трудолюбцев Миллера и Бантыша-Каменского, умалчиваю и о нескольких меньших писателях прошлого столетия, к числу которых принадлежал неизвестный составитель Кратких Известий о Малой России, изданных В. Рубаном, 1773 г. (а потом еще раз, 1847 г. в Чтениях, в числе Исторических статей о Малороссии Г. Ф. Миллера),

§. 2. Летопись Грабянки доведена до 1708 года; впрочем последние десять лиг едва обозначены в ней. Главную и лучшую часть ее составляет повествование о гетманстве Богдана Хмельницкого, — важное и потому, что оно пополняет собою Величкову Летопись, из которой к сожалению утратились листы о событиях с исхода 1648 и по 1652 г. Грабянкина Летопись существует в двух редакциях. Одна первоначальная, писанная с преобладанием языка Церковнославянского, изобилующая стихами. Этой [147] старшей редакции летопись (по Судьенковскому списку, который некогда принадлежал знаменитому Григорию Андреевичу Полетике) издана теперь, от Временной Комиссии, трудом г. Ивана Самчевского.

Другая, вторичная редакция отличается переменою выражений церковнославянских на русские и пропуском большей части стихов. В таком вид она была напечатана 1793 года, Федором Туманским в его периодическом издании «Российский Магазин» и поминается у позднейших писателей под именем «Летописца, изданного Туманским». Об этом прежнем издании не говорится в нынешнем, конечно потому, что Комиссии неизвестно было это, как по чрезвычайной редкости «Российского Магазина», так и потому, что там на летописи не означено имя Грабянки.

Не называя имени Грабянки, говорит об ней и Ригельман, в своем Предъуведомлении: «имеющиеся в Малой России Истории Малороссийские две...» В Предисловии г. Самчевского совершенно справедливо замечено, что эти две Истории не иное что, как Летопись Самовидца и летопись Грабянки, из которых Ригельман многие места вносил целиком в свое «Повествование». — Нет сомнения, что Летопись-Самовидца (изданная 1846 г. О. М. Бодянским в Чтениях) была в числе источников для Грабянки, которого Летопись о последних годах 17 века представляет очевидное из нее заимствование. Но в свою очередь и Грабянкина Летопись послужила для нее, а именно: начало, позднее приделанное к Летописи Самовидца, конечно тем же, кто продолжил ее до 1734 года, — извлечено из Летописи Грабянкиной, что видно и по тем же ошибкам или анахронизмам. Напрасно г. Самчевский называет Летопись-Самовидца одновременною с Грабянкиною и Величковою; нет, это памятник 17-го века, также как и Летопись Густынского Монастыря. Обе они, каждая по своему, отличаются резко от всех вышепомянутых писаний 18-го века. Из этих, только Величкова Летопись иногда отзывается еще прежним летописным простодушием и своенародным юмором, не смотря на пышно-реторические [148] свои вступления. Но в Истории Кониского видите уже художественное одушевление, которое давнопрошедшую жизнь народа иногда ставит живьем перед очами. — К сожалению, в этой Истории часто не достает той верности и точности факта, из которых мы так бьемся теперь, домогаясь их и доискиваясь в современных памятниках, материалах, записках, актах. Но из-за этого, конечно важного недостатка ее, нельзя же отрицать ее, не менее важного, достоинства, — нельзя отрицать уже потому, что тем же, можно сказать, поэтическим беспечьем и небрежьем о прозаической, мелочной точности факта — более или менее страждут все писания о Малороссии, даже и те чисто-фактические, которые чужды всякого одушевления, и потому ничем уже не искупают своей неисправности в фактах. Вглядитесь пристальнее, и вы этот недостаток в разной степени заметите везде, от Синопсиса Киевского до новых Прибавлений к нему и других сюда относящихся писаний достопамятного Евгения, от Летописи Грабянкиной до последних писаний последнего историка Малороссии Н. А. Маркевича.

А потому и неудивительно, если этот общий и столь характерный недостаток исторических работ отозвался и на работе г. Самчевского над изданием Грабянкиной Летописи. Он написал весьма обстоятельное предисловие, где подробно изложил содержание, состав Летописи, означил все ее списки, служившие ему при издании; он приложил Объяснение невразумительных слов, и алфавитный указатель. Но везде, в этом похвальном и полезном труде, не достает именно того, о чем сказано выше. На пример, в Указателе: «Вустр, река, 267 стр.», а в Летописи, на стр. 267: «город Вустр...» Или: «Карпович Григорий, Староста, 304, 314». А в тексте: на стр. 304 «Полковника Чигиринского Григория Карповича», а на 314 «Григорий Карпович Полковник Стародубовский». Ужьли Стародуб — дал Старосту вм. Полковника!....

§ 3. Укажу в Предисловии г. Самчевского на то место, где он указывает в Летописи Грабянки на те сведения, [149] которые «не были до сих пор известны» (т.-е. для того, кто не знал этой Летописи по прежнему изданию). Между этими сведениями редактор полагает список реестровых козаков 1650 г., совершенно отличный от всех других.... Чем же?.... Тем, что в нем значится в 16-ти полках — 33,989 ч. (стр. XVI). — Но в тексте Грабянкнной Летописи (стр. 94) напечатано в 15-ти (а не в 16-ти, полках, 35,080 ч!... «Явная ошибка; должно быть 33,989 ч»., говорит там редактор в примечании. А по моему, еслиб и написано или напечатано было 33 т., то я сказал бы: не может быть, это ошибка; ибо по Зборовскому договору 1649 года, положено было число реестрового козачества ограничить сорока тысячами, а для Хмельницкого это было minimum!

От чего-же у редактора явилось 33 т. в 16 полках, когда у летописца 35 т. в 15-ти полках? Поверяя итог Грабянкин, редактор получил только 33 тысячи от того, что он сложил числа не 16-ти (как говорит он), а только 14-ти полков: ибо в тексте, хоть и сказано в 15-ти, но по ошибке писца написано только 14 полков, с пропуском одного из 15-ти, Браславского полка; — додайте его число, и будет 35 т. Но не обвиняйте слишком за такой пропуск издание Летописи Грабянки. Точно та же история случилась и с Летописью польского историка Веспасиана Коховского, из которой взял Грабянка этот список полков, 1650 года. — Там, — на стр. 186 первого климактера Annalium Poloniae (Коховскин свои томы называет климактерами, потому, что в каждом описано семилетие; в 1-м, изданном 1683, г. описаны 1648—55) — там сказано: в шестнадцати полках; а поименно названы только 15, с пропуском одного из 16-ти — Белоцерковского.

И этот знаменитый список 16-ти полков — «только без одного» — (как говорится в Песни про Нечая:

«Иде Ляшков сорок тысяч

Только без одного») —

поныне в ходу у наших бытописателей, да еще и не [150] в том виде, как взят из Коховского (у которого в итоге в 15-ти полках выходит 35,925), а с тем безобразным итогом, какой напечатан в Летописи, изданной Рубаном — 57,889 ч. (а у Ригельмана этот-же список дает — 58 тысяч!)

Объяснив выше, отчего взялись 33 т., скажу теперь, отчего явились в Рубановой Лътописи понын повторяемые 57 т. в 15-ти полках: от грубой переправки чисел в трех полках. Какой-то шалун поставил:

в Черниговском..... вм. 996 — 9,096.

в Нежинском......... вм. 983 — 9,083.

в Кальницком....... вм. 2046 — 6,046.

И эти числа повторяются в Историях Симоновского, Ригельмана, Бантыша-Каменского, Маркевича. Повторяется и замечание Рубановой Летописи, что «здесь не видны полки Гадяцкий, в коем полковником был Бурлай, и Белоцерковский, где Гира». — Но белоцерковским полковником, после зборовского дела, был уже не Гира, а Громыка; что же касается до гадяцкого Бурлая, то этот знаменитый своими черноморскими походами старый козак, докончил свой век при осаде збаражской; а в 1650 году и Гадяцкий полк его находился уже в составе Полтавского полка.

§ 4. Кроме пропуска Белоцерковского полка (с которым и будет 16-полков, установленных Хмельницким после зборовского мира, а в них не менее сорока тысяч реестроваго козачества) — в списке Коховского есть еще важная ошибка, — всеми у нас доныне повторяемая и никем незамечаемая: это legio Ostrensis, полк Острянский — поставленный вместо Прилуцкого, существовавшего постоянно с 1648 по 1782 г.

Считаю несправедливым оставлять долее в нашем бытописаньи этот неисправный 15 полковой список, перенесенный Грабянкою из Анналов Коховского, а в Летописи Рубановой еще более испорченный. В замен его предлагаю более верный и полный список, составленный мною по «Книге реестров Войска Запорожского», писанной в октябре 1649 года (об ней подробнее сказано будет [151] в моем Обозрении полков и сотен, на которые делилась Малороссия).

Полки и их полковники, в 1650 году:

1. Чигиринский — Федор Якубович-Весняк.

2. Черкаский — Ясько Воронченко.

3. Каневский — Семен Савич.

4. Корсунский — Лукьян Мозыра.

5. Белоцерковский — Михайло Громыка.

6. Уманский — Иосиф Глух.

7. Браславский — Данило Нечай.

8. Кальницкий — Иван Федоренко.

9. Киевский — Антон Жданович.

10. Переяславский — Федор Лобода.

11. Кропивянский — Филон Джеджелей.

12. Миргородский — Матвей Гладкий.

13. Полтавский — Мартын Пушкаренко.

14. Прилуцкий — Тимофей Носачь.

15. Нежинский — Прокоп Шумейко.

16. Черниговский — Мартын Небаба.

§ 5. В предложенном мною списке 10-ти полков, читатель встретит некоторые имена совсем не те, под какими полковники Хмельницкого ходят уже около полутораста лет в нашем летописаньи. Но в летописаньи нашем есть такие имена полковников, под которыми их не знали и не узнали бы их современники; и я почел справедливым возвратить им подлинные их имена.

Например, Павицкий: этим именем означают все полковника каневского; но тогдашний каневский полковник, конечно, не откликнулся бы на это имя, и, может быть, осердился бы за него, как за прозвище. Его фамилия была Савич; под этим именем являлся он и в Москву от гетмана Богдана, в начале 1651 года. По-латыне Савичь — Sawicius. Это имя в летопись Коховского вошло с опискою: начальное S принято за Р, и написано Pawicius; отсюда у Грабянки, с переделкою латинского ius на кий, стал каневский полковник Павицкий, и ходит он из книги в книгу, даже до Указателя, составленного г. [152] Самчевским. А у Величка в перечне полковников Хмельницкого (см. Т. 1. с. 300) читаете имена: Пободайло, Гладкий, Голота, Каневский, Небаба.... Тут имя полка обратилось в фамилию полковника: пан Каневский (у Симоновского обращенный в Кононовича) не другой кто, как тот-же Савичь! Так и полковник Переяславец, там-же у Величка названный, не другой кто, как переяславский полковник Лобода, там не названный этим именем. Название Переяславца вм. Лободы — пошло из Пасториевой Bellum Scythico-Cosacicum, напечатанной 1652 года; там (на с. 183) говорится о трех казацких полковниках, явившихся в польский лагерь для переговоров, во время берестецкого дела: «Tres erant numero, kresa Czeherinensis tribunus, Hlaclki et Pereaslavecius».

Этот Гладкий, тот самый tribunus Mirhorodensis, которому Хмельницкий — «повел отсtщи главу» (Грабян. Лет. с. 118). — У Коховского он постоянно именуется Maximus Hladki; потому и у наших летописцев — он Максим; но Бантыш-Каменский, внося в свою Историю 15-полковой список, переправил в нем так: Максим Таран (взяв это из 20-полкового списка, составленного Кониским); таким образом наш историк поправил фамилию, которую следовало удержать, а удержал имя, которое следовало поправить, ибо того Гладкаго звали не Максимом, а Матвеем!

Адамовича не было в гетманство Богданово между полковниками козацками, да кажется и никогда не было. — В перечни Величка зовется он просто — Антон; сперва он был Антон Киевский, потом Антон Чигиринский (см. Летоп. Самозв. под 1657 г.), а его фамилия была Жданович; так он написан в «Книге Реестров» 1649 г.; так и через 10 лет, в Переяславском Постановлении, (напечатанном тогда в Киеве) в 10-й статье назван он — Антошка Жданов. По-латыне Жданович — Zdanowicius; у Коховского ошибочно напечатано Adamovicius, отсюда и пошел Адамович! — В украинской думе на смерть Богдана Хмельницкого он зовется Антоном Волочаем, как объяснил я еще в издании Украинских Песен, 1834 г. [153]

Корсунский полковник Лукьян Мозыра, в Летописях Коховского является двойником: и Mozyra, и Mrozovicius. Оттуда и у Грабянки, и в указателе его редактора — Мозыра и Мороз, два лица. А между тем эта переделка Мозыры в Мрозовича и Мороза соблазнила не одного истолкователя украинских песен видеть этого Корсунского полковника в песенном герое Морозенке.

«Ой Морозе, Морозенку,

Ты славный козаче!

За тобою Морозенком

Украина плаче».

Но из многих Козаков Морозенков Богданова времени, я признаю здесь Нестера Морозенка, бывшего кропивянским полковым обозным, при полковнике Филоне Джеджелее. Лукьян Мозыра в первый раз является, на поприще историческом, в июле 1648 г., как один из послов Хмельницкого к королю Владиславу (см. Памятники Киев. времен. Комис. Т. I. с. 118); старшим послом был Федор Якубович-Весняк. У Коховского названы: «Georgius Boдdar, Wisniak, et Mozera» (T. 1. c. 42). У Грабянки понынешнему изданию эти имена переданы так: «Григорием Богданом, Вишняком, и Мозырою»; а по изданию Туманского — «Григорием, Богданом Вишняками и з Козарою»; а у Ригельмана I. с. 118) — «Григорьевым, Богданом Вишняком, и Мозиром». Вот какие превращения претерпели Бовдыр, Весняк и Мозыра!

Грабянка и его редактор принимает Вишняка (т.-е. Весняка) за особое лице от Чигиринского полковника, который у нас переведен Якубовским; но это одно лице. Якубович (а не Якубовский) имел и другую фамилию — Весняк, под которою чаще поминается он как в московских актах того времени, так и в писаниях польских, например в Дневнике польских комисаров, бывших у Хмельницкого в Переяславе, в начале 1649 года (там назван «Федор Весняк старший Полковник Черкаский, — ошибкою, вм. Чигиринский).

§ 6. Из помянутого Дневника (два раза уже [154] переведенного на русский язык) известно, что комисары ходили в Переяславе к обозному Чорноте (правильнее Чорняте) просить о своих пленниках — (Конецпольском, Чарнецком, Потоцком и других), предлагали ему и подарки; но получили от него такой ответ: «просить Хмельницкого, щоб выпустив пленных, не пойду, бо я хворый; прийде сюды до мене Гетман, з которым мы сю ноч пили; да я ёму не радив и не поражу выпускат пташок из клетки; и колиб я був здоров, то не знаю, як бы и вы сами выйшли!» (Чорнята не задолго перед тем, при осаде Замостья, быль тяжело ранен в ногу). — У Грабянки вспоминается об нем только 1648 г., перед походом во Львов, когда Хмельницкий «собрав к себе первейших полководцев: Герасима Чорноту, Максима Кривоноса, Калину» (стр. 58). По списку, изданному Туманским, вм. Черноты поставлен Герасим Горкуша. Эта же неосновательная замена имени приводится по другому списку в нынешнем издании (в примечании, на с. 58). Но полковник Горкуша другое лице, упоминаемое и у Грабянки, на стр. 106. А редактор, в своем Указателе, принимает их обоих за одно лицо, и Чорноту, первейшего после гетмана старшину в Войске, т.-е. войскового или генерального обозного, называет он от себя полковником! — Имя ему Герасим взято Грабянкою из Коховского, у которого именуется он Erasmus; но его подлинное имя было Иван Чорнята.

Фамилия пежинского полковника Прокопа Шумейка у Коховского напечатана правильно Szumeyko; но у Грабянки, а за ним и всей летописной братии, зовется Шуменком!

§ 7. В Летописи Грабянки встречаются иногда подробности, собственно ей принадлежащие, например: о смерти прилуцкого полковника Шкурата (это Иван Шкурат), в деле берестецком; тоже о смерти уманского полковника Ганжи, в битве пилявской (1648 г.). Об этом последнем сохранилось поныне местное предание под Пилявою, — где есть и две могилы, называемые Ганджовками: близь одной, говорят, Ганджа так тяжко был ранен в живот, что и кишки выпали; но он все держался на [155] коне, и свалился уже возле другой могилы. — Ганжа примечателен как первый посланец от Хмельницкого, давший про него весть козацкому войску, веденному на него Барабашем, — которого тогда и свалил Джеджелей. А в издании Туманского, в этом месте вм. Ганжа напечатано: хан же! Не Ганжа-ли, в песне украинской, воспет под именем Ивана Беды?...

Но в Летописи Грабянкиной есть ошибочные известия, отчасти занятые из Коховского, — а у Коховского — из Пастория и других. — Таково например известие о битве Кречовского и Пободайла с Радзивилом в Литве, где они «поражено и сами убиенни осташа» (стр. 89). Эта битва происходила 1649 г., а не 1650 г., под которым показана у Грабянки. — Иван Кречовский действительно был там смертельно ранен в голову, и уже умирающий принесен в неприятельский лагерь. Но Степана Пободайла тогда убили или утопили только неприятельские языки и перья; он невредимо через Днепр воротился в Черниговский полк, где был он обозным при полковнике Небабе, и по смерти его, занял его место; убит он 1654 года под Старым Быховом. У Величка означено и погребение Пободайла, в сент. того года, в возобновленном им Ильинском черниговском монастыре. Напрасно Н. А. Маркевич (в своем «Чернигове») отрицает полковничество у Пободайла, продолжая полковничество Небабы до 1654 года. Небаба убит несомненно в 1652 году перед Петровым днем в деле под Лоевом; тяжело раненый в правую руку, он долго еще отбивался левою от двух наскакавших на него всадников.

§. 8. Под конец Грабянкиной Летописи помещены «Имена полковым городам и Полковникам, по обох сторонах Днепра, за Хмельницкого будучим». Тут названы 34 города, бывшие полковыми разновременно; при каждом один, редко два полковника, между которыми встречаются бывшие не за Хмельницкого, а гораздо после.

Например: «6 город Паволоч, а в нем полковник Андрей Дорошенко». Но этот Дорошенко был здесь полковником за Самойловича. Почему-бы не назвать первого [156] наволоцкого полковника Ивана Куцевича-Минковского (с 1651 г.); или хоть того памятного Ивана Поповича, о котором так справедливо сказал Грабянка (стр. 183): «поистине, аще бы сии два союзные мужи — Попович, глаголю, и Сомко, далее пожили, то могли бы старого Хмельницкого делем следовати».

«22 город Зенков, а в нем полковник Василь Шиман». Но это относится к началу гетманства Брюховецкого, т.-е. к 1663 году.

«30 город Сосница, а в нем полковник Леонтий Рукашка». Вероятно Ракушка, а не Рукашка! Но в Соснине, не надолго бывшей полковым городом с 1663 г., известен только один полковник — Яков Скидан.

«Город Стародуб, а в нем полковник Григорий Карпович Коробка». Не Коробка, а Коровка или Коровченко (он же и Волский). — Это тот самый Григорий Карпович Коровченко — полковник чигиринский, о котором говорится у Грабящий под 1677 и 1678 годами (см. стр. 226), а также и в приложении, на стр. 304. — По разорении Чигирина Турками, он стал стародубовским полковником, см. в том же Приложении, под 1679 г. — на стр. 314. После он был еще и на полковничестве киевском, на котором и скончался 1712 года. — В Указателе вышло из него три лица: Карпович Григорий, Коробка, и Коравченко,

Несколько городов, — как-то Лисянка, Животов, Арклеев, Ичень, — показаны в этом списке без наименования полковников; это потому, что Грабянка заимствовал их из Летописи Самовидца, где под 1649 год. наименованы первоначальные полки, с гетманством Хмельницкого возникшие, без наименования бывших в них полковников. Из современных вкладных надписей на церковных книгах, я узнал, что ирклеевским полковником 1648 года был Михайло Телюченко; встретился мне и писянский полковник Богданова времени — Демко Якимович.

§ 9. К Летописи Грабянкиной, в виде прибавления, с особым предисловием редактора, приложены Отрывки из Летописного Сборника, писанного 1699 года черниговском иеромонахом Леонтием Боболинским, а именно: отрывок о [157] волошском господаре Ивоне; об Иване Подкове; о Чигиринской войне; и Лист Исаии Копинского к князю Иерелии Вишневецкову. — Все это любопытно; но — здесь только два первые отрывка показались нам новостью. При помощи киевских библиотек, нельзя ли определить, откуда они заимствованы? (Не из Описания-ли войны Ивонии, сочиненного в те поры Горецким — на латинском языке, и напечатанного 1578 г.)

Что касается до сказаний о Чигиринской войне, то они слово в слово выписаны Боболинским из 3-го издания Киевского Синопсиса (1680 г.), к которому и Грабянка (на стр. 229 и 231), и Величко отсылают своих читателей, говоря об той войне. После того эти сказания печатались раз двадцать, в новых изданиях Синопсиса. Почему бы не упомянуть об этом г. редактору? равно и о том, что Лист Исаии Копинского был прежде напечатан, в Летописи Густынского монастыря, изданной 1848 г. Бодянским, в Чтениях! (Для меня, по привычке к Истории Русской Словесности, всегда ощутительны подобные пропуски.) Между тем, в предисловии к этим отрывкам, встречаются две неточности или ошибки, о сказании Киевского Синопсиса; считая это сказание сочинением Боболинского, г. Самчевский приписал ему, как очевидцу, свидетельство 1) о сооружении каменной ограды вокруг Лавры — гетманом Самойловичем; 2) о построении в первый раз моста в Киеве на Днепре — 1697 года. Но сооружение каменной ограды вокруг Лавры (равно как и позолота верхов прежней Печерской церкви) принадлежит гетману Мазепе; а об Самойловиче, у Боболинского, и в Синопсисе, сказано, что он Печерскую Лавру «потщася оградити и утвердити окрест крепкими земляными валами». Построение моста на Днепре под Киевом в первый раз — принадлежит Владимиру Мономаху: «того же (1115) лета устрой мост через Днепр Володимир», говорит Киевская Летопись, Построение же мостов на Днепр во время Чигиринской войны, и в Синопсисе, и у Боболинского, показано 1679 года, а не 1697 г. В летописаньи годы важное дело, а здесь разницы 18 лет; и в опечатках не поправлено. В конце сказания [158] находится Пересторога, в которой Боболинский объясняет, почему положил «тые походы под Чегирин — в концу Руской Кроники», и кончает так: «благородный Зиновий Богдан Хмельницкий, гетман Войск Запорозским, доброволне поддался в защит и опеку, со всем Малороссийским панством: Севером, и Украиною, и целым Занорожем, со всеми казаками — року 1653, месяца Януария дня 7, в Переяславлю Малороссийском, Цару Его Милости Московскому выкопал присягу». Тут, хоть в примечании, следовало бы поправить и год и число генваря, в которых ошибся Боболинский: присяга гетмана Хмельницкого и всей войсковой старшины происходила 1654 г. 8-го генваря, — в Успенской переяславской церкви.

§. 10. В Прибавлениях помещен Реестр и Черниговским Князьям, погребенным в Чернигове, составленный 1792 г. протопопом Иоанном Левитским; — он помещен «как замечательная перечень, составленная с удивительным трудолюбием»(!). А по моему эта статейка, на трех листиках — похвальная в 1792 году, не стоила печати в 1854-м. Что мне в этом реестре князей, когда я при первом взгляде на него вижу, что нет в нем — ни Буй-тура Всеволода Святославича, которого похоронили в Чернигове, в церкви Св. Богородицы, 1196 года, ни старшего. Всеволодова брата Олега, который скончался 1179 года, и положен в церкви Св. Михаила.

Кстати: почему описатели Чернигова, говоря о древних черниговских церквах, не вспоминают об этой каменной Михайловской церкви, поставленной 1174 года тогдашним черниговским князем Святославом Всеволодовичем? Пропуск довольно важный для определения местностей древнего Чернигова; ибо Михайловская церковь поставлена была на княже дворе. — Так в Переяславе мы определяем место княжего двора по соборной Успенской церкви, зная, что она была возобновлена впервые князем К. К. Острожским на прежнем ее месте; а первоначально ее поставил Владимир Мономах, 1098 г., на княже дворе.

1855 г., Июня 29-го. Михайлова-Гора.

Текст воспроизведен по изданию: Известие о летописи Григория Грабянки, изданной 1864 года Киевскою Временною комиссией // Москвитянин, № 17-18. 1855

© текст - Максимович М. А. 1855
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский вестник. 1855