№ 235

1651 г. августа 10-17. — Дневник военных действий между польско-шляхетской армией и украинскими повстанцами после битвы под Берестечком

10 августа. Из-под Махновки мы пошли под Белиловку, местечко, лежащее за линией, которую заняли казаки, и поэтому мы попали как бы в другой край. В поле стоят тучные копны всякого хлеба. Правда, крестьяне согнали скот и свезли все свои пожитки в замок. Это владения пана Кароля Потоцкого. Удалось купить по божеским ценам продовольствие, но из напитков лишь с трудом достали для я. п. краковского бочку меду за 160 зл. и бочку очень плохого пива за 80 зл.

И августа. В лагерь приехал посланный митрополитом чернец, который в изысканных выражениях приветствовал я. п. краковского, на что я. п. краковский не без колкости отвечал, что не скоро отец митрополит почувствовал свою обязанность по отношению к е. к. м., если так долго пребывал в глубоком молчании. Чернец же объяснил это молчание завоеванием...

Этот чернец рассказал, что по дороге сюда его заставили заехать к Хмельницкому, ввиду чего одни письма он должен был порвать, другие же затаить. Неизвестно, однако, не было ли это сделано по его собственному желанию, т. к. он хотел, отправляясь в путь, предварительно получить на это согласие Хмельницкого. Хмель в это время стоял на Росаве, миль 8 за Белой Церковью, имея при себе около [606] 15 пушек, казаков же не больше 100 и 150 татарских всадников. Крестьяне не очень-то к нему сходились, так как полки приходили всего лишь в числе 100 или 200 человек. Однако он неустанно волнует чернь, все время распуская слухи о прибытии татарских подкреплений, и посылал с изменником Хмелецким в Белую Церковь одного татарина, чтобы тот говорил якобы к ним на помощь идет 20 тысяч татар. Уже вечером приезжаем в Рожин, куда привели языка, доброго казака, взятого Забусским на хуторе в Белой Церкви. Казак этот показал, что их в Белой Церкви 6 тысяч, что их полковник Громыка хотел бы вести переговоры с нашим войском, но чернь не дает и держит его под стражей. Надеясь на татарские подкрепления, чернь хочет или защищаться, или уходить к Хмельницкому, не обращая внимания ни на королевские, ни на гетманские универсалы.

Застали мы тут прямо-таки обетованную землю, полную хлеба и пчельников. Однако из-за неосторожности слуг я. п. старосты калушского, которые ни своего гарнизона не имели, ни я. п. краковского о нем не просили, идущая по сторонам челядь первой вошла в город, полный прошлогодних запасов хлеба, а также другого продовольствия, пива и медов. Они-то и грабили амбары и подвалы, пока мы с е. м. п. краковским, в проливной дождь при частых ударах грома, смогли переправиться через длинный и плохой мост. Пан воевода брацлавский с гетманским значком бросился без промедления в город, где застал зерно рассыпанным, подвалы открытыми, ульи разбитыми, а челядь под предводительством одного монаха штурмующей замок, где заперлась большая часть крестьян со своим имуществом. Были с челядью и некоторые товарищи. Досталось буздыганом как тем, так и другим, а одному товарищу так, что уж и хлеб не будет есть. Двух предводителей челяди сейчас же повесили, других били палками на рынке на виду у народа. Так п. воевода разогнал эту саранчу. Однако тот монах-предводитель упрекал я. п. краковского за то, что он не разрешает отомстить за обиды, нанесенные богу и его костелам.

П. краковский спросил его: «Как же это?». Тот ответил, что в замке в костеле крестьяне заперли скот, ульи и другие разные вещи стащили туда и поэтому следует этот замок взять штурмом. «Ризы по подвалам спрятаны, а е. м. запрещает их искать». Однако слова его никакого успеха не имели, так как в его намерение входило не за обиды божий мстить, а дать возможность челяди пограбить скот и движимое имущество.

12 [августа]. Из-под Рожина идем к Паволочи и останавливаемся под селом Верховкой. Приходит от п. гетмана известие о том, что казаки, выйдя из-под Фастова, прогнали хоругвь п. Гулевича, старосты миргородского, и несколько других хоругвей согнали с позиций. После чего, сейчас же, [гетман] прислал языка, который и доложил обо всем. Поэтому, несмотря на то, что е. м. п. краковский должен был идти, не заходя в Паволочь, на Таборовку прямо к Белой Церкви, он, получив известие о неприятеле, счел за более разумное собрать в одно место все войско и остановиться под Паволочью.

Итак, на следующий день, 13 августа, едва мы минули лес, как прибежал один товарищ с известием, что татары с казаками уже идут на наши хоругви от Таборовки к Паволочи и просил п. краковского [607] от [имени] п. польного гетмана, чтобы он собирал войско как можно скорее. Эта весть застала нас на тяжелой переправе. Как только мы выбрались наверх, мы на лошадях спешно прибыли в лагерь п. польного гетмана и привели три очень хороших татарских языка, которые ворвались в паволоцкие предместья и там были пойманы при следующих обстоятельствах: Хмельницкий послал 2 тысячи отборных казаков и 500 конных татар за языком. Наших отборных хоругвей под Таборовкой было 7. Неизвестно, какими судьбами, но случилось, что увидев неприятеля, они сейчас же стали ретироваться, оставив ему свои возы. Наседая на них, [неприятель] гнал их вплоть до Паволочи. Погибли 2 поручика — п. Кавецкий и п. Вышотравка, один п. Стржижевского, другой п. Корицкого. Масса воинов была порублена. И так по пятам их уже въехали было в самую Паволочь, где находился и п. староста калушский. По божьему предопределению случилось, что п. Вонилович, ротмистр кн. п. воеводы русского, во главе 5 хоругвей сбоку из хуторов ударил с татарскими и волошскими хоругвями, и татар ... преследующих наших, перехватил на полдороге, так что одни на зло должны были уходить к Белой Церкви, а другие, которых наши застали в предместьях, должны были уходить врассыпную к Таборовке. Много их там было убито и изрублено. Живыми взято три молодца и приведено во время обеда к князю п. воеводе русскому. Спрошенные, почему так далеко зашли под войско, сказали: «Нас Хмельницкий послал для языка, так как имеет сведения о том, что король и все ляшские войс?a уже вернулись и хочет знать, кто теперь идет на Украину». Спрошенные потом: «Давно вы здесь?», ответили: «Когда хан ушел, мы остались тут для жалования, так как нанялись служить за деньги» — «По сколько ж вам должен дать Хмельницкий?» — «Мурзам, — говорит, — по 200 талеров, а нам по 20».

— Сколько вас теперь при Хмельницком? Сказали, что 2010 считанных татap, так как их считали, когда они переходили один из мостов во время выдачи денег. Спрошенные, будет ли их больше, ответили, что скоро будет 4 тысячи, а другие откармливают лошадей, но сам хан, по-видимому, не будет в эту осень.

Часом позже Юрыца, татарский ротмистр п. Коховского, привез одного доброго ногайца, который то же, слово в слово, что и те три, показал, как относительно численности, так и своего набора.

Через два часа после этого п. Вонилович и п. Бытыницкий с татарами князя п. воеводы привели трех добрых татар, которые также ничего нового не сказали. Спрошенные о том, что привело их сюда, сказали, что взяли языка, который сказал, будто король уже отошел с войском, и остались лишь паны, которые расходятся по домам. То же самое говорили о жалованьи и о том, что их 2010 считанных, что их взяли на службу к Хмельницкому. Спрошенные о том, кто с ними был, сказали, что Выговский и Хмелецкий.

Итак, взяв 7 добрых языков и наведя справки о неприятеле, п. краковский послал немедленно за рейтарами и артиллерией, идущей позади, а также за пехотой, без которой трудно что-нибудь предпринять, а сам, запершись с приближенными, совещался о том, как дальше поступить. Мнение одних было, чтобы как можно скорее атаковать неприятеля, и чтобы на самого главу, то есть Хмельницкого, стоящего [608] на Росаве, наступать и пока еще не пришла к нему большая орда, миновать и Белую Церковь, не занимаясь никакой осадой, а потом прямо идти туда, где он стоит.

Другие, например, е. к..м., советовали, чтобы идти к Фастову, так как там нет казаков и, овладев Фастовом, связаться с кн. Радзивиллом, а там уж и гнездо войны уничтожить, для чего нет места более пригодного, чем Фастов.

Третьи же считали,что в Фастове и в Белой Церкви находятся сильные полки и без кровопролития эти два города пройти нельзя, если же их миновать, то неприятель может наступить на идущую позади нашу артиллерию, или на п. старосту каменецкого. Советовали лучше под Паволочью ждать, куда приближается неприятель, дальнейшей концентрации войска и прихода артиллерии. На это п. краковский соглашался частично, чтобы дать войску отдохнуть (и, т. к. наступает день успения пресвятой девы, провести его на месте, не двигаясь в этот день в путь), пока приблизится артиллерия и пехота и мы с большей безопасностью откроем себе путь к литовскому войску или на Белую Церковь, которую, наверно, без пролития крови не возьмем.

В тот вечер, когда п. краковский обсуждал этот вопрос, прибыли посланцы от войска литовского с письмом от кн. п. жмудского старосты, склоняя е. м. п. краковского к немедленному объединению. Е. м. п. краковский и без него сейчас же сделал бы это, но вынужден ожидать артиллерию и пехоту. В этот день пришла печальная весть о смерти полковника п. Яцка Роздражевского. Он умер в Любартове, заразившись в Каменце. В тот же день и п. Гембарт, воин п. краковского, приказал долго жить. Подозревают, что также от заразы. Боже, будь с нами!

14 [августа]. Посылает п. краковский п. воеводу брацлавского к п. старосте калушскому, чтобы [тот], как великий гражданин этой отчизны, не обижался на то, что должен разбить лагерь под Паволочью, имением е. м., так как дальше уже продвигаться ему невозможно, и тут он должен ожидать артиллерию и пехоту. Я. п. староста, приняв это благосклонно, ответил: «Так же, как я всегда, по примеру предков моих, не только достатки, но и здоровье свое отдавал отчизне, так и теперь отдаю все необходимое Речи Посполитой, предоставляя и себя в распоряжение е. м. п. краковского».

В этот день под вечер в войско прибыли п. воевода и каштелян киевский. Получаем все более точные и более печальные известия о вчерашнем сопротивлении наших хоругвей. Брошен весь обоз, более чем тысяча возов, полных продовольствия, драгоценных вещей и серебра, добытого по здешним городам, а особенно в Паволочи. Всегда так бывало, что нечестным способом приобретенное легко теряется. Доставив утеху неприятелю, теперь, ободренный, он снова на нас подымется, и скоро в Крыму увеличатся богатства из-за хвастовства [поляков] добычей и победой. Челяди, брошенной в обозе, масса погибла. Почти вся там, смилуйся боже, полегла.

14 [августа]. По случаю праздничного дня остаемся на месте. Ночью один татарин снял кандалы и бежал на добром бахмате п. Коморовского. Бахмат нашелся только на расстоянии мили, а татарин, [609] по-видимому, пешком ушел ночью в Белую Церковь к своим, чем мы все были очень опечалены.

16 [августа]. Остановились в паволочских фольварках. Ночью пришла весть, что неприятель отправляет куда-то на неизвестное дело несколько тысяч человек, вследствие чего войско всю ночь перебывало в боевой готовности. Погода ночью была очень бурная с грозой.

17 августа. Пан староста каменецкий прибыл с двумя тысячами [человек], которые остановились за милю. Тот татарин, который убежал было отсюда, найден п. Проскурой, ротмистром е. к. м., в лесу под Фастовом, где он скрывался.