Борис ФЛОРЯ

НАЧАЛО СМОЛЕНСКОЙ ВОЙНЫ И ЗАПОРОЖСКОЕ КАЗАЧЕСТВО

Смоленская война была одним из целого ряда конфликтов между Россией и Речью Посполитой, особенно частых в XVII в. Начало этой войны, однако, заметно отличалось от начала других подобных войн. Если обычно еще до начала регулярных военных действий на пограничные территории противника отправлялись по своей инициативе отряды «охочих людей» из местных детей боярских, и местные власти это поощряли, то осенью 1632 г. дело обстояло иначе. Воеводам городов, соседствовавших с украинскими землями Речи Посполитой, было строго приказано не допускать подобных нападений. Такое необычное распоряжение было, несомненно, связано с другим, которое воеводы получили тогда же, — начать переговоры с местным населением о его мирном переходе под русскую власть. Так, воеводам пограничного Севска было приказано тайно послать грамоты в Стародуб и Трубчевск «к посадцким и к уездным людем, чтоб они к нам прислали лутчих людей в тайне, чтоб нам с ними договоритца и укрепитца» ¹. До завершения этих переговоров воеводам предлагалось не начинать военных действий.

В подобных распоряжениях отражалась уверенность русских правящих кругов, что с началом войны украинское население Речи Посполитой перейдет на русскую сторону, и тем самым будет завершена затяжная борьба за обладание Россией восточнославянскими землями. Еще в январе 1633 г. патриарх Филарет сообщал османскому послу, что «запорожские черкасы все хотят служити и вперед быти под их государскою высокою рукою во веки не отступни, а от литовских людей отложились» ². Неоднократно повторялся запрет «охочим людям» разорять «черкасские города» ³.

Для таких надежд у русского правительства были серьезные основания. Осенью 1632 г., как раз тогда, когда начиналась военная кампания, в Москву поступили сведения о важных событиях, происшедших в это время в Украине. Здесь на казацкой раде в Черняховой Дубраве была сменена прежняя старшина, гетман и [444] полковники, а новую старшину выбрали «из чорных людей, которые преже сево бились с поляками в прошлом во 138 году под Переяславлем», т. е. из числа участников казацкого восстания 1630 г. Новая старшина созвала раду в Корсуне, где было принято решение, «что им от крестьянские веры не отступать, будет на них ляхи наступят, а их мочи не будет, и им бить челом государю царю [...], чтоб государь их пожаловал, велел принять под свою государскую руку». Весьма обнадеживающим, с точки зрения русских политиков, обстоятельством было то, что, судя по рассказам выходцев, перемены в настроениях казаков произошли под воздействием православного духовенства во главе с киевским митрополитом Исайей Копинским, который обещал просить царя взять казаков «под свою государеву руку» ⁴. Это говорило о росте политического влияния той части украинского общества, которая к тому времени уже давно и прочно была связана с Москвой.

Обстановка, сложившаяся на украинских землях с началом войны, как будто подтверждала правильность расчетов русских политиков. В условиях, когда магнаты со своими свитами направились в Польшу, чтобы принять участие в выборах, а затем в коронации нового короля, а кварцяное войско прикрывало южную границу от возможного нападения турок и татар, Запорожское войско на какое-то время оказалось единственной серьезной силой в регионе, способной противостоять внешней угрозе. Неудивительно, что, узнав о сборе русских войск на границе, «урядники» в пограничных городах Речи Посполитой стали искать помощи у «черкас». В начале октября воеводы Севска располагали сведениями, что из одного из таких городов, Новгорода-Сиверского, уже «послали вдругород, чтоб черкасы пришли в Новгородок» ⁵. Однако эти обращения не привели к желаемому результату. Когда 10 ноября воеводы получили приказ выступить в поход на Новгород-Сиверский, то они узнали от захваченных с началом военных действий польских пленных, что командовавший гарнизоном в этом городе «капитан» Куницкий «посылал [...] в черкасские городы к черкасом в Нежин и в ыные городы не поодинова, чтоб оне к нему прислали в Новгородок людей и [...] черкасы в Новгородок не были» ⁶. В военных действиях, [445] завершившихся взятием этого города русскими войсками, запорожские казаки участия не принимали. Так же обстояло дело и на других участках границы ⁷. Еще в январе 1633 г. путивльские воеводы сообщали в Москву, что запорожцы «литовским людям по ся места не помогали» ⁸.

Из сведений, собранных путивльскими воеводами, определенно следует, что такая позиция своеобразного «невмешательства» отражала настроения не отдельных казацких атаманов, а Запорожского войска в целом. Урядники из Новгорода-Сиверского посылали за помощью к «гетману черкасскому», и именно гетман, как глава Запорожского войска, «им отказал и людей без королевского ведома им не дал» ⁹. По некоторым рассказам отказ в помощи был сформулирован в весьма резкой форме: «преж, де, сево вы нас, поляки, выписывали [из реестра] и побивали заодно, а ныне, де, вы сами себе обороняйте» ¹⁰. В устах бывшего участника восстания 1630 г. такие слова никак не могут вызвать удивления.

Правильность сведений, собранных воеводами, в известной мере можно подкрепить документом, исходящим из самой казацкой среды, — грамотой лубенского полковника Лаврина Харченко. Написанная в январе 1633 г., грамота попала в руки русских властей после занятия Ромен осенью 1633 г. В делах Разряда сохранился русский перевод этого документа ¹¹. Полковник писал в Ромны «уряднику» К. Сеножатскому, что ранее не мог послать к нему помощи, так как не имел соответствующего «повеленья от всево войска». Свидетельство этого документа тем более важно, что Лубны находились на территории владений князя Иеремии Вишневецкого, который вскоре после начала войны набирал «всяких людей» в свое войско против России ¹². Однако и в этих условиях Лубенский полк считал нужным следовать не указаниям магната, а решению войска. Сама же попытка Вишневецкого действовать вразрез с волей Запорожского войска привела к открытому столкновению, когда его «коморник» был убит в Жовнине «полковником Тарасом» — Тарасом Федоровичем, который «кор[о]левские знамена, и булаву, и литавры поймав, пошол в Запороги» ¹³. [446]

Вместе с тем в тех же источниках имеются определенные указания, что казаки не принимали участия в войне вовсе не потому, что происходившие события их не касались. 20 октября 1632 г., характеризуя положение в Украине, воеводы Рыльска писали в Москву, что «черкасы [...] в литовских порубежных городех в Черкасех, в Крылове, в Каневе, в Чигирине, в Переяславле, в Нежине, в Барышеве и в ыных городех, в зборе со всею службою [...], а ждут оне ис Польши росказанья» ¹⁴.

Особенности поведения запорожских казаков на раннем этапе Смоленской войны станут понятными, если принять во внимание их представления о политической ситуации в Речи Посполитой после смерти короля Сигизмунда III и наступления «бескоролевья». Еще до этого, в 1631-1632 гг., в казацкой среде сложилось прочное представление о том, что интересы казаков готов защищать старший сын короля Владислав, которого поддерживает «Литва» во главе с К. Радзивиллом, в то время как «поляки» не хотят его выбора и поддерживают кандидатуру его младшего брата Яна Казимира ¹⁵. К тому времени, когда в конце сентября 1632 г. собрался элекционный сейм, эти представления продолжали господствовать в сознании казаков. Из «распросных» речей «казаков» и крестьян, выходивших в сентябре-октябре 1632 г. на русскую территорию, ясно следует: казаки были убеждены в том, что польские магнаты во главе с гетманом С. Конецпольским намерены силой не допустить избрания Владислава на польский трон. Когда гетман прислал казакам «жалованье», это было воспринято как его намерение «затягать» казаков к себе на службу, «чтоб они шли к нему в Польшу и стояли бы с ним против Владислава» ¹⁶. В их представлении поляки поддерживали кандидатуру младшего королевича, потому что, «обрав Казимера на королевство, хотят ляцкую веру учинить во всех белоруских городех» ¹⁷. Отнесенные к осени 1632 г. выборы на польский трон, по убеждению казаков, должны были сопровождаться открытым столкновением враждебных партий. Торговые люди, вернувшиеся в Севск 22 октября, сообщали, что магнаты отправляются [447] со своими свитами в Польшу «для того, что промеж королевичей чают бою быть большому» ¹⁸.

Наиболее ярко и выразительно особенности политической ситуации осени 1632 г., как она рисовалась в сознании казаков, переданы в письме, отправленном в то время из Почепа «доброхотами» русского царя: «А тепер во всеи земли Литовскои и Полскои великое войско собраласе на оберане короля и так будет промежу их великая битва» ¹⁹. Вслед за этими словами в письме читалась фраза: «Королевич Владислав козаком запороским велел быть по готову до указу». Эти слова объясняют, какого «росказанья из Польши» ждало Запорожское войско осенью 1632 г. — это должен был быть приказ Владислава идти ему на помощь против его врагов. Именно готовясь к такой ситуации, Запорожское войско сменило свое прежнее руководство, избрав гетманом и полковниками людей, известных своей решительностью в защите интересов казачества. Эти люди могли возглавить в случае необходимости поход Запорожского войска на помощь Владиславу. Отправленные на элекцию казацкие послы должны были предложить ему военную помощь для подавления противников ²⁰. Поэтому новый гетман и полковники держали Запорожское войско в боевой готовности и не торопились вступать в войну с Россией.

Для сдержанности в этом отношении была и другая важная причина. Из «распросных речей» ясно следует, что в казацкой среде было распространено опасение, что магнаты с войсками собираются в Польше не только для участия в выборах. Оттуда они хотят «приходить на Литву и на черкас, чтоб им посадить на королевство Казимера (!) и хрестьянская б вера разорить». В случае наступления такой критической ситуации Запорожское войско намерено было искать помощи и поддержки у царя Михаила ²¹. Поэтому никак не следовало вступать с ним в конфликт, пока не выяснится исход борьбы за польский трон.

Учитывая все сказанное, можно a priori сделать вывод, что линия поведения, избранная казачеством, должна была измениться после избрания на польский трон 4 (14) ноября именно того кандидата, выбора которого добивались казаки, — королевича Владислава. Так и произошло. Смена линии поведения Запорожского войска скорее всего была связана с возвращением его послов, отправленных в сентябре 1632 г. на элекционный сейм в Варшаву. Вероятно, для [448] того, чтобы заслушать их отчет, казацкий гетман собрал полковников и сотников в Черкассах на раду, о созыве которой сообщали пленные, приведенные в Путивль 13 декабря ²². По-видимому, на этой раде произошла смена гетманов, так как в январе 1632 г. «языки» говорили о том, что у «черкас» уже новый гетман — Сулима ²³. Смена гетманов, очевидно, связывалась со сменой политики, однако ни во второй половине декабря, ни в январе запорожские казаки не приняли участия в военных действиях против русских войск.

Отчасти это было связано с тем, что для значительной части казаков на рубеже 1632-1633 гг. положение в Польше по-прежнему оставалось неясным. Распространявшиеся по территории Украины известия об избрании Владислава ²⁴ сталкивались со слухами, где политическая ситуация в Польше рисовалась совсем в другом виде. В том же декабре 1632 г. один из захваченных русскими войсками пленных рассказывал о том, что «перед Рожеством» произошло сражение («бой большой») между сторонниками Владислава во главе с К. Радзивиллом и «поляками» — сторонниками его младшего брата Александра ²⁵. Такие слухи оказывали влияние на казаков, которые относились с недоверием к сообщениям об избрании Владислава и ожидали более достоверных известий. Старшина, стоявшая во главе Запорожского войска, имела о сложившейся ситуации более определенное представление, но и у нее были свои причины, чтобы проявлять сдержанность. «Языки», приведенные в Путивль 13 января 1633 г., сообщали, что новый гетман Сулима отказался принять булаву и знамя, присланные от короля, и идти в поход на Россию, так как «идти, де, ему, не с ким, многие черкасы побиты от поляков, а иные розданы под панское право». В итоге черкасы заявили: «будет, де, им поляки присягнут, что им, черкасом, быть в прежней вольности, а под панским правом не быть, и оне, де, (в этом случае. — Б. Ф.), собрався, хотят им помогать» ²⁶. Таким образом, верхушка Запорожского войска хотела использовать трудную ситуацию, в которой оказалась Речь Посполитая, для утверждения и расширения казацких «вольностей». Наконец, имело свое значение и влияние на казаков Исайи Копинского. В том же январе 1633 г. захваченные [449] «языки» сообщали: «А запороские, де, казаки на помочь х королю Владиславу не будут, унял, де, их архиепискуп русские веры» ²⁷.

Однако на этот раз бездеятельность запорожских казаков была совсем недолгой. По-видимому, старшина Запорожского войска не удержалась на позиции, которую она, было, заняла. Когда на коронационном сейме 15 февраля 1633 г. запорожские послы получили возможность изложить свои пожелания, они ничего не говорили о казацких «вольностях», ограничившись общим требованием об «успокоении» православных ²⁸. Правда, послы угрожали, что, если «успокоения» не будет, запорожцы не примут участия в войне с Россией. Но еще до того, как эти слова были произнесены, казацкие отряды уже появились на театре военных действий. Из цитированной выше грамоты лубенского полковника Л. Харченко видно, что 28 января 1633 г. он отправил в Ромны на помощь местному «уряднику» три сотни казаков ²⁹. 3 февраля в Нежин пришло также триста казаков с пушками. Началась запись «вольных людей» в состав казацкого войска ³⁰, которое должно было выступить в поход на Россию. Новая смена линии поведения сопровождалась, по-видимому, новой сменой гетманов — казацкое войско в походе возглавил гетман Дорош Куцкович ³¹.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Грамота лубенского полковника Л. Харченко — К. Сеножатскому.

Милостивый пане Сеножатцкий!

Повольные службы мои рыцерские залецаю и хвалю милости твоей. Разумею то я, что тебе гораздо памятно есть с нашими тамошними товарыщи, что есте писали ко мне о помощи. И мне, не имеючи к себе повеленья от всево войска Ево Королевской милости, не смел к вам послать людей на помочь. А ныне я посылаю к вам по приказу ево милости пана Александра, видя и слыша про ваш великий упадок от неприятеля и которому не даст бог попрания нашего народу. И я посылаю к вам для лутчие обороны три сотни ратных людей с отписками пана Симона Ивановича, Андрея Плесецково, а третьево Леснитцково, за которым прилежно челом бью. Будь к ним милостив и добр, как к рыцарским людем, а они добре добры и смиренные люди, [450] ни в чем не будет ослушанья к вам. А большой над ними сотник Симон Иванович, и ему приказано ведати над ними. Писан с Лубен генваря в 28 день лета 1633го году.

Лавер Харченка, полковник войска Его Королевской Милости запорского (!) рукой своею.

РГАДА. — Ф. 210. — Белгородский стол. — Стб. 53. — Л. 376-377.

Комментарии

1. Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). — Ф. 210 (Разрядный приказ). — Севский стол. — Стб. 95. — Л. 179-180.

2. РГАДА. — Ф. 89 (Сношения России с Турцией). — 1632. — № 6. — Л. 38.

3. Там же. — Ф. 210. — Новгородский стол. — Стб. 27. — Л. 75 (13 декабря 1632 г.); Акты Московского государства. — СПб., 1890. — Т. 1. — № 486. — С.448 (январь 1633 г.).

4. Акты Московского государства. — Т. 1. — № 424. — С. 402 (распросные речи М. Михайлова — 24 сентября); № 427. — С. 404-405 (распросные речи Г. Алексеева и М. Маркова — 3 октября); № 436. — С. 409-411 (распросные речи И. Павлова — 23 октября); Грушевський М. С. Iсторiя Украiни-Руси. — Киiв-Львiв, 1913. — Т. VIII. — Ч. 1. — С. 151-152.

5. РГАДА. — Ф. 210. — Севский стол. — Стб. 95. — Л. 70-71.

6. Там же. — Л. 341.

7. См. богатую информацию о военных действиях под Почепом, Трубчевском, Стародубом в столбце 95 Севского стола.

8. РГАДА. — Ф. 210. — Новгородский стол. — Стб. 27. — Л. 159, 312.

9. Там же. — Л. 8.

10. Там же. — Л. 35.

11. Там же. — Белгородский стол. — Стб. 53. — Л. 376-377.

12. Отписка путивльских воевод от 24 ноября 1632 г. (Там же. — Новгородский стол. — Стб. 27. — Л. 37).

13. Запись «распросных речей» от 17 декабря 1632 г. (Там же. — Л. 131).

14. Там же. — Севский стол. — Стб. 95. — Л. 197.

15. См. об этом: Флоря Б. М. Запорозьке козацтво i плани турецькоi вiйни Владислава IV (полiтика вepxiв i суспiльна свiдомiсть низiв) // Украiна: культурна спадщина, нацiональна свiдомiсть, державнiсть. — К., 1992. — Вип.1. — С. 93-94. Здесь не затрагивается вопрос о том, в какой мере эти представления соответствовали реальной политической ситуации. Важно, что ими руководствовались казаки в своих действиях.

16. Акты Московского государства. — Т. 1. — № 424. — С. 402-403.

17. Там же. — № 436. — С. 410.

18. Там же. — № 435. — С. 409.

19. РГАДА. — Ф. 210. — Московский стол. — Стб. 79. — Л. 167.

20. Грушевський М. С. Iстория... — Т. VIII. — Ч. 1. — С. 156-157.

21. Акты Московского государства. — Т. 1. — № 436. — С. 409-410.

22. РГАДА. — Ф. 210. — Новгородский стол. — Стб. 27. — Л. 131.

23. Там же. — Л. 312.

24. О выборе Владислава и предстоящей коронации говорили русским воеводам в декабре 1632 г. шляхтичи, взятые в плен в Кричиве (Там же. — Л. 151).

25. Там же. — Ф. 210. — Севский стол. — Стб. 99. — Л. 20.

26. Там же. — Новгородский стол. — Стб. 27. — Л. 312.

27. Там же.— Стб. 25. — Л. 286.

28. Грушевський М. С. Iсторiя… — Т. VIII — Ч. 1. — С. 199.

29. РГАДА. — Ф. 210. — Белгородский стол. — Стб. 53. — Л. 376-377.

30. Там же. — Севский стол. — Стб. 99. — Л. 104.

31. См. сообщение сына боярского, вышедшего 2 мая 1633 г. из литовского плена: «гемана, де, Дороша черкасы от гетманства отставили, а выбрали гетмана Рандоренка» (Там же. — Л. 262).

Текст воспроизведен по изданию: Борис Флоря. Начало Смоленской войны и запорожское казачество // Mappa Mundi. Збірник наукових праць на пошану Ярослава Дашкевича з нагоди його 70-річчя. М. П. Коць. Львiв. Киiв. Нью-Йорк. 1996