-

Бракоразводный казус конца XVI ст.

Известно, что в южной Руси, со времен литовского и польского владычества, выработался в русском православном обществе особый взгляд на брачный союз, по которому в браке ясно различался так называемый шлюб, по нынешнему гражданский брак или брачный договор, и веселе, весилля, т. е. венчанье, совершение таинства брака вместе с торжественным празднованием оного и начала брачного сожительства. Брачный договор основывался на взаимном согласии жениха и невесты, скрепляемого согласием родителей, если таковые были, присутствием свидетелей и записью договора в актовые книги в гродском суде или магистрате, при чем в классах имущих вписывалось в книги и все то имущество, которое обе стороны приносили для совместной жизни. Венчание, «веселье» обыкновенно следовало за брачным договором и большею частию не вдруг, а по истечении двух, трех и более недель. Случалось, хотя редко, и на [178] оборот; но в таком случае, если предположенный договор почему либо расстраивался, обвенчанные не считались мужем и женою и свободно расходились, заявляя о сем письменно в книгах гродских или магистратских, иногда в присутствии священника. Подобным порядком добровольно расходились и жившие несколько лет в супружестве, заключая новые браки. Хотя священники и приглашались иногда для присутствия при заключении указанным порядком бракоразводных актов, но вообще разрешение духовной власти на расторжение брака не требовалось, так как особого последования или чина церковного на это не было и нет, юридическое же постановление о сем очевидно присвоялось не духовному, но гражданскому суду, да и этот последний, при добровольном согласии расторгающих брак, являлся только свидетелем или маклером в их сделке, которую принимал для записи и сведения всем, имевшим в том надобность. Существование такого порядка разводных актов отнюдь не означало упадка и распущенности нравов. В Статуте Литовском и других судебниках, которыми руководствовались суды того времени, за преступления против брака назначались такие наказания, которые поражают нас своею суровостию; но закон и суд оставляли место и добровольным сделкам супругов, в предположении, что они лучшие судьи в своем деле.

Оригинальнейший случай развода в таком роде имел место на Волыни в конце XVI ст. - Некто Иван Венедиктович Глинский, шляхтич или мещанин, женился на некоей Катерине Криковне. Последняя и в самом начале супружества «перлась» своего мужа и не хотела с ним жить, а полюбивши некоего Щаурского, перешла на жительство к нему. Муж словесно заявил о том Владимирскому гродскому суду и с разрешения его, разыскавши в г. Владимире жену, засадил ее в тюрьму. Жена взмолилась и, при посредстве своих и мужа приятелей, просила его освободить ее от брачных с ним уз, предоставив ей жить с Щаурским, при чем и она предоставляла мужу взять себе другую жену. Муж, не видя в жене любви к себе, согласился, и в этом смысле, 14 февраля 1581 г., между им и женою заключен был разводный акт в гродском Владимирском суде. Одно выговаривал себе Иван Глинский, чтобы «выпускаемая» им «из стану малженского» Катерина Криковна, в случае смерти нового мужа ее Щураского, отнюдь не выходила замуж за человека цыганской нации, но только за православного или католика. И Катерина Криковна принимала на себя это обязательство, подвергая себя в противном случае «караню на горле», т. е. смертной казни чрез отсечение головы. Глинский и Щаурский в [179] обеспечение заключенной сделки представили каждый по двести коп грошей литовских, и в пользу короля по столько же, обеспечивая сверх того друг другу «всякий покой и беспечность здоровья».

Вот от слова до слова этот акт, как он записан на листе 1-м в книге гродской Владимирской, хранящейся в киевском центральном архиве под № 312.

______________________________

«Януш Бенедиктович Глинский, не будучи ни от кого примушон, сам доброволне а устне до книг кгродских володимерских, перед врядниками кгродскими: подстаростим и судьею, вызнал тыми словы, иж штом был, за посланем вашей милости, пане подстарости, потрахвивши тут, в месте володимерском, з слугами в. м., жону свою, на имя Катерину Криковну, тут ку вашеи милости привел и до везеня осадити дал, которая жона моя теды мене, яко мужа своего, перво ся перла, але другого мужа собе, Ивана Щауръского, быт менила, а потом зась, узнавшися и взявши Бога в серъце, мене за мужа собе признала и мене через приятелей, так своих, яко и моих, в том просила, абым я ей то все, што колвек она мне чинила, пробачыл и отпустил, а ее з малжонства своего выпустил. Я, поважаючи прозбу приятелей ее и своих, и теж видечи то, же она милости правое малжонское а счирого серъца ку мне не мает, ее от себе з стану того малжонского на часы векуистые волною перед в. м. чиню и вже напотом вечне жадного дела до нее мети не маю и мочы не буду, а ни ее о жадную реч поискивати; волна она с тым мужем своим, которого теперь мает, Иваном Щаурским, яко властным шлюбным, в стане малженском поты, поки воля Божая будет, мешкати; а если же бы тот муж ее Щаурский, иж каждый человек теды есть смертелный, наперед ниж она умер, теды она, то есть тая Катерина Криковна, мает за муж за нацею нашу ити, одно за человека закону греческого або рымъского и инших; якож и тая Щаурская, тут же стоячи очевисте, на то все, яко ся звыш поменило, зезволила и того истого Януша Бенедиктовича з стану своего малжонского выпустила и водным учинила на часы вечные и дала ему водность другою жоною ся оженить, обечуючи ему в том жадное трудности и шкоды не задавати, под заклады на обедве стороны по двесте коп грошей литовских, а на его королевскую милость другими двесте коп грошей. [180] И то теж тая Катерина сознала: кгде бы тому постановенью досыт не вчинила, а по смерти мужа своего Щаурского если бы ся оставши за нацею народу цыганскою пошла за муж, тогды ничим иншим, одно горлом, мает быти карана, а вряд каждый ее в том караню боронити не мает, или еще выдати мает. А по тых обу зознанях стоячы передо мною очевисто Иван Щаурский сознал и шълюбовал тому Янушу Бенедиктовичу самому, братьи, приятелем, слугам и подданным их за вшелякий покой и беспечность здоровья, а Януш также тому Щаурскому шлюбовал под тыми ся заклады звыш поменеными. И просили з обудвух сторон, абы то все для намети до книг кгродских записано было. Я то записати велел».

______________________________

Подписи судьи нет, но это был или подстаростий Константин или заступавший место судьи Лазаря Иваницкого Федор Курцевич, как то видно из последующих актов в той же книге.

Сообщ. А. А. Федотов-Чеховский.

Текст воспроизведен по изданию: Бракоразводный казус конца XVI ст. // Киевская старина, № 1. 1887