-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Триполийский вопрос в турецком парламенте. — Военные действия и великие державы. — Мнимые задачи русской дипломатии.

Международные затруднения, вызванные итальянскою оккупациею Триполи, значительно осложняются тем обстоятельством, что в Турции существует парламент и турецкие министры обязаны теперь считаться с общественным мнением страны. В былое время, при султане Абдул-Гамиде, самые важные вопросы внешней политики разрешались келейно, в недрах небольшого кружка придворных фаворитов и евнухов, при секретном содействии отдельных иностранных дипломатов, без ведома и участия каких бы то ни было посторонних элементов. Забота об интересах империи не играла тогда никакой самостоятельной роли в делах турецкой дипломатии. Представители Германии или Австро-Венгрии легко добивались нужных им результатов, и триполийский вопрос был бы быстро улажен личной волей султана, при помощи какой-нибудь выгодной финансовой комбинации. Теперь положение совершенно изменилось. Султан ничего не решает по собственному усмотрению, а должен по неволе сообразоваться с голосом народного представительства.

Под влиянием оппозиции в парламенте и в печати, великий визирь Хакки-паша вышел в отставку, и на его место назначен был Саид-паша. Депутаты северо-африканских вилайетов представили обширный обвинительный акт против бывшего министерства и потребовали предания его суду за то, что своею небрежностью и бездействием оно допустило потерю двух провинций. Хакки-паша отозвал из Триполи значительную часть находившихся там войск и перевел их в Иемен; крупные запасы оружия были перевезены оттуда в Константинополь; по жалобам и домогательствам Италии был отозван генерал-губернатор Ибрагим-паша, без замещения этой должности другим лицом; дивизионный командир и комендант крепости были также в отсутствии, так что в критический момент Триполи оставлен был без защиты; генерал-губернатора заменял неопытный чиновник по счетной части, а командира — простой штабный офицер. Сверх того, по вине администрации, не были своевременно приняты меры для доставления продовольствия [411] бедствующей части населения, хотя средства на это были ассигнованы палатою; вследствие того с марта месяца умерло 514 человек от голода. Предложение триполийских депутатов кончается словами: «Таким образом Хакки-паша оставил наследие наших предков, наше единственное африканское владение, без солдат и оружия, без военных припасов, без продовольствия, без офицеров, без губернатора, без командиров, без денег». Так как пять членов бывшего министерства вошло в состав кабинета Саида-паши, то выставленные против прежних министров обвинения относились частью и к новому министерству, и правительственный кризис не мог считаться устраненным.

Заседание турецкого парламента, 18 (5-го) октября имело бурный характер. Ораторы оппозиции указывали на несостоятельность и бессилие правительства в данном его составе. Депутат Риза Тевфик старался опровергнуть мнение, что Европа хочет уничтожить или ослабить Турцию, чтобы не дать ей превратиться в конституционное государство. Стране нужно такое министерство, которое пользовалось бы доверием не только палаты и нации, но и великих держав. Депутаты-националисты духовного звания прервали речь Тевфика словами: «Мы не нуждаемся в Европе, нас триста миллионов мусульман на земном шаре!» Бывший министр Эмрулла говорил о необходимости продолжения войны: «Если Европа хочет нас погубить, — воскликнул он, — то мы оставим после себя кладбище». Эссад-паша прочел депешу, посланную военным министром коменданту Триполи непосредственно перед объявлением войны и предписывавшую не оказывать итальянцам никакого сопротивления. Представители большинства находили эти нападки на министров несвоевременными и неуместными: «не следует заниматься личными спорами, когда дело идет о жизни или смерти нации, — нужно думать прежде всего об оказании отпора гнусному нападению Италии». Депутат Сидки упрекал правительство за его унизительное обращение к державам; он советовал немедленно выслать из пределов империи всех итальянцев и закрыть все итальянские учреждения и фирмы.

Великий визирь Саид-паша отвечал на речи оппозиционных ораторов в умеренном и успокоительном тоне. По его словам, Порта имеет бесспорное право высылки, но не может обращаться с итальянцами как с военнопленными. Выслать итальянцев легко, но надо подумать, насколько эта мера способствовала бы достижению предположенной цели. Французы также выслали немцев в 1870-м году, но должны были потом заплатить миллиарды. Поэтому правительство временно отложило высылку и распорядилось только не [412] допускать дальнейшего прибытия итальянцев. Относительно триполийского вопроса существует, по мнению Саида-паши, два пути — сопротивление или мирное решение; но один путь не исключает другого. Правительство не упускает и дипломатических средств борьбы. Разумеется само собою, что в пределах человеческой возможности оттоманы должны сопротивляться. На чей-то возглас: «до полного истощения!» — великий визирь заметил, что цель заключается не в истощении и смерти, а в продолжении жизни. Еслибы однако он убедился, что самое существование нации подвергается опасности, то он стоял бы за сопротивление до последней крайности. Саид-паша восстает против политики изолирования, связанной с узким национализмом. «Как и другие державы, Турция нуждается в союзах и соглашениях; но эти союзы должны основываться на взаимных выгодах. Нам не нужно союзов, вовлекающих страну в какие-либо опасности; мы должны искать такие комбинации, которые могут способствовать скорейшему разрешению существующих затруднений». Великий визирь намекнул, затем, на возможные замешательства в связи с другими предприятиями держав. «Говорят, что некоторые страны делают военные приготовления; Италия имеет свои броненосцы в Архипелаге и даже у Дарданелл. Положение крайне щекотливо». В заключение Саид-паша признал себя солидарным со всеми министрами, особенно с министрами иностранных дел и военным, и заявил, что кабинет уступит место новым, более способным деятелям, если палата откажет ему в своем доверии.

После перерыва заседания выступил умеренно-либеральный депутат Лутфи-Фикри, по мнению которого министерство не заслуживает доверия и поддержки со стороны оппозиции: кабинет находится под посторонними влияниями и не может спасти страну от окружающих ее опасностей. Порта обязана была прежде всего потребовать соблюдения парижского и берлинского трактатов, чего она однако не сделала. Против этих утверждений вновь возражал великий визирь; он напомнил, что и по боснийскому вопросу состоялся компромисс на основе финансового вознаграждения и что с некоторых сторон и теперь даются советы в таком же роде. Конечно, высылка итальянцев льстила бы общественному мнению, но Турция не может отталкивать от себя великие державы. Саид-паша заключил свою последнюю речь воззванием к «патриотизму депутатов, в руках которых находится судьба империи». Палате предложена была на голосование следующая резолюция, внесенная младотурками: «Полагаясь на объяснение великого визиря, что он употребит нужные старания для действительного обеспечения [413] национальной чести, верховных прав и интересов империи, палата выражает кабинету свое доверие». Эта резолюция была принята большинством 125 против 60 голосов.

В сущности вотированное палатою доверие относилось только лично к Саиду-паше, в виду заявлений и обещаний, данных им в закрытом заседании того же 18-го октября. Во-первых, он признал свое министерство только временным и предоставлял вождям партий вести переговоры об образовании нового кабинета. Он не отрицал ошибок правительства Хакки-паши, но дал понять, что причины его политической неудачи лежат глубже, чем думают его обвинители. Во-вторых, он сделал несколько интересных указаний и намеков на возможную перемену в международной политике Турции: Порта надеется, по его словам, при помощи известных политических, географических и хозяйственных уступок, заключить такие соглашения, которые помогут разрешить и триполийский вопрос без ущерба для интересов и прав Оттоманской империи. Речь идет о попытке присоединения Турции к группе держав, связанных между собою тройственным соглашением — т.-е. к России, Англии и Франции. Подобные попытки являются вполне естественными после испытанного турками разочарования относительно держав тройственного союза — Австро-Венгрии, Италии и Германии; но реального значения они при настоящих обстоятельствах иметь не могут. Ни Россия, ни Франция, — не говоря уже об Англии, не станут вмешиваться в ход событий, не затрагивающих их непосредственно, особенно когда это вмешательство могло бы быть истолковано в смысле неприязненного шага по отношению к Германии, Австро-Венгрии и Италии. Никакими специальными уступками нельзя уже достигнуть чьего-либо заступничества за Турцию в ее борьбе с Италиею: рассчитывать на что-нибудь подобное было бы слишком наивно со стороны турецкой дипломатии. Франция, с которою мы связаны прямым союзом, заранее гарантировала итальянцам полную свободу действий по отношению к Триполи, в виде компенсации за Марокко, и этим устраняются всякие сомнения относительно политики России и Англии в триполийском вопросе.

Впрочем, как видно из приведенного нами отчета о парламентских прениях 18-го октября, турки не надеются на Европу и сами не питают к ней хороших чувств; в то же время они требуют от своего правительства энергических мер обороны на театре войны. С своей стороны, ослепленные патриоты и шовинисты Италии успели возбудить против себя злобную вражду в туземном мусульманском населении, которое, заодно с отступившими на первых порах турецкими войсками, возобновило военные действия с [414] горячностью партизанской войны. Итальянцы вздумали расстреливать арабов, захваченных с оружием в руках и не принадлежащих к регулярной армии; но эти меры устрашения привели к тому, что местные арабские племена почти поголовно поднялись против пришлых завоевателей. Телеграфные известия сообщали уже о серьезном поражении итальянцев после продолжительного и кровопролитного боя в окрестностях и внутри города Триполи, 28(15)-го октября; эти известия, правда, получаются из турецких источников и опровергаются депешами из Рима, но они соответствуют частным сведениям, сообщаемым корреспондентами английских и французских газет. Начинается тот тяжелый, кровавый период борьбы с вооруженными и возмущенными туземцами, которого почему-то не предвидели самоуверенные итальянские деятели. Так как Италия не может уже остановиться в своем предприятии, то за свои неудачи в Африке она вынуждена будет мстить туркам более настойчивыми нападениями на море, и итальянскому флоту опять предстоит действовать в европейских водах, близ Балканского полуострова, возбуждая неудовольствие Австро-Венгрии. Останутся ли тогда спокойными на Балканах те народности, которые до сих пор чувствуют на себе гнет старой, не тронутой еще реформами турецкой администрации? Не воспользуются ли обстоятельствами турецкие славяне и греки, чтобы попытаться сбросить с себя владычество мусульман? Эти вопросы не могут не занимать дипломатов заинтересованных держав. Затянувшаяся война из-за Триполи вновь ставит, таким образом, на очередь балканский или, вернее, турецкий кризис во всем его объеме.

_______________

В некоторой части нашей печати раздаются иногда голоса в пользу самостоятельного выступления русской дипломатии для приобретения каких-либо выгод при современном запутанном положении международных дел в Европе. Австро-Венгрия присоединила Боснию и Герцеговину, Франция взяла Марокко, Германия приобрела часть французского Конго, Италия наложила руку на Триполи; почему же — спрашивают любители высшей политики — одна Россия скромно молчит и ничего не берет себе при этом общем дележе? Говорят, что мы должны непременно добыть для русского военного флота право свободного прохода через Босфор и Дарданеллы, ибо в противном случае мы не чувствуем себя хозяевами в Черном море и терпим обидные стеснения, несовместимые с ролью великой независимой державы.

Что касается колониальных приобретений, желательных будто бы [415] для России, то мечтающие о них патриоты, к сожалению, не определяют в точности, где именно и для чего нужны нам новые земли, и настолько ли мы страдаем от избытка богатств, чтобы опять пуститься в разорительные авантюры, в роде манчжурской и корейской. Предлагаемые нам образцы, достойные будто бы, подражания, должны скорее убедить нас в бесплодности и опасности всяких приобретательных афер в чужих краях. Много ли выиграла Франция от оккупации Марокко, заставляющей ее тратить такую массу сил и средств на бесконечную возню с местными междоусобиями и волнениями, с утомительным и мелочным соперничеством немцев и испанцев? Стоило ли Германии в течение долгих месяцев волновать народы перспективою войны и причинять неисчислимые убытки своим собственным капиталистам, биржевым и банковским дельцам, чтобы в конце-концов получить право называть своими какие-то пустынные полосы земли в западной Африке? Относительно Триполи рассудительные итальянцы уже теперь начинают сомневаться в выгодах предприятия, и чем дальше, тем хуже будет баланс потерь и убытков, не возмещаемых никакими преимуществами. Арабские племена не дадут себя выжить из немногих оазисов, пригодных для человеческого жилья; а песчаные пустыни ничем не могут соблазнить итальянцев. Африканская экспедиция уже теперь обходится Италия дороже того, что может принести со временем вся область Триполи и Киренаики, при неизбежности периодических набегов арабских полчищ на итальянские поселения. Не только чужие примеры, но и наши собственные неудачные опыты должны избавить нас от завоевательных планов, не оправдываемых ни пространством и пределами русской территории, ни потребностями ее населения.

Другой вопрос, часто возбуждаемый нашими патриотами, — об открытии Босфора и Дарданелл для русского флота — основан, как нам кажется, на недоразумении или даже на целом ряде недоразумений. Некоторые газеты, говоря о стеснении заграничного вывоза нашего хлеба вследствие принятых Турциею ограничительных мер относительно прохода судов через проливы, усматривали в этом яркое доказательство необходимости отмены устарелых правил, лишающих нас свободы действий в пределах нашего собственного отечества. На дипломатию возлагается, поэтому, обязанность обеспечить для нас право свободного прохода через Босфор и Дарданеллы путем соответственного международного акта, подобно тому как и ограничение установлено было международными трактатами. В чем же заключается ограничение и в каком смысле важна для нас свобода проливов? Договорами 1856-го и 1871-го годов, [416] подтвержденными берлинским трактатом 1878-го года, санкционирован принцип закрытия проливов для военных судов всех иностранных держав, в интересах безопасности турецкой территории, в состав которой входят и Босфор, и Дарданеллы; для торгового же судоходства всех национальностей проливы остаются безусловно свободными. Турецкий султан, как оффициальный хозяин проливов, может, в виде исключения, открывать их в мирное время военным судам дружественных и союзных держав в том случае, когда Порта признала бы это необходимым для ограждения неприкосновенности и независимости Оттоманской империи. Из этого видно, что установленные трактатами правила о проливах ни в каком случае не могут стеснять хлебную или иную торговлю, и что для обеспечения торгового судоходства от этих стеснений нет надобности домогаться отмены каких бы то ни было договорных правил. Если торговые суда с хлебным грузом, направлявшиеся из Одессы и других черноморских портов за границу, задерживались в Босфоре турецким правительством, то это было лишь результатом неправильного толкования правил о военной контрабанде, к которой были отнесены и хлебные грузы, имевшие своим назначением какой-либо из итальянских портов. Чтобы устранить это неправильное толкование, подрывавшее интересы значительной части нашего хлебного экспорта, достаточно было русскому посольству в Константинополе обратиться к Порте с надлежащими представлениями и поддержать их с подобающею настойчивостью. Может быть, представления были сделаны лишь после некоторого периода выжидания или формулированы были слишком вяло и поддержаны слабо, как это вообще свойственно нашим дипломатам и консулам за границею; но эти недостатки зависят уже не от иностранных держав и не от заключенных с ними трактатов.

Ограничительные правила о проливах касаются исключительно военных кораблей, и если следовать советам некоторых наших патриотических газет, то мы должны во что бы то ни стало домогаться открытия Босфора и Дарданелл для нашего военного флота — и вместе с тем, конечно, для военных флотов всех наций, в силу принципа равенства прав по существующим договорам. Ясно, что мы не можем требовать от других держав согласия на отмену данного ограничения только для одной России, и следовательно это ограничение перестанет существовать для всех вообще держав, так что ничто не помешает Германии или Австро-Венгрии в любой момент ввести свои дредноуты в Черное море и распорядиться там по своему усмотрению. Будет ли выгодна для нас эта свобода проливов для военных судов всех наций? Допустим, [417] однако, что фактически проливы будут открыты в этом отношении для одной России и что другие государства не воспользуются. этим правом или добровольно откажутся от него из уважения к русскому правительству. Мы получим тогда возможность выводить свой черноморский флот в Средиземное море и в Атлантический океан. Имеем ли мы и можем ли мы когда-нибудь иметь в Черном море такой военный флот, который стоило бы выпускать из спокойных и безопасных мест береговой обороны на широкий простор морей и океанов? В мирное время такое плавание было бы вполне безразлично и только без надобности увеличивало бы шансы частых повреждений наших судов; а с наступлением войны оно соединялось бы с опасностью бесплодной гибели и противоречило бы прямому оборонительному назначению этого флота в пределах Черного моря. И так, какой смысл имели бы хлопоты нашей дипломатии о праве свободного прохода военных судов через Босфор и Дарданеллы? Не следует ли нам желать, на оборот, чтобы проливы и в будущем оставались закрытыми для военных кораблей всех иностранных держав?

К сожалению, необдуманные мнения и требования некоторых наших газет принимаются на Западе за голос общественного мнения и дают повод к предположениям об отсутствии у нас сознательных идей и целей в области международной политики. Такие предположения вызывались в свое время и стараниями А. П. Извольского, направленными к достижению свободы проливов для нашего черноморского военного флота, которому нечего было бы делать вне Черного моря; но эти старания объяснялись безотчетно сохранившеюся в дипломатическом ведомстве традициею об утрате нами какого-то права по отношению к Босфору и Дарданеллам.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 11. 1911