ЧАРТОРЫЙСКИЙ АДАМ

САБАХ-ЭД-ДИН

ТУРЦИЯ И ПРОГРЕСС

(La Turquis et la progres. S. A. J. le prince Sabaheddine (La Revue. 15 decembre 1905))

Автор настоящего очерка, турецкий принц Сабахедин, племянник султана Абдул-Гамида, горячий сторонник реформ и прогресса, покинул свою родину, чтобы выразить этим протест против безумной политики своего коронованного дяди, и поселился во Франции, где он продолжает работать на пользу будущей освобожденной Турции.

Его имущество было конфисковано по повелению султана; во время пребывания Сабахедина в Турции его жизни неоднократно угрожал опасность, так как Абдул-Гамид всячески старался отделаться от него, считая его, вполне основательно, самым опасным противником своего жестокого, варварского деспотизма.

Турок не только мало знают, но о них судят весьма превратно. Так, вся Европа, за малым исключением, считает их врагами современной цивилизации.

«В мире все меняется, все идет вперед, только один турки остаются неподвижны и как бы застыли на том фазисе, который Европа пережила в средние века», — так говорят о них многие с полным убеждением, и, надобно сознаться, что на первый взгляд это мнение может показаться вполне справедливым.

Когда, в 1854 г., Оттоманская империя заняла, по Парижскому договору, место среди европейских держав, это было обставлено известными гарантиями и условиями.

Обнародовав известное гульхане гатти (gulhane hatti), приятельство султана Абдул-Меджида возвестило о своем намерении [183] предпринять ряд реформ с целью преобразовать Турцию коренным образом и создать из нее государство в современном духе. Этим самодержавным актом были обещаны подданным султана неприкосновенность личности и имущества, равенство всех турецких подданных перед законом, полная свобода вероисповедания и образования, доступ в почетным должностями всем гражданам, без различия вероисповедания, учреждение смешанных судов, взимание прямых налогов самим государством, отмена откупов и связанных с этим злоупотреблений, воспрещение торговли местами, наградами и т. д.

Каждая из двадцати четырех статей рескрипта вносила существенную перемену в политический строй империи.

К сожалению, современное положение Турции свидетельствует, что все надежды, возбужденные либеральным актом 1856 г., разлетелись прахом.

Европу то и дело волнуют слухи о потрясающих событиях, которые разыгрываются то в Аравии, то в Македонии, то в Армении или в каком-либо ином пункте Турецкой империи. Всякий сам по себе незначительный факт принимает быстро самые преувеличенные разговоры и грозит нарушить общеевропейский мир.

Державы обмениваются взглядами, нотами, заключают конвенции, но несмотря на это вскоре возникать новые осложнения и «восточный вопрос» служит для всех неиссякаемым источником тревог и волнений. А Порта или султан только подтверждают обещания произвести реформы, но не держать этих обещаний, и таким образом революционное брожение в Оттоманской империи не прекращается.

Народы, населяющие эту империю, борются за политическое преобладание, стараются захватить в свою пользу власть, не заботясь о том, что они наносят этим ущерб общему делу. Эти внутренние междоусобия, ознаменованные большею частию кровопролитиями, дают повод к вмешательству великих держав, действующих большею частью своекорыстно, при чем каждая из них надеется добиться, в ущерб другим, преобладающего влияния над той или иной частью Турецкой империи.

Эти постоянный столкновения, это соперничество и борьба вожделений замедляют желанное для всех решение вопроса; и быть может оно отодвинулось бы на неопределенное время, если бы в недрах самой Турецкой империи не появился с течением времени новый фактор, коему суждено изменить коренным образом положение вещей. [184]

Мы говорюсь о социальной эволюции, совершившейся в Турции.

В самом деле, способны ли турки воспользоваться успехами европейской цивилизации? готовы ли они приобщиться к ней? и если справедливо, что они не являются закоренелыми противниками всякого прогресса, то чем объяснить тот факт, что они так отстали от прочих народов?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо бросить беглый взгляд на самое происхождение турецкой расы и на три характерных периода ее истории.

Среднеазиатское плоскогорье, колыбель туранской расы, к которой принадлежат турки, сообщает народам, обитающим на ней, своеобразный отпечаток.

Оставаясь в своей родной среде, они делаются совершенно неспособны к какому бы то ни было прогрессу. Необозримые степи этой части света всецело подчиняют себе человека; в этом царстве травы он может вести только пастушеский образ жизни. Частые колебания барометра, непостоянство погоды, быстрые смены температуры, удручающие жары, сопровождающаяся проливными дождями, не дают возможности обрабатывать землю и допускают только занятие скотоводством.

Но трава истощается, и население бывает вынуждено перекочевать в новое место, а кочевой образ жизни несовместим с развитием общественности, необходимым условием которой является оседлый образ жизни.

Подвижность кочевника ведет к неподвижности и неизменяемости его социального строя.

«В степях центральной Азии, где кочуют монголы-татары и родственные им племена, также как в пустынях Аравии и Сахары, никогда не существовало правильно организованных политических государств», говорить Демолен (Demolins. Comment la romte crie le type social), «этот социальный тип не может породить подобных организаций, точно так же, как яблоко не может приносить вишен, а вишневое дерево — яблок. Это такой же непреложный социальный закон, как всякий закон природы». [185]

«Татария отнюдь не походит на наши страны», пишет Гюк (Huc), цитированный Демоленом; «там нет городов, зданий, нет искусства, промышленности, культуры, нет лесов, всюду и везде одни луга. Очутившись в тихую погоду в этих обширных, пустынных лугах, коих очертания сливаются с далеким горизонтом, можно вообразить, что находишься среди безбрежного океана. Вид монгольских лугов не возбуждает ни радости, ни грусти, а вызывает скорее смесь того и другого чувства, какое-то меланхолическое и вместе с тем религиозное настроение, которое возвышает душу, не отвлекая ее окончательно от земного».

Оставляя человеку большой досуг, эта обстановка развивает в нем способность к размышлению, к созерцанию и мечтательности, но не может вызвать духа инициативы, без которого человек не в состоянии использовать естественных богатств природы, и потому он привыкает безропотно покоряться им, его роль становится пассивной, из него вырабатывается фаталист.

Величавый вид необозримых степей пробуждает в душе человека смутное религиозное чувство, в основе которого лежит нравственное чувство; но в то время как нравственное чувство разбивается в этой обстановке, внешнее богопочитание не выливается ни в какую определенную форму; вследствие чего населению степей совершенно чужд религиозный фанатизм.

Человеку, ведущему пастушеский образ жизни, незнакомы суровые я конкуренции со всеми проистекающими из них выгодами и неудобствами, коим подчиняются члены более сложно организованного общества.

Ему незнаком дух интриги, он легковерен, честен, великодушен, храбр, но неспособен к упорству. Преобладающими чувствами у него являются: почтение к главе общины — патриарху, повиновение ему и чувство братской любви к прочим членам общины.

Эти качества и недостатки составлять и до настоящего времени основные черты характера турка, хотя они проявляются менее резко, нежели у его предков.

Эта эволюция, которую необходимо принять во внимание, объясняется переменой той среды, в которой протекал наиболее долгий период истории турецкого народа.

Окруженные со всех сторон непреодолимыми преградами, — на севере Ледовитым океаном, на юге неприступной цепью Гималайских гор, на востоке Китаем и Тихим океаном, на западе Уралом и Персией, турки были доступны влиянию только двух, застывших в своей цивилизации, древних стран: Китая и Персии. [186]

Живя в обширном бассейне р. Оби, они страдали веками от климата, то знойно-жаркого, то ледяного; безотрадная судьба выработала из них людей мрачных, покорно сносивших все испытания и горести жизни.

Единственным их занятием было разведение скота, единственной роскошью — война; она была для них единственным средством отличиться и хоть на время отвлечься от монотонности повседневной жизни. Не имея возможности проложить себе путь в страны с более мягким климатом, турки съиграли неблагодарную роль посредников, внеся некоторое оживление в ту часть земного шара, где смерть торжествовала до тех нор над жизнью.

Говоря об этом периоде истории турок, который предшествовал основанию Оттоманской империи, Леон Кагюн, в предисловии к «Истории Азии», пишет:

«Начиная с первого века христианской эры и до наших дней, Азия испытала более крупные и глубокие перемены, нежели Европа.

Самая значительная из этих перемен совершилась между V и XIII веками и изменила решительно все. Все последующее было не более как естественным и неизбежным результатом этой перемены, самым главным я деятельным фактором которой был тюркский народ; описывая происхождение тюркских племен и их жизнь до нашествия монголов, в исходе XII века, можно лучше всего обрисовать жизнь тех азиатских стран, которые не входили никогда в состав Римской империи и подвергались греко-римскому влиянию только случайно, как бы мимоходом. Надобно оговориться, что нравственная роль и сфера деятельности тюркских племен была весьма ограничена; они только проводили в жизнь идеи, выработанные арабами, китайцами, иранцами, но не будь их, ни иранская, ни китайская, ни арабская цивилизация не переступили бы в необъятной Азии политических границ, за которые ее перенесли турки, увлекшиеся жаждою завоеваний.

С XII века тюркские народы вступают во второй период своей эволюции. Когда опустошительный поток монголо-арабского нашествия низверг царство Сассанидов, то часть турецких эмигрантов, спасаясь от монгольского погрома, устремилась в Персию, Малую Азию и Сирию.

По мере того как турки удалялись от тех мест, где первоначально обитало их племя, изменялся и их социальный быт.

Оставив кочевой образ жизни, они получили возможность проявить зачатки культуры, организовать сообщества, образовать более или менее прочные государства. [187]

Выше мы говорили, что в степи возможен только патриархальный образ правления.

Вступив в пределы Персии, турки ознакомились с чуждым их нравам образом правления: с коварной и недоверчивой политикой неограниченного самодержавия, с присущей ей сложной администрацией, пороками и опасностями.

Впоследствии, проникнув в Месопотамию, предводители тюркских племен поступали, в качестве наемников, на службу к арабским халифам. Халифы, восторгавшиеся вначале легендарной доблестью турок, стали вскоре относиться к ним недоверчиво и, желая отделаться от них, поощряли их к завоеванию Малой Азии, обещая им почести и выгоды.

Таким образом турки начали колонизовать Малую Азию. Надобно заметить, что они нашли у халифов ту же форму правления, как у персов, т. е. неограниченный деспотизм. Между тем оседлая жизнь приносила мало-помалу свои плоды.

Медленно и постепенно возникли три большие турецкие династии: Газневидов, Сельджуков и Османов, оставившие в Азии несомненные следы своей цивилизации. Они образовали мало-помалу цивилизованные общества, начали заниматься литературой, наукой и искусствами, архитектурой, медициной (известный ученый Авиценна был турок) и прочими распространенными в то время умственными занятиями.

Целая плеяда ученых прославила мусульмано-арабскую цивилизации. Но, подобно тому как в Европе все ученые писали, в средние века, по-латыни, так же точно турки, евреи и персы писали в то время по-арабски, а позднее по-персидски: что и было причиною ошибки, вследствие которой все успехи этой цивилизации, сделавшей, несмотря на ее кратковременное существование, эпоху в летописях человеческой истории, были приписаны одним арабам.

Говоря об этом периоде, Элизе Реклю пишет в своей всеобщей географии:

«Коние (древний Икониум) — город, пришедший в упадок, более любопытен своими средневековыми памятниками, чем современной промышленностью. Его старинные стены и башни сохранили изваяния и надписи греческие, арабские, турецкие, напоминающие различные владычества, под который последовательно подпадал Икониум; мечети эпохи Сельджуков (турок), почти все сильно поврежденный временем, — по изяществу арабесок и разнообразию изразцов, бесспорно прекраснейшие мусульманские храмы на полуострове: «минарет, поднимающийся до звезд» есть образцовое произведение искусства по нежности форм и колориту украшений». [188]

Позднее, последняя из великих туранских династий, Османы, пододвинулись еще несколько к западу в том направлении, которое привело их к Константинополю.

Сохранив, как наследие своего прежнего быта, присущую всем патриархальным обществам неспособность к развитию экономической жизни, турки сохранили вместе с тем некоторые прежние качества: храбрость, честность и тот дух порядка, который дал им возможность упрочить, в более ранний период оттоманской истории, сравнительное спокойствие внутри государства, установить известное равновесие в том хаосе разнородных элементов, где все были готовы пожрать друг друга и довести свою империю до апогея военной славы. Но ряд продолжительных войн, который им пришлось вести с врагами, число которых все более и более возрастало, должен был роковым образом задержать их социальное развитие.

В самом деле, выгоды, которые доставляли им удачные войны, богатства, завоеванный силою меча, военная добыча, избавив их от необходимости добывать все необходимое для жизни трудом и получать самим из почвы необходимый средства к существованию, были причиною изнеженности их нравов. В так называемый период упадка, эта изнеженность должна была роковым образом лишить Турцию способных и энергичных вождей.

Упадок политического и военного могущества турок поражает тем более, что он совпал с моментом, когда вся Европа вступила на путь современного прогресса.

Мы считаем долгом обратить внимание на один социальный факт, прошедший совершенно незамеченным, но который представляется весьма интересным. Дело в том, что в тот именно период, который принято называть «периодом упадка», страна вступила в своей эволюции на новый путь, который сблизил ее впоследствии с Европой.

Итак, в начале история Турции представляет ряд непрерывных побед, благодаря которым турки распространились далеко за свои естественные пределы. Они несут и до сих пор на себе одни всю тяготу военной службы. Эти победы имели для них весьма важный последствия в социальном отношении.

В то время, как побежденные народы могли заниматься земледелием, промышленностью и торговлей, турки-победители покидали свои дома, свои земли и, неся военную и гражданскую службу, затеривались в обширной империи, как социальный элемент. Между тем существенное отличие второго крупного периода в истории турецкой расы составляет именно приспособляемость ее к земледельческой жизни. [189]

Тогда как в первый период турецкая раса вела исключительно кочевой образ жизни, во втором периоде турки становятся, благодаря некоторой культуре, народом оседлым.

В силу того, что турки утратили мало-помалу свой воинственный пыл и что границы их государства постепенно отодвигались, в самых недрах Малой Азии произошло уплотнение турецкого элемента и турецкая раса совершила другого рода завоевание, несравненно более важное для социального прогресса, а именно завоевание земледельческое.

Полвека тому назад турки вступили в третий период своей эволюции; период этот столь же характерен, как и оба предыдущие.

До этого периода турки сохранили свой азиатский характер, т. е. совершенно неподвижную форму цивилизации. Это было нечто роковое. В Азии природа властвует над человеком гораздо более, нежели в Европе. При виде необозримых степей и пустынь, бурных потоков и недоступных горных кряжей, которые своей гигантскою высотою влияют на распределение воздушных течений во всем мире, подавленный величием природы, человек чувствует там свою слабость, свое бессилие.

Для того, чтобы человек мог преобразовать, по своему желанию, ту часть суши, которая может быть им использована, ему необходимо стоять на довольно высокой степени культуры. Человечество могло достигнуть этого только в Европе, потому что умеренный климат Европы способствует труду.

Человеческая воля могла одержать там победу над природою; самый характер препятствий, встреченных человеком на своем пути, способствовал развитию в нем духа предприимчивости и освобождению его личности. Но страшно подумать, сколько веков человеку пришлось страдать и бедствовать в глубине Азии, прежде чем до него дошел первый проблеск западной цивилизации, достигшей такого пышного расцвета в Греции, где воплотились в миниатюре все характерные черты южно-европейских стран.

Без участия Азии пелазги не могли бы создать бессмертную греко-римскую цивилизацию, так же точно, как восточные кочевники, коих римляне называли «варварами», не могли бы создать современной Европы.

В самых противоречивых, на первый взгляд, действиях людей существует известная, ими самими часто не сознаваемая, общность. Изучая социальную жизнь турок, которые не соприкасались с греко-римским миром, мы замечаем постепенное развитие той же солидарности, которая связывает невидимыми нитями самые разнородные цивилизации. [190]

Мы видели, что на кочевые тюркские племена влияли китайцы и иранцы, на оседлых турок влияли персы и византийцы. В настоящее время турки подчиняются непосредственно влиянию европейских народов.

Оттоманская империя, отделенная от Европы как бы неприступною стеною цепью Балканских гор, чрезвычайно затруднявшей непрерывные сношения с остальным материком, жила долгое время обособленною жизнию, и только за последние пятьдесят лет некоторая часть турецкого общества вошла непосредственно в сношения с Западом. Сношения морем начали развиваться в второй половине ХVIII века, со времени вступления на престол султана Селима III.

С тех пор Турция медленно эволюционировала в духе западных идей. Попытка приобщить ее к западной цивилизации была сделана ее правительством. Народ был в то время к этому вполне равнодушен. Селим III, которого по справедливости можно считать отцом молодой Турции, был свергнуть с престола одним из тех восстаний, которые бывают во всех странах, где царствует политическая анархия.

Несмотря на эту неудачу, его преемники Махмуд II и Абдул-Меджид шли настойчиво по намеченному им пути. Освободившись от гнета янычар, которые были постоянным тормозом всякого прогресса, Турция съумела организовать у себя армию, обученную на европейский лад, и пыталась реорганизовать свои административные и политические учреждения.

Мы дошли, таким образом, до момента обнародования либерального рескрипта гульхане, о котором было упомянуто в начале статьи.

Лица, издавшие этот указ, Абдул-Меджид и Решид-паша, действовали вполне чистосердечно, это не подлежит ни малейшему сомнению, но их попытка провести реформы встретила внутри государства противодействие как со стороны мусульман, так и со стороны христиан, коими руководили в этом случае конечно совершенно различные побуждения, извне они встретили непобедимое враждебное отношение к задуманным реформам со стороны русского самодержавия.

Нельзя отрицать вполне справедливой аксиомы, которая подтверждается ежедневно опытом, что одними законами, как бы либеральны они ни были, нельзя изменить социальных условий. Прежде всего нужно воспитать людей; законы должны вытекать из нравов.

Все были поражены неудачей сделанной правительством в 1850-х годах попытки к либеральным реформам, но при этом [191] упускают из виду, что это либеральное движение не прошло бесследно, что оно отразилось на социальном строе империи. Упадок административного строя совпал с умственным возрождением известной части турецкого народа. Если авторам гульхане-гатти не удалось достигнуть непосредственной цели, к которой они стремились, все же они подготовили новое поколение, которое является ныне двигателем возрождения Турции.

На это могут возразить: так почему же это новое поколение ничем не проявляет своей деятельности? Ответ очень прост. Для самых простых, физических отправлений человеческого организма требуется известное время. Нужно время для того, чтобы переварить принятую пищу, и еще долее для того, чтобы переваренный вещества всосались в кровь. Точно также нужно время для того, чтобы вновь возникшее общество осмотрелось и ориентировалось на новом пути, чтобы оно усвоило мало-помалу новые принципы и, ассимилировав их, начало действовать и заявило энергично о своих взглядах и убеждениях.

Хотя европейская цивилизация находит в восточном обществе благоприятную почву для своего развитая, но для того, чтобы могло возникнуть движение, которое захватило бы более глубокие слои общества, необходимо, чтобы хотя два, три поколения воспитались в современном духе. А давно ли турки начали получать современное образование? Не более пятидесяти лет тому назад. С тех пор выросло всего два поколения. Следовательно, турки не должны отчаиваться в своем будущем. Возможно ли ожидать, чтобы социальный быт миллиона людей целого общества применился в период более короткий, нежели человеческая жизнь.

На это могут возразить, что японцы совершили же это чудо. Но и на это есть ответ. Быстрая и благоприятная перемена, совершившаяся в Японии, не опровергает сделанного нами вывода.

В империи Восходящего солнца инициатива реформы государственного строя исходила от самого правительства, так же точно, как в Турции. В лице японского императора мы видим человека богато одаренного; трудно найти другой пример монарха, который отказался бы добровольно от своих прав и преобразовал бы свою монархию из неограниченной в конституционную. И микадо за это боготворят в Японии!

В Турции Мурад V обнаружил не менее либеральные наклонности, а в лице Решида и Мидхада -пашей и их сотрудников у него были достойные соперники Ито, Ямагата, Окума и другим государственным деятелям Японии.

Но у Токио было одно огромное преимущество перед [192] Константинополем, а именно: его отдаленность от опасных соседей. Либеральное движение, во главе которого стоял султан Мурад V и его государственные деятели, было подавлено в самом начале тайным, а затем открытым противодействием России, — 700.000 русских штыков, которых поддержали 60.000 румын, победа коих была подготовлена содействием всех христианских народов Балканского полуострова. Таким образом, поражение, нанесенное конституционной и либеральной Турции, значительно способствовало укреплению неограниченного правления Абдул-Гамида II. Но султан, носящий это имя, не есть, строго говоря, «национальный продукт» Турции; он есть продукт русской неограниченной реакции, которой помогли балканские народы, эти борцы за свободу, которые тысячами восставали против тогдашней Турции и образовали авангард русской самодержавной власти, тогда как Японии посчастливилось объявить России войну в то время, когда все ее реформы уже были окончены.

Этим объясняется отсталость турецкого народа. Константинополь не имеет огромного преимущества быть расположенным на островах, но он обладает другими выгодами, коими он может воспользоваться, когда к тому настанет время, а время это уже близится.

Не подлежит сомнению, что всего прочнее бывают те реформы, которые совершаются по инициативе самого народа, а не представителей административной власти. Нынешний наследник турецкого престола, принц Решад, третий сын Абдула-Меджида II, мог бы найти среди турецкой молодежи энергичных пособников для того, чтобы поставить империю наравне с самыми цивилизованными державами, — чего не доставало султану Абдул-Меджиду в то время, когда им был издан гульхане. Это передовое поколение есть непосредственный продукт воздействия Европы на современную Турцию.

Основанные за последние сорок лет высшие учебные заведения в Константинополе, Мулькиэ, Сультаниэ, военная школа в Панкальди, мореплавательная школа в Халки, земледельческая школа в Халкали, медицинские факультеты военного и гражданского ведомства, юридический факультета и пр., и пр., где студенты получают научное образование и знакомятся с современными течениями, переполнены слушателями и образовали целый контингент молодых людей, готовых энергично бороться против всего ретроградного и пропагандировать либеральные доктрины и прогрессивные идеи.

Под влиянием нескольких поколений ученых, писателей и других тружеников пера, энергично стремящихся к прогрессу и [193] реформам, усовершенствовался и самый турецкий язык; он сделался более гибким и способным передавать с удивительной точностью все оттенки самых тонких чувств, самых сложных и глубоких мыслей. Несмотря на страшный гнет цензуры, установленной нынешним правительством, ни один язык, на котором говорят магометане, не сделал за последнее время таких успехов, как турецкий язык, на котором появилось немало образцовых произведений, принадлежащих перу талантливейших писателей.

Вместе с этими произведениями современной литературы, распространятся в Азии великие идеи, преобразовавшие Европу и открывшие человечеству обширные горизонты. В стране накопился огромный запас потенциальной энергии, которая может проявиться во всякое время и будет способствовать возрождению Востока, ибо не следует забывать, что мусульманский мир с его трехсот миллионным населением подчиняется нравственному воздействию Константинополя.

Поэтому, можно смело сказать, что в современном турецком обществе существует достаточно жизненных элементов, и можно надеяться, что народ скоро проснется от вековой спячки, угрожавшей ему смертью.

Невольно вспоминаются при этом известные слова императора Николая I, которыми так часто злоупотребляли, но можно сказать, что в настоящее время перед лицом Европы находится не «больной человек», стоящий на краю гроба, а колыбель здорового, крепкого младенца, которого держали, правда, слишком долго в пеленках, но из которого разовьется сильный юноша, когда с него будут сняты путы, которые стесняли и атрофировали его члены.

Мы коснемся теперь самых вопиющих язв современного положения: тех внутренних раздоров и междоусобий между турками и прочими национальностями, которые раздирают Турецкую империю.

Прежде всего надобно оговориться, что за эти раздоры ответствен не турецкий народ, а коварная политика правительства, которое народ имел слабость терпеть до настоящего времени, и, во главе которого стоят самые недостойные люди, набранные среди всех национальностей, обитающих в Турецкой империи.

Все те, кои считают ответственными за это турок, ставят им в вину то, что они остаются косны и не подают своего голоса в то время, как христианское население восстает против тирании султана.

Социальная эволюция турецкой расы, которую мы проследили, начиная с ее колыбели, дает нем возможность ответить на это к представить вещи в их настоящем свете. [194]

1) Турки поселились в Малой Азии гораздо позже христиан, которые восстают теперь против них. В то время, когда началось переселение турок в Малую Азию, армяне и славяне, а именно греки жили там уже несколько веков оседло и отличались довольно высокой культурой. А между тем, переход народа от кочевого образа жизни к оседлому, со всеми связанными с этим перипетиями, представляет самую трудную и медленную эволюцию.

2) Восставая против турецкого правительства, христианские народы находят поддержку внутри государства, в тех религиозных общинах, которые всегда пользовались уважением турок и которые представляют настоящие политические организации; извне они могут рассчитывать на сочувствие своих западных единоверцев.

Турки же не встречают поддержки ни внутри, ни извне; у них нет никакого политического центра, около которого они могли бы сплотиться; они страдают от тирании, которая угнетает их еще более, чем все остальное население империи, и вдобавок их, угнетенных, упрекают в том, что они являются угнетателями. В этом заключается вторая причина, вследствие которой турки медлят восстать против современного режима.

3) Не мусульманское население восстает против правительства, чуждого ему по происхождению, традициям, нравам и религии. В силу этой третьей, весьма важной причины, его политическая пропаганда и призыв к восстанию против тирании имеют гораздо более успеха, нежели пропаганда турок; то обстоятельство, что они подвергаются преследованию со стороны правительства, так же бесспорно, как я глубокая разница, существующая между их нравственными свойствами и свойствами этого правительства. Это различие бросается всем занимавшимся беспристрастным изучением турецкого вопроса.

Элизе Реклю говорит о турках следующее:

«Турок, не испорченный употреблением власти, не униженный угнетением, есть бесспорно один из людей, которые производят наиболее приятное впечатление совокупностью своих нравственных качеств. Он никогда не обманывает. Он честен, прямодушен, правдив. Этими именно качествами он вызывает насмешку или сожаление у своих соседей — грека, сирийца, персиянина, армянина. Очень солидарный со своими, он охотно делится с ними тем, что имеет, но сам никогда не просит; что бы там ни говорили, злоупотребление «бакшишем» гораздо более велико в Европе, нежели в восточных странах, кроме городов, где толпятся левантинцы. Есть ли хотя один путешественник, даже между самыми гордыми, или самыми недоверчивыми, который не был бы глубоко [195] тронут сердечным и бескорыстным приемом, оказанным ему турецкими поселянами».

И далее.

«Хотя турки и потомки расы завоевателей, среди которой набираются по-преимуществу чиновники правительства, но они не менее угнетены, чем другие национальности Оттоманской империи, если не более, потому что в посольствах никто не заступается за них, никто не походатайствует в их пользу».

Говоря о системе откупов и причиняемом ею зле, Реклю присовокупляет:

«Налоги ложатся тяжелым бременем на бедных османов, обремененных сверх того многими другими повинностями. Когда проезжают чиновники или проходить солдаты, поселяне обязаны доставлять все необходимое для удовлетворения потребностей этих посетителей, и часто это вынужденное гостеприимство разоряет их столько же, сколько разорил бы грабеж настоящих разбойников. Когда разнесется слух о предстоящем проезде чиновников или военных, жители деревень покидают свои жилища и скрываются в леса или горные ущелья.

«Отбывание воинской повинности лежит единственно на турках, как будто султан желает переместить в ущерб своей расе центр тяжести населения империи; для народа, у которого так сильно развиты семейные чувства, этот налог крови особенно тяжел и ненавистен».

Заметьте, эта мысль высказана не турком, а европейским мыслителем. Далее Реклю вынужден отметить, что

«С давнего времени крик: «вон из Европы», раздался не только против османских правителей, но также против массы турецкой нации, и известно, что это жестокосердое желание в большей части уже осуществилось: сотнями тысяч ушли в Малую Азию эмигранты из греческой Фессалии, из Македонии, из Фракии, из Болгарии, и эти беглецы составлять лишь тот остаток тех несчастных, которые должны были покинуть отеческие дома. Этот поход османлисов из Европы продолжается, и не прекратится, без сомнения, до тех пор, пока вся нижняя Румелия не сделается европейской страной по языку, нравам и обычаям. Но и в самой Азии им угрожает та же участь. Поднимается новый зловещий крик: «в степи», и с ужасом спрашиваешь себя, неужели и это слово должно исполниться? Неужели нет возможного примирения между расами в борьбе и неужели необходимо, чтобы единство цивилизации достигалось принесением в жертву целых народностей, да еще таких, которые отличаются самыми высокими [196] нравственными качествами: прямотой, сознанием собственного достоинства, мужеством, терпимостью».

Да, этот крестьянину работающий без устали, платящий несколько раз в год один и тот же налог, не говоря уже о налоге крови, который он несет один, настоящий турок, которого постоянно преследует и тиранит его собственное правительство, которого осуждает общественное мнение Европы, этот честный крестьянин есть, в сущности, истинный пионер цивилизации. Не менее достойны сочувствия его дети, которые получают в школах современное воспитание и готовят ему в будущем свободу, которая обеспечит их человеческое достоинство.

Таких людей немало среди ссыльных, коих правительство Абдул-Гамида II высылает во все части обширной империи; им нет счета, точно так же, как и жертвам, погибшим в борьбе за свободу. Широко раскрываются двери тюрем и темниц перед обыкновенными преступниками, но за ними надолго исчезают представители той энергичной молодежи, которая стремится жить жизнью самых цивилизованных народов.

Европа жестоко заблуждается относительно стремлений и желаний современного поколения турок. К чему оно стремится, чего оно требует? Просто напросто — свободы мыслить, работать, передвигаться, владеть законными плодами своего труда и быть уверенным, что его жизнь и честь не зависать от прихоти и интриги.

Этих реформ турки требуют не только для себя, но одинаково и для всех подданных султана: для армян, греков, арабов, болгар, албанцев и прочих народов.

Они не только не осуждают тех, кто пытается стряхнуть невыносимое и ненавистное иго нынешнего правительства, а, напротив, одобряют их и обращают внимание своих соотечественников единственно на то, что для борьбы следует выбирать средства, которые соответствовали бы той высокой дели, какую они себе поставили, и что необходимо отказаться от политики, которая ставить задачею, чтобы будущий либеральный режим был монополией одной расы.

Какое раздирающее душу зрелище представляют кровавые распри, происходящие на Балканском полуострове чуть не ежедневно между греками и болгарами, исповедующими одну и ту же веру? Еще недавно в консульских донесениях сообщалось, что на воспитанников одной греческой школы напали болгары и, в результате происшедшая между ними побоища, некоторые из них были вынесены замертво.

Нет, для того чтобы выказать себя достойными свободы, надобно действовать иначе. Но с другой стороны, было бы ошибочно думать, [197] что только чувство справедливости побуждает нас поддерживать недовольных.

Мы убеждены, что только уничтожение политического неравенства, при котором первое место отводится мусульманами и вытекающего из этого экономического неравенства, служащего источником всевозможного зла и порождающего бесконечную вражду, может привести к такому решению восточного вопроса, которое удовлетворит большинство.

Необходимо провести децентрализацию в широких размерах и упорядочить управление финансами.

Политическое неравенство исчезнет только тогда, когда в местное и государственное управление будет допущено большее число христиан, и вместе с тем уменьшится число чиновников в мусульман; когда государственные должности будут распределены более равномерно между турками и остальными национальностями, сообразно относительной численности населения.

Несправедливо было бы думать, что образованные турки относятся недоброжелательно к этой реформе, которая будет иметь самые серьезные последствия; они считают ее, напротив, даже более необходимой для них самих, нежели для прочих национальностей, так как этим было бы устранено экономическое неравенство, от коего страдает в настоящее время турецкий народ.

Чиновничество сделалось бичом страны. Реформа, о которой мы говорим, даст множеству молодых и образованных турок, которые заняты исключительно государственной службой и обезличены ею, посвятить свои силы занятию земледелием, торговлею и промышленностью.

Турки, которые уже начали проявлять несвойственный им ранее дух инициативы, сделаются со временем более настойчивы и упорны в труде. Турецкое общество покажет, вопреки существующему предрассудку, что оно действительно может быть прогрессивным обществом.

Если совершатся все намеченные широкие реформы, то Балканский полуостров не будет более ареною тех страшных потрясений, который то и дело вызывают тревогу в Европе. Небольшие государства не могут существовать предоставленные своим собственным силам, ибо они становятся, в таком случае, предметом алчных вожделений всех и каждого; они всегда должны опираться на более могущественную державу, которая не имела бы желания поглотить их. Даже великие державы стремятся волей-неволей к друг им великим державам, с которыми они заключают союзы или вступают в дружественные соглашения. [198]

На самом деле, что же мы видим ныне?

Некоторые балканские княжества вынуждены искать поддержки то у Австрии, то у России. Это ведет к бесконечным распрям и осложнениям, которые то и дело угрожают разразиться общеевропейской войною. Когда же Турция будет реорганизована, то этим княжествам не будет грозить никакой опасности ни с политической, ни с военной точки зрении. Новая форма правления будет способствовать их мирному развитию, облегчив военное и финансовое бремя, тяготеющее над каждым народом в отдельности.

Никто не будет оспаривать того факта, что молодая Турция, несмотря на признанное всей Европой множество ее армии, не стремится к завоеваниям, ибо она знает, что непрерывный ряд побед, одержанных ею в прошлому является в значительной степени источником ее современная экономическая упадка.

Таким образом, с возрождением Турции, в южной Европе, которая освободится, наконец, от призрака восточного вопроса, водворится вновь благосостояние, к вящшей пользе всемирной цивилизации.

Ужасная система управления, введенная Абдул-Гамидом, которую нельзя изобразить довольно яркими красками, расшатывается с каждым днем все более и более; вместе с тем распространяются либеральные идеи, принимая все более и более осязательные формы.

Когда установится, наконец, тот образ правления, который просвещенная часть общества стремится ввести в страну, Турция сделается очень скоро важным фактором прогресса и внесет европейскую культуру в Азию и даже в некоторую часть Африканского материка.

Текст воспроизведен по изданию: Турция и прогресс // Русская старина, № 7. 1906