КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ПРОЛИВЫ

(Очерки из истории дипломатии накануне мировой войны)

(«Красный Архив», т. VI, стр. 48-76)

К докладу С. Д. Сазонова была приложена записка «О необходимости увеличения наших морских сил на Черном море». Сравнивая размеры наличных и строящихся флотов России и Турции, записка приходит к выводу, что — 1) в 1913 г. на Черном море господствует русский флот, 2) в 1914-1916 г.г. господство перейдет к флоту турецкому и 3) в 1917 г. снова установится некоторое преобладание русского флота. Затем в записке говорится:

«Ко всем этим соображениям, указывающим на предстоящее опасное положение на Черном море, присоединяется еще невозможность для России и, наоборот, полная возможность для Турции в любое время увеличить свой флот в Черном море приобретением готовых судов и введением их в это море через проливы. Кроме того, нельзя упускать из виду и другое преимущество Турции, а именно возможность, заказывая суда в Англии или Германии, получать новые корабли в два года, тогда как для сооружения судов на наших черноморских верфях требуется около четырех лет.

С другой стороны необходимо помнить, что преобладание наше в Черном море, при существующем положении вопроса о проливах, может считаться обеспеченным лишь при значительном превосходстве наших сил перед турецкими, которые в критическую минуту могут получить подкрепление вводом в Черное море флота дружественной Турции державы.

Неудовлетворительность нашего морского положения на Черном море является в настоящее время тем более прискорбной, что можно ожидать в недалеком будущем новых осложнений на Ближнем Востоке и в связи с ними, быть может, и открытия вопроса о проливах, для разрешения которого в благоприятном для нас смысле необходимо наличие достаточной морской силы в Черном море.

Все вышеизложенное приводит к выводу, что нами должны быть безотлагательно предприняты новые усилия и сделаны новые жертвы для обеспечения необходимого нам решительного господства на Черном море» (Мориском, № 631).

Как доклад министра иностранных дел от 23 ноября, так и приложенная к нему записка были сообщены морскому министру при письме С. Д. Сазонова от 5 декабря 1913 г. за № 1021 (Дело Мор. Ген. Штаба по 2 опер, отдел, под названием «Соображения об усилении Черноморского флота 1913-1914 г.г.». Мориском, № 735), на коем И. К. Григорович наложил резолюцию: «На отзыв и для доклада по мор. ген. штабу». Результатом этого явился доклад, представленный морскому министру 9 декабря 1913 г. за № 470 (Мориском, № 735) и указывающий на чрезвычайно [33] существенный факт постоянного усиления турецкого флота (в частности покупку Турцией строящегося в Англии бразильского дредноута «Рио де Жанейро»), Отмечая затем целый ряд связанных с этим стратегических опасностей для России (среди которых имеется и та, что «идея наступательных действий против проливов и Константинополя отпадает тогда совсем»), морской генеральный штаб продолжает:

«В свою очередь такие угрожающие стратегические перспективы, даже если войны не будет в течение 1914-1916 г. г. на что мы надеемся, несомненно могут тяжело отразиться на твердости и вескости русского голоса в международном концерте и в сношениях с Турциею в ближайшее время, между тем как голос этот, по общему признанию, и теперь уже недостаточно влиятелен».

В качестве выхода из этого тяжелого положения, морской генеральный штаб предлагает следующие мероприятия:

1) Добиться ускорения окончания, хотя бы на несколько месяцев, уже начатых постройкой судов.

2) Обратиться в министерство иностранных дел с просьбой добиться дипломатическим путем задержания отправки в Турцию строящихся в Англии дредноутов «Решад V» и «Рио де Жанейро». «При ускорении на несколько месяцев постройки черноморских дредноутов и задержке на несколько месяцев появления в Константинополе турецких — опасный срок превосходства на Черном море турецкого флота настолько сократится, что, вероятно, наша дипломатия сможет взять на себя задачу в этот срок сохранить мир дипломатическим путем без каких-либо серьезных жертв со стороны России». Однако этих мер все же недостаточно и необходимо еще

3) Сделать попытку купить за границей два готовых дредноута и добиться согласия Турции на проведение их в Черное море, достигнуть чего можно было бы взамен согласия России на оставление в Константинополе Лиман фон-Сандерса (Об этом см. следующую главу). В случае невозможности покупки иностранных судов, их в крайнем случае можно было бы заменить судами Балтийского флота.

4) «Наконец, ко всем этим мероприятиям должна быть прибавлена разработка нового плана операции, которая бы предусматривала посылку в 1914-1915 г. г., при определенных политических и стратегических условиях. Балтийского флота в Средиземное море для действий против Турции».

По обстоятельствам, причина коих нам неизвестна, доклад морского генерального штаба от 9 декабря 1913 г. был рассмотрен морским министром только 20 декабря, когда он наложил на нем резолюцию: «Прошу обсудить первое предположение». В этот же день И. К. Григорович обратился к С. Д. Сазонову с письмом № 4998-342 (Мориском, № 731) следующего содержания:

«Милостивый Государь Сергей Дмитриевич.

В ответ на секретные письма вашего высокопревосходительства № № 1021 и 1057 с. г. и по вопросам, затронутым во всеподданнейшей записке вашей от 23 ноября с. г., имею честь сообщить нам следующее.

Морское ведомство всецело присоединяется к взглядам, формулированным министерством иностранных дел, что: 1) Россия не может допустить перехода проливов [34] Босфора и Дарданелл в обладание какой-либо другой державы, так как проливы в руках другого государства означали бы полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству, переход к нему гегемонии на Балканах и овладение им ключами для наступательного движения в Малую Азию; 2) что поэтому и в связи с международно-политической обстановкой настоящего и ближайшего будущего времени, Россия не может не готовиться к наступлению событий, могущих в корне изменить положение константинопольских проливов, т.-е. должна приготовить с политической и со стратегической стороны надежную операцию овладения Константинопольским каналом, в случае крупных международных осложнений, грозящих окончательной ликвидацией «восточного вопроса».

Что касается подготовки для этого, собственно, морской силы, морское ведомство, присоединяясь ко взгляду министра иностранных дел о необходимости безотлагательно приступить к значительному усилению Черноморского флота, с своей стороны считает долгом указать на то, что Россия, вообще говоря, не может иметь трех отдельных первоклассных флотов, т.-е. что для решения такой стратегической и политической задачи, как обеспечение свободы морского выхода России из Черного в Средиземное море, предназначены оба наших флота — и Черноморский и Балтийский. Это положение влечет за собою два реальных следствия. Имел в виду формулированную министерством иностранных дел и одобренную его императорским величеством государем императором идею — начать теперь же серьезною подготовку отечества к стратегической задаче в Константинопольском канале, — морское, министерство поставлено перед необходимостью: 1) срочно разработать новые программы судостроения и ряд других мероприятий стратегического подготовительного характера не только для Черноморского, но и для Балтийского наших флотов. К срочной разработке этих мероприятий уже приступлено, и 2) разработать и представить новые планы и операции, имеющие в виду действия нашего Балтийского и Черноморского флотов совместно из Черного и Средиземного морей при политическом и стратегическом объекте действий в виде Константинополя и проливов Босфора и Дарданелл. Эти планы войны и операций тоже разрабатываются.

В обеих, упомянутых только что, работах морского ведомства оно будет весьма нуждаться в поддержке министерства иностранных дел при проведении различных мероприятий и в правительственных и в законодательных кругах, и сверх того по подготовке для будущих операций флота благоприятной политической обстановки.

Обращусь к последнему вопросу, морское ведомство с особенным удовлетворением узнает о том, что, благодаря усилиям вашего высокопревосходительства, является надежда сохранить Румынию вне тройственного союза и в тесном согласии с Россией и ее союзниками, и о том, что не потеряна возможность тесного политического единения с Болгарией.

Возможно тесное сближение с Румынией и Болгарией чрезвычайно важно для того, чтобы наши планы операций, имеющие своим объектом Константинополь и проливы, были бы выполнены.

В связи с изложенным находится также полное согласие морского ведомства с тем положением министерства иностранных дел, которое говорит, что в ближайшие годы России желательна отсрочка окончательной ликвидации восточного вопроса при строгом сохранении политического «status quo». [35]

Лишь по выполнении всей программы нашей военной на море подготовки к решению тех важнейших политических и стратегических задач, которые формулированы всеподданнейшей запиской вашего высокопревосходительства от 23 ноября с. г., морское ведомство считало бы себя в праве сказать, что флот готов в военном отношении. Выполнение же этой программы военной подготовки флота, при условии полной поддержки министерства финансов, других ведомств и законодательных учреждений, можно сейчас наметить в течение пяти лет по меньшей мере.

Что касается проектируемого вашим высокопревосходительством «Особого совещания», морское ведомство, присоединяясь к идее его созвания, ожидает от министерства иностранных дел дальнейших о нем сведений».

Сравнивая выраженную в этом письме Григоровича, также как и в докладах мор. ген. штаба от 7 ноября и 9 декабря точку зрения морского ведомства на вопрос о проливах, с известным уже нам взглядом на этот предмет министерства иностранных дел, нельзя не заметить между ними одного существенного различия (Напоминаем, что С. Д. Сазонов считал вопрос о том, следует ли Россия стремиться к завладению Константинополем и проливами, — спорным и выводил необходимость подготовки к такому захвату из того, что вопрос о проливах будет поставлен на очередь независимо от желания России), которое заключается в том, что оборонительному по существу (не взирая на его ярко-выраженный империалистический характер) плану министерства иностранных дел, морское ведомство противопоставляло план, носящий определенно агрессивный и наступательный характер.

Если таким образом ознакомление с уже известными нам документами приводит нас к выводу, что и в России, как во всех остальных империалистических государствах, военное и военно-морское ведомства были настроены гораздо более решительно, чем ведомство дипломатическое, то этот вывод целиком подтверждается чтением составленного одновременно с письмом Григоровича к Сазонову 22 декабря 1913 г. — доклада морского министерства за подписью Григоровича и кн. Ливена Николаю II (Мориском, № 731), одобренного этим последним 30 декабря. Доклад этот носит явные черты сходства с уже известным нам проектом всеподданнейшего доклада Немица и составлен, без всякого сомнения, именно на основании этого проекта.

Доклад морского министерства начинается с изложения степени осуществления малой судостроительной программы и указывает на необходимость усиления военно-морского строительства. Затем в докладе говорится:

«Высочайшие вашего императорского величества резолюции, наложенные на всеподданнейшей записке министра иностранных дел от 23 ноября с. г. и на секретном донесении императорского посла в Константинополе от 14 ноября с. г. (Телеграмма М. Н. Гирса от 14 ноября 1913 г. за № 189 указывает на намерение Турции купить у Италии три военных судна и отмечает необходимость ускорения и усиления нашего судостроения. На подлиннике этой телеграммы Николай II наложил следующую резолюцию: «Продолжаю считать первейшим условием спокойного развития юга России безусловное преобладание ее Черноморского флота над турецким. Поэтому нам предстоит необходимость чрезвычайных усилий для достижения и в будущем этого преобладания на Черном море (Письмо Сазонова Григоровичу от 5 дек. 1913 г. за № 1022. Мориском, № 735)) дают морскому ведомству высочайшее вашего императорского величества указание о «необходимости чрезвычайных усилий для достижения в будущем преобладания нашего флота на Черном море» в связи с поставленным министерством иностранных дел вопросом о необходимости для отечества быть в ближайшие годы готовым к согласному с интересами и достоинством России решению «восточного вопроса». [36]

Это высочайшее вашего императорского величества указание со всем возможным рвением принято морским ведомством к исполнению, вследствие чего в настоящее время разрабатывается новая программа судостроения и ряд других мероприятий по приведению нашего флота в наибольшую оперативную готовность в кратчайшее время. Результаты упомянутой только что работы морского ведомства в ближайшие недели будут представлены на высочайшее вашего императорского величества благовоззрение.

Упомянутые только что работы, которыми определится дальнейшее развитие нашего судостроения и вообще всех мер, связанных с развитием нашего флота и его подготовкой к своим боевым операциям, требуют, чтобы в основу их было положено совершенно определенное намерение относительно употребления создаваемой морской силы в деле. В основу создания, развития и подготовки будущего флота ради целесообразности и плодотворности всего этого большого дела необходимо положить соображения характера «оперативного» (стратегического), т.-е. уже теперь должны быть определенно формулированы руководящие идеи планов войны будущего строящегося флота. Эти же последние могут быть определенно формулированы лишь при предварительном утверждении ясно выраженных политических целей отечества, для достижения которых должен быть подготовлен к известному сроку данный строящийся флот.

Из всеподданнейшей записки министра иностранных дел от 23 ноября с. г., которая удостоилась высочайшего вашего императорского величества одобрения в Ливадии 27 ноября с. г. министерство морское усматривает, что главной внешней политической задачей отечества на ближайшие годы должна быть признана падежная охрана полной и постоянной свободы важнейшего морского торгового пути России — из Черного моря Константинопольским каналом в море Средиземное. Такая задача может быть разрешена только одним единственным способом: Россия должна приобрести в этих водах господство на море. А это последнее, по мнению морского генерального штаба, может быть достигнуто лишь при наличии в упомянутых водах соответственно достаточной русской морской силы, и притом не только в Черном море, но и в Эгейском море. Величина этой «достаточной» силы и в Черном и в Эгейском морях каждый год будет находиться в зависимости от наличной силы других морских держав и вообще от всей стратегической и политической международной обстановки; она может быть конкретно предусмотрена для ближайших лет, до 1919 г. включительно, и определяется как одна эскадра Балтийского флота для действия в Эгейском море в составе 12 линейных кораблей с соответственным числом крейсеров и мелких судов и одна эскадра Черноморского флота в составе 8 линейных кораблей с соответствующим числом вспомогательных частей флота. После 1919 г. потребная сила нашего флота еще не может быть предусмотрена, но, вероятно, будет возрастать.

Систематическая и успешная подготовка операций нашего флота для приобретения господства на море в Константинопольском канале (На подлинном рукой Николая II слова «Константинопольском канале» подчеркнуты, а на полях поставлен вопросительный знак) и в прилегающих к нему водах Эгейского и Черного морей требует тщательной и усиленной работы не только морского ведомства, но также министерства военного и некоторых других, главным образом министерств иностранных дел, торговли и промышленности и финансов. Эта подготовка может быть выполнена лишь в течение нескольких лет. Поэтому морское [37] ведомство всецело присоединяется к предложению министерства иностранных; дел о необходимости (после окончания некоторых подготовительных работ) созвать «Особое совещание» для выработки тех руководящих директив, которые, исходя из одобренной вашим императорским величеством идеи — что Россия не может допустить, чтобы какая-либо держава утвердилась на проливах Босфора и Дарданелл, и потому должна быть готова к овладению этими проливами в случае, если крупные европейские осложнения поставят для окончательного решения восточный вопрос, — должны будут указать соответственные задачи и сроки их выполнения названным министерствам для приведения отечества в состояние готовности достигнуть только что формулированную политическую цель.

Испрашивается высочайшее вашего императорского величества повеление положить в основу дальнейшего развития нашего флота упомянутую выше задачу: — приобретение господства (На подлинном слово «господства» подчеркнуто и на полях рукой Николая II приписало: «на Черном море») на море в Константинопольском канале и прилегающих к нему водах».

Такова в окончательном виде точка зрения морского министерства на вопрос о проливах в той форме, в какой она сложилась к концу 1913 года (Для дополнения характеристика настроения морского ведомства в конце 1913 г. не безинтересно будет остановиться на относящейся к декабрю 1913 г. переписке между морским и иностранным ведомствами по вопросу об островах Эгейского моря. Мы видели выше, что равно за год до этого — в декабре 1912 г. — русская дипломатия с ведома и огласки морского министерства обещала грекам острова Лемнос, Имброс, Тенедос и Самофракию. Между тем 4 декабря 1913 г. российский морской агент в Константинополе Щеглов обратится в морской генеральный штаб с шифрованной телеграммой следующего содержания:

Приведенная переписка найдена в деле Морискома, № 731). Если, как мы уже отмечали, между этой точкой зрения и взглядами главы дипломатического ведомства (на стороне коего, как на это указывают пометки на докладе Григоровича, стоял, по-видимому, и сам Николай II) существовало довольно значительное расхождение, то все же следует помнить, что о более миролюбивом характере позиции С. Д. Сазонова можно говорить лишь в очень и очень относительном смысле. Мы уже видели, что желание Сазонова не возбуждать искусственно восточного вопроса и ждать момента, когда он будет поставлен помимо воли России, имело в качестве предпосылки обязательное [38] условие — сохранение военного и дипломатического «status quo» на Босфоре. Всякое событие, вносящее в существовавшее в то время положение хотя бы малейшее изменение — конечно, не в пользу России, должно было вызвать решительный поворот в настроениях русской дипломатии, превратить ее позицию из выжидательной в резко агрессивную. Такой поворот неизбежно вытекал из положения вещей, и для его наступления требовалась лишь наличность соответствующего повода. Таким поводом оказалось дело Лиман фон-Сандерса.

III.

Телеграммами от 20 октября (2 ноября) за № 928, и 23 окт. (5 ноября), за № 936, российский посол в Константинополе М. Н. Гире уведомил С. Д. Сазонова, что в ближайшие дни ожидается приезд в Константинополь новой германской военной миссии во главе с ген.-лейт. Лиман фон-Сандерсом, при чем, в отличие от ранее отправляемых в Турцию германских военных миссий, миссия ген. Лимана будет обладать не только инструкторскими, но и командными функциями, т. к. во главе 1-го, расположенного в Константинополе, корпуса турецкой армии будет поставлен германский офицер («Материалы по истории франко-русских отношений», стр. 631-632. Есть основание предполагать, что переговоры между турецким и германским правительствами были начаты еще весной 1913 г., но велись первоначально между военными ведомствами обоих государств, без ведома их министерств иностранных дел). Вполне понятно, что такая комбинация не могла понравиться русской дипломатии, и М. Н. Гирс в той же телеграмме от 23 окт. (5 ноября) сообщал, что в разговоре с германским послом Вагенгеймом он ему сказал, что «было бы несравненно благоразумнее выбрать для образцового командования какой-либо корпус, расположенный где-либо дальше от столицы и от проливов» («Материалы», стр. 632).

Та же самая точка зрения была высказана и в телеграмме А. А. Нератова к послу в Берлине С. Н. Свербееву от 25 окт. (7 ноября), в которой он, поручая ему зондировать почву насчет сообщенного Гирсом известия, указывал, что [39] «против командования не в столице, а в другой из соседних с нами частей Турции мы бы не возражали» (Там же, стр. 632).

В ответ на протест русского посла германские дипломаты решились сделать вид оскорбленной невинности и, ссылаясь на имевшее место незадолго до того свидание Николая II с Вильгельмом II и Георгом V, на котором было решено поддерживать существующее в Турции status quo, вполне резонно заметили, что присутствие в Константинополе германского генерала «могло бы быть благодетельным, раз и Россия и Германия желают сохранить настоящий status quo в Турции» (Там же, стр. 633). Но ведь мы уже отлично знаем, что если Россия в тот момент и хотела сохранить этот status quo, то лишь для того, чтобы подготовиться к его нарушению впоследствии, и именно это обстоятельство и имелось в виду С. Н. Свербеевым, когда он, описывая в письме от 1(14) ноября к С. Д. Сазонову свой разговор с товарищем статс-секретаря по иностранным делам Циммерманом, писал: «На это (т.-е. на цитированную выше фразу. Я. З.) я не дал Циммерману прямого ответа, так как если мы в настоящую минуту действительно и солидарны с Берлинским кабинетом в желании по возможности дольше уберечь Турцию от дальнейших захватов ее территории, то солидарность эта, очевидно, рушилась бы, как скоро наступил бы момент окончательной ликвидации восточного вопроса, а что момента этого можно ожидать при первых крупных осложнениях на Балканах, мне кажется, не подлежит сомнению» (Там же, стр. 634).

Переговоры, начатые между русскими и германскими дипломатами по вопросу о миссии Лиман фон-Сандерса, совершенно случайно совпали со временем пребывания Берлине русского председателя совета министров В. И. Коковцева.

5 (18) ноября В. И. Коковцев имел свидание с имперским канцлером Бетман-Гольвегом, во время которого он высказал мысль, «что оставление проливов в руках Турции в настоящее время представляется наиболее желательным не только для России, но и для всей Европы и что.... Константинополь должен оставаться турецкою столицею, в неприкосновенности которой одинаково заинтересованы все великие державы» (Доклад Коковцева Николаю II от 19 ноября 1913 г. «Материалы», стр. 625), и предложил, в качестве выхода, следующую альтернативу: либо германская миссия отказывается вовсе от командных функций, либо германский генерал становится во главе корпуса, расположенного не в Константинополе, а в Адрианополе (Вручение германскому генералу командования корпусом, расположенным в Адрианополе, было бы выгодно для России не только потому, что ликвидировало бы всю опасность, связанную с назначением Лимана фон-Сандерса в Константинополь, но еще и потому, что затруднило бы Болгарии доступ к турецкой столице, чего, как мы знаем из доклада С. Д. Сазонова от 23 ноября, русское правительство все еще продолжало бояться. Поэтому нельзя без улыбки читать следующие строки письма С. Н. Свербеева к С. Д. Сазонову от 8 (21) ноября: «по поводу указания с.-секр. Коковцева на Адрианополь, как на возможный центр деятельности немецкой военной миссии, я позволил себе обратить внимание председателя совета министров на то обстоятельство, что выбор этот вызвал бы, по всей вероятности, сильное возбуждение в Болгарии и тем еще более отдалил бы ее от России». «Материалы», стр. 639) или «в одном из пунктов Малой Азии, но, конечно, не на нашей границе и не в сфере особых интересов Франции» (Там же, стр. 626)

Та же самая точка зрения была высказана В. Н. Коковцевым и в его разговоре с императором Вильгельмом, состоявшемся 6 (19) ноября, из коего русский премьер вынес [40] впечатление, что германское правительство, вероятно, согласится пойти по второму из намеченных им путей (Там же, стр. 626).

Однако прогноз Коковцева оказался чересчур оптимистичным, и уже 15 ноября С. Д. Сазонов телеграфирует С. Н. Свербееву:

«Германский поверенный в делах сообщил мне сегодня, по поручению Ягова (Германский статс-секретарь по иностранным делам), что переговоры Германии с Турцией настолько определились, что в настоящее время трудно изменить принятое решение о предоставлении германским генералам командования в Константинополе, в связи с техническими соображениями неудобства определить для этого иное место, чем то, где находится генеральное управление военным ведомством. Тем не менее, генералу Сандерсу поручено на месте окончательно выяснить этот вопрос» («Материалы», стр. 644).

Итак, попытка разрешить вопрос о германской миссии в благоприятном для России смысле путем переговоров с Германией окончилась полной неудачей, и перед русской дипломатией осталось только одно средство — попытаться подойти с другого конца, т.-е. со стороны Турции. С этой целью Россия обратилась к Франции и Англии с предложением вручить Турции одновременные ноты протеста против миссии генерала Лимана, но и здесь, несмотря на первоначальное согласие обоих правительств (опасавшихся, что миссия немецкого генерала облетит экономическое и политическое проникновение Германии в Малую Азию), русскую дипломатию ожидало тяжелое разочарование.

Причина его заключалась в следующем, за некоторое время до описываемых событий английское правительство, по просьбе Турции, отдало в ее распоряжение английского адмирала Лимпуса, и нет ничего удивительного в том, что когда английская дипломатия заикнулась о необходимости убрать Лимана, Германия и Турция не замедлили ответить, что раз во главе турецкого флота стоит английский адмирал, то почему бы германскому генералу не командовать турецким корпусом? Произошел большой конфуз, и англичане решили итти на попятный. 27 ноября (10 дек.) сэр Эдуард Грей заявил русскому послу Бенкендорфу, что к Турции следует обратиться не в угрожающей, а в вежливой форме (Там же, стр. 655), что было равносильно отказу. А 30 ноября (13 дек.) Бенкендорф уже прямо сообщал, что «положение английского адмирала в самом деле один из германских доводов, который здесь приводит в замешательство» (Там же, стр. 658).

Однако русская дипломатия сразу же нашла, что ответить. Совершенно ясно, что нахождение во главе турецкого флота английского адмирала никогда не могло особенно нравиться русскому правительству, и уже 27 ноября (10 дек.) М. Н. Гирс в телеграмме к Сазонову № 1039 предложил комбинацию, чрезвычайно выгодную с русской точки зрения.

«Это действительно щекотливое обстоятельство могло бы быть, полагаю, устранено если бы Англия по собственному почину и из желания облегчить Германии и нам выход из затруднительного положения предложила перевести место пребывания своего [41] адмирала из Константинополя в Измид, где ныне Строится морской док, при этом адмирал этот остался бы во главе всего турецкого флота» (Там же, стр. 654).

Само собой ясно, что эта мысль была сразу же подхвачена Сазоновым, который уже на следующий день, 28 ноября, предписал Бенкендорфу действовать в указанном Гирсом направлении (Там же, стр. 655). Но не менее ясно, что Англия, которая посылкой своего адмирала имела, конечно, в виду защитить Константинополь не только от германских, но и от русских поползновений, не имела ровно никаких оснований итти на предлагаемую ей комбинацию. Вот почему хотя в разговоре с Бенкендорфом Грей и выразил как будто бы полусогласие на предложение русского министра (Телеграмма Бенкендорфа Сазонову от 29 ноября (12 лек.). «Материалы», стр. 659), но на практике английская дипломатия обошла полным молчанием сделанный ей намек. России не осталось ничего другого, как выразить свое согласие на ранее предложенное Греем вежливое обращение к Турции (Телеграмма Сазонова Гирсу от 29 ноября. «Материалы», стр. 660), а когда это последнее окончилось полной неудачей (Телеграмма Гирса Сазонову от 2 (15) декабря. «Материалы», стр. 661) и Сазонов пожелал узнать, в чем будет заключаться дальнейшие действия Англии (Телеграмма Сазонова Бенкендорфу от 3 дек. ст. ст. «Материалы», стр. 661 — 662), то он получил ответ, что Грей не только решил воздержаться от дальнейших активных шагов (Телеграмма повер. в делах в Лондоне Н. С. Эттера Сазонову от 7 (20) дек. «Материалы», стр. 670), но и затеял какие-то закулисные переговоры с Берлином (Телеграмма Эттера Сазонову от 9 (22) дек. «Материалы», стр. 671).

При таком положении вещей русскому правительству не оставалось ничего иного, как попытаться снова завести непосредственные разговоры с германскими дипломатами — сперва в Константинополе (Телеграмма Сазонова Гирсу от 8 дек. ст. ст. «Материалы», стр. 671), а затем в Берлине. По попытки привлечь к этим переговорам и Англию с Францией кончились полной неудачей (Телеграмма Извольского от 17 (30) дек. и письмо Эттера от 19 (31) дек. «Материалы», стр. 674-675 и 677-678) (обе державы заявили, что будет лучше, если переговоры будет вести одна Россия), а разговоры Свербеева с приехавшим в то время в Берлин германским послом в Турции бар. Вагенгеймом и фон-Яговым не только не дали каких-либо определенных результатов (В письме к Сазонову от 20 дек. (2 янв.) Свербеев даже высказывал предположение, что цель Германии заключается в том, чтобы выиграть время и затруднить совместные действия России с Францией и Англией. «Материалы», стр. 684), но и показали, что начавшиеся между Англией и Германией закулисные переговоры могут привести к соглашению обеих держав за счет России (Это выразилось, между прочим, в том, что как Вагенгейм, так и фон-Ягов высказались против удаления адмирала Лимпуса из Константинополя, что, понятно, вызвало вполне законное удивление С. Н. Свербеева (Письма Свербеева к С. Д. Сазонову от 19 дек. (1 янв.) и 20 декабря (2 января). «Материалы», стр. 679-682 и 684-684)).

23 декабря 1913 г. С. Д. Сазонов обратился к Николаю II с докладом (Дело мор. ген. штаба по 2-му опер. отдел, под названием «Босфорская операция», Мориском. № 776), в котором, излагая основные моменты последних переговоров с Берлином, приходил к выводу, что «нельзя не разделить сомнений российского посла в Берлине, что умышленное затягивание переговоров свидетельствует о желании выиграть время, дабы разбить возможность объединенных действий держав тройственного согласия, после чего нам останется лишь примириться с совершившимся фактом». [42]

Затем С. Д. Сазонов продолжал:

«Обдумывая дальнейший наш образ действия в случае весьма возможного неуспеха наших непосредственных переговоров в Берлине и Константинополе, нельзя не высказать следующих соображений:

В виду выраженного Францией и Англией желания, мы решили выждать последствий поездки барона Вагенгейма в Берлин и личного его доклада канцлеру. В настоящее время мы могли бы доверительно поставить в известности обе державы о характере последних бесед нашего посла в Берлине с германскими государственными людьми и указать им, что, не отказываясь от продолжения этих переговоров, мы в то же время не слишком рассчитываем на их успех. В силу этого, нам необходимо теперь же заранее условиться относительно того, в какой мере мы можем рассчитывать на содействие обеих держав в дальнейших совместных выступлениях.

Нельзя, конечно, скрывать от себя всей серьезности такого рода выступлений, если бы они были решены державами тройственного согласия.

В самом деле, если Россия, Франция и Англия решатся повторить совместное представление в Константинополе о недопустимости командования иностранным генералом корпусом в Константинополе, то они должны быть готовы к подкреплению своего требования соответственными мерами понуждения. Нам предстоит, следовательно, быть осведомленными о том, расположены ли Франция и Англия в принципе к таким мерам понуждения и в чем таковые могли бы заключаться.

Оставляя нашим военному и морскому ведомствам определить, какие меры понуждения представлялись бы наиболее осуществимыми, со своей стороны осмеливаюсь доложить, что с политической точки зрения едва ли не самым целесообразным представлялось бы, в случае неудовлетворительного ответа Порты, одновременное совместное занятие Россией, Францией и Англией известных пунктов Малой Азии, с заявлением, что указанные три державы останутся в этих пунктах, пока их требования не будут выполнены.

В случае принятия указанного принципа, Англия и Франция могли бы занять такие порты, как Смирна и Бейрут; мы со своей стороны имели бы выбор между занятием Трапезонда или Баязида или еще какой-либо операцией, если бы таковая была признана более соответственной нашими военным и морским ведомствами.

При решении указанного вопроса нельзя, конечно, упускать из виду, что на почве давления на Порту не исключена возможность активного выступления Германии на ее защиту. В этом случае решение вопроса может быть перенесено из Константинополя и Турции на нашу западную границу со всеми последствиями, отсюда вытекающими.

Вашему императорскому величеству принадлежит принятие столь ответственного решения. Исполняя свой верноподданнический долг, я считаю себя обязанным по силе разумения и совести высказать следующие соображения.

В случае решения довести до конца осуществление наших требований, риск серьезных европейских осложнений несомненно должен иметься в виду, хотя существует вероятие, что твердая решимость не отступить с позиции, которая будет нами занята, окажется достаточной для получения нами должного удовлетворения. С другой стороны, если в столь существенном вопросе, как командование германским генералом корпусом в Константинополе, Россия примирится с создавшимся фактом, наша устойчивость будет равносильна крупному политическому поражению и может иметь самые гибельные последствия. Прежде всего она не предохранит нас от возрастающих притязаний [43] Германии и ее союзников, начинающих усваивать все более и более неустойчивый и непримиримый тон во всех вопросах, затрагивающих их интересы. С другой стороны, во Франции и Англии укрепится опасное убеждение, что Россия готова на какие угодно уступки ради сохранения мира. Раз такое убеждение укрепится в наших друзьях и союзниках, без того не очень сплоченное единство держав тройственного согласия может быть окончательно расшатано, и каждая из них будет стараться искать иных обеспечений своих интересов в соглашении с державами противоположного лагеря. Именно такого рода результат, по-видимому, учитывается Германией, которая под разными странными предлогами возражает против предложенной ей нами компенсации в смысле удаления английского адмирала, стоящего во главе преобразованного турецкого флота, из Константинополя в другое место. Берлинский кабинет, быть может, рассчитывает столковаться за наш счет с Англией, и, быть может, такого рода видами объясняется предстоящая поездка барона Вагенгейма в Лондон.

Если бы указанные предположения подтвердились, то Россия в конце концов осталась бы фактически в полном политическом одиночестве, ибо едва ли нам пришлось бы особенно рассчитывать на Францию, которая и без того склонна жертвовать общими политическими интересами в пользу выгодных финансовых сделок.

Все вышеприведенные соображения побуждают меня всеподданнейше доложить вашему императорскому величеству основанное на них мнение, что, если наши военное и морское ведомства со своей стороны признают возможным итти на риск серьезных осложнений, при условии, конечно, соответствующей решимости Франции поддержать нас всеми силами и Англии оказать существенное содействие, то нам следует теперь же вступить с обеими державами в весьма доверительный обмен мнений по сему вопросу. Если бы из этого обмена взглядов выяснился уклончивый образ действий наших друзей и союзников, то нам, конечно, пришлось бы в дальнейших наших действиях считаться с весьма серьезным риском отдельных выступлений России. Если же ответы Франции и Англии были бы признаны удовлетворительными, то, соблюдая всю необходимую сдержанность и осторожность для предотвращения по возможности осложнений, нам следует твердо отстаивать наши интересы до конца.

Если изложенные соображения представятся вашему императорскому величеству заслуживающими внимания, и всеподданнейше ходатайствую перед вами, государь, назначить для обсуждения их и принятия тех или иных решений Особое совещание под председательством статс-секретаря Коковцева при участии военного и морского министров, начальника генерального штаба и меня, разрешив мне сообщить этим лицам копии настоящей моей всеподданнейшей записки».

Записка С. Д. Сазонова была одобрена Николаем II в тот же день — 23 декабря, а на следующий день 24 копия № 3 с этой записки с приложением резюмирующих ее содержание тезисов была переслана Сазоновым П. К. Григоровичу при письме № 1101 (Мориском, № 770). На этом письме Григорович наложил резолюцию: «Начальнику морского генерального штаба», результатом чего явился доклад морского генерального штаба морскому министру за подписью капитана 1 ранга Ненюкова (Мориском, № 770).

«В вопросе о миссии немецкого генерала Лимана фон-Сандерса и последних агрессивных шагах Германии в Константинополе — говорится в докладе, — русская политика, [44] стремясь сохранять ненарушимыми важнейшие интересы России, очевидно, должна исходить из основной идеи — значения для России Константинополя и проливов Босфора и Дарданелл. Только с этой точки зрения может быть правильно освещен всякий частный вопрос, вытекающий или находящийся в связи с так называемым восточным политическим вопросом».

Затем в докладе указывается на стратегическое и особенно экономическое значение для России проливов и, основываясь на принятом русским правительством решении о необходимости захвата Константинополя и проливов, делается следующий вывод:

«В полной связи с только что упомянутым решением России готовиться к возможным международным осложнениям при окончательной ликвидации восточного вопроса должно находиться то решение, которое мы примем по поводу миссии генерала фон-Сандерса в Константинополе и последних агрессивных шагов Германии на Ближнем Востоке.

В интересах России необходимо добиться совершенно определенного решения восточного вопроса, которое выше формулировано. Но это решение надо поставить на очередь лишь тогда, когда отечество будет к нему приготовлено в военном отношении. До тех пор желательно сохранить проливы и Константинополь в руках Турции, не допуская со стороны третьих держав ничего, что могло бы в ближайшие годы затруднить для России достижение вышеизъясненной цели. Морское министерство отдает себе при этом отчет, что не допустить соответственно невыгодных для нас шагов третьих держав невозможно путем уступок, но, наоборот, окажется достижимым лишь при проявлении нами серьезной и последовательной твердости, которая в свою очередь неизбежно связывается с некоторым риском общеевропейской войны, а следовательно и преждевременного для нас окончательного решения восточного вопроса. Практически из этого круга выйти невозможно, а так как допустить дальнейшее распространение Германией своего влияния в Константинополе Россия не может, потому что это создало бы при окончательной ликвидации восточного вопроса непреодолимые препятствия к его решению согласно с интересами России, то мы оказываемся в настоящее время принужденными итти на риск общеевропейской войны, чтобы проявить необходимую твердость в целях сохранении мира на несколько ближайших лет, нужных нам для военной, морской и дипломатической подготовки наших активных шагов (при окончательной ликвидации восточного вопроса), чтобы на эти несколько лет сохранить нынешнее положение на Балканском полуострове, не допуская Германию или иные державы расширять в Турции свои права и влияние».

В дальнейшей части доклада морского генерального штаба высказывается полное одобрение основных пунктов записки С. Д. Сазонова от 23 декабря и в частности его предложения временной оккупации некоторых пунктов турецкой территории, при чем «России с точки зрения морского генерального штаба было бы желательно одновременно занять и Трапезонд, и Баязет, и Синоп, придвинув одновременно свой флот к Черноморскому устью Босфора»...

«Техническое выполнение такого рода операции, при осуществлении которой нужно будет считаться с риском европейской войны, потребует [45] срочного приведения в полную боевую готовность как Черноморского, так и Балтийского флотов и сосредоточения крупных десантных средств (пароходы и проч.) в портах Черного моря. В чем должны будут заключаться соответственные мероприятия и какие для них потребуются денежные ассигнования, морское министерство сообщит немедленно, если будет принято решение активно выступить.

Решаясь прибегнуть к тому активному выступлению, которое предлагается министерством иностранных дел, и считаясь, следовательно, с возможностью европейской войны, нам необходимо отдать себе отчет, что мы будем делать и чего мы будем добиваться, если она разыграется. В этом отношении морской генеральный штаб считает, что интересы России требуют, рискуя европейской войной, теперь же принять, что если мы будем в нее вовлечены, Россия должна получить при ее окончании Константинополь, Босфор и Дарданеллы или по крайней мере европейский берег этих проливов. Как достигнуть этой цели в случае возникновения европейской войны в ближайшем будущем, необходимо безотлагательно условиться министерствам иностранных дел, военному и морскому, чтобы флот и армия знали твердо свои задачи и могли бы сообразно им подготовить свое исходное стратегическое положение».

Итак, в противоположность положению, имевшему место за месяц до этого, теперь между русскими морским и иностранным ведомствами обнаружилось полное единодушие, и, если морское министерство ставило все точки над «и» там, где Сазонов оставлял многое недоговоренным, то по коренному вопросу о необходимости итти на риск европейской войны ради ликвидации создавшегося в связи с делом Лиман фон-Сандерса положения никаких разногласий не существовало. Русской дипломатии осталось лишь приступить к осуществлению намеченного плана, первым этапом которого являлось соглашение с Францией и Англией.

Если до сих пор русский посол в Париже вел переговоры только с министром иностранных дел Думергом, являвшимся главой настроенного миролюбиво в отношении Германии радикального кабинета (этот кабинет выражал настроение французских банков, желавших сохранения мира), то ради такого важного случая (дело происходило как раз в день утверждения царем доклада Сазонова) А. П. Извольский счел долгом обратиться к самому президенту республики Раймонду Пуанкаре, уже давно известному Извольскому в качестве вождя агрессивного крыла французской буржуазии» (См. об этом нашу статью: «Когда тайное стало явным». «Книга и революция» № 9-10 за 1922 г., стр. 14-17).

«В длинном разговоре со мною президент республики, затронув вопрос о миссии генерала Сандерса, сказал мне, что Камбон (Французский посол в Берлине) по возвращении в Берлин, имел дружескую беседу об этом предмете с Яговым, который заявил ему, что он искренно желает улажения инцидента, но что если вопросу будет придан «европейский характер», Германия не будет в состоянии сделать никакой уступки. Такое же заявление Ягов сделал и английскому послу. Пуапкарэ заключает из этого, что всякое совместное выступление России, Франции и Англии в Берлине вызовет резкий отпор и значительно осложнит дело; если мы, тем не менее, сочтем необходимым подобное выступление, Франция, конечно, к оному присоединится, но в таком случае необходимо предвидеть дальнейший ход дела и заранее обсудить последующие совместные шаги. По этому поводу Пуанкарэ самым положительным образом подтвердил мне заявление, заключающееся в письменном ответе Думерга.... что Франция твердо решила действовать с нами заодно во всех предпринимаемых нами в настоящем деле шагах. Из слов Пуанкарэ я мог заключить, что выражения сказанного ответа были тщательно взвешены им самим и его министрами и что, несмотря на искреннее миролюбие Франции, в них [46] вполне сознательно выражена спокойная решимость не уклоняться при настоящих обстоятельствах от обязательств, налагаемых на нее союзом» (Телеграмма Извольского от 23 дек. (4 января). «Материалы», стр. 686).

Перед лицом такого трогательного единения обоих союзников, Германия, по каким-то неизвестным нам причинам (возможно, что здесь играло роль и то, что перестройка Кильского канала не была еще окончена), в январе 1914 года явно не хотевшая воевать, решила итти на крупные уступки. Хотя по правилам германской военной службы производство Лимана фон-Сандерса в следующий чин могло иметь место не ранее, чем через год, германское правительство решило сразу же произвести его в чересчур высокий для командования турецким корпусом чин генерала-от-кавалерии, о чем М. И. Гире сообщил Сазонову телеграммой от 29 декабря. А уже 2 (15) января 1914 г.Свербеев телеграфирует Сазонову:

«Сейчас Ягов конфиденциально сообщил мне, что Сандерс произведен в генералы-от-кавалерии германской службы и будет произведен в турецкие маршалы, чем он само собою освобождается от командования корпусом» (Там же, стр. 688).

Однако эта уступчивость Германии еще не означала окончательного улажения инцидента. Помимо германского командующего корпусом, германскому офицеру была также подчинена и турецкая дивизия, расквартированная в Скутари, и вопрос об этом офицере затянулся до второй половины января, пока, наконец, и он не был разрешен в желательном для России направлении.

Но было бы ошибкой думать, что русская дипломатия удовлетворилась своей победой. В том же самом письме от 3 (16) января, в котором он сообщал о производстве Лиман фон-Сандерса, С. Н. Свербеев писал С. Д. Сазонову:

...«Не следует однако же терять из виду, что... устранение генерала Лимана от командования первым корпусом является лишь уступкою формальною, отнюдь не лишающей последнего решающего его влияния на военные дела в Турции... Чем бы ни был генерал Сандерс и как бы он ни назывался, он, очевидно, сумеет сосредоточить в своих руках военную власть и явиться фактическим начальником оттоманских войск (Там же, стр. 690)».

Та же самая мысль была высказана и на состоявшемся в результате доклада С. Д. Сазонова от 23 декабря Особом совещании 31 декабря (Журнал этого совещания опубликован в № 1 «Вестника НКИД» за 1919 г.) (председательствовал В. Н. Коковцев, присутствовали С. Д. Сазонов, В. А. Сухомлинов, И. К. Григорович и Я. Г. Жилинский), во время которого, кроме того, еще проводилось различие между «общей инспекцией над турецкой армией» и «инспекцией в территориальном смысле».

Особое совещание 31 декабря началось с заслушания уже известных нам тезисов С. Д. Сазонова, приложенных к его докладу от 23 декабря, по наиболее важным моментам заседания явилось обсуждение тех мер, которые могли бы заставить Германию и Турцию отказаться от заключенного ими соглашения.

Останавливаясь на мерах, указанных в его докладе 23 декабря, С. Д. Сазонов, высказываясь принципиально за финансовый бойкот Турции, счел, однако, нужным предупредить, что «французское правительство, при всем своем желании, может оказаться не в силах неуклонно проводить меры финансового бойкота Турции, так как не всегда обладает возможностью воздействовать в надлежащей смысле на французские [47] финансовые круги» ("Вестник НКИД" № 1, стр. 28.). С этим соглашался и В. Н. Коковцев, выразивший мнение, что «материальный ущерб французских держателей оттоманских бумаг при прекращении платежей Турции по купонам способен охладить самые пылкие патриотические стремления французов» (Там же, стр. 30).

После этого перешли к обсуждению других мер воздействия, в частности предложения С. Д. Сазонова об оккупации некоторых пунктов турецкой территории.

«Министр иностранных дел, подтверждая, что меры давления им... предусматриваются в расчете на содействие всех держав тройственного согласия, указывает на то, что является невыясненным, насколько энергично готова была бы действовать Англия. Что касается Франции, то русское правительство может рассчитывать на деятельную поддержку до крайних пределов. Министр получил от г-на Делькассэ уверение от имени французского министра иностранных дел, что Франция пойдет так далеко, как того пожелает Россия» (Там же, стр. 29).

Допуская (что мы видели уже и в докладе 23 декабря), что результатом воздействия на Турцию явится война с Германией, С. Д. Сазонов, однако, отнюдь не считает это безусловно вероятным.

«Министр иностранных дел обращает внимание совещания на возможность достичь успеха путем энергичного, но в то же время осторожного совокупного действия трех держав, при чем вовсе, по мнению министра, не является несомненный, что таковое должно повлечь за собою войну с Германией. В действительности, для Германии не представляется особенно опасным выступление России при поддержке одной лишь Франции. Обе державы вряд ли способны нанести Германии смертельный удар, даже в случае успехов на поле сражения, являющихся всегда гадательными. Борьба же при участии Англии может явиться роковой для Германии, которая ясно сознает опасность быть доведенной при английском выступлении в шестинедельный срок до полной социальной внутренней катастрофы. Англия страшна Германии, и в сознании этого кроется причина ненависти, питаемой немцами к растущей мощи Великобритании. В связи с указанными обстоятельствами, императорскому правительству необходимо было бы, предварительно решительных выступлений, заручиться поддержкой лондонского кабинета, активное участие которого является, по мнению министра, не обеспеченным. Несомненным представляется вмешательство Великобритании в случае неблагоприятного для России и Франции оборота военных действий. Вмешательство это могло бы быть направлено либо к прекращению невыгодного с точки зрения английских интересов европейского столкновения, либо к оказанию поддержки державам, поражение которых противоречит задачам ее политики. Отмеченная необходимость для императорского правительства действовать лишь и о выяснении активного участия со стороны Англии, несомненно, составляет слабую сторону положения России в настоящем случае» (Там же, стр. 30).

Однако точка зрения С. Д. Сазонова не встретила в среде Особого совещания полной поддержки и вызвала возражения В. Н. Коковцева.

«Председатель совета министров, полагая, что меры такого характера (оккупация части турецкой территории. Я. З.) повлекут за собой неминуемую войну с Германией, ставит вопрос: желательна ли война с Германией и может ли Россия на нее итти? [48]

Министр иностранных дел, в ответ на это, присоединяется к мнению статс-секретаря Коковцева о принципиальной нежелательности войны с Германией; что же касается вопроса о том, может ли Россия в настоящее время воевать с Германией, министр не считает себя призванным его разрешать.

Военный министр и начальник генерального штаба категорически заявляют о полной готовности России к единоборству с Германией, но говоря уже о столкновении один на один с Австрией: однако такое единоборство едва ли вероятно, а дело придется иметь со всем Тройственным Союзом» (Там же, стр. 30).

Таким образом в среде Особого совещания наметились три основные, точки зрения, сущность которых может быть формулирована следующим образом:

1) Председатель совета министров (бывший, как известно, ярым противником войны с Германией) считал, что предлагаемые С. Д. Сазоновым меры воздействия на Турцию могут привести к войне с Германией, и поэтому высказывался против них. «Председатель совета министров заявляет, что в стремлении избегнуть выступлений, связанных с риском военных осложнений, он готов был бы остановиться на финансовом бойкоте, хотя и не представляющем достаточных гарантий успешного достижения цели» (Там же, стр. 31) .... «Что же касается непосредственных способов принуждения, среди которых было указано на занятие Трапезонда, то статс-секретарь Коковцев считает желательным от них воздержаться...» (Там же, стр. 30-31).

2) На диаметрально противоположной точке зрения стояли военный и морской министры, а также и начальник генерального штаба, подобно Коковцеву допускавшие возможность вмешательства Германии, но, в противоположность последнему, считавшие войну вполне допустимой, если даже не желательной (Нам уже приходилось указывать, что в России, как и в других империалистических государствах, представители военного и морского ведомств были настроены значительно более решительно, чем дипломаты, и цитированные выше в тексте слова Сухомлинова и Жилинского полностью подтверждают это положение).

3) Что касается, наконец, до С. Д. Сазонова, то, допуская возможность некоторого риска, он все же считал вмешательство Германии маловероятным (особенно, если Россия будет поддержана Англией и Францией), а потому категорически высказывался за принятие решительных мер воздействия против Турции (Мы видели выше, что в своем докладе царю от 23 декабря С. Д. Сазонов мотивировал необходимость итти на риск войны с Германией исключительной важностью для России вопроса о Константинополе).

3) Эта последняя точка зрения и была, в конце концов, принята Особым совещанием, формулировавшим ее в следующей резолюции:

«1) Необходимо продолжать настояния в Берлине о недопустимости с точки зрения интересов России командования германским генералом воинскою частью в Константинополе, а тем более предоставления ему инспекции в смысле командования тем или другим округом, но признавая в то же время допустимым предоставление начальнику германской военной миссии полномочий по общей инспекции над турецкой армией.

2) Переговоры в Берлине следует продолжать до выяснения полной их неутешности.

3) Вслед затем надлежит перейти к намеченным мерам воздействия вне Берлина, в согласии с Францией и Англией. [49]

4) В случае необеспеченности активного участия как Франции, так и Англии, в совместных с Россией действиях, не представляется возможным прибегнуть к способам давления, могущим повлечь войну с Германией» («Вестник НКИД» № 1, стр. 32).

Таковы были постановления Особого совещания 31 декабря 1913 года. Нам уже известно, что, благодаря обнаруженной Германией неожиданной уступчивости, вопрос о миссии Лиман фон-Сандерса был ликвидирован благополучно, но кризис был по самому своему существу не устранен, а только отложен. Мысль, проформулированная на совещании 31 декабря, с полной неизбежностью предопределяла все дальнейшее направления внешней политики России, и мысль эта гласила, что путь в Константинополь лежит через Берлин.

IV.

Мы видели выше, что еще в начале декабря 1913 года, морское ведомство, в прямой связи с докладом С. Д. Сазонова от 23 ноября, поставило на очередь вопрос о мерах, необходимых для быстрого увеличения русского Черноморского флота и, поскольку это окажется возможным, ослабления флота турецкого. Вполне естественно, что сложные перипетии, связанные с делом Лимана фон-Сандерса, должны были только усилить это стремление и действительно — 22 декабря 1913 года (т.-е. одновременно со своим докладом Николаю II), И. К. Григорович обращается к О. Д. Сазонову с письмом за № 5062 (Дело мор. ген. штаба по 2 опер. отдел. под названием «Соображения об усилении Черноморского флота» 1913-1916 г.г. Мориском, № 735), в котором указывает на угрожающие размеры предстоящего увеличения турецкого флота. В качестве выхода из положения. И. К. Григорович предлагал следующие меры:

1) Добиться дипломатическим путем того, чтобы Турция не смогла приобрести чилийского корабля «Адмиранте Латторе» или каких-либо других.

2) Добиться, чтобы Англия не сдала Турции ранее осени 1915 года строящихся на английских заводах дредноутов «Решад V» и «Рио де Жанейро».

3) Добиться разрешения на проход в Черное море строящихся для Балтийского флота дредноутов типа «Петропавловск».

Если письмо Григоровича от 22 декабря было написано в самый разгар кризиса, то мы уже знаем, что ликвидация его, относящаяся к самым первым числам января 1914 года, была оценена русскими правительственными кругами как победа чисто внешняя, не меняющая сути вещей и отнюдь не ликвидирующая нависшей над Константинополем германской угрозы. Поэтому не приходится удивляться тому, что уже 6 января 1914 г. И. К. Григорович одновременно обращается к министру иностранных дел и к председателю совета министров с двумя одинаковыми письмами за № № 38/6 и 39/7, как бы составляющими прямое продолжение его письма к Сазонову от 22 декабря.

Письма Григоровича от 6 января 1914 г. (Там же) начинаются с указания на происходящее в последнее время усиление турецкого флота, которое может сделаться особенно угрожающим в связи с предполагаемым Турцией приобретением строящихся иностранных судов. Затем морской министр продолжает: [50]

«Соображения международно-политические: кризис «восточного вопроса» и связанные с ним тревоги, опасности и угроза непоправимого ущерба государственным интересам России в вопросе об овладении проливами Босфора и Дарданелл.

Соображения стратегические: неизбежный тогда отказ от операции наступления на Константинополь и турецкие проливы, тяжелое положение нашей кавказской армии, лишенной своих морских коммуникаций и угрожаемой обходом с правого фланга посредством турецкого десанта и рискованное положение левого фланга нашей массовой армии на западной границе, при необеспеченности за нами береговой полосы Черного моря от Одессы до Севастополя и, наконец, соображения внутренней политики (Как не согласиться по поводу этих слов со мнением М. Н. Покровского, по словам которого стремление к Константинополю было в России всегда связано с реакцией? (М. Н. Покровский. Константинополь. Сборник статей «Внешняя политика», 1919. Стр. 25)) (в случае войны — моральное впечатление нового поражения нашего флота, нанесенного нам давно, казалось бы, сокрушенною Турцией); все эти соображения также как и неизбежное, ввиду их, еще большее уменьшение веса русского голоса в международном концерте и без того, по мнению широких кругов общества, недостаточно значительного, — заставляют принять все возможные меры для ослабления тяжелых последствий временного господства турок на Черном море» (курсив наш. Я. З.).

В качестве таких мер Григорович указывает на необходимость покупки Россией четырех — двух чилийских и двух аргентинских — дредноутов, что приведет не только к усилению русского, но и (так как эти суда — единственные, имеющиеся на мировом рынке) к соответственному ослаблению турецкого флота. Письма заканчиваются просьбой к обоим министрам поддержать перед царем просьбу об изыскании средств для осуществления такой покупки.

Предложение морского министра встретило полную поддержку со стороны С. Д. Сазонова, который уже на следующий день — 7 января — ответил письмом № 12 с выражением своего согласия (Мориском, № 735). Что же касается В. Н. Коковцева, то он в письме от 18 января № 126 (Там же) выразил сомнение по целому ряду пунктов и в частности спрашивал, как быть с покупаемыми судами, если не удастся получить разрешения на проведение их в Черное море. Результатом этого явилось ответное письмо И. К. Григоровича от 28 января за № 407/61, в котором этот последний говорит:

«Полученный мною в настоящее время отзыв министра иностранных дел указывает, что если бы упомянутые корабли были приобретены, то провести их в Черное море в ближайшее время возможности не представится. Следовательно, их надо купить для образования в Эгейском море отряда, который во время войны смог бы угрозою Константинополю, а также берегам и сообщениям Турции в Средиземном море, держать ее флот у Дарданелл или в Эгейском море» (Там же).

В дальнейшей части письма И. К. Григорович говорит, что так как по последним полученным им сведениям, чилийские корабли будут готовы только к концу 1915 г., к каковому времени будут спущены и наши строящиеся дредноуты, то он в настоящее время отказывается от своего первоначального предложения и настаивает лишь на приобретении двух аргентинских судов.

Ответ на письмо Григоровича был дан уже не В. Н. Коковцевым, а его преемником на посту министра финансов, П. Л. Барком, который письмом от 18 февраля 1914 г. [51] за № 329 выразил свое согласие с точкой зрения морского министра, хотя и задавал вопрос, на какие именно порты будет базироваться наш Средиземноморский флот (Мориском, № 736). На этом письме И. К. Григорович наложил резолюцию «Начальнику мор. ген. штаба для доклада», в результате чего был представлен доклад за подписью Немица (к тому времени уже исполн. обяз. начальника мор. ген. штаба), в котором говорилось:

«Вследствие соглашения нашего и французского морских генеральных штабов, благодаря союзу России и Франции, Россия в настоящее время имеет для своего флота в Средиземном море французскую военную базу. В военное время этой базой можно будет воспользоваться потому, что в ближайшие годы совершенно невозможно предполагать войну России с Турцией без вмешательства великих европейских держав: войны России с Турцией или не будет вовсе, или Россия будет на нее уполномочена своими союзниками, или война будет общеевропейскою. Во всех трех случаях мы можем воспользоваться французскою базою для нашего флота.

Но даже если представить себе совершенно невероятный в настоящее время случай военных действий русского флота против Турции без всякого участия европейских держав, то и в этом случае мы легко можем иметь базу в Средиземном море, опираясь на греческое или болгарское его побережье. Одно из них, по авторитетному заявлению министра иностранных дел, во всяком случае может быть к нашим услугам при войне с Турцией» (Там же).

В этом смысле и был составлен ответ Григоровича П. Л. Барку (Там же).

В результате всех этих подготовительных шагов, морским министерством был составлен законопроект «об отпуске средств на спешное усиление Черноморского флота в период 1914 -1917 г. г.», предусматривавший ассигнование 109.995.189 рублей, из коих в 1914 г. должно было быть израсходовано 25 миллионов (Дело мор. ген. штаба по 2 опер. отдел. Мориском, № 599). Законопроект этот был внесен в Гос. Думу 17 марта 1914 года.

Таковы были мероприятия, принятые русским морским ведомством в течение первых месяцев 1914 года. Для какой же цели принимались эти мероприятия?

Хотя в мотивировке законопроекта 17 марта говорилось исключительно об обороне берегов Черного моря, но истинные намерения русского правительства были, конечно, совершенно иные. Мы видели выше, что всеподданнейший доклад С. Д. Сазонова от 23 ноября 1913 г. заканчивался просьбой созвать Особое совещание из глав заинтересованных ведомств, и если в горячке, связанной с делом Лимана фон-Сандерс об этом совещании, по-видимому, совершенно забыли, то по миновании кризиса, вопрос был снова поставлен на очередь, и 8 февраля 1914 г. состоялось, наконец, заседание проектированного Сазоновым Особого совещания.

Заседание 8 февраля состоялось под председательством С. Д. Сазонова в составе следующих лиц: морского министра И. К. Григоровича, начальника генерального штаба Я. Г. Жилинского, посла в Константинополе М. Н. Гирса, товарища министра иностранных дел А. А. Нератова, генерал-квартирмейстера Данилова, второго обер-квартирмейстера Аверьянова, вр. исп. об. начальника морского генерального штаба Ненюкова, начальника Ближневосточного отдела м-ва и. д. кн. Трубецкого и начальника 2-й операт. части мор. ген. штаба капитана Немица (Журнал этого совещания напечатан в «Вестнике НКИД» за 1919 г. № 1). [52]

«При открытии заседания министр иностранных дел напоминает членам совещания, что в известной им всеподданнейшей записке его, поданной в минувшем ноябре, он почел долгом повергнуть на высочайшее благовоззрение соображения о том, что в связи с изменением политической обстановки, нельзя не предусматривать возможность наступления, быть может, даже в близком будущем, событий, которые коренным образом изменят международное положение Константинопольских проливов и что, поэтому, необходимо безотлагательно, при сотрудничестве соответствующих ведомств, приступить к выработке всесторонней программы действий, направленной к обеспечению благоприятного нам разрешения исторического вопроса о проливах... Наметив, что в настоящую минуту наступление значительных политических осложнений представляется маловероятным, министр иностранных дел заявляет, что нельзя, однако, поручиться за сохранение даже в недалеком будущем существующего положения вещей на Ближнем Востоке. По этому поводу С. Д. Сазонов высказывает твердое убеждение, что, если в силу событий, проливы должны будут уйти из-под власти Турции, то Россия не может допустить укрепления на берегах их какой-либо иной державы и может поэтому оказаться вынужденной завладеть ими, дабы затем в той или иной форме установить соответствующий ее интересам порядок вещей на Босфоре и Дардапеллах» ("Вестник НКИД" за 1919 г. № 1, стр. 32-33. Там же, стр. 35).

Слова С. Д. Сазонова встретили среди членов Особого совещания полную поддержку. Если в заседании 31 декабря 1913 г. планы министра иностранных дел вызывали еще принципиальную, хотя и довольно слабую опозицию, то теперь главного противника политики Сазонова — В. П. Коковцева — уже не было налицо, и поэтому завязавшиеся после сообщения министра иностранных дел продолжительные прения касались вовсе не существа его заявлений, а лишь чисто технических вопросов о том, каким образом добиться, в случае надобности, захвата проливов. В частности особенно много споров вызвал вопрос о целесообразности десантной операции против Константинополя.

«Согласившись на сказанное министром иностранных дел относительно общей обстановки, при которой можно ожидать разрешения вопроса о проливах, начальник генерального штаба со своей стороны высказывает убеждение, что борьба за Константинополь вряд ли возможна без общеевропейской войны. Ввиду этого, генерал-от-кавалерии Жилинский считает долгом подчеркнуть, что трата войск на экспедицию против проливов и даже самая возможность этой операции зависит от общей конъюнктуры начала войны. Намеченные для этой экспедиции южные корпуса могут быть, по словам П. Г. Жилинского, двинуты на Константинополь лишь при отсутствии борьбы на западном фронте или благоприятном на нем положении вещей. В противном случае войска эти будут направлены на западную границу, ибо успешная борьба на западном фронте решит благоприятно и вопрос о проливах» (Там же, стр. 35).

Эти положения Жилинского, поддержанные и генералом Даниловым, встретили, однако, жестокую критику со стороны уже хорошо нам известного капитана Немица, точке зрения которого в данном случае нельзя отказать в значительной глубине и проницательности.

«Вполне признавая правильность тезиса, что надо быть сильным на главном театре против главного противника, жертвуя для этого второстепенными задачами, он [53] присоединился бы к выводам генерал-адъютанта Данилова, если бы на пути к проливам и Константинополю мы действительно имели того же главного противника, что и на западном фронте, т.-е. германо-австрийские силы. Тогда, очевидно, единственной задачею было бы разбить германскую и австрийскую армии, после чего, диктуя свою волю в Берлине и Бене, мы получили бы проливы. Но, в действительности, положение представляется, по мнению морского генерального штаба, в ином виде. На пути к проливам мы имеем серьезных противников в лице не только Германии или Австрия. Как бы ни были успешны наши действия на западном фронте, они не дадут нам проливов, и Константинополя. Их могут занять чужие флоты и армии, пока будет происходить борьба на нашей западной границе. — Капитан Немиц считает поэтому, что мы должны одновременно с операциями на западном фронте запить военною силою Константинополь и проливы, дабы создать к моменту мирных переговоров совершившийся факт нашего завладения ими. Только в таком случае Европа согласится на разрешение вопроса о проливах на тех условиях, на которых нам это необходимо (Там же, стр. 35).

Но как ни интересны сами по себе эти прения, как ни любопытна дальновидность капитана Немица, блестяще подтвердившаяся событиями 1914-1917 г.г. — центр тяжести совещания 8 февраля лежал не в этом, а в тех чисто теоретических вопросах, которые были затронуты в дальнейшей части заседания. Основным из этих вопросов был вопрос о подготовке транспортных средств для десанта, и картина состояния русского транспортного флота, обрисованная членами совещания оказалась настолько печальной, что совещанию не осталось ничего другого, как выразить пожелание, «чтобы правительство безотлагательно озаботилось выработкой мероприятий, направленных к развитию нашего Черноморского флота» (Там же, стр. 38), что было равносильно длительному отложению вопроса о десанте. Такого же рода были приблизительно решения, принятые и по остальным стратегическим и техническим вопросам, рассматривавшимся на Особом совещании 8 февраля, и в результате этих решений соответствующими ведомствами была начата лихорадочная работа по подготовке к грядущей операции по овладению Константинополем и проливами, которую пока что, за отсутствием достаточно сильных военного и транспортного флотов, приходилось откладывать в долгий ящик.

На какое же время намечалась эта операция? Перед нами документ, дающий ответ на этот вопрос, — это доклад морского ген. штаба (за подписью вице-адмирала Русина) морскому министру, датированный 24 июня 1914 года за № 379 (Мориском, дело № 776)) и представляющий ряд соображений о возможности подготовки рассчитанного на время после 1917 года десанта против Константинополя. Доклад этот начинается следующим образом:

Исходя из решений, принятых Особым совещанием, состоявшимся под председательством министра иностранных дел 8 февраля сего года, которое, по повелению его императорского величества государя императора, обсуждало вопросы нашей военной и морской подготовки для наступательной константинопольской операции в связи с политическим вопросом о проливах, — исходя из принятых на этом совещании решении, а также и высказанных на нем пожеланий, морским генеральным штабом произведены подробные расчеты, которые должны лечь в основание новой организации десантной операции в Черном море, имеющей объектом Константинополь и его проливы» (курсив наш. Я. З.). [54]

Итак, в результате работ, предпринятых после совещания 8 февраля 1914 года, наступательная (То, что операция эта должна была быть наступательной, подтверждается, помимо цитированных выше слов, еще и следующим абзацом того же доклада от 24 июня: «Если начало войны будет для нас не внезапно, но с предмобилизационным периодом в 2 или 3 недели..., что при инициативе военных действий на нашей стороне может оказаться возможным..» и т. д. (Курсив наш. Я. З.)) операция против Константинополя и проливов была рассчитана на время после 1917 года. т.-е. на то время, когда по соображениям морского ведомства русский Черноморский флот должен был оказаться сильнее флота турецкого. Но вполне понятно, что решения были приняты при предположении возможности сохранения в отношении Константинополя и проливов существовавшего в то время «status quo», и при этом с тем непременным условием, чтобы остающееся до момента окончания предположенного усиления русского флота время было использовано для всесторонней дипломатической подготовки наиболее выгодных условий ведения будущей войны (Именно с этой точки зрения следует рассматривать имевшую место весной 1914 г. поездку царской семьи в Констанцу, приведшую, как известно, к значительному улучшению русско-румынских отношений). Всякое изменение в европейском (или даже в одном только балканском) равновесии, угрожающее или могущее угрожать возможности осуществления намеченных на будущее проектов русской дипломатии, должно было, конечно, вызвать эффект, уже известный нам по делу Лимана фон-Сандерса и создать готовность России итти на немедленную войну. А такая война, начатая даже и не по вине России, должна бы, следуя известной французской поговорке «le vin est tirе, il faut le boire», привести к последствиям, указанным в докладе морского генерального штаба по делу ген. Лимана — «если война наступит ранее желательного срока, она все же должна быть использована для захвата Константинополя и проливов». Ход событий был, таким образом, заранее преднамечен и для его осуществления нужен был только внешний толчок. Этим толчком был сараевский выстрел.

Я. М. Захер.

Текст воспроизведен по изданию: Константинополь и проливы // Красный архив, № 7. 1924

© текст - Захер Я. 1924
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1924