КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ПРОЛИВЫ

Основной и наиболее характерной чертой внешней политики царской России, начиная с конца XVIII века, всегда и неизменно являлось стремление к получению свободного выхода из Черного моря. Случалось, что под влиянием каких-либо требований данного политического момента, стремление это стушевывалось и отходило на задний план, уступая свое место иным, иногда совершенно посторонним задачам, — но такое положение вещей всегда оказывалось временным и уже очень скоро, по миновании тех или иных обстоятельств, русская внешняя политика неизменно возвращалась к своей доминирующей задаче. Так случалось неоднократно и если широкой публике могло иногда казаться, что бывали моменты, когда Россия как будто бы навсегда отказывалась от задачи захвата проливов, то это происходило лишь потому, что весьма и весьма многие стороны царской дипломатии носили необычайно секретный характер и их окружал покров глубочайшей тайны, спавший лишь после того, как революция сделала доступными все тайники русских дипломатических архивов.

Та страшнейшая дипломатическая катастрофа, каковой оказался для России Берлинский Конгресс 1878 г., далеко не отбил у русской дипломатии охоты к проникновению на Ближний Восток и, если, благодаря столь характерному для 80-х г.г. увлечению среднеазиатскими делами, Россия Александра III как будто бы забыла о балканских делах (Для выяснения отношения правительства Александра III к вопросу о проливах, чрезвычайно характерен приводимый Вильгельмом II в его мемуарах (Вильгельм II. Мемуары. 1923, стр. 7) рассказ этом, как в ответ на сделанное им от имени германского правительства в конце 1886 г. предложение захвата Россией Константинополя и проливов, русский царь ответил, что если бы он захотел овладеть Стамбулом, он бы его взял, а в разрешении или согласии Бисмарка он не нуждается), то уже в первые же годы царствования его преемника мы имеем попытку возвращения к старым традициям русской внешней политики. Мы разумеем, ставший лишь недавно известным (См. «Воспоминания» гр. С. 10. Витте, т. I, стр. 88-93 (по Берлинскому изданию) и документы, опубликованные М. Н. Покровским в I т. «Красного Архива: за 1922 год, стр. 152-162), [49] относящийся к началу 1897 г., (Опубликованные в «Красном Архиве» документы относятся к началу 1897 г., Витте говорит о конце 1896 года, а С. Д. Сазонов в своем докладе Николаю II (речь о котором будет ниже) от 23 ноября 1913 г., говорит о 1895 г.) проект захвата Верхнего Босфора путем неожиданного десанта русских войск, почти совершенно подготовленный (десантный отряд был уже сформирован) и не состоявшийся лишь по каким-то не вполне выясненным причинам (С. Ю. Витте говорит о воздействии на царя благотворного влияния какого-то лица, а С. Д. Сазонов в своем докладе Николаю II от 23 ноября 1913 г. объясняет отказ русского правительства от своих намерений отсутствием у него количества транспортных средств, достаточного для перевозки десанта; при этом Сазонов утверждает, что весь план было предположено осуществить с согласия Англии. Опубликованные в «Красном Архиве» документы решительно противоречат этому последнему утверждению). И если в последовавшие затем годы внимание русских правящих сфер было отвлечено перспективой быстрого и безболезненного захвата (экономического и территориального) Дальнего Востока (Впрочем, даже и в этот период русские правительственные круги (не исключая и самого Николая II) не забывали совершенно и о проливах. См. по этому поводу дневник А. Н. Куропаткина («Красный Архив», т. II, стр. 31 и 75)), то уже немедленно вслед за катастрофической ликвидацией дальневосточной авантюры происходит новая переоценка ценностей, и все внимание русской дипломатии снова сосредоточивается на старом, но вечно новом, вопросе, о проливах.

Как известно из недавно опубликованных документов (Материалы по истории франко-русских отношений 1910-1914 г.т. Изд. II. К. И. Д., 1922), в 1908 и 1911 г.г. (в связи с турецкой революцией и итало-турецкой войной из-за Триполи) русское правительство путем дипломатических переговоров пыталось добиться разрешения прохода через проливы военных судов прибрежных черноморских держав, но попытка эта рушилась из-за упорного сопротивления со стороны английской дипломатии.

А между тем связанные с триполитанской войной события сделали вопрос о проливах более острым, чем когда бы то ни было до того. Если до этого времени вопрос рассматривался главе, обр. с чисто стратегической точки зрения (ибо, уже начиная с Кучук-Кайнарджийского договора 1774 г. право прохода русских торговых судов через проливы стояло вне всякого сомнения), соответственно чему предоставление России права проведения через проливы своих военных судов являлось вполне приемлемой для нее комбинацией, то связанное с итало-турецкой войной временное закрытие проливов для прохода коммерческих судов меняло все положение вещей. За первую половину 1912 года вывоз из России хлебов и хлебных продуктов понизился, по сравнению с 1911 г., на 172 милл. рублей или на 45 %, и вполне понятно, что русская буржуазия и русское правительство не могли на это спокойно смотреть. Неоднократные протесты русской [50] дипломатии против закрытия проливов не достигли никакого результата, а возможность повторения такого положения вещей каждый раз, когда Турция будет находиться в состоянии войны (что действительно случилось во время Балканской войны 1912-1913 г.г.) само собой указывало на недостаточность прежнего плана решения вопроса о проливах. Открытие проливов для прохода русских военных судов, очень важное в стратегическом отношении, с точки зрения экономической ничего не изменяло — соображения экономики требовали или полного завладения проливами или их нейтрализации. Поскольку же последняя комбинация оказывалась неудобной стратегически, оставалось только одно — полное завладение.

Таким образом дипломатическая неудача 1911 года не могла остановить стремления русской дипломатии к пересмотру вопроса о проливах — как раз наоборот, именно к началу 1912 года вопрос этот оказывался поставленным гораздо острее, чем когда бы то ни было, и вся внешняя политика России в этом году является не чем иным, как попыткой разрешения этой задачи.

Но новые цели требовали и новых средств. Захват проливов проще всего можно было бы осуществить при помощи войны с Турцией, но во-первых, оставался все тот же вечный вопрос об отношении Англии, а во вторых, война с Турцией могла вызвать и войну с Австро-Венгрией. К этой войне русское правительство в 1912 г. еще не считало себя готовым; да к тому же и французское правительство, устами своего премьера Пуанкарэ, заявило (летом 1912 года), что «французское общественное мнение не позволяет Правительству Республики решиться на военные действия из-за чисто балканских вопросов, если Германия останется безучастной и не вызовет по собственному почину применения Casus foederis») (Доклад С. Д. Сазонова царю от 4 авг. 1912 г. «Материалы», стр. 259). Оставался только один способ — загребать жар чужими руками, и с этой-то целью русская дипломатия весной и летом 1912 г. основывает Балканский Союз, направленный против Турции и Австро-Венгрии (Не касаясь истории создания Балканского Союза, отсылаем интересующихся к статье С. Сигриста в № 3 «Русского Прошлого»).

Впрочем, основывая Балканский Союз, русская дипломатия не особенно верила в силу союзников и смотрела на их армию лишь как на авангард, долженствующий прочистить дорогу к Константинополю русским войскам в тот момент, когда окончательно выяснится, что Турция чересчур слаба, чтобы оставаться в Европе, а союзники недостаточно сильны, чтобы явиться ее наследниками. Вполне понятно, что при такой точке зрения неожиданно быстрые успехи союзников отнюдь не могли обрадовать русское правительство, а молниеносное продвижение болгар к Константинополю поставило всю хитроумную политику русской дипломатии под угрозу катастрофической развязки. [51]

Однако нет такого яда, от которого бы не нашлось противоядия. Приближение болгарской армии к столице Оттоманской империи вызвало среди населения этой последней вполне понятное волнение, в результате которого европейские державы поспешили отправить в Константинополь свои военные суда «для защиты христианского населения». Вот за это-то и ухватилось русское правительство.

Телеграммой от 20 октября 1912 г. за № 292 (Дело мор. ген. штаба по 2-й опер. части под названием «Об особых операциях по Балканской войне 1913 г.». Архив военно-морской Исторической Комиссии по изучению опыта войны 1914-1918 г. г. на море (Мориском) № 606) морской министр, адмирал И. К. Григорович, сообщил командующему черноморским флотом, что «по сообщению министра иностранных дел, в виду ожидаемой анархии в Константинополе, возможна посылка туда отдельных судов и даже всего флота» и вслед за этим два русских военных судна были действительно отправлены в Константинополь. Однако уже очень скоро эта мера показалась недостаточной и, после того как вечером 24 октября турецкая армия была разбита болгарами у Чорлу и отошла на линию так называемых Чаталджинских позиций, русскими правительственными кругами овладела полная паника. В 1 час 30 мин. ночи с 25 на 26 октября адм. Григорович телеграфирует за № 320 Николаю II, находившемуся в это время в Спале: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры, когда в этом наступит надобность, по требованию гофмейстера Гирса. Мера эта вызывается желанием ускорить исполнение распоряжений, не ожидая сношений с Петербургом. Настоящий доклад представляю на обращенную ко мне просьбу министра иностранных дел, одобренную председателем совета министров» (Там же).

Эта телеграмма, по-видимому, повергла Николая II в такую же панику, в какой находились и его министры, ибо уже в 10 час. 32 мин. утра 26 октября он отвечает телеграммой на имя морского министра: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен. Николай» (Там же).

Для какой же цели русский флот должен был быть отправлен в Константинополь? Ответ на это мы находим в докладе С. Д. Сазонова к Николаю II, составленном полгода позднее, 16 марта 1913 года, когда положение на Балканах (в связи со взятием болгарами Адрианополя) сделалось опять очень тревожным, и Сазонов просил о восстановлении права, предоставленного М. Н. Гирсу телеграммой 26 октября: «Вызов эскадры мог бы обусловиться как необходимостью принять меры к ограждению мирного христианского населения Константинополя во время беспорядочного отступления турецкой армии, [52] так и желательностью, чтобы в случае вступления болгарской армии в Константинополь, в водах Босфора находилась внушительная русская сила, способная своим присутствием оказать нужное давление для предотвращения таких решений вопроса о Константинополе и проливах, кои были бы несовместимы с интересами России» (Там же).

Но если в докладе министра иностранных дел говорилось, таким образом, лишь о предотвращении нежелательного для России решения вопроса о Константинополе и проливах, то несравненно дальше идет следующий, датированный 20 октября 1912 г., необычайно интересный документ, воспроизводимый нами полностью:

М. М.
Морской ген. штаб
по 2-й опер. части.

Справка.

«В виду возможности наступления анархии в Константинополе и вместе с нею опасности избиения христианского населения, вероятно, придется послать туда военно-морские силы.

Для охраны на берегу посольства и вообще наших интересов, конечно, надо будет сделать десант, для того же, чтобы не ослаблять судовые команды, желательно иметь для этой цели на судах некоторые части с пулеметами.

Кроме того, надо быть готовым к тому, что этот первый десант окажется слишком слабым, если анархия перейдет в революцию со всеми ужасами. В этом случае другие государства, разумеется, поспешат отправлением на Босфор своих отрядов, как это имело место во время боксерского восстания.

Пользуясь нашей близостью к Константинополю, нам Легче всего послать нужные силы и в более значительном числе, чем другим государствам, а главное раньше других и тем приобрести первенствующее значение в дальнейших переговорах.

Очень было бы важно воспользоваться малейшим предлогом и перебросить хотя небольшой отряд на европейский берег Босфора, заняв Буюк-Дере, хотя бы для того, чтобы обеспечить безопасность нашего охранного отряда в Константинополе и служить для него резервом.

Оккупацию Верхнего Босфора можно было бы затянуть на очень долго и тогда легче будет там остаться навсегда (С этим чрезвычайно любопытно сравнить следующий абзац из уже цитированного доклада С. Д. Сазонова 16 марта 1913 г.: «... в случае появления нашего флота в Константинополе, мы могли бы одновременно, в предупреждение ложных толкований, огласить в печати, что наши военные суда останутся в водах Босфора лишь то время, которое пройдет до выяснения окончательных условий мира, после чего они вернутся в Россию» (курсив наш, Я. З.). Кто же кого обманывал — морское ведомство Сазонова, Сазонов — Николая, или все друг друга?). [53]

Твердое же занятие Верхнего Босфора уже на половину разрешает наболевший вопрос о проливах.

Если бы для такого выступления подходящего предлога не оказалось бы, то его надо создать искусственно, имея в виду громадное государственное значение для нас Верхнего Босфора, если не будет возможности овладеть всеми проливами» (Мориском, дело № 606).

Итак план русского правительства (если не министерства иностранных дел, то во всяком случае военно-морского ведомства) обрисовывается с полной ясностью и удивительно напоминает уже известный план 1896-1897 г.г. — воспользоваться возможными беспорядками в Константинополе (а если они не произойдут, то и спровоцировать их) с тем, чтобы захватить Верхний Босфор и остаться там навсегда. Почему же этот план не был приведен в исполнение?

Прежде всего следует указать на то, что дальнейший ход Балканской войны не благоприятствовал видам русского правительства. Туркам, как известно, удалось надолго закрепиться на Чаталджинской позиции и возможность вторжения болгар в Константинополь оказалась, таким образом, временно отложенной. Но с другой стороны, мы уже знаем, что русский план мотивировался не только этой опасностью, но и просто желанием воспользоваться удобным случаем для осуществления традиционных стремлений царского правительства. В чем же заключается причина отказа России от ее хитроумных намерений?

Причина эта та же самая, которая заставила ее отказаться и от плана 1896-1897 г.г. Необходимое условие успешности плана заключалось в том, чтобы притти в Константинополь первыми (что и отмечается в цитированном выше документе), а между тем печальное состояние транспортных средств черноморского флота делало это условие весьма трудноосуществимым. Еще за полтора года до этого, в январе-марте 1911 года, особое совещание, заседавшее при морском генеральном штабе признало невозможность (благодаря недостаточности транспортных средств) десантной операции у Босфора (Дело мор. ген. штаба по 2 опер. отдел, под названием «Планы войны на Черном море». Мориском, № 531) и весьма вероятно, что как только русское правительство в октябре 1912 года стало готовиться к производству такой операции, оно оказалось поставленным лицом к лицу с такими трудностями, которые заставили отказаться от всего плана (Правильность такого объяснения доказывается следующими словами доклада С. Д. Сазонова Николаю II от 23 ноября 1913 г.: «В минувшем году, когда зашла речь о возможном движении наших войск на Константинополь, выяснилось, что в течение двух месяцев мы можем постепенно перевезти два корпуса, при чем приготовления по мобилизации транспортных судов и подвозу войск заняли бы столько времени, что операция не могли бы остаться ни для кого неожиданной. Иными словами, она просто оказалась неосуществимой»). [54]

Как бы то ни было, но к середине ноября план о походе на Босфор был, по-видимому, оставлен, а начавшиеся в это время мирные переговоры между Турцией и союзниками (перемирие было заключено 22 ноября) ставили перед русской дипломатией новую задачу — воспользоваться этими переговорами для осуществления своих ближневосточных задач. Каковы же были в этот момент предположения русских правительственных кругов?

Перед нами датированный 25 ноября 1912 г. документ, составленный начальником 2 оперативного отделения (специально ведающего делами Черного моря) морского генерального штаба старшим лейтенантом Немицом и озаглавленный «Объяснительная записка. Вопрос о политических задачах России при ликвидации славяно-турецкой войны с военно-морской точки зрения» (Мориском, № 531).

Первое и самое главное, что бросается в глаза при ознакомлении с запиской Немица, это полная и решительная, по сравнению со всеми более ранними трактующими вопрос о проливах записками, перемена той исходной точки зрения, с которой автор подходит к изучению рассматриваемого вопроса. Если до сих пор все авторы этих записок подходили к вопросу о проливах с точки зрения стратегической — обеспечения безопасности Черного моря, то нам уже приходилось указывать, что происшедшее в 1911-12 г.г. закрытие проливов для прохода коммерческих судов и последовавшие, благодаря этому, громадные убытки для русской торговли должны были не только значительно усилить остроту вопроса о проливах, но и кардинально изменить исходную точку зрения. И записка Немица полностью подтверждает это предположение — ни единым словом не упоминая о стратегическом значении проливов, Немиц обращает все свое внимание на их экономическую важность для России и полагает, что существующее «политическое положение в высшей степени невыгодное и столь же унизительное, какого бы не потерпела ни одна промышленная страна. Будучи страною великою и становясь страною промышленною, рано или поздно Россия принуждена это положение изменить: обеспечить за собою безусловно и для всякого времени свободу торгового плавания ныне турецкими проливами».

Эта стоящая перед Россией задача должна, по мнению Немица, диктовать ей необходимое для ее осуществления поведение.

«Поскольку величие России больше национального значения какой-нибудь Сербии и поскольку это величие нашего отечества и его насущные материальные нужды ближе для русских людей, чем выгоды какой-нибудь Сербии или иной Балканской державы, постольку выход России в Средиземное море больше заслуживает забот русской [55] власти и русского общества, чем интересы Сербии и балканских государств, за которые однако Россия бывает готова заступиться, встав во весь свой громадный рост (Невозможно обойти молчанием наивность Немица: неужели же он серьезно полагал, что русская внешняя политика диктуется интересами балканских государств? Во всяком случае интересно отметить, что на полях данного места записки Немица рукой начальника мор. ген. штаба кн. Ливена сделана пометка — «Не надо таких выражении в серьезной бумаге»).

Таким образом, для морской стратегии совершенно ясно, какой «политический объект» диктуют здесь России ее военно-морские задачи: этот политический объект есть приобретение морского выхода для отечества в Средиземное море и его там полное упрочнение, чрез овладение и присоединение к территории русского государства проливов Босфора и Дарданелл с прилегающими к ним частями Европы и Малой Азии».

Эта задача уже давно стоит перед Россией, но до сих пор осуществление ее наталкивалось на сопротивление со стороны Англии и Германии, вследствие чего до сих пор Россия оказывалась вынужденной ждать, «уверенная, что неизбежный ход истории восстановит... ее право великой державы». Но происшедшие за последние месяцы события решительно изменили, по мнению Немица, все положение вещей и диктуют России новую линию поведения.

«Освобождение балканского славянства ныне закончено, и, быть может, мы находимся при вратах создания всеславянского могущественного в Европе союза.

Россия только радуется новому великому историческому явлению.

Но вместе с тем стал на очередь разрешения и большой политический вопрос о турецких проливах — вопрос для нас не общеславянский, а чисто русский, как то изъяснено выше».

Вопрос о проливах может, по мнению Немица, быть разрешен в трех формах. «Но уже раньше их разбора и рассмотрения можно поставить общий ответ — общее положение, которое должно быть, на основании вышеизложенного, соблюдено во всяком случае.

Этот общий ответ формулируется следующим образом.

В свое время России необходимо овладеть обоими, ныне турецкими, проливами — Босфором и Дарданеллами. Это конечная политическая цель России на юге Европы, неизменный вплоть до овладения им «политический объект» для всех стратегических усилий России в южных морях.

Если же по политическим условиям текущего исторического момента присоединение к территории Русского государства обоих турецких проливов сейчас невозможно, то общее положение, которое должно быть положено в основание всех ныне очередных военно-политических вопросов, связанных с этими коренными вопросами, заключается в следующем. [56]

Все, что может в будущем облегчить для России овладение Босфором и Дарданеллами и может быть приобретено дипломатическим путем, сейчас желательно приобрести, желательно в высшей мере; все то из возможных приобретений, что не облегчит этого будущего овладения проливами, но не создает для него препятствий, — допустимо, но не имеет серьезного для России значения с военно-морской точки зрения; и, наконец, все то, что упомянутому будущему овладению Россией проливами Босфора и Дарданелл может создать препятствие, — недопустимо ни в коем случае».

Что же касается трех возможных, по мнению Немица, в настоящий момент форм разрешении вопроса о проливах, то они заключаются в следующем.

I. Проливы остаются под властью Турции с правом последней возводить на них оборонительные сооружения и с правом прохода через проливы военных судов одной только России, т.-е. то, к чему Россия стремилась во время переговоров 1908 и 1911 г. г. (Ибо хотя формально тогда говорилось о всех «прибрежных» государствах, но фактически (за отсутствием флота у Румынии и Болгарии) это означало одну только Россию). При этом решении, по мнению Немица, хорошо то, что проливы остаются под властью Турции (ибо это лучше, чем если бы они перешли к какому-нибудь другому государству, включая сюда и Болгарию), но предоставление Турции права их укрепления может сделать привилегию России чисто иллюзорной. Такое положение фактически не изменит statu quo, а между тем Россия будет вынуждена дать какие-либо компенсации за полученную привилегию.

II. Проливы открываются для военных судов всех наций, и их владелец лишается права их укрепления. При этом возможны два случая. Во-первых, проливы могут быть нейтрализованы международным актом и это, по мнению Немица, приведет к тому, что они будут навсегда потеряны для России. «Для России лучше иметь на Босфоре и Дарданеллах турецкие пушки, чем увидеть там представителей международной нейтрализации». Но возможен и иной выход — нейтрализация проливов устанавливается не международным актом, а договором их владельца с Россией. Такая комбинация, по мнению Немица, может быть выгодной для России, но лишь при следующих условиях: 1) оба берега проливов и Мраморного моря остаются в руках Турции и не могут быть переданы даже и славянским государствам, ибо для России выгодно, чтобы проливы находились в руках слабой державы и при этом такой, с которой Россия не связана национальными узами и 2) Россия должна иметь право контроля над невооружением проливов, для чего необходимо предоставление русским судам права прохода через проливы и стоянки в Босфоре и у обоих выходов из Дарданелл, т.-е. как в Мраморном, так и в Эгейском море.

III. Этот пункт отличается от второго случая второго пункта только тем, что в дополнение ко всем вышеперечисленным гарантиям, [57] Россия получает еще в собственность Верхний Босфор с правом его укрепления. Такое дополнение является, по мнению Немица, желательным, но лишь в том случае, если оно не вызовет в виде компенсации захвата Дарданелл какой-либо державой.

«Из всего вышеизложенного видно, что, с точки зрения военно-морской, вопрос о политических задачах России при ликвидации происходящей сейчас славяно-турецкой войны считался бы разрешенным удовлетворительно, если бы Россия приобрела непосредственно от Турции, без вмешательства в этот договор других европейских держав, право свободного плавания в любое время своих военных судов через проливы Босфора и Дарданелл; право оборудовать опорные пункты своему военному флоту в Босфоре, в Мраморном море и в Архипелаге при выходе в него Дарданелл, и в то же время настояла бы на сохранении берегов Мраморного моря и обоих прилегающих к нему проливов за Турцией; не допустила бы выхода в Мраморное море или на берега какой-либо третьей державы; не допустила бы международной «нейтрализации» проливов и получила бы обязательство Порты не возводить по их берегам военных сооружений, не ставить в их водах минных и иных заграждений и вовсе не иметь военного флота.

Если при этом явится возможность, при непременном соблюдении всех перечисленных условий, получить для устройства здесь Россией своего военного порта и морской и сухопутной крепостей, его защищающих, Верхнего Босфора, то это желательно, однако, имеет столь третьестепенное значение для России, что малейшая опасность вызвать этим шагом захват другими державами каких-либо частей берегов Босфора, Мраморного моря, Дарданелл или прилегающих к его выходу в Архипелаг островов, России лучше не подымать совсем вопроса об овладении Верхним Босфором».

В отношении европейского берега Мраморного моря, по мнению Немица, было бы лучше всего, если бы Турция сохранила в своих руках Константинополь и прилегающую к нему территорию до Чаталджийской позиции. Что касается до островов Эгейского моря, то занятие Грецией Лемноса и Тенедоса является, с точки зрения русских интересов, безусловно недопустимым, а Имброс может быть отдан ей лишь при условии его неукрепления и предоставления там русскому флоту права якорной стоянки. Занятие каких-либо островов Архипелага сильными морскими державами безусловно нежелательно, и, если на занятие Крита Англией России, может быть, все же придется согласиться, то это, несомненно, явится большой жертвой с ее стороны.

Записка Немица датирована 25 ноября 1912 года (Основные положения записки Немица были целиком поддержан в относящейся к этому же времени записке капитана 2 ранга Дмитриева. Мориском, № 331). Этим же числом датирован и явно написанный под влиянием записки Немица доклад № 296 начальника морского генерального штаба [58] вице-адмирала князя Ливена на имя морского министра, на подлиннике которого имеется резолюция И. К. Григоровича от того же числа (Из того, что записка Немица, доклад Ливена и резолюция Григоровича на этом последнем датированы одним и тем же числом — 25 ноября, видно, в каком спешном порядке обсуждался в эти дни вопрос о проливах); «Копию сообщить министру иностранных дел» (Дело мор. ген. штаба по 2 опер, отдел, под названием «О проливах и десантная операция». Мориском, № 731).

«Положение, созданное войной на Балканах, — говорится в докладе, — снова выдвигает вопрос о Босфоре и Дарданеллах. В виду исторического стремления России к свободному выходу в Средиземное море и возможности в ближайшее время сделать дальнейший шаг к достижению этой заветной цели, надлежит тщательно обдумать каждое наше движение, чтобы действительно расчистить себе кратчайший путь к успеху, а не создавать основания будущих преград.

Надо первым долгом выяснить конечное положение, к которому нам надлежит стремиться, какие для этого потребуются средства, а затем уже обсудить, какую часть этой задачи можно выполнить наличными средствами».

Подчеркивая, так же как и Немиц, громадное экономическое значение Черного моря (в 1910 г. вывоз из его портов составлял 43,3% всего русского вывоза), кн. Ливен делает из этого следующий вывод:

«Очевидно, при такой обстановке обеспеченное сообщение Черного моря с внешним миром уже является и в будущем явится в неизмеримо большей степени вопросом первостепенной важности для свободного развития нашего государства.

Итак, обращаясь к вопросу о проливах, первая и главная задача наших вооруженных сил обрисовывается в виде необходимости обеспечить свободу сообщения Черного с Средиземным морем во всякое время.

К этому основному взгляду на значение для нас проливов можно прибавить еще другую, чисто военную, сторону, т.-е. удобство обороны Черного моря от неприятельского вторжения именно в этом месте. Но не надо забывать, что эта вторая задача представляет лишь удобство, а не жизненное требование государства. Она может быть решена и другим путем, между тем как первая, обеспечение свободы сообщения из Черного моря, имеет жизненное значение, для государства и не допускает другого решения, как охрану пути вооруженной рукой. Вследствие этого надо стремиться к осуществлению именно этой задачи, исполняя другую лишь попутно и по мере возможности».

Каким же путем думает кн. Ливен добиться осуществления указываемой им цели?

«Для вполне надежного господства над морскими путями, необходимо владеть не только водным пространством, но и окружающей его территорией. Итак для полного и окончательного решения задачи обеспечения свободного выхода из Черного моря нам надо присоединить к государству не только Малую Азию и Балканский полуостров, но [59] и все острова греческого архипелага, не исключая Крита, при непременном условии господства над Черным и Эгейским морями посредством первоклассного флота».

Однако наметив для русской внешней политики столь грандиозную программу действий, кн. Ливен все же оказывается вынужденным сразу же значительно сузить ее пределы.

«Такое исчерпывающее решение вопроса нам сейчас, очевидно, не по силам, да и вряд ли окажется и в будущем осуществимым для одной России...

Однако спрашивается, не представится ли целесообразным в виде хотя бы частного ее исполнения постараться захватить ближайшие к проливам территории на европейском и малоазиатском берегах и укрепиться на этом участке?»

Такое решение кн. Ливен считает невыгодным. При слабости флота крепости будут легко уязвимы и не принесут пользы, а при сильном флоте они не нужны. «Итак для осуществления нашей коренной задачи... захват берегов проливов оказывается бесполезным. Надо захватить или всю отделяющую нас от них территорию, или ничего».

Переходя в дальнейшем к изложению конкретной программы действий для русской дипломатии в связи с славяно-турецкими мирными переговорами, кн. Ливен в общем соглашается с предложением Немица с той только розницей, что он не боится нейтрализации проливов посредством международного акта. «Мы уже раньше выяснили, что захват одних берегов проливов, которых только и может касаться нейтрализация, для нас бесполезен и нежелателен. В этом отношении следовательно бояться международной опеки нечего. Что же касается окончательного достижения нашей цели, т.-е. приобретения Малой Азии и Балканского полуострова, то такой стихийный переворот предполагает развитие огромного могущества, перед которым, очевидно, всякое международное соглашение окажется бессильным».

Точно так же кн. Ливен, в отличие от Немица, высказывается и против захвата Верхнего Босфора (Диаметрально-противоположный взгляд по вопросу о стратегическом значении захвата Верхнего Босфора высказывается в составленной около того же времени обер-офицером морского генерального штаба лейтенантом Каллистовым "исторической справке о стратегическом значении для России - Дарданелл и Босфора". Мориском, № 531), который при сильном флоте не принесет никакой пользы, но может заставить Россию согласиться на нежелательные для нее компенсации.

Мы видели выше, что одно из основных положений, как записки Немица, так и доклада кн. Ливена, заключалось в том, что Россия не должна допускать ничего такого, что может в будущем послужить препятствием для ее захватнических намерений, и мы также видели, что Немиц выводил из этого необходимость сохранения в руках Турции прилегающих к Дарданеллам островов Эгейского моря. В тот же самый день, коим датирована записка Немица — 25 ноября 1912 года — [60] С. Д. Сазонов обратился с И. К. Григоровичу с письмом № 832 следующего содержания:

«В виду того, что в ближайшем будущем в числе вопросов, связанных с ликвидацией войны, будет поставлен и вопрос о судьбе островов Эгейского моря, захваченных Грецией, я обращаюсь к вам с покорнейшей просьбой не отказать безотлагательно уведомить меня о вашем заключении по этому вопросу.

Наиболее существенным для министерства иностранных дел является определение того, какие острова должны остаться во владении Турции, чтобы обеспечить безопасность проливов, а также какие острова могут перейти в обладание Греции, без ущерба для наших непосредственных интересов.

Что касается общей постановки вопроса, считаю долгом обратить ваше внимание на то, что судьба островов на Эгейском море, за исключением означенной оговорки, гораздо более интересует Англию и Францию, чем нас, и что нашим видам с общеполитической точки зрения соответствовало бы предоставление этим державам инициативы во всем том, что не связано с теми или иными ограничениями в территориальных приобретениях Греции» (Мориском, № 731).

На этом письме морским министром была в тот же день (25 ноября) положена резолюция: «Начальнику морского ген. штаба. Составить записку», каковая и была 27 ноября за № 301 (Там же) представлена Григоровичу. Результатом этой записки, одобренной морским министром в тот же день, явилось его нижеследующее письмо к С. Д. Сазонову от того же числа за № 3964/442 (Там же).

«На письмо вашего высокопревосходительства от 25 сего ноября за № 832 имею честь сообщить, что с точки зрения интересов русского флота желательно сохранить острова Эгейского моря вообще в руках слабой державы, т. к. переход их в руки сильной может явиться в будущем угрозой нашему флоту (Мы уже видели, что эта же точка зрения была высказана и в записке Немица). В особенности нежелателен переход островов в руки Австрии.

Острова Эгейского моря могут быть разделены по степени их важности для нас на три группы: первая из островов Имброс, Лемнос, Тенедос и Самофракия, вторая внутренние Циклады и третья — внешние Циклады.

Первую, как прилегающую непосредственно к Дарданелльскому проливу, безусловно необходимо удержать в слабых руках, при чем желательно было бы в турецких. Некоторые из островов второй и третьей группы могли бы быть уступлены сильным державам, кроме Австрии, если бы этой ценой Россия получила бы существенные [61] выгоды для своего флота. Обладание ими Грецией или Турцией, с точки зрения наших интересов, совершенно безразлично».

Продолжением этой записки явилось письмо товарища министра иностранных дел А. А. Нератова на имя начальника морского генер. штаба кн. A. A. Ливена от 10 декабря 1912 г. за № 881 (Мориском, № 731). «Вследствие устных объяснений с вашей светлостью управляющего отделом Ближнего Востока кн. Трубецкого и высказанного вами мнения, что в случае, если бы то признано было желательным по общеполитическим соображениям, вы, со своей стороны, полагали бы, с точки зрения наших морских интересов, присоединение к Греции на известных условиях островов Лемноса, Имброса, Тенедоса и Самофракии допустимым, считаю долгом сообщить вам, что нашему послу в Лондоне предложено сделать находящемуся ныне в этом городе греческому министру-президенту Г. Венизелосу заявление в нижеследующем смысле: Россия готова согласиться на переход четырех островов в обладание Греции, при условии их полной нейтрализации, с обязательством уничтожить всякого рода укрепления и иные военные и военно-морские сооружения, если бы таковые оказались, никогда не возводить таковых, не пользоваться островами в каких-либо военных или связанных с войной целях, и не отчуждать в пользу других держав прав собственности, пользования или иных, на эти острова».

________________________

Та же самая точка зрения о необходимости противиться всему тому, что может помешать будущим притязаниям России, следы которой столь заметны в только что приведенной переписке об островах Эгейского моря, наложила очень яркий отпечаток и на способ разрешения русской дипломатией другого вопроса, возникшего в эти же самые дин. Когда неожиданно быстрая победа союзников над Турцией сделала неизбежной постановку на очередь вопроса о полной перекройке карты Балканского полуострова, в связи с чем и стали циркулировать слухи о намерении Австро-Венгрии поживиться на счет турецкого наследства, что, конечно, не могло понравиться России, французский премьер-министр Пуанкарэ обратился к Извольскому с предложением объявить от имени тройственного Согласия, что оно будет противиться захвату турецкой территории какой-либо великой державой. Это предложение вызвало следующее замечание С. Д. Сазонова в его письме к А. И. Извольскому:

«... Так как в виду быстро меняющейся обстановки на Балканах трудно предвидеть все могущие представиться случайности, способные потребовать от нас тех или иных действий для обеспечения наших жизненных интересов, я считал бы необходимым тщательно избегать в наших переговорах с иностранными кабинетами всего, что впоследствии могло бы оказаться для нас стеснительным. С этой точки зрения, мне казалось бы желательным и в предполагаемом письменном [62] обращении вашем к г. Пуанкарэ избегнуть слишком положительных заявлений вроде тех, которые подсказываются словами французского министра «относиться враждебно ко всем захватам турецкой территории какой-либо великой державой», так как это могло бы относиться и к России в области проливов» («Материалы по истории франко-русских отношений», стр. 299. На подлиннике этого письма имеется собственноручная пометка Николая II).

Если, таким образом, русская дипломатия с самых первых дней Балканской войны зорко следила за всеми происходящими событиями и в корне предупреждала все то, что могло помешать осуществлению русских замыслов относительно проливов, то эта же самая политика продолжалась ею и во время дальнейшего хода войны. 13 марта 1913 г. болгарская армия после долгих усилий берет штурмом Адрианополь, а уже 15 марта С. Д. Сазонов, с согласия И. К. Григоровича, телеграфирует в Константинополь М. Н. Гирсу о возобновлении его полномочий на вызов, в случае надобности, всего Черноморского флота без предварительного уведомления Петербурга (Доклад С. Д. Сазонова Николаю II от 16 марта 1913 г. Мориском, № 600). А когда между Турцией и союзниками начались вторичные мирные переговоры, то Россия первая предложила проведение болгаро-турецкой границы по линии Энос-Мидия, что должно было оставить в руках Турции преграждающие доступ к Константинополю Чаталджинские позиции.

Чрезвычайно интересно также отношение русского министерства иностранных дел к выдвинутому английским министром сэром Эдуардом Греем, в связи с начавшимися после заключения мира заседаниями парижской финансовой комиссии, предложению введения общеевропейского контроля над турецкими финансами. В ответ на письмо А. П. Извольского от 11/24 апреля, в котором посол высказывался за поддержку этого предложения в виду того, что европейский контроль над турецкими финансами приведет к сокращению турецких вооружений («Материалы», стр. 364-366), С. Д. Сазонов в письме от 18 апреля за № 381 высказывал следующие соображения:

«... Не предрешая ничего в будущем, мы не можем не отметить, что если оборона Константинополя и проливов в настоящее время не будет достаточно оборудована, то обстоятельство это, вместо того, чтобы отвечать нашим интересам, может служить опасным соблазном для болгар, тогда как несвоевременная постановка вопроса о проливах может в свою очередь поставить нас в крайне тяжелое положение.

Между тем, если у нас нет, казалось бы, основания препятствовать туркам принять нужные меры против захвата проливов и Константинополя, то с другой стороны, опасаться чрезмерного усиления Турции, после пережитого ею беспримерного поражения, нам также едва ли приходится. И если вопрос о проливах и возможности его постановки в ближайшем будущем ставит перед нами на очередь целый ряд самых серьезных задач, требующих планомерного осуществления, то пока [63] вся эта программа будет проводиться, было бы опасно и преждевременно говорить о сокращении средств обороны и без того слабой Турции... С другой стороны, у нас невольно возникает опасение слишком связать свободу своих действий и отношений России с Турцией в случае установления в ней общеевропейского контроля. Обстоятельства так складываются, что не задаваясь какими-либо неосуществимыми утопиями, мы все же можем рассчитывать на возможность завязать с Турцией гораздо лучшие, чем доселе, отношения: Турция не может не сознавать серьезную опасность, грозящую отныне Константинополю и проливам. Эта опасность будет в настоящее время иметь гораздо больше веса в глазах турок, чем традиционное их недоверие к России; нас будет сближать с Турцией до известной степени общий интерес, заключающийся в том, чтобы проливы не подпали под чужое владычество. Турки могут отдать себе отчет в том, что лучшим средством оградиться от опасности со стороны Болгарии было бы опереться на влияние и средства, коими располагает Россия для осуществления этого влияния в Болгарии... Мы полагаем, что Россия может извлечь больше выгод из прямых и непосредственных отношений со свободной Турцией, чем связав ее подчинением европейскому контролю, а себя самих неизбежным участием в последнем, если бы таковой осуществился» (Мориском, № 731).

Та же точка зрения, что и в письме Сазонова, была высказана в письме к этому последнему военного министра В. А. Сухомлинова, от 21 апреля за № 3977, в котором между прочим говорилось:

«Контроль... будет, несомненно, способствовать внедрению и официальному узаконению влияния европейских держав на вопрос о проливах и потому, когда наступит время для разрешения этого вопроса в желательном для России смысле, то таковое разрешение его будет для России значительно труднее и сложнее, нежели при отсутствии контроля» (Там же).

Копии с цитированных писем были пересланы Сазоновым морскому министру при его письме от 2 мая за № 432, результатом чего явилось ответное письмо Григоровича от 9 мая за № 1952 (Там же), в котором этот последний, вполне соглашаясь с точкой зрения Сазонова, высказывает следующие мысли:

«Ныне турецкие проливы, Босфор и Дарданеллы, с неизбежностью станут рано или поздно русским достоянием, ибо здесь проходит главный торговый путь России, нахождение которого в руках иностранной державы может грозить отечеству неисчислимыми бедствиями. В последнее время этот справедливый взгляд на будущее турецких проливов не встречает уже прежнего непримиримого отношения со стороны Франции и Великобритании, а с другой стороны, ход [64] международных событий в Европе делает весьма вероятной постановку этого вопроса для решения в близком будущем.

Единственно действительная «гарантия благоприятного для нас решения вопроса о проливах, когда наступит для сего время» заключается в быстром создании на Черном море военного флота такой силы, чтобы он мог при современной политической конъюнктуре овладеть во время войны водами и берегами обоих турецких проливов и не пустить в них флот враждебных держав. Только при этом условии достигнет цели и десантная операция...

... Нам необходимо сначала (т.-е. до разрешения вопроса о проливах. Я. З.) создать на Черном море сильный флот, что может быть сделано в ближайшее пятилетие, если проведение большой судостроительной программы для Черного моря не встретит непреодолимых препятствии. Пока эта морская сила на юге не будет нами создана, нам важно, чтобы вопрос о проливах не был поставлен вовсе; чтобы никакая другая держава не покушалась на них и чтобы соответственное время Турция была достаточно сильна на европейском берегу, дабы не пустить к Константинополю и Дарданеллам Болгарию».

Но если, таким образом, задача русской дипломатии заключалась в том, чтобы защищать Оттоманскую империю от всяких посягательств со стороны третьих держав, то с другой стороны, там, где речь заходила о подготовке к будущей наступательной операции против Турции, сердобольное отношение, русского правительства к этой последней совершенно исчезало и вполне естественно заменялось настроением диаметрально противоположного характера. В этом отношении весьма характерны два возникших летом 1913 г. вопроса — о покупке участка земли близ Константинополя и о румынских контрминоносцах.

Письмом на имя председателя Совета министров В. Н. Коковцова от 2 нюня 1913 г. за № 2290/168, морской министр сообщает, что по полученным им сведениям, около Константинополя продаются казенные участки земли и просит о предоставлении средств для покупки нескольких участков, ибо «в целях подготовки некоторых стратегических операций нашего флота для войны, нам было бы весьма важно приобрести два небольших участка земли по обеим сторонам Босфора в определенных пунктах, которые могут быть точно указаны, а также довольно значительные участки по берегам залива Золотой Рог и Константинопольского рейда» (Мориском, дело № 731).

Письмо И. К. Григоровича вызвало оживленную переписку между заинтересованными ведомствами. Предполагалось даже командировать в Константинополь для изучения вопроса на месте начальника 2-й оперативной части морского генер. штаба (доклад мор. ген. штаба от 22 августа 1913 г. за № 207 с резолюцией Григоровича «согласен» (Там же), и лишь извещение морского агента в Константинополе, капитана [65] 2 ранга Щеглова, от 6/19 октября 1913 г. за № 911 (Там же) о том, что слух о продаже казенных участков не соответствует действительности, положило конец соответствующей переписке.

Дело о румынских контрминоносцах заключалось в следующем. Письмом от 22 июня 1913 г. за № 627 С. Д. Сазонов препроводил И. К. Григоровичу копию телеграммы российского посла в Константинополе, М. Н. Гирса, от 7 июня за № 109, в которой сообщалось, что Румыния предполагает заказать в Италии четыре контрминоносца, и что Турция по всей вероятности пропустит их через проливы (Там же). Морской министр передал вопрос на рассмотрение морского генер. штаба, а этот последний в докладе Григоровичу выразил мнение, что хотя усиление румынского флота для нас невыгодно, было бы все же, с другой стороны, целесообразно допустить создание удобного для нас прецедента с тем, чтобы затем потребовать, «чтобы Турция дала разрешение, и это разрешение было утверждено великими державами, на проход крупной части русского флота из Черного в Средиземное море или обратно в ближайшие годы, если России это передвижение флота понадобится» (Там же). В этом духе и было написано ответное письмо Григоровича Сазонову от 28 июня 1913 г. за № 2646/206 (Там же).

II.

Уже ознакомление с перепиской по поводу проекта установления европейского контроля над турецкими финансами выяснило нам ту точку зрения на вопрос о проливах, к которой русские правительственные круги пришли к лету 1913 года. Основные моменты этой точки зрения таковы: поражения 1911-1913 г. г. настолько ослабили Оттоманскую империю, что ее гибель (либо полная, либо же только в качестве европейской державы) является вопросом ближайшего времени. При таких условиях Россия не может не заботиться о том, чтобы при предстоящем разделе турецкого наследства получить в свои руки проливы и окружающую их территорию. Но так как для осуществления этой задачи необходимо иметь на Черном море сильный флот, каким Россия в настоящее время не располагает, то перед русским правительством стоят две задачи: 1) в наикратчайший срок усилить свой флот до необходимых размеров; 2) вплоть до такого усиления добиваться сохранения status quo в Турции вообще и на проливах в частности, дабы при преждевременном (с точки зрения России) дележе Оттоманской территории лучшая часть турецкого наследства не досталась неожиданно в руки какого-либо иного претендента.

Если такова была точка зрения русских правящих сфер уже в начале лета 1913 г., то совершенно ясно, что вторая балканская война, [66] спутавшая все карты и значительно осложнившая и обострившая положение вещей на Балканах, должна была усилить восприимчивость русской дипломатии к исходящим со стороны Ближнего Востока раздражениям. И действительно, в течение всего лета 1913 г. в тайниках дипломатического и морского ведомств идет глухая работа по подготовке решения вопроса о проливах.

4 июня 1913 г. уже известный нам Немиц посещает по поручению кн. Ливена начальника канцелярии министерства иностранных дел барона Шиллинга и ведет с ним беседу, во время которой барон отмечает, что «главная забота — цель министерства иностранных дел обеспечить России завладение проливами в случае общеевропейской или вообще большой европейской войны» (В деле Морискома 731 имеется написанный карандашом на отдельных листах отчет Немица об этой беседе), а 10 июля тот же Немиц (к этому времени уже капитан 2 ранга) обращается к помощнику бар. Шиллинга, Н. А. Базили, с письмом № 217 (Мориском, № 531), в котором препровождает на рассмотрение министерства иностранных дел проект высочайшего доклада по вопросу о проливах.

Проект Немица, во многом сходный с его запиской 1912 г. и иногда даже дословно воспроизводящий ее отдельные части, начинается с указания на то, что строительство флота и составление стратегического плана его операций требует предварительного точного указания ближайших политических целей России. Основываясь на соображениях экономического, стратегического и историко-политического характера, Немиц затем доказывает, что такой целью должно являться обеспечение выхода России в Средиземное море, средством для чего должен быть захват проливов.

Балканская война, ослабив Турцию, приблизила, по мнению Немица, время ее неизбежного раздела. «В 1913 году, вследствие неготовности России к войне, с одной стороны, и благодаря настойчивым и талантливым усилиям русской дипломатии, с другой, Европу удалось удержать от удовлетворения этих своих домогательств, но можно наверное сказать, что это только начало дележа турецкого наследства.

... Таким образом, с одной стороны... России необходимо овладеть обоими турецкими проливами, а с другой... России необходимо быть готовой совершить это в ближайшие же годы». Такая готовность, по мнению Немица, может произойти в 1917-1919 г. г. когда русский флот будет доведен до достаточных размеров (Там же).

По обстоятельствам, причина коих нам неизвестна (весьма вероятно, что вследствие болезни кн. Ливена), идея совместного обращения морского и иностранного ведомства к царю с докладом по вопросу о проливах не была приведена в осуществление, но совершенно несомненно, что проект Немица по существу был полностью одобрен всеми [67] заинтересованными ведомствами. Этот проект в значительной части послужил основанием для следующих трех документов: 1) доклада морского генер. штаба И. К. Григоровичу от 7 ноября 1913 года за № 481; 2) доклада, который был представлен Николаю II министром иностранных дел 23 ноября 1913 г. и одобрен царем в Ливадии 27 ноября, и 3) доклада морского министерства от 22 декабря того же года, одобренного Николаем в Царском Селе 30 декабря. Все эти доклады имеют в истории русской внешней политики эпохи накануне империалистической войны столь первостепенное значение, что мы позволим себе остановиться на них более подробно и приведем их наиболее существенные части.

Доклад морского генерального штаба от 7 ноября 1913 г. (Дело мор. ген. штаба по 2-му опор. отдел, под названием "Соображения об усилении Черноморского флота 1913-1914 г.г.". Мориском, № 735) начинается с перечисления принятых морским ведомством мер для усиления русского флота и изложения производимых в связи с этим теоретических работ штаба. Затем в записке говорится:

«Работа морского генерального штаба в настоящее время остановилась перед несколькими основными вопросами, без разрешения которых результаты их не могут быть окончательно оформлены. Разрешение же этих основных вопросов не достигается самостоятельно морским генеральным штабом, но требует общих директив вашего высокопревосходительства и высших указаний его императорского величества государя императора.

В кратких чертах содержание этих основных вопросов заключается в следующем.

До настоящего времени, по причине крайней слабости нашего флота, в морском генеральном штабе разрабатывались лишь две общие стратегические операции нашего флота с некоторыми их вариантами, имевшие скромные задачи по обороне отечественных берегов: одна для Балтийского моря и одна — для Черного. Теперь Россия получает к 1918 г. флот такой силы, что, кроме прежних скромных операций, необходимо иметь в полной готовности и общую стратегическую операцию флота, имеющую более широкую и плодотворную цель: сверх обороны своих берегов также и охрану свободы морских путей России. Это особенно ясно при мысли, что и после 1917 г. наше судостроение сохранит нынешний его размах: ибо очевидно было бы нерационально строить военный флот на суммы, переходящие за миллиард рублей, лишь для защиты побережья Финского залива от десанта двух немецких корпусов, десанта весьма проблематического с точки зрения серьезного стратегического расчета.

Итак, начатый постройкой большой русский военный флот должен получить более плодотворную и настоящую морскую задачу — оборону морских путей России. [68]

Что касается задач по обороне морских путей России, то их, вообще говоря, всегда было и остается три: обеспечить свободу морских путей России в Атлантический океан из Балтийского моря, в Тихий океан из Японского моря и в Средиземное море из Черного.

Вследствие подавляющего превосходства германского флота, первая задача остается для русского флота еще надолго непосильною. Разрабатывать теперь ее стратегическую подготовку нет надобности. Вторая активная задача — обеспечение выхода в Тихий океан — по совокупности политических и стратегических обстоятельств настоящего времени, к сожалению, не может быть поставлена на очередь. Следовательно, теперь нашему флоту предоставляется лишь одна активная задача: обеспечить России свободу пути из Черного моря в Средиземное. Международная политическая конъюнктура настоящего времени и возможные в связи с нею предположения о ближайшем политическом будущем восточной половины Средиземного моря делают эту стратегическую задачу нашего флота, по-видимому, совершенно неотложною. Окончательное решение «Восточного вопроса», вероятно, произойдет в ближайшие годы и тогда (каким бы ни оказалось это решение в отношении России) флот наш должен быть готов к военным действиям в Черном и Средиземном морях, дабы морское ведомство не заслужило снова тяжелого упрека в том, что, выстроив большой флот, оно не сосредоточило его в нужном месте и не подготовило к той стратегической операции, опираясь на которую политика смогла бы с честью и с удачею пронести имя России сквозь все тревоги и затруднения, которые неизбежно свяжутся с решением «Восточного вопроса».

Следовательно, нам необходимо, имея в виду общий состав нашего флота в 1918 г., к этому времени подготовить возможные его активные операции совместно в Черном и Средиземном морях...

... Представляя приведенные соображения, морской генеральный штаб просит директив вашего высокопревосходительства о следующем:

1) Может ли он положить в основание разрабатываемых планов войны, имеющих в виду строящийся флот, а также и тот, который будет строиться после 1917 года, как руководящую мысль всей нашей военно-морской подготовки на ближайшие годы, общую стратегическую идею о готовности нашего Балтийского и Черноморского флотов к операциям не только по обороне своих берегов, но и к активной совместной операции в Средиземном и Черном морях, для обеспечения при всяких обстоятельствах морского пути России из Черного в Эгейское море.

2) Должно ли морскому генеральному штабу положить в основание начатой разработкой новой программы судостроения только что указанную общую цель: идею активного, а не только оборонительного флота России.

3) Должно ли морскому генеральному штабу безотлагательно представить вашему высокопревосходительству для всеподданнейшего доклада соображения по каждому из упомянутых двух вопросов. [69]

При этом морской генеральный штаб докладывает, что сношениями с министерством иностранных дел выяснено, что представители нашей внешней политики, по соображениям порученного им дела, настаивают на сосредоточении всех наших военно-морских усилий в Черном и Средиземном морях, так как это дало бы России более веский голос при решении «Восточного вопроса»; и что такая наша стратегическая мера была бы очень желательна нашему союзнику — Франции, подкрепление флота которой в Средиземном море нашей Средиземноморской эскадрой против соединенного флота Австрии и Италии вполне отвечает известным морскому генеральному штабу желаниям французского главного морского штаба.

Вышеизложенное морской генеральный штаб представляет вашему высокопревосходительству, испрашивая соответствующих директив».

На этом докладе И. К.Григорович наложил резолюцию: «Вполне одобряю и прошу работать в указанном направлении. 8. XI. 13».

Доклад С. Д. Сазонова Николаю II от 23 ноября 1913 г. (Мориском. № 53) начинается с обозрения положения на Балканах, создавшегося в результате второй Балканской войны:

«События на Балканском полуострове, создавшие неустойчивое и непрочное положение на всем юго-востоке Европы и в Мало-Азиатской Турции, выдвигают перед министерством иностранных дел задачу определить наше собственное отношение к условиям новой политической обстановки.

Благодаря междоусобной войне между балканскими государствами, Турции удалось внести в ликвидацию кризиса некоторые поправки в свою пользу и получить границу, более благоприятную для защиты столицы и проливов против сухопутного натиска неприятеля. Таким образом до известной степени уменьшилась непосредственная опасность внезапного морского наступления со стороны Греции. С другой стороны, можно сказать, что военные поражения Турции, в связи с расшатанным внутренним положением и печальным состоянием ее государственных финансов, создали во всех европейских Кабинетах убеждение в том, что на возрождение этого государства нельзя слишком полагаться и что долговечность турецкого владычества подвержена серьезному сомнению.

В связи с таким настроением все великие державы без исключения учитывают уже теперь возможность окончательного распадения Оттоманской империи и задаются вопросом о заблаговременном обеспечении своих прав и интересов в различных областях Малой Азии. Этим объясняется усилившаяся деятельность Германии, Италии и даже Австрии, доселе не имевшей интересов в Малой Азии, создать и упрочить основания политических притязаний в будущем дележе Оттоманской империи. [70]

Правда, нельзя не оговориться, что окончательное крушение Турции возвещается на протяжении двух столетий. Но если государство это все еще обнаруживает известную живучесть, то нельзя не признать, что ряд поражений — в особенности те, которые испытаны Оттоманской империей как раз в период работы над ее военным возрождением — свидетельствует о том, что для последнего нет налицо необходимых данных. Если внешние условия сложатся для Турции более благоприятно, она может еще долго влачить существование, обосновывая свою относительную безопасность на чужих раздорах и соревнованиях. Но против решительного удара извне Турция едва ли найдет в себе силы для его отражения. Между тем, хотя желание мира как будто преобладает в настоящее время среди великих держав, поручиться за прочность общего политического положения в Европе не представляется возможным. Эта неуверенность усиливается нынешним неустойчивым положением на Балканском полуострове в результате Бухарестского мира.

Вышеуказанные условия, несомненно, создают для России крайне сложные и нелегкие задачи. В наши непосредственные интересы не входит преследование каких-либо земельных приращений. Все потребности нашего внутреннего развития ставят задачу поддержания мира на первое место. Не оставляя этой главной и первостепенной задачи; мы не можем однако закрывать глаза на опасности международного положения, устранение коих зависит не от нас одних. В связи с этим мы, так же как и другие державы, не можем не задаваться мыслею о необходимости заблаговременного обеспечения своих прав и интересов, если бы события выдвинули перед нами обязанность их оградить вооруженной рукой.

Сомнение в прочности и долговечности Турции связано для нас с постановкой исторического вопроса о проливах и оценки всего значения их для нас с политической и экономической точек зрения.

Можно быть разных взглядов на счет того, следует или нет России стремиться к завладению проливами. Если мы поставим вопрос о потребных для сего жертвах и о ценности такого приобретения, то мы неизбежно натолкнемся на противоположение одних аргументов другим. На спорных базах нельзя обосновывать направление внешней политики в столь первостепенной важности вопроса.

За последнее время вопрос о проливах осложнился новыми условиями, которые, с одной стороны, усилили экономическое значение проливов для России, а с другой, — осложнили политические и стратегические трудности на пути к возможному завладению ими. Вопрос так и остается открытым, и единственное заключение, к которому можно причти в настоящее время, — это, что едва ли в России найдется ответственный политический деятель, который не признавал бы, что, в случае изменения существующего положения, Россия не может допустить разрешения вопроса вопреки своим интересам, иными словами, при известных условиях не может оставаться безучастной зрительницей событий. [71]

Допустимо ли с точки зрения интересов России завладение проливами другим государством вместо Турции? Чтобы ответить на этот вопрос, следует предварительно оценить нынешнее положение — обладание проливами Турциею.

Сложный и трудный вопрос охраны проливов в настоящее время разрешается, в сущности, довольно удовлетворительно с точки зрения наших непосредственных интересов. Турция представляется не слишком сильным, но и не слишком слабым государством, не способным угрожать нам и в то же время вынужденным считаться с более сильной Россией. Самые недочеты Оттоманской империи, ее неспособность возродиться на правовых и культурных основах до сих пор служили нам на пользу, порождая то тяготение к православной России подвластных полумесяцу народов, которое составляет одну из основ нашего международного положения на Востоке и в Европе.

Как бы то ни было, но раз долговечность Турции не обеспечена, то нельзя не задаться вопросом о том, можем ли мы не готовиться к наступлению событий, которые в корне изменят положение Константинополя и проливов? Оставляя открытым вопрос о положительной ценности завладения и тем и другими, а также и потребных для сего жертвах, допустим [ли] для нас переход проливов в полновластное обладание другого государства?

Поставить этот вопрос — все равно что ответить на него отрицательно. Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству. Согласно объяснительной записке министра финансов к проекту государственной росписи доходов и расходов на 1914 год, торговый баланс России в 1912 г. был на 100 миллионов менее в сравнении с средним активным сальдо за предыдущие три года. Причиной этого м-во признает недостаточно удовлетворительную реализацию урожая; затруднение в вывозе хлеба помимо стихийных причин произошло вследствие временного закрытия Дарданелл для торговых судов всех наций. В связи с этим весной последовало также повышение государственным банком учета на 1/2 % для трехмесячных векселей. Таким образом временное закрытие проливов отразилось на всей экономической жизни страны, лишний раз подчеркивая все первостепенное для нас значение этого вопроса.

Если теперь осложнения Турции отражаются многомиллионными потерями для России, хотя нам удавалось добиваться сокращения времени закрытия проливов до сравнительно незначительных пределов, то что же будет, когда вместо Турции проливами будет обладать государство, способное оказать сопротивление требованиям России? И для этого не нужно, чтобы государство, владеющее проливами, обладало само по себе силой великой державы. Оно неизбежно приобретет эту силу, обосновавшись в проливах из-за исключительных географических условий. В самом деле, тот, кто завладеет проливами, получит в свои руки не только ключи морей Черного и Средиземного. [72]

Он будет иметь ключи для наступательного движения в Малую Азию и для гегемонии на Балканах. Вследствие этого государство, заменившее Турцию на берегах проливов, по всем вероятиям, будет стремиться итти по дорогам, проторенным в былое время турками.

Выше указано было на недопустимость для нас такого рода чужого завладения проливами с экономической точки зрения. Но не представляется ли это столь же мало допустимым с точки зрения политической? Не создают ли указанные выше тенденции к гегемонии на Балканах и проникновению в Малую Азию неизбежность резкого антагонизма между всяким новым государством, которое стало бы на место Турции и России? Недопустимость для нас полновластного утверждения нового государства на проливах подала повод предположению о возможности избегнуть такого положения созданием нейтрализации проливов, со срытием с них укреплении и запрещением возводить новые. Едва ли, однако, подобная комбинация может быть признана удовлетворительной. Всякая правовая норма действительна лишь в мирное время. Когда же наступает война, то для своего ограждения она требует силу. Ведь война может начаться внезапным захватом их неприятелем, и самое отсутствие укреплений будет только способствовать подобной операции, успех коей и в настоящее время зависит в значительной мере от быстроты и неожиданности. Поэтому, если бы были даже найдены какие-либо условия, при коих признавалась бы возможность нейтрализации проливов, указанные выше соображения сделали бы для нас необходимым такое усиление наших военно-морских сил в Черном море, которое дозволило бы нам в любую минуту предупредить занятие проливов всякою иною державою.

В первый период Балканской войны, вместе с успехами Болгарии, одно время обрисовывалось стремление ее честолюбивых вождей к занятию Константинополя и утверждению гегемонии на Балканах.

Непомерное честолюбие Болгарии сплотило против нее ее недавних союзников и Румынию и закончилось ее поражением. Но едва ли возможно ожидать, чтобы Болгария помирилась с таким исходом. Не вероятнее ли, что она будет искать случая вернуть себе отнятое? Прежняя мечта о гегемонии и об утверждении на проливах может снова возродиться. При изменчивости счастья и неспособности Турции воспринимать удары судьбы, как уроки, никто не может определить дня и часа, когда Болгария вновь обрушится на своего соседа стремительным натиском, на который способны болгары и который может оказаться последним и роковым для Оттоманской империи.

Уже 30 лет прошло с того времени, когда державною волею покойного императора Александра III возродился Черноморский флот. Около 60-ти лет прошло со времени появления торгового пароходного движения на Черном море. Оба начинания связаны были с мыслью о мощи России, о возможном утверждении интересов наших на проливах. Сотни миллионов были истрачены на это дело, равно как и на содержание войск Одесского военного округа, призванного к [73] совместным с нашим флотом операциям. Как известно, еще в 1893 году, в связи с армянскими избиениями, был поставлен вопрос о временном занятии Константинополя нашими войсками, с ведома и согласия наиболее опасного из возможных в то время для нас соперников — Англии. От плана этого пришлось отказаться по недостатку транспортных средств и несовершенству сухопутной мобилизации.

С тех пор прошло 18 лет. По-прежнему тратятся многие сотни миллионов и по-прежнему мы ни на шаг не подвинулись к цели. Строятся военные суда, отпускаются ежегодные крупные субсидии на поддержание торгового мореходства. Между тем, когда заходит речь о желательности той или иной крупной десантной операции, правительство останавливается перед почти невозможностью ее осуществить.

В минувшем году, когда зашла речь о возможном движении наших войск на Константинополь, выяснилось, что в течение двух месяцев мы можем постепенно перевезти два корпуса, при чем приготовления по мобилизации транспортных судов и подвозу войск заняли бы столько времени, что операция не могла бы остаться ни для кого неожиданной. Иными словами, она просто оказалась неосуществимой, не говоря о том, насколько не соответствовала самая численность такой десантной армии тем задачам, которые ей предстояло бы выполнить.

Впрочем, в настоящее время приходится говорить не только о невозможности серьезных активных выступлений против Турции, но о недостаточности наших оборонительных средств против морской программы, которая может быть осуществлена в ближайшее время Турциею.

На основании данных, в разное время полученных министерством иностранных дел, приходится притти к заключению, что в период 1914-1916 г.г. турецкий военный флот будет иметь преобладание над нашим в Черном море по качеству своих судов и силе их артиллерии. Относящиеся к этому данные сгруппированы в прилагаемой у сего записке, в которой сделана попытка указать соотношение между нашими и турецкими морскими силами в ближайшие годы. Морскому ведомству принадлежит, конечно, проверка точности приведенных в этой записке данных, которые почерпнуты частью из сведений, сообщавшихся печатью, частью в свое время приводившихся в различных донесениях императорского посольства в Константинополе и, наконец, из сообщавшихся в разное время министерству иностранных дел предположений нашего морского ведомства.

Если даже в эти данные могли вкрасться какие-либо неточности, во всяком случае общее положение в ней, по-видимому, соответствует действительности.

Едва ли нужно настаивать на том, насколько подобное положение может считаться допустимым. После громадных средств, израсходованных в течение ряда лет на создание мощной силы в бассейне [74] Черного моря, Россия не может мириться с положением, при коем ее морское превосходство над Турциею может оказаться необеспеченным. Ежегодное ассигнование крупных государственных средств на дело обороны в бассейне Черного моря указывает на значение, которое придает ему правительство. Тем настоятельнее представляется необходимым пересмотреть новые условия, при коих нашим военно-морским силам на Черном море должны быть предъявлены определенные задания и намечены мероприятия для их выполнения. Россия не может ни допустить в настоящее время морского превосходства в Черном море, ни в будущем остаться безучастной к решению вопроса о проливах. Поручиться за то, что вопрос этот не будет поставлен в недалеком будущем, мы не можем.

Следовательно, государственная предусмотрительность требует от нас внимательной подготовки к выступлению, которое может потребоваться. Указанная подготовка не может не носить характера всесторонней планомерной программы с привлечением к работе различных ведомств.

Предстоит выяснить, что может быть предпринято для усиления нашей военной и морской мощи на Черном море? Какие мероприятия потребуются со стороны военного и морского ведомств для ускорения мобилизации, в связи с оборудованием новых путей сообщения и доведением наших транспортных средств до должных размеров? Какие задачи могут, в соответствии с этими средствами, быть намечены и в какое приблизительно время? Возможно или нет поставить в качестве задания нашей армии и флоту прорыв через проливы и занятие Константинополя, если бы этого потребовали обстоятельства?

Возвращаясь к упомянутой политической стороне подготовки, приходится вновь повторить, что распадение Турции не может быть для нас желанным, и что в пределах дипломатического воздействия должно сделать все возможное для отсрочки такой развязки...

В дальнейшей части доклада С. Д. Сазонова указывается на необходимость принятия ряда практических мер, а именно: 1) ускорения мобилизации предназначенных для десанта войск; 2) оборудования необходимых для этого путей сообщения; 3) усиления Черноморского военного флота; 4) увеличения транспортных средств на Черном море и 5) постройки перевальной жел. дороги через Кавказ».

В этом последнем отношении очень любопытно следующее замечание Сазонова: «Министерству иностранных дел приходилось до сих пор напрягать значительные усилия, чтобы отсрочить, по возможности, постройку Турциею железных дорог в соседстве с нашею границею. На долю русской дипломатии выпадает неблагодарная задача отстаивать концессии на бездорожье, в то время как все другие державы наперерыв предлагают Турции свои услуги по проведению и усовершенствованию путей сообщения». Такое положение вещей, по мнению Сазонова, долго продолжаться не будет, а потому надо усилить нашу ж.-д. сеть на Кавказе. [75]

После этих замечаний С. Д. Сазонов продолжает:

«Таковы главные вопросы, которые ставятся на очередь при обсуждении будущности Малой Азии и тех мер внутреннего порядка, кои вызываются заботою об охране интересов России. Само собой разумеется, что наши военное и морское ведомства в праве в свою очередь поставить министерству иностранных дел вопрос о том, что может быть сделано для создания наиболее благоприятной политической обстановки при наступлении событий, могущих потребовать от нас решительных действий?

Повторяя высказанное в письме пожелание о возможно более длительном поддержания status quo, приходится также снова повторить, что вопрос о проливах едва ли может выдвинуться иначе, как в обстановке общеевропейских осложнений. Последние, если можно судить по нынешним условиям, застали бы нас в союзе с Францией и возможном, но далеко не обеспеченном союзе с Англией, или же доброжелательном нейтралитете этой последней. На Балканах мы, в случае общеевропейских осложнений, могли бы рассчитывать на Сербию, а может быть, и на Румынию. Отсюда выясняется задача нашей дипломатии — создавать условия для возможно большего сближения с Румынией. Работа в этом направлении должна быть столь же постоянной, сколь и осторожной и чуждой излишних увлечений. Положение Румынии на Балканах во многом схоже с положением Италии в Европе. Обе державы страдают мегаломанией и, не имея достаточно сил, должны пробавляться политическим оппортунизмом, высматривая, где в данную минуту сила, чтобы быть на ее стороне.

В заблаговременном учете сил было бы столь же опасно заранее полагаться на такие колеблющиеся факторы, как было бы неблагоразумно вовсе не считаться с ними.

В неустойчивости нынешнего положения на Балканах два фактора играют главную роль: первый из них, это — Австро-Венгрия, в которой усилилось племенное брожение, вызванное успехами сербов и румын и отношением к этому их единоплеменников в пределах Габсбургской монархии; второй фактор, это — невозможность для Болгарии примириться с тяжелыми последствиями Бухарестского договора.

Оба эти государства могут либо сплотиться в общей цели вновь перестроить Балканы, либо оказаться в противоположных лагерях, если Болгария получит надежду иным путем вернуть себе Македонию. Как ни трудна задача снова сплотить Сербию с Болгарией, но только при условии союза каждая из них может ставить себе дальнейшие национальные идеалы. Находясь во вражде, оба государства будут сковываться взаимным бессилием. Наоборот, Сербия может осуществить широкий идеал объединения всего сербского народа только в том случае, если ей не будет противиться в том или даже помогать Болгария, взамен возврата утраченной Македонии. Но нет сомнения, что и то и другое может случиться лишь, если Россия в это время будет также вовлечена в разрешение своих исторических задач [76] и будет с ними действовать, ибо предоставленные сами себе балканские государства неизбежно обречены на междоусобия, которые могут бить предотвращены только присутствием России, как руководящей активной силы.

Обо всех этих условиях приходится говорить не с точки зрения отвлеченных мечтаний, или увлечений миссиею России. Заглядывая вперед и отдавая себе отчет в том, что сохранение столь желательного для нас мира не всегда будет в наших руках, приходится ставить себе задачи не на один сегодняшний и завтрашний день, дабы не оправдать столь часто делаемого упрека в том, будто русский государственный корабль плывет по ветру и относится течением без твердого руля, направляющего его путь.

Сложные и ответственные вопросы, здесь затронутые, требуют всестороннего обсуждения для принятия тех или иных решений, с которыми могут быть сообразованы как внутренние наши мероприятия, так и дальнейшее направление нашей внешней политики.

Повергая на высочайшее благовоззрение изложенные выше соображения, приемлю смелость испросить всемилостивейшего разрешения вашего императорского величества подвергнуть их обсуждению особого совещания.

Сазонов».

(Продолжение следует).

Я. Захер.

Текст воспроизведен по изданию: Константинополь и проливы // Красный архив, № 6. 1924