ПАСХА НА АФОНЕ.

Едва только смерклось, собрались мы в храм, прочли Деяния Апостольские, и остаток времени, до полуночницы, провели в чтении Пролога и во взаимности душеспасительных бесед, а я - нечего греха таить! - и подремал отчасти, в изнеможении плоти и духа. Наконец приблизилась минута священной Великой полуночи. Мы пошли в собор. В числе других, и я подступил к Игумену, стоявшему в архиерейской мантии на своем возвышенном месте, среди церкви, и, поклонившись в ноги, по здешнему обыкновению, получил от него свечу для торжественной встречи Победителя ада и смерти, и для принятия от Него божественного привета: «Радуйтеся». Как, впрочем, ни было велико наступающее торжество; как ни радостно было движение иноков, но мое сердце тревожно билось, при мысли, что я не буду видеть и слышать здесь того, чем поражались и поражаемся мы в России, при первых звуках пасхальных напевов. Я грустил и тосковал среди гробового молчания рассевшейся по метам своим братии.

Кончилась полуночница; запылали тяжелые паникадила, лампады и огромное медное кольцо, опущенное, среди церкви, от самого главного купола, на медных цепях; все они загорелись множеством свеч, и в одно мгновение братство, подобно мудрым девам, украсило свои светильники, и весь собор священных лиц, в сопутствовании Игумена, тронулся в притвор, при пении: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Внешняя церемония, яркое освещение собора, радостные белые облачения священнослужителей невольно потрясли мое сердце и умилительный трепет пробежал по моим членам. Наконец - «Христос, воскресе!» - хотя монотонно, но торжественно отозвалось в притворе, и при этих первых звуках нашей вечной, нашей всегдашней и нескончаемой Пасхи, загудели колокола, деревянные токи и доски чугунные, и вкруг собора загремели выстрелы из ружей и пушек, и долго не умолкали, потрясая и воздух и сердца иноков, трепетавших от радостной встречи Божественного Искупителя. [19] Гармонические звуки металлов, тяжелые удары и гул пальбы, славословие старцев, небесная радость, разливавшаяся по их безжизненным, бледным ликам, при свете бесчисленных огней- все это до такой степени растрогало и восхитило меня, что я невольно должен был сознаться в душе своей, что я в первый только раз на моем веку встречаю Пасху так торжественно и в полном значении ее слова. Моя радость довершилась, когда среди греческих томных напевов, раздалось на родном русском языке: Христос Воскресе и проч.

Замечательно при этом то, что на Востоке встречать Христа не выходят, по нашему обыкновению, вокруг храма, а просто в притвор только.

При начале Пасхального канона, на котором запевы у греков бывают не Христос воскресе из мертвых», а обыкновенно: «Слава Господи, святому воскресению Твоему» - мы ушли в свой храм, и там распевали вполне по русски канон Пасхи; а христосоваться ходили в собор, где дослушали и окончание Светлой утрени. Меня заняло здесь в особенности христосованье братства. Строго держась законоположений Церкви, здесь целуются только в плечи. Все мы были в единственный этот день причастниками Божественной Трапезы, то есть, Тела и Крови нашего Господа. Литургия совершена была в соборе.

После Литургии, наш маститый Игумен, в мантии с жезлом, при колокольном звоне сопровождаемый братством, вошел в трапезу, сел посреди ее, на приготовленный для него стул, и раздавал нам красные яйца. - Сцена была умилительная! В избытке духовного торжества, забывши и минувший труд и подвиги поста, старцы представлялись совершенными детьми, такими, каким обещал Господь Свое царство. Пока Игумен раздавал красные яйца, старцы рассаживались по местам, попеременно поя: «Христос воскресе», - то на греческом, то на русском языках, и детски пользуясь данными яйцами, - кто чье разобьет, и кто искуснее в битве. Эта черта простоты и невинности мне напомнила золотое время детства; мысли мои перебежали по протекшему пространству жизненных годов моих; обрисовали в воображении подобные настоящим сцены, и слезы живой признательности Богу готовы были навернуться на глазах моих, за то детское, именно райское блаженство, которым я наслаждался здесь между седевшими и белыми, как лунь, детьми Евангельской простоты.

Трапеза была исполнена утешения, и судя по пустыннически, роскошна, то есть состояла из трех блюд. Вечерню мы [20] слушали соборне. Ради трех сряду всенощных бдений (на Пятницу, Субботу и Пасху), очень утомивших братство, здесь на Литургии не читают Евангелия на множество голосов и при колокольном переборе; - это бывает уже на вечерни. Чтение Евангелия у нас производилось на следующих языках: на Новогреческом, на Еллинском, на Турецком, на Арабском, на Молдаванском, на Славянском, и на Русском. После вечерни Игумен, в мантии и с жезлом своим, прошел, при многочисленных выстрелах, на архондарик, и принимал там от всего братства поздравление, взаимно приветствуя всех и каждого радостным - «Христос воскресе!».

Таким образом Пасха в пустыни была единственною из всех торжественных дней бывалой в жизнь мою Пасхи, и я искренно признаюсь, что все радости, все наслаждения и забавы света ничтожны в сравнении с здешнею Пасхою, все равно, как ничтожна бледная мишура пред чистым золотом.

На другой день, пред обеднею, совершен был крестный ход со св. мощами, по окрестным монастырским кельям и виноградникам, при бесчисленных ружейных выстрелах рабочих. Наше торжественное пение, сливаясь с грохотавшим вдали эхом выстрелов, переливалось но скатам соседних холмов и по цветущим рощам, и самую природу освящало божественным приветом: «Христос Воскресе/» Все мы теперь веселы и рады, а главное, - безмятежны. О, я понял уже, я уверился опытом, что знает Господь, как утешать и радовать рабов своих, ради любви Его оставивших мир и все, что льстит чувствам и мысли, и терпящих строгую жизнь отшельничества в пустыне!

Святогорец

Текст воспроизведен по изданию: Пасха на Афоне // Китайский благовестник, № 5. 1910

© текст - Святогорец. 1910
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Иванов А. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1910