-

ГУРЬЕВ Б. М.

ПО АЗИАТСКОМУ ПОБЕРЕЖЬЮ ТУРЦИИ

ОТ КОНСТАНТИНОПОЛЯ ДО ЯФФЫ

(Описание и впечатления)

В настоящее время театром военных действий англо-французских морских сил против Турции является главным образом азиатское побережье последней, начиная от Дарданелл и кончая Яффой. Хотя к этому побережью относится еще пространство от Яффы до Суэцкого канала, однако Яффа является последним крупным приморским городом на названном побережье, и потому мы на ней и закончим наш очерк.

Всего недавно Турция имела. еще владения на противоположном европейском берегу — Салоники, но в последнюю войну с балканскими славянами и греками последние завоевали у турок Салоники и таким образом все приморские владения Турции, исключая Константинополя и окружающих его провинций, находятся исключительно на берегах Азии.

Мы постоянно читаем в телеграммах о ходе военных действий наших союзников против Турции упоминания то о том, то о другом пункте на указанном побережье, как-то: о Дарданеллах, Смирне, Александретте и, без сомнения, многим еще его пунктам предстоит фигурировать в будущем, и вот при каждом таком сообщении всех интересует, что упомянутый город из себя представляет. [959]

Объехавши всего недавно перед великой европейской войной все приморские владения Турции, мне и представляется интересным и полезным дать описание азиатского побережья Турции от Константинополя до Яффы и поделиться вынесенными мною из этой поездки впечатлениями (Очерк анатолийского побережья (турецкое побережье Черного моря) помещен в журнале “Исторический Вестник”, декабрь 1914 года.).

Линии пароходов русского общества пароходства и торговли в Яффу. — Дардадельский пролив. — Переход из Салоники в Смирну. — Карантинный пункт Клазомени. — Помощь кавьяри и конфет. — Ночевка в виду Смирны. — Минные заграждении перед Смирной. — Описание города: набережная, порт, железнодорожные линии внутрь страны, смирнский базар.

После того, как я прожил в Константинополе неделю, мне, по составленному мною маршруту, нужно было ехать в Яффу, чтобы попасть в Иерусалим. Для этой поездки я выбрал македонско-александрийкую линию пароходов русского общества пароходства и торговли, так как пароходы, идущие этой линией, заходят в Афон и Салоники, а другой, александрийской круговой линии, не заходят.

Пароход “Корнилов”, на котором я отправился в Яффу, отошел из Константинополя 30-го сентября 1913 года в понедельник в 1 часа, дня. Через час-два мы вышли из прекрасной константинопольской бухты в Мраморное море. Последний пароход перешел в ночь, без остановки, и рано утром мы вошли в пролив Дарданеллы. Я невольно почувствовал, что мы вошли в пролив, так как вдруг после качки, которая была в Мраморном море, пароход пошел ровно. Я быстро оделся и вышел на палубу, чтобы хорошенько ознакомиться с этим проливом, представляющим насущнейший вопрос для политико-экономических интересов России и имеющий большое политическое значение вообще.

Дарданеллы представляют длинный (длина Дарданелльского пролива определяется в 26 — 28 морских миль. Морская миля равна — 1,75 версты) и узкий пролив, немногим шире нашей Невы, с гористыми берегами. На обоих берегах то здесь, то там виднелись сильные турецкие укрепления. Мне пришлось проехать Дарданелльский пролив два раза: туда и обратно, и на обратном пути со мною ехали два наших офицера-артиллериста, из которых один, полковник, был специалистом своего дела. Достаточно сказать, что он был послан [960] нашим военным министерством для ознакомления с сербской и греческой артиллерией и ее действиями во время войны балканских славян и греков с турками. Таким образом, мнение его по этому вопросу нельзя не признать вполне компетентным. Этого полковника и другого капитана-артиллериста я попросил пойти со мной на капитанскую рубку и сообщить мне их мнения относительно орудий, которые можно было видеть простым глазом, а в бинокль совершенно отчетливо, на укреплениях Дарданелл. По мнению этих офицеров, большинство из орудий были одиннадцати и девятидюймовые пушки новейшей конструкции.

Затем по берегам Дарданелл в некоторых местах находились передвижные прожекторы.

Сам же пролив, по которому мы проезжали, был минирован в виду происходившей в это время войны Турции с Грецией. Поэтому все коммерческие пароходы проводились через Дарданелльский пролив, в большей его части, специальными военными турецкими катерами, указывавшими путь по проливу между минными заграждениями. Сопоставляя все это, представляется чрезвычайно трудным пройти через Дарданеллы во время войны с Турцией.. Но имеется другой путь чтобы открыть Дарданеллы, — это сухопутный. Именно пройти к проливу или со стороны западного берега, выходящего в Архипелаг, или со стороны восточного, азиатского.

Коммерческие пароходы при проходе через Дарданелльский пролив делают остановку около небольшого городка Чанак-Кале, совершают там недолгие грузовые операции, сдают почту и через два-три часа отходят.

Выйдя из Дарданелльского пролива, мы направились по Архипелагу к Афону и затем в Салоники. В последние пароход пришел на третий день нашего выезда из Константинополя. С приобретением Салоник, которые с 1430 года принадлежали туркам и недавно были завоеваны греками, нельзя не поздравить последних. Салоники представляют собою прекрасный порт, соединенный с Центральной Европой рельсовым путем, и сами по себе являются живописнейшим городом.

Не останавливаясь на описании Салоник, как не входящем в задачу настоящего очерка, я продолжу сообщение о дальнейшем своем путешествии по азиатскому побережью Турции, начиная от Константинополя на юг.

Из Салоник пароход идет от европейского берега Архипелага к азиатскому — в Смирну. Этот переход через весь Архипелага занимает 28 — 30 часов. Проведенная ночь при этом переходе едва ли забудется кем-нибудь из пассажиров “Корнилова”, так как шторм, бушевавший уже двое суток, напряг все свои силы на третьи, оказавшиеся, к счастью, последними. Во всяком случае, мы благополучно сделали переход от одного [961] берега моря к другому и около четырех часов дня, которым был четверг 3-го октября, пришли в Клазомени — турецкий карантинный пункт перед Смирной. Клазомени именно можно назвать только пунктом, а не городом, портом, крепостью или чем-нибудь подобным, между тем из бывшего в печати упоминания обстрела этого пункта английской эскадрой кажется, что это по меньшей мере что-нибудь из названных трех.

Пароход наш должен был простоять в Клазомени сутки в карантине, который заключается в том, что пассажиры третьего класса свозятся на берег в особые бараки, вещи их и пароход дезинфицируются, а пассажирам второго и первого классов выдаются карантинные свидетельства в том, что они здоровы для права сойти в Смирне на берег.

Капитану нашего “Корнилова” очень не хотелось терять целые сутки, и вот он с командой парохода решил попытаться уговорить карантинного доктора-турка не задерживать нас на сутки, а ограничиться дезинфекцией парохода, осмотреть пассажиров и отпустить после этого сейчас же пароход в Смирну. Старший помощник капитана отправился за “практикой”, как называется разрешение от доктора порта, даваемое на высадку пассажиров и выгрузку товара с парохода, идущего под желтым карантинным флагом из неблагополучной по холере или чуме местности. Таким местом турки считали Салоники, а греки объявили Смирну, хотя в действительности, как говорила мне команда парохода, [962] ни в том, ни в другом городах никакой чумы или холеры не было. Турки же объявили Салоники неблагополучным по холере портом, чтобы досадить грекам, отвоевавшим от них эту прекрасную местность, так как карантин задерживает правильное пароходное сообщение, и некоторые пароходы из-за этого даже не заходят в обвяленный в карантине порт. Но греки не остались в долгу и тотчас же объявили неблагополучным портом Смирну. В общем, поквитались.

Через полчаса старший помощник капитана вернулся на пароход с доктором-турком, которого, как оказалось, ему удалось уговорить отпустить нас в Смирну без 24 часового карантина, а ограничившись лишь одной дезинфекцией парохода. Всему помогла “кавьяри”, то есть наша паюсная икра, как ее называют по-своему турки, изменяя французское слово le caviar. Они очень любят эту икру, и она является лучшим бакшишем для турок.

Турецкому карантинному доктору немедленно достали от пароходного буфетчика коробку кавьяри фунта в три, а затем еще русских конфет, которые турки также очень любят.

Как только команда парохода узнала, что нас согласились отпустить без карантина, все стали энергично помогать приехавшим с карантинным доктором турецким дезинфекторам, чтобы скорее была произведена дезинфекция парохода, и нам попасть к вечеру в Смирну. Торопиться надо было, как говорится, “во всю”, потому что в виду минных заграждений перед Смирной пароходы в порт проводил турецкий военный катер, который начинал свою деятельность с восходом солнца, а оканчивал с заходом. Минные же заграждения были поставлены в виду того, что, как я упоминал, в это время происходила война между Турцией и Грецией.

Вся пароходная команда приняла энергичнейшее участие в дезинфекции парохода, а мы, пассажиры первого класса, торопили, насколько было возможно, доктора-турка скорее раздавать карантинные свидетельства, для писания которых этот доктор расположился в помещении первого класса. Турецкий доктор был очень добродушный, он умел немного говорить по-русски и забавно шутил с нашими третьеклассными паломниками и паломницами, ехавшими в Иерусалим, а также с другими простыми пассажирами, выдавая им карантинные свидетельства и повторяя за ними ломаным русским языком их имена и фамилии. Часа через два все было копчено; турецкий доктор забрал свой бакшиш из кавьяри и конфет, предварительно удостоверившись, что эти взятки действительно находятся в данном ему пакете, потому что, как мне рассказывали, был случай, что на одном каком-то пароходе карантинного доктора в Клазомени раз обманули, давши ему лишь пустые коробки. [963]

Наш “Корнилов” немедленно снялся в Клазомени с якоря и на всех парах направился к Смирне. Но, оказалось, наша кавьяри, помогшая нам избавиться от двадцатичетырехчасового карантина в Клазомени, не помогла все-таки нам попасть в Смирну. Вышеупомянутый турецкий катер на наших глазах спустил флаг, сообщая тем, что не поведет нас в Смирну, и ушел туда один, а мы принуждены были стать на якорь и переночевать совсем невдалеке от Смирны. Огорчение наше и команды было полное, так как мы, несколько пассажиров первого класса и несколько человек команды, предполагали погулять вместе в Смирне, где, как рассказывала команда, самое-то гулянье и происходит только вечером. Нам говорили, что в Смирне вечером вся набережная залита электричеством, в кафе и в кинематографах гремит музыка, масса гуляющих, причем смирнские женщины славятся своей красотой; а нам приходилось об этом только мечтать, находясь на “Корнилове” совсем недалеко от Смирны и даже видя поблескивавшие ее огни. Одно лишь нас утешало, что шторм к вечеру прекратился, и мы долго наслаждались на палубе прекрасной южной ночью.

После ночевки в виду Смирны наш “Корнилов” на утро снялся с якоря и пошел, следуя за указывавшим проход между мин турецким катером, в Смирну. Нужно признаться, что я [964] и все пассажиры испытывали неприятное чувство, когда пароход проходил эти минные заграждения. Дело в том, что в стороне мы видели подымавшиеся из воды верхушки мачт затонувших трех пароходов, попавших нечаянно на мины. Турки объясняли эти крушения тем, что погибшие пароходы уклонились от курса, указываемого им военным катером, наша же старшая команда сказала нам, что в этом виноваты не пароходы, а сами турки, которые плохо расставили мины, не закрепив их и даже позабыв их расположение. К счастью, наши русские пароходы всегда проходили благополучно эти опаснейшие перед Смирной места. Перед входом в смирнский порт турками устроены укрепления. Однако ни мины, ни укрепления не производят впечатления, чтобы Смирну нельзя было при желании взять, так как залив, где расставлены мины, довольно широкий и не особенно длинный, поэтому англичане, если бы захотели, всегда могли бы мины выловить; затем укрепления перед Смирной не кажутся особенно солидными, и, наконец, для взятия Смирны может быть сделан десант. По-видимому, англо-французский флот не предпринимает активных действий против Смирны потому, что в этом городе находится много англичан и французов, а также греков, причем первым принадлежат железные дороги от Смирны вглубь Малой Азии, а затем англичане, французы и греки имеют в Смирне многочисленные коммерческие предприятия. Безусловно, в случае активных действий англо-французских сил в отношении Смирны пострадают главным образом указанные ее жители, которых турки в таком случае грозят даже всех вырезать.

Город Смирна находится в заливе того же имени и расположен в нем амфитеатром. Одни пароходы останавливаются в смирнском порту, подходя к самой набережной, другие кидают якорь в некотором расстоянии от набережной. Первыми являются преимущественно грузовые, которым надо производить несколько дней операции по выгрузке привезенных товаров, вторыми товаропассажирские, которые стоят не более суток, а затем уходят далее.

Как только пароход кинет якорь, его облепляет масса лодочников, которые все устремляются на пароход, когда он спустит желтый карантинный флаг, что указывает, что пароход получил разрешение на высадку пассажиров и выгрузку товаров. Вы нанимаете одного из этих лодочников и едете к берегу.

Высадившись в Смирне и отправившись в город, вам, по мере удаления от набережной, приходится подыматься все время в гору, и, наконец, за городом, вы поднимаетесь на верхний кряж горного хребта Пагус, окружающего Смирну, и [965] с этого места город у вас как на ладони. На этом хребте находятся остатки древней цитадели генуэзцев.

Первое же прекрасное впечатление в Смирне вы получаете от ее набережной. Последняя, устроенная для турок французами, имеет восемь сажен в ширину и около трех верст в длину, и на всем этом протяжении тянется ряд красивейших каменных домов, большая часть которых облицована белым мрамором. [966]

Вдоль всей набережной, начиная от порта и до станции Айдинской железнодорожной линии, ходит конка, ночью же по ее рельсам ходят товарные поезда названной железной дороги, которые вывозят вглубь страны привозимые пароходами в порт товары. Дорога эта принадлежит англичанам, и по ней везутся товары к следующим пунктам внутри страны: к Айдину и от него на восток до Дикра. Особые ветви этой железной дороги отходят от станций Туртали и Читал-Карагач и ведут до Тира и Адмиша. Всего Айдинская железная дорога имеет протяжения триста тридцать верста.

Вторая линия железной дороги от Смирны — Хасабская — тянется до Алашегира на сто пятьдесят две версты, с ветвью от Магнезии до Сомы протяжением восемьдесят три версты. В 1894 году эта дорога куплена французской компанией, которая тотчас же приступила к работам по продолжению линии, и теперь дорога доходите до Кара-Гисара, в 380 верстах от Смирны. Таким образом, линия подошла к Константинополь-Конийской железной дороге.

Насколько велики торговые обороты Смирны, вы получаете наглядную картину в порту при виде всегда находящихся там множества коммерческих судов всех стран. Ценность товарообмена Смирны достигла к 1913 году в среднем до восьмидесяти миллионов рублей в год.

Число жителей города определяется в 400 тысяч человек. Вот по своей торговле и по количеству населения Смирна считается после Константинополя первым городом не только Малой Азии, но и всей Турецкой империи. Преобладающее количество населения Смирны составляют греки, затем идут турки, немцы, французы, англичане, армяне и есть русские. Вследствие главного влияния в Смирне сначала англичан, затем немцев она получила со стороны турок нелестное прозвище “Гяур-Измир”, т. е. неверная Смирна.

В Смирне резиденция генерал-губернатора (вали) айдинского вилайета (округа); здесь же кафедры архиепископов греческого, армянского и католического, а также улемы первого разряда и великого раввина.

Достопримечательностями Смирны считаются базар, бывший невольничий рынок, мечеть Гисар-Джами, греческая церковь Св. Фотиния, гора Пагус, вследствие находящихся на ней, как было упомянуто, остатков генуэзской цитадели и, наконец, караванный моста через ручей Мелес, на берегах которого, по преданию, родился Гомер. Но из перечисленных достопримечательностей заслуживающими внимания являются лишь гора Пагус и то главным образом по прекрасному виду, открывающемуся с нее на город и море, а затем базар. Говорю так [967] потому, что остатки генуэзских построек почти все однотипны и их еще ранее можно было видеть в нашем Крыму, в Константинополе и в Салониках, а другие достопримечательности являются таковыми только в описаниях путеводителей. Хотя, например, и интересно посмотреть ручей, на берегах которого, как говорят, родился Гомер, однако, чтобы не переходить, так сказать, от поэзии к прозе, лучше, пожалуй, его и не смотреть. Так об этом, историческом месте пишут: “Караванный мост некогда служил главным местом для движения караванов, непрерывной цепью шедших изнутри страны с произведениями азиатской промышленности для обмена на европейские товары. Он состоит из одной арки и построен из громадных кусков камня золотистого цвета. Ручей, через который перекинут мост, есть знаменитый Мелес, на берегах которого, как говорят, родился Гомер. Жители Смирны здесь построили в честь божественного старца храм, названный Гомерейом, на берегу ручья долгое время показывали грот, в котором славный поэта слагал свои удивительные произведения” (“Путеводитель русского общества пароходства и торговли” за 1913 год, стр. 328). Таким образом, по приведенному описанию, упомянутое место представляется очень поэтичным и, наверное, таким и было в древности. Но теперь на этом месте осталась лишь непролазная грязь; ручей представляет собою грязную канаву, мост из [968] камня золотистого цвета будет, быть может, таким, но лишь только тогда, если этот камень очистят от покрывающей его вековой грязи, вообще, чтобы не разочаровываться в представлениях, создавшихся по описанию в путеводителях, лучше всего этого не смотреть.

Наиболее же интересным в Смирне является ознакомиться с базаром и проехать на конке вдоль набережной от порта до станции Айдинской железной дороги, так как благодаря этому вы увидите, почему Смирна является вторым после Константинополя городом в Турецкой империи.

На базаре в Смирне, как везде в Турции, большинство товаров европейского производства, как-то: германского, австрийского, французского, английского, и есть некоторые товары также русские. Но наиболее бросается в глаза торговля немцев и австрийцев. Так, еще не доезжая Смирны, вы видите поставленные на берегу громадные плакаты с надписями Stein и Tiring, двух немецких фирм, опутавших своей дешевкой всю Турцию и даже английский Египет.

Но на смирнском базаре имеются ряды и с товарами местного производства. В Смирне выделываются прекрасные вышивки по шелку серебром и золотом и очень славятся смирнские ковры. Вот главные товары местного производства, бросающиеся вам в глаза на базаре.

Когда я был в Смирне, меня очень интересовало увидеть выставку образцов русских товаров, о которой было упомянуто в отчете ближневосточной торговой экспедиции 1912 г. (“Ближний Восток, как рынок сбыта русских товаров”. Стр. 194, изд. министерства торговли и промышленности. Петроград. 1913 г.), но оказалось, что таковая уже не существовала. Как объяснил мне агент русского общества пароходства и торговли, эта выставка заключала несколько образцов русских товаров, которые были розданы местным коммерсантам для ознакомления их с нашими товарами, и затем эта выставка, если ее можно после только что сказанного так назвать, прекратила свое существование. Подобный факт нельзя было не признать печальным с точки зрения наших политико-экономических интересов в Турции. Дело в том, что выставка является одним из главных средств для ознакомления коммерсантов и местного населения с фабрично-заводской производительностью той страны, товары которой еще отсутствуют на рынке. Вместе с тем выставка товаров дает представление и о самой стране, которая выставку устраивает. Знакомство же с Россией турок на рассматриваемом побережье, в виду его отдаленности от нас, довольно слабое, как мне приходилось неоднократно убеждаться. [969]

Видя почти только фабрикаты западноевропейские и не видя русских, некоторые турки считают Россию чуть ли не за дикую страну аналогичную по положению мусульманскому и Дальнему Востоку. Поэтому-то выставки имеют не только торговое, но и политическое значение.

В заключение о Смирне интересно упомянуть, что искал я там купить известный еще из Библии смирнский ладан, но как оказалось, европейская фальсификация проникла всюду; именно мне сказали, что для того, чтобы купить настоящий смирнский ладан, надо идти покупать его со специалистами этого товара, а то по большей части за настоящий смирнский ладан продают подделку.

Вообще Смирна оставила во мне впечатление более европейского города, чем турецкого.

II.

Остров Родос. — Переход в Мерсину. — Ее описание — Александретта — Удобства ее бухты, устройство Германией там военно-морского порта. — Погрузка скота на пароход. — Отправление к берегам Сирии.

От Смирны наш пароход пошел к острову Хиосу, который прошел мимо ночью, не останавливаясь, а на следующий день, 5-го октября, мы пришли к острову Родосу. [970]

Этот остров был отнят от турок итальянцами в происходившую в 1912 году турецко-итальянскую войну. С приобретением этим, также как греков с Салониками, нельзя не поздравить итальянцев. Самое главное значение его завоевания для Италии, понятно, политическое, так как итальянцы получили собственную базу при входе из Средиземного моря в Архипелаг. Затем остров Родос удивительно красив. Вы видите на нем соединение востока и запада и хорошо сохранившиеся памятники средневековья. В некоторых местах города Родоса среди зданий вы видите пальмы, гордо подымающие свои густолиственные верхушки над крышами домов. Остров Родос служил некогда местопребыванием мальтийских рыцарей.

Вообще выгодное местоположение, красота острова, чудный климат, исторические памятники, как-то: крепость, улица Рыцарей и др. — заставляют признать приобретение его очень ценным для Италии.

Наш “Корнилов” простоял у Родоса около четырех часов и с наступлением вечера отошел в Мерсину. От Родоса пароход идет уже по Средиземному морю, и этот переход был последним самым большим нашим переходом в открытом море, так как до Мерсины надо идти 36 часов. Наш “Корнилов” сделал этот переход при великолепной погоде. Наступившая ночь была такая бархатно-теплая, звездная и лунная, какой мне не приходилось никогда в жизни ранее видеть. И весь переход до Мерсины мы сделали буквально по зеркальной поверхности моря.

Мерсина, смотря по карте, расположена на южном побережье Малой Азии, почти напротив находящегося на анатолийском побережье славного в пашей истории Синопа. Она имеет довольно удобную бухту и в ней нет никаких береговых укреплений. С виду Мерсина представляется незначительным городком, но на самом деле она оказывается важным пунктом, являясь единственным удобным портом для всего Аданского вилайета, составляющего обширную провинцию в Малой Азии. Достаточно сказать, что торговые обороты Мерсины определяются ежегодно, в среднем, в шестьдесят миллионов франков. Главными продуктами вывоза из нее, как обыкновенно в Турции, является сырье, а ввоза — различные европейские фабрикаты. Интересно отметить, что почти вся Мерсина, как мне сообщали, принадлежит одному человеку — греку Мавромати, являющемуся в ней нашим нештатным вице-консулом. Г. Мавромати развил торговое значение Мерсины до настоящего ее положения и почти создал весь этот приморский город. При этом г. Мавромати всегда отстаивает вверенные ему русские интересы в Мерсине. Любопытно было бы знать, тронули ли его турки, так как он русский нештатный вице-консул, или оставили в покое, как грека. [971]

Недалеко от Мерсины, в самом углу южного побережья Малой Азии, находится большой и важный порт Александретта. В него мы пришли в тот же день, в который вышли из Мерсины, к вечеру.

Александретта представляет собою прекраснейшую естественную бухту, в которой, как мне кажется, мог бы укрыться самый большой военный флота.

Практичные немцы не замедлили учесть это выгоднейшее положение Александретты на турецком побережье Средиземного моря, и в последнее время до европейской войны этот залив находился всецело в руках Германии. Сначала немцы стали там

строить железную дорогу вглубь Малой Азии, а затем устроили в Александретте морской арсенал, обратив таким образом эту прекрасную бухту в германский военный порт на Средиземном море. Если при этом мы вспомним домогательства Германии в Турции получить концессию на постройку железной дороги от Самсуна, города, находящегося на турецком побережье Черного моря, на юг Малой Азии, к гор. Сивасу, то нам ясен будет имевшийся у немцев план соединить своим сквозным железно-дорожным путем Средиземное море с Черным и иметь на том и другом свои военные порты.

В историческом отношении Александретта достопримечательна тем, что, по преданию, на берег этого залива был выброшен китом пророк Иона. Место, где, по преданию, [972] свершилось это чудесное событие, отмечено поставленной на берегу небольшой каменной колонной.

В Александретте наш пароход остановился в порту, не подходя к набережной, и погрузил много скота: быков, коров и овец, которые отправлялись в Порт-Саид, где пароходы, идущие через Суэцкий канал в Индию, Китай и Японию, запасаются на предстоящие большие океанские переходы провиантом. Упоминая о погрузке скота, нельзя не обратить внимания на варварский способ этой операции в Турции. Так, скот на пароходы грузят следующим образом. К пароходу, который почти всюду останавливается в бухте, не подходя к берегу, подъезжает большая лодка, называемая у турок магона (лодки для перевозки пассажиров называются фелюгами, а для перевозки товаров и скота магонами), нагруженная скотом. В эту магону лебедка парохода спускает проволочный канат с веревкой на конце. Турки связывают веревкой передние ноги у быков и коров и подымают таким образом последних на трех-четырехсаженную высоту, так как морские пароходы высокие, и затем скот опускают в трюм. Там веревку развязывают и лебедка отправляет свой канат за следующим четвероногим пассажиром. Варанов же связывают сразу по несколько штук, от трех до пяти, за одну ногу каждого, и так грузят из магоны в трюм парохода. При этом способе погрузки коровы жалобно мычат, а бараны блеют так, как будто плачут маленькие дети. После же описанного воздушного путешествия животные еле встают на ноги. На турецком же побережье Черного моря существует другой способ погрузки быков и коров на пароход; их втаскивают на палубу за рога по приставленной к борту парохода доске. При этом случается, что рог обламывается, и тогда животное падает в море; иногда сто выловят, а бывает, что и утонет. Описанные варварские способы погрузки скота на пароход существуют лишь в турецких портах. Когда пароход приходит в Порт-Санд, и вообще всюду в Египте, владельцы его англичане не допускают таких способов погрузки и выгрузки животных. Для этих операций ими требуется подводить под животных крепкое полотнище и таким аккуратным и безболезненным способом погружать и выгружать скот. Нарушение этого обязательного правила англичанами строго карается.

После того, как мы погрузили в Александретте скот, наш “Корнилов” снялся с якоря и направился дальше на юг. Пароход, начиная еще от Мерсины, идет до Яффы не более в пяти-восьми верстах расстояния от берега, что, надо сказать, много приятнее и интереснее, чем когда вы видите только небо и воду. [973]

Когда мы выехали из Александретты, направляясь к сирийскому побережью, уже наступила ночь и где-то вдали, в море, шла страшная гроза. Я упоминаю об этом потому, что был поражен теми молниями, которые мне приходилось в эту ночь видеть, так как подобных молний я никогда ранее не видел. Это были гигантские зигзаги, блиставшие светло-фиолетовым светом и освещавшие в течение нескольких секунд на громадном пространстве черную от темной ночи поверхность моря. При виде этих молний невольно приходило на мысль, как ничтожны создания человека пред величием Творца вселенной. Казалось, что если такая гроза настигнет, то едва ли возможно пароходу сдобровать. К счастью, мы совершенно благополучно сделали этот ночной переезд и на утро, часам к двенадцати, пришли к первому сирийскому порту Триполи. Это были уже восьмые сутки со дня нашего выезда из Константинополя.

III.

Побережье Сирии: Триполи и Бейрута. — Описание Триполи. — Бейрута: его порт, аллегорическая картина судьбы Турции. — Набережная в Бейруте. — Описание города, железнодорожные линии вглубь страны.

Триполи — древний город финикийского происхождения. Хотя название это обозначает три города, но их всего два: старая часть в расстоянии одного километра от берега моря, и порт, [974] названный “Эль-Мина”. Последний представляет собою открытую и совершенно не защищенную бухту. В этом порту я не съезжал на берег, так как шел проливной дождь, да и пароход наш стоял всего два часа.

Особых достопримечательностей в Триполи нет, но он весь представляете собою исторический интерес, как древний город финикийского происхождения, затем он был под властью римлян, византийцев и египтян и в эпоху крестовых походов стоял по своему значению наряду с такими городами, как Иерусалим и Антиохия.

Торговые обороты Триполи определялись за последнее время около сорока миллионами франков в год. В недалеком будущем торговля Триполи должна получить значительное развитие в виду предстоящего соединения города рельсовым путем с железнодорожной линией от Бейрута до Алеппо.

Окончив свои грузовые операции в Триполи, наш “Корнилов” направился к главному городу Сирии — Бейруту. От Триполи до Бейрута переход около шести часов. В последний мы пришли, когда уже было темно, и потому хорошо ознакомиться с городом не представлялось возможным. Ночью же “Корнилов” должен был отправиться далее, так как пароход нагонял запоздание, происшедшее от шторма, о котором я упоминал вначале, из-за карантина и минных заграждений в Смирне.

В Бейруте имеется прекрасный порт, и пароход наш ошвартовался у самой набережной. Когда мы вошли в бейрутский порт, то там стояли два броненосца, французский и австрийский. На мой вопрос, почему там находились военные суда, мне никто не мог дать объяснения, но указали, что за последнее время (т. е. перед великой европейской войной) по рассматриваемому побережью Турции все время крейсировали суда германского, австрийского, английского и французского флотов, а также заходили иногда и итальянские военные корабли. На основании же этого среди жителей приморских владений Турции, как мне удалось выяснить из бесед с некоторыми из них, составилось представление, что все приморские владения Турции поделены между собою следующим образом: к Англии отходит побережье от Суэцкого канала до Кайфы включительно, к Франции — от Кайфы до Александретты, к Германии — от Александретты включительно до Смирны и все анатолийское побережье к России. Безусловно подобное деление являлось скорее всего лишь плодом восточной фантазии, но, как никак, крейсирование военных кораблей упомянутых государств по турецкому побережью от Константинополя до Яффы показывало, что как будто бы названные государства зорко следят друг за другом, чтобы какие-нибудь из них не смогли в ущерб другим успеть [975] воспользоваться указанными турецкими владениями при неожиданной кончине медленно умирающей Турции. Показатели же близости последнего момента находились налицо в бейрутском порте. Именно в порту, около берега, перевернувшись на бок, подобно каким-то морским чудовищам, лежали простреленные итальянской эскадрой в недавнюю турецко-итальянскую войну один турецкий броненосец и одна миноноска. Интересно при этом следующее: итальянцы предложили указанным двум турецким судам или сдаться, или выйти сразиться в море, но горе-моряки турки ничего разумнее не придумали, как остаться в порту и притом не покидая этих своих кораблей. Таким образом, итальянцы стали расстреливать их, как мишень, после чего турки, уподобившиеся страусу, прячущему при опасности голову под крыло, решили покинуть свои военные корабли и стали спасаться в городе.

Действительно, эта картина в бейрутском порте: французский и австрийский броненосцы и затопленные и простреленные турецкие броненосец и миноносец — была характерным изображением недалекого будущего Турции.

В Бейруте, несмотря на то, что наш пароход пристал к набережной, нам для того, чтобы попасть в город, пришлось взять лодку, так как таможня, чрез которую мы должны были пройти, находилась в противоположной стороне порта. По переезде на берег у меня произошел инцидент с лодочником, о котором считаю полезным рассказать для характеристики путешествия по Востоку. Дело в том, что на всем побережье при желании вашем съехать на берег надо предварительно сговориться с лодочником о цене, поставив условием уплату денег по возвращении на пароход. Иначе, съехавши на берег за один франк, вам, очень может быть, придется заплатить их пять, а не то и больше, чтобы вернуться на пароход. Объясняется это тем, что лодочники немедленно передают друг другу, что вы съехали, взявши лодку только в один конец, и все, сговорившись, требуют с вас высокую плату за перевоз обратно и вам волей-неволей придется заплатить ее, так как надо же попасть во время на пароход обратно. Предупрежденный об этом, я всюду и сговаривался с лодочниками о перевозе в оба конца и об уплате денег по возвращении на пароход. Обходилась такая поездка почти всюду два франка. Но вот в Бейруте араб-лодочник пошел на такую хитрость. Перевезши меня, доктора и еще одного пассажира на берег, он стал просить отдать ему половину условленной платы, т. е. за один конец, говоря, что обратно он почему-то везти нас не может. На мой отказ ему в этом, так как я был уверен, что за обратный наш переезд на пароход ночью нам придется заплатить крупную сумму, араб-лодочник стал [976] назойливо приставать к нам, требуя уплаты денег, и своими криками собрал чуть ли не целую толпу других арабов. Но я все-таки категорически отказал ему в уплате денег до возвращения нашего на пароход, причем на его приставанье показал ему имевшийся у меня револьвер, после чего араб согласился подождать нашего возвращения.

Бейрутский порт несколько напоминает собою смирнский. Именно к порту по набережной устроена линия железной дороги, которая вывозит привозимые в бейрутский порт товары внутрь страны. Самыми крупными конечными пунктами этой железной дороги являются города Алеппо и Дамаск. По своей торговле Бейрут стоит на третьем месте после Константинополя. Таким образом, первой по торговле стоит столица Турции, на которую приходится 25% всего турецкого торгового оборота, второй является Смирна (18% всего оборота), третьим городом Бейрута (9%), затем Александретта, Триполи и т. д. Жителей в Бейруте насчитывается около двухсот тысяч человек, из которых большую часть составляют христиане. Вследствие этого в городе имеется много европейских учебных заведений, из которых наибольшей известностью пользуется университета отцов иезуитов с медицинской при нем школой.

Когда мы направились по городу, то я предложил своим спутникам пойти первым делом в агентство русского общества пароходства и торговли посмотреть выставку образцов русских товаров, о которой так же, как о смирнской, упоминалось в отчете ближневосточной экспедиции 1912 года. Но оказалось, что и в Бейруте выставки уже не существовало. По сведениям, сообщенным мне одним из служащих в агентстве, наша выставка возбуждала большой интерес среди местного населения, почему еще обиднее, что существование ее в Бейруте было кратковременно.

Из агентства мы направились погулять по городу. Бейрута не произвел на нас столь благоприятного впечатления, как Смирна. Именно, хотя в Бейруте устроен даже электрический трамвай, однако город показался нам мало благоустроенным. На набережной, главной улице города, мы видели порядочную грязь, и поэтому, что такое другие улицы, можно уже себе представить.

Пройдясь по городу, мы вскоре вернулись на пароход, который в час-два ночи вышел из бейрутского порта и отправился к берегам Палестины — к порту Кайфе.

Таким образом, мы уже были недалеко от Святых мест жизни Спасителя мира, видеть которые составляет заветную мечту каждого верующего христианина. [977]

IV.

Побережье Палестины. — Кайфа и Яффа. — Бухта в Кайфе. — Возможность высадки. — Достопримечательности Кайфы. — Настоящее значение Кайфы и ее будущее. — Приход в Яффу. — Неудобства местоположения для высадки. — Описание Яффы. — Заключение.

В Кайфу мы пришли в девять часов утра. Погода, которая ранним утром не предвещала ничего хорошего, так как был ветер и сильный дождь, неожиданно сменилась тихим и солнечным днем. Разошлась лишь мертвая зыбь, как следствие шквала, но Кайфа имеет несколько защищенную от ветров бухту и потому в ней мертвая зыбь не была очень ощутительна. Вот, благодаря бухте, Кайфа имеет большое преимущество перед Яффой и в непродолжительном времени, по окончании постройки от нее железной дороги к Иерусалиму, будет конечным морским пунктом для паломников к св. местам Палестины.

В Кайфе, благодаря некоторой защищенности ее бухты от ветров, почти всегда возможна высадка на берег, а, чтобы высадиться в Яффе, нужно иметь некоторую долю счастья. В чем состоят главные затруднения высадки в Яффе, мною будет сообщено при ее описании. [978]

Кроме строящейся железной дороги, к Иерусалиму от Кайфы идет еще железнодорожный путь в Медину, по которому едут в Мекку паломники мусульмане вместо кругового следования до портов Геджаса. Таким путем мусульманские паломники выгадывают от пятнадцати до двадцати дней.

Местоположение Кайфы очень живописно; в середине бухты, идущей полукругом, находится город, слева пальмовая роща, а справа начинаются горы. Караваны верблюдов, идущие из города по песчаной полосе между рощей пальм и морем, кажутся вам какой-то волшебной картиной. В общем, начиная от Кайфы, вы всецело переноситесь в жизнь знойного юга, которая почти совершенно непохожа на знакомую многим из русских жизнь нашего юга — Крыма и Кавказа.

Кайфа, благодаря своему выгодному местоположению, быстро развивается. В настоящее время в ней насчитывается около тридцати тысяч жителей, которые делятся на христиан и магометан поровну.

Все дома Кайфы являются, за редким исключением, европейской постройки, причем из них выделяются прекрасные здания императорская православного палестинского общества для русских паломников и грандиозное здание высшая технического еврейского училища, рассчитанное на две тысячи учеников.

Справа Кайфы находится гора Кармел. На одном из склонов ее, за пещерою, где, по преданию, некогда жил пророк Илия во время бездождия, посланная по его молитве в наказание израильтянам за их служение Ваалу, расположен кармелитский монастырь и немного южнее немецкий поселок с небольшим санаторием.

Из Кайфы можно проехать в Назарет и к Тивериадскому озеру, каковые местности лежат на пути в Иерусалим, поэтому и в этом отношении Кайфа, как пункта высадки для паломников, представляет преимущества перед Яффой. Однако Кайфа заменит Яффу лишь с окончанием постройки железной дороги к Иерусалиму, пока же проехать от Кайфы к Иерусалиму стоит очень дорого, так как приходится ехать на лошадях.

Высадивши ехавших в Кайфу пассажиров и выгрузивши товары, наш “Корнилов” пошел полным ходом к Яффе, чтобы успеть прийти туда до вечера.

Побережье, верстах в трех-четырех от которого мы шли, представляло собою гористую и почти совершенно лишенную растительности местность. Вследствие этого побережье имело какой-то суровый вид, и казалось, что эта местность как бы специально создана для религиозных размышлений.

Да и вообще надо заметить, что все турецкое побережье Средиземного моря, за исключением городов и еще немногих мест, [979] не блещет своей живописностью. Берег идет по большей части гористый, без растительности и таким образом получается однообразный и скучный под конец вид.

Мы подошли к Яффе в четыре часа дня 9-го октября, т. е. на десятый день после нашего выезда из Константинополя. Когда пароход приближался к городу, на палубу собрались все паломники и стали петь молебен, который служил ехавший на пароходе священник. Получилась чрезвычайно величественная и трогательная картина. Волнующееся слегка море, заходящее солнце и пение в виду Яффы священных песнопений “Достойно есть” и “Спаси, Господи, люди Твоя”. Испытывалось какое-то особенное волнение. Эта картина также подействовала сильно на бывших на нашем пароходе иностранцев. Так, один миссионер-англичанин с глубоким уважением, как было видно, смотрел на служение паломниками молебна и, вынув бывший при нем фотографический аппарата, запечатлел эту драгоценную картину себе на память. Затем мой спутник от Константинополя, бывший доктор американская флота, который говорил мне всю дорогу, что он ни во что не верует, подошел ко мне и с волнением сказал: “Эта вера русских людей прекрасна, это только может быть среди чудного русского народа”.

Надо сказать, что этот американец, родившийся в Америке и служивший там, теперь постоянно живет в Петрограде и когда я и другие на пароходе лица из команды и пассажиров [980] спрашивали его, почему он постоянно живет в России, он отвечал: “Я больше всего люблю Россию, ее народ, считаю Россию своей родиной, и мой любимый город Петроград”.

Подойдя к Яффе, пароход выбрал место для остановки, отдал, как говорят моряки, якорь и таким образом не оставалось опасений, что высадиться на берег удастся. Вот тут и уместно будет сказать о тех затруднениях, которые имеются в Яффе для высадки пассажиров, а также к выгрузке товаров.

Подъехав к Яффе, вы видите перед ней, в море, возвышающиеся над его поверхностью различной величины камни. Фелюги, которые перевозят паломников с парохода на берег, находятся за этими камнями, около берега. В сильную волну они оттуда не выходят, так как их разобьет об эти камни в щепы. Яффа же совершенно не защищена от ветров, так как она не имеет бухты, а просто идет ровный открытый берег и потому волнения там часты.

На это, наверное, у большинства читателей возникнет вопрос, почему же в таком случае не взорвут представляющие такие большие неудобства и опасности камни около Яффы. Такой вопрос возник и у меня, на что мне объяснили, что эти камни защищают Яффу от волн моря. Не будь их, то выстроенные около самого берега дома все были бы разрушены волнами.

Нам, как я уже говорил, посчастливилось; на море было лишь легкое волнение, и как только возвратился на пароход третий помощник капитана с практикой и был спущен на пароходе карантинный флаг, все фелюги вышли из-за камней и понеслись вперегонку к пароходу принимать пассажиров. Яффой заканчивалось также мое путешествие по турецкому побережью Средиземного моря, так как отсюда едут в Иерусалим, в который я всей душой стремился и где решил пробыть неделю. Затем же, по составленному мною маршруту, мне предстояло ехать на некоторое время в Египет, в который пароход идет прямо от Яффы в Порт-Саид, а после Египта у меня было намечено проехать в Грецию, пробыть там некоторое время и, наконец, вернуться в Россию.

Таким образом, когда фелюги помчались к пароходу, мне оставалось сложить свои вещи, распрощаться с командой парохода и ехать на берег. Здесь я не могу не отметить того любезного внимания и содействия, которое оказывают команды пароходов русского общества пароходства и торговли, а также агенты общества своим пассажирам. Едва ли на каком-либо из иностранных пароходов можно встретить такое отношение, которое можно назвать прямо родным. Я не говорю только о себе, но видел много тому фактов и потому не могу об этом не сказать. Лично я имел возможность на описанном побережье со многим [981] познакомиться благодаря лишь указанному отношению команды и агентов, и, говоря искренно, я с большим сожалением распрощался с командой “Корнилова”. Хотя сам пароход и не был удобен, однако отношение команды заставляло все позабывать, и за одиннадцатидневный переезд я очень свыкся с этими хорошими людьми. Вся старшая команда, со своей стороны, сердечнейшим образом распрощалась со мною, именно мы даже расцеловались.

Вообще еще раз считаю нужным отметить, что на русском пароходе, в случае ли желания вашего съехать на берег, узнать, где какие имеются достопримечательности, что интереснее где купить, какого нанять гида и т. п., нужно обращаться за советом к пароходной команде, и вы всегда найдете любезный ответ и всякое содействие. При высадке на берег обратитесь к агенту, и он всегда окажет вам содействие в таможенных формальностях, посоветует гостиницу и гида, и за эти советы вы всегда будете лишь признательны.

С помощью агента русского общества пароходства и торговли я и высадился в Яффе и по его совету остановился в “Hotel du Parc”, считающемся самым лучшим в Яффе. В то же время этот отель является в своем роде некоторой достопримечательностью Яффы, так как в нем останавливался император немцев Вильгельм в его путешествие в Иерусалим.

Городок Яффа, кажущийся издали очень хорошеньким, внутри является очень грязным и, если можно так сказать, каким-то неуютным.

Количество населения в Яффе определяется в сорок тысяч человек, из коих главную массу, до двадцати пяти тысяч, составляют арабы, затем десять тысяч человек евреев и остальные христиане.

В городе много школ, три монастыря, три госпиталя и русская церковь, на подворье которой останавливаются русские паломники. Торговые обороты Яффы определяются в размере около сорока миллионов франков ежегодно. Там много есть данных за развитие русской торговли, причем особенно важным является то, что ежегодно через Яффу в Иерусалим проходит более десяти тысяч русских паломников, но как в Яффе, так и на всем рассматриваемом побережье первое место по ввозу товаров занимают европейцы и среди них были главными немцы и австрийцы, заполнившие турецкие рынки своей дешевкой.

Подъезжая к каждому турецкому порту, вы уже издали видите устроенные на берегу громадные рекламы, в виде плакатов, с надписями Stein и Tiring, и вывески этих немецких торговых фирм имеются чуть ли не на каждом шагу повсюду в турецких городах. Вообще для того, чтобы показать, насколько была [982] развита немецкая и австрийская торговля на Ближнем Востоке, достаточно привести следующий факт. В Каире при мне было четыре немецких торговых дома: Штейн, Тиринг, Седнауи и Моарди, из которых каждый был чуть не больше нашего магазина экономического офицерского общества, и все названные четыре магазина всегда были полным-полно покупателями. Между тем в том же Каире универсальный английский магазин в четыре раза меньше каждого из немецких магазинов, и я не видел никогда в нем более десяти человек покупателей. И это в Каире, в городе, принадлежащем англичанам! Что же после этого, можете себе представить, творилось в турецких городах. Отсюда видно, какие громадные потери понесли австро-германцы, лишившись рынков на турецком побережье Средиземного моря. Русский же торговый престиж на этом побережье единственно солидно всегда поддерживался коммерческим флагом русского общества пароходства и торговли и хочется надеяться, что с победоносным окончанием войны России и ее союзников с Германией и Австрией русские коммерсанты не преминут воспользоваться открывающимися перед ними новыми рынками.

Упоминая об Яффе и ее торговле в частности, нельзя не отметить замечательных по своей величине и вкусу вывозимых из нее апельсинов. Последние в изобилии растут в садах Яффы и в целых рощах, разбитых по дороге в Иерусалим.

Переночевав в Яффе, я на следующий день ранним утром отправился в Иерусалим по железной дороге, устроенной от Яффы до Святого города.

Из представленного описания азиатского побережья Турции от Константинополя до Яффы видно, что все это побережье, за исключением Дарданелл и Смирны, является совершенно не защищенным и потому в любой момент может быть подвергнуто обстрелу англо-французским флотом. При этом разрушение перечисленных приморских городов побережья лишило бы Турцию наиболее богатых и лучших ее владений.

Но англо-французский флот и обнаружившиеся русские суда на Средиземном море (крейсер “Аскольд”) не разрушают не защищенные турецкие города, не позволяя себе губить мирных их жителей.

Таким образом действия великих держав России, Англии и Франции являются совершенно противоположными действиям немцев, обстрелявших русскую Либаву и не защищенные английские прибрежные города, топящих, когда это удастся, пассажирские пароходы, раскидывающих мины в открытых морях и т. п., и противоположны действиям немецких последователей — турок, разбойничающих с немцами на “Гебене” и “Бреслау” против наших мирных пунктов на Черном море, как-то [983] пустивших несколько снарядов в Феодосию, Новороссийск и Ялту.

Благородный образ действий в отношении турецкого побережья Средиземного моря России, Англии и Франции еще лишний раз доказывает миру, что эти великие державы действительно борются за право и справедливость и за освобождение мира от стремившихся его захватить тех народов, которые считают, что сила выше права.

Безусловно, что симпатии большинства людей и успех всегда находятся на той стороне, где царствует право и справедливость, и потому нет сомнения, что союзные державы выйдут победителями в борьбе в Германией, Австрией и Турцией и после этого восстановят надолго мир всего мира. Наибольшим же апофеозом осуществления этой великой цели, проповедуемой в Евангелии, было бы для борющихся за достижение ее России, Англии и Франции освобождение Иерусалима из рук турок, и дай Боже, чтобы так случилось.

Текст воспроизведен по изданию: По азиатскому побережью Турции от Константинополя до Каффы (Описание и впечатления) // Исторический вестник, № 6. 1915