262. ДОНЕСЕНИЕ УПОЛНОМОЧЕННОГО ИППО в ИЕРУСАЛИМЕ Н. Г. МИХАЙЛОВА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ИППО ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ СЕРГЕЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

Иерусалим

30 мая 1896 г..
Подлинник

Ваше Императорское Высочество,

Получив утром 15-го мая письмо Господина Секретаря Общества Тайного Советника В. Н. Хитрово от 19-го апреля сего года за № 299, в копии при сем прилагаемое, имею счастье представить Вашему Императорскому Высочеству подробное описание обстоятельств, сопровождавших освящение русской церкви близ Гроба Господня во имя Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского, совершившееся волею Божиею 22-го мая сего года, в день кончины Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Александровны.

Вечером 14-го мая, когда не только вся русская колония, но и большая часть жителей Иерусалима, собравшись на площади иллюминованных и украшенных флагами Русских Построек, торжественно праздновали священное коронование Их Императорских Величеств, — в Иерусалим прибыл посланный Святейшим Синодом иеромонах Александро-Невской Лавры отец Евгений, которого здесь поджидали еще на прошлой неделе, надеясь получить от него известие об освящении нашей церкви. В тот же вечер отец архимандрит Рафаил зашел ко мне и поделился радостным известием, что прибывший из России отец Евгений передал ему, архимандриту: 1) освященный антиминс для нашей церкви; 2) письмо Святейшего Синода к Патриарху Герасиму; 3) постановление Святейшего Синода по [582] вопросу освящения нашей церкви и 4) письмо Секретаря Общества В. Н. Хитрово. Сообщенное архимандритом Рафаилом известие еще более усилило наше радостное настроение, так как теперь не стало сомнения, что давно желанное освящение церкви осуществится через несколько дней.

Утром 15-го мая иеромонах Евгений посетил меня и, вручив мне письмо В. Н. Хитрово (от 19-го апреля сего года за № 299), сообщил, что освящение церкви желательно было совершить до Священного Коронования Их Императорских Величеств, но что вследствие усилившейся в Египте холеры и последовавшего увеличения карантинов (до 10 дней) на провенансы из Александрии, он, отец Евгений, по совету уполномоченного Общества в Одессе, решил отложить на неделю свой отъезд в Яффу, дабы попасть на круговой пароход Александрийской линии и, избегнув посещения Александрии, избавиться таким образом от десятидневного карантина в Бейруте. Расставаясь со мною, отец Евгений сказал, что сейчас пойдет с архимандритом Рафаилом представиться Патриарху.

Утром 16-го мая я был у Патриарха и пригласил его на завтрак после предстоящего освящения церкви. При этом я просил Его Блаженство пригласить к завтраку всех тех духовных лиц Патриархии, которые будут участвовать при освящении церкви, сказав мне лишь точно, сколько будет приглашенных архиереев, архимандритов и прочих духовных лиц, дабы я заблаговременно мог обдумать, как поместить их. Патриарх принял приглашение и пообещал сказать мне, кто будет с ним при освящении церкви. Я поинтересовался узнать: назначен ли уже день для освящения церкви? Патриарх ответил, что вопрос этот решится в Синоде 17-го мая. Тогда я высказал мнение, что лучше было бы освятить церковь 22-го мая, в день кончины Государыни Императрицы Марии Александровны, когда по расписанию коронационных торжеств Их Императорские Величества имели посетить Сергиеву Лавру. Затем, получив благословение, я расстался с Патриархом. Во время разговора я не мог не заметить, что каждый раз, когда я упоминал об освящении церкви, на лице Патриарха появлялась тень глубоко затаенного раздражения.

В 4-е вечера ко мне зашел архимандрит Рафаил и застал у меня: управляющего нашим Генеральным Консульством А. Ф. Круглова, и живущего в нашем подворье Тайного Советника A. A. Нейдгардта. Мы говорили об интересовавшем всех освящении церкви. Архимандрит Рафаил сообщил, что был у Патриарха и имел с ним продолжительный разговор по поводу антиминса, присланного Святейшим Синодом для освящения нашей церкви. Патриарх не желал принять наш антиминс и настаивал, чтобы антиминс был греческий, говоря, что таковой уже приготовлен для нашей церкви. Архимандрит Рафаил убеждал Патриарха оставить антиминс, присланный Святейшим Синодом, представляя всю неловкость возвращения освященного [583] антиминса в Россию. Патриарх продолжал стоять на своем. Тогда архимандрит Рафаил высказал предположение, что в присланном из России антиминсе может находиться частица мощей Св. Александра Невского, во имя которого предстоит освятить церковь. Такое неожиданное заявление архимандрита на несколько секунд поколебало Патриарха, но он скоро нашелся и предложил переложить мощи из Русского антиминса в Греческий. Архимандрит отказался от этого, сказав, что не может исполнить намерения Патриарха без разрешения Святейшего Синода. Тогда Блаженнейший уступил и дал согласие освятить церковь с Русским антиминсом. Все мы искренно порадовались с архимандритом Рафаилом, что ему удалось отстоять антиминс, присланный Святейшим Синодом, так как это могло служить прецедентом для будущего.

Утром 17-го мая в Патриархии было заседание Синода. Почти весь этот день я провел с архимандритом Рафаилом в Русском Доме близ Гроба Господня, осматривая все необходимое для освящения церкви. Вечером греческий дьякон Иустин объявил мне от имени Его Блаженства, что освящение церкви будет в среду 22-го мая.

В субботу 18-го мая я с архимандритом Рафаилом и с двумя присланными Патриархом святогробскими архимандритами, Мелетием и Епифанием, осматривали церковь в Русском Доме, приготовляя к освящению необходимые церковные вещи, каковые были в порядке расставлены на покрытом пеленами древнем камне, находящемся посредине церкви, перед царскими вратами. Расставаясь, решено было еще раз собраться здесь же вместе в понедельник 20-го мая для окончательного осмотра и приготовления всего необходимого к освящению. Около 6 часов вечера Патриарх прислал прочесть архимандриту Рафаилу и управляющему нашим консульством только что полученную телеграмму от Его Императорского Величества, выражавшую Патриарху Высочайшую благодарность за принесенное поздравление по случаю Священного Коронования. Это было первое и единственное известие, на основании которого Русская Колония могла заключить, что Священное Коронование Их Императорских Величеств совершилось, как было предположено 14-го мая, и хотя 14-го мая Патриарх служил торжественный молебен у Гроба Господня, на котором присутствовала вся наша колония, а затем в тот же день, по моей просьбе, в народной столовой нового подворья иеромонахом нашей Духовной Миссии отслужен был второй молебен, после которого всех поклонников бесплатно угощали праздничным обедом, — архимандрит Рафаил отслужил в воскресенье 19-го мая в соборе Св. Троицы торжественный молебен, на котором присутствовали все поклонники и представители Русской Колонии.

В понедельник 20-го мая, в 8 утра, я с архимандритом Рафаилом пришли в нашу церковь у Гроба Господня, где застали поджидавших нас святогробских архимандритов Мелетия и Епифания. Мы сделали [584] окончательный осмотр церкви и приготовили все церковные сосуды и обстановку к предстоящему освящению, поставив все вещи по своим местам. Затем, по моей просьбе, архимандрит Рафаил повел архимандрита Мелетия показать, каким образом Патриарху необходимо будет совершать в день освящения церкви крестный ход. Я желал, чтобы Патриарх, выйдя из церкви в отделение с Константиновской аркой, спустился со святыми мощами вниз по лестнице и, пройдя под аркой, а затем позади алтаря до распятия у Порога Судных Врат, возвратился бы к церковной двери, повторив торжественное шествие три раза, согласно чину освящения церкви. Осмотрев намеченный мною путь для крестного хода, архимандрит Мелетий высказал сомнение, что Патриарх согласится идти таким образом, так как, согласно чину, крестный ход со святыми мощами должен совершаться вокруг храма, чего в нашей церкви сделать невозможно, так как западная сторона ее примкнула к владениям абиссинцев и обойти по ту сторону церкви нельзя. Вопрос этот решено было представить самому Патриарху во вторник 21-го мая, когда он имел торжественно внести св. мощи в нашу церковь и отслужить вечерню накануне освящения. Расставаясь со мною, архимандрит Мелетий сообщил, что слышал, что будто Патриарх не желает прийти к завтраку после освящения церкви. Я высказал свое удивление по поводу этого, так как Патриарх принял приглашение к завтраку. Мелетий посоветовал мне зайти сегодня же к Патриарху, чтобы выяснить этот вопрос. Когда греческое духовенство вышло, отец архимандрит Рафаил, я и пришедший к этому времени управляющий генеральным консульством взошли на крышу церкви, на устроенную у креста площадку и освятили водруженный уже крест. Ввиду неудобства места для быстрой постановки большого массивного и весьма тяжелого железного креста я опасался какого-либо несчастна при водружении креста одновременно с освящением и решил не торопясь, осторожно и прочно установить крест за несколько дней до освящения. Окончив освящение креста, отец архимандрит Рафаил пошел со мною к Патриарху, чтобы убедить его идти к завтраку после освящения церкви. Патриарх принял нас с заметно натянутой любезностью; вид его был очень унылый, неспокойный. Не говоря ничего о сообщенном мне архимандритом Мелетием, я обратился к Патриарху с вопросом: на сколько лиц я должен рассчитать место за столом Его Блаженства во время завтрака после освящения церкви? Тогда Патриарх ответил, что он бы предпочел не идти к завтраку, так как день освящения церкви не только совпадает с постом, но кроме того оказывается еще средой, когда пост должен быть особенно строг. Я возразил, что предупреждал уже Его Блаженство, что для духовенства приготовлен будет самый строгий постный завтрак, и снова просил его не отказать позавтракать с нами после освящения храма, а также сказать мне, кто еще из духовенства будет приглашен к столу. Архимандрит Рафаил [585] поддержал меня, заметив Патриарху, что по русскому обычаю такое торжество как освящение церкви никак не может обойтись без обеда или завтрака; при этом архимандрит попросил Патриарха благословить в день освящения церкви есть рыбу. Патриарх ответил, что ни за что не допустит духовенству есть рыбу, и весьма неохотно согласился прийти к завтраку, сказав, что пригласит с собой двух архиереев, четырех архимандритов, пять дьяконов и трех певчих. Затем Патриарх с сильной нотой раздражения в тоне обратился по-гречески к архимандриту Рафаилу, и я понял, что он снова стал настаивать, чтобы церковь была освящена с греческим антиминсом. Архимандрит Рафаил, с самой учтивой улыбкой на лице, упрашивал Патриарха не изменять принятое уже им намерение освятить церковь с нашим антиминсом. Но, по мере того как архимандрит настаивал на своем, Патриарх более и более раздражался и наконец, сильно побледнев и сверкнув на архимандрита глазами, гневно отказался принять наш антиминс. Я в первый раз видел Блаженнейшего столь раздраженным. Архимандрит замолчал; на лице его выступила самая покорная улыбка, как бы смягчавшая раздражение Патриарха. После нескольких секунд тяжелого для всех молчания Герасим снова подтвердил, что антиминс будет от Патриархии. Мы молча приняли от Патриарха благословение и удалились. Отец Рафаил был расстроен неожиданно изменившимся намерением Патриарха и не считал возможным продолжать долее переговоры об антиминсе.

Во вторник 21-го мая я провел весь день в Русском Доме близ Гроба Господня, украшая здание ко дню освящения. Парадный коридор, все двери внутри и снаружи, иконостас, древняя арка, арка, ведущая к порогу судных ворот и другая большая арка над порогом, равно как и самый порог, убраны были зеленью и живыми цветами. Гостиная и смежная с ней комната в нижнем этаже здания устроены были для приема духовенства и почетных гостей во время отдыха после богослужений. Широкий коридор верхнего этажа с тремя смежными с ним комнатами обращены были в столовые. В большей из этих комнат был сервирован стол на 30 приборов; здесь должно было завтракать высшее духовенство, губернатор, управляющий нашим консульством и другие более почетные гости. В следующей смежной с этой комнате был сервирован стол на 21 прибор; за этим столом должны были поместиться наши и греческие иеромонахи и служащие в управлении Общества и в Бет-Джальском пансионе. Наконец, в третьей комнате, также смежной с первой, был сервирован стол на 15 приборов, за которым должны были завтракать дьяконы и певчие, принимавшие участие при освящении церкви. Двери всех смежных комнат были открыты, что придавало им вид общей столовой с тремя столами, сервированными на 66 приборов. Накануне освящения церкви я предложил управляющему нашим консульством и отцу архимандриту Рафаилу, чтобы, в виду приглашенных к [586] завтраку иностранцев, никаких речей за завтраком не произносить и распределить порядок тостов. Таким образом совместно решено было, чтобы первый тост произнес Патриарх Герасим за здоровье Государя Императора Николая Александровича, за покровителя христиан в Турции Султана Абдул-Гамида и за короля Эллинов Георга. Второй тост, за здоровье Патриарха, должен был произнести управляющий нашим генеральным консульством г. Круглов. Затем отец архимандрит Рафаил должен был произнести третий тост за Святейший Правительствующий Синод. Я должен был произнести четвертый тост, за здоровье Вашего Императорского Высочества, и пятый — за здоровье строителей вновь освященного храма. Таким образом завтрак должен был закончиться. Круглов взял на себя труд переговорить с Патриархом о порядке тостов.

В 3 вечера Патриарх Герасим, сопровождаемый управляющим нашим генеральным консульством и архиепископами: Поликарпом Тивериадским и случайно прибывшим в Иерусалим Патрикием Птолемаидским, а также святогробскими архимандритами: Мелетием, Епифанием, Феофаном и Кириллом, с архидьяконом Вениамином, четырьмя дьяконами и тремя певчими, — торжественно внес в нашу церковь частицы мощей Святых Великомучеников: Харлампия, Феодора Стратилата и Пантелеймона, для помещения их в престол во время освящения церкви. Положив мощи на дискос и покрыв звездицей и воздухом, Патриарх поставил их в алтарь, перед образом Рождества Христова, а затем отслужил вечерню. После вечерни Патриарх осмотрел указанное мною направление крестного хода во время освящения храма и, после некоторого колебания, согласился трижды пройти со святыми мощами от дверей церкви до Распятия у Порога Судных Врат и обратно, что имело заменить требуемое чином троекратное обхождение вокруг церкви. После решения вопроса о крестном ходе я пригласил Патриарха со всем духовенством отдохнуть в гостиной. По принятому здесь обычаю тотчас же было подано: вода, варенье, ликер и кофе. После угощения Патриарх, сопровождаемый нашим консульством и всем пришедшим с ним духовенством, простился со мной, сказав, что освящение церкви начнется на следующий день в 6 утра. По уходе греческого духовенства отец архимандрит Рафаил с нашим духовенством отслужили всенощное бдение.

С рассветом 22-го мая все наши подворья, больница, здания Духовной Миссии и Русский Дом близ Гроба Господня украшены были флагами и транспарантами с вензелями Их Императорских Величеств и Вашего Императорского Высочества с Августейшей супругой. Ровно в 6 утра с колокольни Воскресенского храма раздался торжественный звон. Через несколько минут Патриарх, сопровождаемый бывшим накануне греческим духовенством и управляющим нашим Генеральным Консульством, с 8 русскими и греческими кавасами во главе шествия, вошел в Русский Дом и тотчас же начал [587] освящение церкви. В 6 1/2 прибыли дети Бет-Джальского пансиона с начальницей и всеми учительницами. В 7 утра я счел возможным срочной депешей донести Вашему Императорскому Высочеству об освящении церкви. Около 8 утра в церковь прибыли: драгоман губернатора, греческий консул и многие другие лица иерусалимского общества. Губернатор Ибрагим-паша, как мусульманин, редко присутствует на торжествах освящения христианских храмов, но обыкновенно посылает в качестве представителя своего драгомана. К 9 утра церковь и окружающие ее помещения были полны народом. Заблаговременно поставленные мной у входов проводники Общества, во избежание беспорядка прекратили впускать людей. По приблизительному расчету в самой церкви было около 250 человек; в остальном же помещении здания и на террасе было около 600 человек, в числе коих поклонников было около 160 человек, и большая часть присутствующих состояла из местных жителей всех классов, между которыми заметно было немало абиссинцев. Было ровно 9 1/2 утра, когда во вновь освященном храме в первый раз на литургии помянуто было имя в Бозе почившего Государя Императора Александра Александровича. В 10 1/2 утра Богослужение было окончено. Я пригласил гостей и духовенство в гостиную, где были принесены взаимные поздравления по случаю освящения церкви. После обязательного восточного угощения вареньем, ликером и кофе, я пригласил всех к завтраку. Во главе большого стола, составленного наподобие буквы П, был посажен Патриарх; по правую сторону Патриарха — управляющий нашим Генеральным Консульством; далее — моя жена; рядом с ней отец архимандрит Рафаил и другие гости по порядку, соответствовавшему занимаемому общественному положению. С левой стороны Патриарха я посадил греческого консула; рядом с ним — М. П. Чихачеву (рожденная Альбединская, бывшая фрейлина Государыни Императрицы Марии Федоровны). Рядом с М. П. Чихачевой посажен был драгоман губернатора, далее — госпожа Иоаннидис, жена директора банкирской фирмы «Crеdit Lyonnais», секретарь Патриархии архимандрит Фотий и другие лица. Против Патриарха сидел я; направо от меня — архиепископ Птолемаидский Патрикий, налево — Поликарп, архиепископ Тивериадский. Духовенству и всем желающим из светских гостей подавались постные кушанья; для иностранцев стол был скоромный. Во время тостов, произнесенных в условленном порядке, наши певчие пели многолетие, а стоявшие у входа в здание проводники-черногорцы делали залпы из револьверов. Наше духовенство и большая часть светского общества видимо искренно радовались торжеству. Греческое духовенство, начиная с Патриарха, было в самом угрюмом настроении и почти все время или молчало, или коротко отвечало на вопросы, которыми пытались вовлечь их в разговор. После завтрака я предложил всем перейти в гостиную, где подали кофе. И здесь Патриарх молчал, объясняя свое [588] настроение сильным утомлением и расстроенным здоровьем. Тотчас после кофе Патриарх благословил меня и всех подходивших к нему гостей и вышел из Русского Дома, при обычном торжественном звоне с колокольни Воскресенского храма, сопровождаемый греческим духовенством и нашим консульством. Во время освящения церкви фотограф неоднократно пытался снять Патриарха, но каждый раз получал весьма неудачные снимки, так как Патриарх отказался останавливаться где-либо. Увидев перед завтраком в столовой фотографический аппарат, Патриарх попросил убрать его. Вслед за Патриархом ушли и все другие гости, и в Русском Доме остались: наше духовенство, служащие и М. П. Чихачева. В это время по просьбе отца архимандрита Рафаила все мы снялись у порога Судных Врат. Таким образом закончилось празднование освящения церкви в Русском Доме, и насколько событие это было радостно для нас, настолько же оно было неприятно для греков. В продолжении всего этого дня на Елеонской горе и в Троицком соборе производился торжественный пасхальный звон, а вечером, несмотря на поднявшийся сильный ветер, весь Русский Дом, крест на вновь освященном храме, все наши подворья, больница и здание Духовной Миссии были иллюминованы.

На следующий день, 23-го мая, желая поблагодарить Патриарха за освящение церкви, я послал узнать, может ли он меня принять. Посланный ответил, что Патриарх не совсем здоров и просит меня прийти 24-го мая в 4 вечера.

В назначенное время я был у Патриарха и благодарил его за освящение церкви. Его Блаженство выслушал меня, но затем объявил, что остался недоволен за то, что во время завтрака подавались скоромные кушанья. Я был крайне удивлен такой жалобой Патриарха, так как неоднократно видел его во время постов за обедами, где подавались и постные, и скоромные кушанья, при чем не только младшее, но часто и высшее духовенство, не стесняясь, разрешало себе есть скоромную пищу. Я ответил Патриарху, что завтрак и не мог быть без скоромных кушаний, так как в числе приглашенных был и губернатор-мусульманин, и до освящения я не мог быть уверен, что ему заблагорассудится прислать вместо себя своего драгомана. Но кроме того за столом были и другие иностранцы, которые, не исключая и самого греческого консула, ели скоромное. На это Патриарх возразил, что если необходимо было давать и скоромные кушанья, то не следовало приглашать к завтраку его, Патриарха. Тогда я высказал свое глубокое сожаление, что невольно сделал Патриарху неприятное. Затем, согласно распоряжения В. Н. Хитрово, я предложил Патриарху принесенные мною две тысячи франков за освящение церкви, но Патриарх ни под каким видом не соглашался принять от меня деньги, говоря, что как он лично, так и служившее с ним духовенство обязано было исполнить свой долг безвозмездно. Я еще попытался убедить Патриарха принять деньги на нужды Патриархии, но это ни [589] к чему не привело, и Патриарх деньги не взял. Поблагодарив Его Блаженство еще раз за освящение церкви, я получил от него благословение и возвратился домой. Вечером у меня был архимандрит Мелетий, бывший настоятель Московского подворья Иерусалимской Патриархии. Я сообщил отцу Мелетию, что Патриарх отказался принять денежное вознаграждение за освящение церкви, которое я предлагал на нужды Патриархии. Архимандрит Мелетий сказал, что Патриарх примет деньги, но не теперь, а при более удобном случае, в сентябре или октябре месяце, в виде, например, пожертвования на греческую больницу и даже просто на нужды Патриархии.

Оканчивая сим описание всех обстоятельств, относящихся к освящению нашей церкви, усерднейше прошу Ваше Императорское Высочество снисходительно взглянуть на растянутость сего донесения, ибо поступить иначе я не признавал себя вправе вследствие сделанного мне предписания.

С чувством глубочайшего благоговения имею счастье быть и проч.

АВП РИ, ф. РИППО, оп. 873/1, д. 496, л. 105-113.