Дорогой Дмитрий Николаевич,

О. Антонин переслал сюда копию с письма Вашего от 26-го января касательно дел постройки Гефсиманской церкви. Письмо это, не могу от Вас скрыть, очень огорчило Великого Князя, оно доказывает, что существовавшие добрые отношения Ваши с о. Архимандритом рушились. Это бесконечно грустно, ибо для блага дела прежде всего необходимо Консулу и Архимандриту быть в дружбе. Конечно, характер о. Антонина тяжел и, вероятно, нелегко было Вам поддерживать дружественные отношения; но что же делать: «il faut prendre les hommes tels qu’ils sont», прощать недостатки, стараться уступать в маловажном, имея всегда перед глазами главную цель: благо общего дела — ведь ссора Консула с Архимандритом прямо в руку нашим врагам!

Переходя к Вашему письму, скажу Вам, что Великий Князь огорчился еще тем, что Вы признали за собою официально обязанность не допускать отступлений от сметы и плана. Его Высочество действительно просил Вас следить за работами и сообщать об их успехе, но не как лицо, поставленное в этом деле над Архимандритом, а как доверительное; Великий Князь Вам лично говорил, что постройка всего поручена о. Антонину, Вас же только просил следить и, если бы Вы заметили некоторые отступления, то сообщили бы сюда или обратили бы внимание на них Антонина; но при этом, если припомните, была всегда убедительнейшая просьба: щадить самолюбие [429] Антонина и не оскорблять его. Даже в моей телеграмме к Вам от 5-го апреля 86 года я прямо переписал из записки Сергия Александровича, что: «Grand Duc espеre ne refuserez pas иметь глаз за работами Франгья. не оскорбляя Антонина.» Подчеркнутое было шифровано как вполне конфиденциальное и списано с записки Его Высочества. Великий Князь рассчитывал именно на Вас, что Вы будете иногда посещать постройку и сюда сообщать мне, для доклада Великому Князю, беспристрастное свое мнение; но, повторяю, никогда не имелось в виду и, главным образом, из боязни оскорбить о. Антонина, дать ему чувствовать, что Вы как бы стоите над ним в этом деле контролером. Мы сперва здесь боялись за Франгья, которого тут никто не знал; но теперь оказалось, что он вполне и добросовестный и талантливый архитектор. Наконец, надо отдать справедливость о. Антонину, что если он и задумывал отступления от плана, то обо всех своих соображениях он подробно писал и испрашивал разрешения сделать ту или другую перемену; отчеты весьма ясны и аккуратно высылались, так что неоднократно приходилось мне выражать о. Архимандриту и Франгья благодарность Его Высочества. Очевидно, при таком положении дела, не могло не оскорбить старика, что Вы, посетив 17 декабря постройку, приказали, без его ведома и даже не сказав ничего Франгья, сломать украшения с наружного фасада, сделанного из розового иерусалимского камня. Вам показалось это уклонением от плана Гримма; но я не припоминаю, чтобы Гримм указывал на качество, сорт и цвет камня. Выбор материала был предоставлен о. Антонину, по соглашению с архитектором. Желая лишь знать качество камня, я просил о. Антонина выслать мне образчики всех сортов употребляемых камней, что он и исполнил, присоединив подробную опись им с объяснением, на что каждый употребляется. Это Вам доказывает, что выбор был ad libitum.

Во избежание новых недоразумений и чтобы успокоить о. Архимандрита, который так много положил энергии, труда и забот о Царской церкви, Великий Князь приказал мне написать ему на его вопросы — сохраняется ли за ним полная доверенность в этом деле, — «что Государь Император Всемилостивейше повелеть соизволил доверить постройку храма исключительно ему, а Г. Консулу предложено было во всем ему оказывать, в случае надобности, полное содействие».

Вообще поручение, данное Вам, или, скорее, просьба Его Высочества к Вам, имела вполне конфиденциальный характер и в таком же духе я и писал Вам иногда, говоря о постройке; вот почему Его Высочеству было более чем грустно узнать, что Вы его конфиденциальную просьбу изложили в официальной бумаге и именно о. Архимандриту, самолюбие которого так боялись затрагивать.

Ввиду теперешних Ваших неприязненных отношений, Великий Князь, чтобы избавить Вас от дальнейших пререканий с ним, [430] которые неминуемо являлись бы при каждой получке кладей, заблагорассудил вещи отправлять Тимофееву ³, как агенту Общества Пароходства и Торговли, с тем, чтобы он непосредственно их отправлял Антонину, а также и деньги, чтобы контора высылала через Фан-дер-Флита прямо Антонину. Я думаю, Вы будете рады, таким образом, избавиться от лишних передряг с Архимандритом. Боюсь, что Вас рассердит мое письмо; но я счел долгом говорить Вам совершенно откровенно, как мы и уговаривались с Вами перед Вашим отъездом; мне кажется, что я поступил бы против совести и не как друг, если бы скрыл от Вас все вышеизложенное.

Д. Д. Смышляев сегодня выехал, и я надеюсь, что скоро будет у Вас. Что это за почтенный, достойный человек. Вполне понимаю, что Вы желали его возвращения: чем ближе с ним знакомишься, тем более его уважаешь. На днях была Палестинская Комиссия у Его Высочества, на которой решили произвести очистку цистерн и сделать канализацию на Ваших постройках. Не сердитесь на меня, мой дорогой друг, и позвольте Вас крепко, по-товарищески обнять и просить верить в неизменную сердечную преданность.

АВП РИ, ф. РИППО, оп. 873/1, д. 493, л. 9-11 об.

Комментарии

3. Владимир Николаевич Тимофеев, вице-консул в Яффе в 1885-1894 гг.