-

СОБСТВЕННОРУЧНЫЙ ЖУРНАЛ КАПИТАН-КОМАНДОРА (В ПОСЛЕДСТВИИ АДМИРАЛА) С. К. ГРЕЙГА

В ЧЕСМЕНСКИЙ ПОХОД.

(Продолжение с стр. 660, № 10).

Выше было упомянуто, что, во время пребывания та в порте Витило, несколько больших партий Греков, под командою Русских офицеров, были отправлены в разные части Морей, чтобы овладеть городами и главнейшими укреплениями.

Первая партия, названная восточным легионом, состояла под начальством пехотного капитана Баркова. Барков имел под своей командой поручика Псаро, природного Грека, одного сержанта и двенадцать Русских солдат, с небольшим числом Майнотов. Он получил от графа Федора Григорьевича Орлова приказание идти в Пассаво и там собрать Майнотов и других Греков, которыми должно было пополнить этот легион. Через три дня по прибытии его в Пассаво, т. е. 21 Февраля, присоединились к нему семь Майнотских и Греческих капитанов, которых партии усилили отряд его до 1200 человек. 26 числа капитан Барков пошел прямо на Миситру (древнюю Спарту). Узнав на переходе, что в небольшой деревне Бердона стоит Турецкий отряд около 1000 человек, он поспешил переходом, чтобы в расплох напасть на них; но когда на рассвете 27-го подошел к деревне, то Турки и все кто только мог, выбежали в поле, а оставшиеся [716] вышли к нему на встречу, прося о пощаде. Барков с удовольствием склонился на их просьбу, и потребовав только клятвенного обещания, что они никогда небудут действовать против Русских, оставил деревню и пошел вперед, в Миситру. Авангард его состоял из 50 Майнотов, под командой их капитана, по имени Занети, который близь Миситрии нагнал ариергард Турецкого корпуса, убежавшего из Бердоны, и немедленно атаковал его, хотя Турки были и в превосходнейшем числе. По приближении главных сил легиона, Турки бросились снова бежать, и соединились с своим корпусом в лагере, близь Миситрии, числом до 3000 человек. Подходя к главному корпусу Турок, капитан Барков разделил легион свой на две части. Поручик Псаро с одною из этих частей, состоявшей из шести Русских солдат и 500 Майнотов, получил приказание сделать форсированный переход, и скрываясь высотами, обойти правый фланг неприятеля и атаковать его с тыла, в то время как капитан Барков, с остальною частию легиона, будет медленно подвигаться вперед к фронту Турецкого лагеря. Поручик Псаро совершил этот обход так быстро и удачно, что успел уже атаковать правый фланг неприятеля и его тыл, тогда как капитан Барков только еще готовился начать свое нападение с фронта. Это привело Турок в такое замешательство, что они начали отступать на всех пунктах и наконец бросились в предместия Миситрии. Сильно преследуемые, они заперлись в крепости, которая осталась таким образом в блокаде. В этом деле Турки потеряли около 100 человек убитыми; со стороны же Русских потеря простиралась до 30 убитых и 11 раненых Майнотов.

После девяти дневной блокады, вода, проведенная в крепость посредством водопровода, была отрезана, и Турки принуждены были сдаться. Они охотно согласились сложить оружие, отдать все имущество, обязались не служить более в эту войну против Русских, [717] и только просили свободного пропуска из Мореи. В следствие этой капитуляции, 8 Марта, в числе 3500 вооруженных человек, они вышли из города Миситрии и сложили все свое оружие и аммуницию. Но только что обезоружение их было окончено, как Майноты, незнавшие законов войны, свято соблюдаемых между образованными народами, и ослепленные успехом, предались остервенению и с совершенным бесчеловечием начали резать и убивать беззащитных Турок, мужчин, женщин и детей. Капитан Барков с 12 Русскими солдатами, с величайшим самоотвержением старался прикрыть и защитить Турок, но без успеха: Греки перебили их более 1000 человек. Наконец Баркову, с большим трудом и, опасностию, удалось привести остальных Турок в предместие, и расположить в Греческих домах; он строго приказал им завалить двери и окна, и для охранения их расставил на часы всю свою малочисленную дружину. Остервенение Майнотов было до того велико, что они начали стрелять из ружей по Русским часовым. Капитану Баркову оставалось тогда только одно средство, чтоб отвлечь их ярость, — предать им опустелый город на разграбление. Этим ему удалось спасти жизнь несчастных Турок, которые иначе наверно были бы лишены жизни. Между, тем как Майноты грабили город, несчастные старались скрыться; но, к сожалению, и эта мера оказалась недействительною: отряды Майнотов, предпочитавших мщение и кровь богатой добыче, бросились за бегущими Турками и множество истребили их по дороге. Настоящее число убитых здесь Турок неизвестно; но вообще из них спаслись весьма немногие. Число Турок, со включением жен и детей, доходило до восьми тысяч.

Некоторого оправдания такого бесчеловечия со стороны Греков, можно искать в жестоком с ними обращении их утеснителей. Как-бы то ни было, но это происшествие, гибельное для Турок, было столь же [718] неблагоприятно и пользе Русских, и имело следствием все те неудачи, которые они в последствии испытали в Морее. Еслибы капитуляция была соблюдена со всею точностию, то, очень вероятно, что ни одно из остальных укреплений, занятых Турками, не было бы сильно защищаемо, так как Турки начинали уже оставлять Морею и желали только совершить безопасно свое отступление. Правда, Корон все еще держался; но нет сомнения, гарнизон его (сопротивлялся Русским не столько от желания удержать за собой эту крепость, как от страха пройти без оружия чрез край, наполненный сильными партиями неумолимых Греков. Во всяком случае, с этого времени начались неудачи Русских в Морее, несмотря на то, что сила их возрасла в последствии от прибытия остальной части флота.

Но возвратимся к действиям партии капитана Баркова. Оставаясь в Миситрии до 26-го Марта, он старался усилить укрепления города, сколько позволял ему характер народа, находившегося под его начальством, и имевшего такое же отвращение к работе, как расположение к грабежу. Считая город достаточно укрепленным, чтоб противиться внезапному набегу неприятеля, он оставил в нем гарнизон из 500 Греков, и 26 числа, с остальными силами легиона, отправился по гористой стране, усланной тесными дефилеями, к неукрепленному городу Леонтари, где нашел одних только Греков. Здесь, к большой радости, он нашел партию Русских солдат, посланную к нему на подкрепление графом Федором Григорьевичем Орловым. Партия состояла из одного поручика, сержанта и двадцати рядовых, с двумя легкими орудиями, при одном сержанте, капрале и двадцати матросах. Все это казалось ему весьма важным подкреплением.

Греки, считая избиение Турок в Миситрии великою и решительною победою, нанесшею окончательный удар Турецкому владычеству в Морее, со всех сторон стекались под Русские знамена, так что в несколько дней [719] легион капитана Баркова возрос до 8000 человек. С причислением отряда Русских войск, у него, казалось, была непобедимая для Турок армия. Барков, в следствие того, двинулся поспешно вперед, через торы и тесные дефилеи, и без сопротивления, подошел к Триполице, лежащей на пространной и плодородной равнине и почитаемой одним из населеннейших городов Морей. По вернейшим известиям, какие он мог собрать от Греков, гарнизон города состоял из шести тысяч вооруженных Турок,

По прибытии его к городу, он немедленно потребовал, чтоб губернатор, Селим Паша, сдался. Греки, ослепленные прежними удачами, и увеличением своих сил, не воображали встретить сопротивление и думали, что Паша тотчас согласится на предложенные условия. Несмотря на это, он недавал ответа, Турки, узнав о страшной участи, постигшей гарнизон Миситрии, когда он сложил оружие, решились умереть с оружием в руках и скорее защищаться до последней крайности, чем видеть истязание своих жен и детей. Город не был в состоянии выдержать блокады, а потому гарнизон вышел, частию пеший, частию конный. При появлении Турок, Греки вообразили, что они выходят с намерением сложить оружие, и в нетерпении точили ятаганы, для возобновления резни. Из донесения капитана Баркова видно, что он был того же мнения, и потому старался более предупредить повторение ужасных происшествий в Миситрии, чем готовился отразить нападение неприятеля. Движения Турок скоро однакож вывели его из заблуждения. Они начали обход по равнине, чтобы избегнуть встречи с небольшим отрядом Русских, находившимся впереди (in the front) с своими двумя легкими орудиями, из которых Барков приказал стрелять при наступлении неприятеля. Со всею яростию отчаяния, Турки бросились во фланг Грекам. Греки, испуганные и устрашенные таким неожиданным нападением, побросали оружие и пустились бежать, [720] непоказывая даже признака сопротивления. Разъяренные Турки резали их без пощады, и все, что могло поднять ятаган или кинжал, бросилось из городских ворот, чтоб участвовать в победе. Капитан Барков, поручик Псаро и горсть Русских солдат, стояли посреди равнины, оставленные Греками. Они скоро со всех сторон, были окружены неприятелем. Турки, хотя и одушевленные победою, были однако удержаны твердостию и искусными действиями этого небольшого отряда и не осмелились к нему приблизиться. Окружив Русских, они открыли по ним со всех сторон, из-за кустарника и больших камней, сильный ружейный огонь. Русские держались на месте, пока не потеряли одного сержанта и десяти рядовых убитыми и несколько раненых. Заметив, что куда бы они ни двигались, Турки немедленно отступали, они решились пробиться к тесному дефилею между гор, на той самой дороге, по которой они пришли. Они принуждены были однако бросить два полевые орудия, которые всего более наводили страх на Турок, и хотя последние везде давали им дорогу, но производили по ним такой сильный и меткий, ружейный огонь, что перебили или переранили почтя весь отряд Русских по одиначке. Из всего отряда только капитан Барков, (получивший две тяжелые раны), поручик Псаро, один сержант и двое рядовых, достигли тесного дефиле, к которому отступали и за который Турки уже более их не преследовали. Поручик Псаро был послан в Миситрию, чтобы удерживать этот город, а капитана Баркова, на лошаке, привезли в Каламату, а оттуда на флот. — Так кончилась эта экспедиция восточного легиона. Миситрия была однакоже удержана Майнотами до совершенного удаления Русских из Морей. Тогда Майноты оставили этот город и возвратились в свои горы, увезя с собой все достояние этой страны, разграбленной ими совершенно во время владения ею.

Начальствование второю партиею, названною западным [721] легионом, было поручено Князю Петру Долгорукову, пехотному маиору. Под начальством его находились один сержант и двенадцать Русских солдат. Из порта Витило он отправился 20 Февраля, в одно время с капитаном Барковым, с приказанием пройти до Акадии, и стараться покорить эту провинцию и очистить ее от Турок. Он с большим успехом продолжал свои действия, пока другие обстоятельства не остановили их и не принудили оставить эту провинцию.

Адмирал Спиридов и граф Федор Григорьевич Орлов, признали необходимым завладеть спокойным и безопасным убежищем для флота; и так как лучшим и удобнейшим во всей Морее, считался порт Наваринский, то они решились взять крепость Наваринскую. Вследствие того послано приказание маиору Князю Долгорукову оставить Акадию и со всеми своими силами как можно скорее идти к Наварину и постараться овладеть им. Но Князь Долгорукий, по прибытии к сему пункту, найдя, что город слишком хорошо укреплен чтоб быть взяту приступом, и что губернатор намерен защищаться, дослал известить адмирала, что крепость без артиллерии и правильной осады взять невозможно. По этому адмирал 24 Марта отправил к Наварину корабли: Св. Януарий, Трех-Святителей и фрегат Св. Николай, с бригадиром артиллерии Ганнибалом, для начальствования над осадою.

Эти суда, при входе в залив, выдержали сильный огонь крепости, на который они отвечали с неменьшею живостию и затем пройдя в залив, бросили якорь вне пушечных выстрелов. После этого, не теряя времени бригадир Ганнибал устроил, на возвышении к востоку от города, одну батарею из восьми, 24 фунтовых пушек и двух единорогов, а другую из двух 24 фун. пушек — к западу от входа в залив, на высоте, которая командовала городом. Батареи открыли огонь и восьми пушечная в короткое время пробила просторную брешь в восточном валу цитадели, а двух пушечная нанесла [722] значительный вред городу. Губернатор, опасаясь приступа, предложил сдать крепость, и заключил капитуляцию с бригадиром Ганнибалом и капитаном Борисовым, вследствие чего 10 Апреля Русские войска вступили в крепость.

В распределении войск и в действиях этой осады, так скоро принудившей неприятеля покориться, бригадир Ганнибал (Бригадир Ганнибал впоследствии получил за это дело орден Св. Георгия 3-го класса) выказал большое искусство и ловкость. На основании капитуляции, Турки должны были сложить оружие и аммуницию, сдать все военные запасы, и с женами и детьми перебраться в Канею, на острове Кандии. Выгрузка с судов орудий и доставка их на места, назначенные для батарей, через весьма крутые, скалистые горы, были возложены на капитана Роксбурга, который исполнил это с большим искусством и деятельностию.

Теперь мы снова должны обратиться назад, путь, что происходило у Корона, между тем других частях Мореи производились описанные нами действия.

Мы уже упоминали, что в ночи с 1 на 2 Марта была устроена батарея из нескольких легких орудий, и что 2 числа пополудни, в то время когда корабли подошли с морской стороны к крепости и начали по ней палить, чтоб облегчить открытие батареи, эта батарея была уже совершенно готова. Замечательно, что Турецкий гарнизон нисколько не беспокоил Русские войска при сооружении батареи, и не сделал по ним ни одного выстрела, пока батарея первая не открыла огонь; только после этого Турки начали действовать с большим одушевлением.

До открытия батареи и начала неприязненных действий, исправлявший должность Английского Консула в [723] Короне, был послан к Турецкому Паше, начальствовавшему в крепости, с предложением о сдаче. Паша отвечал, что будет защищаться до последней крайности.

Эта первая батарея, в значительном расстоянии от города, была вооружена только легкими полевыми орудиями и потому не могла причинить вреда стене. По сему было признано необходимым устроить сильнейшую батарею, как можно ближе к крепостному валу. Ночью с 8 на 9 Марта наши заняли высоту в 100 саженях от стены. Часть Русских войск была употреблена для сделания ретраншамента и сооружения батареи; и так как Турки не оказывали важного сопротивления, то батарея была окончательно вооружена шестью длинными 12 фунтовыми пушками к утру 10 Марта. Вслед за этим она открыла сильный огонь по городу, на что Турки целый день отвечали с таким же жаром. Эта перестрелка, продолжавшаяся, с некоторыми перемежками, несколько дней, наконец стала слабеть, в особенности со стороны Турок, которые, вероятно, от недостатка в снарядах и порохе, делали в день от 15 до 20 выстрелов, и то только для того, чтоб показать признак сопротивления. Они видели очень хорошо, что наша батарея не может сделать крепостной стене значительного вреда. Русский начальник осады признал наконец необходимым вести подкопы и стараться разрушить вал посредством взрыва мины.

Мина была начата 14-го числа и ведена с неутомимым усердием и большим трудом. Пройдя галлереею сквозь крепкий и каменистый грунт, наконец 1 Апреля дошли до фундамента стены, сквозь который вскоре пробились и начали делать камеру. Эта камера почти уже была кончена, как 2 числа заметили, что Турки ведут над нашими контр-мину; вскоре даже один из Турок провалился, и хотя он был убит одним из наших пионеров, но не смотря на то, наши минеры были выгнаны и принуждены оставить мину. Это дало смелость [724] Туркам сделать вылазку в предместия; однакож они скоро были опять прогнаны в город.

Вот единственная вылазка, предпринятая ими во все Время осады, веденной после того весьма медленно. Таким образом до 13 числа, кроме слабой перестрелки между городом и батареею, ничего не произошло примечательного. В этот день адмирал и граф Федор Григорьевич Орлов согласились не терять более времени перед крепостью, и сняв осаду, идти в Наварин, который, как мы упомянули, и сдался Русскому войску 10-го числа. Они получили также известие, что главный Паша Морейский, с сильным войском, составленным из Турок и Албанцов, идет на помощь гарнизону Корейскому: это еще более убедило их в принятом намерении. Вследствие того было приказано свезти артиллерию с батарей, и взять ее опять на суда, к чему в тот же день и приступлено.

В это время, т. е. 14 Апреля, граф Алексей Григорьевич Орлов, главнокомандующий экспедицией сухопутных и морских сил, прибыл из Италии в Корон, на корабле Трех-Иерархов (При корабле Трех-Иерархов находились фрегат Надежда, пакет-бот Почтальон и несколько греческих судов, нанятых на службу), и в следствие представления, сделанного ему его братом, графом Федором Григорьевичем, с своей стороны согласился на снятие осады и переход со всеми силами к Наварину, с целью укрепить это место, как безопасное убежище, в особенности для флота, по отличному его порту, а еще более с намерением привести Майнотов и других Греков в какой-нибудь военный порядок и дисциплину, и обучить их действию огнестрельным оружием, — одним словом испытать, возможно ли образовать из них что-нибудь похожее на регулярное войско, так как до сих пор они не имели ни малейшего понятия о порядке и дисциплине, [725] или послушании начальству: каждый из них делал, что ему хотелось.

Граф Орлов имел равным образом в виду, посредством обращения их с Русскими солдатами, ознакомить с воинскою доблестью и искоренить в них рабский страх, какой они ощущали в присутствии каждого Турки, даже пленного. Эти пленные обращались всегда с Греками с гордым пренебрежением, а Греки сносили это и преклоняли перед ними выю. Справедливость требует сказать однако, что между Греками были исключения и встречались люди, оказывавшие самую отважную и примерную храбрость, достойную знаменитых предков, которые искали славы и пренебрегали опасностями.

15 Апреля, вся артиллерия и тяжести были перевезены на флот. Граф Орлов приказал принять на суда всех стариков, женщин и детей, составлявших греческое население Корона, страшившихся мщения Турок, и имевших возможности следовать с войсками на переходе их сухим путем из Корона в Наварин. 16 числа рано утром войска выступили в поход; в то же время флот снялся с якоря, и на другой день благополучно прибыл в Наварин. Эта крепость, стараниями бригадира Ганнибала, назначенного комендантом, была очищена и приведена в достаточное оборонительное состояние.

Граф Орлов, осмотрев подробно положение крепости, сделав смотр войскам, собранным у Наварина, как Русским, так и Греческим, и после рекогносцировки местностей, нашел, что трудно или даже невозможно привесть в исполнение предположения его на счет сформирования из Греков устроенного войска, доколе город Модон, отстоящий только на десять миль, будет находиться в руках Турок. Русские беспрестанно были бы тревожими неприятелем, который имел в этом городе значительные силы. По этому граф Орлов созвал военный совет из генералов, флагманов и бригадиров. Рассмотрев вышеозначенные обстоятельства, совет [726] положил атаковать город Модон и стараться овладеть им.

Вследствие сего было назначено 500 человек Русских солдат и 2000 Греков, и начальство над этим отрядом поручено генерал-маиору князю Юрию Владимировичу Долгорукову, который прибыл с графом Орловым из Италии. Отряд отправился по назначению ночью 18 числа.

Князь Долгоруков предполагал напасть на город внезапно и взять его приступом; но по прибытии к Модону, до рассвета, нашел, что Турки знали уже о его намерении и были готовы дать сильный отпор. Они употребили Греческих шпионов для наблюдения за его движениями и через них имели верные о нем сведения. Таким образом он был принужден отложить приступ, и на следующий день, при рекогносцировке, нашел, что крепость необходимо обложить правильною осадою. Он немедленно донес об этом графу Орлову, который назначил капитан-командора Грейга, с его кораблем Три-Иерарха и фрегатом Св. Николай, обойти с моря к Модону, снабдить осадный корпус артиллериею и снарядами, и помогать ему в осаде.

Утром 26 числа командор Грейг с вышеозначенными кораблем и фрегатом Св. Николай, снялся с якоря и в тот же день, около полудня, подошел близко к городу Модону. Турки открыли по нем огонь; он отвечал на него двумя или тремя залпами, и как скоро суда вышли из пушечного выстрела, бросил якорь. По совещании с князем Долгоруковым, в туже ночь свезли на берег нужное число орудий и снарядов: артиллерия состояла из восемнадцати 24-х фунт. и двух 12 фунт. длинных пушек (из числа корабельных орудий) и двух больших мортир, с 50 боевыми выстрелами для каждого орудия.

Князь Долгорукий, с самого дня прибытия к Модону, устраивал осадные батареи и до прибытия морского отряда почти совершенно изготовил две, одну для восьми, [727] а, другую для пяти 24-х фунтовых пушек, в расстоянии пистолетного выстрела, от крепостного вала. Во время сооружения батареи, Турки не оказывали ни малейшего сопротивления. Сидя на стенах, они с невероятной беспечностью курили свои трубки, между тем как Русские солдаты, на пистолетном выстреле от них, безопасно строили батарея, чему конечно они могли бы помешать даже одними ружейными выстрелами. Трудно придумать, что заставляло их смотреть на эти разрушительные приготовления с таким равнодушием и пренебрежением.

Русские между тем работали днем и ночью с неутомимым усердием и настойчивостью. Осадная артиллерия и снаряды были перетащены матросами с помощию нескольких Греков, по крутым, скалистым горам, на расстоянии пяти миль, потому что отвесный морской берег, не позволял свезти орудий ближе к осадным работам. 28 числа ее орудия батарей были на местах.

Между тем как это происходило на сухом пути, остальная часть команды корабля и фрегата устроивала шести-пушечную батарею на небольшом острову, лежащем к востоку от крепости.

29 числа утром, граф Орлов, получивший от князя Долгорукова известие, что все готово, прибыл из Наварина, чтоб присутствовать при открытии батарей, которые вслед за тем и начали весьма сильный и меткий огонь. Турки, до того времени остававшиеся спокойными и бездейственными зрителями приготовления этого решительного на них нападения, как-бы пробужденные вдруг от глубокого сна, бросились к своим орудиям и весьма сильным огнем стали отвечать со всех точек крепости, с которых только можно было действовать по батареям. Но по близости Русских батарей, из коих устроенная на острову действовала продольно по бастионам, совершенно для нее открытым, и по превосходному действию Русской артиллерии, все Турецкие [728] орудия, за исключением трех, были до захождения солнца сбиты. На другое же утро и эти три орудия были сбиты, а батареи на твердой земле начали бить брешь, и так успешно, что 4 Мая брешь была готова.

3 Мая Князь Долгоруков получил известие, что значительный корпус Турок и Албанцов, под начальством главного Морейского Паши, идет на помощь Модону. Вследствие сего он послал сильную партию Греков для занятия тесного горного дефилея, которого Турки не могли миновать, и удержания неприятеля. Хотя мы и не имеем положительных сведений о том, что происходило в этом дефилее, так как в партии не было Русских офицеров и солдат, по надо предполагать, что Греки, при первом появлении Турок, оставили свой пост, и разбежались во все стороны, не отступая на соединение с князем Долгоруковым и не дав ему даже знать о том, что Турки овладели этим проходом. Только 4-го числа утром князь Долгоруков получил известие, что Турки прошли уже дефилей, находятся не в дальнем расстояний и идут атаковать его. Вследствие того он сделал надлежащие распоряжения, чтоб принять Турок как следует. Около часу пополудни, Турки стали показываться. Они составляли три корпуса, числом всего от 5000 до 6000 человек, считая тут пеших и конных. Один из этих корпусов направился прямо на Русский лагерь, окопать который не было ни времени, ни возможности, потому что осадные работы и без того требовали много рук. Другой корпус шел на предместия, с намерением выгнать Русских и овладеть ими. Третий корпус, состоявший исключительно из конницы, шел прямо к городу, чтобы прорваться в крепость. Около двух часов пополудни, началась атака лагеря, где было не более 250 человек, под начальством самого князя.

Этот Турецкий корпус значительно превышал силою другие, и был числом около 3000 человек. Он вскоре окружил лагерь со всех сторон и начал сильную [729] перестрелку из-за деревьев и кустарника. В какую сторону ни двигались Русские, Турки тотчас перед ними отступали, но за то начинали теснить их с тылу. Сам князь Долгоруков, раненый двумя ружейными пулями в руку и ногу, потеряв значительное число убитыми и ранеными в этом неравном бою, должен был проложить себе дорогу к Наварину с остатком своих солдат.

Между тем как это происходило в лагере, остальные два Турецкие корпуса атаковали предместий и батареи, в таком же рассыпном строю, и со всех сторон. В то же время, гарнизон сделал вылазку в числе около 800 человек. Русские, после отчаянного сопротивления на батареях, потеряв множество людей убитыми и ранеными, должны были оставить их и проложить себе путь на соединение с князем Долгоруковым, шедшим к Наварину, куда Турки не думали их преследовать, торжествуя одержанную победу и занимая лагерь и батареи.

Мы в этом деле потеряли 150 человек убитыми, в том числе артиллерии маиора Внукова, командовавшего батареями, и около 250 человек ранеными. Потеряна вся артиллерия, за исключением одного полевого орудиям и все принадлежности лагеря.

Князь Долгоруков, соединившись с остальными войсками, спасшимися из батарей и предместьев, пришел без потери в Наварин с своим разбитым отрядом. Это было самое неудачное для Русских дело, в продолжении всей компании. Оно однакоже служило как бы введением, а может быть даже было главною причиною одного из славнейших сражений, которыми могут хвалиться летописи этой Империи и даже всех народов Европы, как мы скоро увидим.

Турки, после решительного удара, предались самой восторженной радости. Как скоро они овладели батареями, то немедленно зажгли их, и даже сожгли платформы и пушечные станки, и большую часть предместий. [730]

Командор Грейг, перевезя с острова свезенные туда орудия, (что ночью было исполнено капитаном Аничковым), отправился с отрядом к Наварину, куда и прибыл 6 Мая.

(Продолжение в следующей книжке).

Текст воспроизведен по изданию: Собственноручный журнал капитан-командора (в последствии адмирала) С. К. Грейга в Чесменский поход // Морской сборник, № 11. 1849