ЖУРНАЛ СТЕПАНА ПЕТРОВА СЫНА ХМЕТЕВСКОГО

О военных действиях русского флота в Архипелаге и у берегов Малой Азии в 1770-1774 годах.

Предисловие.

1772.

Список судов русского флота. — Килевание кораблей. — Крейсирование у Дарданелл. — Декларация графа А. Орлова о контрабандной торговле под нейтральным флагом. — Перемирие. — Подлинные статьи договора. — Действия против дульциниотов. — Новое перемирие. — Нравы жителей Архипелага и берегов Анатолии. — Осада Чесменской крепости. — Сожжение турецких судов. — Переговоры с правителем Хиоса. — Крейсирование, встреча с турецкими судами у Патраса, сожжение их. — Вызов офицеров в Россию. — Общее обозрение действий истекшего года, — Нравы архипелажских греков.

1772. Сколько в Архипелаге российского Императорского флота кораблей и фрегатов и прочих военных судов и кто на оных командиры, при сем предлагаю реестр.

Изготовил я корабль «Трех Святителей» к килеванию; по свозе провианта и воды, в поставленные два котла с водою ловили мышей, в которые поймано более двух тысяч, кроме, что во время [113] килевания, перемочило их водой, то они обессиля, по трюму стадами ходили и их прибито и сами издохли множество: так оной гадины было много, хотя более пятидесяти на корабле кошек, только их время от времени прибавилось; они ж великие на корабле делали пакости: на корме ниже задних портов, почти в ватерлинии, больше десяти дыр прогрызли, где великим множеством собирались, для свету и питья, воды из дыр доставали, отчего в походе в корабле великая была течь; и что оной гадине ни попадалось, всё ела; сыскивались такие блудницы, которые ходили на марс бушприт и проедали паруса, также в крюйт-каморе картузы и патроны объедали, а бочек с водой множество выпущали, а о провизии уже и не упоминаю.

Корабль «Трех Святителей» до киля повалили; оказалось, что фальшкиля нет и червями обшивные доски с носу до фальреба съедены без остатка.

Другой раз корабль повален был до киля; фальшкиль прибили и досками в один дюйм, с шерстью, бумагою и стеклом, обшивали.

31 число января. Повалили корабль на левую сторону до киля и оказалось, что левая сторона больше изъедена червями, нежели правая и больше едят у ватерлинии и носа, а к килю меньше.

Киленбанку и поваленному кораблю до киля при сем предлагаю план.

(Следует план.)

Хочу же для памяти написать об устерцах и червях:

Устерцы по всему дну корабля, пристав к доскам великое множество так крепко, что с нуждою их отбивали или отколуповали ножем; устерц таких в Архипелаге я не видал, их нет, и откуда оные берутся неизвестно; можно бы сказать, что они пристали из Англии; но на трекатрах, которые из Архипелага не выходили, такое же множество имеют; они видом и вкусом таковые же, какие в Англии или к нам в Россию привозят; между оными были так велики, что в редкости, где им род, быть могут.

Черви, ядущие обшивные корабля доски, собою с начала весьма малы, рогатые и несколько похожи на морских длинноватых раков, входят в доски, как буравку пройдти; потом увеличиваются лежа по длине доски, не каждый равно, иные более аршина, а толстотою в окружности в два с половиною дюйма, состоящие из слизи; имеет крепость одна головка, которая не так велика, как туловище.

Так видно, когда он придет в совершенство, то делает от себя белую скорлупу, на подобие дудки, и оную сделав изрядно крепко и истратя всю жидкость, совсем исчезает, как шелковичный червь выматывает из себя шелк и пропадает; ядят они дерево, которое мягче, то больше, а крепкое или совсем обходя, [114] или гораздо меньше, а которое на вкус их попадется, без остатка.

Каждый червь, извиваяся, идет по длине доски; касаяся до шерсти, бумаги или конопати, которая между досками, отходит прочь и ест только дерево, не касаяся ни до чего другого.

(Далее Хм. предлагает свои соображения относительно обшивки судов; потом 12–25 февраля следуют известия о прибытии и отходе разных кораблей)

Чрез многие из островов известия, что турецкого флота из Дарданелл часть вышла, да и последние выходить намерены же, на которых посажено десанта, говорят неравно, иные до 12, другие до 16 тысяч; то для поиску оных господин контр-адмирал Ельманов пошел с эскадрою в 27 число февраля, подняв свой флаг на корабле «Георгий Победоносец» и с ним корабли: «Ростислав», «Всеволод», «Азия», «Надежда благополучия», бомбандирский «Гром», фрегаты: «Парос», «Почталион», «Архипелаг», «Победа», двух-мачтовая шамбека.

17 числа марта от господина контр-адмирала Ельманова прислано известие, что он дошед с эскадрою до Дарданелл, военных турецких судов нигде не видал: выходил из Дарданелл к Метелину один фрегат, с нескольким числом галер и шамбек и прочих мелких судов, но как об нашей эскадре известили, то обратно ушли в Дарданеллы.

Эскадрой его господина контр-адмирала, в разных местах, взяты в плен, а другие сожжены турецкие полугалеры, тартаны и фелюги, из которых несколько с грузом присланы в порт Аузу.

(Следуют краткие известия о починке, приходе и уходе разных судов).

24 апреля пришел в порт Аузу военный французский фрегат, называемый «Султан», на котором командир капитан и кавалер Допеди.

Был капитан со всеми своими офицерами у меня на корабле и не могли довольно чистоте в корабле и хорошей оснастке надивиться, так что капитан вошел в констапельскую, во удивлении чистоте и убранству ружей, перекрестился.

Напротив того, я с своими офицерами делал как капитану, так и офицерам французским визит, нашел фрегат в великой нечистоте и в дурной оснастке.

21 апреля получил адмирал письма из Константинополя от взятых наших в плен у крепости Метелины на фрегате «Сантарине», первое от унтер-баталера Сарычева, который разжалован [115] из комиссаров, второе от грека Жоржа, который у меня был в эскадроне у острова Тассо, от капитан-лейтенанта Овцына.

19 маия вышел я с кораблем на рейд.

20 числа пошел с кораблем к острову Микону, в дивизию господина контр-адмирала Ельманова.

21 числа пришел с кораблем на Миконский рейд, где нашел лежащие на якорях корабли: «Георгий Победоносец», под флагом контр-адмирала, «Азия», «Надежда благополучия», бомбандирский «Гром», фрегаты: «Делос», «Слава», «Победа», «Тино», «Почталион», брегантина одна и шамбека одна.

23 маия снялась вся дивизия с якорей, пошли в море, кроме корабля «Надежды благополучия», который остался на рейде.

25 числа пришли между Метелина и Хио, где нашли крейсирующий корабль «Ростислав» с фрегатом «Архипелагом».

Французское судно взято в приз, на котором турецкий муфтий, не главный, муфтий однако в великом чине, со всей своей фамилией и офицерами ехал в остров Кандию, всех семьдесят пять человек, которые, как слышно, от адмирала отпущены.

Корабль «Ростислав» пошел с оным французским судном в Микону, а мы пошли к Дарданеллам.

27 числа маия прошли мимо Дарданелл, не видав никаких турецких судов, пошли к острову Скиру.

30 числа, пришед к острову Скиру, господин контр-адмирал разделил свою дивизию на две эскадры: первую, под моею командою, корабль «Трех Святителей», фрегаты: «Парос», «Почталион», «Архипелаг», брегантина Варвачева; крейсировать мне с эскадрою от острова Скиро восточнее Метелина и Хио, для Смирны.

Вторую капитану первого ранга Толбузину, корабль «Азия», фрегаты: «Делос», «Слава», поляки: «Стикс», «Ауза», Стефани, «Филандрия» и шамбека Николетова.

Контр-адмирал с кораблем «Победоносцем» пошел в порт Скиро, где и стоять будет; мы же, обе эскадры, пошли каждая на свои посты.

12 числа июня фрегат «Григорий», да и прочие аглицкие суда пришли из Ливорны с провиантом в порт Аузу, на которых судах прислано о произведении флотских и других офицеров и притом от его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова прислан манифест, который вношу оригиналом.

Мы граф Алексей Орлов, Ее Императорского Величества Всероссийской, уполномоченный сухопутными и морскими в Леванте Её силами генерал и всех Её орденов кавалер и прочая и прочая. [116]

Известно всем, что со вступлением флота Её Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни нашей в неприятельские воды, все участвующие в левантской торговле нации достаточные имели доказательства не только уважения, но действительной помощи и способствования, каковые во всех случаях флагам их были оказываемы; ибо среди военных действий отделили мы от флота, состоящего из довольного числа судов, эскадру для очищения моря от рассеявшихся по оному разбойников, кои думая воспользоваться смутным военным временем, дерзнули было прикрыть злодейства свои подложным Российским флагом; из коих немогущие уйдти пойманы и ближайшему суду тех наций, коих флаг от них оскорблен, были преданы, а многие при Российском флоте, в присутствии обиженных, лишением жизни наказаны; таковые примеры нашего правосудия тем больше быв чувствительны, что оные едва знаемы у нас бывают, устрашили и удержали наглость прочих злодейств их соучастников, и все народы с удовольствием увидели, что плавание Средиземного моря в Леванте никогда столь верно и столь безопасно не было, тогда как флаг Российский стал на оном виден; ибо видимо всем, сколь сии места корсарами всегда наполнены были искони, малосильные купеческие суда от оных наиплачевнейшей участи подвержены бывали. Но мы не останавливаясь при сем, а желая дать всевозможные опыты истинного нашего доброхотства и споспешествования дозволенной неутральным нациям торговли, поставили себе за начальные правила: лучше терять многое с своей стороны, нежели причинять промышляющим наималейший вид затруднения, принесли в жертву, мало другими чувствуемую, существенный наш интерес, не терпя ни одного у себя корсара, в чем данным от нас 1770 года июля 12 дня манифестом всех и предупредили; сверх сего ни в каких обстоятельствах не упустили ни одного случая подавать неутральным судам вспоможения всякого рода, снабдевая их не только съестными припасами и нужными к мореплаванию вещами, как-то: якорями, канатами и прочим, но даже до свинцу и пороху. Итак небезосновательно ласкались мы, что таковое наше поведение не привлечет нам с другой стороны столь худого за то признания, каковое многие из купцов разнообразными подлогами против общих прав и против совести делать нам после не устыдились, и к крайнему нашему удивлению и прискорбности открыли нам, что корыстолюбие некоторых из [117] оных превозмогло не только те уважения, коими они к нашему противу их поступку должны были, но и то, коим все народы к общему народному праву обязаны: ибо многие суда, злоупотребляя преимуществами неутрального флага, съестные и военные припасы в блокированные нами неприятельские места провозить покушались, что перехвачением многих из оных ясно изобличено было; а как недостаток в оных у неприятеля, возвыся их цену, усилил корыстолюбие, а нежность нашего поведения усугубила дерзость провозчиков, то мы наконец увидели запрещенный всеми правами сей подвоз, день ото дня возрастающий и достигший почти до того, что большая часть производимой в Леванте неутральными судами торговли преобратилась в прокормление и в вооружение неприятеля нашего, беспрестанным доставлением оному съестных и военных припасов, под разновидными подлогами.

В сем, случае имея с нашей стороны ясно о том гласящие военные и народные права, употребляем мы данное нам на таковый случай от Её Императорского Величества полномочие и объявляем чрез сие купцам и провозчикам и всем в оном участвующим, что отныне впредь все идущие в неприятельские порты суда, кои злоупотребляя преимуществами неутрального флага, гружены будут съестными и военными припасами, так как вещами, подающими неприятелю существенные к произведению войны средства, Российскими военными судами не токмо остановлены, но взяты и конфискованы будут, без малейшего за то платежа купцам и провозчикам, кои себя сему подвергнуть отважатся; подтверждая притом, что все, кроме вышепомянутых вещей, товары не только пропущены, но всегда и везде судами Её Императорского Величества защищены и где только хотя мало нужным окажется, препровождаемы будут. Впрочем совершенно надеемся, что все правительства, коим военные и народные права столь известны, не только примут за благо все те меры, кои нами к пресечению беззаконной сей торговли употребятся, но паче еще воспоспешествуют произведению в действо оных. Нарушителей же предаем мы беспристрастному правосудию самих тех держав, коим они принадлежать будут; не сомневаясь, чтоб истребление таковых злоупотребителей достоинства их флагов не было общим делом всех держав, равно интересованных в охранении общенародных законов, кои нами столь свято против всех наблюдаемы [118] были. Во уверение чего сей наш Манифест собственною нашею рукою подписали и приложением печати нашего герба утвердить повелели. Дан на фрегате «Св. Григорий», маия 1 дня 1772 года.

(М. П.) На подлинном подписано: Граф Алексей Орлов.

18 июня полномочный Оттоманской Порты посол Тешери Фачи Мустафа Бей Эфенди Джани Хаджа Заде, ордена Ходжа Яна, из Константинополя пришел на четырех полугалерах в Порт Аузу и привез с собою из главной нашей армии двух курьеров с тем, что в армии, маия 19 числа, с Портою Отоманскою у реки Дуная при Журже сделано перемирие; то и в Архипелаге с уполномоченным его сиятельством графом Алексеем Григорьевичем Орловым сделать перемирие ж, для чего к его сиятельству с известием послан корабль «Ростислав».

24 июня прошла из Аузы в Константинополь с турецкими курьерами турецкая полугалера, на которой капитан Гасан Алжерино, с пропуском адмиральским; салютовали мне, а я ответствовал двумя выстрелами меньше; были у меня на корабле и смотрели корабль; великую дают честь порядку российских кораблей.

27 июня пришел в Масканинские острова, для налития пресной воды, пробыл три дня, пошел на свой пост.

6 числа июля на острова Скиро пришел к нам корабль «Георгий Победоносец», на котором сидел господин контр-адмирал Ельманов; пробыв с нами четыре дня, пошел в Микону. Пришла из Скиро наша сокалева, привезла турецких спагов пять человек, а троих убили. Оные турки ехали из крепости Лимноса.

Июля 15 дня получил я на шамбеке «Аузе» присланные ко мне от господина контр-адмирала перемирные во всём Архипелаге с Отоманскою Портою пункты, которые вношу оригиналом:

Во имя Господа Бога Всемогущего и Милосердого.

Адмирал и кавалер российского в Архипелаге флота, Григорий Спиридов и Тешери Фачи Мустафа Бей Ефенди Дженим Хаджа Заде ордена Ходжа Яна, присланный от Блистательной Отоманской Порты высокоуполномоченным. Июня осьмогонадесять числа здесь в Архипелаге, при острове Паросе, в Порте Аузе, получили из главных армий, российской и турецкой, от главнокомандующих над оными господ российского Фельдмаршала и кавалера, его сиятельства графа Петра Александровича [119] Румянцова и Порты Отоманской верховного визиря, его сиятельства Мусун Заде Магмет Паши, верное известие о заключении у реки Дуная, при Журже, маия девятагонадесять числа, перемирия; и хотя по поведению надлежало здешней архипелагской стороне о перемирии переговоры иметь с предводителем флота, высокоуполномоченным господином генералом и кавалером его сиятельством графом Алексеем Григорьевичем Орловым, но как его здесь ныне в присутствии нет, и хотя к нему с известием послано и ожидается, но скоро ль прибудет, по состоянию ветров, предузнать не можно; и для того, чтоб и в здешней стороне ускорить, дальнейшее пролитие крови человеческой остановить, последствуя тому же при Журже перемирию, согласились на следующие артикулы временного на обе стороны перемирия и удержание оружия на море и на сухом пути и на островах:

1.

Все неприязненности и военные действия должны быть прекращены во всех частях Архипелага, на море и в окружных берегах и островах, где находятся войска и флот и в крейсерствах корабли и прочие военные суда императорские российские и турецкие.

2.

Здесь при острове Паросе, в Порте оного Аузе, считать перемирие со дня подписания сего; в прочих же местах Архипелага, во всех островах и где около оных российские эскадры и военные суда находятся, то есть, до Кандии и по сю сторону острова Родоса, начало перемирия после дня подписания десять дней, а для скорейшего и верного доставления к обнародованию сего заключенного перемирия, посланы будут немедленно с обеих сторон, как от российской, так и отоманской, во все места по островам и берегам нарочные курьеры, коим дадутся с обеих же сторон надлежащие о перемирии письма, в рассуждении того, что ежели случится встретиться с эскадрой или другими находящимися в крейсерстве судами, кои может быть еще от своей стороны известия о перемирии не получили, то те письма командующим отданы б были, по которым упредительно, со дня оных получения, и как на берегах, так и на море военное действие будет прекращено; на равном же основании посланы будут с обеих сторон курьеры и в дальные места в Медитеранию, считать от острова Родоса и Кандии, в коих местах и началу сего перемирия быть со дня прибытия с известием к ним курьеров; [120] до получения ж о перемирии известия, какие-либо где с обеих сторон неприязненные происшествия были, оное в предосуждение перемирия не почитать.

3.

Оба флота российский и турецкий и войска чрез всё время перемирия должны остаться в том же самом положении, каково ныне; то есть флот и войска российские от острова Тассо, которой близ Романи, а от оного к югу и к юго-западу, и к юго-востоку у архипелагских всех островов и на островах, где турецких крепостей и гарнизонов и жительства турецкого ныне нет, до островов Станкио и Кандии; а флот и войска турецкие в Дарданелах и подле Анатолического берега, в заливах и Будруме, и островах Лимносе, Тенедосе, Метелине, Хио, Станкио, Родосе и Кандии, где турецкие города, крепости, гарнизоны и жительство турецкое и поныне состоит, также и подле берегов и заливов и портов европейских, и острова Негропонта; однако никаким военным турецким судам в соединение с дарданельскими, или дарданельским в соединение с будрумскими и родосскими, и от других мест по Архипелагскому морю, не ходить, да и от Адриатиского моря и Алжира и Туниса и тому подобных мест, турецким судам к северу выше Сириги и Кандии, во время продолжающегося перемирия, в Архипелаг не входить и противуходящих под российским флагом судов, где б то ни было, покушения и нападения на оные не делать, а остаться всем турецким военным судам по вышеописанному в своих положениях; острову Тассо быть нейтральным и каналами между оного и Романи и Македонии, как российским, так и турецким военным судам не ходить и на якорях в узкости канала не стоять, разве по необходимости; в рассуждении тогож, или неминуемости, какому судну пройдти должно, то приходя к тому, на якоре не останавливаться и на берега не въезжать; остров же Самос в продолжающееся перемирие, хотя с прочими и при российской стороне останется, каналом между оного острова Самоса и Анатолического берега, где узкость, как российским, так и турецким судам, без крайней надобности не проходить же, и в том узком между берегов месте на якорях не стоять.

4.

Во всё время перемирия, как от российского флота из Архипелага, в российскую армию на Дунай к командирам, чрез [121] Константинополь и другие пристойные места, так из армии в Архипелаг в российский флот, курьеров пропускать без задержания, чиня им все принадлежащие к скорой езде и в прочем вспоможения; также и турецкие курьеры потому же в Архипелаге море от российских военных судов будут пропускаемы безостановочно, и когда таковые курьеры поедут морем на каком-либо военном российском или турецком судне, то оному судну иметь на передней у себя мачте белый флаг; также и посылаемые турецкие галеры, или другие какие суда с письмами к российскому флоту, или в Анатолию и в Европу, в свои места, свободно от российских военных судов пропущаемы будут, токмо бы на тех не было транспортного войска, ниже военных дел и неприятельских поисков, да притом имели бы от командиров тех мест, куда и зачем посланы, паспорты; сие равномерно посылаемым и от российского флота судам от порты Отоманской также свободный пропуск к турецкому флоту и к крепостям, на островах и у берегов турецких позволяется.

5.

Во все продолжающееся перемирие в Архипелаге, в Анатолии и Европе, в приморские и на островах турецкие города, крепости и из Архипелага в Дарданелы военных снарядов и военного ружья и амуниции и войска не подвозить и вновь никаких крепостей не делать, и провиантских магазинов не учреждать; однако в находящихся ныне действительно на островах и в Дарданелах, и у берегов, и в крепостях при Архипелагском море, владения Порты Отоманской, гарнизонах, свое войско и жителей свободно снабдевать пропитанием, и ежели бы какие для турецких гарнизонов и жителей островских, с провиантами суда турецкие, большие и малые, подданных Порты Отоманской, повстречались с российскими военными крейсерами, то беспрепятственно и без задержания пропускаемы в путь их будут; точию на таковых судах отоманских откуда, куда и для которого места, и с коликим числом какого провианта, иметь от начальников своих, кто отправит, верные паспорта; во всё ж время перемирия с обеих сторон, российской и турецкой, в Архипелаге морем с товарами ездить на невооруженных судах, на острова и берега грекам и подданным Порты Отоманской, беспрепятственно позволяется, но чтоб, откуда пойдут, и с чем, или кого перевозить станут, имели от начальников тех мест [122] обо всём у себя паспорты; начатые ж и построенные турецкие, во всех тех местах, где оные строятся, суда, с берегу на воду не спускать и не вооружать, и вновь военных судов не делать, и к строению военных судов морем лесу не возить.

6.

Ежели по какому-либо случаю от бурь российское какое-нибудь судно занесено, или придет куда к островам, или в залив и к берегам, где турки имеют города, крепости и жительства, то оным, во всё время перемирия, будет давано пристойное вспоможение, в котором имели бы нужду, и в предлежащем пути никакого препятствия чинено не будет; сие равномерно и от российского флота при островах турецким судам исполняемо будет, и таковым судам, по исправлении своих надобностей, без замедления отправляться в их путь, не стоя на якорях понапрасну.

7.

Сколько известно, что в здешних архипелагских водах, от своевольства и бездельничества беспутных людей, бывали и быть могут на судах бродящие разбойники; и о искоренении таковых должно употреблять старание и иметь от оных все принадлежащие осторожности, что иначе и нельзя, как надлежит ввести в них страх оружием, и для того во-первых судам Отоманской Порты, турецким подданным с провиантом и прочим, о чём выше в артикулах значит, ходить под турецкими, а к рекам под греческими флагами, а российским и при российском флоте служащим, под русскими, а островским грекам, под греческими флагами; иметь на каждом таковом судне от начальников береговых или островских у себя паспорты, и таковую пушками и оружием оборону, чтоб морские разбойники на воде им вреда причинить не могли, а егда возможность будет, то стараться таковых разбойников ловить и искоренять с обеих сторон; буде же бы и не разбойники, но подозрительные окажутся, и в неисполнении установления ходить станут без паспортов, таковых брать и с судами под крепкие караулы; и ежели явятся турецкие подданные, таковых от российского флота присылать, по близости, куда способнее будет, к наказанию к турецким начальникам; буде от островов российской стороны, таковых для подобного ж наказания туркам присылать в российский флот, дабы тем способом пресечь, как разбойников, [123] так и своевольников, которые без паспортов станут ходить.

8.

Сроку перемирия продолжаться ноября до первого числа сего тысяча семьсот семьдесят второго года; в рассуждении дальности мест как Александрия, великий Каир, Алжир, Тунис, Триполь и прочие владения Порты Отоманской, куда известие о заключении перемирия вскоре доставить не можно; однако с тем включением, буде прежде окончания оного военные действия в главных армиях на Дунае начнутся, то здесь в Архипелаге от получения первого о том известия, паки военные действия начало свое примут, и тем назначенный срок уничтожается; ежели ж в главных армиях перемирие, по обстоятельствам, еще далее положенного срока продолжаемо будет, то равным образом в здешних водах, в Архипелаге и около лежащих местах и везде, срок перемирия продолжаем будет во всё то время на сих основаниях и пунктах, как и ныне оное перемирие заключено.

9.

Во время перемирия, ежели бы с обеих сторон, не взирая на все предосторожности, которые взяты будут, сделалось что не по желанию; то для оного разбирательства, с российской стороны, при острове Скиро или Ипсаро, а с турецкой, при острове Хио, быть определенным из чиновных поверенным, дабы то по доводам и справедливости они, сносясь между собою, могли без продолжения, приводя всё в порядок, успокоивать.

Сей конвенции написано два равногласящие экземпляра, на русском и турецком языках, с приложенными к тому верными французскими переводами, кои взаимно российского в Архипелаге флота адмирал и разных орденов кавалер Григорий Спиридов и высокоуполномоченный от Блистательной Отоманской Порты Тешери Фачи Мустафа Бей Эфенди Джаним Хаджи Заде ордена Ходжа Янь, своеручно подписали, печатями своими утвердили оные, по обыкновению, между собою разменяли. Учинено на берегу в палатках при острове Паросе, в порте оного Аузе, июля 2 дня 1772 года.

(М. П.) Григорий Спиридов. (М. П.) Тешери Фачи Мустафа Бей Эфенди Джаним Хаджи Заде ордена Хаджи Яна. [124]

Июля 18 прошла из Аузы турецкая полугалера в Константинополь, на которой наш российской службы майор едет в главную армию обратно курьером и с ним визиря Мисин Углу, адъютант Заим Измаил Ага, капитан полугалеры Сак Изли Эмир Меймер, уроженец острова Хио. Полугалера салютовала мне, я ответствовал меньше двумя пушками; были у меня на корабле, по кораблю ходили, как на чистоту, так на порядочные экипажи с удивлением смотрели; пили водку, только с смешною оговоркою, что по закону их водку пить не велено, однако на христианском корабле можно, и они, как видно, великие охотники, безотговорочно выпили по три рюмки и сказывали, что их посол вместе с ними вышел из Аузы на нашем фрегате «Африке» в пошел к Самосу.

21 июля, от крепкого ветра и волнения, пришел я с фрегатом «Архипелагом» на Миконский рейд, где нашел корабли: «Георгий Победоносец», под флагом контр-адмирала, «Азия», «Надежда Благополучия», фрегаты: «Северный Орел», «Делос», трекатр две, шамбека «Св. Спиридон».

Во всё время моего пребывания, браны были в плен турки с их судами и товарами; греческие и разных наций суда с непозволительными товарами также взяты были в приз и отсылаемы в порт Аузу, к адмиралу Спиридову.

В 1-й день августа пришел в порт Аузу, нашел стоящих в порте Аузе на якорях корабли: «Европу», на котором адмиральский флаг, «Всеволода», «Януария», «Не тронь меня», фрегаты: «Надежду», «Св. Николай», «Венеру», «Сатурн», «Св. Павел», «Минерву», «Микону», «Наксию», «Победу», «Тино», «Запасный», «Помощный», бомбандирские: «Страшный», «Гром», «Молнию», трекатр 7, поляк 12, шамбек 7, яхту 1, галеру 1, полугалер 4, Броунов фрегат, английских судов 3, брегантин 3, голландское судно одно, французских 4, греческих лодок 81, пленных турецких шамбек 5.

(От 23 июля до 18 августа Хм. помещает краткие известия о починке своего корабля, о приходе и уходе других судов.)

В 19 число пришел в гавань фрегат «Африка», на котором был турецкий министр.

Граф с эскадрой пришел в порт Трио.

22 число августа, корабль «Европа», на котором адмирал и кавалер Спиридов, уволен от графа Алексея Григорьевича Орлова в Ливорну, который пошел в море. Просил я его сиятельство уволить меня за болезнью головной раны от службы; но милостиво изволил уговорить, чтоб еще послужить, обнадеживая милостию нашей Государыни; и в рассуждении его сиятельства особливой ко мне милости еще на год оставил. [125]

(23–29 августа Хм. помещает известия о приходе разных судов.)

29 числа пришла в гавань турецкая полугалера с их курьерами, с требованием, между другими неизвестными требованиями от наместника великого визиря и капитан паши, чтоб из Дарданел позволено было их флоту вытти, для усмирения, так называют, бунтовщика Али Бея; однако оное им не позволено, а сказано, что это противно перемирным пунктам; в противном случае, ежели турецкий флот выйдет, то силою удержан будет.

31 числа августа, вышла из гавани турецкая полугалера из порта Трио; граф Алексей Григорьевич Орлов со всею эскадрою пошел в Микону.

Во 2 день сентября, я с кораблем «Трех Святителей», фрегат «Африка» снялись с якоря, пошли к острову Микону, для соединения с эскадрою его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова.

В 3 число пришли на Миконский рейд, нашли стоящих кораблей: «Ростислава», под Кейзер-флагом, «Всеволода», «Азию», «Надежду благополучия», фрегаты: «св. Николай», «св. Павел», «Парос», «Наксию», «Почталион», «Славу», «Победу», «Рафаила», бомбандирский «Страшный», шамбеки: «Грецию», «Григорий-Пано», разных судов пятнадцать.

В 11 число сентября, фрегат «св. Павел» отправлен от его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова с курьерами к Дарданелам, которые курьеры поедут к нашей главной армии.

Сего ж числа от его сиятельства приказом объявлено, что его сиятельство поедет по кораблям и прочим судам, для осмотра диспозиции и распределения командующих во время сражения с неприятелем, под Кейзер-флагом, то со всех кораблей палить по 13 пушек, что при выезде его и учинено, также с которого корабля съезжал, палил всё также из 13 пушек, а люди во всё то время, когда с корабля на корабль переезжал, поставлены на всех кораблях по вантам, штагам и реям; по окончании всего, когда приехал его сиятельство на свой корабль, то поднят был сигнал, чтоб палить со всего флота из 13 пушек, которое и учинено.

В 17 число сентября, стоящая эскадра на Миконском рейде, под Кейзер-флагом, снялась с якоря, пошла к Северу, в том числе и я с моим кораблем. Корабль «Надежда благополучия», фрегат «Наксия» и прочие мелкие суда остались на рейде на якоре.

Фрегаты: «св. Николай», «Слава» и шамбека посланы к Дульциниотам, для разбития оных, которых, по объявлению, до сорока пяти судов, взятых у Рагузинцов и несколько своих в разные пушки, в двадцать восемь одно, в шестнадцать, в [126] двенадцать и восемь пушек, и чтоб оным судам пройти в Дарданелы и тем приумножить морскую турецкую силу. Дулциниоты почитаются морскими и храбрыми людьми. Велено ж Войновичу от графа Алексея Григорьевича, ежели он повстречается с идущими из России кораблями, то б объявил ордер, по которому велено соединиться двум кораблям в оную ж экспедицию и иметь над неприятелем поиски.

19 числа сентября, лавируя с эскадрою в Хиосском канале, его сиятельство Алексей Григорьевич, из главной армии получил курьера чрез Константинополь, что десятое число сего месяца с Отоманскою Портою перемирие кончилось и военные действия уже начались, того ж времени и у нас в Архипелаге военные действия начались.

Того ж числа посланы крейсировать у острова Патмоса, Самоса и бухты, фрегаты «Северный Орел» и «Почталион».

А флот пошел кругом острова Хио, а не каналом.

23 сентября того ж числа фрегат «Надежда», который послан был для отвоза в главную армию курьеров, фрегат стоял у острова Имбро, а с курьерами посылана была шлюпка и оная пропущена до других Дарданел, на которой был лейтенант Левицкий, артиллерии поручик Зиновьев, которые в проезде сняли с крепости виды и коликое число стоящих кораблей, при сем вношу план. Капитан-Пашею приняты были ласково, аудиенция дана была в палатке, подчивали кофием и в проезде с крепостей салютовали нашим офицерам по три пушки с ядрами, больше для доказательства, что ядры из крепости в крепость почти достают.

(Следует план.)

25 число сентября, от графа прислан ко мне на корабль турок Каймакам Чоадари Сеит Амер и с ним слуга, которые приехали с нашим курьером из главной армии; курьер тот, который привез, что в армии перемирие кончилось и военные действия начались, от турок весьма везде приниман дурно, не так как другие, по причине, что не сделалось мира, а в острове Хио его щипали, а что бранили, почти везде.

В 29 число сентября, для налития пресной воды, вся эскадра перешла в порт Трио, легла на якорь.

Того ж числа пришел из России корабль «Победа», на котором командир капитан второго ранга Степан Васильевич Новокщенов, стал на якорь, а о других двух кораблях сказывал, что они из Ливорны вышли вместе; он дней с шесть, для починки, заходил в порт Фераи; сказывал, что корабль «Трех Иерархов» еще починивается. [127]

В 1 число октября, прислан ко мне от графа турок, приехавший с письмами от наместника верховного визиря и капитан паши Гасан Бея с тем, что в армии еще сделали перемирие на сорок дней.

3 число живущие у меня турки отпущены на фелюге в Дарданелы с тем, что его сиятельство перемирия делать не хочет.

В 7 число октября прислан ко мне на корабль от его сиятельства приехавший из главной армии чрез Константинополь курьер, Иностранной Коллегии переводчик Сергий Лашкарев и с ним провожатый турок Едеп Чили Ибрагим и при них слуг два, с письмом из главной армии, от фельдмаршала Румянцова, что по просьбе визиря между турецкою и нашею армиею сделано перемирие на сорок дней, чтоб после сорока дней сделать на шесть месяцев, для чего послан курьер в Петербург; чтоб и граф сделал в Архипелаге таковое ж перемирие. Курьер сказывал, да и самые турки, что их армия противу прежнего меньше; наша же армия, надобно бы быть, против прежнего больше, да и полки в комплекте, только много больных, так что в каждом полку человек по четыреста.

У нас в Архипелаге Шлюшенбургский полк, живучи на острову Паросе, почти весь болен и в три месяца больше шести сот человек рядовых, да офицеров великое множество померло.

В 10 число октября курьер Лашкарев и с ним приставленный турок, отправлены обратно в главную армию с тем, что хотя в главной армии перемирие есть и впредь будет, только в Архипелаге его сиятельство перемирия не сделает, разве на то Именное повеление будет.

Да и правда, что нам перемирие приносит больше убытка, нежели прибыли; в военное время берем призы, хлеб и прочее; другое, что турки не могут магазейны свои провиантом наполнять, в Константинополе, Смирне, Солонике, за непропуском, делается дороговизна, да и на корабли новостроющиеся припасов возить не могут; также Дульциниоты в Дарданелы идти опасаются.

В 14 число октября, капитан фрегата «Африка» Михаил Андреевич Клеопин отставлен и вместо его командиром определен с моего корабля капитан-лейтенант Извеков, а ко мне определен капитан-лейтенант Иван Васильевич Арцыбашев. [128]

В Архипелаге острова: Сим и Калемат; жители промышляют грецкими губками, берут оные в море, на глубине от сорока до пятидесяти сажен, бывают под водою от четверти и до половины часа, плавают на несколько миль и скоро, а в воде пробыть может двои и трои сутки, тому есть причина: плавать с малых лет приучают; чтоб быть под водою, у маленького, когда еще младенцом, портят слуховые уши и так, что он под водою переводит дыхание чрез уши, и так свободно под водой пробыть может почти сколько нужда требует.

В Черном Море, в самом проходе к Константинополю есть деревня Фанар, да и мыс тем же именем называется; жители той деревни плавают и бывают под водой столько же как и островские; у мыса идущие из Черного Моря, или из Константинополя суда за противными ветрами ложатся на якорь, то оные жители приплывают к судну, подрезывают канат, чтоб бросило судно на берег, тогда всех на судне убивают и получают всё судно себе в добычу.

На Анатолическом берегу, кочующие в горах, переходя с места на место, так как калмыки, живут в палатках, называются Туркмены; у них лошадей, верблюдов и скота великое множество; из них нанимаются от места до места перевозить товары, торгуют своим продуктом: скотом и маслом коровьим; жены их ткут ковры; по зимам, для тепла, переселяются по близости моря; сверх всего они еще великие разбойники, что где им ни попадется, присвоивают себе, при том великие смертоубийцы. Султану платят с палатки по одному турецкому червонцу, то есть сто восемьдесят копеек.

В 15, вся эскадра, под Кейзер-флагом, снялась с якоря и пришед в порт Марио, легла на якорь.

В 19 день октября, подошед в близость острова Микона ночью, на корабле «Ростиславе» Кейзер-флаг спустили, а на корабле «Победа» господин контр-адмирал и кавалер Грейг поднял свой флаг; остались с кораблем «Ростиславом» фрегаты «Григорий», «Тино», трекатр «Греция», шамбеки три и отделились от эскадры к югу.

22 число, чрез пришедшую к нам полугалерку из Миконы уведомились, что его сиятельство граф Алексей Григорьевич, день простоя на якоре у острова Тина, потом пришел на Миконский рейд со всеми судами на якорь.

В 23 день октября, вся эскадра пришед в Хиосский канал, против города Чесмы легли на якорь. [129]

В 24 день октября определены к Чесменской крепости, для разбития оной, стоящие суда зажечь, выгнать из города турок, фрегаты «Африка», «Надежда», «Парос», бомбандирский «Молния», да фрегат «Констанция», на котором для присмотра военных действий имеет быть господин контр-адмирал Грейг.

По данному сигналу с корабля «Победы», фрегаты и бомбандирский, пошли к городу Чесме в бухту и легли в самом малом расстоянии на якорь с шпрингом, бомбандирский бросал бомбы, а фрегаты первые два беспрерывно стреляли из пушек ядрами.

Десант свезли на берег от неприятеля беспрепятственно, на том месте, где при сожжении флота, турецкая была сделана батарея; число всех гвардейских, армейских и морских солдат, албанцов пятьсот двадцать человек и две пушки; албанцы заняли высоты, а регулярные войска расположились по берегу до самого форштата Чесмы.

Фрегаты, при сильной и беспрестанной своей пальбе, крепость заставили молчать, множество сбили амбразур; то ж, надеюсь, досталось и стоящим на крепости пушкам, хотя их не больше шести было; люди на крепости от наших ядер скрылись за стенами, хотя их как в крепости, так и в форштате очень мало видно было: за верное сказывали тамошние греки, что турок всех с небольшим тридцать человек, но и греки, где есть оказия русского застрелить, случаю не упускают, что я сам видел: по моему барказу стреляли не одни турки, а были и греки.

Для взятия крепости наш десант старания не имел; у стоявшего на круглой башне флага, албанец древко подстрелил, от чего оное упало и досталось в добычу; на той же башне видно, что ядром также сбит флаг, а прочие в крепости флаги и лежащие по набережной у крепости пушки медные четыре, в том числе широкогорлая одна, чугунных шесть пушек, оставили в тех же местах безвредны.

Десант в форштате сжег один турецкий дом из собранных негодных материалов; после сожжения флота, магазинов и несколько вытащенных на берег лодок и небольшого магазина с хлебом, возвратился на корабли, также от неприятеля беспрепятственно.

Когда стали фрегаты сниматься с якорей, выходить из бухты, то с крепости из одной пушки палили по оным. [130]

Я во всё время был у десанта на берегу с контр-адмиралом от начала и до конца.

В оную атаку города на фрегате «Надежда» от неприятельского ядра разорвало двенадцатифунтовую пушку, убило шесть человек до смерти и ранило несколько; на «Африке» двоим у рук пальцы отбило, на фрегате «Паросе» ядром фок-мачту на три дюйма пробило.

Барказ мой для свозу десанта, на котором определен мичман Киленин, по неосторожности подъехал к берегу с другой стороны крепости, где нашего десанта не было; из запала убили двух матросов и троих ранили; из высаженных в десант сухопутных солдат ранили двух, да албанцев убито четыре, ранено шесть.

Сколько же турок пропало в крепости и форштате, знать не можно; в форштате почти дела никакого не имели, только из-за угла или из палат перестрелки иногда были.

Как с моря, так и с сухого пути города Чесмы атаки при сем приобщаю план.

(Следует план.)

25 число октября, вся эскадра снялась с якорей и подошед под Хио, повыше немного города, легли на якорь.

26 число послано от господина контр-адмирала в Хио к губернатору, с греком того острова, письмо; как пристали к берегу близ крепости, то двое чиновных отогнали сбегшихся турок прочь и взяв письмо, один поскакал к паше, а прочие турки и грек побежали за ним же; шлюпка и офицеры поехали обратно на корабль; хотя от турок было и представлено, чтоб подождали, только наши отговорились бывшей тогда погодой, спасаясь у берега, чтоб не разбить шлюпки; которое письмо вношу оригиналом.

Почтеннейший губернатор острова Хио.

Его сиятельство, граф Алексей Григорьевич Орлов, послал меня с эскадрою против вашего острова, приказав прежде истребить маленькие суда в Чесменском порте, которые я найду за способные и могущие принести вам помощь, потом, по его природной склонности к человеколюбию, приказал мне до нападения истребовать от вас, ежели вы хотите спасти ваш город и его жителей от всех разорений и несчастий, какие война нанести может, то для избежания оных, можете заплатить контрибуцию и прислать о том договариваться со мною. Его сиятельство, в рассуждении богатств города, [131] столь многолюдного, имеющего множество фабрик и великую коммерцию, требует миллион пиастров, для спасения города от огня, грабительства и разорения; вы видите, что требование его весьма умеренно; но еще при всём том он мне дал полную власть с вами об оном договориться, и ежели за благо рассудите, то прислать ко мне людей для договору; присланные будут сохранены свято и отпущены назад верно и сохранно, прежде нежели какие-нибудь с нашей стороны будут начаты военные действия; впрочем, хотя в характере публичном мы и неприятели, но партикулярно остаюсь вашим другом,

На подлинном подписал: Контр-адмирал Самуил Грейг.

27 командир Куппа взял ночью трекатру, которая шла в Чесму, для взятия со сгоревших кораблей, вынятых из воды пушек; она перевезла из Константинополя в Лимноскую крепость четыре пушки, несколько бомб и шесть тысяч ядер; с оной трекатры греков в матросы велено взять молодых по кораблям, я на свой корабль взял шесть. Оные греки сказывают, что в Дарданелах стоят три корабля, бомбандирских два, несколько шамбек в галер; два корабля и множество галер в Черном море.

На посланное письмо, от хийского губернатора прислан с тем же греком на фелюге ответ, который вношу оригиналом:

Российского Флота честнейший и почтеннейший господин контр-адмирал Самуил Грейг, желаю вам доброго здравия.

Получил я вчера ваше письмо и из оного увидя, что вы сожгли все суда в порте Чесме и разбили крепость с морской стороны, и что хотите разорить остров Хио, который я определен защищать, и что вы на то имеете повеление от графа; всё то очень хорошо и для того мы полагаемся на власть Божию, совсем готовы. Еще ж мне пишете, что ежели я хочу спасти остров и всё, что в нём есть, от разорения и от всего, что война нанесть может, приказано вам требовать миллион пиастров контрибуции; удивляюсь весьма: я не определен, чтоб продавать и выкупать города; делать такие требования неприятно самому Богу, из которых не заключаю ничего другого, как только, что вы хотите войны и мы, полагаясь на силу Божию, готовы показаться, и с тем посылаем к вам письмо, которое получа, делайте, что вам рассудится. [132]

На подлинном подписано: Мустафа-Паша визирь и протектор острова Хио.

Грек, который возил письмо, сказывал, что турки и греки все свои пожитки перенесли в крепость в погреба, в домах и на фабриках ничего нет и совсем к принятию нас готовы, крепость имеет больших пушек больше восьмидесяти; также есть батареи, из которых одна на мысу по южную сторону города, во всех считают со ста семнадцать пушек, в том числе есть широкогорлые; янычар в крепости тысяча человек, конных и пеших турок по триста, которые кругом города караулы содержат, да может быть будут и греки, но всех не более, полагает, как тысяча восемьсот человек.

Контр-адмирал Грейг, получа ответ из Хио от губернатора, что он контрибуции не дает, а ожидает принять военною рукою, хотел поставить против крепости два корабля, два фрегата и один бомбандирский; но рассуждая, что крепость велика и предвидится больше быть нашего ущерба без славы и военной прибыли, десанта же нам, по малости, высадить не можно, потому, хотя и стыдненько, но все покушения против неприятеля и всего города оставил; отписал к графу прислать войск русских и албанцев и бомбандирский: тогда, писал, уповает с пользою на город напасть; но граф десанта прислать за благо не рассудил, да и некого — полк весь почти померли, а которые еще живы, так больны.

В 29 день октября вся эскадра снялась с якоря и пошла к северу.

В 1 день ноября, вся эскадра у Масконских островов легла на якорь. Каналу Хиосскому, между Анатолии и Метелины; Масконийским островам, с видом берегов и с промером глубин при сем приобщаю карты.

(Следуют карты)

2 числа снялись с якоря и пошли к Дарданелам.

3 число, прошед между Тенедоса и Анатолии к Дарданелам и не видав никаких турецких судов, пошли к Тасу.

Подходя к острову Имбре, увидели идущих фелюг от Лимноса, восемь, за которыми сделан был сигнал, чтоб всей эскадре гнать; но как корабль мой лучше всех других ходит, то и отделился я от эскадры в довольном расстоянии, и будучи уже у острова Лимноса, одну трембакаду нагнал, с хорошим грузом, которая моими ядрами принуждена идти [133] к кораблю; прочие фелюги старались в бухту острова Лимноса уйти, к тому ж и наступила ночь; но я против бухты с кораблем лег в дрейф и послал, довольно вооружа и умножа людьми, две шлюпки, для взятья ушедших фелюг; на первой шлюпке мичмана Киленина, на другой армейского поручика Фризеля; Киленин привел к кораблю, без людей, три фелюги с разным богатым грузом, а у Фризеля на шлюпке ранили матросов двух, полевого солдата одного легкими ранами, и он с трусости возвратился в самой скорости к кораблю.

7 числа ноября, вся эскадра пришед к острову Тассу, легла на якорь.

19 ноября вся эскадра снялась с якоря, пошла к Дарданелам.

Я с моим кораблем, к тому же за зимним неспокойным временем и течью, отпущен в порт Аузу.

Острова Скиато южной стороны с аккуратною описью и промером глубины, другую острова Сконела, по южную ж сторону, с видом берегов и промером глубины, при сем предлагаю портам карты.

(Следуют карты.)

25 ноября пришел я с кораблем в порт Аузу, где нашел в гавани стоящих кораблей: «Януария», пришедшего из России, семидесять пушечный «Чесму», «Азию»,«Не тронь меня», «Надежду благополучия», фрегаты: «Св. Николай», «Славу», «Констанцию», «Минерву», «Соломбал», бомбандирский корабль «Гром», на брантвахте запасное судно, англинских судов восемь, в том числе пришедших из России с грузом три, французских семь, венецианское одно, разных мелких тридцать четыре, всех шестьдесят два судна.

С графом в порте Марио корабли: «Ростислав», «Георгий Победоносец», «Саратов», «Граф Орлов», бомбандирский «Страшный» и несколько других судов.

Уведомился я, по приходе в порт Аузу, что наши корабли «Орлов» и «Чесма», фрегаты «Св. Николай», «Слава» и шамбека «Забияка» сожгли дульциниотских фрегатов в Морее у Патроса тридцать, остались на мели три.

Когда его сиятельство граф Алексей Григорьевич Орлов, в перемирие с Портою, узнав, что Дульциниоты, вооружа свои фрегаты, шамбеки и галеры, в прибавок взяв у Рагузинцов, числом всех до сорока судов, с большим числом десанта, чтоб напасть на наши в Архипелаге острова и разорить, а пущее намерение на остров Парос, знав, что полк совсем вымер, или пройти в Дарданелы, для приумножения [134] морской силы, да они и почитаются храбрыми и морскими людьми; послал к оным два фрегата «Св. Николай» и «Славу», на которых Иван и Марко Войновичи, шамбеку «Забияку», чтоб оным Дульциниотам представить, чтоб они из своих портов не выходили, которое будет в противность перемирным договорам; но как наши посланники дошли до острова Занто, то увидели дульциниотский флот, состоящий в двадцати пяти судах, под адмиральским и вице-адмиральским флагами; но как наших увидели, то весь турецкий флот погнался, и конечно б наших переловили, ежели бы гнались каждый особо; но они хотели атаковать все обще, и так наши, пользуясь ночным временем, от оных ушли и вся эскадра лавировала у острова Сириго, примечая дульциниотов, а дульциниоты возвратились к Патрасу. Иван Войнович получил от графа Алексея Григорьевича и с присланной шамбеки, что с Портою перемирие кончилось и военные действия начались; почти в то же время пришла нечаянная радость: увидели идущих к Сириге российских два корабля «Чесму» и «Граф Орлов», которым свою коммиссию объявил; да ему ж от графа предписано было, чтоб, в случае надобности, с едущими из России кораблями соединиться. На кораблях были командиры: на «Графе Орлове» капитан Коняев, на «Чесме» датчанин Аклейн, и так соединясь, по старшинству взяв над всеми команду капитан Коняев, пошли делать поиск над неприятелем, и как прошли остров Занто, то увидели турецкий флот, лавирующий в двадцати пяти судах, который вскоре стал ложиться в линию; но тот день, хотя и были перестрелы друг с другом, но крепкий ветер сделать баталию не допустил.

На другой день, то есть 27 октября, наша эскадра погналась за неприятелем, который стал ретироваться и бежать под крепость Патрас; наши догоняя по них стреляли и два фрегата, по близости берега, загнаты на мель, а прочие у восточной крепости, под защищением крепостных пушек, за противным и крепким, входить в Левантской залив, ветром, на якорь легли.

На третий день, 28 дня октября, наши корабли и фрегаты, не взирая, что с обеих крепостей достают ядры, подошед к неприятельским фрегатам, легли на шпринг и производили жестокую пальбу из пушек с ядрами, бросали бомбы и брандскугели и многие суда зажигали, от которой сильной пальбы на неприятельских судах замолчали, да и люди все сбежали на [135] берег; наши увидя неприятельские суда без людей, послали жечь, и так сожгли тринадцать судов, несколько о тридцатидвух, о двадцати, шестнадцати и осьми пушках и большую капитан-паши галеру; три фрегата у самой крепости остались, уверяют, что оные на мели, а прочие ушли за Дарданелы, в Лепанский залив, где, сказывают, их достальная эскадра; за убегшими, по узкости Дарданел, гнаться было не можно. На корабле «Чесме» убит флотский поручик Козмин, ногу отбили у капитана-поручика Лопухина и троих легко ранили; и так с победою возвратились к острову Паросу, где и соединились с графом в порте Марио. Оной баталии при сем приобщаю план.

(Следует план.)

Прислан из армии чрез Константинополь от Обрезкова курьер, что в главной армии с Отоманскою Портою сделано перемирие на три месяца, то есть марта по десятое число, почему от его сиятельства посланы ко всем крейсерам повеления, чтоб военные действия пресечь, також и призов не брать; которые же взяты нейтралитетных держав суда с турками и с их экипажем, всех отпустили, заплатя шкиперам судов за простой не малыми суммами денег.

Граф Алексей Григорьевич писал к капитан-паше, чтоб они прислали, уполномоча, таких людей, которые б договорились о перемирии; ежели ж они на положенный срок не пришлют, то начаты будут военные действия.

От Её Величества Всемилостивейшей нашей Государыни, чрез письмо к его сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову, велено морских офицеров: капитан-поручиков, поручиков, мичманов и штурманов, из архипелагской эскадры прислать в Петербург, несколько человек, на которое повеление от его сиятельства требовано охотников, кто в Россию ехать пожелает; сколько ж офицеров охотою послано и кто за болезнию отправлен на английском судне, при сем предлагаю реестр:

Капитаны первого ранга: Петр Бешенцов, Никифор Палибин.

Капитан-лейтенанты: Алексей Давыдов, Семен Кондратьев, Иван Бахметев.

Лейтенанты: Василий Плещеев, Сергий Плещеев, Василий Поярков, Алексей Чаплин, Николай Шубин, Василий Машин, Уразай Иезель, Амандус Берг, князь Алексей Вяземский, Петр Слизов, Степан Золотилов, Федор Сараев, Федор Бачманов. [136]

Мичманы: Василий Френев, Ульян Пустошкин, Александр Воейков, Егор Панин, Яков Сукин, Петр Кашинцов, Василий Шенин, Емельян Толбузин, Яков Харламов.

Штурманы. Федор Минин, Петр Кудрявцов, Иван Журавлев, Андрей Козмин, Григорий Леонов, Яков Степанов, Константин Фомин, Федор Кармазин, Иван Шишуков, Иван Антонов.

Подштурманы: Иван Комаров, Лев Петров, Степан Экетов, Михаил Никитин, Игнатий Коренев, Яков Белоглазов, Александр Батаков, Прокофий Веселовский, Василий Артемьев.

За болезнию отправлены на англинском судне «Грандук-оф-Руш»:

Капитаны второго ранга: Михаил Клеопин, Афонасий Поповкин, Моисей Давыдов.

Капитан-лейтенант: Александр Муромцов.

Лейтенант: Федор Путятин.

Мичманы: Михаил Жуков, Николай Рудаков, Владимир Гальской.

Морских батальонов. Капитан Николай Байков. Комиссар Афонасий Баженов. Шкипер Дмитрий Пилискин.

У его сиятельства, в то же число, просил и я отпуска и Россию, по жалуючи мне сказал, что не отпущу, с обнадеживанием от Её Величества Всемилостивейшей нашей Государыни милости; и так по убеждению его сиятельства, милостию, принужденным себя нашел остаться.

23 декабря из главной армии прислан к графу курьер, который был в Морее, в Наполи де Романи, Салонике и с Ковалы отправлен с тем же подтверждением, что сделано перемирие по десятое число Марта 1773 года.

26 число декабря его сиятельство, на корабле «Ростислав»,«Победоносец», «Саратов», бомбандирский «Страшный» и один «Помощный» пошли к острову Миконе.

Нынешний год был спокоен, летом был ветрен и тем от жаров делал великое облегчение, только для Шлюшенбургского полка несчастлив: в три месяца, начиная с июля, померло солдат больше девяти сот, и тридцати человек штаб и обер-офицеров, да и по ныне еще достальные мрут, так что превосходит тысячу двухсот человек.

Так было опасно: кто из посторонних поживет в полку, то есть лекаря или другие, то редко выходили: все в скорости занемогают и умирают; болезни имели разные: гнилую горячку с пятнами, гнилую же лихорадку и кровавый понос. [137]

Нынешний год почти было всё перемирие, и так призов мало взято; всех других держав купецкие суда, узнав, что ежели в Константинополь, в Смирну, Солонику и другие места везут хлеб и прочее, кроме контробандных вещей, на имя християнских в тех местах купцов, то российские крейсеры, хотя точно знав, что турецкий хлеб и везет к турку, не берут, а ежели кто возмет, то отпущая, за простой деньги платят; нынешний год великая сумма вышла судам за простойные дни; и так турок всё может получать беспрепятственно.

В Романи, Анатолии и других местах хлеб родился хорош и прежнего гораздо дешевле.

Есть в Кандии, Метелине и других местах, магометанского закона люди, имея у себя природную проказу; другие люди близко с ними не бывают, спасаяся той прилипчивой болезни, которая чрез ветр пристает, живут от жилищ в отдалении, в горах, особливыми селениями, питаются милостынею, женятся на таковых же, дети с тою же проказою родятся, и так остаются болезни в их роде. В Греции неудивительно, что называется, люди питаются былием травным, так как и было в острове Наксии 772 года: за неимением хлеба, три месяца питалися люди, как скотина, травой, да и той родится на каменьях мало, в холодное время не растет, а летом от солнца выгорает. Оный остров посвящен в прежние времена был Бахусу и ныне еще остатки его храма видны; я людей много видал и довольно от них самих слышал, что они проживают травой и разных родов морскими ракушками и полевыми улитками, и одним словом сказать, всякой ядят вздор, только б их леность и праздность природная была вольною. Нашел я грека, молодого человека, от двадцати до двадцати пяти лет от роду, который питается былием травным, худ собой и весь почти гол, я его взял к себе на корабль в службу, давая ему провиант, равно как своим матрозам, и по два рубля с полтиною на месяц денег; но он, пробыв двои сутки, быть на корабле не захотел: лучше будет в праздности есть траву и ходить голым, нежели быть под какою-либо властью; да и много таких равномерных.

В Греции и в других христианского закона областях посты, среду в пятницу весьма свято наблюдают: не довольно мяса, ни рыбы не вкушают; что ж принадлежит убить человека, разграбить со всем, оное ни за что считают; когда он [138] убил кого, за что по законам нашим и судится, то он ничего не извиняяся, как будто надобно так было, скажет, что он убил за то, что он досадил ему или брату его или отцу, или что-нибудь у него ему полюбилось; и оное сказывает, как будто по справедливости было то и надобно, безо всякой робости.

Свадьбы в Греции венчают в домах, даже хотя бы то было и в великий пост; и архиерей мужа с женою разводит.

1773–1774.

Переговоры Грейга с правителем Тенедоса. — Письмо от капитан-паши о заключении перемирия. — Ответ Грейга. — Возвращение лейтенанта Овцына из плена. — Хметевский просится в отставку. — Крейсирование у Дарданел. — Возвращение графа А.Г. Орлова в Ливорно. — Рескрипт, присланный Хметевскому. — Бомбардирование Будрумского порта и высадка на берег Анатолия. — Высадка на остров Станкио. — Разрешение Хметевскому возвратиться в Россию. — Возвращение флота в порт Аузу. — Увольнение Хметевского. — Обозрение компаний его. — Бомбардирование и осада города Бейрута. — Возвращение Хметевского в Россию.

1773. Сколько в Архипелаге российского Императорского Флота кораблей, фрегатов и прочих военных судов, кто на оных командиры, при сем предлагаю реестр.

Починя я свой корабль «Трех Святителей», за неимением лесов, сколько было можно, 4 числа января вышел из порта Аузы, для соединения с его сиятельством; того же дня пришел в Микону на рейд, где нашел стоящие корабли: «Ростислав» под брам-вымпелом, «Саратов»; фрегаты: «Св. Павел», который ходил в Александрию, «Венера», «Слава», четыре шамбеки; с его сиятельством на короткое время пошли к острову Тино фрегаты: «Св. Николай», «Констанция», бомбандирский «Страшный». [140]

Корабль «Победоносец», судно «Запасный» с контр-адмиралом Ельмановым, да камер-юнкер Домашнев посланы 31 декабря прошедшего года к острову Скиро к французскому фрегату, который стоя у Скиро на якоре, да и в нашей будучи службе, две греческие фелюги, нагруженные пшеницею, арестовал, людей взял к себе на фрегат, под видом, яко бы они были разбойники, всех перековал и хотел головы их рубить, для чего вынесены были плахи и топоры, и представлены были для экзекуции, окружа солдатами; но как стали одного грека расковывать и притом может еще убили, то он видя, что уже смерть близка, схватил свои железы и который француз больше всех ему досадил, ударил, то все стоящие солдаты подняли его в штыки и бросили в воду и еще от капитана велено было по нём стрелять из ружей; прочие остались по прежнему скованы. Греки имели паспорта от адмирала Спиридова, контр-адмирала Арфа и от тех островов канцелярий; Хиосские приматы и наши бывшие на острове для печения сухарей офицеры свидетельствовали, что они добрые люди, а не воры, паспорта их справедливы; только капитан, не взирая ни на что, бросал паспорта на пол и ничему не верил; и так с фелюг выгрузя весь груз на фрегат, взяв с оных пушки, сжег, а греков, связав руки и ноги, бросил на берег и сам ушел; и так господин контр-адмирал не застал фрегата; возвратился 11 числа января в Микону.

В 12 число фрегат «Слава» послан проводить английское судно до острова Хио, на котором один паша, с семьдесят-двумя человеками турок, ехал в Александрию, к армии против Али-бея; но у острова Патмоса крейсером задержан и прислан к графу, которые отпущены с приказанием, что впредь пропущены не будут.

13 число бомбандирский «Страшный», брегантина «Залет», посланы в эскадру к капитану Фон-Дезину, крейсирующему у острова Патмоса.

Граф Алексей Григорьевич перешел на корабль «Чесму» и поднял брейд-вымпел.

18 число корабль «Всеволод», из эскадры контр-адмирала Грейга, пришел на миконский рейд, лег на якорь. Капитан сказывал, что они с эскадрою лежали на якорях у острова Тенедоса; контр-адмирал Грейг посылал в город греков, чтоб губернатор тенедоский дозволил купить для эскадры провизии; губернатор на то отказался, что он того сделать [141] не смеет, а будет писать к капитан-паше в Дарданелы; и чрез короткое время капитан-паша к контр-адмиралу прислал письмо, которое вношу оригиналом, и притом несколько быков, кур и зелени, с тем, ежели из провизии русские хотят купить в Тенедосе, то от него тенедоскому губернатору всем удовольствовать велено, для чего, чтоб не причинить нашим какой-либо от турок обиды, двух чаушей прислал. Контр-адмирал посылал шлюпку с офицерами для покупки; как офицеры, так и матросы приняты ласково, у губернатора ночевали, для охранения был караул и вместе спал янычарский полковник, да и губернатор почти во всю ночь не спал, ходя несколько раз наших осматривал, покойно ли спят и чтоб от подлости не сделалося бунту. На другой день накупив наши несколько провизии, а большая часть вина, дорогою ценою, поехали на корабль; провожены были до шлюпки самим губернатором и прочими офицерами, и как наши ехали на шлюпке, то губернатор, как будто бы еще провожал, ехал верхом по берегу. Примечено, что турки великие лакомцы до подарков, или что продать за дорогую цену; полковник негодный кошелек князю сибирскому, не устыдяся, продал за два червонца.

Копия.

С письма от капитан-паши, полученного из Дарнанел декабря 18 дня 1772 года.

От благородных и княжеских рода христианского из первейших Императорского Российского флота адмиралов, поспешнейшему, почтеннейшему, и честнейшему, и высокороднейшему. Великий Бог да подаст вам многие лета, здравия и счастия; в заключение всех вам моих учтивостей даю знать: ваше почтенство изволили прибыть к Тенедосу и не имеете известия о новом перемирии, которое сделано на сто тринадцать дней, чего для и послали ваше высокородие Лимноского пленника, и оный пленник, по приезде в Тенедос, точно об оном донес тенедоским командирам; оные прислали его к нам, мы от него получили полное известие и потому вам даем знать: в нашем лагере его высочество великий визирь с его сиятельством фельдмаршалом нашли способ сделать мир между двумя царствами; и так было писано нашей Высокой Порте, почему и определено делать договоры о соглашении мира; для сего послан был уполномоченным министром почтеннейший Рейс Ефенди; по отъезде которого, был с [142] ним почтеннейший, ваш министр Обрезков и когда говорили между собою два министра, то и сотворили сделать теперешнее перемирие, от первого ноября до третьегонадесять марта, то есть на четыре месяца и тринадцать дней; было укреплено и решено с обеих сторон письменными обстоятельствами; о сем происшествии писал к вам его высочество великий визирь, а его сиятельство фельдмаршал писал к славнейшему графу, генералу Орлову; и так будьте уверены, что между двумя царствами сделано перемирие на четыре месяца и тринадцать дней; мы от тех пор следовали тому согласию как выше значится, и я не колеблясь остался никуда не трогаясь, чтоб против перемирия ничего не сделать. Надобно с вашим благородием по приказаниям двух царств мне согласие, дабы были приказы на шамбеках у ваших кораблей, чтоб не трогать в наших судах как турков, так и греков купцов, и чтоб ваше почтенство были известны сим обо всём, что сделано, мы объявляем; и так как сделано между двумя царствами согласие и мир, нам надобно друг друга любить и исполнять повеления наших главных; ваши дета да будут многи и счастливы.

Подлинное подписал: Победитель Хасан Паша, Божиею милостью визирь и капитан-паша.

Копия

С письма, посланного в ответ декабря 19, 1772 года.

Почтеннейший и славнейший господин, Хасан паша визирь и капитан-паша, желаю вам всякого благополучия и продолжения счастия. Ваше почтеннейшее письмо с присланным нарочным вчерашнего дня я имел честь получить, в котором увидав, что между двумя воюющими высокими державами сделано перемирие, радуюся тому и желаю, чтоб совершенное замирение, согласие и дружба последовать могли; будучи же уверен от вас почитаю известие сие за самое истинное и для того военные действия ныне оставляю и сверх того ожидать буду повеления от полномочного и высокоповелительного в Архипелаге генерала, его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова, и для уведомления вас о том, посылаю сие письмо с присланными от вас Баш Чауш Гасаном с товарищами, которые все к вам обратно отправлены. Сие окончив мое письмо, желаю с моей стороны, чтоб, по заключении мира между двумя высокими державами, мог и я назваться вашим другом. [143]

Подлинное подписано: Российский контр-адмирал Самуил Грейг.

25 дня в вечеру в Миконе был бал, в нарочно убранных покоях; представлен небольшой фейерверк и поставлен для народа бык с золотыми рогами, множество хлебов, за ужином застольная пушечная пальба. Все оное делал господин камер-юнкер Домашнев в честь того дня имениннику, его сиятельству Григорью Григорьевичу Орлову.

Пришла из Дарданел каика (каик) от капитан-паши с чаушем Мустафою к его сиятельству с письмами о подтверждении перемирия.

В пятый день февраля пришла из Константинополя соколева с морскими нашими, которые взяты с фрегата «Сантарина» в острове Метелино 1771 года в ноябре месяце в плен, а именно капитан-лейтенант Овцын, мичман Неклюдов, разных чинов служителей двадцать семь человек, и кроме офицеров определены ко мне на корабль. Сказывают, что они отдались на декларацию, чтоб с ними дурно поступлено не было; но когда командир Овцын съехал первый на берег, то его турки тот момент оборвали, а с командою гораздо хуже поступлено при высажении их с судна на берег: изрубили турки разных чинов восемь человек, за что, никто не знает, потому что их тотчас по одному развели. В Метелине, кроме Овцына, сидели все в погребе скованы и к стене прикованы почти нагие. А как их вели лесом, то от терновника ноги и корпус в кровь изрезаны; грозили им всем смертью, да может бы и исполнено было, но Гасан капитан-паша пришел из Дарданел с десантом, всех от смерти избавил и мичмана Неклюдова от служителей отделил, послал в Константинополь. Офицеры содержаны в Едикуле весьма хорошо, да им же, Нашей Всемилостивейшей Государыни, от прусского министра давано денег, кто сколько хотел, и офицеры выехали изрядно одеты; служители сначала недели с три ходили на работу, а потом не стали их посылать, и также от министра давано было по шести копеек на день, а от султана шло хлеба полтора фунта и кашица; а офицеры в Едикуле, что хотели, то кушали. Сказывает Овцын, будто он на своем фрегате оставил в крюйт-каморе фитиль и оттого фрегат сгорел, только невероятно быть оному, по многим причинам; а может, что видя еще наши стоящие суда, и чтоб фрегат не спасли, то сами турки зажгли. Также присланы на корабль капитан Гасан паши [144] села Магаси Ахмет Ага, житель из Боснии: он идет или едет перед капитан-пашею и за него кланяется народу, при нем чауши: Меймет житель Тенедоса, Абдула Бошняк.

В 12 число февраля корабль «Чесма», я с моим кораблем, фрегат «Запасный», снялись с якоря, пошли в Аузу, того ж дня и пришли, где нашли стоящие корабли: «Георгий Победоносец», под флагом контр-адмирала, и «Януарий» под брейд-вымпелом, «Всеволод», «Ростислав», «Надежда Благополучия», фрегаты «Помощный», «Констанция», «Сатурн», бомбандирский «Гром», «Молния» к Осту; в порте: «Не тронь меня»; на корабле «Чесме»; брейдвымпел спустили, а подняли флюгера.

25 число февраля пришел из Ливорны корабль «Европа», на котором адмирал Спиридов.

27. Поднят ночью на корабле «Чесме» кейзер, а на «Европе» адмиральский флаги. Подал я чрез адмирала Спиридова графу Алексею Григорьевичу Орлову челобитную, чтоб отпустить меня в Россию, которая вносится оригиналом:

«В службе Её Императорского Величества нахожусь с 1744 года и продолжаю оную беспорочно; а ныне от долговременной здешней компании и всегдашней на море бытности и жаров и от головной раны, которую получил 1770 года при сражении с турецким флотом в Чесменском канале, от которой имею в голове боль, глухоту и обмороки, к тому ж и зрение повредилось, также почечуйную и цинготную в ногах болезни и от оных болезней пришел в великую слабость, от чего имею частые припадки; и для того вашего высокографского сиятельства покорнейше прошу, дабы соблаговолено было уволить меня нижайшего в Россию, где по привычному нашему климату не могу ли получить от болезни свободу и впредь еще продолжить Её Императорского Величества всеподданнейшую мою службу».

В 4 число марта посадили ко мне, для отвоза в Дарданелы, пленных туров шестьдесят два, да еще Гасан Агу с своими чаушами итого всех семьдесят два человека, велено вместе идти с кораблем «Трех Иерархов» и фрегатом «Святым Николаем» к острову Тассо и явиться к контр-адмиралу Грейгу; сего числа я и «Трех Иерархов» вышли в море; в ордере же от графа предписано, чтоб француза и других нейтральных держав не останавливать и потому вольно отвсюду возить что хотят.

Пришед к острову Ипсару, терпел трои сутки крепкий шторм с великим снегом, в котором разлучился с кораблем «Трех Иерархов» и у меня ж изорвало много парусов и прибавилась изрядная течь. [145]

12 число ветр сделался; крепкий шторм с снегом, больше нежели прежде, также течь прежней своей привычки не оставляет; изорвано много парусов; для чего я с кораблем и фрегатом «Св. Николай» ушли к острову Скиару и легли на якорь.

13 число марта в половине одиннадцатого часа по полудни было землетрясение два раза, один за другим скоро, первый велик; хотя стоял на глубине тридцать восемь сажень, только весьма колебался и привел людей в страх: которые спали все проснулись, выбежали наверх, а пуще турки; другой гораздо меньше. Команды моей служители были посланы на берег, для рубки дров, и во время трясения спросонку, испугавшись, не могли бежать, катились под гору; а в деревне домов с шесть развалило.

17 число марта пришел я с эскадрою к острову Тассо, где нашел контр-адмирала Грейга на корабле «Победа» и с ним корабли «Саратов», «Граф Орлов», фрегаты: «Африка», «Надежда», «Минерва», «Парос», да со мной пришел фрегат «Слава»; думал найти в эскадре контр-адмирала Грейга, ежели цел, корабль «Азия», только его нет, и они считали его в Аузе; и так теперь увериться можно, что он пропал и при том не спасся ни один человек.

20 число фрегата «Африки» четверо матросов, из татар, ночью сев на шлюпку, ушли на неприятельский берег, или в город Ковалло и пропали, хотя поутру их искали. Снялась вся эскадра и пошли к острову Имбро.

21 число пришли к оcтрову Имбро, но противный ветр и крепкое от Норд-осту течение, прийти к Дарданелам препятствовало; положили якорь; а другие корабли тем течением, близ Лимноса, отнесло, также легли на якорь.

25 число марта Войнович пришел на полугалерке из Дарданел от капитан-паши; сказывает, что его капитан-паша принял весьма хорошо. И сверх всех еще учтивостей. подарил его богатым ружьем, да послал также по богатому ружью графу Алексею Григорьевичу и контр-адмиралу Грейгу; когда Войнович проходил Дарданелы, то с оных палили ему из пушек с ядрами, и во вторых Дарданелах берут с берега на берег; видел Войнович тут стоящих больших кораблей два и несколько фрегатов; присланы с ним для забрания пленных турок и прочих две фелюги и одна шлюпка, которые от меня турки на оные и посажены и отправились в Дарданелы.

Турки, да и все в Архипелаге мореходцы-греки марта по 9 число считают время неспокойным и не прежде из гаваней выходят оного числа, а особливо в Черное море; еще ж исход оного месяца дурным считается.

Сказывали турки, что капитан-паша грамоте не знает; он уроженец из Алжира, был корсаром и несколько удачливо [146] с ним случалось, да и с нами Лимноский сикурс много ему помог; в Метелину также в сикурсах поспешил, хотя нас уже и не застал; в сражении в Чесменской бухте с кораблем «Евстафием» он будучи, весьма храбро поступал и другой корабль турецкий так ни один не дрался; он имеет от роду близ шестидесяти лет и почитается у турок наихрабрейшим человеком и он сам приписывает себе: победитель.

Гасан Ага сказывал, что на острове Евстратия, у деревни, есть лекарственная хорошая вода, которой лечил ноги от опухоли и ран, и ежели ее выпить кружки четыре и ноги становить в воду, то человек будет здоров.

26 число марта вся эскадра между Тенедоса и Лимноса прошла к югу.

31 число марта, проходя вся эскадра мимо острова Миконы по восточную его сторону, видели лежащую на Миконском рейде, под Российскими флагами эскадру, в числе четырех кораблей, один под брейд-вымпелом.

Подходя к острову Паросу на корабле «Победа», выстрелом из пушки сделан сигнал, которым дано знать, чтоб мне с кораблем, для починки сысканной течи, идти в порт Аузу; по сему и пошел; со мной пошли также для исправления фрегаты «Африка», «Св Николай» и «Парос», а контр-адмирал Грейг пошел на якорь в порт Марио, с ним корабли: «Победа», «Граф Орлов», «Саратов», «Трех Иерархов», фрегаты: «Надежда», «Минерва».

Пришел я с кораблем, также и фрегаты, в порт Аузу, легли на якорь, где нашли стоящих кораблей: «Европу», под адмиральским флагом, «Всеволода», «Георгия Победоносца», «Януария» фрегатов пять, бомбандирских два, разных наций судов тридцать одно; на другой стороне гавани корабль «Не тронь меня».

Того ж числа прошел от острова Миконы в порт Марио его сиятельство граф Алексей Григорьевич Орлов на корабле «Чесме», под кейзер-флагом, и с ним корабль «Ростислав» и бомбандирский «Гром».

В 6 число апреля, его сиятельство граф Алексей Григорьевич Орлов пробовал в порте Аузе, с нордовых обеих сторон батареи, с первой из двенадцатифунтовой пушки с ядрами, как близко может лечь на дистанцию остовой батареи; но как горизонтально, так и на элевацию несколько той дистанции не долетали также и с другой нордовой батареи палили ж из двадцатичетырехфунтовых пушек с ядрами, точию до противного батареи мыса чрез пролив не долетали ж.

(8-17 апреля Хм. сообщает подробности о починке своего корабля, о приходе и отплытии разных других судов.) [147]

18 число апреля. Его сиятельство граф Алексей Григорьевич Орлов, не сказавшись никому и не простясь ни с кем, только к адмиралу послал своего адъютанта и камер-юнкера Домашнева с письменными делами, уехал на шлюпке один поутру в одиннадцать часов в порт Трио, а контр-адмиралу Грейгу и своим домашним велел перебираться на корабль «Победу», что с превеликою скоростью исполнено и в четыре часа пополудни корабль «Победа» снялся с якоря с благополучным ветром, пошел в порт Трио, где взяв его сиятельство, пошли в Ливорну; с кораблем «Победою» пошли ж фрегаты: «Св. Николай», «Слава» да поляка «Забияка».

Мне его сиятельство прежде обещал, чтоб отпустить в Россию; но только того же дня из порта Трио от контр-адмирала Грейга получил письмо, что его сиятельство приказал мне кланяться и уведомить, чтоб меня в Россию на первоидущем судне в Ливорну отправить, к господину адмиралу Григорью Андреевичу ордер послан, и скоро де мы увидимся; но я хотя два раза его высокопревосходительство просил, чтоб меня отпустить за моею болезнию в Россию, точию мне отказал, что он не отпустит.

(19-27 апреля сообщаются подробности, подобные тем как и под 8–17 числами апреля).

28 число апреля пришло в Аузу из Ливорны для нашего флота с разным такелажем и провиантом англинское судно, на котором ехал из России курьер, но повстречавшись с кораблем «Победою» против Мореи, его сиятельство курьера взял к себе, а письма из Петербурга на оном корабле присланы. Получил я от Её Императорского Величества Всемилостивейшей нашей Государыни Высочайшую грамоту, которую при сем вношу оригиналом:

Нашему флота капитану Хметевскому.

Произведенное вами храброе и мужественное дело, когда вы, вступив с неприятелем в сражение, одним кораблем, с отличным искусством и неустрашимостию, делали нападение на превосходную неприятельскую силу, учиняет вас достойным к получению отличной чести и нашей монаршей милости, по узаконенному от нас статуту, военного ордена святого великомученика и победоносца Георгия; а потому мы вас в четвертый класс сего ордена всемилостивейше пожаловали и знак оного повелеваем вам носить по установлению нашему. Сия ваша заслуга уверяет нас, что вы сим Монаршим поощрением [148] наипаче потщитесь и впредь равным образом усугублять ваши военные достоинства.

Подлинная грамота подписана собственною

Её Императорского Величества рукою тако:

Екатерина.

Господин контр-адмирал, корабль мой со всеми капитанами и мастером осматривал, в котором найден набор трухловат; комиссиею определено: поваля корабль отыскать течь, исправить, причем тонкую обшивку всю отодрать, вновь же от червоядия не обшивать, во избежание опасности: ежели обшивать досками, то корабль по слабости может потонуть, а только выконопатить настоящую обшивку, выжечь и подмазать; оный концилиум подписан. Я будучи оным концилиумом не доволен, представлял его превосходительству, что по выгрузке балласта, между набором и наружной настоящей обшивки нашлось мышеядия много, так что осталось доски полдюйма и менее, и ежели тонкую обшивку отодрать, а другою не обшивать, то в рассуждении мышеядия, легко под водою проедено быть может, и чрез то можно получить гибель; требовал, чтоб корабль, обшивные доски отодрав, настоящую обшивку выконопатя, обшить тонкою обшивкою вновь; но на оное его превосходительство не согласился, с объявлением, что он подписанного концилиума переменить не может, о чем я должен был донесть мою претензию господину адмиралу, на которую получил, чтоб валка корабля и починка была в моей воле и что мне надобно, то б всё от адмиралтейства исправляли.

(2–14 мая и далее 17–28 мая сообщаются подробности о починке корабля Хм., о приходе и отплытии разных других судов.)

В 16 число на корабле «Победоносце» поднят адмиральский флаг.

В 17 число вышли из гавани в порт Марио корабли «Европа», под адмиральским флагом, «Всеволод», пинк «Соломбал».

В 3 число июня послал я доношение в государственную адмиралтейскую коллегию, чтоб за сей 773 год, генварскую и майскую трети, жалованья моего, кроме прежде оставленных в России, производить каждый год: матери и тестю сто пятьдесят рублей, сестре Пелагее Петровне триста рублей выдать из суздальской канцелярии, а ей писано оные деньги употребить, которая закладная дана ей от меня на купленное имение у Купреянова, купчую в вотчинной коллегии явить, и деньги пошлинные внесть.

В 7 число июня вышел из гавани в порт Марио корабль «Георгий Победоносец», фрегат «Архипелаг», поляка «Патмос», трекатр пять, шамбек две; на пяти судах посажен десант, албанцев числом восемь сот человек. [149]

В 12 число июня с рейда снялся я с якоря и пришел в порт Марио, положил якорь, где нашел стоящие корабли: «Георгий Победоносец», под флагом контр-адмиральским, «Всеволод», «граф Орлов», «Саратов», «Трех Иерархов», «Ростислав», «Чесма», бомбандирские «Гром», «Страшный», «Молния», да встало с нами на якорь английское судно, которое посылано было в Александрию для покупки на флот служителям пшена сорочинского, на котором судне и привезено; да был же на оном гвардии подпоручик Максим Баумгард, который за болезнию остался.

Шкипер оного судна сказывал, что он слышал, будто бы Али Бей с зятем своим Беем, который против его шел, имел баталию, и будучи в сем сражении, от Али Бея некоторые войска, принадлежащие Беям, ушли с места баталии, зять его Бей войска достальные Али Беевы разбил, и Али Бей два раза ранен, и взят в полон, но зять его отпустил домой, и после из Али Беева дома вынесен гроб для погребения, почему и положили, что Али Бей умер, а правда ли то, он за подлинно не уверяет.

Адмирал с своим кораблем «Европою», фрегат «Григорий», пинк «Соломбал», для налития воды стоят в порте Трио.

В 13 число съехал я в остров Наксию и жил в католическом монастыре по 20 число сего месяца; ездил верхом поутру до восхождения, а в вечеру по захождении солнца, сначала сколько слабость моя дозволяла, а напоследок в один конец две и две с половиною версты.

В 19 число пришел адмирал из порта Трио со всеми судами.

В 21 число переехал я с острова на корабль, еще в слабости.

В 28 и 29 числа июня, после благодарственного молебна, палили со всего флота из пушек, в первый от адмирала одной, а с прочих кораблей из двадцати одной и во второй день с адмиральского из двадцати одной, а с прочих кораблей из девятнадцати и рассвечались флагами.

Здесь следуют, для редкости, виды рыб, которые ловятся в водах Архипелажских, и именно: Хортарны, Гиллю и Хилидоно-Тари.

1-ое число июля эскадра капитана и бригадира Борисова пришла в Микону; ходила до острова Сапиенса, а другие фрегаты посыланы были и далее, неприятельских судов никаких не видали.

В 13 число июля, флот состоящий в девяти кораблях, фрегат «Григорий», пинк «Соломбал», бомбандирские «Страшный», [150] «Гром», «Молния», с десантом, шамбека одна, трекатр семь, полугалер четыре, снялись с якоря, пошли к островам в Аргузы.

В 16 число повстречалась с нами эскадра капитана фон-Дезина, крейсирующая у острова Патмоса, состоящая из четырех фрегатов и одной поляки и соединяся, пошли в Аргузы.

Того ж числа пришли некоторые корабли в острова Аргузские, а другие и на другой день; легли на якорь.

В 24 число фрегат «Тино» с заготовленным фашинником пришел.

25 число. Адмирал Спиридов отделил контр-адмиралу Ельманову особую эскадру, корабли: «Георгий Победоносец», «Трех Святителей», «Трех Иерархов», «Саратов», фрегаты: «Северный Орел», «Тино», «Победа», пинк «Соломбал», бомбандирские: «Гром», «Молния», «Страшный», транспортных судов, на которых посажены войска, восемь, полугалер пять, фелюг и соколев двенадцать, чтоб высадить войска, первые в Будрум, а после на остров Станкио и делать неприятелю вред огнем и мечем.

В 29 число июля транспортные суда пошли к югу и велено им, прошед к Анатолическому берегу, к северному углу мыса Карабагела, который берег близко лежит к другому, выпустить албанские войска на берег, чтоб разорили по берегу лежащие турецкие деревни, однако не проходя в Будрум, и когда мы пойдем мимо их, были б с нами идти на судах готовы.

В 30 число пакетботу «Почталиону» дана особая команда и с ним послана поляка одна, соколев шесть, полугалерка одна, который и пошел к Анатолическому берегу.

Господина контр-адмирала Ельманова эскадра снялась с якорей и пошла к югу к городу Будруму, а господин адмирал Спиридов с кораблями «Европой», «Чесмой», «граф Орлов», «Всеволодом» и «Ростиславом», с фрегатом «Григорием», и пинкою «Венерою» снялся с якоря, пошел к острову Самосу.

Мы с эскадрою поверстались у Анатолического берега у мыса Карабагела; лежащие на якорях наши транспортные суда снялись с якорей и соединились с нами.

Сказывали, что Албанцы на берег выходили, сожгли один дом по близости моря, а в другие деревни не ходили. [151]

Господин контр-адмирал пошел с эскадрою и со всеми транспортными судами к Будруму.

Я ж с своею эскадрою, с кораблями «Трех Святителей», «Трех Иерархов», с фрегатами «Северным Орлом» и «Победою», к городу Станкио в порт Скуко, для блокирования как города, так и всего острова Станкио, близ которого лег на якорь; с крепости палили по нас из пушек.

Контр-адмирал со всеми судами вошел в порт к городу Будруму, лег на якорь.

Бомбандирские корабли начали бомбардировать в гавань, в стоящий турецкий фрегат о сорока пушках, новый, и множество других судов и галер.

31 число ночью спустили албанцев и славонцев, которых было тысяча двадцать человек, и поутру на рассвете иррегулярных триста сорок семь человек, под командою надо всеми войсками инженер-майора Матвеева; сопротивления от Турок почти не было, а когда Турки и показывались, только малое число, которые албанцами были прогнаны; вошед наши легкие войска в форштат, сожгли домов до десяти и один магазин, или лавки, который был заперт, повытаскали из домов, что нашли, только всё почти безделица, и быв до полудня, перевезены все войска на суда; предмет был наш, чтоб вывесть из гавани фрегат или зажечь, но быв его близко, рассмотрели, что вывесть способа нет, стоит у самой батареи под пушками и ружейными выстрелами, также близко и крепость, а проход весьма узок, а сжечь — была нашими (сделана) ошибка, что не имели с собою тех материалов чем сжечь.

1-е число августа высажены были албанцы на берег, другой раз турок прогнали в крепость; старались сжечь фрегат и другие суда, только за множеством на батарее людей, защищающих пушками и ружейными выстрелами, не допустили; албанцы взяты на суда; бомбандирские во всё время бросили во фрегат и в город триста двадцать восемь бомб и бранскуглей; один брандскугель во фрегат лег, от которого был огонь, турками огонь погашен. Сказывали греки, тутошные жители, что палубы фрегата наполнены водой и устланы войлоками. Турок было в городе мало — жители не ожидали, чтоб мы напали на Будрум, а после начали прибавляться, и то мужики; наш урон состоит: десять человек русских, в том числе и денщики, да албанцев и славонцев одиннадцать; [152] ранено егерей три, албанцев девятнадцать, славонцев два человека, а турецкого урона неизвестно.

Во 2-е число контр-адмирал с эскадрою и со всеми транспортными судами вышел из бухты города Будрума и по близости оной у островка лег на якорь, для заготовления бомбандирским бомб, а албанцам патронов.

В 4 число августа турки на Станкиовском южном берегу зачали делать укрепление; для чего, чтоб оное сбить и впредь делать не допущать, послан от меня фрегат «Северный Орел», который по них и палил и отбил их от работы.

В 5 число господин контр-адмирал Ельманов со всеми судами пришел под город Станкио; и как стали ложиться на якорь, то с крепости по кораблям палили из пушек; хотя от крепости были более тысячи сажень, ядра доставали, а другие и далее кораблей пролетали, для чего отошли далее.

В 6 число с полудня высадили по южную сторону города Станкио, под пушками фрегатов «Северного Орла», «Тино», «Соломбала», албанцев и славон тысячу сто семьдесят восемь человек, которые пошли по высотам гор и буераков; напротив встретили их турки конные и пешие и с ними ж греки, из которых один к нам пришел; сказывал, что они взяли против нас оружие с принуждения турок, а кто не хотел, тех рубили. Сошедшись на высотах албанцы с турками, начали во многих местах иметь ружейную перепалку и казалось, что наши во всех местах турок прогоняли и занимали их места; но один батальон и славонцы на правом крыле в садах уступили место туркам и побежали; турецкие конные четыре человека гнались за албанцами и славонами и несколько албанцев удалось изрубить, только скоро другими подкреплены и турок прогнали. Видя оное замешательство, господин контр-адмирал сделал сигнал, чтоб свозить регулярных солдат, которые тотчас и свезены под командою того ж инженер-майора Матвеева, всех числом четыреста семьдесят восемь человек, да егерей пятьдесят семь человек и шесть единорогов трехфунтовых; люди поставлены были фронтом на берегу, потом стали маршировать далее и отошед несколько, выбрав ровное место, стали в батальон каре; албанцы беспрестанно с турками имели перепалку; потом приближались ночью наши регулярные войска, остались на том же месте ночевать, да и албанцы и славоны [153] собрались на то же место и расположились по углам батальон каре в безопасных местах; в добычу Албанцами от неприятеля получена пушка медная трехфунтовая одна.

Поутру, по восхождении солнца, началась перепалка и турок из закрытых мест наши выгоняли, которые принуждены были ретироваться, а напоследок чрез ровное место прогнали турок до самого форштата; но турецкая конница подкрепила своих и принудила наших албанцев ретироваться назад; для чего наши регулярные войска с места, где ночевали, перешли вперед, на другое место, и поставлены фронтом; в половине дня с обеих сторон военные действия утихли, албанцы просили у Матвеева двух единорогов с прикрытием оных наших войск и бонбардирами, а без того они опасаются конницы идти к форштату; Матвеев в оном с грубостию отказал, а чтоб они шли без орудий, или б взяли пушки без людей, и в случае оных потери, оставшие ответствовали б своею жизнью, а он с оного места с регулярными войсками и артиллерией, за великими крутыми горками, буераками, густыми садами, рвами и каменными огородами не пойдет; но после полудня, часу в третьем, началась у албанцев с турками перепалка, албанцы стали по нескольку уступать; видя то, Матвеев послал для подкрепления два единорога, под прикрытием одной роты; но как далее огонь умножаться стал, так что наши единороги и для прикрытия оных солдаты, начали с неприятелем иметь дело, для чего и все регулярные войска к месту сражения идти принуждены были, хотя место весьма для регулярных войск не способно, но принуждены вступить. По приходе в сражение, главный командир, господин Матвеев, ранен двумя тяжелыми ранами, который, отдав команду премьер-майору и кавалеру Черемисинову, велел себя везти на берег к судам; потом убиты албанские лучшие два майора и один тяжело ранен, почему албанцы, или не имев своих командиров, или не вытерпя неприятельского жестокого огня, места же неизвестные, приходили к загородкам и кустам, часто сами на неприятельское дуло, а неприятель тем имел, как и из батарей, великий авантаж; пошли с места баталии к берегу к судам один по одному; наши регулярные войска одни остались против неприятеля, на самом дурном месте; к тому ж, ходя по горам и стоя целый день против солнца, можно сказать, сгорели и оттого обессилили; но принуждены вступить в неравное [154] сражение, хотя из-за кустов и огородов неприятеля и не видят, который их вредит, палили из артиллерии и ружьев по неизвестности, а только в то место, где покажется дым; да и ветр был на наши войска. Вскоре после албанцев взяли и наши регулярные непорядочную ретираду, также к судам, один по одному, положа ружье на плечо, а иной по ремню, так как без команды ходят из места в место; тут были как офицеры, так и солдаты все равны; артиллерию бомбардиры везти были бессильны, а солдаты никакой помощи им не делали; турки, отобрав единороги без всякого от нас сопротивления, рады были оной добыче; может же и того опасались, чтоб наши не опомнились и построясь, назад не отобрали, за нашими войсками не гнались; но и трудно таких людей привесть кому в порядок, которых было часть, или многие, от жара и от усталости, и может быть и со страха сошедши с ума, а другие шли и падали наземь без памяти. Турок конных человека три или четыре устремившись за нашими, прежде не думали, чтоб были наши солдаты так слабы и необоронительны: проедет в сторону мимо солдата раза два, не изготовится ли для сопротивления; но видя, что наши обороняться и мыслей не имеют, выбирая рубили в части кого хочет; сзади наши идут кучами человек по пятидесяти, смотрят без всякого чувства, как будто оное до них не принадлежит; турок одного изрубя поедет рубить в куски другого — спасибо, что еще тем медлили, каждого рубили сходя с лошадей; а иногда, лошадь будучи голодна от него уйдет есть траву, турок ее ловит между нашими, но наши смотря на него, проходят мимо; и так рубили солдат покамест подъехали под пушки фрегатов, то их ядрами и картечами отогнали. Ежели бы было турок больше, и когда бы они хотели, то только стоило их коннице человекам десяти отхватить от берега где наши стояли транспортные суда и сказать, кто хочет быть жив, тот бы шел в крепость, и так бы наши солдаты были послушливее всякой скотины — почти пишу невероятное, однако еще не всё для наших людей кончилось бедствие. Когда уже пришли под защищение пушек и больше неприятеля не видят, лезли без памяти в воду, и от бессилия падали и тонули в море, других от безумия вязали и перевозили на суда. Еще два офицера и пятнадцать человек солдат молодых и здоровых, приехав уже на суда, не чувствуя боли, померли в одну четверть часа. И так несчастливая для [155] нас баталия тем кончилась, потеряв шесть единорогов, множество ружей и всякой амуниции — солдаты, облегчая себя, бросали, что им тяжелым не казалося. На другой день поутру человек с шесть пришли на берег и взяты на суда, в том числе моей команды двое солдат; сказывали, что шед, будучи бессильны, упали наземь в обмороке и лежали с шестого часа по полудни по пятый час по полуночи без всяких чувств; конечно много таких подобных досталось неприятелю; сколько же наших людей на неприятельском берегу пропало, потопли в море и умерли по привозе на суда, порознь каких чинов, при сем приобщаю ведомость.

Регулярных:

Убиты:

Инженер-майор Федор Матвеев.

Сухопутных и морских:

Капитан Григорий Апухтин.

Подпоручики:

бомбардирский — Василий Радилов,

армейский — Козьма Бирюков.

Капралов — 3.

Барабанщиков — 2.

Флейщик — 1.

Бомбардир — 11.

Гренадер — 6.

Мушкатер — 52.

Егерей — 7.

Итого 86.

В море потонули и на судах померли:

армейские прапорщики:

Иван Водолеев и Дмитрий Воронцов.

Подпрапорщиков — 2.

Капралов — 2.

Бомбардир — 3.

Гренадер — 3.

Мушкатер — 9.

Егерей — 2

Итого 23. [156]

Ранены.

Поручики: бомбардирский — Николай Вердеревский; кирасирский — Михаил Карачинский.

Каптенармус — 1.

Капрал — 1.

Цырюльник — 1.

Бомбардир — 9.

Гренадер — 3.

Мушкатер — 23.

Егерей — 4.

Итого 44.

Нерегулярных албанской команды.

Убиты:

Майоров — 2.

Сержант — 1.

Десятников — 4.

Рядовых — 24.

Итого 31.

Раненых.

Майор — 1.

Капитанов — 2.

Поручиков — 2.

Знаменщиков — 2.

Сержантов — 2.

Десятников — 12.

Рядовых — 44.

Итого 65.

Славонцев:

Убитых — 5.

Раненых — 5.

Итого 10.

А неприятельский урон неизвестен.

Город Станкио крепость имеет хотя старую, однако еще изрядную, пушек на ней довольно, много же и больших; форштат не малый, положение места и строение хорошее; кругом его великие сады, да и весь остров изобилен разных родов фруктами и зелеными плодами: на нём родятся лимоны, апельсины, померанцы, амаскины, груши, яблоки, гранаты, априкосы, винные ягоды, чернослив, арбузы, дыни, огурцы; винограду великие поля и с великим урожаем, из которого делают изрядное вино, изюм и коринка. [157]

Хлеба родится довольно; скота, лошадей, быков, баранов великое множество.

Весь же остров водными источниками и колодезями доволен; где мы высаживали десант, у самого почти берега, четыре колодезя с хорошей и довольной водой. Купецкие суда, которые идут в Александрию, или из Александрии в Смирну, в Константинополь и в Солонику, оного острова мимо не проходят, ложатся у города на якоре для удовольствия себя водой и съестными припасами, Якорные места от всех мест закрыты, грунт хороший; есть же напротив острова на анатолическом берегу бухта Бегреро близ Будрума, в которой множество купецких судов, грузятся того места продуктами.

Как города Будрума, так и города Станкио с их рейдами при сем прилагаю планы.

(Следуют планы.)

В 9 число августа прислан к контр-адмиралу от адмирала пакетбот «Почталион» с письмами.

Командир пакетбота капитан-лейтенант Кривцов сказывал, что он будучи в посылке по анатолическому берегу, высаживал как от себя албанцев, так с фелюг греков, в лежащие на берегу деревни и несколько оных сжег и взял в полон одного турка.

В 10 число снялась от города Станкио вся эскадра в стала лавировать к норд-весту.

В 15 число пришли между Липсо и Аргузских островов, вся эскадра легла на якорь, нашли стоящих в Аргузах господина адмирала с эскадрою.

Пришед услышали, что корабль «Победа» из Ливорны пришел в порт Аузу; прежде бывшие в эскадре бригадира и флота капитана Борисова фрегаты и «Не тронь меня» посланы крейсировать к острову Сириго, для дульциниотов; корабль «Победа» около первого числа сентября, по исправлении своем, пойдет в ту ж эскадру в крейсерство.

Господин адмирал Спиридов был с эскадрой в Самосе по южную его сторону, где стояли на якоре; видом положение места, древесных разных плодов и винограду, более придавало месту красоты и людям удовольствие; только в летние месяцы для низкости места и сырого воздуха, да и ветр в те месяцы обыкновенно бывает северный, который за горами не проходит, что сами жители имеют заразу болезни, для которой удаляяся, уходят из деревни на те месяцы в горы. Гвардии несколько человек для веселости ради жили на берегу [158] всё то время, сколько эскадра стояла на якоре, не чувствуя болезни; но по приходе в Аргузу зачали из тех людей, которые часто были, а больше те, которые жили на берегу, сказываться больными, из которых и умирать стали; для чего господин адмирал, как офицеров, так и рядовых больных сомнительных всех отделя, чтоб другие тою болезнию не заразились, свесть в остров Патмос приказал, в нарочно на то сделанную госпиталь.

В 25 число августа бомбандирские «Страшный» и «Молния», для починки, пошли в порт Аузу, а бомбандирский «Гром» починился в Аргузах.

Во 2 число сентября отправлен в Ливорну фрегат «Григорий», на котором отпущены гвардии офицеры: капитан Шамшев, капитан-поручик Щепотьев, да из служителей несколько человек, которые на войне потеряли руку или ногу. Я просил адмирала, чтоб отпустил меня в Россию, мне отказал, а обещался отпустить после.

В 18 число сентября господин контр-адмирал и кавалер Ельманов, с порученною ему эскадрою, с кораблем «Победоносцем», где имеет свой флаг, «Трех Святителей», «Саратов», «Трех Иерархов», бомбандирским «Гром», пинкою «Соломбал» трекатрами пятью, шамбеками двумя, полугалерами тремя, снялись с якоря, взяли свой курс с острова Тассо.

Остались в Аргузах господин адмирал, с ним корабли: «Европа», «Чесма», «Всеволод», «Граф Орлов», «Ростислав», фрегаты: «Северный Орел», «Тино», поляка одна, шамбека, сокалев и полугалер тринадцать.

В 19 число, за противным и крепким северным ветром, вся эскадра, кроме нескольких мелких судов, по южную сторону острова Самоса, легла на якорь, в том же месте, где прежде стоял господин адмирал. При нас на берегу болезни почти не было, время то прошло. Местоположение ровное и всех плодоносных дерев множество, водой изобильно и близко к морю. Нашли мы тут стоящих на якоре пакетбот «Почталион» и фрегат «Победу».

Сего числа было затмение луны, северный край до трех четвертей её диаметра, с начала седьмого до исхода девятого часа.

20 и 22 число сентября, первое для дня рождения Его Императорского Высочества Благоверного Государя Цесаревича и Великого Князя Павла Петровича, со всех кораблей палено по двадцати и одной пушке; второе для дня коронования Ее Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны, со всех кораблей палено по тридцати одной пушке.

В 25 сентября, от контр-адмирала велено кораблю «Трех Иерархов» идти, для забрания лесов, в остров Скато, то [159] оный, для поджидания пинки, остался у острова Ипсаро, также и крейсирующая эскадра капитана Извекова, а мы пошли к острову Тассо.

29 сентября у острова Евстратия бомбандирский «Гром» сделал сигнал, что он с эскадрою держаться не может, почему и велено ему идти в ближний порт, а с ним послан для конвоя корабль «Саратов».

Итак осталось нас только два корабля: «Георгий Победоносец» и «Трех Святителей». Мелкие суда, не вытерпя крепости ветра разошлись, по способности, в острова, да и мы пошли по южную сторону острова Метелины и держались вблизи его до третьего числа октября; но как ветер нимало не стихал, то господин контр-адмирал, хотя никаких выгод и удобности, а больше опасности имел, зашел за остров Ипсар, где только четыре румба от северных ветров закрывают, лег на якорь, где я и принужден с кораблем на сорока пяти саженях положить якорь. Тут нашли эскадру капитана Извекова, а корабль «Трех Иерархов» пошел искать пинка, о котором после узнали, что они пришли в остров Микону, и велено им от адмирала: пинке идти в Аузу, а кораблю в Патмос, вместо капитана фон-Дезина, а фон-Дезин с фрегатом для килевания пошел в Аузу.

Услышали мы от капитана Извекова, что на фрегате «Надежда Благополучия», вынимая из неё мачту, порвался гинь и упадшею мачтою дно проломило, отчего и потонул.

В 12 октября, пришед к острову Тассо, корабли «Победоносец» и «Трех Святителей», легли но северную его сторону на якорь.

В 17 октября пришли к нам корабли «Саратов», бомбандирский «Гром», легли на якорь; по разлучении с нами стояли они в заливе острова Целидромля; бомбандирский «Гром» имел течь в носу от гнилости пеньки, которую исправили.

В 22 октября пришел к нам с эскадрою господин адмирал Григорий Андреевич Спиридов, состоящею в пяти кораблях, лег на якорь.

Того ж числа пришли наши полугалерки, несколько шамбек и служащих у кораблей фелюг.

Получил я от генерал-адъютанта Апрелева письмо, при котором прислан от его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова господину адмиралу ордер, а какого оный содержания, вношу оригиналом. [160]

Ордер его высокопревосходительству господину адмиралу и разных орденов кавалеру Григорью Андреевичу Спиридову.

Находящегося в Архипелаге флота, господина капитана и кавалера Хметевского имеете ваше высокопревосходительство на первоидущих судах за провиантом, прислать в Ливорну.

На подлинном подписал: граф Алексей Орлов, июля 27 дня 1773 года.

В 28 октября пришла из Аузы поляка, на которой присланы письма, привезенные англинским судном из Ливорны и притом уведомляют, что содержащийся в Константинополе в плену главной армии полковник Репнин выпущен и приехал в порт Аузу на англинском судне, который и отправился на пинке в Ливорну.

13 числа ноября, за худостью корабля «Трех Святителей», также и по нехорошему ходу бомбандирского корабля «Грома», отпущен я в Аузу прежде флота.

В 19 число ноября пришел я, а после и бомбандирский «Гром» в порт Аузу, где нашли стоящие в порте корабли: «Победу», «Не тронь меня», «Януарий» (перетимбиривают); фрегаты «Северный Орел», «Почталион», «Помощный», «Запасный», «Делос», «Парос» бомбандирские: «Страшный», «Молния», разных судов под нашими флагами двадцать пять, нейтральных два. Адмирал, за крепостию ветра в Аузу не пошел, а лег на якорь между Наксии и Пароса, а корабль Саратов» пошел в Микону.

С прошедшей моей болезни, зрение моих глаз стало хуже и за нужное нахожу смотреть в очки.

В 21 ноября адмирал с своим кораблем «Европою», «Победоносцем», «Чесмой», «Ростиславом» пришел в порт Аузу, оставя в канале корабли «Всеволод» и «Граф Орлов».

В 26 число пришел в порт Аузу небольшой турецкий фрегат, взятый близ Родоса, эскадры адъютанта Ризы офицером, называемым Пано; турки почти без всякого сопротивления подошед к берегу, брося фрегат, сами уехали на берег, оттуда Ризо рапортует, что он же Пано гнался за турецкою шамбекою; турки, пришед к берегу, выбрались все на берег, а шамбеку сожгли; Пано высадил своих людей на берег же, турок разбив, взял в полон грузинок девушек и несколько мальчиков, которые везены были склавами в Сирию.

(7–30 декабря следуют известия о прибытии разных судов в порт Аузу.) [161]

Ордер от господина адмирала и разных орденов кавалера Спиридова, писанный декабря 28 числа 1773 года.

Его сиятельство высокоуполномоченный генерал и кавалер граф Алексей Григорьевич Орлов, при отбытии своем в Ливорну апреля 17 числа сего 1773 года, в ордере своем изволил написать, что ваше высокоблагородие, поданным к его сиятельству доношением, просились за болезнью вашею в Россию; буде вы не получите никакого от болезни облегчения, в таком случае уволить вас господина Хметевского на первоидущем судне в Ливорну: но как тогда недостаток состоял на линейных кораблях флота капитанов и по наличию только могло сыскаться место определить на корабль «Трех Иерархов» вновь пожалованного флота капитаном господина Муратова; и так в тогдашнее время, рассматривая каждого из вас флота капитанов требований в самой надобности, кого напервее отпустить, и ваше высокоблагородие согласились и отпущен господин капитан Степанов, а на место его определен означенный господин капитан Муратов; сие же правда, что в тогдашнее время и еще были флота господа капитаны, которые бы, как порученный вам корабль «Трех Святителей», так и корабль же «Европу» на место господина капитана Поливанова к командованию места занять могли; но тогда же из тех господ капитанов были назначены в особые экспедиции, в ежели бы с фрегатов определить на линейные корабли, как на ваш «Трех Святителей», так и на «Европу» вновь командиров, то учинились бы промедления в определении тем капитанам экспедиций, а притом и упущение, по военному времени, в нужных случаях дел; и затем-то вы, господин флота капитан, как и выше значится, по надобности, которую вы признали первоотпущенному флота господину капитану Степанову, были не отпущены, до окончания нынешней 1773 года компании, доколе из похода сюда в порт Аузу пришли, а к сему времени уже и командующие фрегатами господа капитаны сюда в порт Аузу также прибыли, да и корабль «Трех Святителей», под командою вашего высокоблагородия находящийся, по генеральному свидетельству в морском хождении и в надобности, и в нужных приключениях, более на море служить не способен; но со всем этим есть еще здесь в порте Аузе такой же линейный 66 пушечный корабль «Победа», на котором флота господин капитан Новокщенов умер и погребен в Адриатическом море, [162] при острове Занто, и на оный корабль потребен командиром флота капитан. Я вышеписанное изъяснение вашему высокоблагородию для того сделал, дабы вы ведали, вместо корабля «Трех Святителей» есть такой же корабль, называемый «Победа», где вы можете быть командиром; но нужно мне знать, по вашим болезненным припадкам, можете ли вы службу продолжать, о чём по чести вы можете рапортом дать знать, чтоб во исполнение его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова повеления, ваше высокоблагородие в Россию ль отпустить или определить на вышеписанный корабль «Победу», на что и определение на сих же числах мог бы сделать и его сиятельству рапортовать.

Вашего высокоблагородия доброжелательный слуга (на подлинном подписано) Григорий Спиридов.

Поданный господину адмиралу Спиридову декабря 29 числа рапорт:

Присланным вашего высокопревосходительства ордером велено, по моим болезненным припадкам, могу ли я службу продолжать, о чём по чести вашему высокопревосходительству донесть.

И на оное вашему высокопревосходительству с покорностию моею доношу, что в поданном вашему высокопревосходительству сего года февраля 27 дня от меня доношении показано: от долговременной здешней компании и всегдашней на море бытности и жаров, и от головной раны, которую получил 1770 года при сражении с турецким флотом в Чесменском канале, от которой имею в голове боль, глухоту и обмороки, к тому ж и зрение повредилось, также почечуйную и цынготную в ногах болезни, и от оных болезней пришел в великую слабость, от чего имею частые припадки; и просил тем доношением уволить меня нижайшего в Россию, где по природному нашему климату не могу ли получить от болезни свободы и впредь еще продолжать Её Императорского Величества всеподданнейшую мою службу; но с подачи от меня к вашему высокопревосходительству доношения и по сие время, не довольно чтоб от вышеписанных моих болезней иметь свободу, но и более от тех болезней имею припадков. [163]

Ордер от господина контр-адмирала и кавалера Ельманова, писанный декабря 30 числа 1773 года.

Его высокопревосходительство главнокомандующий флотом и войском адмирал и кавалер Григорий Андреевич Спиридов ордером мне предписать соизволил, что на посланный ордер вы рапортом отзываетесь: от долговременной здешней всегда на море бытности и от болезненных припадков пришли в совершенную слабость, и за тем службы здесь в Архипелаге продолжать далее не в состоянии, а просили увольнения в Россию; почему вы и увольняетесь в Ливорну для испрошения об отъезде в С. Петербург от его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова повеления. Того ради в силу объявленного ордера его высокопревосходительства соблаговолите ваше высокоблагородие порученный вам корабль «Трех Святителей» и на нём команду, как оный, по свидетельству, к военной службе неблагонадежный, поручить по себе первому капитан-лейтенанту и учинить смену по регламенту наступающего 1774 года генваря с 1 числа, а по отдаче для отправления вас в Ливорну с обстоятельством ко мне рапортовать, для донесения его высокопревосходительству.

Вашего высокоблагородия

государя моего

покорный слуга.

(на подлинном подписано) Андрей Ельманов.

(Здесь вставлен список мачтам и другим принадлежностям оснастки корабля «Трех Святителей»; потом перечисление компаний, сделанных Хметевским, сначала очень краткое, но с 1770 г. делающееся более обстоятельным; опуская первую, печатаем вторую, обстоятельную, половину последнего списка).

В 1769 году на корабле «Не тронь Меия» из Кронштадта до английского порта Порсмута, в 1770 году на корабле «Святославе» из Англии до Архипелага; на обоих кораблях господин контр-адмирал Эльфинстон флаг свой имел, и был в сражении с сильным турецким неприятельским флотом, на рейде города Наполи де-Романи; в том же году определен на корабль «Трех Святителей»; будучи на оном, находился при атаке бегущего от нас турецкого флота от Мореи в Архипелаг, потом в Чесменский канал, в сражении с сильным неприятельским турецким флотом; в то время ивернем от камня в голову ранен, но командуя кораблем имел сражение с четырьмя турецкими кораблями от 60 до [164] 90 пушек и одной шанбекой, которые, во время моего корабля на них нападения, проходил меньше пистолетного выстрела; которые оставя по мне пальбу, отрубив свои канаты, ретировались к порту Чесме; а после того до истребления всего неприятельского флота находился при осаде же в Чесме оного турецкого флота; а по сожжении в Чесме неприятельских кораблей, был при осаде острова Лемноса и крепости Литоди; а потом послан в остров Тассо для получения, вместо расстреленных при сражении моем с неприятельскими вышеобъявленными кораблями, на порученный мне корабль мачты, бушприта, стеньгов и всех реев; в острове Тассо сделав мачту, бушприт поставил на корабль, также исправил перебитые в сражении пушечные станки, колеса и другие на корабле пробитые места, починками исправил; во время заготовления на корабль нужного, командовал эскадрою; в 1771 году находился в Архипелаге в крейсерстве, да для снятия Дарданел, Тенедосской и Метелинской крепостей при Тенедосе, с крепостей производилося по порученному мне кораблю множество выстрелов из пушек с ядрами; потом был же в Метелине, при осаде крепости и при сожжении двух неприятельских кораблей, адмиралтейства и магазина; в 1772 году в Архипелаге в крейсерстве, под флагом господина контр-адмирала Ельманова, командовал эскадрою, на определенном мне посту, между Хио и Метелины, для Смирны, а потом в эскадре господина контр-адмирала и кавалера Грейга, в крейсерстве и при разбитии крепости Чесмы, и разорении города, в сожжении нескольких домов и магазина; в 1773 году: на корабле ж «Трех Святителей» в Архипелаге с флотом, под командою господина контр-адмирала Ельманова, да и сам отдельною командовал эскадрою, и содержал в блокаде остров Станкио.

774 года в 7 число января вошел в порт Аузу фрегат «Тино».

В 14 число корабли «Всеволод» и «Граф Орлов» вышли из порта Марио на рейд острова Миконы.

В 16 число вышла из гавани французская военная шамбека.

В 24 число пришел в порт Аузу пинк «Соломбал» из острова Самоса, с нагруженным для корабля лесом.

В 31 число генваря пришли из Сирии фрегаты «Св. Николай» и «Слава», и с ними несколько полугалер и трекатр.

Месяц январь был несколько дней дождлив, с градом.

Месяца февраля в 7 число пришел из Сирии в порт Аузу фрегат «Надежда», на котором капитан Кожухов и [165] с ним несколько шамбек и полугалер; он был вместе с Войновичем; происшествие его экспедиции нижеследующее: когда господин Кожухов с эскадрою пришел в Сирию к городу Каифу, в месяце июле, граф Иван Войнович с своей эскадрой стоял в Сури, и как о приходе господина Кожухова уведомился, то он Войнович, вместе с бывшим тогда там гвардии поручиком Баумгартеном, приехали к нему господину Кожухову, его уведомили, что Али Бей, к которому обе эскадры от флота посланы на помощь против его неприятелей, быв в войне с прежде бывшим своим слугой, а после и зятем родным Махмет Беем, ранен и от той раны умер; остался его союзник и наш Шехдаер Омер, прежде по приходе, Войновичу, а потом и Кожухову представил, как оные командиры эскадры присланы для помощи его союзнику Али-Бею, которого ныне в живых нет, то предложил, чтоб они помогли вновь его союзнику, а потом и нашему, князю Друзскому взятьем из его владения города Байрута, который взбунтовав, завладел его князя Друзского подданный губернатор Чезар Бей, на что господин Кожухов согласился и пошел с своей эскадрой для соединения с графом Войновичем к городу Санде, а оттуда пошли все к городу Байруту, где остановились на якорях, делали с князем Друзским договор; в договоре положено, чтоб русским взять город Байрут и отдать ему князю, без всякого города грабежа, за что он князь обещался и утвердил контрактом дать триста тысяч пиастров и притом еще обещал своим войском помогать, когда сделаны будут в город бреши; и как с обеих сторон условились, то напервее положено город атаковать с морской стороны фрегатами, чтоб жителей обратить на себя, а между тем высадить десант и делать батареи; почему фрегаты: «Надежда», «св. Николай», «св. Павел», «Слава», «Наксия», шамбека «Забияка», подошед в близость города, легли на шпринг; то время город их никак не тревожил; но как наши изготовясь, начали производить по городу пальбу, то от них началась же жестокая пальба; хотя с морской стороны на городовой стене девять было пушек, из которых одна только 35 фунтовая, а другие 3-х и 4-х фунтов, только стреляли цельно и проворно, от чего «св. Павел», «Слава», «Наксия», а потом и «Николай» принуждены отойти прочь, да и «Надежда», быв в сражении, в третьи сутки отошла; фрегат «Надежда» больше всех получил от неприятеля ядер, а особливо в ватерлинию, от чего всю ее раздробило, как от неприятельских [166] ядер, так и от великой своей пальбы — они расстреляли почти весь порох и ядра, от чего в фрегате «Надежда» сделалась великая течь, с которой и в Аузу пришел; безнадежно было, чтоб оный фрегат впредь к военным действиям был годен. Когда производилась по городу с фрегатов пальба, в то время высажен наш на берег десант, состоящий из 700 человек албанцев, греков и славов и с ними свезены 12-фунтовых пушек две, шестифунтовых пушек две и при них для управления оными морские канониры, весь оный десант, под командою гвардии поручика Баумгарта, вышед на берег от неприятеля беспрепятственно, по правую сторону, сделал две батареи: одною командовал вояжир барон Пален, другою Баумгарт; с которых начали палить по городу; князь Друзский стоял с своим войском, состоящим от 3 до 4-х тысяч Друзов, позади нашего десанта верстах в трех, первые два дня; а потом день ото дня стали умаляться и уходили по домам в свои деревни; но когда наши чрез десять дней сделали бреши, но сделать было нетрудно: стена города тонкая, больше похожа на ограду, — то требовали от князя помощи идти в город, князь людей своих сколько ни уговаривал, только они идти в город отказались; наши представляли им, что они пойдут наперед, но и на то не согласились: может быть, или идти побоялись, или потому, что наши взять город за вышеписанную цену обязались, и напоследок все Друзы ушли, оставя одних наших; князь в том извинялся: он бы помогать рад, но его люди не слушают; наши войска видя себя против города бессильными, в город идти одни опасались превосходной неприятельской силы, да еще и боялись сделать и ретираду на суда, чтоб чрез то не вывесть из города на себя вылазки, то употребили хитрость некоторыми договорами с Чезар Беем, который был согласен в то время договариваться, когда мы возьмем с берега десант свой на суда, нашим было то и надобно: пушки и десант порядочно перевезли на суда; а по свозе был договор с Чезар Беем, но он нашим дать ничего не хотел, как только быть союзником, как прочие Беи; но нашим Чезар Беев союз весьма был не авантажен, а желание состояло в том, только б взять триста тысяч пиастров; но как видя Беево упорство, а свое против его бессилие, то набрали албанцев и греков до трехсот человек, с подкреплением нескольких полугалер, высадили по левую сторону города Байрута, для тревожения и беспокойств выходящих из города [167] жителей; из города были две вылазки, которые с добрым успехом, с подкреплением и с полугалерами, прогнаты, с потерею неприятелей. В городе хотя в некоторых съестных припасах и недостаток, однако Чезар Бей города никак не хотел отдать; видя наши свои неудачи, прибегнули с просьбою к Шердаер Омеру, чтоб он помог или своим войском, или бы уговорил Чезар Бея отдать город; Шердаер Омер в бедность наших вступился, писал Чезар Бею, чтоб отдал город, он его принимает к себе в службу, а ежели города не отдает, то он пойдет для вспоможения Русским с своим войском; первого посла он не послушал, а по другому, вместе с нашими к Даер Омеру, для договора ехать согласился, почему вместе и ездили на полугалере; на договоре положено: чтоб Чезар Бею отдать город и выйти с своим войском с ружьем и амуницией, а нашим войти в город и взять под свой караул, почему оное число и учинено: Чезар Бей с своим войском из города вышел как выйти положено, а господин Кожухов в оный город вступил, караул и российские флаги на крепостях поставил и об оном дал знать князю Друзскому, по чему князь приехал и поздравлен был с города из несколька пушек и по договору на триста тысяч пиастров оный город получил, которые деньги все без остатка по частям по себе господин Кожухов разделил, из которых ему достались 22 тысячи пиастров, кроме призовых и других посторонних разных вещей; в казну же из оной контрибуции, или лучше сказать найму, ничего не досталось, в великом убытке, потеряв почти фрегат «Надежду», который сделался безнадежен, также и другие фрегаты требуют великих починок, расстреляли весь порох, ядры, книпели и картечи на всех, сколько их ни было, судах без пользы казне, восемь месяцев покупая дорогою ценою провиант. При блокировании города Байрута убитых: флотский лейтенант Кадников, морских батальонов прапорщик славонин Войнович, русских рядовых 18 человек; ранено: вояжир барон Пален, из греков поручик Саблин, албанский капитан; всех убитых и раненых с греками и славонами до 100 человек.

Беи через свой союз получили, чтоб их России защищать и в нужных случаях помогать; их коммерция во всём Леванте вольная. В 8 число февраля пришел из Ливорны в порт Аузу фрегат «Минерва», на котором привезено известие, что адмирал [168] Спиридов отставлен от службы с полным адмиральским жалованьем.

Ордером графа Алексея Григорьевича Орлова, велено в Россию командировать матроз и унтер-офицеров от 300 до 350 человек, почему и командированы для отвоза на фрегаты: «Григорий», «Страшный», «Минерва»; того ж числа вышел из гавани в крейсерство корабль «Победа».

В 23 число корабль «Трех Святителей» отдал по себе первому капитан-лейтенанту Сорневу.

В 24 число переехал я на корабль «Европу», для отправления в Ливорну, экипаж и людей посадил на фрегат «Григорий».

В 25 число адмирал Спиридов отдал команду вице-адмиралу Ельманову, флаг свой спустил ночью.

В 27 число февраля корабль «Европа» и с ним идущие в Ливорну фрегаты «Григорий», «Страшный», (а «Минерва» на несколько дней оставлена, пробыть в Аузе); да в крейсерство, фрегаты же «Северный Орел», «Африка» и «Тино» вышли из порта Аузы.

Во 2 число марта при ветре снялись, как корабль «Европа», так и фрегаты и пошли по северную острова Пароса сторону.

В 4 число с полуночи до 5 часов утра лежали в дрейфе, для темности ночи проходить мимо острова Сириго.

В 8 часов утра, прошли остров Сириго; на нём у мысу Сириги есть небольшой залив, в котором, кроме мелких судов, от ветров стоять не можно: стоял однажды наш фрегат «Надежда благополучия» с великою опасностью; у того залива есть селение и небольшая крепость, вокруг города много разных запаханных полей и оливковых деревьев.

В ночь на 5 число отстали от нас фрегаты; 5 или 6 числа был крепкий шторм; на 7 число с 11 часов вечера по 6 час утра лежали в дрейфе, чтоб в темноте не приблизиться к Сицилии; в пять часов снялись при ветре с дрейфа, в 7 часов утра увидели Месинский пролив, ветр при перемене стал быть тихий. Шед в Месинский пролив, примечать должно кроме горы, которая бывает часто густым воздухом покрыта, так как и мы ее не видали, то на берегу Калабрии в половине гор стоит раздвоясь вверху камень, хотя не гораздо высок, но довольно приметен; на сицильском берегу два селения, одно от другого неподалеку, которое селение имеет холм и на холму церковь со спицом и кругом ограда. [169]

В 4 число пополудни прошли месинской пролив, в оном же проходе должно примечать, когда войдешь в пролив, то ветер в оном резче, нежели как прежде был и не тот, которыё на открытом море; на берегу Калабрии неаполитанский город, преизрядная крепость и форштат; на сицильском берегу Месина, хороший и немалый город, прежде в нём был мор и от того и ныне еще много домов пустых; в оном же городе множество как мужских, так и женских католических монастырей, которые величиной и великолепным строением немалую часть города составляют; к морю крепость довольно велика и хороша; по близости крепости хорошая гавань, которая от всех ветров закрыта, в которой военных кораблей до двадцати, кроме купеческих, поместиться может; по оной гавани к морю поделаны батареи; но со всем тем место, сказывают, нездоровое; на выходе пролива, когда идешь к N, то поперег всего пролива спорное течение так сильно бывает, что при тихих ветрах судно не слушает руля и вертит в течении по своей воде, так что приносит близко к берегу, чрез то делает опасность; якоря за глубиною бросить не можно.

В 9 число марта противным ветром в 10 часов утра прошли остров Стромболо, оставя его в левой стороне; как из оного острова, так неподалеку лежащего ж острова Вулкана выходит, почти из вершин оных, густой дым и по ночам видно, как из оных пропастей выкидывает огонь.

В 15 число марта пришли мы с кораблем, в 9 часов утра, в самой близости по сторону острова Монтекристо.

Того ж числа в 3 часа после полудня прошли между островов Планозы и Эльбы; остров Планоза не жилой, по причине разорения от Барбарцов; видно еще на оном острове развалины крепости и жилья.

Остров Эльба, в нём три владения: первое принадлежит герцогу Тосканскому, в котором порт Ферае; второе герцогу Калибрическому, порт Лангони; третья часть принадлежит герцогине Пиэмбинской; а весь остров очень мал и не более лежащего в Архипелаге, знакомого нам, острова Пароса.

В 16 число марта, после полудня в 6 часов, пришли мы на Ливорнский рейд, на котором стоит пришедшая из России наша эскадра, состоящая в одном 70 пушечном корабле «Исидоре», на котором контр-адмирал Грейг флаг свой имеет, капитан Сурмин, шестидесятных три: «Жен Мироносиц», капитан Тарас Воронов; на «Александре Невском», Мусин-Пушкин, на «Дмитрии Донском» Поярков, на фрегате Повалишин; фрегат «Наталия» остался в Англии с больными, на котором командир капитан-поручик Боде; как скоро положили мы якорь, то из Ливорны приехал капитан над портом, [170] спрашивал, откуда мы пришли и сколько времени шли и как называют корабль и командира; для присмотра, чтоб мы не мешались с другими, нашим на корабле людям определена лодка.

В 7 число приехал поздравлять нас городской комендантский хор музыки, которая несколько штук проиграла под кормой, за что получила денежную плату. В 11 часов утра приехал контр-адмирал Ирудефорд под корму корабля поздравить адмирала.

Того ж числа салютовал корабль Ливорнской крепости, с оной ответствовано то ж число.

В вечеру того же дна пришли наши фрегаты «Григорий», «Страшный», легли на якорь.

В 20 число марта пришел из Архипелага фрегат «Николай».

Текст воспроизведен по изданию: Журнал Степана Петрова сына Хметевского о военных действиях русского флота в Архипелаге и у берегов Малой Азии в 1770-1774 годах // Современник, № 2. 1855

© текст - ??. 1855
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Бабичев М. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Современник. 1855