-

ЛУКЬЯНОВ И.

ХОЖДЕНИЕ В СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ

ПУТЕШЕСТВИЕ B СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ СВЯЩЕННИКА ЛУКЬЯНОВА ¹

ПРОЕЗЖАЯ ГРАМОТА

Божиею милостию мы пресветлейший и державнейший великий Государь Царь и великий князь Петр Алексиевич всея великие и малые и белые России самодержец и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич и наследник и Государь и обладатель, Наше царское величество, объявляем кому о том ведати надлежит: что по нашему великого Государя, нашего царского величества указу, отпущен нашего царскаго московского государства для моления ко святому гробу Спасителя и Избавителя нашего Иисуса Христа в государство великого Государя Мустофы салтана, величества Турского, во святый град Иерусалим, богомолец наш московский житель, церкви Покрова Пресвятые Богородицы священник, Иоанн Лукьянов. И где лучится ему ехать Великого Государя Мустофы салтанова величества городами и месты, и его солтанова величества пашам и беем и агам и субашам и емрукчеем и всяким людям, кому ведати надлежит, пропускать его с людьми и с рухледью как туда едущего, так и назад возвращающегося, везде без задержания, со всяким [22] вспоможением по перемирному договору. Понеже у Нас Великого Государя у Нашего Величества с Великим Государем с Мустофою, Салтановым Величеством, в перемирном договоре договорено и поставлено и утвержено во второйнадесят статье: что Московскаго народа миряном и иноком иметь вольное употребление ходить во святый град Иерусалим, и посещать места достойные посещению; а от таких посещения ради приходящих ни во Иерусалиме и нигде дань или гарачи, или пешкеш да не испросится и за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаются; сверх того — живущим в странах государства Отоманского московским и российским духовным да ни едина по божественному закону досада и озлобление да не чинится. Того ради по тому перемирному договору дана ему для вольного и безопасного проезду сия наша проезжая грамота. Писана государствия нашего во дворе в царствующем велицем граде Москве лета от Рождества Христова 1710, месяца Июня 15 дня.

* * *

Се аз недостойный и грешный старец Иоанн и всех хуже, и смиренный грехи моими многими, и недоволен о всяком деле блазе, понужден мыслию своею, и нетерпением [23] восхотех видети святый град Иерусалим и землю обетованную; и благодатию Божиею храним доидох до святого града Иерусалима, и видех многая святые места и обходих отчасти землю обетованную. Идеже Господь наш походил своими пречистыми стопами и многая чудеса показа по местом святым — то все видех очима своима грешныма; аще бо кто походит со страхом и смирением, то не погрешит милости Божие николиже: аз же грешный неподобно ходих путем сим святым, во всякой слабости и лености, ядый и пия и всякая неподобные дела творя, но надеяся на милость Божию и на вашу молитву, негли простит мя Христос Бог грехов моих многих. Да се писах места сия святая и путь сей не возносяся, ни величаяся путем сим, яко что добро сотворив, но любве ради сих святых мест, и понужден некиими отцы и братиею. Се писах еже ми показа Бог видети недостойному, убояхжеся осуждения оного раба ленивого, скрывшего талант господа своего и не сотворшего им прикупа. Да се написах верных ради человек, дабы кто любо, слышав о местех сих святых, возвеселился бы душею, и мыслию своею распалился ко святым сим местом и равну мзду приимут от Бога с теми же ходившими до сих мест святых. Мнози бо бодри человецы сице дома седяще в местех своих, мыслию своею доброю, и милостиною ко убогим и добрыми делы своими достизают сих святых мест; тии же большую мзду приимут от Бога Спаса нашего Иисуса Христа. Мнози же, ходивше до сих святых мест и видевше град Иерусалим, и возносяся умом своим, яко [24] нечто добро сотворше, и погубляют мзду труда своего; от них же аз есмь первый. И мнози же ходивше во Иерусалим и много добра видевше, тщатся опять в борзе творити; а всего пути нелзя в борзе творити, но потиху и с продолжением; кто же может видети вся святые места во граде и вне града (аз бо недостойный пришедши во Иерусалим и пребых в нем четырнатцать недель) тако ходити и испытати святая места невозможно бо есть без вождя добра, и без языка испытати сих святых мест. Аминь.

И Декабря в 23 день в понедельник поидохом мы грешнии во обитель Всемилостивого Спаса и Пречистые Богородицы честного и славного ее Введения к честному отцу Спиридону игумену, и отец Спиридон с братиею нашему приходу зело обрадовалися (а сам зело болен и очи у него болят). И строитель Лаврентий, и казначей Аврамий, и келарь Корнилий зело такожде нашему приходу обрадовалися, зело нам помогали о путном хождении, чтоб отец Спиридон подал нам напутное свое отеческое благословение; и он зело с радостию нас благословил и с растворенною своею душею теплою. И праздновахом у него праздник Рождество Христово в радости велицей, и пел всенощное стояние, потом часы и молебное пение; потом поидохом за трапезу воздавши благодарение Богу, и отцу Спиридону поклонихомся и начахом благословение просити на путное шествие; и отец Спиридон подаде нам грешным свое отеческое благословение и отпусти нас с миром; сам же слезы от очию своею испускаше; и отцы [25] и братия нас любезно проводили, такожде слезы от очию испускаху, и далеко нас проводиша и поклонитися до земли и мы им такожде, и целовахом друг друга и растахомся с любовию великою.

И паки возвратихомся вспять в Колугу. И бысть нам печален и нестроен путь зело, мятежен, замять была с ветром великим противным, и когда обвечерехом и дорогу истеряхом и едва великим трудом обретохом, — близь смерти быхом; и приидохом во град якобы о полунощи к тому же боголюбцу Иосифу Никифоровичу и к сыну его; и прияша нас с любовию теплою и угостиша нас добре, и сотвори нам вечерю добру. И воставше от трапезы благодарение Богу воздахом и тому господину поклонихомся до земли за его премногую любовь, и тако забыхом бывшую скорбь и нужду свою, случившуюся на пути; и посла нам одры мягкие и уснухом добре до заутра. Потом услышавши наша братия о нашем приезде и приидоша к нам на посещение; и тако мы пребыхом у него четыре дни, зело нас упокоил, и многу любовь к нам явил, и проводил нас сын его Иосиф за Оку реку. От Москвы до Калуги два девяноста верст.

И Декабря в 30 день поидохом из Калуги в среду на первом часу дни на отдание Рождества Христова; и в той день бысть нам нужда великая дождевная, снег весь согнала; Ока река зело наводнилась, едва за нее переправихомся; и проводи нас Иосиф Никифорович за Оку реку; и отдахом последнее целование друг другу и поклонихомся до земли, и тако растахомся, [26] а сами плакахом: уже мнехом себе, что последнее наше видание. Егда взыдохом на гору на другую сторону Оки реки, и обратихомся ко граду и помолихомся церквам Божиим и гражданом поклонихомся. Увы, наш преславный град Калуга! отечество наше драгое! — и тако поклонихомся граду и поидом в путь свой; и бысть нам той день труден вельми и тяжек: снег весь сбило дождем, реки весь лед взломало. И того дни отыдохом тридцать верст от Калуги; и придохом на варницу за Добрым монастырем ² к боголюбцу орлянину (имя ему Лазарь, тесть Евсевия Басова). И ту его тесть принял нас с любовию; и сотвори нам вечерю добру, и конем корм, и преспахом у него до заутра. И вставши заутра на первом часу и поидохом в путь свой; той Лазарь гости нас добре и на путь нам рыбки пожаловал и конем овса.

И Генваря в 1 день, на праздник Обрезания Господа нашего Иисуса Христа, приидохом под Лифин град на Оку реку. Ока река зело наводнилась, и лед взломало, и тут мы чрез Оку не переехали; и приидохом во иное место на устье Упы реки, и тамо такожде нужда великая переехать чрез Оку: вода бежит поверх льду якобы коню под селину ³, и тако мы с нуждою переправихомся Оку реку, все вон выбирались из саней, а иное и помочили; и когда переехали Оку реку и стали [27] рухлядь вкладывать в сани; и тут нас настиг орлянин Евсевий Басов и провожал нас до засеки Пиколской и тут с нами ел хлеб; едиши хлеба, возвратился вспять той Евсевий Басов: такову к нам любовь показал! Спаси его Господь Бог! Всю ночь не спал, из Калуги за нами гнал, и тако нас постиг на устьи Упы реки, и проводил нас до засеки, и тако возвратился вспять. Мы же поидохом ко граду Белеву.

Град Лифин стоит на Оке реке на левой стороне, городина небольшая, от Калуги до Лифина сорок верст. Мы же поидохом чрез засеку ко граду Белеву, и минухом того дни Николу Гостунского ⁴ и не дошед Белёва за десять верст обночевахом; и поидохом в нощь ко граду; и аще бы не случился с нами на пути добрый человек Белёвец (спаси его Бог), то бы нам пути не найти ко граду; нужно сильно было: везде воды разлились, а ему путь ведом; так нас обводил нужные места; и приидохом под град Белев ко Оке реке и в Спаском монастыре два часа ночи ударило, и Оку реку лед весь взломало и от берега далече отбило, переехать невозможно. И тут на берегу Оки реки ночюет множество народа поселян: приехали к торгу с хлебом и со всячиною; и мы тут же близь их таборов стали; и той Белёвец, кой нас вел, пошел со мною пути искать. И преидохом с нуждою за Оку реку по икре ⁵ меж стругами, и приидохом к [28] нему в дом, и подружия его встретила нас с любовию, и сотвори нам вечерю добру той боголюбец: тояж нощи с сыном своим, связавши вязанку сена, пошел в таборы за Оку реку к нашей братии; а мене грешнаго по отпустил из дому своего, и послали одр. И тако уснухом до заутра, забыхом путную нашу нужду. Той же боголюбец тояж нощи, отнесши корму конем, возвратился в дом свой, а тамо с братиею нашею оставил сына своего. И утре востахом и на первом часу поидохом ко брегу Оки реки; и Ока река зело наводнилась той нощи, и едва с великою нуждою преидохом на он пол реки к братии нашей. Братия наша зело нам обрадовалися; и стали промышлять, како бы с возами переправливаться; и градские жители маломощные стали промысл чинить, как бы переправу сделать, и стали икры наводить в порожих местах, и тако сделали переезд. Такожде и мы переехали, дали перевоз и поидохом с миром во град Белев; и перевощики миленькие сведали, что мы едем во святый град Иерусалим, и нагнавши нас на пути отдали нам перевоз, а сами стали с нами прощаться: спаси их Бог миленьких! добрые люди Белевича! И приидохом в дом к тому же боголюбцу, и приидохом мы в Белев Генваря во 2 день, и пребыхом той день и нощь; покоил нас добре и коней наших. И прииде к нам боголюбец посадской человек, именем Иродион, по реклу Вязмятин и возмет нас совсем к себе в дом свой, и угости нас нарочито, и многие к нам граждане прихождаху и в домы своя к себе нас брали и [29] покоили нас добре, и пребыхом у того боголюбца два дни; поил и кормил нас и коней наших. В Белеве люди зело доброхотны; люд вельми здоров и румян; мужеск пол и женск зело крупен и поклончив; а вода в городе нужна: все со Оки реки возят. От Лифина до Белева тридесят верст, только пространные версты.

Генваря противу 5 числа в нощи поидохом из Белова к Болхову со орлянином Евсевием Басовым, а в ту нощь стало морозить; зажоры ⁶ были великие, нужно сильно было идти. И приидохом в Болхов утро на первом часу дни рано на препразднество Богоявления Господня и пребыхом той день в Волхове весь до ночи, и нача нас той орлянин к себе в гости на Орел звать; нам же и не по пути с ним ехать, но обаче не преслушахом его любви, поидохом до Орла с ним. Град Болхов стоит на Нугре на левой стороне на горах красовито: град деревянный, ветх уже, церквей каменных есть от малой части; монастырь хорош, от града якобы поприще; рядов много; площадь торговая хороша; хлеба бывает много, а дровами сильно довольно; люди в нем невежи, искусу ⁷ нет ни у мужеска полу, ни у женска, не как Калуга или Белев, своемеры дулепы ⁸. От Белева до Волхова сорок верст.

Генваря в 5 день в нощи противу [30] Богоявлениева дни в шестый час нощи поидохом из Болхова на Орел и нощь всю ту идохом; нужда была великая, степь голая, а замять была большая и мраз был велик; больно перезябли. И Генваря в 6 день, на праздник Богоявления Господня, приидохом во град Орел в самой выход, как вышли со кресты на воду; и стахом у боголюбца у посадского человека Нила Басова, и той боголюбец был в те поры на воде, а когда пришел с воды, и зело нам обрадовался и учредил нам трапезу добрую, а конем овса и сена довольно. Покудова мы у него стояли в его доме — все нас поил и кормил, и коней наших; боле тоя любве невозможно сотворить, яко же Авраам странноприимец. И сведаша про нас боголюбцы, и начаша нас к себе звати в домы своя и покоить нас; спаси их Бог, добрые люди! миленькие орляне. А люди к церквам зело усердны и часто по вся годы ездят в Киев Богу молитися и с женами и с детьми; и с нами многие хотели итти во Иерусалим, да за телесными достатками не пошли.

Град Орел стоит на Оке реке в степи на низком месте на левой стороне; град деревянный ветх уже, жильем не многолюден; пристань соленая и хлебная зело велика; матица хлебна! Орел река сквозь градское жилье течет и пала во Оку с левой страны; лесом и дровами зело нужно; церквей каменных много; монастырь мужеской зело хорош, ограда каменная. И пребыхом на Орле пять дней; не было нам товарищей, за тем много прожили. От Болхова до Орла 5 верст. [31]

Генваря в 11 день заутра рано поидохом со Орла на Кромы и тогоже дни приидохом в Кромы, и тут мы обедали. И зело около Кром воровато; мы очень боялись. Град Кромы самый убогой; нет в нем и базару; люди в нем зело убоги, шереш нагольный ⁹, а что кочевые Татары живут — избенки зело нужны. И тут едши хлеба и поидохом в Комарицкую волость; зело была замять велика, ветры были противные, нужно было конем, и самим посидеть нелзя, а егуньета (?) лошадей то своих погоняют, не малехунка не сноровят, беда-су с ними ехать, много греха принял, неблагодарно было на них, коней у нас злодеи постановили. И доидохом Комарицкою волостию от Орла до Севска три дни.

И Генваря в 14 день приидохом в град Севеский и стахом у боголюбца; мы же подахом ему грамотку от орлянина Евсевия Басова, а мы ему незнаемы; и когда прочел нашу грамотку, сотворися нам знаем и приятель, и зело нас с любовию принял, и сотвори нам трапезу пространну, и созва своих сродников и приятелей, и возвеселился с нами; и во вторый день пойде с нами к воеводе с грамотою царскою к Леонтию Михайловичу Коровину с товарищем; и воевода, прочет царской лист, спросил у меня: что де тебе надобе? подвод де чтоли? и я ему сказал, что у нас свои кони есть; я, мол, для того к твоей милости пришел объявиться: что в листе к тебе писано меня зде не задержать, что зде город порубежной. И [32] воевода мне сказал: поезжай, Бог де тебе в помощь! смирной человек воевода. Изыдохом из дома воеводского. Той же господин в третий день такожде созва к себе сродников и друзей и приказных людей, и учреди нас трапезою пространною, и послужи нам добре, и медку было довольно; такову нам любовь сотворил, якоже искренний сродник; и все нами радел, всякою нуждою пекся, и промышлял и напутствовал, и в таможне печать пропускную взял, и проводника нам дал дорогу указать. Спаси его Бог за его любовь! дивный сей человек! ажно есть у Бога-то еще добрых-то людей много: спастися миленькой всячески хощет? Град Сеевск стоит на реке на Севе; град деревянной, другой острог дубовой, третий земляной; град хороший Сеевск вельми; ряды и торги хороши, а люди в нем живут все служивые, мало посадских, и Московские есть стрельцы; все люди тертые, зело доброхотны и приветливы; тут и деньги всякие меняют, чехи и талеры на Московские. И пребыхом с Сеевске 2 (дня). От Орла до Сеевска 108 верст.

Генваря в 17 день поидохом из Севска в Малороссийские городы, а день уже к вечеру преклонился, и отыдохом от Сеевска 15 верст, тут стоит застава из Сеевска и вспросили у нас печать; мы же им отдахом и тут у них в шелаше вместе с целовальниками ¹⁰ ночевахом; и мало опочихом и востахом о полунощи и поидохом до града Глухова; и бысть [33] наше шествие благополучно, ночь была тиха и лунна; покойно было идти, яко и воздуху нам служащу. И поутру стахом, в селе тут коней кормили и сами ели.

Генваря дня приидохом в малороссийской город Глухов; и тут наши Калужаня и Белевичи нас приняли к себе на постоялой двор и к себе взяли с любовию, и покоили нас два дни, и коней наших кормили и всякое поможение чинили, что сродницы; наипаче сродников, таки огненная в них любовь; да провожали нас за град версты с две, а сами миленькие так плачут, не можем назад их возвратить; и едва их возвратихом вспять, кабы де мощно, мы бы де с вами шли! И уже мы поле отшедши поприща два, оглянемся назад, они таки миленькие стоят да кланяются в след нам. Этакая любовь огненная! мы и подивились такой любви; спаси их Бог светов наших: люди добрые и хорошие Калужаня и Белевича; нельзя их забыть любовь!

Град Глухов земленой, обруб дубовый, вельми крепок; а в нем жителей богатых много, панов; и строенья в нем преузоричное, светлицы хорошие, палаты в нем полковника Стародубскова Моклышевского зело хороши; ратуша зело хороша, и рядов много; церквей каменных много; девичей монастырь предивен зело; соборная церковь хороша очень; зело лихоманы хохлы затейливы к хоромному строению; в малороссийских городах другова вряд такова города сыскать: лучше Киева строением и житием. От Севска до Глухова пятьдесят верст. [34]

Генваря в 20 день поидохом из Глухова к Королевцу и не дошед ночевали в селе; и утре рано часу в другом дни пришли в Королевец, и стахом у боголюбца: прежде сего бывал Белевитин посадской, да тут женился к девке во двор; и принял нас с любовию, хлебом нас кормил и коней наших годовал и к сотнику со мною ходил; сотник нам талер на дорогу и винца доброва яковитки ¹¹ дал и простова; зело миленький любовен и за город выпроводил.

Град Королевец — город земляной, обруб дубовый, житьем средний, рядов много, жители небогатые, строение посреднему, ярмонок велик бывает: ныне Свинской ¹² нет, так тут ныне съезжаются, многолюдно бывает противу Свинской; только не много торгу бывает, а товаров много и московских и польских, и Грек много живет, торгуются; только хорошего торгу на три дни, а то на праздник Семенов день все вдруг и разъедутся. И того же дни, едши хлеба, поидохом из Королевца в Батурин. От Глухова до Королевца 30 верст.

В 22 Генваря приидохом в Батурин град и у градских ворот караул Московский: стрельцы на карауле стоят; и караул остановил нас у проезжей башни; стали нас спрашивать: что за люди, откуда и куда едите? есть ли де у вас проезжая грамота? [35] И мы им сказали, что мы люди Московские жители, а едем во святый град Иерусалим Господню гробу поклонитися, и они повели нас до съезжей избы, и пятисотной принял у нас лист Государев и прочетши велел нам отвести двор стоялой, и приказал нам дать корму конем. А Гетмана в те поры не случилося дома, поехал к Москве к Государю. И тут мы в Батурине обедали и коней кормили; а господин дому того, где мы стояли, зело честь нам воздал, обед хороший устроил. И едши хлеба, тогоже дни изыдохом из Батурина вон. Батурин град стоит на реке на Семи на левой стороне, на горе красовито, град земляной, строенья в нем поплошае Глухова и светлицы Гетманские ряд делу невычуроваты добре, и город не добре крепок, да еще столица Гетманская! Только он крепок стрелцами Московскими: на карауле все они стоят; тут целый полк стрельцов живет, Анненков полк с Арбату. И Гетман он есть стрельцами-та и крепок, а то бы его хохлы давно уходили, да стрельцов боятся; да он их и жалует: беспрестани им корм, а без них не ступит. От Королевца до Батурина 30 верст.

Того же дни поидохом из Батурина в Барзну. И Генваря в 23 день приидохом в Барзну. Град Барзна такой же, что Королевец или получше; и едши хлеба того же дни поидохом в путь свой. От Батурина до Борзны тридцать верст.

Генваря в 23 день поидохом из Барзны к Нежину, а дорога уже стала зело нужна. И съехалися с нами [36] Московские стрельцы; бывали торговые люди, а живут они в Путивле, а ехали они к Нежинской ярмонке; так они с нами поехали, а мы им зело ради, потому что им путь ведом, а нам дорога незнакома. И того дни ночевахом в корчме, едва добихомся с нуждою великою; и утре рано востахом и поидохом, а уже снегу ничего нет, земля голая; нужда была великая; таков был ветр нам противный, не токмо чтобы нам льзя было итти и лошади останавливал, а людей все валил! Ох нужда! когда она помянется, то уже горесть та-та, кажется, тут предстоит. Сидеть не льзя, лошади насилу по земле сани волокут, а нас ветр валяет; а станешь за сани держаться, так лошадь остановишь! Увы да горе! была та дорожка сладка, да слава Богу ныне ужо забыто. Едва мы добихомся до Максимовой корчмы; тут дали конем отдохнуть, покормили и сами хлеба поели, да опять побрели; а ветр мало потишал; едва с великою нуждою до Нежина доехали, коней зело умордовали, а сами такожде утомилися, что сонные валяемся; и когда мы вошли во градские ворота, тогда караульщики стали нас звать до воеводы; мы же поидохом к воеводе, и воевода был немчин, и воевода у нас проезжую грамоту досматривал и отпустил нас с миром; мы же поидохом и обретохом братию свою Колужан купецких людей: приехали к ярмонке торговать. И стахом с ними на одном дворе, и они миленькие нам ради, что сродницы. Спаси их Бог за их любовь! Да спаси Бог Давыда Степановича! тот-то миленький! христианская та душа-то! нами всячиною промышлял и пекся нашим путем и [37] деньги нам обменял (золотые и талеры на московские деньги), и телеги нам покупал, и товарищев в Царь-град Греков сыскал; а нас, покудова мы жили в Нежине, поил и кормил, и денег на дорожку и маслица крынку; а мне дал Новый Завет Острожской печати. Спаси его Бог света и дружину его: он что у них полковник, во всем его слушают. Спаси Бог Галактионушка, Мосякина по прозванию; добрый человек! и Семен Григорьевич Олферов; все миленькие нашим путем радели, что родные братия. Тут мы и сани продали.

Град Нежин на плоском месте; два города в нем: один земляной, другой деревянной; и велик жильем и строение в нем хорошо; Грек в нем много живут торговых людей. И Давыд Степанович с дружиною своею провожали нас поприща яко бы три за град и плакали они по нас; уже нам от братии нашея последнее такое провожание! и простихомся и друг другу поклонихомся.

Генваря во 27 день поидохом из Нежина к преславному граду Киеву рано на первом часу дни; была нам нужда великая; земля вся растворилась; так тяжко было лошадям и самим нужно идти; и того дня едва с великою нуждою доехали до корчмы, часа в два ночи приехали, а в корчме только жёнка одна, и та курва; и тут мы с нуждою великою ночевали; всю ночь стреглися, стали к полю, а пьяные таскаются во всю ночь. Утре рано востахом и поидохом в путь свой; и той день такожде с нуждою шли и пришли в село; тут выпросихомся [38] ночевать; хижина зело нужна; тут к нам же ночи приехал из Киева протопоп Глуховский: ездил в Киев к детям; дети его в Киеве в школе учатся науки; да спаси его Бог! не потеснил нас; в кибитке лег спать; нам так покойно было. Утре рано востахом и поидохом к Киеву, и приидохом в село Боворочи ¹³ за пятьнадесят верст от Киева. И от того села видели мы преславный град Киев: стоит на горах высоких; а сами возрадовалися и от слез удержатися не возмогохом, и тогда сседохом с коней и поклонихомся святому граду Киеву, и хвалу Богу воздахом, а сами рекохом: «слава тебе Господи, слава тебе Святый! яко сподобил еси нас видети преславный град Киев, сподоби нас, Господи, видети преславный и святый град Иерусалим!». И тако поидохом к Киеву; а ход все бором, все пески; нужно сильно, тяжело песками. Итого дни приидохом к Днепру под Киев; а Днепр только расшелся; и того дня мы не могли перевезтися за погодою. Тут же к нам приехали Греки, наши товарищи; они из Нежина прежде нас тремя деньма поехали, да за Днепром стояли: нельзя было ехать. Днепр не прошел в те поры, так мы с ними ночевали. И утре рано тут же к нам пришел московский стольник, шел с болиною казною ¹⁴ к Цесарю; а в те поры погода на реке велика зело; отнюдь нельзя было переехать; и стольник стал кричать на перевощиков, и они миленькие едва с великою [39] нуждою перевоз на нашу сторону перегнали; и когда стали на пороме, тогда порома от брега не могли отслонить; и стольник велел греческие возы долой с порома скатити, а наши не велел: спаси его Бог! И тако мы стали на пороме на первом часу, а перевезлись на ту сторону час ночи; зело уже было нужно, и перевозщики миленькие устали больно. И егда мы пристали ко брегу ко граду Киеву, тогда придоша к перевозу сотенный со стрельцами и караульщиками и стали нас вопрошать: откудова и что за люди? и мы сказали, что московские жители, а едем во Иерусалим; естьли-де у вас Государев указ? мы сказали, что есть. «Покажите! без того во град нам не велено пущать»; и мы показали указ, и сотенной прочетши указ отвел нас к стольнику, и стольник такожде прочел; послал к бурмистрам, чтобы нам двор отвели стоять. И стахом на дворе близь ратуши. А в то время три часа ночи вдарило; да слава Богу что ночь была лунна, а то грязь по улицам зело велика, едва с нуждою проехали; и тако ночевахом слава Богу. И утре рано прислал по меня стольник, чтоб я ехал с ним в верхний город к боярину объявиться: зело крепко в Киеве проезжим людям. И тако мы пришли с стольником пред воеводу Юрья Андреевича Фамендина ¹⁵, и я ему подал лист Государев, и он прочетши лист Царский, честь нам воздать велел, поить пивом и вином; и мы не пили, и отпустил с миром и с любовию; а бурмистры прислали [40] нам корм, рыбы, колачей, а конем такожде сена и овес; спаси их Бог! честь нам хорошую воздали.

Град Киев стоит на Днепре на правой стороне на высоких горах зело прекрасно; в московском и российском царстве такового града подобного красотою вряд сыскать. Верхний град — вал земляной вельми крепок и высок, а по градской стене все караулы стоят крепкие, по сту сажень караул от караула; и в день и в ночь все полковники ходят: тихонько осматривают, таки ли крепок караул; а ночи уснуть не дадут, все караул от караула кричат и окликают: кто идет? Зело опасно блюдут сей град; да надобе блюсти: прямой замок московскому государству. В Киеве монастырей, и около Киева, зело много; и пустынники есть; райские места! есть где погулять! Везде сады, винограды и по диким лесам все сады. Церквей каменных такожде в Киеве много; на Подоле строенье узоричное; тщательны, лихоманы и много у них чудотворных икон, а письмо кажется иное живопись; сердечная вера у них велия к Богу; и к нищим податливы вельми. Да шинки их в конец разорили, да ко бы из того у них сильно скаредно; и добрый человек худым будет. Церковь Софии Премудрые Божие зело хороша и образсовата, да в ней презорство строния; нету ничего — пусто; икон нет; а старое было стенное письмо, а Митрополит не хай все замазал известию; а у митрополита поют органистая, еще пуще органов. Старехонек миленькой, а охочь до органистова пения. В верхнем городе церковь хороша Михаилы Златоверхова; тут в той церкви [41] мощи Святые Мученицы Варвары; и меня грешного Бог сподобил ее мощи лобзати. В верхнем городе живет воевода и полковники, и стрелецкие полки все; а в нижнем городе все мещане; хохлы все торговые люди; тут у них и ратуша и ряды все; всякие торги; а стрельцам в нижнем городе не дают хохлы в лавках сидеть: только всякие на себе товары в разнос продают. Утре все стрельцы сходят на Подол торговать, а вечером пред вечернями так они на горе в верхнем городе торгуют между себя; и ряды у них свои; товарно сильно сидят. И кружало у них свое; извощики по московски; мясный ряд у стрельцов велик за городом. В верхнем городе снаряду зело много, и хлебного припаса. Около Киева зело привольно лугами, и всячиною, и овощем; и рыбы много; всячина и все недорого. Чрез Днепр четыре моста живых с острова на остров, мосты зело велики; а Днепр под Киевом островит; а мостовщину берут с воза по два алтына, а порожний и по шести денег, а с пешего по две деньги. А эти мосты делают все миленькие стрельцы; а сборная казна мостовая где идет — Бог знает! а они миленькие зиму и осень по вся годы с лесу не сходят; все на мосты лес рубят, брусья спеют ¹⁶ а летом на полковников сено косят да кони их пасут; хамутом миленькие убиты! а кои богаты, те и на [42] караул но ходят; все по ярмонкам ездят; мелочь-то вся задавлена. В Киеве на Подоле гряд деревянный, и грязно сильно бывает на Подоле. А жилье в Киеве в верхнем городе и в нижнем — все в городе, а за городом нет ничего; только по местам бани торговые. В Киеве школьников очень много, да и воруют много; попущено им от Митрополита. Когда им кто понадокучит — тогда пришедши ночью да и укокошат хозяина-то; а из двора корову или овцу сволокут: нет на них суда; скаредно сильно; попущено воровать пуще московских солдат; а вечер пришел, то и пошли по избам псалмы петь, да хлеба просят; дают им всячиною и деньгами и хлебом, а иные им дают убоясь ¹⁷. А где святый Апостол Андрей крест поставил, тот холм в городовой стене, зело красовит. На том месте стоит церковь деревянная ветха, во имя Святого Апостола Андрея Первозванного.

Февраля во 2 день, на праздник Сретения Господня, поидохом в Печерской монастырь и приидохом в соборную церковь, и помолихомся чудотворному образу; и поидохом во Антониеву пещеру, и ту видихом преподобных отец; в нетленных плотех что живые лежат! и толь множество их — что звезд небесных! все яко живы лежат! дивное чудо! Тако Бог прославил своих угодников, боящихся его. Видехом и младенцев нетленных лежащих. Тут же видехом храброго [43] воина Илию Муромца в истлении под покровом златым, ростом яко нынешних крупных людей; рука у него левая пробита копием; язва вся знать на руке; а правая его рука изображена крестное знамение... И тут же в той пещере преподобный Иосиф. Тут же видехом дванадесять зодчих, сиречь церковных мастеров: под единым покровом те мастера лежат, их же Пресвятая Богородица послала из Царь-града в Киев. И тако мы грешнии сподобихомся мощи святых всех лобзати; а сами дивихомся и рекохом (от слез не могохом удержатся): Слава Тебе Господи, слава Тебе Святый! яко от многих лет желаемое получихом; что воздамы, Владыко, яко сподобил eси нас таких граждан небесных видети и мощи их лобзати! И ходихом по пещере, и дивляхомся и пихом воду с Маркова креста, что на себе нашивал преподобный, железный великой крест; желоват он сделан. Тут же видехом крест Антониев, деревянный великий, с возглавием, троечастный, на его гробнице стоит. Тут же стоят столбики деревянные, а к ним приделаны цепи железные: тут на ночь на те цепи бесноватых куют. Из Антоновой пещеры поидохом в Феодосиеву пещеру; и тамо такожде мы грешнии сподобихомся мощи святых лобзати и поклонихомся и возрадовахомся радостию неизреченною; и возвратихомся в монастырь. И тут сподобихомся мы грешнии чудотворный образ пресвятые Богородицы лобзати и мощи святые Иулиании княжны: рука у ней десная вся перстнями унизана; чудо! что у живой рука та! В Печерском монастыре церковь зело предивна: строение короля [44] Жигимонта на том же месте на старом основании; а в церкви стенное писание: все князья русские написаны. Да тут же видехом в той же церкви у правого столпа изваян из камене Князь Константин Острожский; лежит на боку в латах, изображен как будто живой. Ныне круг монастыря ограду делают каменную зело великую; да делают же палату друкарню, где книги печатать. Около монастыря слобода зело велика и садов многое множество; торг у них около монастыря своего. И помолившеся Пресвятей Богородице и преподобным отцем Антонию и Феодосию, и прочим преподобным отцам поклонихомся. И тако изыдохом из монастыря, и поидохом вспять во град Киев; и начахом убиратися к походу своему. Деньги обменяли, телегу купили; а наши товарищи Греки перевезлися чрез Днепр в Киев: погода их не допустила перевестися, так они на том боку жили двое сутки. И товарищи ваши также изготовились. Совсем убравшись, тут у нас от нашей братии из артели один брат не похотел итти с нами во Иерусалим за немощию и за плотскими недостатками; и я с ними ходил к воеводе: взявши указ, да и отпустил его назад к Москве во своясы.

И помолившеся Господу Богу и Пречистей его Богоматери и святому славному пророку и предтечи и крестителю Господню Иоанну, и призвав на помощь святого Ангела хранителя, Февраля в 3 д. поидохом из Киева в Ляцкую землю и Воложскую, пойдохом рано на первом часу дни, и едва на Киевские горы с трудом великим взъехали, нужда была велика; грязно вельми; земля иловатая; [45] все двойкою взъезжали. И когда мы на горы Киевские взъехали, тогда мы с братом нашим Андреяном простихомся, и поклонихомся друг другу до земли, и тако растахомся и послахом с ним поклон ко братии нашей всем правоверующим. А сами поидохом в путь свой; и бысть радостно и плачевно: радостно яко к таковому святому месту поидохом, плачевно же яко пустихомся в чужую землю, паче же басурманскую. А сами рекохом: буди воля твоя Господня и Пресвятые Богородицы. И призвав всех святых на помощь и глаголах: Владыко человеколюбче, помози за молитв отца нашего инока схимника Спиридона! И тако поидохом в путь свой. Тогоже дни минухом городок, именем Белогородко на правой руке, в стороне с полверсты от дороги. Тут стоит на дороге коло на дереве высоко; тут купецкие люди платят мыто. А та Белогородка монастырская, Софийского монастыря; так на монастырь мыто сбирают. И того дни мы ночевахом на бору, в лесе склали огнь великий; и утре рано поидохом; и идохом той день весь; не видехом ни сел, ничего; шли все дубровами. И дошед до Фастова ¹⁸ версты за три, и ночевахом у плотины (прежде сего мельница бывала); переправивши за плотину, тут и ночевахом. И та ночь зело холодна была; перезябли в дрязг. И утре рано приидохом под Фастово, городок Палеев, часу во втором дни; и стахом у вала земляного. А в том городку сам полковник Палей живет; прежде сегоже этот городок бывал [46] Ляцкой, да Палей насилием его у них отнял, да и живет в нем. Городина хорошая, красовито стоит на горе; острог деревянный круг жилья всего; вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем, что звери. По земляному валу ворота частые; а во всяких воротех копаны ямы, да солома наслана в ямы; там Палеевщина лежит, человек по двадцати, по тридцати; голы, что бубны, без рубах, нагие, страшны зело; а в воротех из сел проехать не льзя ни в чем; все рвут, что собаки: дрова, солому, сено, с чем ни поезжай. Харч в Фастове всякая зело дешева, кажется дешевле Киевского; а от Фастова пошла дороже вдвое или втрое; и тут купецкие люди платили мыто. Стояли мы в Фастове с полдня. И того же дня поидохом из Фастова, и ночевахом в селе Палееве Мироновске, а во второй день, в мясные заговены, приидохом в городок Паволочь; тот городок у Палея уже порубежный от Ляхов. А когда мы приехали и стали на площади, а того дня у них случилося много свадеб, так нас обступили, как есть около медведя; все казаки, палеевщина и свадьбы покинули; а все голудба беспорточная; а на ином и клока рубахи нет; страшны зело, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале не скоро сыщешь такова хочь одного. В том же городку мы ночевали; ночь всю стереглися, и той ночи пожар учинился не далече от нас [47] да скоро потушили. Тут купецких людей мытом сильно ободрали.

Февраля в 6 день в понедельник сырные недели о полудни, едши хлеба и забравши всякой харчи себе, и конем овса и сена, и поидохом в степь глубокую; и бысть нам сие путное шествие печально и уныливо, бяше бо видети ни града, ни села; аще бо и быша прежде сего грады красны и нарочиты селы видением — но ныне точию пусто место и не населяемо, не бе видети человека. Пустыня велия и зверей множество: козы дикие, и волцы, лоси, медведи; ныне же все развоевано да разорено от Крымцев. А земля зело угодна и хлебородна, и овощу всякого много; сады, что дикий лес: яблоки, орехи воложские, сливы, дули, да все пустыня; не дадут собаки Татары населиться; только населятся сели, а они собаки пришед и разорят, а всех людей в полон поберут. Не погрешу эту землю назвать златою, понеже всего много на ней родится. И идохом тою пустынею пять дней, ничто же видихом от человека.

Февраля в 11 день приидохом в город Ляцкий Немерово, и стахом на постоялом дворе у волошенина. Град Немерово жильем не добре велик, да весь разорен от Татар; круг его земляной , а в нем жидов весьма много. Почитай все жиды зело пригожи: род жидовский вельми красовит, паче же женский пол красовит: как есть написанные! других жидов таких не наезжали во всей Турецкой земле и Воложской. Хлеб в Немерове дорог, и всякий харчь; вино дорого; холсты дороги зело: хрящь (?) по 8 ден. аршин; яблоки не дороги. Приходили к нам мытники Лятцкие и у греков товаров [48] досматривали, а у нас не смотрели: только у меня увидел индучник ¹⁹ бочку винную — так в честь перепросил; я ему и поступился; так он мне и печать дал пропускную; и тут в Немерове индучники грек купецких людей зело затаскали. Немерово от Киева приход прост, ровное место; а от Сороки на горе стоит высокой. И стояли мы в Немерове два дня; и искупихомся харчью всякою довольно на четыре дня себе и конем, и поидохом в пустыню глубокую.

Февраля в 14 день поидохом из Немерова в Воложскую землю ко граду Сороки; и того же дни приидохом на Бог-реку. Бог-река с Москву реку шириною, но порожиста вельми; каменья великие лежат во всю реку; шумит громко, далече слышать, вся вода пеною идет, перебита; около ее горы высокие каменные. И ту реку тогоже дня перевезохомся: паромишка плохой, а река быстрая; только по одной телеге возили. И перевезши реку стали подыматься на гору; гора та зело велика; а река Бог от Немерова пятнадесять верст. И поидохом в степь глубокую: все горы, да юдоли. Взъехав на гору да все шли меж гор яслями ²⁰; и шли мы тою пустынею — не видали ни человека, ни зверя, ни птицы; только тропы татарские конные. А месты все разорены от Татар; ныне починают заводить селы, как мир стал; и то в стороне от дороги далече. А когда мы шли — перед [49] нами и за нами все степь вся горела. И идохом степью и дубровою четыре дня; и не доходя Сороки города верст за пятнадцать, крест каменный подле той дороги, а на нем подпись: как степь горела, так купецких людей грек осьмнадцать человек и с товаром и с коньми сгорели, только три человека ушли. Мы же тут стояхом и дивихомся, как кости кучами лежат лошадиные, а человеческие собрали да в Сороку отвезли и погребли; дивное чудо как сгорели, а все не спали и видели, как огнь шел и трава горела по одной стороне, а они смотрят, как дунет ветр, да и перескочил через дорогу, а они не успели уйти, да так и сгорели.

Февраля в 17 день приидохом в город Сороку и стахом в боку на Ляцкой стороне и тут ночевахом. И утре к нам с того боку приехал индучник (по турецки ермучек) и стали с греками уговариваться пошлиною, чтоб шли на явки; и тут греки с ними уговорились пошлиною. И тут к нам пристал казак запорожской: Петром его зовут; а сказал, что де я иду во Иерусалим, пожалуйте де меня приими Бога ради! И я сказал: братец, мы добрым людем рады: изволь итти. Да гол бедный; и была у него полтина-то, да он больно свято стал жить, все идучи роздал; ему чудо, на Дунаи стоит Иерусалимат, а когда еще и дошед до Дуная-то, так подумал, да и назад поворотил. Тогоже дня, как договор был, положили о пошлине, так стали Днестр реку перевозитися на ту сторону, на турецкую и воложскую землю. Тут перевоз дорого берут, по пяти [50] алтынь с воза, жиды зароидован ²¹ перевоз. Днестр река шириною с Москву реку, под Сорокою бежит быстро, камениста. И переехавши стали на площади. Город Сорока стоит на реке на боку на правой стороне, на брегу под горою; а над ним гора высокая зело, городок каменной высок; мы же ходихом внутрь его, и мерихом; он кругл; стена от стены двадцать пять ступней ножных; и поперек тож. Харчь зело дорога, да и нет ничего; орженого хлеба отнюдь не сыщешь: все мелкий пшенный да ячный хлеб; ячмень зело дорог: четверик московский по пяти алтын; да им и самим нечего есть; живут — а все вон глядят; хаты стоят, и те не огорожены; от турка и от господаря воложского зело данью отягчены; Сорока — на одной стороне Ляхи живут, по другую Волохи.

Февраля в 20 день поидохом из Сороки города к Ясам, а стояли в нем два дни. Гора зело высока под Сорокою; едва с великою нуждою мы на гору взъехали, пришел дождь такой, ослизло, невозможно конем итти, а все камень; нужно было вельми; а иные у нас отстали и не взъехали, да уже на стану достигли, как ночевать стали. Вельми тот день нам нужно было; дождь весь день шел; студено было, все перемокли да перезябли. Степь, а дров взять негде; только на стану нашли дров малое число; стоял наш посол Московский, посол Князь Дмитрий Михайлович, так мы их собрав, да на возы поклали, да до стану везли: а если бы не те дрова, то бы [51] совершенно помереть нам; все мокры, а ночью стал мороз, да снег с дождем пришел, ин не даст огню-то раскласть. А греки все сухи; поделали епанечные шелаши, да и легли: а мы всю ночь, что рыба на уде, пробились; да спаси Бог Петра казака! тот-то миленький дал свету видеть; накрыл меня куртою своею; так я под нею сидя, да сушился против огня; а то нельзя сушиться наружи; все дождь да снег идет; пощади Господи какова в те поры нужда была! полно забыта! слава Богу свету! И поутру востахом и поидохом в степь и бысть наше шествие зело печально и скорбно; переправы лихия, горы высокие: посидеть негде, чтобы отдохнуть; все пешие брели, а кони устали; а пустошь: ничего нет, ни сел ни лесу; все степь голая; ехали пять дней, не наехали на прутинку, чем лошадь погнать. Горы высокие, да юдольные ехали; узорочистые горы, холм холма выше; да так то посмотришь, что горам-то и конца нет.

Февраля в 24 придохом на Прут реку. Прут река поменьше Москвы реки; и тут мы перевезлися, приехали к другой реке; и тут перевоз; та река поменьше Прута; и тут вскоре перевезлись на другую сторону. И стахом взъезжать: глина лихая, а место тесное; едва с великим трудом взъехали; а товарищи иные не выехали, так совсем в Ясех и ночевали, да на другой день нанимали волов, так волами их возы вывезли. И мы в те поры, не доехав Ясей за пять верст, ночевали; и поутру рано вставши на первом часу, поидохом к Ясем в самую неделю православия; и придохом в Яси в благовест к обедни. Ясы [52] град столица Воложская; тут Господарь сам живет; и пришедши стали мы у таможни; а мытников в те поры не было их в таможне, во обедне стояли; так мы их и дожидались; а когда пришли мытники и стали у грек товару досматривать; и досмотрев у грек пришли и к нам; стали наши возы разбивать; так я вземши лист Царский, да положил пред ними; так они стали смотреть и велели мне честь, а толмач им речи переводит, так они того часу велели возы наши завязать, не велели смотреть и отвели нас в монастырь к Николе по реклом Голя. И тут мы стахом; игумен дал нам келью; потом игумен прислал к нам три хлеба; а когда мы взъехали на монастырь, а игумен сидит перед кельею своею, да тюмень тянет; и я, когда увидел, что он тюмень тянет и зело мне бысть ужасно, что мол это уже свету представление для того, что этому чину необычно и страмно табак пить; ажно поглядели, ан и патриархи и митрополиты пьют; то у них и забава, что табак пить.

Град Яси стоит на горе красовито; около его горы высокие; зело предивной град бывал, да ныне весь разорен от турка и от ляхов; а господарь воложский и до конца разорил, данью отяготил; с убогого человека, кой землю копать наймается, пятдесят рублей в год даст Господарю кроме турецкой подати, а нарочитому человеку тысяча талерей; средний пять сот даст; да как им и не есть? а они у турка накупаются дачею великою, так уже без милости дерет. Воложская земля вся пуста; разбрелися все: иные в Польшу, иные к нам в Киев, иные [53] к Палею. Кабы эта земля не разорена — другой такой земли не скоро сыщешь! обетованная земля; всячину родит! они и сами сказывают, у нас де есть и златая руда и серебренная, да мы де таим, а когда бы де сведал Турок, так бы де и по готову разорилося от такой руды. В Ясех монастырей зело много; предивные монастыри; старинное строение, да все без призору; у прежних господарей зельное радение было к церквям; письмо все стенное. А старцы воложские все вон изгнаны из монастырей; а господарь те монастыри продал греческим старцам; а они что уже черти ворочают; а он с них дани великие берет, а старцы вельми растленно живут и в церквах стоят без каблуков, а Волохи в церквях в шапках молятся; а игумен сам поет на крилосе. Ан де я пришел в неделю к заутренней в мирскую церковь: служит поп воложский; на утренней, пропев: Бог Господь, да стали антифон петь, да поп прочел Евангелия; потом стали петь ирмос гласу воскресному, а покрыли катавасием отверзу уста моя; да так то пропев, ирмос да катавасием покроет, да на 9 песни пропели величит душа моя Господа да достойно. А я смотрю, где у них каноны та делись? знать- то во окно улетели; легка-та-су, хороша эдак служба-то говорить, да знать легко и спасение-то будет. Что же потом пропели? Свят Господь Бог наш; хвалите Господа с Небес не говорили; стихеры хвалитные пропели, славословие великое да первый час; а на первом часу и псалмов не говорили, только слава и ныне что тя наречем; да святы Боже, потом Христе святе и отпуст. [54] Что говорить? уже и греков перещепетили волохи службою церковною; а как литоргию пели — я уже того не ведаю, для того мрак низшел и с того их кудосенья то; сполать хорошо поют. В Ясех прежде сего строенья было узорячное; много палат каменных пустых; а улицы все были каменем мощены: а ныне все развалилось, только знак есть как были сланы каменем. А дворы в Ясех не огорожены, разве у богатого, и то плетнем. Господарский двор зело хорош; много палат каменных. Вино в Ясех дешево и хлеб; масло коровье дешево; кононное дорого, с Руси идет. Яблоки, орехи, чернослив необычно дешев; и корм лошадиный дешев. А люди доброхотны, хоть убоги; а от дешевого вина все пропали, в конец от того разорились; везде все шинки. Много и турок в Ясех с торгом; и жидов много тут живут; а жиды у господаря ряды дегтяные откупают, так деготь дорог: клягу дегтяную налить большую — гривны четыре. Дрова очень дороги; на копейку каша легонько сварить; а лесу много, да люди ленивы, не проворны, не как Московские. Купецких людей в Ясех пошлиною очень грабят; затем многие объезжают. Тут нас в Ясех греки, товарищи наши, покинули, не поехали с нами в Царь-град; пришла им ведомость из Царя-града, что лисица и белка дешева, так они поехали в Молдавскую землю в Буквареши; а мы тут и остались. А жили мы в Ясех тринадцать дней, дожидались товарищей, да не дождались. Печально нам сильно было; пути не знаем, а языка и поготову ничего не знаем; зело смутно было и мятежно; [55] мысль мялась; всяко размышляли, иттить или назад воротиться. Наняли было и языка до Иерусалима волошенина (многие языки знает) по тридцати алтын на месяц, пить, есть наше; да стали у него речи не постоянны: ныне так говорит, а утре пришед другое все переговаривает, в одном слове не стоит; помнилось ему, что дешево нанялся что ли, Бог знает. Мы же, видевши его непостоянство, да и вовсе отказали. Печально было сильно стало в том: хоть без толмача ехать. Господи помилуй! сколько переехавши да столько нужды приняв — да назад ехать! Стыдно су будет. Что делать? живем много, товарищей нет, а проводить никто не наймается. Сыскался миленький убогий человек; нанялся у нас до Галац; дали ему три двадцать три алтына две деньги.

Марта в 7 день взяхом у господаря воложского лист и поидохом из Ясей к Галацу; первый день идохом лесом; а в те поры припал снежок молодой; покуда до лесу доехали, а он и стаял; так горы-то все ослизли; а горы высокие, не удобь проходимые; едва двойкою выбились; сажень пятьдесят вывезши — да под другой поезжай; бедство великое было; проводник ропщется, не хочет итти с нами; так мы его стережем, чтобы не ушел или лошади бы не увел. Ох нужда была! плакать бы — да слез-то нет! а люди к путному шествию не искусны и нужд никаких не видали, в путех не хаживали, искусу никаково не знают; а я на них ропщу — так им несносно. Ну да слава Богу, хош друг на друга ропщем, а таки бредем по маленьку. 13 дней в Ясех лошади отдыхали, а [56] тут один день насилу снесли, чуть не стали. Этакая была нужда! А всего лесу верст с десять; во всю дорогу такой нужды конем не было. День весь бились! этою дорогою мало коньми ездят, все волами; волов шесть, четыре запряжет — так они прут; а у них арбы широкие. Земля иловатая, так дорога калястая; а наши телеги узки, так все телега боком идет, так лошадь-то потянет сажень десять, да станет; а колеса-то по ступицу воротит, так лошадь-то бросается туда и сюда; все в поводу вели лошадь-то; бедно было сильно; пощади Господи! у нас-то на Руси таких путей нет. Едва к ночи добились до местечка, и то все разорено; хаты с три стоят для почтарей, да церковь каменная зело хороша; и мы тут ночевали. И с полуночи прибежал валак (а по русски гонец) с тайными делы от турка к господарю; пришли к нам турки со свечами; ночь была зело темна; и стал наших лошадей брать под себя; мы же не давахом ему, а он просит ключа конских желез (лошади были скованы); так ключа у меня просит, а я не даю; турчин, выневши нож, да замахнулся на Луку, а он миленький и побежал; и толмач скрылся. Взявши коней, да и погнали скованных до того места, где стоят; а за ними я один пришел, да плачу и Богом их молю, чтоб отдали. Едва собаки отдали, а на ока вина таки взяли; самому турчину будто стыдно, так он велел емшику взять. Слава Богу свету, что отдали, а то беда была не малая, место пустое, нанять не добудешь. И в третий день приидохом в Борлат, местечко воложское самое убогое; тут мы [57] почевахом и искупихомся запасом себе и конем; и утре рано поидохом вон на нощном часу, за час до света или больше; и дорога зело гориста. А толмач наш мало пути знает, и так вел нас не тем путем; иная дорога глаже, а он вел все горами да дубровами, и сам милый не знает; много на него и роптал, анде хотел и побить, да Бог помиловал от такова греха; простой бедный мужик, как наимался, так сказывал: я дорогу до конца знаю; а как поехал — так ничего не знает, да бегает, да спрашивает; ошибался миленький много; после уже повинился: я-де этою дорогою однова от роду проехал, и то де лет с двадцать; как полно миленький нас дотащил, да, слава Богу, таки доволок нас до Галац; спаси его Бог! И тут мы, идучи от Борлата к Галацам, видели горы Венгерские, славные, зело высокие, подобны облакам; и мы тем горам зело подивихомся, что нам необычно таких гор видать; а на них снег лежит. А откудова мы те горы видехом, и вопросихом языка: далече мол те горы видехом? и он сказал: добрым-де конем бежать три дня до них; а нам зело дивно; якобы видится от Москвы до Воробьевых гор кажется; и древа-то на них можно счесть: зело удивительные горы. Аминь.

Марта во 12, уже час ночи, приидохом в Галацы и выпросихомся у волошанина ночевати. И он пустил нас; и утре рано на первом часу дни пошел до попа русского, а то никто языка не знает. Так поп пожаловал, велел к себе переехать. Так мы совсем переехали, да и стали у попа; а рухлядь склали в избу; нужно у [58] миленьких и хороминки особой. Потом нам стали сказывать, что есть де корабль в Царь-град; и мы зело обрадовалися, и стали коней продавать; а сказали, что сегодня корабли пойдут, так мы за бесценок лошадей отдали и телеги; не до того стало; только бы с рук спихать; так уже земля ноет, путь падалысь (?); помянуть-то его не хочется. И когда опростались от лошадей, тогда пошли корабль нанимать; и нашли корабль греческий христианский; уговорились с человека по левку до Царя-града; и раиз приказал нам досвета на корабль совсем приехать.

Град Галацы небольшая городина, да славен корабленною пристанью; а то разорен весь от Турка и от Татар; монастырей много; и хороши, а только по старцу живут, подданные Цареградских монастырей, пусты. И в церквах пусто; а церкви узоричные, каменные; и кресты на церквях и колокола малые, по два колокола. Град Галацы стоит на Дунае реке, на брегу на левом боку; в Галацах вино дешево и хлеб; а корм лошадиный дорог: сена одной лошади на сутки на два алтына мало. Дунай река широка и быстра: глубока, у берега купаться не льзя; круто, берега с берегами в ровень идет. В Галацах рыба дешева; свежей великой дать алтын, и осетры не дороги; Дунай река рыбна, что Волга; много рыбы!

Марта в 14 день рано за два часа до света, всклавши рухлядь во все телеги, и съехали на брег к кораблю; а корабельники уже готовятся; матросы парус готовят к подъему; и тут нам турки, караул, не дал рухляди класть на корабль; повели нас к мытнику [59] греческому; и я пришел; а индучник еще спит, так я дожидался, как он встал. И стал меня спрашивать, что за человек, откудова? и я ему сказал, что мы с Москвы, да и подал ему господарский лист воложский; и он прочетши лист сказал: «идика же с Богом! я с твоего товару пошлины не возьму; а турчин де возьмет ли, нет, того де я не знаю: инде я к нему отпишу, чтоб де он с тебя не брал». Так я ему поклонился, и он написал к нему письмо; и когда пришли мы к Турку, к юмрукчею, и он прочетши письмо греческое да и плюнул; а товар весь от корабля велел пред себя принести и пересмотревши товар велел к себе в хоромину таскать, а сам мне чрез толмача сказал: дай мне юмруку 20 талерей; и я выневши лист московский да подал ему; так турчин стал лист чести; и прочетши лист, сказал: Гайда! пошел де, возьми свой товар; нет де до тебя дела. И взявши товар, да пошли к кораблю и стали кластися на корабль; и когда убрались мы совсем, и харчь тут всякий купили и сухари. Да тут же к нам пристал черный поп из Ляцкой земли сам друг; стал бить челом, что пожалуй возьми с собою в Иерусалим; и мы его приняли; а он в те поры пошел с корабля за сухарями; и раиз корабленник, не дождав его, поднявши парус, да и отпустился. А тот поп Афонасий увидел с горы, что корабль пошел, бросился в лодку к рыбаку; дал пять алтын; чтоб на корабль поставил; а лодка дырява, налилась воды; чуть не потонула; едва на корабль попали.

И марта в 15 день рано на втором [60] часу дня корабленник раиз велел поднимать на корабле паруса; и корабль от берега отпихнули и пошли Дунаем; и бысть ветр попосен зело. И того же дни яко о полудни пристахом к городу, а имя ему Рень Воложский живет, и турок много. Тут раиз карабль пщеницею догружал. Град Рень полутче Галац; вино в нем дешево: по одной деньге ока: и хлеб дешев; только таких монастырей нет, что в Галацах; стоит на Дунае на левой стороне; и тут мы ночевав, рано встав да и пошли по Дунаю.

И Марта в 16 день рано поутру поднявши парус пошли вниз по Дунаю; Дунай река многоводна и рыбна, а к морю расшиблась на многие гирла, пошла под турецкие городки; вверху она широка, а вниз уже, для того, что разбилась на многие гирла; да глубока, корабль подле берега бежит, подле берега трется. Песков на ней нет; все около ее тростник; была зело с берегами вровень. И того дня минухом город турецкий на правой руке Дуная, городок Сакча; а в нем мечети каменные, побольше Рени; городок каменный; а к нему не приставали.

А град Сакча турецкий на Дунае. И того же дня минухом другой городок турецкий, Тулча; к тому городку все корабли пристают; как из Царя-града идут, так осматривают, не перевозят ли греки невольников. В том городку берут гарач с человека по пяти талеров; а когда невольники идут на Русь с вольными листами, так с них берут турки в том городку по червонному с человека кроме гарачу. Град Тулча поменьше Сакчи у Дуная, близь воды стоит; и наш раиз не [61] приставал к нему. Были люди лишние, а ветр был добрый; на себя надел чалму, так будто турецкий корабль, да так и прошол; а нам велел прикрыться; и мы ему сказали: за что нам крыться? у нас Государев лист есть; мы гарачу не дадим; и тако минухом его.

Град Турецкий Тулча. Прошед городок, пристахом ко брегу и ночовахом: и в той ночи погода бысть великая и туск; стояхом весь день и ночь; не пустил нас ветр. И утре рано поидохом вниз по Дунаю; и на левом боку Дуная в других гирлах много городков турецких: Килия-град с товарищи. Тут и белогородская орда подлегла: близь Дуная Татары белогородские. И во второй день приидохом на усть Дуная к Черному морю; и тут стояхом полтора дни. Дунай река зело луковата; не прямо течет, пуще малой реки. И тут мы стояхом у моря, и иные корабли турецкие идут вверх по Дунаю; мы же ходихом близь моря и удивляхомся морскому шуму, как море пенится и волнами разбивается; а нам диво! еще моря не видали. Тут кладбище на берегу турецкое; который турчин умрет на море, так пришед к Дунаю да тут и и схоронят. И раиз наш, взявши матросы да зинбир, насыпал, песку да взял бревно еловое, да седши в сандал ²² и поехал к устью Дуная на приморье искать ходу, как бы кораблю попасть в ворота. И вымерив ворота и пустил мех с песком на воротех и к нему привязал бревно; так бревно и стало плавать на воротех, так знак и стал ходу корабленному. Тут же мы видехом на Дунае при море [62] всяких птиц зело много; плавает всякой породы бесчисленное множество; а на море, не плавают, и не увидишь ни какой птицы; и морская вода непотребна, для того что она солона и горька.

И Марта в 20 день утре рано, бысть ветр зело понесен, и пустихомся на море Черное. И егда выплыхом из усть Дуная в море, тогда морский воздух зело мне тяжел стал; и в том часе занемощевал, и стал корм из себя вон кидать, сиречь блевать; велия нужда кто на море не бывал! полторы дни да ночь все блевал; уже нечему из чрева: только слюня зеленая тянется, не даст ничего ни есть, не испить; все назад кидает; за десять лет пищу и ту вытянет! А корабленники нам смеются да передражнивают, а сами говорят: токало, сиречь то-де вам добро. А Лука у нас ничем не крехнул; чтоже сделаешь? Богу не укажешь; а кажется по виду, и всех хуже был, да ему Бог дал: ничто не пострадал; да он и послужил нам: бывало испить принесет, или какой кусок съесть. А на море бысть ветр велик; сверху с корабля всех нас сбило; чрез корабль воду бросало морскую. Ох ужас! Владыко человеколюбец! не знать нашего корабля; в волнах, кажется, выше нас вода-то вверх сажен пять. И видя такую неминучую (беду) раиз, что на корабле морская вода всего меня подмочила, так он миленький взял к себе, в коморку свою, где сам спит, и положил меня на своей постели и кодом (?) прикрыл, да и кадь поставил мне, во что блевать. Спаси его Бог! добрый человек был миленький и умный. Когда станешь вставать, так закрутится голова да и упадешь; кабы да еще столько [63] же плыть, то бы совершенно умереть бы было; уже нельзя той горести пуще. Да по нашим счаском дал Бог вскоре перебежали; такову дал Бог погоду, что от Дуная от устья в полтора дни перебежал корабль; и раиз нам сказал: я де уже тридцать лет хожу, а такова благополучие не бывало, чтобы в те часы так перебежать; бывало де и скоро, что пять дней, четыре, а иногда же и месяц, как Бог даст! но вашему счастию, так Бог дал скорый путь. Мы же грешнии хвалу Богу воздахом: слава тебе Господи Святый! И егда вошли между гор в море к Царю-граду, тогда раиз ко мне пришед, волочит вон, поди вон, поди вон! Стамбул близко! сиречь Царь-град. Так я кое-как выполз на верх корабля. А когда мы вошли в проливу меж гор — тут на воротех морских, на горах высоко стоят столпы; ночью фонари с свечами горят: знак, как кораблям ночью попасть в гирла; а если бы не те фонари, то ночью не попадешь в устье. И мало пошед стоят два городка по обе стороны турецкие, и пушек зело много; эти городки для воинского опасу сделаны;зело крепко. Мудро то место пройти, а тут уже до Царя-града по обе стороны селы турецкие и греческие; а от гирла до Царя-града узким морем осьмнадцать верст.

Марта в 22 на 5 неделю великого поста в четверток великого канона Андреева, яко бы о полудни, придохом в Царь-град. И стахом на галацкой стране; тогда турчане из юмруку к нам приехали на корабль и стали товары пересматривать, тогда и наш товар взяли в юмрук, сиречь в таможню; мы же опасаемся, то дело незнаемо, и раиз [64] наш сказал, не бойся де ничего, твоего не пропадет, все де цело будет, мы же стояхом на карабли и дивихомся такому преславному граду, како Бог такую красоту да предал в руки басурманом; а сами удивляемся, что это будет, куда заехали, сидим что пленники, а турки пришед да в глаза глядят, а сами говорят бак папас москов, зачем де ты сюда приехал, а мы или глядим в глаза самим, а языка не знаем, потом к нашему кораблю стали подъежжать русские неволники, кои извозничают на мори койками и стали с нами помаленьку переговаривать так нам стала отраднее; потом у той пристани ночевали и утре рано раиз велел корабль на другую сторону перевести на цареградскую: и когда мы пристахом ко брегу цареградскому к стороне, тогда мы, помолившися Богу и пресветей Богородице и великому Предтечи Иоанну, и стахом с Царем-градом осматриваться. Потом приехаша к нам на корабль Турки горачники и стали у нас горачю просить, и я им показал лист Царский, и они спросили: кач адам, сколько де вас человек и я сказал бет Адам, сиречь пять человек и они сказали добро де, да и поехали долой с коробля, и бысть нам печально велми и скорбно, пришли в чужое царство, языка не знаем, а товар взали турки, как ево выручить Бог знает и с кем и тако бывши в размышлении.

Продолжение будет.

Комментарии

1. Это путешествие получено нами от С. А. Соболевского, которому было доставлено в 1853 году из Орла. Рукопись в лист, старинным и весьма четким полууставом; там, где у нас красные строки, в подлиннике по нескольку слов киноварью.

2. Варница — может быть пивоваренный завод. Добрый Покровский монастырь, в 10 верстах от Лихвина, существует и доселе.

3. Селину или седлину, вероятно под седло.

4. Соборный храм Николы Гостунского до сих пор находится между Белевым и Лихвиным.

5. Икрами или крями называются большие льдины на реке, во время ростепели.

6. Зажоры — снежные на дороге провалы от ростепели. Про тающий снег говорится, что он горит.

7. Происхождение слова искусство.

8. Дулёбый во Владимирской и Рязанской губ. значит косой, разноглазый. Не указание ли это на древнее племя Дулебов?

9. Шерёш в Тамбовск. губ. — кoлоть или замерзшая грязь, по которой трудно ехать.

10. Целовальник — первоначально всякий целовавший крест в верности, присяжный человек.

11. Яковитка — aquavita; так называют в Малороссии хлебную водку, следуя названию, данному ей ее изобретателями-генуезцами.

12. Под Брянском есть Свенская или Свинская обитель, на реке Свени.

13. Бровары, известное место под Киевом.

14. Так в подлиннике, вероятно описка, вместо соболиною.

15. Род Фамендиных существует доселе.

16. Спеть, доспевать в залоге действительном значит приготовлять. Стрельцы, как Московские люди и новички в Малороссии, очевидно внушают сочувствие нашему путешественнику.

17. Лукьянов не совсем благоприятно смотрит на Малороссийское духовенство; так ему не нравится и то, что у Киевского Митрополита органистое пение.

18. Фастово — Хвостово.

19. Сборщик пошлин. Индукт по Польски значит взимание пошлин с привозимых из-за границы товаров. Замечательно что Лукьянов, едучи по Малороссии, употребляет в своем описании и слова тамошние.

20. Тоже что лог.

21. Заарендован.

22. Вернее зинбил — плетеный мешок: сандал — доска, досчаник: слова Турецкие.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие в Святую землю священника Лукьянова // Русский архив, № 1. 1863