ЕЖЕМЕСЯЧНЫЕ СОЧИНЕНИЯ

К ПОЛЬЗЕ И УВЕСЕЛЕНИЮ СЛУЖАЩИЕ

Апрель, 1755 года.

В САНКТПЕТЕРБУРГЕ

при Императорской Академии Наук


ИЗВЕСТИЕ О ЖИТИИ ТУРЕЦКОГО СУЛТАНА МАХОМЕТА ПЯТОГО

Махомет пятый родился и 1698 года. Отец его был Мустафа второй, которой братом своим Ахметом третьим согнан с престола. Он почти до 32 года содержался под караулом, однако сие было ему сносно, для того что его дядя приказал с ним поступать со всякою честию, и обучать его наукам, какие природе его пристойны. В 1730 году сделался главной бунт против прежнего Салтана Ахмета третьего. Нещастливая война с Персиею, жестокость Салтанова, которой до 40000 человек казнить велел, и ненасытное сребролюбие его Министров привели подданных в отчаяние, так что отважились они на самую крайность. Ахмету третьему воздано было зло, какое учинил он над своим братом. Принудили его оставить престол, на которой возведен был Махомет пятый. Как сего вели из под караулу, а его дядю с престола в заключение, то оба сии Государи встретились на дороге. Ахмет третий смирился пред своим племянником, яко пред своим Государем. Напротив того новой Салтан [340] говорил с ним любезно, и делал все, что могло служить к забвению нынешнего его нещастия, а прежнего высочества. Он снабдил его всем потребным, чтоб жить пристойно своему состоянию. Он послал ему любезнейших его жен, и о многих делах с ним советывал. Статься может, что Махомет пятый по штатскому искусству сделался столь кроток; однако и сие правда, что немногие из Христиан столь благородно мыслят о тех, от которых они сами, или их сродники, прежде обижены были.

Али Падрон был заводчик бунту против Салтана Ахмета. Он поступил столь дерзостно, что старался защищать неправедное свое дело поспешествованием божеской чести. Бог и пророк Махомет, сказывал сей обманщик, открыли мне во сне, что неприятелям правоверных напрасно мы уступили провинции и крепости, которые взяты кровию столь многих честных Мусулманов. Еще ж сказываю: Турецкое государство и вера вовсе рушатся, ежели Салтан Ахмет долее останется на престоле, а правление дел в руках старых Министров. Злость не может хитрее скрыться, как ежели подлой народ, которой не рачит о здравых понятиях о боге, угрожает гневом высочайшего существа. Чтож по тому было легче, как что к сему гордому и коварному человеку пристало великое множество? Али Падрон кроме других [341] худых свойств показывал и притворную кротость.

Махомет пятый по восшествии своем на престол призвал его к себе с другими бунтовщиками, и обещал пожаловать их Пашами. Но сие достоинство казалось им яко подозрительно, опасаясь тем большого падения, чем выше возведены будут. Али Падрон твердил, что он доволен исполнением божия повеления, и что законы паки восставлены. Однако ж в сердце своем досадовал, что он яко объявитель божия повеления не довольно награжден. С такими беспокойными мыслями собирал сей человеке с 200 своих единомышленников в разных местах, и дошел наконец до самой серали. Салтан опасаючи того, что и действительно у них на уме было, приказал Али Падрона и его сообщников просить, с обещанием всякого у довольствования, чтоб они по десяти человек приходили в замок. Сие предложение мятежники приняли. Али Падрон пришед пред нового Салтана представлял ему, коим образом в Алкоране повелено награждать благодетелей, чего ради желает и он с своими товарищами знать, чем Салтан пожалует их за то благодеяние, что они его престолом доставили? Махомет пятый ответствовал. Закон, в котором благодарить положено, повелевает также бунтовщиков наказывать. Сказав сие, тот час [342] бунтовщики по его повелению порублены были. Достохвальное намерение великодушного Государя! Достойное мздовоздаяние тем, которые под видом поспешествования божией чести на своего Государя восстают! От того Янычара, которые также мятеж завесть хотели, так испужались, что не смели, ничего предприять.

Едва Махомет укротил возмущение, то видел довольно., что армию должно в войне содержать, и тем предупреждать новые неспокойства. Ему вручено правительство с тем, чтоб начале он войну с какою ни будь Христианскою державою. Но 250000 человек Российского войска и 150000 человек Немцов в войне уже искусных не допустили Турок до обнажения сабель, чего ради за благо рассуждено, уговорить народ к продолжению войны против Персии.

Шах Тахмас Кулыхан, говорили, требует назад себе всех Турками взятых провинций. Ежели сего учинено не будет, то Персы о мире не хотят вовсе слышать. Но не было ли бы сие Турецкому государству бесчестно, когда бы оно вдруг без бою отдало назад то, что чрез долгое время и кровию столь многих Мусульманов снискано? Скоро, после того известились, что Турки недалеко От Эривана одержали некоторую победу, которую первые известия очень, увеличились. По разнесении оной с [343] вожделенными прибавками в народе в Константинополе, чинили в сем городе три дни забавы и увеселение. Хотя победа сия была маловажна, однако ж исправленные ведомости сделались вероятными, от того что Хан Персидским войском командовавшей взят был в полон, и приведен в Константинополь. Салтан часто призывал к себе сего Генерала, и оказывал ему великую милость. Некогда спросил он его, не возможно ли склонить Шаха к твердому миру с Турецким государством, и привесть до того, чтоб Персы довольны были тем, что отняли они поныне у Турок? Я почитаю сие, отвечал Хан гордым образом, за столь невозможное, а паче заподлинно думаю, что мой Государь в короткое время с ужасною силою будет под Константинополь. За сей спесивой ответ Салтан столь жестоко огорчился, что Хану тотчас у своего окна приказал отсечь голову.

Турецкое войско стояло еще все около Эривана в лагере шанцами укрепленном. Шах Тахмас взял и Таврис, и изрядную свою армию, которая прежде была еще рассеяна, собрал вместе; после думал он, как бы атаковать ему Турок наиспособнейшим образом. Понеже щадил он свое войско, то было ему опасно напасть на них в их шанцах. И так выдумал некую хитрость. На степи между Эриваном и Тавризом велел он вырыть великие подкопы, и [344] наполнить их порохом и гранатами. По сим подкопам повел он свое войско, которому приказал по данному знаку отступить назад с поспешением, и так персы напали на Турок, но по некоем сопротивлении неприятелей назад отступили. Жаркие Турки думая, что Персы от них побежали, погнались за ними с великою радостию; но скоро дошли до того места, где смерть себе найти имели. Подкопы Персидские столь удачно действовали, что несколько тысяч храбрейших Турок на воздух подняло. Страх и непорядок оказались во всей Турецкой армии, и Персам легко было одержать совершенную победу.

Как Махомет пятый видел от того противное себе щастие, так скоро после того чувствовал и приятство оного. Персы по оплошности дали Туркам очень много времени, чтоб в лагере их оправиться, и вновь ободриться. Как после Шах Тахмас их атаковал, то оборонялись они с такою храбростию, которая не обыкла быть одоляема. По прошествии двух часов все армии бросили огнестрельное оружие, и принялись за сабли. Везде много людей рублено. Наконец Персы в бег ударились, и оставили Туркам багаж свой в добычу. Шах Тахмас будучи оставлен от своих людей, принужден был бегом один спасаться. Некто знатной Турка узнал его на поле [345] баталии по его лошади, и поскакал за ним скоро, чтоб рассечь ему саблею голову. Но некакой Персидской Генерал тут подоспел, и спас Шаха отсечением головы тому Турке. Турки взяли тогда Персидской убор и 30 медных пушек.

Генерал Турецкой пользовался своею победою. Он пошел под Румию, которое место по 52 дневной осаде сдалось с гарнизоном. Оттуда следовал они под Таврис, где жители ворота ему отворили безе сопротивления. Для сих приключений Шах стал сам желать миру, которой он и легко получил, для того что и Турки его сильно желали. Паше Вавилонскому дан был указ и полная мочь, чтоб с Персами заключить мир на полезных кондициях. Они с полномочными Персидскими Министрами согласился, чтоб Георгии и старой провинции Вавилонской вечно остаться за Оттоманскою Портою, а прочие взятые земли особливо Таврис возвратить назад Шаху. А хотя Салтан и не был доволен, чтоб отдать назад сей город, так что хотел и штрафовать за то Пашу Вавилонского: однако ж как представил ему Верховной Везирь, что наилучшие люди в войске потеряны, и Паше Вавилонскому дана была совершенная полная власть, то приказал быть потому. [346]

Между тем, как сие делалося, превсходила некоторая перемена в Турецком министерстве. Чем выше достоинством кто при Оттоманской порте, тем опаснее. Ежели бы сребролюбие и честолюбие не ослепляли Турок; ежели бы они всех приключений не приписывали не обходимо нужному и неупросимому року: то чаятельно не сыскался бы никто столь безумен, и не старался бы о получении великих чинов. Салтан охотно сохранил бы многих, однако принужден был их низвергнуть, буде сам не хотел быть свержен.

По сей нещастливой войне Порта в 1732 году заключила с Персиею мир, но оного было не на долгое время. Тогда и перемирие с Римским Императорским двором на 20 лет обновлено. В 1733 году Турки имели преизрядной случай к нападению на Христиан в происшедшие о избрании Короля Польского неспокойства. Также примечено, что Салтан желал доставить Польскою короною пред другими Станислава. Однако Турки не охотно оставляют свое обещание, и наконец стали Персии бояться. Сей страх не был без основания.. Ибо Персидской Шах соединяя хитрость и храбрость вместе, учинил в 1735 годах. превеликие успехи.

Тогда Махомету пятому весьма было опасно на своем престоле; потому что неспокойные [347] Янычара хотели свержением его или смертию мстить року, которой на войне им неприятельствовал. Часто в Константинополе и в Адрианополе случались пожары которые имели подать повод к затеянию всеобщего бунта. Для охранения своей персоны принужден был Салтан умножить свой караул, и в великолюдном провожании уехать из Константинополя в Геллеспонт, яко в безопасное место. Наконец Верховной Визирь принужден был вместо Салтана служить жертвою мятежному народу.

Сей муж правил свой должность благоразумно, не касаясь чужого имения; но мать Салтана давно уже мыслила о том, как бы отлучить его от правительства. Она уговорила своего сына, что Верховной Везирь по своему небрежению виновен всему нещастию, и тем его низвергла. Однако начальник Евнухов был друг Верховному Везирю, которого ходатайством получил они губернию Кандийскую; а скоро после того Вавилонскую, для того что тамошней Паша Измаил пожалован был на его место Верховным Везирем.

В тоже время ввелось у Турок в обычай печатание книг, о чем прежде того для штатских причин и слышать не хотели. В ученых описаниях находится обстоятельное известие, какие то книги в [348] Константинополе печатанием на свет вышли.

Новой Верховной Везирь приметил, что первенствующий Евнух состоял у Салтана в превеликой милости. По ненависти вздумал он ему ископать яму, но сам попал в оную. Его винили, что будто сговорился он с Янычарами, чтоб они в то время, когда придут брать жалованье, не отступно требовали свержения начальника Евнухов, но оное намерение яко бы открылось прежде времени. И понеже Верховной Везирь не любил жидов, то в Константинополе трое богатейшие из сего народа роздали довольное число мешков с деньгами по Янычарам, и довели их до того, что просили они чтоб свержен был Верховной Везирь, почему то и воспоследовало. По прозьбе матери Салтанской сослали ево в его деревни на острове Шио.

Как стали еще Турки размышлять о поражениях от Персов им неоскудно учиненных, то припомнили они, что те же Персы при державе блаженные и вечнодостойные памяти Государя Императора ПЕТРА ВЕЛИКОГО в 1722 году от Россиан не мало утесняемы были. Тогда рассуждали они так: ежели Россияне одолеют Персов, которые нам великую беду нанесли, то что с нами делать станут? Такие рассуждения чинились у гордых Турков о счастии [349] Россиян с великим недовольствием. Тогда Крымские Татара, состоящие под Турецким покровительством, чинили в провинциях Российских частые набеги. Министерство Российское жаловалось на то при Порте, токмо жалобы слушаны не были; того ради в 1736 году война начата. Генерал Фельдмаршал Лессий взял Азов. Все происходило Россиянам счастливо. Турки рады были, что 18 Сентября 1739 года мире получили, не взирая что тем многие выгоды потерять принуждены были.

Римской Императоре Карл шестой для учиненного с Россиею в 1732 году дружественного трактата приглашен был в сию войну. Как Туркам несколько посчастливилось в Венгрии, то тогда уже Салтан на престоле утвердился. Народе скоро забыл, что владелец их подвержен перемене, и называл его тению Божиею. Воспоследовавшей мир также для Порты весьма полезен, для того что отданы были ей подорванной Белград, Сабац, провинция Сербская, Волошская земля, також остров и крепость Орсова.

Не скоро сыщется в Турецкой истории такой год, в котором столь важные мирные трактаты между Портою и Европейскими Державами заключены были, как в 1739 году. Сюда причислить можно: 1) мирные трактаты с Римским Императором и с [350] Россиею; 2) дружественные трактаты с Швециею и с Королем обеих Сицилий; 3) дружественной и купечественной трактат с Франциею.

1740 год был печальной: ибо Римской Император Карл шестой, а спустя неделю и Российская Императрица АННА скончались. Некоторым из Турецкого министерства пришло на ум, что надлежит пользоваться сим случаем, особливо для того, что положенное по мирным трактатам разграничение не приведено было еще к окончанию; к тому же известной Боневал предложил о том под полезнейшим видом; также и оставшиеся от бунта Князя Рогоция желали войны: однако ж верховной Везирь, Муфти и многие другие тому не согласовались. Та партия, которая миром уже паки скучила, и чужими деньгами поощряема была, пристав к подлому народу затеяла опасной бунт, но верховной Везирь оной укротил. И понеже Махометане еще нарочито любят справедливость и правду, то Махомет пятый объявил Королеву Марию Терезию единственною и совершенною Наследницею земель Своего Государя Родителя.

Скоро после того прибыл Персидской Посол в Константинополь. Комисия его состояла в том: 1) чтоб Порта дозволила Персианам в городе Мекке содержать наместника, в такой же силе, как Турки [351] там содержат; 2) чтоб все провинции в прошлую войну Турками взятые, отдать назад Персианам; 3) чтоб Порта заплатила Надыру Шаху все те убытки, которые понес он в последнюю войну против Турок. Не трудно было догадаться, что Махомет пятый не примет сих кондиций, и что Надыр Шаху надобно будет стараться, чтоб оружием произвесть их в действо.

Некоторые державы желали, чтоб Турки обеспокоивали утесненной, а однако непобедимой, Австрийской дом, на что нашелся тогда преизрядной случай. В Венгрии, для многих воинских нарядов, не осталось почти ничего войска, и Порта с Персиею мир заключила. Но Божий промысл склонил сердце и не Христианского Государя, так что он лучше желал исполнить свое обещание, нежели корыстоваться нещастием соседственной Королевы, и что он не почел пользу свою первым основательным законом. Салтан мыслил справедливо и великодушно. Без всякого наперед обязательства оставил он Королеву при владении наследных ее земель, и ничто не могло отвратить его от сего.

По происшедшему в 1748 году в Константинополе бунту легко понять можно было, что многие из подданных Султанских сию его склонность к миру весьма не [352] хвалили. И ежели то правда, что между бунтовщиками узнали некоторых иностранных подосланных, хотя они были и в Турецком платье: то заключать из того должно, что также не всем Европейским дворам угодна была миролюбивая склонность Салтана. Бунтовщики требовали перемены Салтана и свержения Верховного Везиря. Как они в первой раз встревожились, то скоро их разогнали, а как после того начали вновь чинить мятеж, то Салтан принужден был, по их требованию Янычарского Агу возвесть на место Верховного Везиря. Вскоре после того Салтан приказал со всяким прилежанием искать тех, кои в том возмущении участие имели. Найдено больше 3000 человек виноватых, из которых иные казнены, а иные в ссылку сосланы. Муфтий, главнейший у Турок законоучитель, опасался, чтоб сей сыск более не продолжился, имел смелость увещавать Салтана, что такая строгая поступка противна закону, и что оная может служить к погублению знатнейших фамилий Турецкого государства. По сему представлению Салтан повелел указом оставить следствие о бунте. После того то ходатайство Муфтиево показалось Салтану подозрительно. Он заключал из того, что Муфтий сам недобросовестен, по тому что столь неотступно требовал, чтоб перестать бунтовщиков, наказывать. По тому и сделалось, что Муфти принужден [353] был уступить другому свое достоинство, от двора удалиться, и ехать в некоторую из его деревень.

Как Европа около 1750 года опасалась войны между Швециею и Россиею, то пристрастные писатели объявляли, что Салтан примет Шведскую сторону, как скоро Россия начнет воинские действия. Но Махомет пятый желал наипаче миру. А хотя бы возгорелась и война между Северными державами: то однако Порта не могла бы в чужие дела мешаться. Ибо в Египте надлежало содержать знатную силу, дабы противиться гордым тамошнего Паши намерениям. Также и на границах Персидских долженствовали Турки наблюдать прилежно старых своих неприятелей. С того времени по кончину Салтанову случались многие и важные перемены между придворными чиновными. Но понеже сие не редко бывает, то думаем, что об оных умолчать можем.

Текст воспроизведен по изданию: Известие о житии турецкого султана Махомета Пятого // Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие, апрель 1755 года. СПб. Императорская академия наук. 1755

© текст - ??. 1755
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© ИАН. 1755