-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 августа 1897.

Мирные переговоры в Константинополе. — Восточная политика держав и турецкие дела.

Больше двух месяцев тянулись мирные переговоры между уполномоченными султана и представителями великих держав в Константинополе; даже опытные европейские дипломаты, издавна привыкшие иметь дело с Высокой Портой, удивлялись ее неистощимой изобретательности по части предлогов к проволочкам и обнаруживали признаки явного нетерпения, — но в сущности на этот раз турецкое правительство стояло на почве общепринятых начал международного права, против которых в принципе ничего не могли сказать соединенные кабинеты Европы. Турки победили Грецию в правильной войне, вызванной не ими, и завладели Фессалиею по праву победы; они имели за себя совершившиеся факты и могли с полным основанием опираться на них, по примеру передовых культурных наций. Допустив войну, Европа этим самым лишила себя нравственного права протестовать против ее неизбежных последствий; она предоставила противникам разрешить спор оружием и должна была заранее примириться с правом победителей предписать побежденным условия мира. Было бы несравненно разумнее и целесообразнее предотвратить кровопролитие категорическим veto, чем бороться против естественных результатов принятого решения. Но последовательность не принадлежит к числу обычных свойств политики, и великие державы должны были по неволе взять на себя трудную задачу — загладить сделанную ошибку устранением или смягчением ее горьких плодов. Турецкое правительство сознавало преимущество своего положения и пользовалось им по мере возможности; и если оно в конце концов уступило давлению европейской дипломатии, то по крайней мере дало почувствовать ей всю важность и заслугу своей уступчивости. Все разнообразные рессурсы турецкого дипломатического искусства употреблены были на то, чтобы извлечь надлежащие выгоды из принципа beati possidentes и возвысить значение жертвы, приносимой султаном на алтарь общего мира. Порта ссылалась, между прочим, на возбужденное [803] общественное мнение Турции, на раздражение патриотов и, наконец, на протесты влиятельной военной партии; но к несчастию для султана, он не мог настаивать на этих аргументах, ибо было бы странно с его стороны говорить о несогласии кого бы то ни было с его личною волею в пределах его империи. Всемогущество падишаха было его слабостью; на нем одном лежала ответственность пред Европою за политику Турции и за сохранение добрых отношений с великими державами; на нем одном сосредоточивалась тяжесть дипломатического воздействия, и его сопротивление не могло продолжаться долго, если он не желал впутаться в новые конфликты и кризисы, крайне опасные для его государства. События легко приняли бы другой оборот, еслибы действительно в Турции существовало общественное мнение и еслибы оно могло высказаться с известною независимостью: справиться с патриотическими чувствами целой нации было бы неизмеримо труднее, чем сломить упорство султана Абдул-Гамида, окруженного лишь послушными царедворцами. Что сделали бы державы, очутившись лицом к лицу с решительным отказом турок возвратить завоеванную ими греческую провинцию? Затевать из-за этого войну, поднимать восточный вопрос в его целом и ставить на карту важнейшие интересы общего мира было бы слишком рискованно, и. на этой почве едва ли удержалось бы нынешнее формальное единодушие кабинетов. Имея дело только с Портою, Европа достигла цели при помощи простых угроз, осуществление которых было весьма проблематично.

В начале июня представители держав в Константинополе предупредили турецкого министра иностранных дел, Тевфика-пашу, что они вынуждены будут потребовать от своих правительств принятия «энергических мер» в случае дальнейших проволочек в обсуждении предложенной кабинетами пограничной линии в Фессалии. Вслед затем, 8-го числа (нов. ст.), они обратились к Тевфику-паше с письменною коллективною нотою довольно резкого содержания; они заявляли в ней, что «в виду уклончивости (собственно «виляний», tergiversations) Высокой Порты в деле исправления фессалийской границы они уполномочены своими правительствами сделать следующую единодушную и категорическую декларацию: великие державы одобрили проект стратегического изменения пограничной линии в том виде, как он был выработан военными агентами и предложен Высокой Порте; согласно с этим они постановили совместно уверить оттоманское правительство, что они твердо решились положить конец задержкам, которые мешают заключению мира, составляющему по преимуществу европейскую необходимость». Получив эту ноту, Абдул-Гамид телеграфировал главным европейским государям и [804] президенту Фору, что присоединение более значительной пограничной полосы в Фессалии вызывается насущными интересами Турции. Все правители ответили отрицательно, убеждая султана принять условия, предложенные послами в Константинополе. Император Франц-Иосиф прибавил, что эти условия представляют максимум уступок, признаваемых справедливыми Европою. Вильгельм II с своей стороны подтвердил, что разделяет взгляды других держав. Россия высказалась в том же духе, выставляя на вид те опасности, которым подвергнет себя Турция дальнейшим противодействием единодушным желаниям держав. Султан вторично обращался с телеграммою в Петербург; вместе с тем Порта сообщила о своем намерении послать новые военные отряды на остров Крит, — с явною целью отвлечь внимание кабинетов от фессалийского вопроса и напомнить им о возможности подорвать их проекты умиротворения Крита. На 17 июня назначено было окончательное обсуждение вопроса о границе; но Тевфик-паша, сверх обыкновения, заставил послов прождать напрасно около двух часов, под тем предлогом, что его задержали во дворце. Явившись на совещание, он сообщил о назначении султаном двух военных уполномоченных для участия в мирных переговорах — маршала Зенки-паши и Саадедин-паши. Послам предстояло бы таким образом начать переговоры с новыми лицами; они решительно отвергли это предложение и заявили, что не примут других делегатов, кроме Тевфика-паши. Тогда турецкий министр представил проект мирного договора, которым не только отрезывалась от греческой территории область с городами Турнаво и Рапсани и с долиной Темпе, но и денежная контрибуция увеличивалась до 4 1/2 миллионов фунтов, т.-е. на полмиллиона больше назначенной державами суммы. В то же время министр вновь потребовал отмены капитуляций для греческих подданных и признания последних подсудными общим судам в пределах оттоманской империи. Послы прервали переговоры и дали знать своим правительствам, что бесполезно ожидать какого-либо положительного результата, пока не установлены меры принуждения относительно Турции; в этом смысле они просили полномочий для обсуждения необходимых способов действия. Но вопрос был уже решен султаном: турецкая дипломатия истощила все свои обычные средства и должна была наконец остановиться на чем-нибудь определенном — или окончательно отвергнуть требования держан, или принять их по необходимости. Султан повелел своему совету министров приготовить доклад, рекомендующий согласиться на установление границы согласно желаниям европейских кабинетов; а несколько дней спустя, он одобрил внушенный им же доклад, как [805] бы подчинившись настойчивыми патриотическим советам своих министров, и в этом смысле был обнародован 22 (10) числа султанский «ираде» о принятии предложенной границы, с оговорками насчет нескольких куцо-влахских деревень. Опираясь на «масбату» (доклад) своих советников, Абдул-Гамид имел, конечно, в виду предупредить ложные толкования о том, что он, падишах, подчинился требованиям иностранных держав: он только согласился с доводами своих министров, которые по высшим государственным соображениям пришли к заключению о пользе великодушного примирительного шага относительно Греции и Европы. Правда, все хорошо знают, что «масбата» изготовлена по приказанию самого султана; но формы соблюдены, и никто не посмеет в Турции усомниться в безусловной истинности того, что изложено в оффициальных актах.

Этой маленькой комедиею закончилась утомительная дипломатическая кампания, вызванная греко-турецкою войною. Но закончилась ли она вполне и на деле? Не послужит ли она предисловием к фактическим осложнениям и замешательствам, к которым нас так приучил злополучный восточный вопрос? Фессалия еще не очищена от турецких войск; оккупация может по разным причинам продлиться неопределенное время, и всегда могут найтись поводы затруднить ее прекращение, в надежде на какую-либо перемену обстоятельств. Уплата военной контрибуции со стороны Греции предполагает или установление европейского контроля над греческими финансами, или допущение известных гарантий в пользу Турции, а к числу этих возможных гарантий принадлежит удержание части Фессалии турками, в виде вещественного залога. Все это дает обильный материал для серьезных политических забот и далеко не обещает действительного обеспечения мира на востоке. Тем временем критский вопрос остается по прежнему открытым, несмотря на формальное разрешение его великими державами; на острове повторяются кровавые схватки между туземными греками и мусульманами, и европейские эскадры ничего не могут сделать против этих бесконечных неурядиц. Дипломатам приходится смотреть на местные турецкие войска, как на элемент порядка; но этот турецкий порядок невыносим для кандиотов, и восстание готово вспыхнуть с новой силою. Потерявши веру в обещанную автономию, кандиоты собираются опять возобновить военные действия; серьезным симптомом в этом отношении служит революционное народное собрание в Армени. Еще более безотрадно положение дел в армянских местностях Турции; не вырезанные до сих пор армяне лишены возможности защищаться с оружием в руках, подобно кандиотам; [806] они не могут никуда укрыться от турецких властей и башибузуков, и к ним не имеют доступа европейские броненосцы. Выработанные дипломатиею проекты реформ как будто забыты, и о применении их перестали уже думать. Победа над Грецией подняла дух мусульманства и возвысила авторитет Порты; она несомненно ухудшила общее положение восточного вопроса, с точки зрения культурной Европы. Это ухудшение будет еще долго чувствоваться великими державами, и оно не может не отразиться крайне печально на судьбе христианских подданных Турции.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 8. 1897