ЗАПИСКИ БАРОНЕССЫ ПРАСКОВЬИ ГРИГОРЬЕВНЫ РОЗЕН

РОЗЕН П. Г.

ЗАПИСКИ

ЗАПИСКИ БАРОНЕССЫ ПРАСКОВЬИ ГРИГОРЬЕВНЫ РОЗЕН, В МОНАШЕСТВЕ МИТРОФАНИИ

(См. «Русскую Старину», июнь 1902 г.)

В Иерусалиме.

20.

1-го июля.

Сегодня почта, а потому я сегодня отдыхаю, пишу к своим. До сих пор не получала ни от кого писем, между тем подчас грущу. Завтра еду в Горнее с Е. А. Мазараки, буду там ночевать. Приехавши (обратно), поделюсь моими впечатлениями и передам тебе то, что увижу и что мне Господь на сердце положит.

О Иерусалиме скажу, что здесь постоянно жить нам, русским монахам, нет возможности; тут живут действительно те, которым жить на яру пригоже. С архимандритом Рафаилом мы говорили откровенно; он считает, что здесь он распят на кресте сплетнею и клеветою. Греки делают козни русским, архимандрита Антонина они любили, потому что и он стал жить не по-русски, а по-гречески, а архимандрита Рафаила не любят, потому что во истину монах, у него нет прислужниц, кому бы он все доверял.

21.

2-го июля 1896 г.

Сегодня церковь православная приветствует Святую Деву Богородицу. Радостный тропарь написан в честь той радости, которую Матерь Божия оказала роду человеческому, избрав на то святую церковь Влахернскую. Сжимается мое сердце, видевши воочию запустение [210] этой великой церкви. Все было грехами рода человеческого превращено огнем в груды мусора и кирпича в 1434 году, т. е. незадолго до взятия Константинополя турками и это пепелище состояло с того времени частным имуществом турок. Только в шестидесятых годах место знаменитого храма, вместе с священным источником, было куплено у турок одним православным обществом константинопольских ремесленников, и сооружена над источником небольшая часовня, в которой ныне богомольцы преклоняют колени перед небольшой древней иконой (в серебряной ризе) Пресвятой Богородицы и пьют священную воду из чудотворного источника.

Риза же Приснодевы, как нам известно, т. е. часть оной, хранится в Москве в Благовещенском и Успенском соборах, а часть пояса хранится на Афоне. Вот то, что я воочию видела, и ты можешь вполне понять, что вид этой часовни, вместо величественного храма, не может не возбудить в сердце богомольца особенной жалости, особенного чувства к тому источнику, от которого многие получали исцеление, даже и теперь, в наше время.

Приходит мне на мысль, неужели в настоящее время нельзя от щедрот всего русского народа воздвигнуть на том священном месте долженствующий быть там православный русский храм, в память крещения предков, русских князей Аскольда и Дира, со многими русскими дотоле язычниками в 865 году и в память особого благоговения русских к церкви Влахернской, установлением у нас на Руси в княжение князя Олега в 911 году праздника Покрова Пресвятая Богородицы, 1-го октября.

22.

4-го июля.

Вчера вечером в 9 час. утра, мы вернулись из Горнего. Горний — это весьма красивая местность среди гор и каменных холмов, населена арабами, католиками, турками, православными, т. е. монахинями по одежде только, самовольными труженицами, возмутившимися при начале порядка, который архимандрит Рафаил начал там водворять. Горний, по безотрадной там жизни, в 10-ти верстах от Иерусалима, нельзя ничему уподобить как только острову Сахалину; средств никаких нет. Отец Антонин обездолил эту местность, и священников нечем содержать. По празднпкам отец архимандрит туда посылает иеромонаха из Миссии.

Была я у католиков, поклонилась месту целования и жилью Захария и Елизаветы, пещере, где Елизавета скрывала младенца Иоанна. Выпила воды из источника св. Елизаветы, но в пустыню Иоаннову [211] я, по слабости ног, не пошла, так как пришлось бы идти взад и вперед 6 верст, все по каменной горной дороге. Конечно, жалко, но должна была по немощи смириться. Трапеза, т. е. здание воздвигнуто, но капитала, обеспечивающего трапезу, нет никакого, нет капитала, и обеспечивающего церковь. После всего вышесказанного, можете себе вообразить, что я, бывши раз в Горнем, вероятно, туда более не поеду, и мысль моя там жить и принять схиму есть мечта неудобовыполнимая, я должна с нею расстаться навсегда. Вечером в 7 часов я простилась с Горним. Ночевала я в гостинице, которая очень хороша; деревья и цветы посажены и цветут в добром порядке; разрывают каменную гору и насыпают землю ежегодно, чтобы растения не погибли; кисти виноградные висят, но он еще не созрел; вообще хорошая местность, но жить там далеко не легко. Завтра, 5-го, патриарх служит на Голгофе в 6 час. утра, в честь великого князя Сергия Александровича.

23.

5-го числа, вечером.

Сегодня в 6 час. утра, был громогласный звон, я уже была на Голгофе с 5-ти часов, хотелось посмотреть вход блаженного патриарха Герасима, Три каваса с булавами шли перед шествием, за ними певчие-греки с тремя оборванными исполатчиками без стихарей, и в оборванных пиджаках, стали направо близ патриаршего места. Хор составляют три-четыре монаха, которые кричат без всякого напева. За ними шли 4 диакона в облачениях белого глазета, два с кадилами; за диаконами 4 священника и два архимандрита в белых облачениях. Архимандриты в камилавках, русский архимандрит Рафаил и другой с Кавказа поклонник; за ними шел патриарх с жезлом, облаченный в сакос с омофором, в камилавке. Ни он, ни архиереи, ни архимандриты, служа на Голгофе, не дерзают надевать митры, в память распятия Господня и того, что Он, Богочеловек, на Голгофе был увенчан венком терновым. Взошедши на Голгофу, патриарх встал на кафедру среди церкви, за ним было поставлено кресло; по левую руку стояли русские певчие. Проскомидия была совершена до прихода патриарха. Я стояла у жертвенника, пока читалось мое поминание служащим русским священником из Миссии. Часов не читали, началась прямо литургия. Престол и жертвенник открыты. Престол, где был водружен крест, доступен всем и каждому. Направо от престола православных — престол католический. Обедня началась; патриарх сел, когда начали петь по-русски псалом, потом, когда был вход с Евангелием, он, как всегда, пошел к престолу и [212] сам совершал латургию. Отец архимандрит Рафаил был, конечно, вторым; возгласы были по-гречески, а эктения по-русски; Евангелие читали по-гречески на возвышении, т. е. на кафедре, а по-русски на аналое, как всегда. Патриарх снял на то время свою камилавку, потом опять надел. Затем, когда начали петь Херувимскую по-гречески, он надел малый омофор и снял камилавку. Херувимскую петь никогда не дозволяют греки русскому хору, только исключение бывает ночью, при разрешательных обеднях. Греки пели отвратительно полчаса, потом шла обедня своим порядком. «Верую» читали по-гречески, а «Достойно» пели по-русски и до конца литургии. Все служащие до одного приобщались. Завесы не было между народом и клиром. Патриарх, приобщивши всех, умыл себе уста и руки, вкусил антидору сам, давал около него стоящим русским: консулу, уполномоченным Палестинского общества и другим. По окончании обедни начался по-русски молебен Сергию чудотворцу, и после многолетия патриарх давал многим прикладываться ко кресту.

24.

7-го июля.

Сегодня патриарх стоял службу в Воскресенской церкви. В 6 часов утра, когда он вышед из патриархии, зазвонили во вся. Я сейчас же пошла к обедне в Воскресенский храм. Патриарх стоял в форме, не служил, стоял в богатой мантии, шитой жемчугом; на ступенях два монаха друг против друга, у одного жезл. Удивительно, что часы не читают, проскомидию совершают, и после нее начинают обедню. Во время обедни патриарх сам читал громко «Верую» по-гречески. К чтению Евангелия он и все иеромонахи снимают наметки с камилавок, а монахи и послушники свои камилавки не снимают во все время, даже при совершении св. Тайн. Когда же бывает вход великий, то патриарх сходит с своей кафедры и стоит около нее с головою склоненною, потом опять входить на нее. Во время причастия он опять сходит и всем подходящим дает антидор.

25.

13-го июля.

Сегодня Собор архистратига Гавриила, но здесь греки плохо празднуют, тяжело все это видеть. В 5 часов утра разбудивши своих, в 6 час. мы пошли к Яффским воротам; там ждал нас нанятый мною извозчик-араб, и мы поехали в церковь св. Марии Магдалины, на подошве горы Елеон. Там место дивное, [213] храм великолепный; вот тут следовало бы быть женскому монастырю, а не в Горнем. Вокруг церкви устраиваются сады с приличными дорожками, русская миссия прилагает к тому должное старание. Русский иеромонах Павел, по старости своей, приехал на осленке, два дьякона и певчие пришли пешком, тут расстояние не более трех верст по шоссе. Приехали мы в 7 часов до благовеста; в 8 часов из Гевсимании набрались поклонники, служба была согласна моим желаниям и моему внутреннему настроению. Не хотела я приобщаться в греческой церкви, так как не могу сочувствовать этому неистовому греческому пению, мешающему мне молиться. Вчера, когда мы возвратились, после исповеди от отца Вениамина домой, в наше жилище, пришел патриарх Герасим посмотреть найденное в археологическом отношении сокровище — это громадную, сажен в 20 длины и 10 ширины цистерну, наполненную чистой холодной водой в 2 сажени глубиною, времен царицы Елены, неведомыми Божиими судьбами уцелевшую без всякого повреждения в здании Святаго Гроба, до сих пор никому неизвестную. Откопать оную и сделать доступною всем, для снабжения водою, стоило до 3.000 руб. Архимандрит Евфимий очень деятельный человек, он все устроил на счет Св. Гроба. Это открытие весьма важное; турки все разорили, но до этой цистерны не добрались, глубина ее громадная. Я сама спускалась в пещеру ступенек на сорок по узенькой каменной лестнице, тех же времен. Рядом с этим уцелела большая зала подземная: каменные столы посереди в два ряда указываюсь, что тут была подземная столовая или что другое. Столы аршин по 10 каждый. Над ними в своде устроены люстры. Эти столы теперь предназначаются для кормления странников в праздничные дни. Лестница широкая белого мрамора ведет в прихожую Авраамиевского подворья, т. е. где устроена мраморная лестница в номера архимандрита и нас, здесь помещающихся. Патриарх, взошедши на верх к отцу архимандриту, где есть комната для приема гостей, по восточному обычаю, просил к нему меня пригласить; тут была и сестра и племянник архимандрита. Патриарх занялся со мною особенно, но так как из европейских языков он знает только французский, много со мной говорил. Поговорила и я с ним о Влахернской церкви. Обещал поискать, нет ли каких-либо записей об явлении Матери Божией в Влахернии, и мне все передать в переводе; пригласил меня у него бывать во всякое время, когда я буду здорова и свободна в его уединенном монастыре вроде дачи, где хранится гроб Симеона Богоприимца. Воооще он ко мне очень благоволит, за что, конечно, я ему очень благодарна. Про архимандрита мне передавал, что он когда его видит, никогда не забывает спросить обо мне, о моем здоровье и спокойно [214] ли мне в здании, принадлежащем к Св. Гробу. Спасибо им, не стою я их высокого внимания, думаю, до отъезда в Галлилею зайду к нему непременно, он весьма добрый, умный и приятный человек лет под 50 не более; поговорю с ним о пении, узнаю, почему так неистово кричат.

26.

14-го июля.

Иерусалим во время обедни на пять минут был орошен теплым дождем, который пошел как бы из ведра. Это всех удивило, но прошли эти блаженные минуты, и опять пыль в виде извести. Солнце светит всегда, но зима здесь, говорят, невыносимая для здоровья; дожди льют, постоянно по два и по три месяца беспрерывно, в комнатах сыро; печей почти нигде нет, так и на нашем подворьи. Можно поставить железную печь временную, но конечно сырость будет страшная; зимних рам нет. По Иерусалимским улицам с октября надо плавать, а не ходить; вода повсюду бежит и все стекается в цистерны Гроба Господня и другие низкие места города. В Воскресенском храме даже летом сыро, а потому я опасаюсь ходить в оный на ночную молитву. Все те, которые там часто бывают ночью, все получают лихорадку. Я же грешная при моем слабом здоровьи и в мои лета считаю для меня счастием быть у Св. Гроба и на Голгофе ежедневно, когда душа моя туда помолиться влечет. На русской постройке также нет печей; отец архимандрит начинает теперь их понемногу устраивать, т. е. для братии миссионерской. В палестинском доме печь есть, но зато дороговизна страшная, паломникам нет покоя. Русская больница получает по 50 коп. с каждого паломнического паспорта, что составляет доходу более 5.000 р., коек в больнице 40. Пища сестрам милосердия в столовой Палестинского общества и всему палестинскому персоналу даром, обед из 3-х блюд второго класса, а поклонникам второго класса этот обед стоить по 50 к. с человека, а в третьем классе борщ и каша по 10 коп. с человека; квартиры там очень дороги, самовар в день 20 коп. С поклонников берут с каждого по назначенной цене для платы проводникам, собираются, простите за выражение, табунами, и все должны идти для поклонения святыне; они должны сами платить за ослов и за верблюдов. Прежде все было гораздо дешевле, а теперь благодаря дороговизне каждый спешит домой, прощаясь с Иерусалимом с грустью. [215]

27.

17-го июля.

Вот уже третий день, как мое перо отдыхает, и я не поделилась с тобой моими мыслями, чувствами и впечатлениями. Все мои предположения по воде Божией не осуществились. Я с 15 числа нигде по богомольям не ходила и никуда не ездила, во-первых, не решалась сесть на осленка, оставила Елеон до предбудущих дней, после всех предполагаемых путешествий. Я решилась только несколько дней молиться неотлагательно на Голгофе и у Гроба Господня; очень устали мои ноги, дала им отдых. До завтра.

28.

18-го числа.

Все время сижу дома и занимаюсь перепискою также и чтением; чтение утверждает в благоговейном расположении, в богомыслии. Признаюсь, что я, не имея наставника в умном делании, после смерти незабвенного митрополита Филарета считаю необходимым упражняться по мере возможности в чтении деяний Св. Отцев, руководясь его же отеческим советом, всегда помня его слова: «упражняйтесь в чтении священного писания, оно просвещает ум и сердце, а без чтения истины нам не разуметь».

Сейчас от обедни, сегодня четверг. Были на раскопках в церкви Св. Александра Невского, слава Богу! Сердце мне утешилось русскою службою; пели три голоса, тихо, стройно, умилительно. Великое спасибо царственной семье за сооружение в этом месте русской церкви, — только месяца два, как она освящена. Роскопки — это место, приобретенное отцом Антонином. Он открыл конец страстного пути близ храма Гроба Господня. Господь наконец благословил и нам, русским, овладеть ныне частию того места, по которому проходил Спаситель мира к месту распятия, т. е. на Голгофу. Открытию столь священного памятника мы обязаны великому князю Сергию Александровичу, который, бывши здесь в 1881 году, поручил православному Палестинскому обществу расчистить все место до скалы. При этих раскопках обнаружились остатки древней городской стены, высокий помост и тот проход, который вел из города на Голгофу. Нельзя сомневаться, что то место и было конечно стезею крестного пути Богочеловека, а потому какая радость русским молиться в той вновь сооруженной церкви рядом с Голгофою, т. е. на тех же скалах, в своем храме, который зависит не от греков, а от [216] русской миссии, и какая радость русским, что эту стезю Господь благословил открыть нам из-под вековаго забвенья. Здание богато устроено. По середине церкви Св. Александра Невского стоит громадный камень четырехъугольный вроде седалища. Говорят, тут сидел Пилат во время распятия Богочеловека и суда Его. После расчистки открывшегося перерыва в стене обнаружилась арка между двумя столбами, а потом далее немного и порог ворот, по середине которых оказались с ясными следами ямки для засова и петель. Ворота в то время назывались «судными воротами». Тут и вели страдальца Иисуса на вольную страсть. Фундамент под эти ворота устроен теперь под железной решеткой. За воротами большое распятие, устроенное на огромном утесистом диком камне. Тут читается ежечасно псалтырь по императоре Александре Александровиче. По местоположению видно, что все это место шло в гору, начиная с Гефсиманского сада, до алтарной части храма Воскресения, который ныне в смежности с абиссинскими постройками, кои прилегают к подземной церкви Обретения Креста. Участок русский выходит на улицу «Баб-эль-Амуд» и зовется русским местом; оно было приобретено архимандритом Антонином у одного коптского священника. Четверть века участок пролежал пустырем, заваленный мусором. Промыслу угодно было вскрыть завесу прошлого только в истекших восьмидесятых годах через высочайшего паломника, великого князя Сергия Александровича.

29.

19-го июля.

Вчера я была очень обрадована получением письма из Москвы от сестры моей Аладьиной. Посланное мне письмо из Усмани от 9-го июня я получила 4-го июля, т. е. оно шло три недели. Теперь я уже все разузнала; нужно посылать из Москвы и вообще из России с марками австрийской почты, гораздо скорей. Также от нас в Россию с турецкою или с австрийскою почтою, а с русским пароходным обществом идет гораздо тише, а потому я через русское консульство никогда не посылаю.

Все принимающие во мне участие не советуют мне здесь надолго оставаться, а именно отец Рафаил и духовник мой старец Вениамин. Они говорят: первое, климат в зимнее время отвратительный, второе народ здешний ужасный. Иерусалим есть логовище сплетен, никого в покое не оставляют; третье, в рождественские праздники невозможно быть мне в Вифлееме, потому что в вертеп не возможно будет мне добраться целую неделю.

Отец архимандрит Рафаил жалеет очень о Саровской пустыни, [217] рад был бы опять уехать навсегда. Насчет принятия схимы, тот и другой советуют мне оную принять в России, а здесь не принимать, предвещая мне большие затруднения относительно послушаний разных, если приму схиму по благословению патриарха. Все это рассудивши и убедившись, что в Горнем мне жить положительно не возможно по всем тем причинам, которые тебе уже известны, что я, принявши схиму, должна жить в греческом каком-либо монастыре, на всю мою жизнь довольствоваться греческим богослужением, которое раздражает мои больные нервы и без принятия схимы, а потому я решила жить здесь до конца сентября, а в сентябре ехать через Александрию, пожить в Константинополе некоторое время, а затем поехать в Киев к великой княгине Александре Петровне, а побывав в Киеве, приехать к тебе, моя дорогая, чтобы укрепиться духом. Верую, Господь мне пошлет кого-нибудь из Белогородского монастыря, который довезет меня до тебя, и ты утешишь меня твоею любовью, и я, может быть, не буду тебе в тягость. Может быть, я поеду к своим в Пензу, а после поеду туда, куда тебе Господь положит на сердце меня устроить. Вот о чем я теперь думаю, и никаких других проектов у меня нет. Хочу жить под твоим ведением, не отягощая собою твою обитель в Балашове. Пишу откровенно, как другу и матери. Мне теперь ничего не надо кроме уголка, стакана молока и чашки чаю; не нужно и келейной. Я счастливее всех: я живу теперь у Гроба Господня и буду впоследствии жить одними воспоминаниями. Чтож мне искать теперь? Тебя мне дал Господь, тебе послужу чем только могу, хочу у тебя и умереть.

30.

19-го июля, пятница.

Сейчас пришла из храма Воскресения Христова. Праздничный благовест разбудил меня в 4 часа, после обеда легла и уснула крепким сном, так как я эту ночь дурно спала. Умывшись, пошла в церковь. Храм почти пуст, только служащие и несколько монахинь и один чтец. Весь духовный причт и все жители Иерусалима двинулись в монастырь св. пророка Илии, который за 8 верст. Говорят, сегодня и завтра там будет более 10.000 народу. Я пошла в «придел заключения во узы Спасителя мира» и поклонилась сохранившимся до сих пор оковам священным, в которые заключены были в темнице святейшие ноги избавителя мира Иисуса Христа, и просила Его освободить меня грешную от уз греховных и страстей человеческих. Рядом взошла в придел Скорби Богородицы, в котором предание говорит, что Она, Владычица мира, оставалась с [218] женами мироносицами, плача и рыдая, когда влекли ее Божественнейшего сына, как агнца на заклание, и пригвождали Его ко кресту. Тут не возможно не взывать умом и сердцем.

Пошли в придел св. мученика Логина сотника, где было отсечение его главы и где, по обретении оной, одна богобоязливая женщина, лишенная зрения, тотчас и прозрела. Затем пошла я в придел разделения риз Христовых и приложилась к камню, на котором это разделение совершалось. Тут я немощная сошла с каменной лестницы в 30 ступеней и пошла в придел Обретения честнаго и животворящаго Креста Господня, приложилась к каменному седалищу, на котором царица Елена сидеда, когда по ее повелению отрывали Крест Христов. Тут я спустилась в подземную пещеру, где и было отрыто честнейшее древо, в которую ведут 20 высоких ступеней. Пещера эта освещена тремя большими лампадами. Мрак пещеры, сырость, висящие над годовою камни перенесли меня грешную мысленно к святой труженице царице с молитвою, да упросит она милосердного Бога принять мой труд поклонения на том самом месте, где она, святая труженица, обрела древо, на котором совершилось таинство Искупителя рода человеческого. Святыми молитвами ее, слабые ноги мои бодро взошли на высокие две лестницы, оттуда вошла я в придел «Тернового венца», в котором сохранился обломок колонны, на котором претерпевал Создатель мира целый сонм поруганий с страшнейшими страданиями плоти. Избавитель мира как Богочеловек тут был окровавлен мучительными иглами тернового венца. Приложившись к этой святыне, над которой устроен св. престол, я не замедлила взойти на святую Голгофу. О том, что чувствует душа, взирая на Крест Христов, который поставлен за престолом, т. е. за несколько вершков от места, где он был водружен и где Спаситель умер, я передать не в силах — там, кажется, рай земной. Люблю храм Голгофы, люблю взирать подолгу на страдальческий лик умирающего Господа. Храм без окон, свет озаряет оный с западной стороны из притвора храма Воскресения. Множество лампад освещают Божественный лик, при котором предстоять Матерь Божия и св. Иоанн Богослов. За распятием полумрак, как и во всем храме. Главный престол православных, а не подалеку алтарь католиков, третий — армянский.

Отдохнув в этом рае земном, я спустилась в придел главы Адама. Тут под Голгофою видна расселина, как дрогнул камень в час смерти Богочеловека. По преданию тут лежал череп праотца нашего Адама, и на него протекла божественная кровь Спасителя мира. Здесь погребены и погребавшие Господа Иосиф и Никодим. Они тут же покоятся в той скале, которую освятил своим погребением [219] воскресший Господь. Оттуда я опять пошла к Кувуклии, поклонилась прлделу Ангела, приложилась к Св. Гробу, зашла в придел, именуемый «Не прикасайся мене», т. е. где Мария Магдалина увидела Господа в первый раз по воскресении Его. Очень замечательно то, что ни в одном путеводителе нет этого воспоминания пророческих слов святого царя пророка Давида: «спасение соделал еси посреди земли Божией». В ознаменование их в Воскресенском храме поставлена мраморная ваза или чаша в 1 арш. вышины среди собора, который есть средина Иерусалима, а Иерусалим средина Палестины. Посреди этой вазы какой-то глобус, по которому сделан черной краски крест полувыпуклый. Простолюдины поклоняются этой вазе, становят по краям вазы свечки, прикладываются к середине креста и говорят, что это есть пуп земли. Фанатики, т. е. ничего не соображающие, говорят, что под вазой слышен стон подземный, и тут ставят свечи, прося Бога спасти их от ада, предполагая, что под Воскресенским храмом в глубине земли помещается ад, потому что, по их необразованию и ограниченным понятиям, они предполагают, что воскресший Христос близ самого гроба, изшед из оного, яко жених водворился в бездну ада, смерть попрал и своим восстанием воздвигнул умерших и жизнь им даровал, следовательно, ад под этой вазой. Признаюсь, такое дикое понятие простолюдинов поклонников поддерживается неверами греческими монахами ради дохода и пр.

31.

20-го июля.

Здравствуй, моя дорогая. Св. пророк Илия да сохранить тебя от всякого зла. Сегодня я наняла фургон, т. е. крытую четвероместную коляску вроде кареты, парой за 12 руб., и проводника-драгомана за 5 руб., и мы 23-го поедем в Вифлеем, и к Дубу Маврийскому, также и к источнику Соломона; на пути заедем в монастырь св. Илии пророка. Поеду на три дня, вернусь в четверг вечером. Отдыхать буду эти дни, дабы сохранить ноги для сказанной поездки, где, говорят, мне придется шествовать с горы на гору, по 2 и более версты, т. е. там, где в экипаже проезду не бывает.

Вечер 20-го.

Пошла к вечерне в Воскресенский храм. После службы долго сидела я близь Кувуклии; народу вовсе не было, кой-кто приходил к Гробу, я же на досуге стала всматриваться на монашеские келии, окружающие Кувуклию, и все более стала негодовать на нерадение и нечистоту, окружающую святыню всех храмов. Греки хотя православные, но далеко не то, что русское монашество; мы соблазняемся на [220] корыстолюбие афонцев, между тем они тому корыстолюбию научились в афонских греческих монастырях на Афоне; и в Палестине также нет теперь того, что ищет религиозное бескорыстие, все основано и здесь на деятельной наживе. Архимандриты, иеромонахи, монахи все имеет здесь недвижимую собственность, дома, лавки, сады; они турецкие подданные и действуют по-турецки. Старцев и отшельников здесь теперь нет, — все попрано идеями XIX века; нет теперь и здесь настоящих монахов. На русской постройке остались двое из русских, в том числе мой духовник 80-летний старец иеромонах Вениамин и еще другой труженик, а из греков есть один иеродиакон Ефрем, выдающаяся личность.

32.

22-го июля 1896 г.

Была русская архиерейская служба на Голгофе. Служба была хороша потому, что были русские певчие; пели тихо и очень стройно. На молебен вышли три архиерея: один служащий, а два в черных монашеских мантиях, и сверх оных малый омофор. Поражена была беспорядком, жезл архиерейский некому было принять при малом входе, он отдал его кавасу с булавой, у которого на голове феска, а тот отдал архиерейский посох держать мужику-поклоннику. Потом в другой раз он опять дал свой жезл кавасу, а тот дал его маленькому мальчику, тут стоящему, и мать его этот посох поддерживала, чтобы он не упал.

Весь русский люд, консульство и деятели Палестинского общества присутствовали у службы с их драгоманами и кавасами, — все это хорошо, но в России много лучше, а всего лучше, поживши в Св. Земле, возвратиться умирать в Россию. Завтра я еду в Вифлеем, часа в три дня, а потому оставляю перо.

33.

24-го июля. Св. град Вифлеем.

От радости духовной не знаю, чем начать мне письмо. Остановилась я в монастыре. Вертеп был близ меня, и мне сердце искало место рождения Спасителя мира. В 4 1/4 ч., я была в храме Рождества Христова, храм великолепный, но тоже бедно и неумыто. Из места, у нас называемого трапезою, оказалась лестница, ведущая вниз в Вертеп. Мой проводник меня ждал у Вертепа. Служащий арабский священник уже совершил проскомидию на месте, [221] где серебряная звезда с 14 лучами на окружности круга и где начертана латинская надпись: «здесь родился Иисус Христос от Девы Марии». Над звездою висят 16 неугасимых лампад, висячих и две стоящих на самом помосте, т. е. на полу. Над этим помостом помещается мраморная доска, которая, как в нише, образует престол, на котором имеют право совершать литургию как православные, так я армяне. Стены ниши украшены покровом, малинового бархата, усеяны вышитыми херувимами, а посредине вышит золотом образ Рождества Христова. Бока ниши обтянуты дорогою парчею, но все это ветхо. Камень Вертепа по этой стене обит парчею, а престол над нишею охраняет образ Казанской Божией Матери в серебряной вызолоченой ризе. Не смотря на то, что на одной части этого престола совершал священник проскомидию, мне было дозволено приложиться к месту, где родился Спаситель мира, где посредине звезды имеется самое место скалы. В нескольких шагах на юг, спустившись ниже на три ступеньки, имеется место, где были ясли Богомладенца, а за ним ложе, где Матерь Божия пеленала Богочеловека и оттуда повитого клали в ясли. Самые ясли, говорят, — в Риме в церкви Рождества Христова.

То, что чувствует душа, не удобовыразимо. Против этого места, где волхвы пали на землю, поклоняясь Богомладенцу Иисусу, устроен престол католический; тут служат ежедневно католики после нашей литургии.

К Вертепу прилегают многие другие пещеры, о которых будет описано ниже, а теперь возвратимся к богослужению. Священник начал обедню по-русски; сугубую эктению он пронзнес по-русски, малую эктению также. Затем при малом выходе стал петь по-арабски. Апостола читали два мальчугана босые, грязные: один по-гречески, другой по-арабски. Евангелие, которое здесь везде читают лицом к народу, священник читал по-гречески, другой по-арабски, а третий по-русски. На этот раз в Вифлееме мне удалось слышать, что арабы читают часы, а литургия оглашенных пропускается целиком; херувимскую пели на греческом, а задостойник по-русски. При выходе со Св. Дарами священник идет сквозь по всему народу и возвращается к престолу со словами: «и всех вас православных христиан» и проч.

Пошли за тем в церковь Рождества, принадлежащую католикам, оттуда патер отпер нам дверь, ведущую в пещеру, куда нужно опять спускаться. Дали нам свечи; пещеры освещаются в некоторых местах также лампадами. Наконец вошли мы в место, где Иродом совершалась казнь младенцам. [222]

34.

25-го июля.

Слава Богу, мы из Вифлеема доехали до конечного пути по великолепному шоссе среди весьма гористой местности; почва каменистая, амфитеатром выступают самородные каменистые стены огромной величины, между ними все усеяно роздробленными, пористыми каменьями искрасна-желтого и серого-дымчатого цвета. Между ними в некоторых местах виноградники оживляют ландшафт, в других местах оливковые и масляничные деревья, которым каменистая почва вовсе не мешает. Весь округ Вифлеемский богат виноградниками и великолепным маслом.

Вифлеем знаменит теперь перламутровыми изделиями. Перламутр привозят из Мекки, а здесь имеются заводы; тут также делаются четки и разные вещи из камня Мертвого моря и из масляничного дерева. Вообще Вифлеем и вся дорога до Хеврона очень живописна. Оставивши свой экипаж за версту от Маврийского дуба, мы пошли пешком по узкой каменистой тропинке. Трудности этого пути не могу словами передать, несколько раз на камнях сидели и отдыхали. Наконед, мы дошли до русской постройки, и я удостоилась поклониться дубу, свидетелю времен Авраама. Вчера на пути из Вифлеема я любовалась на пруды Соломоновы, некогда снабжавшие Иерусалим, пила воду из источника Иакова, на том месте, где он отдыхал, и ему снилась лестница.

Дуб Маврийский шириною в стволе 11 арш.; он обгорожен каменной оградой. К сожалению, от времени и недосмотра в прошлом году от тяжести снежных заносов 50-ти вековой старец во время бури в одном месте отломился и упал на землю; обломок был распилен и свезен на русскую постройку в Иерусалим. Дуб величествен, но портит его обломанный ствол самый высокий; две ветви засохли, одна ветвь также надломилась, но поддерживается контрфорсом, но верхушка на ней, слава Богу, жива и дает зелень в изобилии, как и все дерево от низа и до верха.

Мысль о библейских временах уносит путника в ту даль, которая отражается в сердце всякого человека, кроме идолопоклонников. Дуб Маврийский близок и христианину, и еврею, и магометанину. Каждый хранит у себя, когда может получить, кору от него, каждый листок, каждый жолудь, как целебную святыню; турки говорят, что от коры дуба больные исцеляются. Я везу с собою целую коробочку с корой и желудями. Неприятно, что во всех путеводителях нет правды (относительно размеров дуба). В Хеврон я не пошла, потому что [223] на могилы наших праотцев Авраама, Исаака и Иакова и всех сывовей Иаковлевых, также и жен их Сарры и Ревеки турки не допускают русских, и стража стоит у ворот мечети.

Отец Рафаил старается все начатое архимандритом Антонием привести в лучший порядок; вероятно, со временем и каменистая дорога будет исправлена. Трудность пути заставила меня, возвращаясь обратно, сесть на ослика, и я с помощию турка, поддерживающего меня, доехала до шоссе в полчаса. Выехавши обратно в 11 часов дня, я в 4 часа была уже в Иерусалиме. Шоссейная дорога извилиста, овраги то с той, то с другой стороны меняют направление, и надо отдать справедливость туркам — они работают хорошо и прочно; таких дорог теперь у нас мало; экипажи европейского устройства, легки, красивы, лошади всегда в шорах, кучера знают свое дело.

35.

5-го августа 1896 г. Св. гора Елеон.

Величаю тя, Господи, яко прозрел еси на смирение мое! Пишу тебе, друг мой, с вершины горы Елеонской. Сегодня удостоилась приложиться к стопе Христовой, образовавшейся на камне, когда Он, Спаситель мира, вознесся на небо.

Сижу в малой Галилее и впжу пред глазами моими то место, где Спаситель мира, вознесясь, сказал ученикам своим: «мир вам». Слава Богу, я счастлива. Вижу перед собою долину Иосафатову; поклонилась тому месту, где архангел Гавриил возвестил Матери Божией, что близко время переселения ее в вечность.

Над этим местом, т. е. в малой Галилее, выстроен малый храм, и это место над самым престолом. При постройке разрушенной часовни времен св. Елены, открылись два гроба св. Сусаны и св. Анфиногена: над первой положена мозаиковая плита с надписью, а над вторым гранитный камень, который как вне церкви обнесен железной решеткой. После обедни я приложилась над престолом к месту явления ангела. Русская церковь на Елеоне в память Вознесения Господня очень хороша; там покоится теперь прах архимандрита Антонина, приобревшего это место и выстроившего церковь и громадную колокольню. С этой колокольни видно Мертвое море, виден евангельский Эммаус, а также и Вифания. Русское место великолепно устроено: там близ церкви домы архимандрита русской миссии, подалее — гостеприемница, возделан великолепный парк маслин, кедров и кипарисов; тут же рядом живет настоятель архиерей Епифании, глубокоуважаемый старец, хорошо знающий по-русски. Вчера, по приезде [224] сюда, я была у него, угощал он нас восточным угощением: прежде всего водой холодной с вареньем, затем чашкой кофе. Посидевши с полчаса, мы пошли в отведенную нам квартиру. Мое сердце полюбило Елеон. Окна открыты; вид на весь Иерусалим, панорама замечательная! Воздух много свежей, ветерок охлаждает его. Перед нами в саду гранаты, маслины, виноград, леандры цветут во всем блеске. После обедни, я опять вернулась в Иерусалим, на ослике до Гевсимании, а затем в экипаже до Яффских ворот. Вое хорошо, но грустно видеть часовню, в которой сохраняются стопочки Господин в руках мусульман. Что делать! На все воля Божия!

На вершине Елеона есть еще несколько домов турецких, вся же гора каменистая и на ней в большинстве масличные дерева. Турецкие владения, русские и Галилея (греческие), — все огорожено каменными оградами. Конечно, турецкие — самые грязные, но это самый малый квартал, где мечеть, при которой часовня — Стопы Христовы.

Сообщил Князь А. Дадиан.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Записки баронессы Прасковьи Григорьевны Розен, в монашестве Митрофании // Русская старина, № 7. 1902