-

ФИЛИПЕНКО И.

ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

(Впечатления и заметки).

(В виду появляющихся в последнее время в европейских газетах предположений о предстоящем будто бы в недалеком будущем распадении Турции (разговоры об этом, впрочем, ведутся с давнего времени, чуть ли уже не более полувека), заметки автора приобретают, до некоторой степени, современный интерес, несмотря на недостаточное развитие затрогиваемых вопросов. Ред.)

Опять я в граде Константина, византийцев, венециан, генуэзцев, Палеологов и наконец Османов. Все остатки древности пересмотрены во время прежних поездок моих, но город остался для меня все-таки знакомым незнакомцем. Решаюсь теперь остаться в нем подольше, присмотреться к его населению, прозреть сущность того восточного вопроса, для разрешения коего было так много пролито русской крови. Но как приняться за дело, не зная языка или, вернее, языков страны.

В других местах Европы изучение ее народов для иностранца тоже дело нелегкое, но все-таки не невозможное. К услугам — переводная литература, обнаруживающая дух народа, его верования и надежды. Но произведения турецкой литературы, если и существуют, то не переводятся на иностранные языки, хотя турецкий литературный язык обработан до такой степени, что турки знают наших Пушкина и Лермонтова в переводе на турецкий язык г. Лебедевой. Статьи наших известных военных писателей хорошо знакомы турецким офицерам, тоже в переводах. В Императорском лицее в Константинополе все предметы наших гимназий читаются по-турецки, а в сельско-хозяйственном институте в Халиле, близ С. Стефано (о котором сказано будет ниже), даже математика и химия излагаются по-турецки. Язык, стало быть, достаточно культурный. При незнакомстве с турецким языком и его литературой в переводе, приходится пробавляться всякого сорта макулатурой под заглавиями в роде: «Современная Турция», «Турки и народы Балканского полуострова» и проч. и проч. О сериозных источниках европейской литературы скажем ниже.

Но и для незнакомого с языком страны представляется возможность многое узнать и о многом догадываться. Уже простое наблюдение над толпою в разных ее местонахождениях дает много материала для заключений. Садитесь с толпою в железнодорожные вагоны всех классов, следите за нею на базарах около или даже в самых мечетях, если у вас найдется для этого приятель-турок, — на кладбищах, в гостиницах, заходите в турецкие деревни, и вы узнаете о турках и других национальностях их страны многое.

Засим заводите как можно больше знакомств со старожилами Константинополя, и с простыми людьми и с образованными, с консулами и дипломатическими чиновниками, и у вас мало-помалу сформируется представление о турках.

Главное — освободитесь от предвзятых убеждений. Предвзятые мнения, — говаривал покойный Боткин — мешают человеку [348]

больному удовлетворить врача ответами на счет состояния его организма, и чем необразованнее человек, тем хуже. Спрашиваешь, что болит, а он отвечает: «извнутри, значит, подпирает» и подобную чепуху. Известно, что наш покойный знаменитый врач вследствие этого впадал даже в крайности: не расспрашивая иногда вовсе, доверял одним только показаниям термометров и других инструментов и химических реактивов. Само собою разумеется, не ожидайте объективности от образованных арийцев, подданных султана — не мусульман: всегда в таких случаях ожидайте предубеждений.

Как только глаз ваш приучился отличать турка от армянина и грека, вам начинают нравиться эти благодушные, спокойные, открытые турецкие физиономии в простом классе. Вы невольно доверяетесь турку-носильщику, купцу, коммисионеру.

Не буду говорить об офицерах Константинопольского гарнизона или о воспитанниках лицея, военного училища, морского на острове Халки, — это по виду и манерам народ вполне воспитанный и приветливый всюду. Подолгу иногда я всматривался в лица солдат около казарм, гауптвахт и на турецком церковном параде в присутствии султана (Селямлик). Видел я таких же солдат в Сирии и Палестине — все это добродушные крестьянские лица, как и у нас в войсках. Знаю, что иногда такие солдатики оказывались и зверями, но солдат тут неповинен: — приказание или кивок начальства. Известно, что и у нас на Кавказе русские недолюбливают армян, уважая татар.

II.

Один французский автор, Марцелл Фрепо, указывает на преобладающее влияние монгольского типа в современном мусульманском населении Турции. «В день Селямлика, когда морской баталион парадирует, всмотритесь, говорит он, в черты лица этих солдат: выдающиеся скулы, своеобразный подбородок, все кости выдаются, как бы желая убежать от этого нечеловекообразного лица, узкие глаза, без бровей, большая красная феска скрывает отсутствие лба. Китайский тип лица несравненно красивее монгольского».

Что монгольский тип нередко встречается между турками — это несомненно, но мне кажется, что тип этот встречается не чаще, чем в населении восточной половины нашей империи, включая сюда и дворянские роды. Да если бы тип этот встречался [349] и чаще, что же из этого следовало бы? Россия в числе своих лучших сынов имела и имеет довольно лиц монгольского происхождения. Но и в своем чистом состоянии у наших, например, бурят, в Забайкалье, сколько умных и добрых людей дал этот тип. Невольно воспоминание переносит меня в пустыню монгольскую, когда этот нечеловекообразный, по мнению болтуна-путешественника, тип служил мне и проводником, и ангелом-хранителем.

Этот самый чистокровный монгольский тип давал нам и дипломатических чиновников, и смелых, предприимчивых кяхтинских купцов, и ныне в Забайкалье издается русская газета чистокровным монголом.

Названный мною выше автор утверждает, что мусульманский мир, ныне именуемый османами, составился из смешения туркмен, албанцев, курдов, черкесов, арабов; да кроме того расширился вследствие обращения в мусульманство арийских племен, как в Европе, так и в Азии.

Если добавим к сказанному автором, что в двухсотлетний период господства генуэзцев на Черном море Каффа, нынешняя Феодосия, в Крыму, была громадным рынком невольниц из России, для вывоза в мусульманские страны, то нисколько неудивительно утверждение, что в жилах турок течет и добрая доза русской крови.

Чтобы не заходить далеко в область истории, заметим, что еще лет пятьдесят тому назад в Малороссии бывали случаи сбыта помещиками красивых девок и баб крымским татарам, для отправки их дальше, в Царьград — это я слыхал неоднократно еще в детстве.

Однако же неспособность турок к организации государственного строя названный автор относит не к монгольской примеси крови, а исламизму, сжимающему, подобно железному обручу, мусульманский череп. Это тоже предубеждение.

Тысячу раз повторялось, что исламизм не препятствовал развитию наук и искусств в калифатах. Другой сериозный натуралист и ученый, г. Рабо, в своем сочинении о поездке в Россию, утверждает, что исламизм нисколько не препятствует в Казани нашим татарам приобретать образование в университете, а мусульманкам — в гимназии, отличаться деятельностью и уменьем в торговле, фабричном деле, быть генералами в русской армии и даже довольствоваться одною женою. Г-н Рабо до такой степени поражается преуепеянием [350] казанских татар, что рекомендует французскому правительству переменить систему обращения с арабами в Алжире и вместо чтения многочисленных проектов преобразования управления в Алжире, подаваемых в палату депутатов, прямо позаимствоваться практикой русского правительства по отношению к русским мусульманам.

Мне кажется, что русское правительство в благоволении к своим мусульманским подданным должно идти еще дальше.

Весь мусульманский восток должен знать и чувствовать, что у белого Царя есть и подданные мусульмане, что с ними так же обращаются, как со своими кровными сыновьями. Поэтому проход русских мусульман через Константинополь, Александрию и другие города на поклонение в Мекку и Медину должен сопровождаться какими-нибудь видимыми знаками забот и приветствия со стороны нашего представительства.

Желательно было бы устройство странноприимных домов для мусульман под Императорским орлом и флагом с полумесяцем, с организацией санитарной помощи. Ни малейшего сомнения в том, что такие приюты могут быстро возникнуть на усердные приношения мусульман, богатых и бедных, при инициативе, кличе правительства через областных муфтиев.

III.

Мы привели мнение французского автора относительно неспособности, будто бы, турок для организации государственного строя.

Дело вовсе не в неспособности, а в их отсталости в этом отношении сравнительно с европейцами. Современное государство немыслимо без образованного правящего класса. Если так называемый средний класс находится в тьме невежества, или недостаточно просвещен, то правящим классом неизбежно становится класс служилых людей, чиновников. В Турции этот класс возникает со времени реформ султана Махмуда, с тридцатых годов нынешнего столетия. Конечно, шестидесятилетний период слишком незначителен для образования достаточно многочисленного и при том просвещенного класса чиновников, в особенности принимая в соображение бытовые условия страны. Мы знаем, какие чрезвычайные усилия употреблялись русскими самодержцами в продолжение двухсот лет для этого, начиная со школ, посылки за границу боярских детей и проч. и проч. Петром Великим, Екатериной. И до настоящего [351] времени заботы относительно образования и облагорожения класса чиновников не прекращаются у нас, сливаясь с общими мерами по народному образованию. В Турции усиленная деятельность в этом отношении замечается только в нынешнее царствование Абдул-Гамида. Понятно, что плоды явятся не скоро — это несчастие для Турции.

Второе горе — отсутствие денежных средств. И в Турции те же, как и в других государствах, причины способствовали расстройству финансов: войны, громадная армия, перевооружения и расточительность всякого рода. Эти самые причины довели Италию до сериозного кризиса, который еще неизвестно чем кончится; эти самые причины угрожают и всем другим государствам в более или менее отдаленном будущем. Результатом их являются непомерные налоги, неудовлетворение неотложных нужд государства по народному образованию, юстиции и пр. и пр. Отсюда неудовольствия, тайные общества, разбои, как в Италии, и анархизм, как в Испании. Когда 15 тысяч земельных участков зажиточных поселян продаются с торгов за неуплату недоимок, как это было в Сицилии, то нечего удивляться появлению разбойничьих банд.

Финансы Турции находятся на самой опасной ступени расстройства. Когда нет в государственном кошельке средств, чтобы выплачивать исправно чиновникам жалованье, когда войскам в провинции с трудом выдается пищевое довольствие натурой, тогда приходится только удивляться живучести Турции.

Посмотрим теперь на эту страну с другой точки зрения — с топографической. Балканский полуостров и Малая Азия — страны гористые, а известно, что в такие страны медлительно проникает цивилизация, если не пользуются величайшим орудием для ускорения ее, железными дорогами. Но такие дороги в гористых местностях обходятся дорого и не привлекают для своего устройства европейских предпринимателей. Что пользы для турецкого правительства в том, что вилайет Сивас — богатейшая страна, когда перевозка земледельческих продуктов из нее до ближайшего порта производится на вьюках. Как вы уничтожите в гористых странах разбойничество при отсутствии путей сообщения!

Если во французской Корсике и италианской Калабрии и Сицилии горец еще диковат, то чего хотите вы от турецких курдов, албанцев и других племен. [352]

Нам удалось кое-как очистить Кавказ от диких его элементов, но выселенные черкесы стали горем и для Турции. Почти у преддверия столицы в Малой Азии, они признаются элементом небезопасным. Конечно, железные дороги, устраиваемые ныне англичанами и немцами в Малой Азии, впоследствии обратят этих волков в овечек, что сделалось с текинцами у нас, после проведения средне-азиатской дороги.

Заметим, кстати, относительно железных дорог, что все испрашиваемые в Турции концессии имеют легкий оттенок мошенничества, с целью бессовестной эксплоатации, по очень простой причине. При полной искренности турецкого правительства и желании блага, где у него люди, честные советники-специалисты. Да таких специалистов и в других странах ищут с фонарем в руках.

Но, оставляя в стороне географические и этнографические условия владений Турции на Балканском полуострове, — введение порядка в ней составило бы даже и для просвещенных европейских правительств большие препятствия.

IV.

Выше мы заметили, что при изучении Турции главнейшие затруднения в отсутствии сериозных литературных источников и по научным, и по статистическим, и другим работам.

Однакож нам рекомендовали французского автора Виктора Берарда: «La Turquie et L'Hellenisme contemporain». Автор, специально изучивший и при том в местностях, им описываемых, Турцию, видимо при знании местных языков, дает живую картину нравов и обычаев разных народностей.

Прожив девять месяцев в Черногории в 1877 году, я и видал и много наслышался об албанцах, видал я потом и болгар, и могу сказать, что характеристики г-на Берарда вполне верны действительности.

Относясь объективно к турецкому управлению, остроумно осмеивая турецкие порядки, причину их он видит отчасти и в европейском вмешательстве в турецкие дела.

«Турки, — говорит он, — угрожаемые со всех сторон, невольно смотрят на свои владения, как на спорные; чтобы нравиться тройственному союзу, они слабы относительно болгар. Чтобы не рассердить французов, они уступают католикам и т. п.».

С фактами в руках описывая дикость и нравы страны, [353] взаимное соперничество греков и болгар в Македонии, интриги дипломатических агентов в Австрии, автор говорит:

«Допустим, что турки выгнаны с Балканского полуострова, кому же после них владеть кнутом в Македонии.

« В сущности, — продолжает автор, — речь идет об укрощении диких зверей, а не об управлении людьми. Народы в Македонии находятся еще в варварском состоянии и избранных для цивилизации в ней еще не замечается. В интересах этой цивилизации необходимо, чтобы народности эти развились, а для этого только турки и пригодны, ибо они одни обладают широким беспристрастием, чтобы не мешать жить всем этим народностям, всем этим языкам, всем религиям».

Немного правительств на земном шаре, которые в самом деле допускали бы такую свободу народностям относительно языка и религии, какую допускают турки.

О программах отуречения греков, славян, албанцев или курдов никто не слыхал в Турции. То же и относительно отуречения в видах самозащиты от разных притязаний. Простой турок, как и его правительство, считает, что у каждого народа своя вера и свой язык, как думает и наш простолюдин.

— А что, ваше благородие, должно быть, такая вера у них — заметил мне мой казак, при переезде из Монголии в Китай, когда впервые мы увидели китайских баб с вывороченными ступнями.

Навязывание с помощью полицейских мер своего языка и своей веры — это изобретение административной централизации, вреднейшее из человеческих изобретений.

— Тысячу слишком лет нас обращали в немцев, — сказал мне однажды мой приятель чех, — но какие же получены жалкие результаты. А сколько при этом возбуждается ненависти, вражды между народами.

Турки неповинны в этом политическом грехе. В Константинополе много школ армянских, которым в особенности покровительствовал, говорят, покойный султан, много греческих рядом с турецкими. Изучение турецкого языка обязательно, но польза этого изучения не отрицается никем.

Далее, — со времени завоевания Константинополя турками патриархи греческий и армянский признаны сановниками империи.

Существует мнение, что ислам распространялся мечем. Это не совсем верно. Современная историческая критика находит, что распространение его после Магомета, составляло [354] род революции, при полной распущенности нравов в Римской империи. В христианских храмах господствовала тогда вместо истинной религиозности одна только обрядность, при дворе и в администрации — жестокость, ханжество, продажность и разврат. Арабов греки встречали, как освободителей, и высшие сановники — губернаторы и военноначальники, — сдаваясь без боя, принимали мусульманство.

В Константинополе полуномады-турки, уничтожив гнилую империю, установили более правды и человечности, чем это было при византийских династиях и при владычестве италианцев на Черном и Средиземном морях. Никогда турки так не озлобляли иноверцев, как это делали генуэзцы и венецианцы в своих факториях, когда, например, в день тезоименитства папы римского они сгоняли греческих священников на церемонию в ризах для того, чтобы во время провозглашения многолетия папе и светлейшей республике православные священники подпевали бы «многие лета или Господи помилуй», при понуждении их плетьми. (См. статьи «Revue des deux Mondes» 1892).

Ожесточаемые сопротивлением, турки подчас резали, но Варфоломеевых ночей не устраивали, как заметил однажды турецкий дипломат, в какой-то дипломатической коммисии. Поэтому не оставили они потомству той неукротимой злобы, какая существует между православными и католиками по берегам Сирии, Палестины и на островах Средиземного моря.

Известно, что веротерпимость в европейских государствах понимается только относительно иноплеменников, отступление же от принятой догмы в господствующем вероисповедании, между своими, преследуется. Турок к различным толкованиям Корана относится снисходительно, и чтение молитв по неисправленным текстам не воспрещается, как не воспрещается и различие в обрядностях. Есть дервиши пляшущие и есть дервиши завывающие. «Всякий по-своему хвалит Господа», говорят правоверные.

Эта глубокая терпимость относительно языка и религии подданных султана со стороны его правительства составляет особенность турок. В равнодушии ее начало или в чем-либо другом, — этого вопроса мы не касаемся.

И. Филипенко

(До след. №)

Текст воспроизведен по изданию: Из Константинополя. (Впечатления и заметки) // Русский вестник, № 8. 1896