Можно надеяться, что съезд большей части европейских государей в Париже не останется без последствий для прочного обеспечения и на будущее время спокойствия Европы и что при этом случае явится возможность предрешить многие из политических вопросов, занимающих всеобщее внимание. В числе таковых вопросов, бесспорно, на первом плане являются вопрос восточный и пересмотр парижского трактата 1856 года.

Трактат этот, считавшийся одним из важнейших последнего времени, теперь совершенно уже утратил свое значение, так как на деле оказалось, что он не в состоянии упрочить существование одряхлевшей и не имеющей в себе [133] никакой жизненности Турецкой империи. Западная Европа надеялась, что, ослабив этим трактатом прямое влияние России на восток, упрочится политическая самостоятельность Турции; но на деле вышло иное: внутренний порядок в Турции нисколько не улучшился; волнение христианского населения против турецкого господства продолжалось непрерывно, и не усмиренное до сих пор восстание кандиотов лучше всего показывает, до какого ожесточения может дойти борьба христиан с их притеснителями. Очевидно, что такой порядок дел неизбежно должен вызвать вмешательство европейских держав и вполне показывает как бесполезность результатов восточной войны, так и несостоятельность трактата 1856 года.

Подобный поворот в политике по восточному вопросу очень возможен именно теперь, когда западные державы, то есть собственно говоря Франция и Англия, видимо охладели к положению Турции и убедились в трудности оказать ей какую-либо помощь. Турецкое правительство не вняло советам дружественных держав, заявило, что оно само сознает себя достаточно сильным для подавления восстания христиан, и теперь на нем одном лежит ответственность за все могущие произойти случайности.

Трудность современного положения Турции не подлежит ни малейшему сомнению: восстание кандиотов продолжается с прежнею силою, несмотря на то, что на остров посланы новые турецкие войска и к ним отправился и сам главнокомандующий всех вооруженных сил Турции, известный ренегат Омер-паша, неоднократно уже успевавший счастливо подавлять восстания разных областей против власти султана. На этот раз счастье Омера-паши разбилось об упорство и храбрость кандиотов. Прибыв с значительными подкреплениями в Кандию, он обратился сначала к восставшим с прокламациею, в которой обещал полное прощение всем, кто изъявит покорность; но воззвание не имело никакого успеха, и 25-го апреля началось наступление турок против округа сфакиотов, где собрано было, по одним сведениям, до 3.000, по другим – до 6.000 инсургентов. Под непосредственным же начальством Омера-паши состояло 18.000 человек, с которыми он выступил из Канеи к дефилеям, ведущим в Сфакию. Кроме того, особый [134] 3.000-й отряд послан был морем, чтобы атаковать Сфакию с другой стороны. 29-го апреля, по старому стилю, произошло наконец столкновение между турками и кандиотами и завязался упорный трехдневный бой, кончившийся полным отступлением Омера-паши, понесшего весьма сильные потери. Этот новый успех кандиотов, одержанный ими над пользующимся известностью турецким главнокомандующим, должен еще раз выказать все бессилие мусульман и убедить всех в том непоколебимом геройстве, с которым кандиоты отстаивают свою национальную независимость.

Успех этот важен еще и в том отношении, что он должен побудить европейские державы с большею против прежнего энергиею настаивать перед Портою на необходимости разрешить кандиотский вопрос в том смысле, чтобы освободить кандиотов из-под ига турецкого правительства. Вмешательство европейских держав необходимо также и для прекращения тех жестокостей и неистовств, которыми ознаменовывают турецкие войска свое пребывание в Кандии. «В Кандии ожидали – пишут из Афин – что Омер-паша прибегнет к менее суровым мерам относительно несчастных жителей острова. Но надежда эта, к несчастью, оказалась жестоко обманутою. Превосходя жестокостью и бесчеловечием своего предшественника, Мустафа-пашу, сердар-экрем не отступает ни перед какими, самыми крайними, мерами. Всякого рода поборы, запрещение продажи первых жизненных потребностей голодных крестьян, немилосердое разорение края, убийство мужчин, женщин и детей – таковы средства, к которым прибегнул Омер-паша с целью подавления восстания. Не довольствуясь этими мерами, отвергаемыми всяким мало-мальски цивилизованным правительством, он предает еще огню все посевы, все фруктовые деревья, как бы желая излить на почву страны все то мщение, которого не может обрушить на головы жителей».

Рядом с кандиотским восстанием продолжается, по-прежнему, восстание в южных, ближайших к Греции, округах Фессалии и Эпира. И здесь также все действия турок остаются бесплодными и мелкие партии инсургентов постоянно беспокоят турецкие отряды, то рассеиваясь, то собираясь в более значительных силах. В славянских землях северо-западного угла Балканского полуострова пока еще не дошло [135] до открытого восстания, но брожение с каждым днем все более и более усиливается, особенно в Боснии и Герцеговине. Черногория также не остается праздною в виду бессилия и видимого разложения Турции: она деятельно готовит свои вооружения и заявляет требование, чтобы правительство султана уступило ей прибрежную полосу у Антивари, обладание которою составляет давнишнюю мечту черногорцев и которая действительно вполне необходима для их экономического развития. Наконец, в последнее время, получены известия, что открытое восстание проявилось и в Болгарии, население которой доныне отличалось наибольшим миролюбивым спокойствием: и здесь образовался уже тайный революционный комитет, под руководством которого сформировались вооруженные партии, занявшие горные проходы в Балканах.

При такой затруднительности положения, государственные люди Турции видимо растерялись, хватаются за разные проекты и не находят средств для поправления отчаянного состояния дел. Одно время имелось в виду даровать империи особую конституцию, которая даже рассматривалась в диване, но потом была оставлена. Затем являлось предположение уступить Кандию египетскому вице-королю, с тем, чтобы все силы обратить на подавление восстания на самом полуострове; но опять решено было употребить все усилия на подавление кандиотского восстания, для чего и послан был туда Омер-паша с новыми подкреплениями. Турецкое правительство намеревалось еще сделать весьма важные уступки двум могущественнейшим своим вассалам, именно Сербии и Египту, с тем, чтобы успокоить их требовательность и, обратив их из противников в союзники, покончить с внутренними своими врагами. В этих видах, оно, согласно с заявленным князем сербским Михаилом Обреновичем требованием, согласилось очистить от турецких войск Белградскую крепость, с тем лишь, чтобы на крепости оставлен был турецкий флаг рядом с сербским. Турецкие войска уже выведены из Белградской крепости, передав сербам все верки с находящимися на них орудиями. Этот новый шаг к полному освобождению Сербии из-под турецкой зависимости встречен был, как и следовало ожидать, восторгом всех сербов. Но, не ограничиваясь столь важной [136] уступкой, турецкое правительство, чтобы окончательно обезоружить Сербию, намеревалось даже отдать князю Михаилу в управление Боснию и Герцеговину, надеясь, что сербы удовольствуются этим и не станут оказывать поддержки другим христианским подданным султана. Впрочем, кажется, что проект остался только в виде предположения, которому вряд ли суждено осуществиться.

Относительно уступок египетскому вице-королю, Измаилу-паше, также еще ничего не решено; но, кажется, что турецкое правительство вполне склоняется признать за ним титул «азиза» (повелителя) и значительно расширить его верховные права, а именно дозволить чеканить монету, назначать высших чинов в армии и др. По крайней мере, известно, что по этому предмету ведутся в Константинополе деятельные переговоры с присланным для этого доверенным Измаила-паши.

Таким образом, турецкое правительство употребляет всевозможные меры для благополучного выхода из затруднительного положения: частью оно делает уступки, частью же прибегает к мерам строгости и даже жестокости. Будущее покажет, насколько все эти меры в состоянии будут предохранить Турцию от распадения.

Говоря о восточном вопросе и о положении дел на Балканском полуострове, мы до сих пор ничего не сказали о Греции, которая однако стоит в ряду государств, наиболее заинтересованных состоянием Турции. Нельзя не заметить, что отношения между константинопольским и афинским дворами крайне оригинальны. Сама по себе Греция, как военная сила, конечно, не опасна для Турции, но она важна как притягательная, национальная сила, как основная точка опоры для всего греческого населения Турции. Кроме того, Греция сильна также покровительством западноевропейских держав и особенно поддержкою единоверной ей России; на последнюю она еще более может рассчитывать с того времени, как сделался известным предстоящий брак короля эллинов Георгия I с великою княжною Ольгою Константиновною. Хотя в современной политике родственные союзы царствующих домов не имеют большой силы, но столь близкое родство греческого короля с русским Императорским Домом должно послужить еще к большему скреплению давнишней связи между [137] Грециею и Россиею, а следовательно и к усилению значения первой.

Современное значение Греции достаточно выясняется тем, что к ней прямо обращаются все греки, страдающие под гнетом турецкого владычества и жаждущие провозглашения своей независимости под сенью греческой короны: так кандиоты давно уже провозгласили свое присоединение к греческому королевству; то же самое постановлено и инсургентами Фессалии и Эпира. Само собою разумеется, что греческое правительство воздерживается от всяких явных мер для поддержания подобных стремлений греческих подданных султана; но оно не в состоянии удержать своих подданных от оказания восставшим грекам не только своего сочувствия, но и материальной поддержки. И действительно, поддержка эта весьма деятельна, только благодаря поддержке греков и возможно столь продолжительное и упорное сопротивление кандиотов турецкому правительству.

Не однократно греческому правительству были посылаемы грозные ноты из Константинополя, остававшиеся однако без последствий, так как прямо объявить войну Греции турецкое правительство не решается, имея в виду, что за подобным объявлением непосредственно последовало бы общее восстание всего греческого населения Балканского полуострова. Но и Греция, в виду постоянных угроз Турции, не может и не должна оставаться в бездействии: она энергически готовится ко всякой случайности. Еще недавно греческим правительством сделан был внешний заем, который, как надо полагать, предназначается именно на усиление вооружений, столь необходимых при настоящем положении дел на Балканском полуострове.

Между тем король эллинов посетил дворы всех первостепенных держав, и, конечно, путешествие не останется без последствий. Еще до назначения Омера-паши в Кандию, были слухи, что представители первостепенных держав в Константинополе имели намерение потребовать, чтобы турецкое правительство положило предел кровопролитию, согласившись на уступку Кандии греческому королю; только одна Англия не соглашалась на предъявление этого требования, желая выждать результатов действий Омера-паши. Теперь же, когда действия [138] его оказались неуспешными, снова появились слухи, что западные державы намерены предложить султану вывести свои войска из Кандии, и если действительно существует подобное предположение, то, конечно, на возбуждение его не малое влияние имело личное свидание короля эллинов с государями Европы. Весь вопрос заключается в том: согласится ли турецкое правительство на эту важную уступку; оно и то уже считает, что сделало весьма много в пользу Сербии и Придунайских княжеств. В последнее же время оно объявило еще о новых реформах, которые намеревается ввести в империи. К числу их принадлежат: улучшение финансовой системы; учреждение нового государственного совета; устройство военных школ на новых основаниях (конечно, с допущением туда христиан); дозволение иностранцам права приобретать поземельную собственность; превращение всех провинций в вийялеты, при управлении которыми даны будут христианам более широкие права; улучшение постановлений, относящихся до управления имуществами мечетей; наконец изменение в порядке судопроизводства. Все эти реформы, могли бы до некоторой степени оживить турецкую империю, если бы они были приведены в исполнение во всей полноте и если бы были вполне усвоены всем населением Турции. Но последнее почти немыслимо: магометанский фанатизм постоянно будет преградою введения в Турции каких бы то ни было прогрессивных реформ. Уже теперь турецкие улемы издали манифест к правоверным, в котором они предрекают гибель Турции, если обещанные реформы будут применены к делу. «Мусульмане – говорится весьма наивно в этом манифесте – не могут соперничать с христианами, потому что последние выше их умственным развитием; они оттеснят турок от всех должностей и погубят империю». Манифест, как видно, не остался без последствий, потому что есть уже известия о происходивших во многих местностях столкновениях между мусульманами и христианами. Турецкое правительство, как слышно, намерено наказать составителей манифеста; но сомнительно, чтобы и эта мера могла разом успокоить возбужденный фанатизм, так что и в этом отношении можно ожидать только еще усиления того внутреннего разлада, который, давно развиваясь в Турции, стал доходить [139] в последнее время до наивысшей степени своего развития.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное военное обозрение // Военный сборник, № 6. 1867

© текст - Глиноецкий Н. П. 1867
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Бабичев М. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1867