ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

(Письмо к редактору «Военного Сборника»).

Буюкдере, 19 сентября 1862 г.

…Едва теперь только удосужился я писать вам. Причина та же — старо-славянская лень, приправленная турецкою. Здесь даже простой народ знает, что настоящие Европейцы, прожив на востоке несколько лет, отурчиваются, впадают в азиятскую апатию, которая повсюду проглядывает здесь. Взгляните хоть на Босфор: сколько найдете прелестных местоположений, — и что ж? Они так и остаются местоположениями: никто не позаботился придать им жизнь, приспособить их к требованиям вкуса, выгоды, комфорта. Турок взглянул на них, они ему понравились: вот он и поставил на этом месте деревянный, безобразный киоск, со множеством окон, чтобы, сидя на широких диванах с наргиле, беспрепятственно, во все стороны, наслаждаться зрелищем природы и кейфом. Отыщется, где нибудь за городом, развесистый каштан или платан, кафеджи притащит туда походную кофейню, или, лучше сказать, печку, запас наргиле, чашек без блюдечек, полдюжины цыновок, и давай варить кофе — кофейня открыта. А за клиентами дело не станет: табуреты расставлены, цыновки разложены, наргиле стоят чинно рядышком, в воздухе носится аромат кофе, над головами тень — кто ж устоит против такого соблазна? И вот, чрез полчаса, публика [210] собралась, пестрая и разноязычная; кто уселся на низеньком табурете, кто развалился на цыновке — курят, пьют кофе, прохлаждаются вишнабом (вишневое варенье с водой), калякают о том, о сем, Греки — о своих торговых делах, Турки — о тяжелых временах, Армяне жалуются на притеснения, которые терпят от правоверных и от английских миссионеров; а там, глядишь, подойдут разнощики, расставят свои лотки, и гулянье в полном разгаре. Но, разумеется, никто из гуляющих с места не двинется. По пятницам народу гораздо больше. Тогда, кроме продавцов лакомств, являются и артисты забавлять неподвижную публику: бандурист, труппа странствующих актеров, и т. п.; неподалеку располагаются турецкие дамы, образуя пестрые, живописные группы. Прозрачные яшмаки закрывают их лица на столько, на сколько нужно, чтобы все было видно. Впрочем, на днях правительство вооружилось против подобного нарушения законов приличие и благопристойности и обязало Турчанок не иначе показываться в публике, как под грубым кисейным покрывалом, которое вполне скрывало бы лицо от любопытных взоров. За нарушение этого постановления обещано приличное наказание не только ослушницам, но даже и торговцам, которые осмелятся продавать полувоздушные фераджи.

К важным событиям константинопольской жизни принадлежит уничтожение каиме, или бумажных денег, последовавшее 1 сентября. По этому случаю Халиль-Бей давал обед, а за обедом Али-Паша произнес речь, в которой очертил историю рождения, распространения и смерти каиме, и затем был торжественно сожжен целый пук каиме (говорят, фальшивых). С уничтожением каиме, турецкая хара, ходившая 170 и более пиастров, получила свою настоящую ценность в 100 пиастров, меджидие 20, бешлык 5, алтылин 6. Вся иностранная монета, в том числе и наша, изгнана из обращения; она принимается только сарафами для размена на турецкую (рубль наш принимается в 17, 16 и 15 пиастров). Такая перемена курса монеты должна была повлечь за собою замешательство в рассчетах; поэтому правительство постановило, что все долговые обязательства, совершенные по 1 сентября, уплачиваются по настоящему курсу с учетом 45%, обнародовало таксу съестным припасам, выше которой торговцам воспрещается продавать, под страхом двухмесячной [211] и более ссылки на галеры. Так как многие баканы и продавцы находят стеснительными подобные таксы и продолжают обдирать публику, то благодетельное правительство обратилось с просьбою к жителям столицы и предместий — содействовать приведению в исполнение таксы, не платить сверх установленной цепы ни под каким предлогом и об ослушниках немедленно доносить полиции. Для сравнения цен настоящих с прежними, приведу несколько предметов. Например, сахар продавался прежде по 9, а теперь по 6 пиастров, кофе 22 — 14, сибирское масло 23 — 15, рис 5 — 3 10 пар; чека дров 20 — 15, уголь 40 — 30, виноград 1,20 — 1 п., хлеб 3 — 2, говядина 7 — 4 и т. д. Готовится также тариф для наемных верховых лошадей и экипажей, для кофеен, носильщиков и т. д.; одним словом, занимаются крепко благоустройством. Но все-таки жители находят, что некоторые цены в тарифе несоразмерно высоки; особливо негодуют на цены, которые платятся на пароходах, содержащих сообщение между городом и Буюкдере, а равно лежащими между ними деревнями по Босфору. До 1 сентября платили на пароходах от стамбульского моста до Буюкдере 6 пиастров, что на наши деньги составляет 20 коп. сер., а теперь взимается 5 пиастров, что делает уже 31 коп. сер., ибо наш целковый принимается на пароходах по 16 пиастров. Обстоятельство это весьма важно для рабочих, которые отправляются ежедневно в Перу из деревень, лежащих по Босфору и вблизи его. Прежде они заработывали в день по 25 и 30 пиастров и переезд туда и обратно им стоил 12 пиастров, а теперь дневная заработная плата не превышает 10-15 пиастров, а заплатив на пароходе 10 пиастров, что им остается на пропитание? Говорят, что вошли об этом с представлением к султану.

Говорят также, что каиме разменено на 980 000 000 и что еще не вынуто из обращения 2 700 кошельков, что составляет 1 350 000 (500 п. кош.), и потому правительство будет разменивать их еще в течение месяца на облигации.

Погода у нас стоит еще теплая, но вечера и утренники довольно холодны. Это сезон разбойников, которые начинают пошаливать то там, то сям, пользуясь темными ночами. Хотя правительство, в крайних случаях, и принимает меры к обузданию грабителей, но все-таки здесь звание разбойника [212] считается очень приличным и уважительным. Около горы Иды есть целая деревня, населенная разбойниками по праву рождения. Вообще разбойники здесь очень милые люди, редко убивают кого, а только обирают. Понадобилась им, например, теплая одежда или деньги, вот они и дают знать в какую нибудь богатую деревню, чтобы им представили в такое-то место, такое-то число зимней одежды и столько-то денег, а не то быть беде: зажжем деревню. С кавасами они живут очень дружно и делятся благоприобретенною добычею. Путешественники не могут нахвалиться вежливостию разбойников, которым, принадлежит дорога из Родосто до Адрианополя. Из них один какой-то разорившийся бакан, а другой будто бы священник, несправедливо обиженный и униженный архиереем.

В воскресенье 9 сентября, в 8 часов утра, миссия наша, под предводительством князя Лобанова, отправилась на военном пароходе «Прут» на остров Принципе, куда прибыла благополучно в 11 часов. День был ясный и жаркий. Солнце пекло нестерпимо. Целью поездки было торжественное открытие памятника русским воинам, погребенным здесь в прошедшую кампанию. Памятник поставлен в ограде монастыря св. Николая, с левой стороны небольшой монастырской церкви. Высадясь на берег, мы пошли в церковь, по средине которой стоял простой деревянный гроб, вмещавший в себе останки наших героев, покрытый темно-малиновым покровом; состоящий при миссии архимандрит с иеромонахом и диаконом отслужили обедню, по окончании которой гроб вынесли из церкви и поставили около памятника. Здесь совершена была панихида, пропета вечная память русским воинам, убитым за Царя и отечество, и гроб опущен в склеп, устроенный под памятником, при троекратном залпе из ружей, исполненном очень удачно нашими матросами, присутствовавшими в параде при церемонии. Пароход откликнулся девятью пушечными выстрелами. Кроме посланника, чиновников и духовенства миссии, при церемонии находились все офицеры с парохода, полковник Франкини и множество любопытных, живущих на острове и приехавших из Стамбула. Памятник очень прост, но необыкновенно красив и замечателен своею стройностию, вследствие очень удачно соблюденной пропорции частей, его составляющих. Он стоит на площадке, красиво вымощенной [213] небольшими широкими камешками, в виде паркета. Отсюда открывается вид на море и ближайшие острова, ибо монастырь лежит почти на самом берегу моря, на возвышении. Весь памятник имеет в вышину не более 4-5 аршин и высечен из белого мрамора: на четырехугольном пьедестале стоит на четырех черных ядрах усеченная пирамида, осененная медным крестом. На лицевой стороне пирамиды, на расстоянии 2/3 ее высоты, вверху русский императорский герб (орел), превосходно иссеченный. На лицевой стороне пьедестала надпись золотыми славянскими буквами:

На каждой из боковых сторон пьедестала рельефное изображение обеих сторон бронзовой медали, а именно: на правой вензель обоих государей, с означением 1853-1856 г.; на левой надпись: «на тя Господи уповахом». Памятник окружен черною железною решеткою. Кажется, чего проще, а, между тем, невольно заглядишься на него: так привлекает он своею простотою и стройностию. Может быть, тут была и другая причина: горсть Русских, из которых многие участвовали в прошедшую войну, пришла сюда отдать последний долг своим ратным товарищам. Для нас это был уже не мертвый, а живой камень, который пробудил в душе много сладких и тяжелых дум, и я вспомнил слова поэта:

«Ты, камень, чувства не имеешь, а живо чувствовать велишь».

В склепе, под памятником, в двух деревянных ящиках, погребены собранные кости солдатиков. Один из этих ящиков и служил в церкви вместо гроба. Склеп закрывается плитою. Жаль только, что вход в склеп так узок, что в него [214] едва может пролезть человек, сгорбившись в три погибели; поэтому-то и принуждены были разместить кости в двух ящиках: один большой ящик не пролез бы. По окончании процессии, все Русские отправились на пароход, где был приготовлен завтрак. Посторонних было немного: греческий charge d’affaires, который живет на острове, болгарский экзарх, издающий «Цареградский Вестник», на болгарском языке, да два архимандрита — настоятели монастырей св. Николая и св. Георгие, который тут же на острове. В обоих монастырях нет ни одного монаха. Это был свой домашний праздник, и потому наш посланник не приглашал никого из иностранцев. За завтраком один из архимандритов, настоятель монастыря св. Георгия, вручил князю какую-то бумагу. Оказалось, что это была просьба о милостивом вознаграждении его за попечения, которые оказывал русским военно-пленным именно он, а не настоятель монастыря св. Николая, и в доказательство к просьбе приложено было свидетельство за подписью четырех русских солдат, которые благодарят за отеческие о них попечения, а равно за церковные требы, которые настоятель совершал над ними, включая тут и погребение христианское.

Б.

Текст воспроизведен по изданию: Из Константинополя. (Письмо к редактору "Военного Сборника") // Военный сборник, № 11. 1862

© текст - Б. 1862
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Strori. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1862