РАГОЗИНА Е

РАГОЗИНА Е. А.

Из дневника русской в Турции перед войной в 1877-1878 г.г.

II часть.

Глава XXXIII

(См. ”Русская Старина", декабрь 1914 г.)

Из дипломатического мира стали доходить к нам тревожные вести: газетные фанфары еще более усилили темп, возвещая поражения генерала Черняева и наступление турецкой армии к Алексинацу.

Отсюда каждый видел, что Россия не могла уже оставаться только зрительницей полнейшего разгрома славян и, таким образом, реальное выступление нашей политики стояло на очереди дня.

Все это заставило моего дядю собраться в Константинополь, чтобы взять от генерала Игнатьева последния инструкции на случай объявления войны. Тетушка и я ради удовольствия и компании отправились также в столицу Абдул-Гамида. Мне очень интересно было увидеть снова этого принца с нужными глазами в его новой роли повелителя Ислама.

На утро 18 октября ”Юнона” бросила якорь в Золотой Рог и дала протяжный свисток.

Европейская Пера еще дремала, как ленивая одалиска, в объятиях Морфея; но турецкий Стамбул, покинув сонные грезы, уже встречал пламенную зорю, а с балкончиков всех минаретов пели о том, что ”нет другого бога, кроме Единого Бога”, и что ”Магомет Его пророк”. Унылые, протяжные звуки неслись волнами к жилищам правоверных и манили сердца их в храмы Аллаха.

Над Босфором царила фантасмагория какая-то: в голубых испарениях, точно за тюлевой вуалью, скользили по воде легионы барж и лодок, купая свои белые паруса в [364] лучах красного рассвета, горевшего на небосклоне Азиатского материка. Словно чайки носились воздушные каики, цепляясь за борта входивших на рейд пароходов. «Лиловый туман еще дымился по берегам; но золотые блики уже играли на холмах грандиозной панорамы, раскинувшейся амфитеатром в двух частях света, в Европе и Азии...

Я любовалась этой картиной, и моя фантазия невольно улетала на розовом луче в область сказок Шехеразады.

Проснулась также и деловая Галата. Весь лабиринт ее кривых, тесных улиц был наполнен движением и звуками: тянулись караваны верблюдов; ревели ослы; кричали водоносы и разносчики. Всадники на арабских конях, вереницы хамалов, навьюченных сверх меры мешками с товаром; зеленые чалмы духовенства, малиновые фески граждан Царьграда, белые повязки софт, турчанки, закутанные в яшмаки и типы всех племен Востока мелькали перед глазами, точно живой калейдоскоп на фоне утренней зари.

Между Галатой и Перой колесной езды не существует: ее заменяет проволочная железная дорога, вагоны которой двигаются через тоннель снизу вверх и обратно не более двух минут времени.

Туда мы все и направились, чтобы подняться в европейский квартал. Но по пути от берега к станции нас едва не разорвали на мельчайшие кусочки босфорские пираты: швейцары отелей, гиды, комиссионеры, продавцы всякой дряни и целая армия носильщиков багажа. Их штурмующие колонны шли в атаку, захватывая наши вещи, как военную добычу. Десятки рук тащили мою беспомощную особу неизвистно куда. Тетушка Маriе отбивалась прямо зонтиком от наседавших легионов вражеской силы, а наши спутники грозили им даже револьверами. Но в конце концов мы отразили неприятеля и благополучно взобрались на вершину Перского холма, чтобы устроиться там в отеле. Однако судьба распорядилась иначе нашим временем и заставила еще долго блуждать по камням, буграм и ямам Константинопольской мостовой...

Это случилось вот при каких условиях.

По выходе из тоннеля достаточно было сделать несколько шагов, чтобы отказаться в тот же момент от всякой мысли двинуться куда-нибудь дальше: бурным потоком, точно лава из кратера, мчалась навстречу к нам сплошная до непроницаемости масса людей, как будто живая река, покину в старое ложе, опрокинулась водопадом в новое русло. По [365] инерции мы были захвачены ее течением, а при следующем повороте из одной улицы в другую отброшены в сторону. Здесь, не теряя секунды, мы кинулись в открытые двери какой-то харчевни, где и остановились, заняв удобную позицию.

Над толпой реяли красные флаги с полумесяцем и звездой, их несли ходжи и софты, эти пламенные воины Магомета; далее шли типичные старцы, патриархи Ислама, увенчанные тюрбанами из драгоценных персидских шалей; улемы в лиловых и зеленых накидках следовали за ними: они что-то кричали, жестикулируя, точно на кафедре перед аудиторией; но в хаосе звуков голоса их не доходили по назначению. Матросы, аскеры и турецкая чернь выплясывали на ходу какой-то необыкновенный танец, собственного изобретения; арабы в пестрых бурнусах и красных башмаках, с огненными от возбуждения лицами, звенели оружием, подбрасывая его вверх над головами; школьники учебных заведений с дудками и барабанами, силуэты турчанок в белоснежных яшмаках, негры и негритянки, черные эфиопы — рабы, важные мароканцы, арнауты, зейбеки в живописных лохмотьях, татары, персы, индусы, горцы в бараньих шапках, персы, лазы, курды — вся эта разноязычная, но единокровная по вере толпа, которая обыкновенно наполняет стамбульские улицы и базары своим движением, своими резкими, гортанными криками, вся она была здесь, в Европейском квартале...

Что влекло ее сюда? Кто привел ее в ненавистную Перу, где каждый вершок земли был собственностью гяура?..

”Алексинац! Алексинац!" — ревела она, как бы отвечая на мой вопрос.

”Алексинац! Алексинац!” стонало эхо, перекликаясь с берегами Царьграда, и весь охваченный восторгом синий Босфор повторял: ”Алексинац! Алексинац!..”

Как вдруг наперерез бежавшей массе вылетела конная стража и отрезала ей путь к главной улице Перы: словно рассеченная огненной рукой на части, толпа шарахнулась назад, и что произошло затем, я не могла видеть, так как хозяин лавочки закрыл двери.

— А это, конечно, любезность падишаха по адресу генерала Игнатьева, — обращаясь к дяде на местном жаргоне и не подозревая в нем ”русского”, объяснил левантинец.

— В чем собственно она заключается? — спросили его.

— Как в чем? — с усмешкой повторил он, — манифестация для того и была организована, чтобы разбудить его [366] превосходительство приятной весточкой о дорогих и милых ему братьях-славянах, которых давно уже пора всех перерезать...

Мы переглянулись; но возражать не пришлось, так как дверь затрещала под ударами в нее чьих-то могучих кулаков:

— Corpo di bассо! ("Чорт возьми”! по-итальянски), — послышался грозный окрик, — пусти! Бенедетто! diavolo! а то разнесу дом и крышу сниму! Diavolo! отвори сию минуту!

Требование его было немедленно исполнено, и в комнату ураганом влетел здоровый парень, судя по акценту и огромной шляпе с пером, уроженец Калабрии. Бенедетто представил его нам:

— Анджело, мой земляк, друг короля Италии и падишаха Абдул-Гамада, а также комиссионер отеля ”dell Napoli”, кавалер всех орденов и знаменитый тенор театра ”St. Carlo”. Он может устроить вас в нашей гостинице, где вся прислуга чистокровные неаполитанцы, лучшие люди в мире...

”О, Napoli uno pezzo di cielo caduto in terra! (Неаполь, кусочек неба, упавший на землю — любимая песенка неаполитанцев), — для большей убедительности запел Анджело, хотя вид его менее всего давал иллюзию ”ангела”.

Постучались опять, и вошло несколько человек, из которых два — мальтийца оказались гидами, а прочие разных профессий.

— Ну, что там делается, рассказывайте! спрашивал Бенедетто, раздергивая жалузи и распахивая двери, так как с улицы перестали доноситься крики манифестантов.

— А все-таки жаль, — говорили новоприбывшие, — что не разрешили софтам устроить концерт под окнами грозного ”Москов-султана” — то-то была бы потеха!..

— Ну, теперь идем! — сказал дядя, раскланиваясь с хозяином нашего временного убежища.

— Господин! — остановил его знаменитый тенор Анджело, — вы обещали взять меня гидом? Как же так, corpo di bассо!..

— Ничего подобного я не мог обещать вам, — строго и внушительно ответил ему дядя. Но это не подействовало, и еще долго назойливый калабриец следовал за нами, предлагая свои услуги.

Е. А. Рагозина.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Из дневника русской в Турции перед войной в 1877-1878 г. г. // Русская старина, № 2. 1915