Краткое военное обозрение северо-западных областей Турции
В северозападном углу Балканского полуострова происходит в настоящее время весьма знаменательное волнение, которое обратило на себя внимание всей Европы и которое особенно должно интересовать Русских, так как главными деятелями в этом волнении являются соплеменные и единоверные нам Славяне, и преимущественно та часть многочисленного племени славянского, которая всегда пользовалась самым полным расположением и сочувствием России, именно Сербы. Действительно, уже издавна были в южной России целые поселения Сербов; из Сербов формировались у нас особые легкоконные полки; много Сербов и теперь еще постоянно находится в нашей службе, и наконец заступничеству и даже прямому содействию России, Сербия обязана восстановлением своей политической и религиозной независимости. Все это служит к упрочению некоторого сближения между Русскими и Сербами большого, чем относительно других славянских племен, и заставляет нас интересоваться всем происходящим среди этого многочисленного племени, умевшего, даже под турецким игом, сохранить свою доблесть.
В настоящее же время часть сербского племени находится уже в открытой борьбе с Турками за свою самостоятельность и веру праотцов; другая часть, успевшая завоевать себе [394] независимое положение, явно стала стремиться к тому, чтобы сбросить с себя последние следы своей прежней зависимости от Порты. Предугадывать развязку всех этих стремлений не наше дело; тем не менее, чрезвычайно интересно следить за ними, а для этого необходимо обратить внимание на то, при каких обстоятельствах и чем именно они вызываются, что может благоприятствовать и что затруднить их. В этих видах и составлен настоящий краткий обзор северозападных провинций Турции; он может служить отчасти руководною нитью для разъяснения событий, происходящих в Черногории и Герцеговине, а отчасти может объяснить и настоящие стремления Сербии и многие стороны возникшего в последнее время так называемого сербского вопроса 1.
_____________________________
В VII веке, почти единовременно, на правом берегу Дуная являются два народа славянского происхождения, которые занимают и до настоящего времени всю северную часть Балканского полуострова: это Болгары на востоке, близ Черного моря, и Сербы на западе. Предводительствуемые своими вождями-жупанами, они сперва делаются грозными соседями для отживавшей в то время Восточной Римской империи, но потом, приняв от нее християнство, подпадают под власть Греков. Однакож, зависимость эта была непродолжительна: в X веке оба племени образуют снова несколько независимых государств, между которыми вскоре на первый план выдвигается совершенно самостоятельное, хотя и незначительное на первых порах, королевство Сербское. Именно, около половины XII столетия, великий жупан Стефан Неманя, с согласия византийского императора, принимает титул краля Сербии и отчасти непосредственно подчиняет своей власти, отчасти ставит в зависимость от себя весь северо- запад Балканского полуострова. В истории Сербов Стефан Неманя занимает весьма важное место. Бывши еще в младенчестве крещен римским священником, он 40 лет от роду, в 1143 году, принял новое крещение, в православную веру, [395] из рук рашского епископа Леонтия, в небольшой церкви около нынешнего Нового Базара. Этим он положил начало новой эпохе в жизни сербского народа и решил всю его будущность. Замечательно, что и Сербы считают свое историческое существование только со времени крещения Великого Неманя, который был родоначальником целой династии Неманичей, возвысивших одно время Сербию на степень первостепенного государства. Наибольшей значительности Сербия достигла в первой половине XIV столетия, когда Стефан-Душан-Урош IV, по прозванию Сильный (1336-1350 год), принял даже титул императора, желая сербским государством заменить одряхлевшую и распадавшуюся Византийскую империю. В это время Сербия занимала почти весь Балканский полуостров, между морями Адриатическим, Черным и Архипелагом, и только самая незначительная юговосточная часть полуострова принадлежала греческим императорам. Приобретя при Неманичах полную политическую самостоятельность, Сербия утвердила и свою самостоятельность религиозную, отделившись совершенно от влияния константинопольского патриарха и учредив особое сербское патриаршество в Пече (Ипек), которое существовало до 1775 года. Столицею сербского царства в цветущее время последних Неманичей был город Призренди, положение которого достаточно показывает, что в то время сербская национальность преимущественно стремилась к расширению своего владычества к югу, к берегам Архипелага.
К сожалению, блестящее положение Сербской монархии было непродолжительно: внутренние раздоры и нашествие Турок на Европу положили конец существованию Сербского государства. Уже Душан Сильный сделал весьма важную ошибку, разделив Сербскую империю между своими воеводами, которые должны были признавать над собою верховную власть его сына Уроша V, не имевшего, к сожалению, ни способностей, ни твердости своего отца. И действительно, едва прошло десять лет со смерти Душана Сильного, как Урош V был убит своим дядей Вукашином, и Сербская монархия разделилась на несколько независимых и даже враждебных друг другу частей: так Босния делается вполне отдельным государством, в Герцеговине и Черногории являются свои собственные владетели, в Каттаро утверждается особая [396] республика, Булгаpия отделяется от собственной Сербии, которая в свою очередь становится театром постоянных междоусобий. А именно в это-то время, более чем когда либо, нужно было сосредоточение всех сил Славян Балканского полуострова: в это время, с 1355 года, Турки появляются в Европе и стремятся к завоеванию Византийской империи; с севера же начинают свои завоевания Венгры, постоянно пользуются междоусобиями задунайских Славян и наконец в пределах старой Сербии сталкиваются с подобным же завоевательным стремлением Турок, но не могут устоять против него и оттеснены далеко за Дунай, в пределы нынешней Венгрии. Наконец, около того же времени, и могущественная Венецианская республика овладевает всем восточным прибрежьем Адриатического моря и, руководимая только своими видами, поддерживает то Венгров, то Сербов. Что же удивительного, если среди столь неблагоприятных обстоятельств сербская национальность не могла сохранить своей самостоятельности? И действительно, отдельные части бывшей Сербской монархии постепенно одна за другою подпадают под власть Турок. Династия знаменитых Неманичей прекращается; только в Черногории остается женская линия ее потомков, да в самой Сербии делается князем незаконнорожденный внук Душана Сильного, князь Лазарь. Последний делает попытку остановить завоевательное стремление Турок, но гибнет, с лучшею частию сербского воинства, в несчастной битве на Коссовом поле (1389 г.), и Сербия, подобно Боснии 2, становится данницей Турции, сохраняя, однако, своих князей и некоторые следы самостоятельности. Но в 1458 году Елена, вдова последнего сербского князя Лазаря Бранковича, вздумала, для спасения православной Сербии, обратиться к католическому миру и, для возбуждения в нем участия, подарила Сербию папе римскому. Это возбудило вообще негодование Сербов: они сочли за лучшее покориться мусульманам, чем католичеству, и вследствие того, в 1459 году, Сербия окончательно обращена в турецкий санджак (провинцию).
Около того же времени Турки успели покорить Булгарию (1396), Герцеговину (1440) и наконец в 1453 году взяли [397] Константинополь, чем и положили конец господству Греков на Балканском полуострове. Из прежних же частей Сербской монархии владычеству Турок не подпали только одна Черногория, оставшаяся независимою, и прибрежье Адриатического моря, находившееся под властию Венецианской республики. Черногория издавна составляла округ Сербской монархии, но управлялась собственными князьями, из дома Бальсач, состоявшего в родственной связи с Неманичами. В XII и XIII столетиях владения Черногории обнимали почти всю Герцеговину (Холмский край), нынешнюю Черногорию (округ Зеты) и северную Албанию со всем приморьем к югу от Каттаро. С падением же Сербского государства, Бальсачам, или, как их чаще называют, Бальшидам, удалось сохранить независимость только того незначительного горного округа, который известен ныне под именем Черногории. С прекращением дома Бальшидов, Черногорское княжество перешло в боковую линию Черноевичей (в 1428 году), которые управляли Черногорией до 1515 года и успели упрочить самостоятельность своего государства, обеспечив его от всех враждебных покушений Турок. Особенное значение в этот период времени приобрела Черногория при втором Черноевиче — Иване (1471-1490), который дал некоторое внутреннее устройство стране, построил несколько пограничных укреплений и перенес свою резиденцию из Зябляка (Жабляк), слишком близкого к турецкой границе, во внутрь страны, в Цетинью. При нем же положено начало непримиримой вражде с Турками и на общем народном собрании определено впредь считать изменником и уголовным преступником всякого, кто не примет участия в войне с Турцией или уйдет с поля битвы; в знак же особенного презрения к подобным трусам положено одевать их в женское платье и, с прялкою в руке, водить по селам Черногории — наказание более ужасное для Черногорца, чем самая смертная казнь.
При бездетном сыне Ивана Черноевича, Георгие, в 1515 году, правление передано было в руки митрополитов черногорских. Достигнув глубокой старости, Георгий Черноевич решился оставить правление и удалиться на родину своей жены, в Италию. Прощаясь с народом, он завещал ему свою волю в следующих словах: «Оставляю вам по себе митрополита Германа и преемников его митрополитов, пока [398] сам Бог не сотворит для вас чего лучшего. Митрополит есть общий ваш отец и архипастырь. Его дом — общий дом молитвы. Кто будет более заботиться о счастии вашем, как не общий ваш духовный отец? Вы, по духу, чада его и овцы словесного стада Христова, о котором он, пастырь ваш, станет пещись в жизни сей и в вечности. Прибегайте к нему в горе и радости; внимайте советам его. Вручаю ему герб, который употребляли в Бозе почившие цари сербские, предки мои и я сам» 3. Герб этот двуглавый орел с двумя коронами; к нему уже в нынешнем веке прибавлен лев, под короною, изображенный на груди орла.
Таким образом, с XVI столетия управление Черногориею перешло в руки духовных лиц, пользовавшихся титулом владык.
Размеры настоящей статьи не позволяют нам входить в подробный исторический обзор времени правления владык; напомним только, что со времени митрополита Даниила Петровича Негоша звание владык сделалось принадлежностию исключительно одной фамилии Петровичей-Негошей 4, которая оказала весьма важные услуги Черногории. Владыками из этого дома учрежден сенат из двенадцати членов, ограничивающий власть князя; ими же приведено в устройство внутреннее управление страною, изданы некоторые писанные законы («Законник общий черногорский и бредский», 18 октября 1798, г., и «Законник черногорский», 23 апреля 1855 г.). Но самая важная заслуга владык относительно управляемой ими страны состояла в том, что они, в течение более чем трех столетий, успели сохранить полную независимость черногорского народа и християнской православной веры, несмотря на все могущество Турок и на постоянное их стремление к подчинению себе этого незначительного клочка земли. Чтоб дать хоть некоторое понятие о тех усилиях, какие употребляли Турки для подчинения Черногории, а вместе с тем и о силе сопротивления Черногорцев, приведем самый краткий перечень главнейших войн Турок с Черногорцами, начав этот перечень только первыми годами прошлого столетия 5: [399]
В 1706 г. герцеговинский паша атаковал Черногорию, для того, чтобы отмстить за избиение в пределах Черногории всех мусульман в рождественский сочельник 1702 года, но был совершенно разбит владыкою Даниилом Петровичем Негошем.
В 1711 г. Черногорцы, вследствие договора с императором Петром Великим, атаковали Турок в Герцеговине и Албании и тем отвлекли значительную часть их сил. Но когда Турция заключила мир с Россиею, то султан решился строго наказать за это Черногорцев и послал против них 107 000-ю армию, под начальством Ахмета-Паши. Однакож, Турки были разбиты и, по народным преданиям, конечно преувеличенным, потеряли до 40 000 человек и 80 знамен.
В 1713 г. Черногорцы разбили несколько турецких армий, вторгавшихся в их пределы.
В 1714 г. турецкий визирь Думан-Паша Чуприлич вторгнулся с трех сторон с 120 000-ю армиею в Черногорию, грабя и разоряя все на пути. Он занял более пятой части страны, захватил до 2 000 пленных; но армия его в 1715 г. была разбита на-голову, при чем взято в плен 36 турецких беев и аг. За эту победу храбрейшие из Черногорцев получили 160 золотых медалей от России.
В 1716 г. 7 000 Турок вторгнулись в Черногорию и были разбиты.
В 1717 г. Черногорцы спасли Венецианцев от поражения их Турками.
В 1722 году Гуссейн-Паша Требинский с 20 000 Турок разбит на-голову тысячью Черногорцев.
В 1727 г. Черногорцы разбивают турецкие войска Ченгич-Бекира.
В 1732 г. паша Топал-Осман с 30 000 чел. вторгнулся в Черногорию и, после семидневной кампании, разбит и изгнан, потеряв весь свой лагерь и обоз.
В 1730 г. скутарийский паша с 15 000 и боснийский с 30 000 вошли в Черногорию; но они разбиты, а последний и убит. В том же году отражено еще нападение 40 000 Турок.
В 1756 г. два визиря с 80 000 чел. атаковали Черногорию, но должны были отступить, потеряв, по их собственному сознанию, до 40 000 человек.
В 1767 г. Турки, вместе с Венециянцами, хотели [400] завоевать Черногорию, но, после семимесячной борьбы, были отбиты.
В 1768 г. снова Венециянцы с Турками атаковали Черногорию; но Черногорцы разбили 60 000 Турок и тем расстроили и это покушение своих врагов.
В 1774 г. Черногорцы снова отразили нападение Венецианцев, а в 1785 году, хотя визирь Махмуд-Паша-Бушатлия и успел опустошить почти всю Черногорию, пользуясь ее внутренними раздорами и отсутствием владыки, но, с возвращением последнего, Турки были прогнаны и Черногория опять сделалась свободною.
С 1788 по 1791 г. Черногорцы находились в постоянной войне с Турками, отвлекая их силы от войны с Австрией и Россиею.
В 1792 г. скутарийский визирь тщетно пытался отнять у Черногорцев нахии Белопавличскую и Пиперскую.
В 1795 г. Турки вторглись в Морачу, но были разбиты.
В 1796 г. скутарийский визирь Кара-Махмуд вторгнулся в Черногорию, но был разбит и ранен, после чего, собрав до 30 000 Турок, вторгнулся вторично, но был разбит 6 000 Черногорцев, при селении Крузе, где и сам погиб. Победа эта наиболее значительная из всех, одержанных Черногорцами над Турками, которые, потеряли в этом сражении 15 знамен, множество оружия и более 3 000 голов. Голова самого Кара-Махмуда хранится до сих пор в Цетинье.
В 1808 г. Французы, заняв Далмацию, хотели подчинить себе и Черногорию, но все их попытки были отражены; в то же время, по наущению Французов, Черногорию два раза атаковал (в 1810 и в 1812 гг.) скутарийский Паша Мустайя, но безуспешно.
В 1813 г. Черногорцы, при содействии английского флота, заняли весь округ Каттаро, который и оставался в их власти до 1814 года, когда, по постановлению венского конгреса, они передали его Австрии.
В 1819 году Черногорцы разбили 12 000-й отряд паши Челодина.
В 1821 году отразили новое нападение Турок.
В 1832 году 800 Черногорцев отразили 3 000-й отряд визиря Махмуда-Решида.
В 1835 году 12 Черногорцев, поддержанных [401] впоследствиии 300 человек, взяли приступом крепость Зябляк и держались в ней четыре дня, после чего отступили, забрав огромную добычу.
В 1839 году 300 Черногорцев отразили вторжение визиря Бен-Бушатлии, у которого находилось под начальством 6 000 Албанцев, четыре баталиона регулярной пехоты и несколько орудий.
В 1840 году три раза Турки вторгались с разных сторон в Черногорию и всякий раз с уроном были отбиваемы. Затем подобные нападения возобновлялись почти каждый год до 1852 года, и всегда с равным неуспехом для Турок.
В 1852 году 30 человек Черногорцев овладели Зябликом, держались в нем 32 дня и очистили его только вследствие приказания своего князя. В 1852 и 1853 годах Черногорцы с обычным успехом держались против нападений двух пашей, Османа и Омера, и военные действия были прекращены вследствие посредничества Австрии. Об этих последних действиях, а равно и о происходящих в настоящее время, мы будем иметь случай говорить подробнее впоследствии.
Да извинит нам читатель этой сухой перечень полуторастолетних успехов Черногорцев над Турками; нам казалось, что перечень этот необходим, отчасти для того, чтобы выказать вполне, что Черногория во все время своего существования никогда не переставала быть самобытною, а во вторых и для того, чтобы фактически засвидетельствовать живучесть и фанатическую любовь к свободе и независимости этого ничтожного по своей численности племени. Впоследствии мы будем иметь еще случай указать на причины этой стойкости Черногорцев против всех усилий турецких армий; теперь же обратим внимание на судьбу других областей бывшей Сербской монархии под владычеством Турок.
Завоевывая различные области, Турки обыкновенно подчиняли их военному управлению, поставляя от себя главных начальников, но затем нисколько не заботились о внутренном гражданском устройстве этих провинций. Точно также они поступили и в завоеванной ими Сербии: в разные части ее назначены были паши, которым вверялось все управление страною; судебная власть сосредоточилась в руках мусульманских кадиев, но все духовное и внутреннее управление как городских, так и сельских общин [402] осталось в руках завоеванного населения. Для образования же военной силы в этих странах, турецкое правительство объявило всю поземельную собственность своею и стало ее давать в пользование только одним мусульманам, которые обязаны были за то являться, в случае войны, с собственным вооружением под знамена султана. Владетели участков назывались спагами, а самые участки — спагилуками, и обработывались жившими на них християнами (райями), которые, за это пользование землею, кроме уплаты общих государственных повинностей, обязаны были десятиною и некоторыми повинностями относительно спагов. В большей части Турецкой империи спаги были из природных Турок, османлы; но в некоторых, как, например, в Боснии и Герцеговине, туземная аристократия сербская, для сохранения своих прав на землю, приняла мусульманство и этим совершенно отделилась от низших сословий християнского населения. Таким образом, в некоторой части бывшей Сербской монархии явилось раздвоение между славянским населением, раздвоение, которое оказывало и оказывает весьма важное влияние на судьбу всего сербского народа и самой Турции. Сербы-ренегаты, или, как их называют турецкие Славяне, потурченцы, сделались самыми ревностными мусульманами, более фанатическими даже чем самые османлы; они служили надежным оплотом для Турции против всех восстаний райев; они считаются заклятыми врагами свободных Черногорцев, и они же служили лучшим оружием Турок для противодействия всем восстаниям Сербов. Таким образом, среди самого же сербского населения Турки нашли себе верную поддержку против Сербов же, и этим-то отступничеством боснийской аристократии и объясняется то, что, при всех восстаниях Сербов против турецкого владычества, Босния постоянно не только оставалась вполне спокойною, но даже и открыто действовала против Сербов.
Но, с другой стороны, ренегатство боснийской аристократии имело и некоторые выгодные последствия для райев и неудобства для турецкого правительства. Приняв магометанство, боснийская аристократия сохранила все старинные свои феодальные права и преимущества и, зная язык страны и ее обычаи, управляла райями с гораздо большею мягкостию, чем турецкие паши, присылаемые, на самое короткое время, из [403] Константинополя, для управления провинциями. Аристократия эта имела свои сильные замки, свои собственные дружины, находилась в самой слабой зависимости от султана, а в случае неудовольствия его правлением легко могла бы и совершенно отделиться от Турции.
Поводы к подобному неудовольствию и появились с начала нынешнего столетия, со времени государственных реформ султанов Селима III и Махмуда II. Заведение регулярных войск взволновало все мусульманское население, которое считало задуманные реформы противными духу корана и шагом к сближению с гяурами-християнами. Поэтому-то реформы возбудили в мусульманском населении северо-западных провинций Турции сильнейшее неудовольствие, которое заставило турецкое правительство принять строгия меры против фанатиков. Правительство увидело, что права, которыми пользовались местная аристократия и землевладельцы в этих провинциях, могут быть опасны для власти самого султана, а потому стало стремиться к уничтожению этих прав. При этом роль Сербов-християн является весьма различною в разных частях бывшей Сербской монархии и приводит их к весьма различным результатам.
В Боснии и Герцеговине, как мы упоминали уже, землевладельцы и простой народ были одного происхождения, говорили одним и тем же языком, но исповедывали различные веры: первые были магометане, вторые християне. Когда проявилось стремление турецкого правительства отнять у тамошней аристократии ее прежние права, аристократия эта нашла себе поддержку в соплеменных им райях, которые охотнее приняли сторону своих родичей, хотя и мусульман, чем истых Турок. Однакож, несмотря на эту поддержку, правительству султана удалось вполне победить сопротивление Босняков: предводитель их Гуссейн-Капетан был разбит, и, наконец, в 1850 году Омер-Паша окончательно усмирил Боснию, взял даже с ее мусульманского населения рекрутов, а християне поплатились тем, что у них отнято было оружие, которое прежде они имели право носить, да еще увеличены возложенные на них повинности.
Долее всех держался известный Али-Паша Ризванбегович Стольчанин, визирь герцеговинский; но и он должен был смириться пред Омером-Пашею. Таким образом, в Боснии [404] и Герцеговине пала окончательно прежняя туземная аристократия, и обе провинции подчинены с 1851 года непосредственному управлению Турок. Прежние спагилуки уничтожены, некоторые из них проданы, но только мусульманам, другие же отдаются на откуп; подати, платимые райями, увеличены, и хотя им дано право иметь своего представителя в меджлисе (окружные и общинные советы), но представители эти остаются без всякого голоса. Вместе с тем, правителями округов стали назначать исключительно природных Турок, которые, не зная ни языка страны, ни ее обычаев, только и думают о своем собственном обогащении; даже высшее духовенство в Боснии и Герцеговине, назначаемое почти исключительно из Греков, постоянно держит сторону Турок и нисколько не заботится об облегчении участи несчастных християн. Вследствие того положение Боснии и Герцеговины особенно сделалось тягостным и в последнее время породило многочисленные эмиграции: так, например, в 1852 году около 16 000 християн бежали в Австрию и Сербию 6.
Совершенно другие последствия имело восстание турецких землевладельцев в Новой Сербии, или в так называемом прежде Белградском пашалыке. Там еще в конце прошедшего столетия началась ожесточенная борьба между спагами и янычарами, то есть собственно между мусульманским населением, которое хотело владеть и распоряжаться страною независимо от пашей, назначаемых из Константинополя. Цель эта отчасти и была достигнута: янычары изгнали спагов, овладели страною, разделили ее между собою и стали страшно притеснять хриистиянское население. Тогда спаги-мусульмане и Сербы-православные отправили в Константинополь к султану прошение, в котором изложили всю бедственность своего положения и просили защиты и помощи. «Если ты наш царь, — сказано было в прошении, — то прииди освободить нас; если же не хочешь этого сделать, то, по крайней мере, объяви нам это, и мы сами будем спасаться в наших горах и лесах или же пойдем топиться в наших реках». Положительного ответа султан не дал, и Сербы сами восстали против своих притеснителей, а турецкие власти не [405] только не препятствовали их восстанию, напротив даже покровительствовали ему. Началось восстание в самой гористой и лесистой части Сербии, в так называемой Шумадии, занимающей пространство между Крагуевацем, Валиево и Ушицею. Во главе восстания является замечательная личность Георгия Петровича, известного под именем Черного Георгия (Кара-Георгий по турецки). В то же время, обнаружились восстания и в других частях Сербии. Несмотря на то, что Сербы были очень плохо вооружены, они стремительно нападали на мелкие отряды Турок, рассеянные по всей стране, разбивали их и вскоре овладели всей страной, оставив во владении Турок только одни укрепленные пункты. Это было в 1804- году.
Но, среди подобного положения дел, само турецкое правительство испугалось тех последствий, какие могли иметь успехи сербских инсургентов, а потому и потребовало, чтобы они разошлись по домам. Однако, Сербы сознали уже свою собственную силу; они привыкли повиноваться своим вождям и, пользуясь обстоятельствами, хотели на будущее время устроить у себя такой порядок управления, который бы защищал их от всевозможных притеснений Турок: они желали, чтобы спаги и все мелкие турецкие чиновники были изгнаны, чтобы местное управление было вручено самым жителям, которые обещались исправно исполнять все повинности. С просьбою о поддержании своих желаний они обратились к России, в конце 1804- года.
Константинопольское правительство не хотело внимать справедливым требованиям Сербов, а, напротив, изъявило намерение обезоружить их и привести в повиновение. Это было окончательною причиною восстания всех Сербов, уже не против одних только янычар, а против владычества вообще Турок. С этого времени и начинается постоянная борьба Сербов с Турками за независимость, борьба, в которой сперва полный успех был на стороне Сербов. Так в 1806 и 1807 годах Сербы вытеснили Турок из всех крепостей прежнего белградского пашалыка, а в 1809 году, надеясь на содействие России, бывшей в то время в войне с Турциею, решились перенести восстание в Боснию. Еще в 1807 году Сербы пытались вторгнуться в Боснию, но были отбиты тамошним мусульманским населением. [406]
В 1809 году Георгий Черный решился взять Новый Базар, с тем, чтобы отрезать Боснию от прочих провинций Турции и соединиться с Черногорцами. С последними он действительно успел открыть сношения, но Новым Базаром не мог овладеть и должен был оставить предприятие для того, чтобы противодействовать наступлению Турок от Ниша к Крагуевацу. Главное, что значительно замедляло в это время успехи Сербов, это раздоры и интриги, возникшие между их предводителями и воеводами. К счастию, однакож, Георгий Черный успел в 1811 году восторжествовать над своими соперниками, сделался главою всех Сербов с титулом главнокомандующего сербскими войсками и получил от России чин генерал-лейтенанта и орден святого Александра Невского. В то же время он учредил сенат из двенадцати членов и особых попечителей (министров) для заведывания разными отраслями управления. Таким образом, Сербия стала под управлением Георгия Черного вполне независимым государством; но Турция не соглашалась признать его, и даже по букарестскому миру (1812 г.), заключенному между Россиею и Турциею, последняя требовала, чтобы Сербы сложили оружие и выдали все свои крепости Туркам. На это, конечно, не мог согласиться Георгий Черный, а потому и должен был ожидать новых неприязненных действий со стороны Турции. Действительно, в 1813 году против Сербов направлены были две сильные турецкие армии. Сербы в это время имели уже довольно значительные силы для защиты своей независимости: они выставили для обороны границ более 25 000 человек; при их войсках имелось до 150 орудий; они занимали наконец в стране семь довольно значительных крепостей, огражденных каменными стенами, и до сорока мелких фортов и редутов, преимущественно устроенных на границах. Но между вождями сербскими не было прежнего единодушия, да и сам Георгий Черный не выказал прежней энергии в защите своей родины. Оттого результаты похода Турок против Сербов в 1813 году были самые плачевные: Турки везде одерживали над ними верх, вскоре овладели всей страной, всеми укрепленными пунктами, а сам Георгии Черный бежал в Австрию. Более всех выказал энергии при этом нашествии Турок воевода Милош Обренович, которому суждено было [407] играть столь значительную роль в последующей истории Сербии. Но и он не мог держаться против Турок и только изъявлением покорности спас свою жизнь и даже приобрел расположение турецких властей.
С занятием Турками Сербии начались все прежние неистовства победителей с побежденными: спаги были возвращены, всюду восстановлены турецкие власти, Сербия наполнена Албанцами и Босняками, у християн начали отбирать оружие и все, что было у них наиболее драгоценного. Все это сильно возбуждало Сербов против Турок; но Милош сдерживал до времени бурные порывы своих соотечественников. Только в 1815 году, видя, что Турки переполнили меру всякого терпения Сербов, он в вербное воскресение призвал всех Сербов к поголовному восстанию против притеснителей и сам стал во главе восстания.
Милош Обренович родился в 1780 году, в Ушицком округе, от весьма бедных родителей и в молодости, не получив никакого воспитания (он никогда не умел ни читать, ни писать), служил пастухом; но восстание Георгия Черного быстро возвысило Милоша. В 1807 г. он является уже начальником Ушицкого округа и одним из самых замечательных деятелей Сербии; в 1815 г. становится во главе восстания и здесь вполне выказывает свои высокие природные способности и дарования. Соединяя необыкновенную отвагу и решительность характера с самым изворотливым и хитрым умом, Милош является таким вождем, какой нужен был Сербам для утверждении полной их независимости. Видя, что озлобление Сербов против Турок и без того уже велико, он не только не старается еще более разжигать эту ненависть, но, напротив, постоянно стремится к тому, чтобы избегать излишнего кровопролития и щадить Турок. Поэтому-то он нападал на Турок преимущественно ночью, для того, чтобы дать им возможность бежать; бегущих редко преследовал; не допускал, по возможности, конечно, грабежей и напрасного кровопролития; где было возможно, он даже не отбирал у пленных оружия и отпускал их; особенно дружелюбно он обращался с пленными пашами, в которых этим приобрел себе вернейших друзей и заступников перед султаном, так что когда в 1817 году сербское народное собрание провозгласило Милоша наследственным князем Сербии, то в [408] 1820 году его утвердил в этом звании и сам султан. Но окончательно самостоятельность Сербии была признана Турцией только по акерманскому договору, в 1826 году, и некоторыми последовавшими уже с 1830-1838 года султанскими фирманами.
Упрочив извне свою власть над Сербиею, Милошу оставалось еще совершить весьма важное дело — успокоить ее внутренние беспорядки, которые постоянно возникали вследствие честолюбивых замыслов многочисленных героев сербской независимости. Все они считали себя отнюдь не ниже, а даже и выше Милоша, и изъявляли постоянные притязания на разделение с ним власти или свержение его с княжеского престола. Но Милош с необыкновенным искуством расстроивал все их планы и своим умом, а в особенности своим суровым, чтобы не сказать даже деспотическим, правлением сумел ввести в Сербии чрезвычайно простую, мало стоющую администрацию и, главное, избегнул создания аристократии, столько противной духу сербского народа. Однакож, не уступая перед требованиями честолюбцев, более заботившихся о собственных выгодах, чем о благе народном, в то же время князь Милош возбудил против себя сильное неудовольствие и тем, что слишком уже деспотически распоряжался Сербиею, свою волю ставил выше всего и не обеспечил никакими законами ни прав личных, ни имущественных сербского населения. Эти-то стремления князя более всего возбуждали против него неудовольствия в народе и были причиною в 1835 году весьма обширного заговора, с целью ниспровержения существовавшего порядка. Но Милош успел вовремя отклонить опасность, дав Сербам особую конституцию, которая возбудила неудовольствие соседних держав и почти не была приведена в исполнение. Для того же, чтобы предупредить впредь подобные попытки Сербов к самостоятельности, султан утвердил для Сербии, в 1839 году, особый органический статут, по которому власть князя ограничивалась сенатом, который немедленно потребовал у Милоша отчета в собранных им государственных доходах и сделанных расходах. Само собою разумеется, что, при своем характере, князь Милош не хотел подчиниться этим требованиям, искал употребить против сената силу, но, не успев в том, 13 июня 1839 года отказался от престола в пользу старшего сына своего Милана, а сам [409] удалился в Валахию. Но Милан Обренович был болен уже при провозглашении его князем и вскоре умер, а на его место князем провозглашен второй сын Милоша, Михаил Обренович. Но так как и новый князь не хотел подчиниться влиянию аристократической партии, во главе которой стоял честолюбивый сенатор Вучич, начальник милиции при Милоше, то и должен был уступить престол, в 1841 году, второму сыну Георгия Черного, князю Александру Карагеоргиевичу, который, впрочем, был признан Турцией только в 1843 году, да и то не наследственным князем. При новом князе начались сильные, даже жестокие преследования всех бывших приверженцев Обреновичей, да и сам князь Александр, подобно своим предшественникам, искал возможности освободиться из-под влияния сената, не созывал народного собрания (скупчины), позволял себе многие произвольные меры, старался постоянно опираться на австрийских Сербов и вообще искал покровительства Австрии. Все это возбудило против него сильное неудовольствие в стране; начались попытки к свержению его с престола, которые наконец и увенчались успехом. 2 января 1859 года, князь Александр отрекся от престола и удалился из Сербии. Еще прежде его отречения, скупчина, сенат и войско признали наследственным князем Сербии старого Милоша Обреновича, который, таким образом, после двадцатилетнего изгнания, снова был призван к управлению государством.
Вместе с тем скупчина издала закон, по которому она преобразовывалась в новейшее конституционное собрание, в котором должны были участвовать не все домовладельцы, как то было прежде, а одни лишь депутаты, по одному от каждых 500 лиц, платящих подати; преобразованной скупчине предоставлялась власть законодательная, назначение налогов и контроль исполнительной власти, для чего собрания скупчины должны быть ежегодные. В то же время объявлена была свобода печати, а все враги Обреновичей и особенно многие так называемые Швабы, то есть австрийские Сербы, были удалены из Сербии.
Таким образом, без малейшего кровопролития, совершилась сербская революция 1859 года, главное значение которой состоит в том, что она была совершена без ведома Турции и с явным нарушением органического статута. Это было [410] первое проявление независимости сербского парода и желания его выйдти из-под вассальной зависимости Турции. Народная скупчина не только изменила образ правления Сербии и царствующую династию, но даже отказала Порте во всяком праве делать какие бы то ни было распоряжения относительно сербского престола; когда же Порта, согласно с прежними своими правами, прислала Сербам акт назначения Милоша князем сербским, то скупчина протестовала и против этого акта, так как в нем не упоминалось ни о народном собрании, ни о наследственности княжеского достоинства.
_____________________________
После этого исторического очерка северо-западных провинций Турции, обратим внимание на современное их положение и прежде всего сделаем самый краткий географический и статистический их очерк, для того, чтобы иметь возможность очертить и военное значение этих областей.
Весь северо-запад Балканского полуострова представляет страну весьма гористую, пересеченную в разных направлениях множеством горных хребтов, имеющих, впрочем, не очень большое возвышение над уровнем моря.
Наивысшие точки этого пространства находятся на восточной границе Черногории с турецкими владениями, именно высота Ком — 7 560 футов, и Дормитор — 7 600 футов 7. Высоты эти находятся в так называемом Комском хребте, западные отроги которого и образуют часть Черногории, известной под именем Берды. К востоку же и к северу от этого хребта идет, в разных направлениях, множество отдельных и связанных между собою хребтов, которые по большей части имеют тот главный отличительный признак, что представляются совершенно пустынными и дикими местностями, прикрытыми по большей части лесами; поэтому-то почти все хребты и пользуются общим сербским названием планин, что, надо полагать, происходит от древне-славянского прилагательного планый, то есть дикий. А так [411] как эти хребты почти всегда покрыты лесом, то планина часто принимается у Сербов также в смысле леса; точно также и слово гора у Сербов значит просто лес. Между горами и хребтами гор повсеместно встречаются более или менее значительные долины и ровные плоские возвышенности, известные под названием полей; поля эти обыкновенно представляют богатые пастбища и местами засеянные нивы.
От гор Кома и Дормитора местность во все стороны заметно понижается, прорезываясь все-таки многочисленными хребтами. К западу от Дормитора отходит несколько ветвей гор, которые отделяют истоки Морачи и Зеты от истоков Дрины и Пивы, образуют несколько плоских возвышенностей, разделенных между собою горами, именно Никсича, Гацко, Грахова, Клобука и Требиньи, и наконец сливаются с отрогами приморских далматийских или дикарских Альпов, сопровождающих крутым обрывом почти весь восточный берег Адриатического моря. Здесь уже гора Ловчин, лежащая между Каттаро и Цетиньей, имеет всего только до 3 240 футов. К востоку от Ловчина до Зеты и на юг до Скутарийского озера горы нагромождены в страшном беспорядке; это почти непрерывные громады известковых глыб, то неправильно разметанных, то спутанных в узлы и сети. Недаром народная легенда говорит, что в то время, когда Бог творил вселенную и распределял горы и равнины, Он имел при себе мешок с камнями; мешок, будучи истерт от долгого употребления, вдруг разорвался: скалы выпали из него куда попало и образовали каменный хаос, который впоследствии назван был Черногорией. Только в средней части Катунской нахии образуется известная Цетинская равнина, или, скорее, котловина, да в южной части Черногории, в нахии Цернине или Церничке, долина небольшой речки того же названия. Но обе долины имеют совершенно различный характер: последняя хорошо орошена водою и весьма плодородна, между тем как долина Цетиньи безводна и бесплодна и вовсе не имеет проточной воды, что заставляет жителей как Цетиньи, так и вообще всей Катунской нахии устроивать у себя цистерны для хранения воды дождевой. Речка Иван-Бегово-Черноевич, или Река, на которой лежит селение того же имени, берет начало из пещеры в горах, отделяющих ее от Цетинской долины, и у самого истока [412] своего делается уже судоходною для довольно значительных лодок.
Затем к востоку от Катунской нахии до самого Комского хребта горы представляются уже в менее беспорядочном виде и, сохраняя высоту от 3 500 – 5 000 футов, представляют на своих скатах чрезвычайно привольные пастбища; долины же между этими горами, из которых важнейшие долины Морачи и ее притока Зеты, будучи покаты к югу, имеют богатую растительность, покрыты обильными полями кукурузы, маиса, даже виноградниками и составляют главную житницу всей Черногории.
К северу же от Катунской нахии в Герцеговину переходит и совершенно каменистый, дикий характер местности. Весь юг Герцеговины, почти до самого бассейна Наренты, наполнен отрогами Поморских-Далматских гор и северными контрфорсами Дормитора и представляет местность хотя и не очень возвышенную, но в высшей степени каменистую, бесплодную и пересеченную горными кряжами, имеющими преимущественное направление с юго-востока на северо-запад. От этого преобладания в Герцеговине каменистого грунта она и ее население получили прозвание кршной, что значит в отношении к стране каменистый, а в применении к людям, в переносном смысле, крепкий. И, действительно, население Герцеговины всегда отличалось силою, крепостию сложения, а вследствие бесплодия почвы и необыкновенною предприимчивостию, так что Герцеговинцы, а особенно жители Требиньского округа, приобрели во всей Боснии славу наиболее искусных и ловких промышлеников и торговцев.
Другая особенность Герцеговины, преимущественно южной, это ее реки, вытекающие из пещер и потом внезапно пропадающие, или, как выражается народ, текущие «из ямы в яму». Так Требищница, на которой лежит Требинья, вытекает из пещеры близ Клобука и исчезает под землю в другой пещере, на конце Попова поля, близ села Утово. Явление это происходит оттого, что река, встречая каменистые кряжи, протекает под ними, и многие из подобных рек, исчезнувши под горою, снова потом являются по другую сторону гор.
Но возвратимся к Комскому хребту и проследим главнейшие из его восточных и северных отрогов. [413]
На юго-восток отроги Комского хребта спускаются в одну сторону под именем Проклятых гор, к берегам Дрины и Скутарийского озера, а в другую к Косову полю, столь знаменитому в истории Сербии. Поле это совершенно ограждается с юга хребтами, служащими водораздельною линиею между реками Адриатического моря и Дуная, а со всех прочих сторон отрогами этих гор и восточными контрфорсами Комского хребта. Окруженное со всех сторон горами, оно имеет только два наиболее удобные доступа: один с юга, через так называемый Катаничский проход, другой с севера, от Ново-Базара, через Митровицу. Оттого-то здесь, на этом поле, всегда и происходили главнейшие столкновения между народами, занимавшими юго-восток и северо-запад Балканского полуострова. «Один взгляд на положение Косова поля показывает — говорит г. А. Гильфердинг, посещавший его в 1857 году — что на нем должны были сталкиваться войска северозападных областей Задунайского полуострова, сходившие с горных пространств Сербии и Боснии, с войсками, выступавшими из юговосточных областей этого полуострова: из Фракии, Македонии, Фессалии. И сколько раз лилась здесь кровь! Она лилась в 1073 году, когда Косово поле еще причислялось к земле Болгарской и когда Сербы одержали под Приштиною великую победу над Греками и их болгарскими союзниками; около 1170 г., когда основатель сербского единодержавия, Неманя, отстоял в битве на Ситнице, под Звечаном, это единодержавие против своих братьев и помогавших им Греков и наемных Франков и Турок; в 1389 году, когда Сербское царство пало на Косове; в 1403, когда Стефан, сын павшего на Косове князя Лазаря, почти на том же месте, где погиб его отец (близ Грачаницы), одержал великую победу (к несчастию, почти бесплодную) над султаном Мусою, внуком того Мурата, которого последним, предсмертным приказанием было обезглавить отца Стефанова; в 1448 году, когда три дня (17, 18 и 19 октября) герой Гуниад бился на Ситнице с 30 000 против 150 000 Турок и потерпел страшное поражение; в 1689 году, когда австрийский полководец Пикколомини был разбит Турками на Косовом поле, и наконец в 1831 году, когда тут же войско султана Махмуда разбило ополчение Босняков, восставших под знаменем Гуссейна-Кашетана Градашчевича за [414] янычарство и мусульманскую старину. Но всех позднейших сражений, даже того, которое было 27 лет тому назад, сербский народ не знает, и только одно ему памятно: великий бой «на Видов день» (15 июня) 1389 года.
К северу и северо-востоку от Комского хребта идет так называемая Боснийская покатость, изрезанная множеством неправильно расположенных горных кряжей и пересеченная местами глубокими трещинами, в которых текут реки Боснии.
Почти в середине этой покатости, около Сараева и Травника, образуется значительная котловина, имеющая до 1 700 фут. возвышения над морем и окруженная высотами, доходящими до 2 500 и даже до 3 000 фут.; отсюда-то берут начало почти все реки северной Боснии, как-то: Крижава, Босна, Вербас, Санна и Уина. Котловина эта имеет то важное значение, что, занимая центральную часть Боснии, имеет свободные доступы во все стороны, к окраинам этой провинции; а потому, владея этой котловиной, можно владеть всей Боснией: так Омер-Паша, в 1850-1851 годах, имел главный опорный пункт своих действий около Сараева и оттуда уже предпринимал экспедиции в разные стороны, для усмирения разных частей Боснии. На восток котловина эта отделяется довольно значительными высотами от глубокой трещины, в которой течет Дрина, носящая в сербской народной поэзии наименование «холодной и быстрой» Дрины. Действительно, падение ее чрезвычайно велико, так что она никогда не замерзает и, протекая в крутых, глубоких берегах, образует как бы природный ров между Босниею и Новою Сербиею (бывшим Белградским пашалыком). Горы правого берега Дрины составляют как бы продолжение Боснийской покатости и, начинаясь крутым обрывом к стороне Дрины, имеют более пологие скаты к истокам Тампалы и Колыбары; только в одном месте среди этих пологих скатов возвышается недоступный утес, на котором стоит замок или крепостца Сокол, служившая всегда для Босняков как бы мостовым укреплением на Дрине, при их вторжениях в Сербию. Но вообще глубокая ложбина Дрины и сопровождающие ее горы служат самым лучшим прикрытием Сербии со стороны Боснии и обратно, так что во все войны Сербов против [415] Турок обоюдные вторжения с этой стороны менее всего были возможны.
Не доходя верст сорока до устья Дрины в Саву, горы оставляют реку, так что вообще весь правый берег Савы представляет совершенную равнину, весьма плодородную, имеющую до сорока верст ширины и известную на правом берегу Дрины до Шабаца под именем Мачвы, а на левом берегу Дрины, вдоль всего течения Савы, под именем Поссавины; самая же часть Поссавины по течению нижней Санны и Уины называется Краиною, или турецкою Кроациею.
Боковые контрфорсы Комского хребта, в виде узких параллельных хребтов, имеющих направление с юго-востока на северо-запад и разделенных между собою глубокими ложбинами притоков Дрины, Лима и Тары, наполняют все пространство между черногорскою и сербскою границами и тем чрезвычайно затрудняют всякое сношение между этими единоверными и единоплеменными владениями. Для Турок это обстоятельство весьма важно, потому что облегчает сообщения центральных их областей с Босниею и в высшей степени затрудняет возможность взаимной поддержки между Сербами и Черногорцами.
Что же касается до гор собственной Сербии, то они невысоки (от 2 000 – 3 500 ф.) и представляют по большей части отроги горных кряжей, идущих из Боснии, Румилии и Болгарии.
Наиболее возвышенные горы Сербии (от 3 000 – 5 800 ф.) ограждают южную границу ее и представляют удобные к ней доступы почти только по долинам рек Ибара и Болгарской Моравы, от Ново-Базара по первой и от Ниша по второй. Затем весь югозападный угол Сербии представляет весьма гористую и возвышенную страну, холодную по климату и представляющую одни пастбищные места. Земли, способные к земледелию, в этой части Сербии, только и встречаются по долине Сербской Моравы.
Центральная часть Сербии между реками Калыбарою и Моравою, на север до незначительных гор Авала, известна под названием Шумадии (от шума — лес) и покрыта невысокими, но трудно доступными, лесистыми горами. Шумадия составляет как бы природную цитадель Сербии. Сюда укрывались обыкновенно Сербы с своими семействами и имуществом [416] от притеснений Турок; отсюда выходили главнейшие юнаки (удальцы) и гайдуки их для борьбы с Турками; здесь же был постоянно главный оплот Георгия Черного и Милоша в их восстаниях против власти султана. Высота гор Шумадии незначительна, средним числом не более 1 400 ф.; но скаты их весьма круты, мало доступны, а главное покрыты густыми, вековыми лесами бука и дуба, между которыми пролегает лишь незначительное число очень плохих дорог, или, скорее, тропинок, по которым на каждом шагу можно встретить прекрасные оборонительные позиции, по большей части вполне обеспеченные от обходов. Главный и наиболее важный путь, прорезывающий Шумадию, это дорога из Валиево в Крагуевац, прежнюю столицу Новой Сербии; Валиево же лежит в верховье долины Колыбары, самой плодородной и богатой местности Сербии; от Валиево река Колыбара перестает быть проходимою в брод, так что все ее течение от этого пункта до устья может представить хорошую оборонительную линию для прикрытия Белграда со стороны нижней Дрины.
К северу от гор Авала простирается, постоянно понижаясь к Дунаю, Врачарская равнина, в северной части которой, на возвышенном берегу, командующем слиянием Савы с Дунаем, лежит Белград, старинная крепость и нынешняя столица Сербии 8. Белград с Врачарскою равниною составляет весьма важный пункт и может считаться стратегическим ключом Сербии; впрочем, значение его много утратилось с тех пор, как турецким военным судам воспрещено плавание по сербским водам Дуная.
Главная река Сербии — Великая Морава, состоящая из двух: Моравы сербской и Моравы болгарской, протекая почти в прямом направлении с юга на север и впадая в Дунай ниже Белграда, отделяет западную Сербию от восточной. Река эта неширока (15-20 сажен), но довольно глубока и могла бы быть судоходною, если бы очистили ее русло от карчей; на ней только и есть один каменный мост у Чуприи, выше Ягодина, а затем в прочих местах переправы совершаются на паромах и лодках. Восточная часть Сербии прорезывается от слияния обеих Морав до Оршовы, на Дунае, хребтом гор, которые, имея наибольшую высоту в [417] средней части (до 4 000 ф.), понижаются к своим оконечностям и только у Оршовы достигают снова высоты 5 000 ф. и здесь вместе с горами, идущими из Трансильвании, сжимают течение Дуная, образуя так называемые Железные Ворота. Скаты этих гор круты к стороне Тимока, отлоги с севера и покрыты также непроходимыми лесами.
Что касается до дорог на всем северо-западе Балканского полуострова, то они находятся в первобытном состоянии и только в немногих местах Поссалины и Новой Сербии допускают с трудом движение колес. Оттого-то у Сербов вообще почти не употребляется глагол ехать (ехати): он заменен словом идти. В Герцеговине же самое слово идти почти исчезло из языка и заменено словом лазить, потому что там действительно только и возможно лазить по скалистым горам.
Таков общий орогидрографический вид северо-западной части Балканского полуострова, занятой по преимуществу сербским населением.
Все это пространство состоит в политическом отношении из нескольких совершенно различных между собою частей, настоящее состояние которых является прямым следствием как прошедшей их жизни, так и географического положения. Части эти следующие:
I. Совершенно независимое Черногорское княжество.
II. Находящееся в вассальной зависимости от Турции княжество Сербское.
III.Эйялет (генерал-губернаторство) Босния и части эйялетов Нишского и Ускюбского.
Рассмотрим значение каждой из этих частей отдельно.
I
После падения Сербской монархии и после утверждения владычества Турок в Европе, недоступные и свободные горы Черногории сделались общим местом убежища всех християн, недовольных турецким правительством. Скрытая в этих горах горсть отчаянно храбрых Славян сумела сохранить свою независимость в течение почти пяти столетий. Но весьма естественно, что, будучи постоянно на страже своей независимости, занимая, притом, местность, далеко неблагоприятную для развития своей экономической жизни, Черногорцы далеко должны [418] были отстать от всех цивилизованных наций в Европе. Довольствуясь весьма немногим, имея самые ограниченные потребности, они развили в себе только безграничную любовь к своим родным, но бесплодным скалам, да непримиримую ненависть ко всему мусульманскому миру, да самую отчаянную отвагу, соединенную с необыкновенным искусством владеть своим незатейливым оружием. Вид постоянных несправедливостей и притеснений, совершаемых Турками над християнами, рассказы ускоков 9 о варварстве мусульман, наконец и некоторые глубоко укоренившиеся в стране обычаи, как, например, кровавая месть, все это должно было еще более поддерживать постоянную воинственность Черногорцев и вражду их к Туркам. Оттого столкновения Черногорцев с Турками на албанской и герцеговинской границах были беспрерывны; каждый Черногорец считал своею святою обязанностию вредить сколь возможно более Туркам, покровительствовать и защищать християн близлежащих к границам Черногории селений. Четовать (делать набег на турецкие владения) считалось величайшею заслугою, пасть в битве с Турками — величайшею славою; кто участвовал в большем числе набегов, кто добыл большее число турецких голов в бою, тот пользовался большим почетом в стране.
Такова была жизнь Черногорцев в течение нескольких столетий: не имея почти никакой промышлености, не заботясь о внутреннем, гражданском развитии своего отечества, Черногорцы обрекли себя исключительно на борьбу с Турками и развили в себе только одну воинственность, которая, весьма часто не находя себе удовлетворения в борьбе с Турками, проявлялась во внутренних сношениях Черногорцев между собою. Обычай кровавой мести и отсутствие положительных, письменных законов и судилищ давали полный простор этой воинственности и буйству Черногорцев, которых не в состоянии были сдерживать кроткие их владыки.
Очевидно, что подобное положение дел не могло быть терпимо в настоящее время, и потому Черногория нуждалась в самых коренных и положительных реформах. Уже при владыке Петре II Петровиче Негоше предприняты были многие [419] реформы. Но полное их развитие последовало при его преемнике, Данииле Петровиче, который, по общему согласию Черногорцев, принял, в 1852 году, титул князя и господаря Черногории и Берды, отделивши совершенно духовную власть от светской, подобно тому как было прежде при династии Черноевичей. При этих двух правителях (Петре II и Данииле I) сенат получил значение высшего судебного и законодательного собрания, определен правильный сбор податей, управление нахиями (округами) получило правильное устройство, уничтожена крововая месть, а для надзора за внутренним порядком в стране учрежден особый корпус перенников (жандармов); в 1855 году издан свод законов («Законник Черногорский»), заключающий в себе основные законы, гражданские и уголовные. Последние отличаются особенною строгостию, которая отчасти необходима при характере Черногорцев. В военном отношении наиболее замечательны постановления, по которым трусам запрещается носить оружие и надеваются женские передники, а также и то, что строго, под смертною казнию, запрещены самовольные набеги на соседние страны (четы); только воровство и неуважение против родителей влекут за собою телесное наказание, при чем за покражу назначается наибольшая мера наказания. Вообще князь Даниил I в своем управлении имел в виду, избегая всяких враждебных столкновений с Турциею, обратить главное внимание свое на внутреннее развитие государства и на введение в нем хотя некоторой гражданственности; но Турция, которая смотрит крайне недоверчиво на всякие благодетельные реформы в прилежащих к ней славянских землях, решилась воспрепятствовать благим намерениям князя Даниила и хотела еще раз попытать счастия, не удастся ли ей покорить Черногорию. Попытка эта кончилась неуспешным походом Омера-Паши против Черногорцев (в 1852 г.), и реформы князя Даниила продолжали осуществляться.
Предавшись вполне внутреннему устройству Черногории, князь Даниил, несмотря на все сочувствие свое к России и вражду к Турции, нисколько не беспокоил последней во все время восточной войны.
Однако, все реформы далеко не могли вполне обеспечить внутреннего развития Черногории до тех пор, пока самые границы ее с Турциею не будут определены точным образом [420] и пока Черногория не получит возможности придвинуться к Адриатическому морю, что дало бы Черногорцам возможность сближения с Европою и средства для развития своей торговли и промышлености. Без этого, хотя и незначительного, расширения пределов Черногории, для нее нет другой будущности, кроме постоянных войн с Турками, как то было за все время прошедшего ее существования. Поэтому-то, немедленно после восточной войны, князь Даниил I представил парижской конференции дипломатическую ноту, в которой он обращался к европейским державам с требованием, чтобы:
1) Независимость Черногории была признана дипломатическим путем.
2) Чтобы границы Черногории были расширены к стороне Герцеговины и Албании.
3) Чтобы границы Черногории с Турциею были определены точным образом, подобно тому, как определена граница с Австрией.
4) Чтобы к Черногории был присоединен город Антивари, лежащий близ черногорской границы и у моря.
Но требования эти не получили исполнения, и непременным следствием того явились новые столкновения между Турками и Черногорцами. В 1858 году Черногорцы приняли участие в восстании Герцеговины и, по обыкновению, заняли ближайшие к черногорской границе герцеговинские округи, в том числе и Грахово, который давно уже считался спорным между Турцией и Черногорией. Турки хотели вытеснить их оттуда, но 13 мая были совершенно разбиты князем Даниилом на Граховском поле. Вмешательство западных держав остановило дальнейшие успехи Черногорцев; положено было составить особую конференцию, которая должна была окончательно определить границы между Черногорией и Турцией. Работа конференции кончена в 1858 году, а к концу 1859 года произведено было особою демаркационною коммиссиею самое размежевание границ. По этому размежеванию, к Черногории присоединен округ Грахово, состоящий из двух племен: граховского и рудинского; но на юге округ Кучи-Дрекаловичи отделен от Черногории и причислен к Албании. Последнее обстоятельство весьма не нравилось Черногорцам; но что более всего возбуждало их неудовольствие, это то, что им не удалось приобрести гавани на Адриатическом море. Притом же и [421] самая демаркационная коммиссия в своих действиях оставила еще весьма много спорных вопросов: так граница не везде применена вполне к местности, а что всего важнее — не был разрешен вопрос о частной собственности пограничных селений, что непременно должно было служить впоследствии поводом к новым столкновениям между Черногориею и Турциею.
Несмотря на всеобщее неудовольствие Черногорцев действиями демаркационной коммиссии, можно было надеяться, что, при твердости князя Даниила и при всеобщем уважении к нему его подданных, столкновения с Турками будут весьма редки, а, между тем, внутренние реформы, получая большее развитие, не замедлят усилить и возвысить Черногорию. Но, к всеобщему сожалению, князь Даниил погиб, 11 августа 1860 года, от руки убийцы, Черногорца же, который, как полагают, имел личную вражду с князем. Наследником черногорского престола сделался один из племянников князя Даниила, молодой князь Николай, сын Мирко Петровича, старшего брата покойного князя. Начало нового княжения было весьма спокойно, и князь Николай даже вступил в сношения с скутарийским пашею, чтобы, в случае каких либо пограничных беспорядков, решать эти дела по взаимному согласию, без оружия и даже без вмешательства иностранных консулов. Но, к сожалению, восстание Герцеговины в начале 1861 года совершенно изменило это мирное положение и повело к новому столкновению между Турками и Черногорцами.
Прежде, однако, чем говорить об этих столкновениях, бросим взгляд на положение Черногории, какою она является вследствие реформ владыки Петра II и князя Даниила I.
Современное нам Черногорское княжество имеет до 70 кв. миль пространства и до 130 000 жителей и состоит из двух частей: собственно Черногории (32 квадр. мили) и Берды (43 квадр. мили). Каждая из этих частей делится на четыре нахии, или округа, во главе которых стоят назначаемые князем сердари, или воеводы; нахии следующие:
В Черногории: нахия Катунская, нахия Цернина, нахия Река, нахия Лихенская, или Лешанская.
В Берде: нахия Белопавличи, нахия Пипери, нахия Морача, нахия Кучи (Братоносичи). [422]
Каждая нахия состоит из нескольких родов, или, как Черногорцы их называют, племен, управляемых капетанами. Всех родов насчитывают до 42.
В высшей степени пересеченная и гористая местность не позволяет Черногорцам селиться большими деревнями; жилища их разбросаны, и обыкновенно, так называемые, села, состоят не более, как из двух, трех, много пяти, одноэтажных домов каменных, крытых соломою, чаще всего примкнутых к скалам. Устроенных дорог вовсе нет между селами. «Для Черногорцев везде путь — говорит г. Е. Ковалевский — почти все деревни имеют между собою сообщение; но, глядя на эти тропинки, вьющиеся между утесами и ленточкой ниспадающие в бездну, вы скажете: «это след зверя, или, скорее, вешний след нагорного ключа». Мне вспал на мысль остроумный ответ Даниила, митрополита и владыки Черногории, Петру Великому: «Сколько у вас крепостей?» — спросил Петр? «50», — отвечал, не запинаясь, владыка. Он разумел под словом крепость каждую деревню, укрепленную этими неприступными горами и грудью Черногорцев, и был прав».
Эта-та недоступность черногорских гор, вместе с необыкновенным мужеством жителей, и составляет главную охрану независимости Черногории. И, действительно, враги ее только и успевали обыкновенно проникать в Черногорию по долинам рек, где местность менее затруднительна для движения и где им удавалось, однако, наносить громадный вред Черногорцам, истребляя их поля и засевы. Как ни незначительно население Черногории и как ни ограничены потребности его, но оно все таки не может довольствоваться произведениями одной только Черногории и всегда нуждается в подвозе самого необходимого продукта — хлеба; особенно в этих подвозах нуждаются Катунская нахия и некоторые, наиболее возвышенные части Берды. Напротив того, нахии Белопавличи и Цернина считаются самыми плодородными и наилучше обработанными. Вообще же хлебопашество стоит еще на весьма низкой степени развития, как вследствие недостатка удобных для того земель, так и по воинственности Черногорцев, вообще не благоприятствующей развитию мирных промыслов. Поэтому же самому в Черногории вовсе нет ни ремесленной, ни фабричной деятельности и только одно скотоводство [423] достигло некоторого развития и доставляет Черногорцам продукты, сбываемые в Каттаро, а отчасти и Туркам, взамен получаемых из-за границы соли, сукна, хлеба, вина, оружия, пороху, свинца, железа и некоторых других товаров.
Вся административная власть в Черногории сосредоточена в руках князя и сената, состоящего из 12 членов, вице-президента и президента. В чрезвычайных же случаях сзывается, на долине Цетиньи, общая народная скупчина. Для исполнения разных приказаний правительства, а также и для поддержания внутреннего порядка в стране, учреждены еще владыкою Петром так называемые перенники (нечто в роде жандармов), которые получают жалованье и избираются из лучших фамилий Черногории; числительность их в последнее время доведена до 800 человек. Для покрытия расходов по удовлетворению жалованьем сенаторов, сердарей, капетанов и перенников, еще последний владыка установил в Черногории небольшую постоянную подать от рубля до 1 р. 20 к. сер. с семейства, что в настоящее время дает около 10 200 р. сер. в год; кроме того, существуют еще некоторые, весьма, впрочем, незначительные, косвенные налоги, дающие менее 1 000 руб.; да еще Черногория получает от России, в виде вспомоществования на поддержку духовенства, школ и общественных заведений, около 30 000 руб. 10, так что все доходы Черногории можно полагать до 50 000 р. сер., не считая денежного вспоможения, получаемого Черногорией от Франции, которая особенно в последнее время обратила внимание на приобретение влияния на Черногорцев.
Вооруженные силы Черногории состоят из народного ополчения, которое только недавно получило некоторую организацию. В случае надобности, безразлично подымается все население мужеского пола, способное носить оружие; числительность этой части населения, в возрасте от 20 до 50 лет, можно приблизительно положить до 25 000 человек. Главную силу ополчения составляет, само собою разумеется, пехота, которая образует пять отдельных корпусов или дивизий, приблизительно около 5 000 чел. в каждой. Каждая дивизия составляется из людей одной или нескольких нахий, находится под начальством своих сердарей и капетанов и [424] имеет своих знаменосцев (бариактари). Так 1-я дивизия состоит из жителей Катунской нахии, 2-я из нахии Реки и Цернины, 3-я из Лешанской, Белопавличской и Пипери, 4-я из Морачи и Кучи, 5-я из ускоков, живущих по границе Черногории с южною Герцеговиною.
Затем есть еще два эскадрона кавалерии (коняницы), отряды сапер (секираси) и особый корпус артиллерии, предназначаемый почти исключительно для службы при орудиях в пограничных башнях и блокгаузах. Всего у Черногорцев до 50 орудий, по большей части весьма тяжелых; из них только две батареи находятся при действующих войсках.
Наконец, для личной охраны особы князя имеется почетная стража, состоящая из 30 человек, выбранных из наиболее заслуженных и знаменитых фамилий.
Главное начальство над всеми войсками Черногории имел в последнее время великий воевода и президент черногорского сената Мирко Петрович, отец князя Николая.
В случае призыва к оружию, Черногорцы являются в отряды с своим собственным оружием, которого они никогда не оставляют, и на своем полном содержании. Вооружение их состоит обыкновенно из пары пистолетов за поясом, ятагана (анджар) и длинного арнаутского ружья с кремнем.
В войске нет никаких форменных отличий, все равно носят обыкновенный черногорский костюм: синие шаровары до колен, белого сукна доколенцы, заменяющие чулки и обувь (опанки), в роде сандалий, из телячьей кожи; нараспашку надетая гунина, длинный до колен кафтан из белого сукна, с узкими рукавами, обшитый красною тесьмою; сверх гунины камзол красного сукна, вышитый шнурками и позументами, а под гуниною жилет, тоже красного сукна; на голове красная шапочка, в роде фески. Только у одних перенников на шапке вышиты буквы, означающие нахию, к которой принадлежит перенник.
Черногорцы высоки ростом, стройны, отличаются физической силой, меткостию стрельбы, ловкостию во владении оружием и особенно необычайною неутомимостию и способностию переносить все трудности военного времени. Для постоянного охранения границ они имеют несколько пограничных башен, или, скорее, каменных домов, в которых постоянно три, пять, наиболее десять человек наблюдают за [425] всем происходящим на турецкой стороне. При нападении Турок, бывали случаи, что подобные посты держались иногда по нескольку дней, пока к ним не подоспеет выручка. Узнав о нападении Турок, ближайший к атакованному пункту капетан собирает свое племя и с ним действует по собственному усмотрению, пока не явится сердар нахии. Замечательно, что, несмотря на любовь к свободе, Черногорцы беспрекословно исполняют приказания своих начальников и в этом отношении могут служить самыми лучшими образцами для наиболее дисциплинированных армий.
Для извещения об опасности, для ведения переговоров в горах, у Черногорцев нет ни телеграфов, ни сигналов, но они переговариваются прямо голосом. Г. Ковалевский говорит по этому случаю: «Если здесь (в Черногории) существует какое либо искуство, то это, конечно, искуство вести речь между собою на дальнем друг от друга расстоянии. Разделенные стремнинами и утесами, через которые даже и Черногорцам трудно перейдти, они переговариваются между собою на расстоянии чрезвычайно дальнем. Прикладывая ладонь ко рту с той стороны, откуда ветер, чтобы не относило звука их слов, и произнося почти слово за словом, чтобы эхо не могло изменить смысла речи, они говорят, и эхо от горы до ущелья передаст их слова нередко громче, чем они были произнесены вначале; но это такой звук, от которого невольно содрогаешься».
Необыкновенная способность Черногорцев быстро ходить в полном вооружении по самым недоступным местам делает то, что, в случае тревоги на каком либо пограничном пункте, в течение трех суток все силы Черногории могут быть собраны к этому пункту. Имея на себе незначительное, но служащее на долгое время количество довольствия, состоящее обыкновенно из хлеба, сыра, чесноку, табаку и водки, да к тому еще одну или две пары запасных опанок, Черногорец в состоянии делать весьма значительные переходы и после самого сильного утомления требует всего не более трех, четырех часов сна для отдыха.
Этой-то необыкновенной неутомимости своей Черногорцы в значительной степени и бывают обязаны своими успехами в войнах против Турок. Вступив в пределы Черногории, турецкая армия должна ожидать со всех сторон [426] неприятеля: встречаются ли ей на пути какая нибудь трудно доступная местность или дефиле, можно наверное рассчитывать, что они заняты Черногорцами; отделен ли какой нибудь разъезд или мелкий отряд, Черногорцы не замедлят окружить его; следует ли к армии транспорт, ему не миновать нападения хоть незначительной партии Черногорцев. Можно сказать, что вся тактика Черногорцев заключается в одной только обороне, в постоянном изнурении неприятеля своей защитой; в наступление они переходят весьма редко, и то лишь тогда, когда видят неприятеля совершенно расстроенным, да и тогда по большой части предпринимают лишь ночные нападения, при которых им легко скрыть свою малочисленность и можно извлечь большую выгоду из знания местности. При оборонительной войне, какую обыкновенно ведут Черногорцы, наиболее употребляется ими следующий маневр: заняв какое нибудь дефиле или сильную позицию и скрыв на ней свои силы, они высылают передовой отряд для того, чтобы заманить неприятеля под самый сильный огонь; отряд этот завязывает дело, отступает, и горе неприятелю, если он увлечется последованием: его непременно охватят со всех сторон и гибель его неминуема. В оборонительном бою, не довольствуясь природною крепостию своих скал, Черногорцы часто прибегают и к искуственному усилению своих позиций; но инженерное искуство находится у них еще в слабом развитии: к постройке укреплений почти не прибегают Черногорцы, находя достаточное укрытие в местности, и чаще всего устраивают разные препятствия, как, например, волчьи ямы и засеки, для задержания неприятеля под огнем.
Как упорна бывает оборона Черногорцев, так же стремителен их натиск при атаке. Заметив расстройство в рядах неприятеля, они быстро выскакивают из своих закрытий; добежав до неприятеля, делают по нем в упор пистолетный выстрел и затем бросаются на него с своими анджарами, которыми с равным удобством можно и колоть и рубить. Если же неприятель обратился в бегство, то пешие Черногорцы преследуют его неутомимо и с быстротою, которой могли бы позавидовать и кавалеристы.
Одно, что составляет слабость Черногорцев и часто даже не позволяет им достигать полных успехов, это склонность их к грабежу и обычай уносить с собою головы [427] своих убитых неприятелей. Лишь только неприятель стал отступать или обратился в бегство, можно быть уверенным, что никакая власть не остановит Черногорцев от грабежа неприятельского лагеря или тел убитых и не заставит их преследовать неотступно неприятеля, не занимаясь собиранием неприятельских голов. Оттого-то весьма часто турецкие отряды, разбиваемые Черногорцами и не преследуемые ими настойчиво, имели время снова собираться и устроиваться в самом недальнем расстоянии от места своего поражения. Впрочем, в новейшее время черногорское правительство не только не выдает премии, как то было прежде, за турецкие головы, но даже запрещает этот варварский обычай.
Другое важное неудобство черногорской милиции заключается в том, что, будучи вполне на своем собственном содержании, часть ее почти постоянно должна находиться в отлучке, для снабжения себя всем необходимым из дому. Отчасти иногда это устраняется тем, что женщины приносят своим мужьям и братьям все для них необходимое, но часто, даже после явных успехов и побед, Черногорцы должны оставаться в бездействии и ожидать, пока снова не соберется весь отряд. Особенную нужду обыкновенно они терпят в порохе, который хотя и изготовляется в горах, но дурного качества и в небольшом количестве: бывали случаи (в 1768 году), когда, во время войны с Турками, недостаток в порохе был столь велик, что за один патрон платили по червонцу.
Не менее важен бывает во время войны и недостаток хлеба, когда, при продолжительных военных действиях, недостает рук для обработки и без того незначительных полей Черногории и когда, кроме того, прекращается всякий привоз хлеба извне. Поэтому-то всякая продолжительная и настойчиво веденная война против Черногорцев крайне губительна для них и легче всего может принудить их склониться на мир. Храбрости, охоты сражаться всегда будет довольно в Черногорцах; но что ж делать, если не только их воинам, но даже и всему населению недостает насущного хлеба, чтобы поддерживать силы, недостает зарядов, чтобы стрелять по врагам своей родины!
Наконец, другое еще средство для преодоления упрямой стойкости Черногорцев — это артиллерия, которая своим огнем [428] не только может наносить им большой вред в людях с расстояний, недоступных для их кремневых ружей, но и может разрушать их дома, служащие обыкновенно главными средоточиями их обороны. Что же касается до их собственной артиллерии, то она слишком немногочисленна и мало искусна для того, чтобы с успехом противодействовать даже и турецким артиллеристам.
В Черногории, где каждый гражданин считает первейшею своею обязанностию защиту родины, существуют ордена за военное отличие и за заслуги. Ордена эти, впрочем, создание новейшего времени. Так владыка Петр II учредил, в 1840 году, серебряную медаль с надписью: «за храбрость и веру», а в 1847 году золотую медаль в память Милоша Обилича 11, с девизом «Вера. Свобода. За храбрость». Наконец, князь Даниил I учредил, в 1853 году, орден Даниила, с надписью: «за независимость Черногории». Создание этих орденов многие справедливо находят совершенно излишним, так как трудно допустить, чтобы Черногорцы нуждались в поощрениях для возбуждения своей воинственности и жажде к независимости. Кажется, что мера эта более всего вызвана одним лишь подражанием великим державам, и подражанием, которое может оказаться гибельным для Черногорцев.
Чтобы окончить наш беглый очерк современного положения Черногории, нам остается сказать еще несколько слов о последней борьбе ее с Турцией и о результатах этой борьбы. Считаем, однако, излишним вдаваться в подробности этой борьбы, так как они известны уже читателям из «Военных Обозрений»; постараемся только указать на главнейшие, наиболее характеристические ее черты.
Едва успела демаркационная коммиссия определить точную границу между Черногорией и Турцией, как опять начались постоянные пограничные столкновения. Главною их причиною всегда были ускоки, которые, не стесняясь запрещениями цетинского правительства, продолжали делать набеги на близлежащие к границе мусульманские селения, за что последние отплачивали им тем же. Само собою разумеется, что взаимные эти набеги усилились, когда восстали против Турок южные округи Герцеговины и когда ускоки явно, а [429] Черногорское правительство сперва тайно, а потом и открыто стали помогать Герцеговинцам. Это и заставило Омера-Пашу, назначенного для усмирения Герцеговины, обратить главное свое внимание на Черногорию. Он видел, что она более всего поддерживает, и нравственно и материально, инсургентов, а потому и решился направить главные свои удары на Черногорцев, оставив до времени в покое Герцеговинцев. Под предлогом, что в турецких провинциях, ближайших к Черногории, вспыхнуло восстание, он объявил последнюю в строгой блокаде, зная заранее, что Черногорцы непременно нарушат блокаду и тем дадут ему повод к вторжению в их пределы. Действительно, так и случилось. Тогда Омер-Паша решился направить все имевшиеся у него в распоряжении силы в Черногорию, чтобы отмстить за свое поражение в 1852 году. Силы эти к весне нынешнего года состояли:
1) Из герцеговинской армии, Дервиша-Паши, 22 баталиона, 2 батареи и 8 000 баши-бузуков.
2) Албанской армии, Абди-Паши, 23 баталиона, 3 батареи и 7 000 баши-бузуков.
3) Отдельный отряд Гуссейна-Паши, на р. Лиме, из 6 баталионов, нескольких орудий и 6 000 баши-бузуков.
4) Отряд между Скутарийским озером и морем, из 3 баталионов, нескольких орудий и нескольких сотен баши-бузуков.
Всего было у Омера-Паши до 22 000 иррегулярных войск и 54 баталиона регулярных, с 40 орудиями, не считая гарнизонов в крепостях. Этим-то силам Черногорцы могли выставить не более 20 000 – 25 000 человек, которые были распределены так, чтобы защитить два главные, наиболее удобные для вторжения в Черногорию пути: именно долину Зеты, к стороне Никсича, защищал Вукотич, а к стороне Спужа сам Мирко Петрович.
План, составленный Омером-Пашею для покорения Черногории, был очень хорош, если судить по самому ходу военных действий. Прежде всего турецкий главнокомандующий намеревался овладеть нахиею Белопавличи, с тем, чтобы, разорив ее войною, лишить Черногорцев средств продовольствия, а вместе с тем и разделить их силы надвое.
Овладев Белопавличами, он отрезывал Берду от Черногории, лишал Черногорцев наиболее богатых их пастбищ [430] и полей и, притом, соединял свои силы, для нанесения окончательного удара Черногории, взятием Цетиньи. Овладеть Белопавличами ему удалось наконец, хотя и после продолжительных и дорого стоивших для турецкой армии усилий. По самым умеренным рассчетам, надо полагать, что Турки, в течение июня месяца, во время своих попыток к овладению долиною Зеты, потеряли не менее 10 000 человек, только убитыми и ранеными, не считая больных. Если допустить, что Черногорцы за это время потеряли в половину того, что потеряли Турки, то и тогда потеря их в людях будет громадна. Но самое важное обстоятельство то, что они потеряли все свои посевы в плодородной Белопавличской нахии. Кроме того, положение турецкой армии, по соединении ее у Спужа, становилось более выгодным, чем положение Черногорцев, уже и потому, что она занимала более сосредоточенное расположение. Опираясь на крепости Спуж и Зяблик, Турки имели весьма достаточные еще силы (от 30 000 – 40 000) для того, чтобы действовать единовременно или в долину Зеты, или через Загарач на Цетинью, или же от Зябляка на Реку, по направлению тоже к Цетинье; Черногорцам трудно, почти невозможно, было противодействовать им на всех этих пунктах с равною силою: по необходимости они должны были разделиться. Этим и воспользовался Омер-Паша: атакуя Черногорцев по направлению к Загарачу, он в то же время делал попытки опрокинуть горцев из Лихенской нахии и овладеть Рекою. Последнее наконец удалось ему, и ему оставалось только овладеть еще одною позициею Черногорцев у Доберцко село и высотами Доберцужак, чтобы выйдти в долину Цетиньи. Но князь Николай, как видно, не хотел допустить до этого и, несмотря на противодействие своего отца Мирко Петровича, решился открыть переговоры с Омером-Пашею. Какие были главные побудительные к тому причины, еще неизвестно, но надо полагать, что на такое решение князя более всего имели влияния интриги окружающих его лиц. Мирко Петрович был постоянно главным советником молодого князя и имел много врагов, особенно между высшими черногорскими домами, которые вообще были недовольны совершаемыми реформами, отнявшими у них наследственную власть над округами, и между духовенством, которое тоже недовольно реформами, допустившими вмешательство правительства в [431] дела церковных имений. Довольно того, что Мирко был за продолжение войны, чтобы враги его требовали мира. Как бы то ни было, но князь Николай передал главное начальство над армией Вукотичу, вступил в переговоры с Турками и, по последним известиям, заключил уже мир, подобного которому еще никогда Черногория не заключала ни с кем. По условиям этого мира, границы Черногории остаются те же, как они были определены в 1859 году; Черногория остается независимою, но через нее, по долине Зеты, имеет быть устроена военная дорога для соединения Никсича с Спужем; дорога эта будет ограждена блокгаузами, занятыми турецкими войсками. Вместе с тем Турция потребовала изгнания Мирко Петровича и обязательства, чтобы Черногория не давала убежища лицам, укрывающимся от преследований оттоманского правительства, и беглецам из соседних с княжеством турецких провинций. Трудно допустить, чтобы Черногория согласилась на последние два пункта, потому что согласие это окончательно убило бы всякое нравственное влияние Черногории на смежные с нею християнские общины. Наконец условиями этого мира определены также правила относительно производства торговли в турецких провинциях Черногорцами и порядка водворения последних на землях, принадлежащих Турции. Именно, чтобы дать возможность Черногорцам вознаградить до известной степени ущерб, причиняемый экономическим интересам их недостатком удобных пахотных земель, Оттоманская Порта разрешает им приобретать в собственность или арендовать земли в пограничных с Черногориею турецких областях и отдаст им в полное распоряжение коммерческий порт Антивари, с условием, чтобы турецкие законы были строго наблюдаемы Черногорцами, поселяющимися на турецких землях. В заключение, для разбора и окончания всех пограничных столкновений имеет быть учреждена особая коммиссия.
Условия этого мира хотя и не уничтожают самостоятельности Черногории, но наносят ей сильный удар, который прямо нарушает прежние обязательства Турции перед всеми европейскими державами не посягать на statu quo Черногории. Поэтому-то Россия и Франция протестовали уже в Константинополе против условий мира, именно против того пункта, по которому через Черногорию должна быть проложена [432] турецкая военная граница. Последствия протеста еще неизвестны. Весьма было бы желательно, чтобы протест этот был поддержан и другими великими державами и мог иметь благоприятный для Черногорцев результат, потому что, в противном случае, в самых условиях мира будут заключаться вернейшие залоги к будущим скорым столкновениям между Черногорией и Турцией. Трудно допустить, чтобы Черногорцы, при своей фанатической любви к независимости, потерпели постоянное присутствие турецких войск на своей территории; еще труднее предположить, чтобы Черногорцы не тревожили постоянно Турок на предполагаемой военной дороге, а это будет давать повод к постоянным враждебным столкновениям. Наконец еще труднее допустить, чтобы Черногорцы отказались от своего давнишнего обычая давать убежище всем страдающим от притеснений Турок, тем более, что даже и в новейшее время обычай этот освящен законоположением 1855 года.
Поэтому-то, если Турция, опираясь на Англию и Австрию, не уважит справедливых требований России и Франции, то нет никакого сомнения, что и настоящий мир Черногории с Портою будет непродолжителен и можно ожидать вскоре новой, отчаянной борьбы. За поводами к ней дело не станет, так как почти каждый пункт настоящих мирных условий может служить к возбуждению столкновений между Турками и Черногорцами.
II
Отстояв свою независимость при Георгие Черном и Милоше Обреновиче, Сербия получила полное утверждение ее вследствие султанских фирманов 1830 и 1838 годов, а также и вследствие решения парижского конгреса. Сказанными фирманами определена степень зависимости Сербии от Турции, зависимости, которая которая хотя, и предоставляла полное самоуправление сербскому народу, но, тем не менее, казалась для него слишком стеснительною. Завоевав себе независимость оружием, Сербы сознали свою народную силу, и в них вскоре не замедлили пробудиться народная гордость и стремление к безусловной независимости. Пробуждение это особенно стало заметно с 1858 г. и выразилось прежде всего в свержении князя Александра Карагеоргиевича, как слишком преданного Австрии, [433] и в избрании в наследственные князья фамилии Обреновичей. С этого же времени, с 1858 года, Сербы постоянно стараются выказать, что во всем, что касается внутреннего устройства страны, народ может и должен оставаться совершенно независимым от всякого влияния Порты. Это-то и служит главным поводом к постоянным неудовольствиям между Сербией и Турцией. Так Сербы считали себя в полном праве восстановить старинное учреждение скупчины 12, поставя ее выше и князя и сената; так они же считают вполне законным, чтобы скупчина устанавливала законы о верховной власти и о наследственности престола, а равно и об увеличении, сообразно потребностям страны, вооруженных сил ее. Напротив того, турецкое правительство вовсе отвергает власть скупчины, так как о ней ничего не говорится в султанских фирманах; оно считает непременно нужным, чтобы правители Сербии были утверждаемы султаном, чтобы высшим административным местом в стране был сенат, члены которого не могут быть сменяемы без согласия султана, и чтобы наконец вооруженные силы страны не были увеличиваемы более того, сколько требует внутренняя безопасность Сербии. Все эти вопросы возбуждали постоянные несогласия между сербским и турецким правительствами, как при Милоше, так особенно и при его сыне и преемнике князе Михаиле Обреновиче (с 1860 г.), который княжит в настоящее время и энергически старается о возможно большем расширении степени независимости Сербии. Он признает себя в вассальной зависимости от Турции, соглашается исправно платить ей дань, определенную прежними договорами и фирманами 13, но, в то же время, считает себя в праве, согласно с желаниями своего народа, увеличить вооруженные силы Сербии и требует, чтобы и Турция исполнила данные ею обязательства. Именно, на основании прежних [434] султанских фирманов, Турки вовсе не имеют права проживать в пределах Сербии, и только в шести сербских крепостях: Белграде, Шабаце, Соколе, Ушице, Семендрии (Смедерево) и в Фет-Исламе, составляющем замок Лешницы, Турки могут содержать свои гарнизоны. Но это условие никогда не было выполнено, и многие турецкие подданные оставались жить в Сербии, отчасти в вышепоименованных крепостях, отчасти в их форштатах; но всего важнее то, что Турки, проживающие в Сербии, имеют свой собственный суд, не хотят знать сербского правительства и по своему расправляются с Сербами, которым приходится иметь с ними сношения. Таким образом, они составляют как бы особое государство в государстве, при чем, конечно, невозможен строгий порядок в Сербии. Поэтому-то сербское правительство в последнее время особенно настойчиво требовало, чтобы все Турки, кроме гарнизонов крепостей, были или удалены из Сербии, или же подчинены сербским властям и законам. Но для Порты оба эти предложения равно невыгодны: соглашаясь на удаление из Сербии Турок, проживающих вне крепостей, она лишала последние весьма значительной поддержки в случае военных действий против Сербов, так как все эти жители, в случае нужды, непременно заперлись бы в крепостях и служили бы к усилению их гарнизонов. Еще более Порта не согласна на подчинение находящихся в Сербии Турок сербским законам, потому что это могло бы послужить слишком соблазнительным примером для всех Сербов-мусульман, находящихся в Боснии и других провинциях Турции. До сих пор мусульмане эти, вообще не ладящие с Турками, не сходились и с Сербами-християнами, соображая, что еслиб не Турки, то християне давно бы всех их перерезали. Для Порты, конечно, весьма выгодно поддерживать подобное заблуждение, и она никак не хочет согласиться, чтобы Турки оставались под законами Сербии, потому что знает, что им будет жить также хорошо, даже и лучше, чем под управлением пашей. Оттого-то турецкое правительство, в течение более тридцати лет, оттягивает выселение Турок из Сербии; между тем, оставление их в Сербии порождало и порождает постоянные столкновения между християнами и мусульманами. Одно из подобных столкновений [435] послужило наконец поводом для белградского паши бомбардировать самый Белград, столицу Сербии (17 июня 1862 г.). Бомбардирование это возбудило сильное волнение не только в Сербии, но и во всей Европе. Турция нарушила им парижский трактат, по которому она обязалась не предпринимать никакого вооруженного вмешательства в дела Сербии без предварительного согласия великих держав Европы. Поэтому и Сербия, в свою очередь, потребовала нарушения трактата в том отношении, чтобы Турция вывела свои гарнизоны из сербских крепостей. Требование ее было представлено на рассмотрение особой конференции, собравшейся для того в Константинополе. Окончательный результат конференции пока еще не известен, но все заставляет полагать, что Сербия и на этот раз не получит полного удовлетворения своим требованиям, несмотря на энергическую поддержку их представителями России и Франции. Турция соглашается срыть только две незначительные крепостцы: Ушицу и Сокол, но затем сохранит свои гарнизоны в прочих четырех крепостях, лежащих по Дунаю; затем все Турки, находящиеся в Сербии, кроме этих гарнизонов, должны будут подлежать ведению сербских властей и судов. Что же касается до требования Турции, чтобы Сербия вовсе прекратила свои вооружения и ограничила их потребностию внутренней безопасности, то о решении этого вопроса еще ничего неизвестно; но вряд ли Сербия согласится на такое требование. Окруженная со всех сторон владениями неприязненных ей Турции и Австрии, она должна заботиться о средствах к своей защите, тем более, что, при общем неудовольствии турецких християн против Порты, легко можно ожидать переворотов, которых не в состоянии будет удержать европейская дипломатия и при которых может потребоваться полная военная готовность Сербов. Уже теперь Сербия служит убежищем для Болгар, которые ищут в ней спасения от притеснений Турок. Со временем, если участь християнских подданных Турции, несмотря на все блистательные обещания, нисколько не улучшится, Сербия может играть весьма важную роль в возрождении Славян Балканского полуострова. Она имеет все данные для исполнении этой роли.
Сербское княжество в настоящее время, при 998 квадратных [436] милях пространства и при населении около миллиона 14, имеет все средства для независимого существования и развития своей гражданственности и благосостояния. Почва земли по большей части весьма плодородна и богата разного рода произведениями: в недрах гор Сербии скрываются многочисленные местонахождения разных металлов, скаты гор покрыты прекрасными дубовыми и еловыми лесами; но все богатства страны почти еще не тронуты и даже самое земледелие в далеко неудовлетворительном состоянии; только одно скотоводство, и преимущественно разведение свиней, достигло довольно больших размеров. Что же касается до торговли Сербии, то она получила некоторое развитие в последнее время, так что средний ежегодный вывоз простирается на сумму от 4 000 000 до 4 500 000 р. сер. Если Сербия до сих пор еще почти не имеет у себя никаких фабрик, если богатства ее не вполне еще разработаны, как должны были бы быть, то это главнейше происходит от того, что сербское правительство всячески избегает необходимости отдавать разработку местных богатств иностранцам, а старается преимущественно о развитии в самих Сербах образования и духа предприимчивости. С этою целью не только заводятся школы в самой Сербии, но посылаются молодые люди в другие страны Европы, для изучения разных отраслей промышлености. В настоящее же время, из заведений, которые наиболее необходимы для удовлетворения потребностей войск, Сербия имеет лишь несколько незначительных горных заводов, пороховые и орудие-литейные мастерские в Крагуеваце и несколько кожевенных заводов, заведенных еще в 1836 году князем Милошем; сукно же изготовляется домашним производством крестьян по деревням.
Главную силу Сербии, бесспорно, составляет ее население, являющее совершенно однородную массу как в племенном, так и в религиозном отношении. Отличаясь большим ростом, стройностию и крепостию сложения, Сербы княжества особенно замечательны своей храбростию и безграничною любовью к родине; притом, в них уже вполне проявились [437] сознание своей силы и гордость своею национальностию, вследствие чего они тяготятся каким бы то ни было посторонним влиянием и во всех отношениях желают оставаться верными своей национальности. Чувство это, при других обстоятельствах, конечно, весьма легко может довести до крайности, до китайского застоя, но, к счастию, при том окруженном постоянными опасностями положении, в котором находятся Сербы, и особенно при энергической и сообразной с потребностями страны деятельности правительства, она скорее может иметь самые благодетельные последствия. Ко всему этому надо прибавить еще, что в характере Сербов есть черта, которая непременно должна принести им весьма важные выгоды в деле утверждения и расширения их независимости: это именно чрезвычайная осторожность и предусмотрительность во всех действиях, по всей вероятности, следствие продолжительного пребывания под властию Турок. Жители Новой Сербии способны к увлечению, но, при случае, всегда сумеют сдержать себя в пределах благоразумия. Эта сдержанность вполне выказалась уже в поведении Сербов, например, во время греческого восстания, в войну 1828 и 1829 годов и, наконец, во время восточной войны, когда Сербы могли бы принять открыто сторону врагов Турции, но из осторожности не решались на это. Многие упрекают Сербов в эгоизме, называют подобную политику слишком робкою и говорят, что еслиб Сербия действовала смелее, то, быть может, восточный вопрос значительно приблизился бы к своему разрешению. Так, например, упрекают Сербов даже, и в том, что они не подали открыто руки помощи Черногорцам в последней борьбе их с Турками, и говорят, что если бы эта помощь была подана, то можно было бы ожидать весьма важных перемен в положении християн северозападной Турции. Однакож, как ни правдоподобно кажется это мнение, но с ним трудно согласиться: во первых, Турция все еще имеет весьма могущественную поддержку в Австрии и в Англии, которые хотя и по совершенно различным видам, но все-таки равно опасаются разложения Турции и возвышения на ее развалинах славянского и греческого элементов; во вторых, внимание России и Франции, являющихся защитницами славянских интересов в Турции, в настоящее время занято другими, весьма важными вопросами; наконец и самая Сербия, [438] только недавно еще начавшая свою самостоятельную жизнь, слишком не готова еще для того, чтобы принять какое либо значительное участие в судьбе християн Балканского полуострова. Для подобного участия ей надо прежде всего развить свое внутреннее благосостояние, усилить свои финансовые средства и создать свои вооруженные силы, без которых Сербии трудно удержать за собою даже и ту степень независимости, которою она пользуется. По всем этим предметам Сербия только что начинает еще свою деятельность. Так внутренняя, экономическая ее жизнь только что зарождается еще; финансы ее хотя и в хорошем положении, так как не представляют долгов и постоянного дефицита, но еще крайне незначительны. По последним сведениям, средним числом, в год доходы и расходы простираются до 1 875 000 р. сер. 15, при чем случайные дефициты покрываются из запасного капитала, о величине которого не имеется, впрочем, никаких сведений. Главными статьями доходов представляются поголовная и поземельная подать (более 66 проц.) и таможенные сборы (более 15 процентов).
Что же касается до вооруженных сил Сербии, то они получили свое устройство только в самое последнее время. На основании органического статута 1839 года, Сербия могла содержать для охранения внутреннего спокойствия в стране 6 рот пехоты, пол-эскадрона кавалерии и 60 человек артиллеристов, что составляло от 1 000 – 2 000 человек регулярных войск; кроме того, постоянно содержалось еще 300-500 человек милиции, для исполнения пограничной таможенной службы. Но уже в июне 1860 года сербское правительство увеличило постоянную армию и положило впредь содержать: три баталиона пехоты, один стрелков, два эскадрона кавалерии, две батареи (в 6 орудий каждая), роту пионеров, роту военных мастеровых и небольшое число офицеров инженерных и генерального штаба; баталионы положено иметь на мирном положении в 600, а на военном в 1 000 человек. Уже это увеличение постоянной армии, более чем до 3 000 человек, явно нарушающее органический статут, возбудили неудовольствие и подозрение Порты; но неудовольствие это еще более, усилилось, когда, в сентябре 1861 года, сербская [439] скупчина утвердила новое положение об организации милиции. Решение это было принято сербскою скупчиною как бы вследствие постоянных уклонений Порты дать решительный ответ по делу удаления турецких подданных из Сербии. По новому положению, все население от 20-30-летнего возраста должно быть готово всегда к призыву и, в случае надобности, поступать в милицию в своей одежде и с полным вооружением; боевые припасы будут доставляемы правительством. Обучение милиционеров производится под надзором лиц, служащих в постоянной армии, которая, заметим между прочим, комплектуется конскрипцией.
В милиционном отношении вся Сербия разделяется на 5 военных управлений, которыми заведуют полковники и между которыми распределены все 17 административных округов Сербии. Военные управления эти следующие:
1) Дрино-Савское: главная квартира — Валиево, 2) Южно-Моравское — Карановац, 3) Тимокское — Свилайнац, 4) Восточно-Моравское — Зайчар, 5) Западно-Моравское — Крагуевац.
Всего милиция должна образовать:
Пехоты 62 баталиона — 45 844 челов.
Кавалерии 26 эскадронов — 2 407 челов.
Артиллерии 6 батар. (36 орудий) — 1 200 челов.
Пионеров — 985 челов.
Всего — 50 496 челов.
Для сбора и обучения милиционеров назначены особые сроки, а раз в год, осенью, должны быть собираемы милиционеры целого военного управления, на две недели, для больших учений и маневров. В первый раз осенние сборы были произведены в нынешнем году, и, по общим отзывам разных корреспондентов, степень образования милиционеров оказывается весьма удовлетворительною. Кроме милиции, в случае надобности, может быть призвано к оружию, в виде поголовного ополчения, все население Сербии от 20-50-летнего возраста, которое, по приблизительным рассчетам, составит массу от 120 до 150 000 человек. При воинственности Сербов, при их привязанности к родине и особенно при весьма удобной для обороны местности самой страны, столь значительная вооруженная сила, особенно когда она получит полное свое устройство, может оказаться весьма действительною. [440]
Но именно к полному развитию и употреблению этих сил Сербия должна прибегать только в случае самой настоятельной крайности, потому что, иначе, она легко может до времени истощить их. Средства ее чрезвычайно ограничены: вся сила заключается в массе населения, призывая которое к оружию, для каких либо значительных действий, Сербия рискует слишком многим. Границы ее чрезвычайно слабы и не усилены никакими крепостями, собственно принадлежащими Сербии. В случае открытого восстания Сербов против Порты, Туркам весьма легко проникнуть со всех сторон в Сербию. Так со стороны Видина они беспрепятственно могут занять все пространство между Тимоком и Голубиными горами; от Ниша, вниз по Мораве, они могут проникнуть почти до Крагуеваца; наконец с запада, владея Фет-Исламом, лежащим на Дрине, они имеют свободный доступ в северозападную часть Сербии, называемую Мачвою; только одна югозападная граница Сербии вполне предохранена местностию от турецкого вторжения, и здесь, в случае нужды, Студеницкий монастырь может играть и теперь столь же важную роль, какую играл при Георгие Черном. Главная оборона Сербии всегда сосредоточивалась и, по всей вероятности, в случае нужды будет сосредоточиваться в ее горах и лесах, и преимущественно в Шумадии и в горах Голубиных и Мироч, а также в верхних лесистых и нижних болотистых частях долин Тамнавы и Колыбара.
Что особенно должно затруднить, при случае, не только всякое покушение Сербов перейдти к наступлению, но даже и их оборону самой страны, это пребывание турецких гарнизонов в крепостях: Белграде, Смедерево, Фет-Исламе, Шабаце, Ушице и Соколе. Правда, что из всех этих крепостей значительна одна Белградская, но, тем не менее, взятие их будет представлять довольно большие трудности для Сербов, у которых артиллерия очень слаба. При Георгие Черном, Сербам удалось одно время овладеть всеми турецкими крепостями (в 1806 и 1807 гг.), и, по всей вероятности, и теперь занятие всех их, кроме Белграда, хотя и будет трудно, но не невозможно. В Смедерево есть только старинный замок, неправильной треугольной формы, окруженный зубчатыми стенами с 21 башней; вблизи его лежат господствующие над ним высоты. Шабац, крепость тоже [441] старинной постройки, состоит из рва и невысокой стены. Ушица и Сокол собственно не крепости, а форты старинной постройки, сильные только по своему положению на трудно доступных скалах. Фет-Ислам, или Лешница, тоже несильна по своим укреплениям, но важна по положению своему на Дрине. Наконец Белград самая лучшая и, можно сказать, единственная собственно крепость в Сербии. Постройка ее относится еще к половине XIV века, но главную роль она играла во время войны християнской Европы против Турок, когда под ее стенами сражались, один за другим, венгерский герой Гуниад, курфирст баварский Максимилиан, знаменитый принц Евгений Савойский и австрийский генерал Лаудон. Георгий Черный взял ее приступом в 1806 году, но в 1814 Белград сдался снова Туркам на капитуляцию. После того крепость постоянно уже оставалась в руках Турок, которые с 1836 года деятельно занимались ее исправлением, желая довести гарнизон ее до 8 000 или 10 000 человек. Главная крепость или цитадель расположена на горе, по скатам которой лежит самый город, окруженный почти развалившимся валом и уничтожившимся рвом; цитадель окружена эспланадою в 500-600 шагов ширины. В последнее время, как говорят, Турки имели в Белграде до 150 орудий и около 5 000 гарнизона и занимали, кроме цитадели, еще несколько постов в самом городе, у так называемых крепостных ворот, из которых, впрочем, наиболее уцелели только одни Стамбульские. Во всех прочих крепостях гарнизоны еще менее значительны, но, в случае восстания Сербов, они будут усилены проживающими близ этих крепостей Турками, которые даже обязаны к тому, так как на них распространено общее положение, существующее для жителей-магометан мужеского пола, проживающих в пограничных турецких крепостях, именно они со дня рождения получают от правительства некоторое, хотя и незначительное, но постоянное жалованье. Всего можно положить в Сербии 10 000 – 15 000 мусульман, считая в том числе и гарнизоны; около двух третей этого числа Босняки-мусульмане.
Таким образом, очевидно, что Сербам, не имеющим еще у себя ни правильно устроенных вооруженных сил, ни каких бы то ни было опорных пунктов, весьма трудно пока бороться открыто с Турками, которые имеют свободные [442] доступы в Сербию, да и в самой Сербии довольно значительный укрепленный пункт, на который, в случае нужды, смело могут опереться. Принимая все это во внимание, следует, действительно, отдать справедливость осторожной политике Сербии, которая хотя и медленно, но, тем не менее, надежно упрочивает свою независимость, не прибегая ни к какой посторонней помощи; уменьшая с каждым годом степень вассальной своей зависимости от Турции, она в то же время подготовляет и собирает свои силы на случай какого либо общего потрясения, в котором она могла бы принять деятельное участие. Особенно со времени последнего переворота 1858 года Сербия успела приобрести весьма многое, и если по последним константинопольским конференциям она достигнет только уничтожения Ушицы и Сокола и подчинения находящихся в Сербии Турок сербским законам, то и это будет для нее весьма важным шагом. Тогда, устранив еще один повод к столкновениям с турецкими властями, правительство сербское будет в состоянии с большею сосредоточенностию обратить свое внимание на развитие внутреннего благосостояния и богатства страны и тем самым лучше всего может возбудить к себе сочувствие своих соплеменников, как християн, так и мусульман. В этом отношении нельзя не заметить, что участь Сербии представляет весьма близкое сходство с Пьемонтом, и ей, быть может, прийдется играть такую же роль между турецкими Славянами, какую играл Пьемонт в судьбе Италии; но для этого нужно, чтобы и она, подобно Пьемонту, начала прежде всего развитием своего внутреннего благосостояния и чтобы во главе ее стояли вожди умеющие соединять твердость характера с гибкостию, что тем более еще необходимо и потому, что Сербии придется иметь дело, при своем возвышении, с державами, для которых наиболее важно сохранение настоящего порядка дел на Балканском полуострове.
Ill
Кроме Черногории и Новой Сербии, где сербский элемент сохранился во всей силе, собственно сербское население занимает еще весь Боснийский эйялет и части эйялетов Нишского и Ускюбского, лежащие к северу от Курбечских и Шарских гор. Но на всем этом пространстве сербский элемент [443] господствует весьма неравномерно: в окрестностях Сараево и Травника, а также в турецкой Кроации и около Пребоя, Таслиджа, Колошина, Сенницы и Нового Базара, он значительно ослаблен преобладанием мусульманского населения, частию турецкого и албанского, но более сербского происхождения, а в южной части, около Приштины, Печа и Призренда, он подавлен уже албанским, тоже мусульманским, а близ черногорской границы католическим населением. В этих последних местах сербское население особенно ослабело после того, как, в 1690 году, сербский патриарх Арсений Черноевич, увлеченный обещаниями Австрии (которые, однако, не сбылись), выселился с 37 000 семейств из Сербии на Дунай; с того времени вся страна была занята католиками-Албанцами, которые, для сохранения своей вольности, приняли в XVIII веке магометанство и с тех пор стали самым надежным оружием Турок против Сербов и особенно против собственно Черногорцев. Затем и в остальных частях, занятых сербским населением, сила его национальности значительно ослабляется религиозным разъединением, так как здесь все высшее сословие землевладельцев принадлежит магометанству, а в простом народе, особенно в последнее время, усилилось разъединение между Сербами православными и католиками. Так в Боснии, вместе с Герцеговиною, на население до 550 000 душ мужеского пола приходится:
Православных — душ мужеск. пола 252 000;
Католиков — душ мужеск. пола 86 000;
Мусульман — душ мужеск. пола 211 000.
Из этого числа католическое население наиболее сгрупировано в средней части Боснии, в направлении от Бихача на Банялуку, Травник, Сараево и Зворник, а также и в северо-западной части Герцеговины; православное же население преимущественно представляет более сплошную массу в Поссавине и в южной части Герцеговины, ближайшей к Черногории. Кроме того, оно рассеяно и по всей Боснии, среди католического и мусульманского населения. Эта-то раздельность православного населения и служила всегда главною причиною неудачи всех восстаний его, при постоянной неприязненности Босняков-католиков к православным. [444]
Босния чрезвычайно богато наделена дарами природы, климат ее умерен и здоров, почва, за исключением каменистой югозападной части, весьма плодородна, вся страна покрыта роскошными лесами, в недрах ее гор находятся богатые железные и серебряные руды; но, несмотря на все эти природные богатства, жители ее крайне бедны и истощены, а главные причины того и другого заключаются в несчастной исторической судьбе Боснии и в ее религиозном разъединении. Еще с первых годов XVI века Босния сделалась главным путем турецких полчищ, направлявшихся против западной Европы, и с тех пор Босния запустела. Принятие мусульманства значительною частию ее населения положило начало самому гибельному разъединению Босняков. Приняв ислам, Босняки привязались к нему с тою преданностию, с какою вообще Славяне привязываются к религии; они до того проникнулись духом своей новой религии, что сделали ее главною стихиею своей жизни, отреклись от всякого родства с своей братией по крови и сделались даже более фанатическими мусульманами, чем самые Турки. В их руках сосредоточивалось, почти до 1852 года, все управление страною, и от них бедным християнам доставалось более притеснений, чем где бы то ни было от Турок . Но в то же время Босняки-мусульмане перенесли свой фанатизм далее и на самых Турок, особенно на все нововведения турецкого правительства, которые они считают прямо противными исламу; к этому присоединяется еще и нерасположение их к Туркам за отнятие у них феодальных прав над страною. Последнее обстоятельство до того сильно, что может служить даже к некоторому сближению между Босняками-мусульманами и християнами. Но, к сожалению, между последними нет единства, и, что всего важнее, у Сербов-католиков вера как-то стирает и чувство национальности. У православных идея веры совоплотилась с идеею народности, так что слова Серб и православный сделались синонимами; у католиков же вера уничтожила идею и самое даже имя сербской народности: от того-то православные и называют Сербов-католиков презрительным именем шокац. Наконец, и между Босняками православного исповедания существует полное разъединение. Вообще дух разъединения и несогласия свойствен всем Сербам и был причиною падения Сербского государства; но более [445] всего он развился в Боснии, вследствие разных исторических и особенно экономических причин, между которыми издавна установившаяся в Боснии система фермерства (кметовства) играет не последнее место. Только одна вера и религиозное чувство могут успокоить, и то на время, дух разъединения и слить Босняков в одно целое.
Что касается до воинственности и храбрости Босняков, то о християнах нельзя ничего сказать, потому что они совершенно отвыкли от оружия; мусульмане же не могут назваться храбрецами, а, напротив, выказали неоднократно противное качество в своих походах на Черногорию и в своих восстаниях против султанской власти. Воооруженного християнина, по свидетельству г. А. Гильфердинга, они боятся как огня; а когда, в 1852 году, с них взяли рекрутов для регулярного войска, то турецкие начальники остались крайне недовольны их буйством и непокорностию дисциплине. Однако, Босняки племя рослое, крепкое и молодцеватое, и, по всей вероятности, если бы их одушевило какое нибудь патриотическое чувство и взяли в руки хорошие вожди, то они образовали бы превосходное войско. Лучшим доказательством тому может служить пример южных Герцеговинцев, которые, находясь под влиянием свободной Черногории, резко отличаются своим характером от прочих жителей Боснии. Между тем как вообще Босняки отличаются всеми качествами, свойственными народам, бывшим под продолжительным притеснением, южные Герцеговинцы, напротив, чрезвычайно предприимчивы, деятельны и готовы, при случае, крепко стоять за всякие общественные интересы. Оттого-то между ними и бывают наиболее частые восстания против притеснений турецких властей, восстания, которые, к сожалению, не имея никакой поддержки со стороны их единоплеменников, за исключением только незначительной помощи Черногорцев, по большей части кончаются бесплодно, одним напрасным кровопролитием, без всяких существенных результатов. Так, например, и настоящее восстание Герцеговинцев хотя и было ознаменовано многими геройскими подвигами, кончилось все-таки тем, что герой восстания, Лука Вукалович, снова подчинился Туркам. Результатом борьбы, по всей вероятности, будут новые обещания Порты улучшить положение герцеговинских и [446] боснийских християн, которые, подобно прежним обещаниям, останутся мертвою буквою.
* * *
Таково современное положение северозападной части Балканского, или, вернее говоря, Задунайского полуострова. Изменение этого положения в настоящее время зависит вполне от европейских держав, гарантировавших неприкосновенность Турецкой империи. Но, к сожалению, только Россия и Франция вполне сочувствуют интересам християн Турции; Англия же, напротив, на первом плане ставит ограждение Турции и, сравнительно с этим интересом, признает второстепенное значение за потребностями турецких Славян. Что же касается до Австрии, то она также с недоверием смотрит на всякое усиление славянизма в Турции и, опасаясь влияния его на австрийских Славян, готова всячески препятствовать развитию жизненных начал в северозападных провинциях Турции. Таким образом, возможность изменения положения этих провинций более всего обусловливается различными видами европейских держав, которые, заботясь лишь о сохранении нераздельности Турции, отодвигают на задний план все справедливые требования християнского населения и ставят его в чрезвычайно трудное, безвыходное положение. Когда и как может измениться такое положение, этот вопрос не входит в пределы настоящей статьи.
Н. Глиноецкий.
Комментарии
1. Прилагаемая к настоящей статье карта северозападных провинций Турции составлена без всяких притязаний, единственно с целью наглядного ознакомления читателей с относительным положением разных пунктов описываемой местности.
2. Босния подчинена Туркам в 1376 г.
3. «Четыре месяца в Черногории», Е. Ковалевского.
4. Собственно фамилия княжеского дома — Петровичи, а родом этот дом из Негоша, селения, лежащего в западной Черногории, между Цетиньей и Каттаро.
5. Из сочинения: «Lа Souverainelé du Monténegro et le droit des gens moderne de l’Europe», par Jean Vaclik.
6. «Босния в начале 1858 г.», А. Гильфердинга.
7. В сочинениях ученого французского геолога Ами-Буэ и нашего соотечественника г. Е. Ковалевского, высоты гор Черногории показаны гораздо большие, но мы приняли здесь высоты, указанные в вышедшем в нынешнем году в Вене сочинении: «Militärische Beschreibung der Herzegovina und Crnagora», von J. F. Schestak und F. von Scherb.
8. Столица Сербии перенесена из Крагуеваца в Белград в 1839 г.
9. Ускоками называются перебежчики из пограничных с Черногорией провинций Турции. Они образуют особые округи по границам Черногории и отличаются самой отчаянной враждой к Туркам.
10. Сведения эти о доходах Черногории приводим из сочинения Шестака и Шерба.
11. Милош Обилич — знаменитый сербский герой конца XIV века.
12. Полагают, что скупчина существовала еще при царях сербских; потом она была восстановлена при Георгии Черном, но во время Милоша собиралась очень редко; в 1848 г. было установлено, чтобы князь созывал ее, по крайней мере, раз в три года. Неисполнение этого установления и было одной из причин сербской революции 1858 г., когда было положено, чтобы скупчина непременно была собираема каждый год.
13. Дань эта, взамен прежних доходов Турции с Белградского пашалыка, определена была в 1830 году в полтора миллиона пиастров, а по нынешнему курсу простирается до 132 000 р. сер.
14. Население Сербии считают от 985 000 до 1 000 000; но как в последнее время оно увеличилось переселением Болгар из Виддинского пашалыка, то надо полагать, что никак не менее, а быть может даже и несколько более 1 000 000.
15. Annuaire de l’economie politique pour 1861.
Текст воспроизведен по изданию: Краткое военное обозрение северо-западных областей Турции // Военный сборник, № 10. 1862
© текст - Глиноецкий Н. П. 1862© сетевая версия - Strori. 2018
© OCR - Strori. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1862