БОБРИКОВ Г. И.

В ЦАРЬГРАДЕ В 1878-79 Г. Г.

XXIII

(См. “Русская Старина” март 1913 г.).

Сравнивая способы воздействия на Турцию с одной стороны Австро-Венгрии, а с другой — Великобритании, нельзя не обратить внимания на их в основных чертах тождественность. Как та, так и другая, прежде всего уверяют Порту в своей дружбе, основанной на общности интересов, в своей готовности всем ей служить, и в то же время исподволь начинают расшатывать власть падишаха в отдаленных провинциях. Всякого рода политических и экономических рычагов в их руках много. Нажимая на тот или другой, соответственно податливости оттоманского правительства или степени его противодействия, оба государства фактически заставляют чувствовать свою силу и значение, все сильнее и cильнеe направляя подготовку к достижению намеченной цели. Под гнетом Австро-Венгрии оказалась богатейшая страна Боснии и Герцеговины, в руках англичан — важный для них и роскошный Египет. Если Турецкая империя обессилена и распадается на части под ударами на полях сражений, то наибольший вред ей нанесли не открыто соперники, а мнимые друзья, без борьбы сумевшие воспользоваться в свою пользу драгоценнейшими из украшений короны Османа.

Чрезвычайно важно вглядеться в глубь причин таких удивительных событий. Если припомнить, что все это совершилось [34] в период исторической знаменитого германского канцлера, князя Бисмарка, то не останется сомнений в том, что коренные нити их исходили от этого исполина международных отношений. Напрасно было бы искать в его деятельности сложных мотивов. Как все, что в действительности талантливо и гениально, политика его отличается крайнею простотою, созданная им кровью и железом, Германская империя была еще слаба, почему необходимо были ее укрепить благожелательным расположением к ней держав, за которыми числилась наличная сила. Канцлер не шел окольными путями, тем менее избитыми. В составленной им схеме государств Россия не занимала видного места, не потому, чтобы он не знал ее силы, а потому, что эта сила в то время не была реальною.

Князь Бисмарк не был бы на высоте своей репутации, если бы задавался мелкими второстепенными целями. Размах его мысли был широк. В его воображении уже рисовалась могущественная, всесветная держава, скроенная по английскому образцу, но опиравшаяся и на флот, и на сухопутную силу. Отсюда девиз: “Германия прежде всего" и новая патриотическая заповедь: ,,где германец, там и Германия”. Прежде всего он задался укреплением внутренних связей новообразованного государства развитием промышленности и торговли и развитием нравственного и религиозного начала, для которого не постеснялся войти в непосредственные отношения с папским престолом.

Очевидно, что не в его интересах было рисковать войною на любом из фронтов государственной границы. Для него было ясно, что чем дольше Германия убережется от опасности быть втянутой в международный осложнения, тем скорее государство пойдет по избранному им для него государственному пути. Вот почему он был предупредительно любезен с Франциею и сам предложил ей Тунис, хорошо зная, что тот составляет в данное время ее заветную мечту. Вот почему он не только не противоречит, но поощряет героическую попытку английского премьера, лорда Биконсфильда, в захвате о. Кипра и мало-азиатской зоны для проведения железной дороги в Индии. Вот почему он как бы заискивает в Вене и заключает с ней союз, главнейшая условия которого поражают австро-венгерским преимуществами. Обездоленную на африканском материке, Италию ему было достаточно поманить пальцем и пообещать лучшее будущее, чтобы она тотчас душою и телом примкнула к бисмарковскому союзу. Он был щедр в раздаче державам всяких благ, но эта щедрость не отличалась, традиционным между [35] дипломатами, доктринерством, а распределялась по совершенно простыми и ясным соображениям. Прежде всего ему было необходимо отвлечь внимание Европы от Германии, указав каждому из ее государств его собственную цель.

Нравственный его авторитет в эпоху Берлинского конгресс был недосягаем. Хотя он и объявил себя тогда честным маклером, но придавать этому выражению полное значение, разумеется, было бы величайшею наивностью. Можно ли было серьезно рассчитывать, чтобы во имя отвлеченного понятия, такой политический деятель, каким был князь Бисмарк, планы которого витали во всех частях старого и нового света, были бы принесены в жертву собственные интересы. К величайшему сожалению в Берлине мы почувствовали только обиду, не дали себе труда хладнокровно разобраться в положении вещей, сознать свои ошибки, сосредоточиться для их быстрого исправления. Мы стали будировать, жаловаться всем и каждому на всеобщее к нам враждебное отношение, негодовали на зеркало, вдруг отразившее нашу беспечность и слабость в государственном строительстве. Контраста в положении двух искони дружественных держав был не в нашу пользу.

Нет никакого сомнения в желании Германии передвинуть центр тяжести Австро-Венгрии на Балканский полуостров. Теперь она уже не хочет терпеть на германской территории ни малейшего стеснения и соперничества. Рано или поздно, но неизбежно, немецкие провинции короны Габсбургов войдут в состав империи Гогенцоллернов, с теми или другими наименованиями, с большими или меньшими правами. Германия сочувствует стремлениям венского правительства к расширенно его власти на Балканском полуострове и готова даже содействовать его славянской комбинации; но отсюда до подчиненного положения — таскать для него из жара каштаны — еще далеко. В этом вся суть наших сложных отношений к соседним государствам.

Германия готова собирать под свою державу только такие страны, которые по своему политическому и этнографическому составу могли бы лишь усилить господствующую немeцкyю народность. От других она сама бы отказалась, если только с владением ими не была бы сопряжена польза выхода в море и пр. Импорту немецкого населения она даже противодействует, стремясь наоборот разбивать чисто немецкое население, чтобы по возможности шире раскинуть германский Vaterland, или с его помощью развивать свое влияние по чужим странам. Германия [36] идет по пути одновременная развития своей государственности и торгово-промышленного влияния на все страны земного шара.

Есть полное основание предполагать, что Германия признает всякий порядок, обусловливающей положительную силу не во вред ее интересам, едва ли увлечется ефемерными задачами, сколько-нибудь рискованными и способными остановить ее движение вперед. С замечательною последовательностью она устранила английское влияние с азиатских владений султана, поступившись Египтом, и водворила свое собственное, во всем отличное от прежнего. Она также хорошо сознает все значение узла трех материков старого света, но утверждается здесь не столько материальною силою, сколько нравственною и путем развития германских капитала, промышленности и торговли. В короткий период времени от предприятий великобританского почина не осталось и следов. Все заменилось великогерманским. Позабыта индийская железная дорога. Взамен разрабатываются подробности багдадской. Текущий кредит в зависимости уже не от одних Лондона и Парижа. Вырастает Берлин. Английские инструкторы заменяются немецкими. Пассивная оборона булаирской линии укреплений Чаталджи изменяется на более активную превращением Адрианополя в первоклассную крепость. Все шире и шире захватывается рынок германской производительности.

Когда во время Берлинского конгресса наши уполномоченные, не уверенные в своей обстановке, искали разъяснения и поддержки у Бисмарка, он подсмеивался и говорил, что от него требуют быть русским более их самих. Такая неуверенность наших представителей в знании дела едва ли не продолжается до сих пор. По усвоенной привычке мы обращаемся к Берлину за одобрением не только по безразличным для него вопросам, но даже и таким, в которых наши интересы расходятся. Еще интереснее наши попытки к соглашению с Веной по положениям, диаметрально противоположным, и приглашению Берлина влиять в нашу пользу, удостоверившись в нашем добродушии.

Значение kultur kampf'a не всегда выясняется с достаточною точностью и ясностью. Уродливые проявления его в частных случаях нельзя обобщать. Нет серьезного основания содрогаться от призраков утучнения германской нивы славянскими народностями. Такая крайняя цель прежде всего обессилила бы самого инициатора и парализовала возможность достижения им политических целей.

Чрезвычайно трудно разобраться в логической последовательности наших международных отношений, настолько они иногда [37] мало соответствовали историческим событиям. Получается впечатление, точно вопросами внешней политики занимаются только время от времени, стройной разработки их не существует, все разрешается в условиях последней обстановки. Одно руководящее чувство придает им однородный характер, это крайнее миролюбие и бескорыстие самой высокой пробы. Но необходимо признать, что применение этого высокого чувства не всегда полезно и часто ведет к результатам не желаемым, иногда диаметрально противоположным.

Что может быть возвышеннее исторического факта посылки корпуса генерала Муравьева для защиты Константинополя от воинственного и победоносного египетского хедива Мегемета али? Однако, мы не воспользовались и клочком берега Босфора для создания своего Гибралтара. А какое бы он имел громадное значение в последующих исторических событиях!

Многим ли уступал этому факту по возвышенности чувства другой, когда для спасения погибавшей под ударами венгерцев Австрии была отправлена русская армия? По утрированному понятию рыцарского бескорыстия платы за существование принять было нельзя, а между тем родной галицийский край оставался под гнетом спасенной державы, и существенный недостаток нашей здесь границы не был исправлен ее перенесением на Карпатский горный хребет. Какие бы нам блага принесло это последнее, если бы было тогда же осуществлено!

Переходя от этих крупных событий к нашим войнам на Балканском полуострове, нельзя не заметить, что главнейшая их цель, защита христианских и славянских народностей, нами достигалась с величайшим трудом. Сколько времени и напряженных усилий потребовало у нас образование придунайских княжеств Молдавии, Валахии, Сербии и, наконец, Болгария. Ничего подобного захватам Боснии, Герцоговины, Кипра и Египта. Парализовать силу владычествовавшей Турции оказывалось еще недостаточным, необходимо было еще обеспечивать успех с quasi-союзниками далеко не всегда миролюбивыми с ними соглашениями. Мы до такой степени усвоили себе эту привычку, что сами стали ходить в Каноссу испрашивать отпущение в самых священнейших для нас делах. Но, как и следовало ожидать, все эти Рейхенштаты, Мюрцештеги и Бунцлау, где мы искали добрососедского соглашения, не только нам не дали умиротворения, но связали нас по рукам и ногам и подали повод к самым неприятным для нас усложнениям.

Применяя к себе масштабы, выработанные европейскими [38] державами в Восточном вопросе, мы давно должны были иметь самые выгодные начертания государственных границ, располагать опорными пунктами по всем сухопутным и морским путям для нашей торговли и промышленности, пользоваться всеми преимуществами наиболее благоприятствуемого государства. Под нашею охраною уже давно должны бы существовать я развиваться политические организмы, нам родственные и союзные, которые не служили бы более для нас расходною статьей, а наоборот, были бы источником нашего благополучия и общего обогащения. Для православного Востока мы должны были блистать ярким светочем, а не искать административных образцов в порабощенных иерархиях.

У Гроба Господня первое место должно быть нашим. В величественном Софийском храме Царьграда должно было быть восстановлено православное служение по греко-российскому обряду. Из Эчмиадзина мы должны владеть всем армянским вопросом. Напрасно оспаривать возможность таких положений. Стоит только представить себе исторические способы действия великих держав, чтобы убедиться, что все высказанное не выходит из пределов возможности.

Черное море должно быть безусловно нашим. Если в минуту нашей слабости нам был ограничен размер судовых средств военного флота, то можно ли сомневаться теперь в нашем праве давать в этом отношении указания прибрежным странам, безразлично, входят ли они в наш государственный состав или нет. Выход на широкий простор средиземных вод должен быть обеспечен на проливах фактически, дальнейший путь в океаны путем соглашений. Но этим главнейшим руслом нашего влияния и коммерческая движения нельзя ограничиться. Необходимо располагать еще транзитною дорогою чрез Иран на Персидский залив и от Дуная славянскими странами на Далматинское побережье.

Первенствующее положение германской народности на Рейне понятно. Историческая эпоха отдала его в ее распоряжение. Но Дунай находится в совершенно других условиях. Этнографический состав населения его верхнего бассейна многоразличен. Немецкий элемент имеет здесь такое же значение, как мадьярский и славянский. Что же касается до его нижнего течения, то первенствующее положение на нем безусловно должно принадлежать нам. Как во многих других случаях, право не может ограничиваться теоретическим признанием, а должно осуществляться фактически. Вот в таких-то условиях дунайского пароходства [39] и железно-дорожного сообщения должна обеспечиваться наша коммерческая связь с Адриатикою. Память о великом русском царе Петре еще живет в Дубровнике (Рагуза), этом когда-то цветущем торговом городе западного славянства.

Если подвести итоги нашей внешней государственной деятельности, ни в одном направлении нами не было проявлено столько деятельности, активной настойчивости и энергии, как к стороне Ближнего Востока. В то же время следует признать, что нигде не возникало по своим важным для нас последствиям таких целей, как здесь. В исторические периоды своей жизни, Россия переживала великие эпохи, когда русским умом разрешались задачи ее существования и величия. Но никогда всемогущество не находилось в такой органической связи, как в вопросах славянского мира на мировом узле путей Старого Света. События еще не дают нам положительных результатов, но ни смущаться этим, ни останавливаться на полпути не следует. Энергия не только не должна ослабевать, но наоборот крепнуть. Необходимо полное напряжение наших духовных и материальный сил, чтобы здание, так усердно и долго возводимое, увенчалось полным успехом.

Если Восток действительно имеет для нас также первостепенной важности значение, то что же мы даем для него от себя самого лучшего, чтобы в важнейшем пункте быть наиболее сильным. Где та ячейка, которая специально заботится о наших здесь интересах, направляет изучение и наблюдение сопредельных стран, комбинирует средства объединения духовного родства, коммерческого товарообмена, финансового и экономического влияния. Если она составляет безличную часть общегосударственных учреждений, то самый краткий исторический обзор уже обнаруживает недостаточность такого положения. В прежние времена религиозно-нравственным путеводным центром служил Киев, дававший высшее богословское образование иерархам славянских стран. События его переросли. Поднимался вопрос о развитии специально-миссионерских курсов с перенесением их в Почаевскую лавру, но он не возымел жизни и заглох в сутолоке политических страстей. Где тот войсковой штаб, который бы собирал все боевые традиции многочисленных наших войн на юго-западном театре и подготовлял средства для будущих побед. Тяжелые уроки военной истории указывают на большие недостатки в наших организации, снаряжении и вооружении, не приспособленных к местным ycлoвиям. Где объединение нашего капитала, производительных, промышленных и торговых средств, специально [40] соображенное с условиями рынка. Помню факт залежей в Трапезонте нашего сахара только потому, что он был доставлен в головах, неудобных для отправки вьюком. Если мы хотим величия родины, общего благоустройства и благополучия населения, мы должны еще очень много трудиться.

Турецкая империя давно скользи к упадку. Как держава ислама, она проявила кратковременное могущество и не способна противостоять времени и вновь народившимся силам. Акт разложения уже совершился бы, если бы не был задержан противоположными интересами великих держав, которыми с большим искусством воспользовались султан Абдул-Гамид и германский посол Маршалль фон-Биберштейн. Первый проявил необыкновенную энергию и настойчивость, быть может, больше в своих личных целях восточного деспота; второй — как представитель германской политики нового курса. По новейшему укладу Германия не допустить упасть гнилому дереву, пока не подготовить его падения в свою сторону, чтобы воспользоваться плодами. Обращаюсь на себя внимание и государи Болгарии, повернувшие историю Балканского полуострова в пользу Болгарского государства: Александр Баттенберг, сливший две разрозненный части в одно ядро, и Фердинанд Кобургский, с необыкновенным искусством лавирующий между опасностями. Хотя первый действовал очертя голову и вызвал стамбуловщину; а второй еще лично не сроднился с болгарскими интересами. Первый уже отошел в историю, второй ее делает.

Текст воспроизведен по изданию: В Царьграде в 1878-79 г. г. // Русская старина, № 4. 1913

© текст - Бобриков Г. И. 1913
© сетевая версия - Тhietmar. 2015

© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1913