АНДРЕЕВСКИЙ Е

АНДРЕЕВСКИЙ Е. К.

ИЗ ЗАПИСОК

1877-78 г.г. ¹

После отъезда Государя из действующей армии Вел. Кн. Главнокомандующий оставался еще недели три в Боготе, при чем отдал по главной квартире распоряжение — готовиться к выступлению вперед; предстояло двинуться сначала в малые Балканы, а потом и за Балканы.

7-го или 8-го декабря приехал к Его Высочеству свиты генерал граф Алексей Васильевич Олсуфьев, незадолго перед войной сдавший в Варшаве командование л.-гв. Гродненским гусарским полком принцу Альберту Саксен-Альтенбургскому. Великий Князь очень обрадовался приезду бывшего своего адъютанта, с которым неразлучно провел юные годы службы вообще и первые годы командования Петербургским военным округом. С удовольствием слушая его рассказы о том, что происходило в Петербурге, Великий Князь как бы отдохнул от своих трудов и забот. Гр. Олсуфьев, между прочим, сообщил, что в столице встречено было с общей симпатией предстоявшее возведение председателя комитета министров ген.-адъют. Игнатьева Павла Николаевича, с нисходящим потомством, в графское Российской Империи достоинство. Великий Князь, конечно, от Государя знал, что предстояло издание акта награждения сподвижников Императора Александра I и что указ об этом ожидался 12 декабря, в день исполнявшегося столетия со дня рождения Царя Благословенного.

— Можно вполне порадоваться за этого достойного старика, — сказал Великий Князь; — не менее того, я считаю заслужившим [300] эту высокую награду Николая Павловича Игнатьева; он много и усердно потрудился за время бытности своей послом в Царьграде; Poccия много ему обязана; неустанной работой своей он помог ей в деле борьбы с державами, одолевавшими ее и мешавшими ей свободно вести бескорыстную защиту братьев славян. Кто, однако, не мешал ей, кто только не притеснял в этом ее; надо только Игнатьева послушать, как довелось послушать нам за время нашего путешествия по востоку; ужасно было узнать, что едва ли не больше всего свои же высшие представители министерства иностранных дел, находя нужным вторить иностранной дипломатии, ставили ему палки в колеса, как послу, действовавшему добросовестно и с достоинством выполнявшему точно волю своего повелителя. К сожалению, Государь больше верит им, чем ему, а если бы они сами — князь Горчаков, да и примкнувший теперь к числу наших дипломатов гр. Петр Андреевич Шувалов, понимали всю пагубность своих действий! Чего еще тут можно ожидать с их стороны при предстоящих переговорах о заключении мира, что тут будет — предадут нас свои же и прямо дадут обойти. Старик Горчаков пренесносный и преупорный человек; когда-нибудь Государю придется раскаяться в том, что оказывает ему безграничное доверие, но будет поздно; тогда локтя не укусить.

Среди последних дней пребывания в Боготе было получено известие о том, что второй столичный город Турции — Адрианополь заняли наши войска, действовавшие в лихом набеге с генералами Струковым и Скобелевым — отцом Дм. Ив. во главе. Великий Князь, получив известие об этой новой удаче, доставшейся на долю частей его армии, и узнав о составе войск, участвовавших в том лихом деле, отправил Государю Императору краткое донесение, в котором между прочим писал: «уланы и драгуны, носящие названия двух российских столиц, после лихого боя, овладели второй столицей Оттоманской империи — Адрианополем, который, со своим округом, вошел теперь в район территорий, занятых войсками Вашего Императорского Величества».

Снявшись во второй половине декабря с места стоянки главной квартиры из Богота, Великий Князь со штабом, направился предместьями Плевны и проехал через Ловчу, Сельвию, Габрово, Шипку на Казанлык. Здесь пришлось пробыть [301] недели две, встретить новый 1878 год и принять чрезвычайных послов из Константинополя — Сервера-пашу и Намыка-пашу, прибывших с сонмом дипломатов, дабы от имени султана начать с нами переговоры о мире; затем, двинувшись на Эски-Загру, Эни-Загру, Германлы, Семенлы и Мустафа-паши — Великий Князь 14 января с главной квартирой въехал в Адрианополь где остановился в конаке ². Город, остававшийся в последнее время почти пустым, сразу оживился и принял крайне торжественный вид. Паши из Казанлыка прибыли с посольствами своими вслед за главной квартирой; наводняя собою город, они смешались с массой наших высших военных начальников, прибывших в то же время туда. Тут были генералы — командиры частей армии: Гурко, Радецкий, Криденер, Дандевиль, гр. Шувалов, Скобелев, Крок со своими штабами, а также с составом штабов дивизии и других отдельных пехотных, кавалерийских и стрелковых войсковых частей, составлявших грозную действующую армию, которая имела назначение и стремление подобраться к столице Турции.

Появившаяся сразу, вследствие установившейся в два-три дня на смену жестоким морозам, весенней погоды, распутица была причиной того, что обоз, двигавшийся от Богота,застрял в полном, получившемся на этом тракте, турецком бездорожье. Достаточно вспомнить, что из повозок Великого Князя две попали в трясинное болото; при чем главной квартире пришлось их обогнать на полпути; из всего этого в Адрианополе вышла большая и тяжелая неприятность.

Хозяйственною частью Главнокомандующего заведывал состоявший при Его Высочестве его бывший адъютант, памятный всем деликатный, воспитанный, крайне одолжительный генерал Александр Александрович Галл. Перед самым выступлением из Богота, он вдруг захворал и испросил у Великого Князя разрешение уехать в Букарест к врачам; заведывание же хозяйством, на время предстоявшего ускоренного путешествия главной квартиры, передать кому-либо из адъютантов или ординарцев, тем более, что ему было необходимо заняться в столице Румынии приведением в порядок мелочей хозяйства главной квартиры. [302]

Выбор пал почему то на меня, и мне было поручено принять это хозяйство. Вообще исполнение какой бы то ни было обязанности лица, приближенного к такому человеку, каким был Великий Князь, считалось несомненно за большое счастье; но доставшееся мне дело заставило меня испытать все муки больших затруднений, кои на этот раз соединились с ним. Во мне не могло найтись ни опытности, ни сноровки к тому, чтобы справиться с этой, вовсе незнакомой мне должностью; она представлялась сама по себе вообще не простою, осложнение же, вызванное суетой ускоренного марша, сильно дало себя знать.

Правда, и при Галле, а тем более при мне, все в ней более сложное, несомненно должно было оставаться на обязанности испытанной, давно привыкшей к этому делу прислуги Двора Его Высочества; но невероятным хаосом быстрого передвижения при испорченных в конец дорогах и среди столпления двигавшихся в перебой громадных масс войск, дело совершенно неожиданно было приведено к невероятному, крайне печальному, анекдотичному исходу. Нельзя поверить, что в первый день пребывания нашего в Адрианополе, вышел распорядок такой, при котором Великий Князь оказался не только без всякой возможности предложить обычную хлеб-соль свою всем состоявшим при нем и раз навсегда, еще с Плоешт и даже с Кишенева, получившим приглашение к ежедневному столу Великого Князя, — но и сам он лично остался без обеда, так как обоза сколько-нибудь похожего на что-либо порядочное, необходимое для устройства походной кухни и для приготовления кушаний, не оказалось возможным собрать. Обоз можно было надеяться получить с пути разве лишь после полуночи, а потому лично мне пришлось пережить очень горькие минуты.

Случилось, что одним из первых узнал о постигшем меня горе прибывший в Адрианополь накануне прибытия Великого Князя командир 8-го армейского корпуса — добрейший, славный, незабвенный шипкинский герой Федор Федорович Радецкий, с которым я имел случай хорошо познакомиться на Дунае во время его операции по подготовке с М. И. Драгомировым переправы.

— Знаете что, — не задумываясь и совершенно просто, по-кавказски, подошел он к разрешению этой сложной задачи, — у меня у самого эти дни стола нет, но у командира 15-го стрелкового батальона, моего давнего приятеля — подполковника Беклемишева, всегда и неизменно имеется в отношении [303] продовольствия, полная чаша. Можно подать Великому Князю простой, хороший, а главное здоровый обед.

После того, как миновало самое тяжелое, т. е. доложили Его Высочеству о случившейся беде, пришлось к этому добавить доклад о добром, симпатичном предложении старых кавказцев; Великий Князь принял его так же просто, как оно было сделано, и вслед за тем, с некоторым запозданием, т. е. уже в шестом часу вечера, вместо обычного раннего часа великокняжеского стола, в здании адрианопольского конака Его Высочеству был подан обед, надо полагать, самый простой из подававшихся ему когда-либо в его жизни. У Петра Александровича Беклемишева нашлись роскошные щи, чудная гречневая каша, а на жаркое курица. Великому Князю, под наблюдением лейб-медика, вместо щей, подан был прекрасный крепкий куриный бульон. К обеду можно было пригласить лишь немногих, а потому обедали только, кроме Великого Князя Николая Николаевича Младшего, генералы: Непокойчицкий, граф Н. П. Игнатьев, Радецкий, лейб-медик Александр Леонтьевич Обермиллер, полковники Скалон, Газенкампф и еще два-три приближенных. Великий Князь требовал, чтобы, выручивший его, радушный «хозяин обеда» непременно был бы при этом, а потому в самом начале, когда садились за стол, Его Высочество обратился к Радецкому с вопросом: где же гостеприимный хозяин, угощающий нас?

— Он просит у Вашего Высочества разрешения дозволить ему остаться на биваке при своих гостях, которых он именно на сегодня позвал массу, — ответил Федор Федорович.

После обеда Великий Князь сказал Ф. Ф. Радецкому, — а во всяком случае все-таки мне его покажите после, я хочу лично высказать ему благодарность, — шуточное ли это дело, —внезапно накормить оставшегося без обеда Главнокомандующего, да еще привыкшего при своем столе усердно капризничать!

Во все время этой беды Великий Князь оставался совершенно ровно спокойным, веселым; сохранив весь, свойственный ему юмор, он по обыкновению, много шутил; все мы понимали, что сколь ни казался этот случай мелочным, несомненно требовалось очень много со стороны Великого Князя особой снисходительности для того, чтобы он мог не показать по поводу его даже тени неудовольствия.

Наше положение было тяжелое; на обязанности нашей лежало ни на минуту не забывать, в какой степени желудок [304] Beликого Князя требовал осторожности, так как, в сущности, прошло очень немного времени после перенесения Его Высочеством обессилевшей его в конец страшной болезни (заворот кишек). Заказать обед можно было в любом из раскинувшихся по Адрианополю ресторанов, но кто мог бы посметь допустить мысль сделать это; чем тамошние армяне, греки, турки и даже европейцы-маркитанты накормили бы; Великому Князю была предписана строжайшая диэта; уже и без того порядок довольствия нарушался тем, что пришлось пропустить обычное время принятия пищи и если уже это, по необходимости, должно было произойти, то надо было позаботиться о доставлении свежей, идеально здоровой пищи.

Вообще можно бесконечное число раз повторить: вот каким ужасным несчастьем разрешилось для меня подвернувшееся так некстати пребывание «в гофмаршальской должности» во время быстрого передвижения главной квартиры, а затем можно себе представить, в какой степени надо было оценить услугу Ф. Ф. Радецкого и его приятеля П. А. Беклемишева.

Всегда веселый, имевший вообще привычку подшучивать А. Л. Обермиллер, можно сказать, совершенно поделом, вздумал надо мной по поводу стрясшейся беды подтрунить в присутствии Великого Князя: «а что, Андреевский, — сказал он, — видно, гофмаршальская-то часть не свой брат!», поэтому я оставил замечание без внимания. Мне это показалось заслуженным, а Великий Князь, приняв серьезный вид, поторопился за меня заступиться: «что же, Александр Леонтьевич, если бы он так промахнулся в своем специальном деле, — стоило бы говорить об этом; но ведь в своих служебных делах он так не проваливался; кто не знает, как он все время несет свою службу!»

После этих слов, к немалому удивлению окружавших, присутствовавший при этом гр. Ник. Павл. Игнатьев, взглянув ободряюще на меня, сказал: «я мог бы это, Ваше Высочество, и со стороны подтвердить». На лице Великого Князя появилась добрая улыбка, и он сказал: «ну, вот Александр Леонтьевич, послушайте-ка постороннюю оценку службы наших молодых людей».

Е. К. Андреевский.

(Продолжение следует)

Комментарии

1. См. «Русская Старина», апрель 1915 г.

2. Дом присутственных мест.

Текст воспроизведен по изданию: Из записок 1877-1878 гг. // Русская старина, № 5. 1915