СООРУЖЕНИЕ ХРАМА ВОСКРЕСЕНИЯ ГОСПОДНЯ В ИЕРУСАЛИМЕ.

(Автора «Путеш. ко св. местам»)

Протекла трехвековая буря, которая десять раз принималась опустошать церковь Вселенскую, разражаясь мучениями во всех пределах мира. Константин Великий, руководимый небесным знамением Креста, победил постепенно жестоких гонителей. От внешних ужасов отдохнула церковь, исповедники ее воссияли на кафедрах святительских; вскоре однакожь опять спокойствие [49] ее возмущено бурею Арианства, отвергавшего тот основный догмат, за который пролито было столько крови мучениками, — божественность Господа Иисуса Христа. Первый Вселенский Собор, созванный благочестивым императором в Никеи, торжественно обличил ересь Ариеву и сложил Символ Веры во всеобщее единодушное исповедание церкви; одним из 318 святых отец сего знаменитого собрания, исполненного великих пастырей и исповедников, был Макарий иерусалимский. Вскоре усердие Константина и благочестивое старание его матери Елены ко св. местам совершенно изменили языческий вид Иерусалима в христианский. Послушаем современника и очевидца Евсевия, епископа кесарийского, который сам присутствовал на торжестве обновления Сиона.

«По окончании Никейского Собора, боголюбивый император предпринял в Палестине дело, достойное вечной памяти. Он почел священным долгом благоустроить в Иерусалиме блаженное место Воскресения Господа нашего, драгоценное для всех человеков, и немедленно велел соорудить на оном великолепный храм, не без Божиего внушения, ибо сам Спаситель возбудил к тому его сердце. Поелику нечестивые люди, или, лучше сказать, весь сонм демонов, руками нечестивых людей, покусились погрузить во мрак забвения сие свидетельство нашего бессмертия, — тот памятник, от коего [50] некогда светлый ангел отвалил камень, равно как и от душ, искавших между мертвыми живого Христа. Сию-то спасительную пещеру старались совершенно истребить из памяти нечестивые, безумно мечтая, что таким образом можно утаить истину, и с немалым трудом нанесенною отовсюду землею засыпали вокруг все место. Возвысив несколько насыпь, они обложили ее камнем, и таким образом укрыли вертеп, а к довершению устроили сверху св. Гроба гробницу для душ, темное капище мертвых своих идолов.

«Ослепленные не разумели, что невозможно было Победителю смерти потерпеть их преступное дело, как и солнцу, обтекающему поднебесную, укрыться от зрения. Сила же Спасителя нашего далеко превосходит излияние света, и не только просвещает тела, но, проникая и в души, давно уже исполнила собою мир. Однакож, не смотря на то, долго пребывало неприкосновенным дело нечестивых, и не нашлось для его истребления никого между столькими властителями, кроме одного благочестивого императора, который не мог равнодушно перенести такого поругания святыни. По внушению Божию, он полагал, что та часть земли, которая наиболее была опозорена, наипаче должна быть предметом его благочестивых забот о ее украшении, и посему повелел немедленно обрушить все созданное на оной к обольщению людей, и самих идолов низвергнуть, [51] отбросив как можно далее остатки нечестия. Но и тем не удовлетворилась его благочестивая ревность: он велел глубоко окопать кругом все место, чтобы отнюдь не оставалось на нем земли, оскверненной требищами.

«Тогда открылась первоначальная почва, т. е., святое место, бывшее внизу, и, сверх всякого чаяния, просиял самый священный памятник Воскресения Господня; и пещера, поистине могущая называться Святою Святых, явила собою нечто, подобное Воскресению Спасителя нашего, когда внезапно опять произошла на свет, из-под трехвекового мрака; она представила взорам народа, стекшегося на сие утешительное зрелище, как бы самую повесть чудес, некогда в ней совершившихся: ибо громче всякого гласа свидетельствовала о Воскресении Спасителя нашего. Обрадованный император определил, с великолепием истинно-царским, обильные даяния, для сооружения достойного храма, вокруг спасительной пещеры, и предписал начальникам областей восточных не щадить для сего никаких издержек; епископу же св. града послал грамоту, в коей излилась явственно его благочестивая вера. Вот она:

«Константин, победитель великий, Август, Макарию, епископу иерусалимскому.

«Милость, оказанная нам Спасителем нашим, столь чрезвычайна и изумительна, что не достает [52] слов для ее выражения. Поистине, что может быть чуднее судеб Его промысла, по коим скрывал он под землею, столь долгое время, памятник своих страдании, доколе не был побежден враг благочестия и не освободились верные служители. Мне кажется, еслибы собрали всех мудрецов и риторов вселенной, не могли бы они сказать ничего достойного сего чуда: ибо оно столько же превосходит всякое чаяние, сколько вечная мудрость свыше разума нашего. Посему вознамерился я возбудить все народы к принятию истинной веры, с ревностию, достойиою дивных событии, коими истинная вера утверждается со дня на день. Не сомневаюсь, что как сие мое намерение уже всем известно, так и ты верить, что одно из самых пламенных моих желаний есть — украсить великолепнейшими зданиями место, которое, будучи свято само по себе, освящено еще свидетельством страдания Спасителя нашего, и, по воле Божией, освобождено было моим старанием от требища идольского. Поручаю опытности твоей принять нужные меры, дабы здание сие, величием и красотою, превзошло все, что только есть великого и славного в мире. Я повелел любезному нам Дракилиану, наместнику эпарха и правителю области, употребить, по твоему указанию, лучших художников для сооружения стен. Извести меня, какие желаешь иметь мраморы и колонны; я бы хотел [53] знать твое мнение: должно ли святилище сие иметь потолки? ибо в таком случае можно бы их позолотить. Уведомь скорее назначенных мною сановников о числе строителей и нужном количестве денег, о мраморах, колоннах и богатейших, какие только можно украшениях, дабы я мог скорее о том быть извещен. Господь да сохранит тебя, возлюбленный брат». (Евсевий, житие Констант. книга III).

«Блаженная Елена, мать императора, отнесла сие в Палестину. Она возбудила в нем свет истинной веры, и укрепляла его примером своих добродетелей. Осмидесятилетний возраст не воспрепятствовал ей предпринять дальнего пути. Проходя области восточные, ознаменовала она странствие свое необычайными милостями ко всем к ней прибегавшим, деньгами и одеждами наделяя убогих, открывая темницы, возвращая из заточения и рудокопней, ибо такую власть даровал ей, с титлом Августы, благоговевший пред нею сын. В самой Палестине благочестие души ее обнаружилось еще более почестями, какие воздала девам, посвященным на служение Богу: созвав их в свои палаты, она сама рабски им служила, возливая им воду и предлагая яства во время трапезы. Столь глубоко была проникнута царица чувством истинного смирения. В ее присутствии совершались работы около святого вертепа.

«Но ревностной царице наипаче желательно [54] было обрести животворящее древо честного креста, на коем распят был Господь славы, ибо Голгофа завалена была землею, подобно как и св. гроб; она сокрушалась духом о сей утрате. Богу угодно было показать, в сонном видении, некоторым из благочестивых мужей, самое место, где находился крест. Предание говорит также, что один из Евреев, по имени Иуда, уже преклонный годами, сохранял письменное свидетельство отцев своих о том, где обреталась святыня христианская, и угрозами вынужден был открыть ее. (Еще другое предание дополняет, что сам он, обращенный к истинной вере зрением чудес, сделался в последствии епископом, иерусалимским, под именем Кириака, но его нет в списке патриархов св. града). После многих трудов, обретены были в недрах земли, с северовосточной стороны Голгофы, три креста и начертание на трех языках: еврейском, греческом и римском; по нельзя было распознать, который из сих трех крестов послужил орудием смерти Спасителю нашему: ибо воины небрежно сбросили их с Голгофы и начертание отпало с древа. Надлежало опять промыслу Божию указать животворящий крест Господень, и епископ Макарий успокоил смятенное сердце царицы, верою испросив знамение.

«В Иерусалиме лежала на одре смертном одна именитая жена; святитель велел принести к [55] болящей три креста, и, преклонив колена со всем народом, так помолился: «Ты, Господи, Единородным Сыном Твоим даровавший спасение роду человеческому, чрез крестное Его страдание, и в новейшие времена вложивший в сердце рабы твоей искать сие блаженное древо, на коем висело спасение наше, Сам явственно укажи ныне, который из сих трех крестов послужил ко славе Господней и которые из них только для рабской казни! Даруй, дабы сия полумертвая жена, одним прикосновением к спасительному древу, внезапно возвратилась от врат смертных к жизни!» Произнесши сию молитву, Макарий приложил к болящей сперва один крест, а потом другой, и не было от них никакого действия: но едва прикоснулся к ней третий, болящая внезапно открыла глаза и, встав с одра, укрепилась в силах своих еще более, нежели в прежнем состоянии здоровья, и, бегая по всему дому, громко прославляла силу Божию. Некоторые говорят еще, что и мертвый воскрес от прикосновения животворящего древа.

«Историки Сократ, Созомен, Феодорит и Руфин свидетельствуют повесть сию, как слышанную ими от людей достоверных и записанную для благочестивого предания потомству. Св. Елена оставила большую часть честного древа епископу Макарию, заключив ее в серебряный ковчег, для хранения в новом храме, дабы все верные [56] могли поклоняться сей святыне; отселе получил начало благочестивый обряд Воздвижения Честного Креста, ибо блаженный Макарий, стоя на возвышенном месте, воздвигал оный пред всем народом; другую часть царица послала к сыну своему, вместе с обретенными гвоздями, из коих один он вделал в шлем свой, для охранения царственной главы. Вместе с епископом Макарием, ревностно приступила царица к исполнению воли сыновней, и над самым памятником страсти Господней возник новый Иерусалим, славнее древнего, который после убиения Господня подвергнулся крайнему запустению за грехи народа. Около сего новозаветного святилища, бывшего вне стен древнего Иерусалима, быстро образовался новый город, и тогда оставлено было языческое имя Элии Капитолины, данное Адрианом. «Император воздвиг трофей победы, одержанной Спасителем нашим над смертию, говорит Евсевий, и сей-то храм быть может тем самым новым Иерусалимом, о котором провещали пророки и столько писали в божественных своих книгах движимые Духом Святым.»

Прежде и свыше всего украшена была священная пещера, лучшим мрамором и великолепнейшими колоннами, как венец всего здания и божественное свидетельство того обновления, которое возвестил некогда миру, у дверей ее, [57] небесным светом воссиявший ангел. Из внутренности сей пещеры выходили под открытое небо, на весьма обширное место, помост коего устлан был светлым камнем, а с трех сторон возвышались длинные галереи; напротив входа пещеры, обращенного к востоку солнца, примыкала соборная церковь, — здание великолепное, по чрезвычайной высоте своей, длине и ширине. Внутренность ее убрана была разноцветным мрамором, а наружные стены — гладкими камнями, столь искусно выровненными, что они по виду своему и красоте ничем не уступали мрамору. На вершине сводов крыша охранена была свинцом от зимней непогоды, а под нею потолок, составленный из брусьев, изваянных и переплетенных между собою, распространялся, на подобие обширного моря, Чрез всю церковь, и, покрытый чистейшим золотом, озарял ее как бы лучами света. С обеих сторон храма, во всю длину его, простирались две двухъярусные галереи, с двойными аркадами, украшенные также золотом по сводам. Наружная галерея с лицевой стороны храма, т. е., соборной церкви, поддерживалась огромнейшими колоннами, а с внутренней — пилястрами, украшенными с чрезвычайным великолепием. Трое стройно расположенных врат принимали толпы входящего народа, лицем к востоку. Напротив сих врат, во главе полукружие, находился [58] алтарь, увенчанный двенадцатью столбами, в честь апостолов Господних, и тем оканчивался храм; капители их украшались большими чашами, вылитыми из серебра, которые император посвятил Богу. Идущим оттоле к выходам храма (т. е. из собора), встречалось (опять) открытое пространство. Здесь, с обеих сторон, на первом дворе, или паперти, были галереи и главные врата, за которыми, на средней торговой площади, возвышалось преддверие всего здания, устроенное с чрезвычайным великолепием, так что сквозь него внутренний вид святилища уже поражал входящего: ибо ничего не пощадил император для его украшения, и невозможно исчислить всех даяний его, золотом и серебром и драгоценными камнями.»

Когда сравниваешь сие великолепное описание храма иерусалимского с нынешним его состоянием, то едва можешь себе вообразить первоначальное его расположение: ибо с тех пор он несколько раз был опустошен и однажды совершенно разрушен халифом египетским; но знающий местность может отчасти угадать план первого храма. Скажем сперва о св. гробе, о котором вот что пишет патриарх иерусалимский Досифей, в своей истории (кн. II. гл. 1): «Гроб Господень есть двойная пещера, поелику, по обычаю Евреев, высекали в камнях как бы дом, иногда большой, иногда малый, а внутри делали [59] или один гроб или несколько, и когда погребали кого нибудь, то ничего не клали сверху, а только дверь пещеры закладывали большим камнем. Так и Иосиф аримафейский высек себе из самородного камня гробницу, сперва один покой и далее дверь в другой, а во внутренности оного, с северной стороны, сделал новый гроб, в коем положено было бессмертное тело Господа нашего, и ничего поверх его; внутренняя дверь была открыта, а наружная завалена большим камнем. Поелику место, с которого срыли землю, было неровно, а пещера св. гроба низка, то св. Елена повелела все оное место очистить, доколе не образовалась большая площадь, так чтобы памятнику воскресения быть посреди оной; царица велела обложить его снаружи мрамором, чтобы он казался как бы построенным внутри стен внешнего храма. Поелику же она повесила внутри св. гроба лампады, то вверху пещеры, иссеченной из одного цельного камня, просверлила камень в разных местах для исхода дыма. Вокруг пещеры на площади построен был храм Воскресения Христова — новый, предсказанный пророками Иерусалим, и зодчим его, по сказанию Феофана, был некто по имени Евфимий.»

Все сие сходно с местностию и с Евсевием; но вот где начинается разность. Святая пещера стоит теперь внутри храма, под куполом, который однакож не совсем сведен, и до [60] последнего пожара, 1807 года, был не каменные, а кедровый, также открытые сверху; Евсевий же прямо свидетельствует, что пещера Воскресения стояла совершенно под открытым небом, на площадке, окруженная только с трех сторон галереями. Быть может, не посему ли император Константин, прежде построения храма, спрашивал, в письме своем у епископа Макария: «надобно ли и какого рода делать потолки?» — если только это относилось не к самой соборной церкви, а к зданию около пещеры св. гроба. Вероятно, судили тогда неприличным, чтобы памятник Воскресения, только что открывшийся миру, был опять закрыт, хотя и сводами храма, и воспоминание сего сохранилось доныне в отверзтии купола над пещерою.

Главная соборная церковь и теперь находится к востоку против входа в пещеру гроба, и полукружие ее алтаря доселе сходно с описанием Евсевия; но тогда она составляла особенное здание, примыкавшее только к галереям, которые окружали пещеру гроба, и в нее входили тремя вратами с площадки, бывшей около вертепа. Теперь портик сей уничтожен и заменен так подзываемою царскою аркою: ибо хотя и доселе два разные купола над церковью и вертепом, но они составляют нераздельный храм. Двухъярусные галереи, по обеим сторонам соборной церкви, и теперь отчасти существуют: ибо кругом [61] ее идет галерея с малыми приделами, а с правой стороны возвышается двух-ярусная Голгофа; но из описания Евсевия видна совершенная правильность здания, которой теперь вовсе нет: ибо с севера и востока прилегают бывший дом патриархов а монастырь абиссинский, а с полудня к Голгофе — монастырь Авраама. Но, что весьма удивительно, Евсевий, при описании храма, ни слова не упоминает ни о Голгофской церкви, ни о подземной Обретения Креста, хотя в похвальном слове Константину и говорит о них, как об отдельных церквах, исчисляя устроенные им в Палестине святилища. Быть может, описывая только красоту здания вообще, он не касался отдельных частей, и под именем двухъярусного притвора разумел и Голгофу, или в то время еще не было на ней сооружено особенной церкви, и сия часть здания окончена после. Быть может еще и то, что св. Голгофа была всегда отдельною церковию и только в последствии, при Крестоносцах, включена в общее свитилище, как о том пишет Вильгельм, архиепископ тирский (кн. XIII гл. 3).

Есть еще одно не совсем разгаданное место у Евсевия, — это главный вход. Описав собор, он говорит, что идущим к его выходам встречалось открытое место, и это можно отнести к площади около св. Гроба, хотя он упоминает еще потом о первом дворе с [62] галереями. Судя по сему описанию, можно бы предполагать, что пред площадью, бывшею около, св. Гроба, находилась еще другая, в род внешнего двора с западной стороны, т. е., прямо против св. Гроба и лежащего за ним собора; но сего, кажется, не позволяла местность: ибо патриарх Досифей ясно говорит, что храм имеет к западу одну только стену, потому что с той стороны находится гора, и сие совершенно справедливо, так как в ней и доселе показывают гробы Иосифа и Никодима, иссеченные в скале. Главные и единственные врата находятся и теперь с южной стороны, а на малой площадке, пред ними лежащей, видны остатки столбов, и точно с сей стороны могла находиться торговая площадь, о коей упоминает Евсевий. А как он не говорит, чтобы главный вход был прямо с запада, и нет причины предполагать, чтобы его изменили при строении нового храма, то весьма справедливо можно заключить, что и во времена Евсевия главный вход, по расположению местности, находился, как и теперь, с полуденной стороны.

Благочестивая царица не могла видеть окончания заложенного ею храма; она украсила только вертеп св. Гроба и соорудила два другие храма: один над тою пещерою, где родился Еммануил, с нами сущий Бог, другой же на той горе, отколе вознесся на небо к пославшему Его [63] Отцу: ибо Господь, нашего ради спасения, благоволил явиться миру в недрах земли в Вифлееме, и сию священную пещеру украсила, со всевозможным великолепием, Елена, а немного спустя император почтил ее царственными дарами, златыми и серебряными сосудами и драгоценными тканями, не уступая в щедрости своей боголюбивой матери. Она же, в память вознесения Спасителя нашего, воздвигла величественные здания на самой вершине горы Масличной, вместе с церковию. Правдивое предание свидетельствует, что близ сего места находится та священная пещера, в которой Спаситель наставлял учеников своих тайнам Царствия Небесного, и благочестивый император также почтил в ней Царя всех многими дарами. (Здесь нельзя угадать, о какой пещере говорит Евсевий: о той ли, которая в полугоре, или о Гефсиманской, у ее подошвы?) Сии два великолепные памятника над двумя святыми пещерами, в бессмертную славу своего имени и в залог пламенной любви к общему всех Спасителю, оставила по себе царица, и не много спустя, по счастливом возвращении в объятия своего семейства, достигнув крайнего предела старости, хотя и в совершенном здравии тела и духа, перешла она от временной жизни к вечной. Между тем император, достигнув тридцатилетней эпохи своего царствования, почел время сие самым приличным для [64] возблагодарения Царя всех за все оказанные ему милости, освящением созданного им храма. Грамотою царскою повелел он Собору, бывшему в Тире, немедленно итти в Иерусалим, и место сие внезапно исполнилось собранием епископов всей вселенной; ибо и Македоняне послали туда своего предстоятеля, и жители Мидии и Паннонии, недавно обращенные к Богу, лучший цвет своего племени. Присутствовал там и украшение епископов перских, — Иаков, муж святый и опытный в божественных писаниях. Из Вифинии и Фракии епископы почтили своим лицем собрание. Там были и святители Киликии и Каппадокии, славные ученостию и красноречием. Вся Сирия, Месопотамия, Финикия и самая Палестина, весь Египет, Аравия и Фиваида, сошедшись во едино, составляли один священный лик. За ними последовало бесчисленное множество народа из всех областей, и все они угощались на счет казны царской: ибо нарочно присланы были из палат императора мужи почетные для их приема. Над ними начальствовал сановник, близкий к царю, именитый верою и учением, который во времена гонений много раз был исповедником и вполне заслуживал такое назначение. Он с щедростию, истинно царскою, принимал многочисленных епископов, убогим же из народа раздавал милостыни, пищу и одежды, а самую церковь украсил неоцененными [65] дарами. Служители Божии провождали дни торжественные, частию в молитв, частию в проповеди слова евангельского. Некоторые восхваляли речами благодарность императора к общему всех Спасителю и величие храма; другие услаждали слушателей духовною трапезою догматов Богословия. иные толковали тексты св. Писания и проясняли глубокий смысл Таинств. Кто же не в состоянии был проповедывать, тот бескровными жертвами умолял Бога о мире всего мира и благосостоянии святых Божиих церквей и о благочестивом императоре». Так, по описанию Евсевия, совершилось обновление храма иерусалимского в 13 день сентября 335 года. Оно продолжалось восемь дней, как некогда обновление Соломонова, и с сего времени церковь не престает праздновать день сей накануне Воздвижения Честного Креста.

Текст воспроизведен по изданию: Сооружение храма Воскресения Господня в Иерусалиме // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 50. № 197. 1844

© текст - ??. 1844
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1844