УМАНЕЦ А. А.

КАРАНТИН И ГОСПИТАЛИ В СМИРНЕ

(Из путевых записок русского на Востоке).

Чрез одно из рекомендательных писем, которыми запасся я в Одессе при отъезде моем на Восток, я имел удовольствие познакомиться в Смирне с одним из первых тамошних негоциантом Г. Аткинсоном. Кому не известно богатство природы Смирнской? Кто не читал о садах Бурнабада, местечка, отстоящего на Восток от Смирны только на один час езды? Сад Аткинсона едва-ли не лучший здесь между всеми, по отличному устройству своему, порядку, чистоте, изобилию воды. Почтенный и приветливый хозяин, построив просторный дом со всеми удобствами английского комфорта, живет в Бурнабаде летние месяцы с своей прекрасной женой, как английский помещик. В короткое пребывание в Смирне, я несколько раз бывал у него, и здесь познакомился с Французским доктором Икаром, первым практикантом в городе и Главным Медиком Смирнского Карантина.

Я бы не простил себе, еслиб оставил Смирну, не осмотревши тамошнего Карантина. Хотя я и ездил туда однажды с товарищами своего пути, но нас вовнутрь [296] не впустили, отзываясь, что без особого дозволения Начальства этого сделать невозможно. Желая испытать точность выполнения таких приказаний, я предлагал бакчиш Италиянцу Коммисару, носящему здесь титул Начальника Гвардионов (chef des gardiens); но это не имело никакого успеха, и мы могли только видеть через двойную решетку пассажиров, прохаживавшихся на Карантинном-Дворе. Знакомство мое с Икаром было вслед затем. Узнавши о желании моем видеть Карантин, он был так обязателен, что сам вызвался мне туда сопутствовать, назначив для того день, час и место свидания. Но как в назначенный день я опоздал, то это было отложено до следующего дня.

Утром в 8 часов, 15 октября, я был, по условию, у Г. Аткинсона в конторе, куда приезжал он из Бурнабада каждый день рано утром и возвращался по закате солнца. Скоро пришел сюда Г. Икар, и мы отправились вдвоем в Карантинную Контору. Находится она в западной части города на берегу моря, недалеко от казарм, делающих украшение городу и воздвигнутых из камня от древних Греческих построений, в особенности от амфитеатра, бывшего у древнего конского ристалища.

В Конторе (Office de Sante) мы уже нашли Директора Карантина, Турка самой почтенной и приятной наружности, человека весьма приветливого. Он есть Главный Начальник Смирнского Карантинного Поста, присутствует в Конторе с утра до ночи, и даже в то время, когда мы пришли сюда, занят был с плотниками устроиванием в тойже комнате, то-есть в присутствии Конторы, особого из досок шкафа для постели, в намерении оставаться [297] здесь иногда и на ночь. Как опытный и надежный чиновник, он был посылан в Трапезунд для устройства там Карантина, после чего назначен в Смирну, на настоящий пост. Разменявшись с ним обыкновенными приветствиями, мы расположились на диване и в креслах. Обыкновенное турецкое угощение трубками и кофеем следовало тотчас.

В управлении карантинными делами, Турецкое Правительство не полагается на своих Турков, а избирает для того Европейцев, как более опытных в этом деле. Между-тем, желая сохранить тип национальности и удовлетворить народному самолюбию, оно назначает главными карантинными начальниками Турков, а в помощь к ним придает Европейцев, которые, по нравственному влиянию, очевидно управляют всем и предупреждают промахи, кои, при неопытности первых в делах этого рода, могли-бы быть допущены. По этому Смирнская Карантинная Контора, подобно-как и все прочие в Оттоманской Империи, управляется Директором-Турком и Медиком-Европейцем. По обширности занятий в этом Карантине и по отдаленности Карантинного-Дома от города, этому Главному Медику придан другой, в качестве Помощника. Канцелярия Конторы заведывается особым Секретарем а Карантинный-Дом, или Лазарет, особым Чиновником, носящим имя Директора Лазарета, и ближайшим по нем другим Чиновником с именем Начальника Гвардионов, но обязанности которого соответствуют обязанностям наших Карантинных Коммиссаров. Все эти чиновники, кроме Директора, Европейцы. Для ближайшего надзора, к пассажирам и на суда ставятся гвардионы, в которые избираются [298] Карантинным Начальством известные расторопностию и честностию люди, из числа городских обывателей, по добровольному их на то вызову. Часовых на карантинных постах нигде не положено. Вот весь состав Карантинного Управления в Смирне.

Карантинная Контора помещается в небольшом двухэтажном домике на самом берегу моря, так-что лодки с судов пристают прямо к небольшому деревянному помосту, ведущему в Контору. Со стороны города, перед домом достаточной величины двор, с воротами, замыкаемыми на ночь. Во дворе несколько небольших помещений для товаров, очищаемых здесь проветриванием. На доме укреплена высокая мачта, и на ней развивается красный Флаг, поднимаемый во время присутствия. В верхнем этаже две комнаты, из коих в одной присутствие Директора, где мы воскуривали табак, в другой Канцелярия. Заведывавший Канцеляриею Секретарь, родом Грек, служил пред тем Секретарем же в Сирском Карантине (на острове Сире, принадлежащем Греции). Все канцелярские порядки Сирского Карантинного Управления введены им сюда, и, по-видимому, письменная часть идет довольно удовлетворительно. У него два или три писца. В Канцелярии все чисто, прилично. Здесь показывали мне три книги огромного формата. Из них, в одну записываются все приходящие суда, под каким флагом, имя капитана, число людей экипажа, число пассажиров, кому адрессовано, груз, какой именно, и пр. и пр. Другая заключает в себе имена одних только собственно карантинных судов, то-есть пришедших из мест сомнительных, с темиже сведениями в графах, и с добавлением кроме-того времени [299] вступления в Карантин и дня выхода в практику 1. В третью книгу вносятся имена умерших в городе, с приличными подробностями, то-есть с означением звания умершего, его имени, пола, лет, болезни, и т. д.

Здесь должно заметить, что, с целию искоренения чумы, в Смирне, как и в Константинополе, установлено, чтобы каждое мертвое тело было свидетельствовано, мущины карантинными медиками, а женщины особыми повивальными бабками, для удостоверения, что смерть постигла не от чумной заразы. При смерти от обыкновенной болезни, дается от медика дозволение на погребение тела, а медицинское свидетельство об умершем представляется в Карантинную Контору; при смертности-же от чумы, принимают должные карантинные меры. Медицинские свидетельства вносятся в сказанную выше книгу, и каждые две недели ведомости о числе умерших посылаются в Главное Управление Общественного Здоровья Оттоманской Империи, в Константинополь. Число умерших по книге Смирнской Карантинной Конторы показывается непомерно малое: основательный повод думать, что это благоразумное учреждение не достигло еще желаемого совершенства, сколько по необразованности народа, столько-же конечно и по недостатку медиков; большая-часть тел погребается верно без медицинского паспорта. В Смирне считают до 140,000 жителей; а, по книге, умерших в течение недели значится только от 25 до 30 и 40 человек. Вычисляя отсюда городскую смертность на круглый [300] год, получим сложное число умирающих 1,647: то-есть около 14 на 100, или 1 на 85 человек. Смертность непомерно малая!

Карантинная Контора в действиях своих поступает по особо изданному Турецкому Карантинному Уставу; а в тех случаях, когда он оказывается недостаточным, и в особенности по исполнительной части, руководствуется Ливорнским Карантинным Уставом.

В нижнем этаже здания Карантинной Конторы устроена парлатория с двойными деревянными решетками для переговоров людей карантинных судов с приходящими из города. Тутъже помещение для гвардионов, имеющих надзор за соблюдением карантинных правил при переговорах и назначаемых на суда.

Директор из окон своей присутственной камеры видит всякое приходящее в порт судно, и тотчас высылает к нему на встречу гребное судно для отобрания, с соблюдением всех карантинных предосторожностей, судового патента, который кладется в особый жестяный ящик, и учинения притом краткого установленного опроса о здоровье людей на судне, места отъезда, груза и пр. После того, судну с чистым патентом тотчас дозволяется сообщение с городом, а на карантинное ставятся гвардионы, по два на каждое, и на фок-мачте поднимается желтый флаг. Жаль только, что карантинные суда не отделены от практических видимою чертою или расстоянием, и все они почти перемешаны одни с другими, а потому в этом случае все основывается на доверии к гвардионам. Впрочем Начальство не упустило этого из виду, и [301] старается достигнуть, чтобы заставить карантинные суда становиться на якорь в совершенно отдельном месте, что шкиперам судов весьма не нравится. Чтож относится до судов зачумленных, то их буксируют прямо к Карантину, близь которого прекрасное якорное место, подобно-как и во всей почти Смирнской бухте, дает для того все удобства.

Пока мы находились в Карантинной Конторе, прибыл сюда второй Карантинной Медик, который также изъявил желание следовать с нами в Карантинный-Дом, или как называют его здесь Лазарет. Между-тем Директорский барказ ожидал нас внизу, и мы трое отправились.

Икар и его Помощник, давнишние жители Смирны. Дорогою, между-прочим, завел я речь о Бюларе, показавшем свою неустрашимость и самоотвержение во время чумы, свирепствовавшей здесь в 1837 году. Его благородному рвению, его смелости, отдают все полную справедливость. Г. Икар каждый день утром приезжал в Греческий Чумный Госпиталь, чтобы видеть его дессекции чумных тел, и говорит что диссекции эти делал Бюлар всегда собственноручно и решительно без всяких предосторожностей. Сначала смелость эта давала повод думать, что он уже заразился, знает, что он погибший человек, и, очертя голову, сообщается с чумными на-пропалую. Раза два он точно чувствовал себя дурно, и Икар думал, что пришел ему последний конец; но ничуть не бывало: Бюлар к другому дню поправлялся, и продолжал делать свои диссекции с прежнею неустрашимостью. При этих диссекциях бывал [302] иногда еще один любознательный медик Английский, имени которого Г. Икар не припомнит. 2

Смирнские медики все вообще контагионисты, и боятся чумы с Юга, из Египта; всякая-же чума, могущая притти с Севера, им не страшна.

Смирнский Карантинный-Дом, или Лазарет, находится от города версты полторы на запад, и стоит у хорошего берега, от которого отделен одною только проезжею дорогою. Он помещен в загородном частном доме, купленном в казну собственно для этой цели. Представьте себе два каменные небольшие двух-этажные здания, турецкой постройки, разделенные двором саженей до 10 в квадрате; и вы будете иметь общее понятие об этом Лазарете. Правой флигель назначался прежде для господ, левый для служб. Передняя и задняя стены двора, высоты почти одинакой со зданиями. В нижних этажах нет на улицу ни-одного окна; в верхних хотя и есть, но турецкая ревность вставила в них надежные железные решетки. В средине передней стены, соединяющей здания Лазарета, широкие вороты. Перед ними навес, зашитый с боков досками и со скамьями у стен, ныне назначенный для помещения Карантинного Начальства с практики; другого помещения для него здесь не устроено. [303]

Директор Лазарета встретил, нас в сопровождении Коммиссара. Заветные двери отворились, и мы пошли осматривать это новое в Турции учреждение. От ворот, вовнутрь двора, отступ аршина на 4, в виде маленького дворика, отделенного от общего Карантинного-Двора двойною деревянною решеткою: это парлатория, куда впускаются все практические люди для переговора с пассажирами. Налево в углу крошечная каморка, находящаяся в распоряжении Коммиссара, единственного при Карантине стража с практики: он находится здесь с утра до ночи, а часто проводит и ночь; почему, при отлучке его в город, Карантин остается без всякого внешнего надзора. В каморке, окошко и жолоб чрез обе решетки парлатории, для передачи пассажирам провизии и вообще всех мелочных вещей. Против ворот, чрез обе решетки вовнутрь двойная решетчатая-же дверь, ключ от которой хранится у Коммиссара. На дворе несколько платанов, дающих прекрасную вокруг тень.

За решеткой направо двух-этажный дом: в низу четыре комнаты для помещения простых пассажиров: в верху, помещения для пассажиров чистого разряда, где просторные комнаты и широкие открытые галлереи, служащие в летнее время также достаточными помещениями. Как дом этот строен был не для Карантина, а обращен в него из частного турецкого дома, то в нем нет достаточных удобств для лиц почетных. Но если они находят помещение свое здесь неудобным, то Карантинное Начальство может нанять для них, на их счет, ближайшие дачи, и в таком случае учреждает там, для занявших оные, временный Карантин; в летнее-же время дозволяет [304] располагаться палатками и на дворе. Со двора налево лестница ведет в другое отделение, в прежнее время назначаемое для служб владельца дачи. Поднявшись по лестнице, вы вступаете на площадку небольшого дворика, из которого ход прямо ведет в баню, а налево в другой еще меньший дворик с деревянными дурно сколоченными клетками для простых пассажиров. Окурка вещей производится в техъже самых покоях, где помещаются сами пассажиры. Воды, которая для мусульман необходимее самой пищи, везде достаточно.

К задней и западной стенам Карантина примыкают обширные дворы, бывшие некогда чем-то в роде садов или огородов, и только с двух сторон достаточно обнесенные каменными стенами; с нагорной-же стороны, стены были не высоки, и теперь почти совсем вросли в землю. В случае большего прилива поклонников из Мекки, когда все помещения в Лазарете заняты, им отводится здесь место: тут они под палатками выдерживают карантинный термин; но на этот раз число гвардионов увеличивается и надзор со стороны их усиливается.

Из этого краткого очерка явствует, что в Смирнском Карантине все основано на доверии к гвардионам, коим поручено блюсти за вверяемыми им пассажирами и за несообщением их с пассажирами других сроков. Нет сомнения, что мера эта не вполне достаточна: ибо, по духу карантинной строгости, должно как можно менее полагаться на преграды моральные, и везде, где только возможно, стараться заменять их физическими. Сверх-того, по неудобству распределения помещений Карантина, Начальство [305] может поместить в стенах его пассажиров только трех сроков, дав каждому сроку совершенно отдельные комнаты, и если-бы за тем прибыли новые пассажиры, то их должно попросить или обождать на судне, пока очистятся комнаты, или расположиться на открытом воздухе под палатками. Здесь должно заметить, что и все комнаты, даже самые лучшие, недостаточно снабжены всем нужным для зимнего времени. Впрочем говорю это я, как Европеец: а для мусульманина все здесь покажется, может-быть, верхом комфорта.

На содержание Карантина и жалованье всем Чиновникам, Правительство отпускает 130,000 турец. пиастров (около 26,000 р. асс.). Сумма эта, по отзыву Г. Икара. весьма недостаточна, и Карантин едва только существует. От пассажиров берется за каждую комнату на весь срок по 45 турец. пиастров, да за каждого гвардиона по 10 пиастров в день: первые идут на починку зданий, а последние отдаются в руки гвардионам.

Очевидно, что Смирнский Карантин требует еще значительных усовершенствований. Но не взирая на то, факты говорят в его пользу. С тех пор как он существует, чума ни одного раза не проникала в город, хотя на приходивших в порт судах и обнаруживалась. Суда эти брались в Карантин, и зараза была успешно прекращаема.

Воротились мы в город темъже путем, и вышли на берег у Карантинной Конторы. Отдохнув здесь и поблагодарив Г. Икара за его благосклонность, я [306] собрался уйти; по при этом сказал, что предполагаю еще осмотреть в Смирне Госпитали, известные под именем Чумных. К довершению своей обязательности, Г. Икар предложил дать мне в проводники одного из конторских гвардионов, говорящего по-Италиянски, с которым я тотчас и отправился, не откладывая намерения своего до другого времени.

Всех Госпиталей здесь семь. Содержатся они обществами разных обитающих здесь наций. Больные, которых родственники или господа не в состоянии или не хотят пользовать дома, все отсылаются сюда. Некоторые из этих Госпиталей имеют у себя особые отдельные дворы, с достаточным помещением для чумных, на случай свирепствования заразы в городе; и тогда места эти делаются приютами всех несчастных этого рода, кого только родные или знакомые привезут сюда. Последнее обстоятельство сделало эти Госпитали известными во всей Европе.

При посредстве моего провожатого, вход во все Госпитали был открыт мне немедленно, без всяких предварительных просьб и переговоров, столь скучных и вместе необходимых при подобных обстоятельствах. Четыре из них, Греческий, Австрийский, Английский и Голландский, находятся почти в самом центре города, на одной из самых узких улиц, и почти один-подле-другого; Армянский и Еврейский отстоят довольно далеко от первых и, сколько мне помнится, расположены в кварталах этих наций; Французский находится в восточной части города, вблизи от берега моря. [307]

Греческий Госпиталь старше, обширнее и богаче всех прочих. Высокие, мрачные его стены, дают ему вид монастыря. Больных всех родов, в том числе сумасшедших и престарелых, было в нем в то время до 300 человек. Содержатся они довольно чисто и со всеми приличными удобствами. Сверх сказанного числа можно поместить еще человек до 50, без крайнего стеснения. Госпиталь содержится от Греческого Городского Общества и доходами от ханов (постоялых дворов) принадлежащих Госпиталю. Годовое содержание обходится до 300,000 турец. пиастров, или на наши деньги до 60,000 р. асс. Госпиталь разделен на несколько отделов, или вернее дворов, по полам и родам болезни: сумасшедшие и престарело-немощные имеют свои особые палаты. Здесь же отведена еще особая просторная комната для класса малолетних девиц, которые приходят ежедневно и которых было тогда до 100: учат их читать, писать, арифметике и катихизису на Ново-Греческом языке, также рукоделью, начиная от вязанья чулок до вышиванья золотом. Учитель, длинной, худой, с небритою несколько дней бородою, с длинными серыми волосами на голове, и несколько классных дам, кажется из числа недавно приехавших сюда из Франции Сестер-Милосердия, заняты были каждый своим, делом. Говор и шум в комнате был препорядочный; но он далеко уступал тому шуму, который оглушал меня в училище мальчиков при одной из здешних городских церквей, куда я, по дороге в Госпиталь, заходил взглянуть. Шум в этом училище был истинно, как в жидовской школе: учитель в шапке надвинутой на уши, из под которой торчали в разные стороны нечесаные волосы, и с палкою в [308] руке, которою время от времени постукивал в знак приказания сидеть тише, преважно заседал на кафедре, поднятой от пола на несколько ступеней. Боясь помешать заведенному здесь порядку, я навострил поскорее оттуда лыжи.

Один из задних дворов Госпиталя заключает в себе так называемое Чумное-Отделение. В находящемся здесь двух-этажном здании имеется для больных 24 отдельных комнаты, с выходом из каждой на общую крытую галлерею. Здесь Бюлар заперся, в 1837 году, вместе с чумными, и производил свои диссекции, наделавшие столько шуму в медицинском мире Европы. В Чумное-Отделение имеется с улицы особый вход чрез железную дверь в стене. Во время чумы, дверь эта, при привозе больных, отворяется извнутри; ходы-же, ведущие в прочие отделения Госпиталя, запираются на-глухо. Теперь помещены здесь сумасшедшие и помешанные женского пола.

Чумное-Отделение от прочих частей Госпиталя отделено пустым двором, которого третья часть поднята терассою, гладко устланною мраморными плитами. Двор этот есть Госпитальное Кладбище, где погребаются умирающие из всех отделений, не исключая и чумного. Добро-бы еще, еслиб погребали их глубоко; а то, приподняв мраморную плиту, кладут под ней тела, всего на глубине 12 или 16 вершков. Я весьма сомневаюсь, чтобы при этом тело засыпалось землею; кажется, что пространство между им и доской остается пустым: по-крайней-мере я сам заметил под двумя поднятыми плитами пустоту, в виде длинного, в рост человека, сундука, с боков обложенную камнями, а на дне ее [309] череп и несколько костей человеческих без гроба. Тела, на прочем пространстве двора, где нет мраморного помоста, зарываются в землю, но также в недостаточной глубине. Столь малая заботливость меня поразила. Я поспешил скорее оттуда убраться, тем-более, что вонь от гниения тел, причины которой до того я не мог растолковать себе, едва позволяла дышать. И на этом самом дворе прачки развешивали больничное белье, и тутъже гуляли помешанные женщины на воле! Бюлар пишет, что, в бытность его здесь, испарения от этого кладбища, при огромной смертности от чумы, были так зловонны, что окружающие дома были оставлены жильцами. На ближайших больничных дворах также есть в разных местах могилы с памятниками, между которыми нельзя было не заметить одного довольно красивого, поставленного над шестнадцати-летнею дочерью одного богатого Грека, умершею, как гласит надпись, от чумной заразы. На главном дворе гуляли больные, и между ними помешанные. Саду для прогулок больным нет: а как-бы хорошо было завести его на том дворе, где теперь кладбище, с переводом этого последнего за город! Выходя из Госпиталя, я заметил у ворот в боковом здании небольшую домашнюю церковь, в которой, как сказывали, ежедневно совершается литургия.

Госпиталь Австрийский гораздо менее Греческого. Содержится очень не дурно. Кроватей всего 80; из них, занято было до 20. В нем также есть Чумное-Отделение на особом дворе, только несравненно в меньшем размере, чем в Греческом Госпитале: ибо заключается в нескольких немногих комнатах, если не ошибаюсь в шести. Устройство [310] комнат такоеже. Во время чумы, больные привозятся в него чрез особый с улицы ход, а сообщение с прочими частями Госпиталя прекращается. Кладбище здесь помещено также на дворе; но тела, повидимому, зарываются довольно глубоко, ибо никакого запаху от них не слышно, хотя и заметны свежие могилы.

Английский Госпиталь менее всех прочих, и назначен только для матросов Английских судов, приходящих в Смирну. Кроватей в нем 20, из которых занято было только 3. Содержится от платы за лечение больных и от пожертвований за погребение в принадлежащих ему дворах, Англичан, в городе умирающих. На дворике, от входа с улицы до больничного здания и на другой стороне здания, везде надгробные и очень недурные монументы. Здесь Английское Малое-Кладбище; другое, так называемое Большое, находится на другой стороне улицы, в особом обнесенном каменною стеною дворе, вход в который всегда находится под замком. Чумного-Отделения здесь нет.

Через улицу и рядом с Английским Большим-Кладбищем, находится Голландский Госпиталь. Вход в него идет через весело зеленеющий садик, мимо жилья служителей. Больных здесь не было в то время ниодного. Кроватей 20, размещенных в десяти весьма чистых и опрятно содержимых комнатах. Госпиталем заведывает женщина, чистенькая старушка, Француженка, уроженка Смирны, из которой она во всю жизнь никуда не выезжала. Госпиталь содержится Обществом. Чумного-Отделения в нем нет. Сзади Госпиталя, особый довольно просторный двор на замке, с [311] тенистою чащею деревьев, под которыми надгробные памятники. Я желал взглянуть в соседний двор Английского Кладбища: услужливая Француженка подала мне лестницу, поднявшись на которую я увидал там много хороших мраморных памятников; дерева ниодного.

Армянский Госпиталь довольно отдален от четырех перед сим описанных. После пожара, он еще не вполне окончен постройкою. Помещения в нем предположено на 100 человек; больных было до 25. Для чумных хотя нет отдельного помещения, но они будут приниматься к особые комнаты. Нельзя не заметить очень хорошей вновь воздвигаемой при нем церкви. На постройку и содержание дает деньги Общество, и кроме-того богатые люди других мест, уроженцы Смирнские. Так Богос-Бей, Министр Финансов и Коммерции Египетского Паши, пожертвовал 20,000 тур. пиастров; брат его, богачь Триэстский, обещал прислать для всего Госпиталя полный комплект белья и постелей. Сколько пред сим виденные мною Госпитали стеснены и нуждаются в чистом воздухе, столько Армянский Госпиталь просторен: место его открыто, хотя совершенно чистым воздухом в Смирне трудно похвалиться. У Госпиталя небольшой недавно заведенный чистенький сад, и подле обширный пустырь с канавою, емуже принадлежащий. На этом пустыре весьма-бы удобно было развести большой сад и огороды.

Госпиталь Еврейский, в прошлом 1811 году, сгорел, при том огромном пожаре, после которого сорок тысяч жителей остались без крова и пищи. На постройку вновь Госпиталя, равно на пособие погорелым Евреям, производится в Европе подписка. На этот [312] предмет один из братьев Ротшильдов прислал 20,000 тур. пиастров, то-есть 4,000 р. асс. Когда Госпиталь Еврейский существовал, то в него принимались и чумно-больные в отдельные помещения.

Недавно выстроенный Французский Госпиталь я видел перед тем за неделю. В нем несравненно более порядка и приличного назначению устройства, чем во всех прочих. Просторный, чистый двор, светлые, обширные палаты, каменные лестницы, красивая домовая церковь: все показывает, что он выстроен по новым, лучшим, хотя весьма скромным образцам. Кроватей в нем 50; занято было до половины. Годовое содержание обходится от 25 до 30,000 франков. Большая часть этой суммы, сколько я, помню отзыв водившего нас здесь Доминиканского монаха, высылается из Франции.

Из этого краткого описания видно, что в шести Смирнских Госпиталях могут быть призрены до 630 больных: о Еврейском я умалчиваю, ибо он еще не существует. Прием чумных делается только в трех из них: Греческом, Австрийском и Армянском. Между ними первый, по обширности своей, берет верх над прочими; и в нем-то, до установления в Турции карантинной системы, был истинный Чумный-Квартал Смирны, столь много способствовавший ограничению губительной заразы между христианским населением города.

(А. У.)


Комментарии

1. Число всех вообще судов, приходящих в Смирнский Порт в течение года, бывает, как мне сказывали здесь, от 1,000 до 1,500; в том числе, собственно карантинных до 100.

2. В самом деле нельзя не удивляться удивительной смелости и самоотвержению Бюлара при его диссекциях. В Каире он действовал с тоюже неустрашимостью. К сожалению, этот истинно замечательный человек, в следствие разных обстоятельств, имел несчастие нажить себе тьму личных врагов, которых преследование отравило конец его посвященной благу человечества жизни. Известно, что, в последнее время, он был у нас в России.

Текст воспроизведен по изданию: Карантин и госпитали в Смирне. (Из путевых записок русского на Востоке) // Журнал министерства внутренних дел, № 8. 1844

© текст - Уманец А. А. 1844
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Андреев-Попович И. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМВД. 1844