64. Поездка на Синай с приобщением отрывков о Египте и Святой Земле. А. Уманца.

С 3 картами и 10 рисунками. 2 части. Спб. 1860. Стр. ХІV, 289 и 372 в 8 д. л.

Синай часто был посещаем Русскими поклонниками; но из них только четверо описали свое путешествие: 1) Московские купцы Трифон Коробейников и Юрий Греков, ездившие к Св. местам по воле Царя Иоанна Васильевича, для поминовения его сына, в 1582 г. 2) Baсилий Гогара, родом из Казани, в 1634 г. 3) Пешеходец Василий Барский, уроженец Киевский, монах Антиохийский, в 1723-47 гг., 4) Кир Бронников, в 1820 г. Все они, кроме Барского, скудны известиями и не всегда заслуживают вероятия; путешествие же Барского, несмотря на богатство сведений, может служить только материалом, но никак не руководством для желающего узнать Синай; так что в литературе нашей, довольно богатой сочинениями, относящимися к Св. Земле, недоставало книги о Синае. — «Поездка» Г. Уманца пополняет этот пробел, и как по занимательности предмета, полноте его описания, так и по прекрасному рассказу, может стать на ряду с трудами Муравьева и Норова. Мы познакомим с нею наших читателей, на сколько позволяют пределы журнальной статьи.

В 1842 г. отправлена была на Восток особая карантинная коммиссия для произведения опытов очищения зачумленных вещей посредством усиленной теплоты, — и в числе членов ее находился Г. Уманец. Пользуясь, во время прибывания в Каире, досугом от дел, он посетил Верхний Египет, Синай, а на возвратном пути в отечество объехал Сирию. На посещение Синая он употребил 15 дней; но, не смотря на краткость этого времени, путешествие его имеет цену не только как любопытный рассказ, но как и ученый труд, потому что автор тщательно пользовался исследованиями новейших [7] Европейских путешественников, особенно Де-Лаборда, Робинзона и Смидта.

Намерение посетить Синай автор питал в себе еще с самого выезда из России; потому проездом чрез Константинополь познакомился с Архиепископом Синайской горы, бывшим воспитанником Киевской Духовной Академии, и получил он него рекомендательные письма в самый монастырь и к наместнику его в Египте. Наместник или настоятель горы Синайской живет в Каире, как в центре властей Египта, для защиты прав монастыря и для снабжения его продовольствием. Описывая занимаемое им подворье, Г. Уманец вместе с тем сообщает несколько подробностей о самой обители Синайской. Под ведомством настоятеля живут на подворье 22 монаха, большею частию из Греков, — в том числе один Русский, осьмидесятилетний старец Зосима, родом из Кременчуга, уже более полстолетия оставивший свою родину. Монахи подворья почти всегда уклоняются от жития в самой обители, вероятно страшась тягости отшельнического подвижничества, и в монастыре Синайском находится почти столько же братии 1, как и в Каире. — При хорошем управлении монастырь мог бы получать сотни тысяч рублей дохода, потому что нет ни одного значительного города на Востоке, где бы он не имел садов, ханов (постоялых дворов) или домов; Греция, Россия, Валахия, в особенности Молдавия, Константинополь, даже Бенгалия и Голконда, дают ему каждогодно значительные доходы с имений, завещанных монастырю; но все это управляется самым неудовлетворительным образом и след. дает самые неудовлетворительные итоги. — Настоятель Синайского монастыря представляет собою в Каире местного начальника и защитника обители. У него хранятся все фирманы и документы для доказательства прав своих, и если встретится надобность, он, вооруженный ими и, по обычаю страны, достаточным [8] бахшишем (подарком) в кармане, является к местным властям с просьбою о защите прав и преимуществ, дарованных монастырю властителями Египта. Первый фирман о неприкосновенности Синайского монастыря и свободе отправления в нем богослужения дан был самим Мухаммедом, в 622 г., и законность его признана впоследствии всеми мусульманскими Государями. Фирман этот (вполне приведенный в книге Г. Уманца) показывает, что сам основатель Исламизма имел гораздо более веротерпимости, чем фанатические последователи его. С целию поддержать права, данные Мухаммедом, Архиепископ Синайский испрашивает особый фирман от каждого нового Султана, а наместник его — от каждого нового правителя Египта.

18 Мая Г. Уманец отправился в путь. Дорога из Каира на Синай лежит через степь — и какую степь — судите по следующему виду ее.

«Новое, особенное чувство объемлет путника, когда он в первый раз увидит себя посреди этой мертвой, повидимому, бесконечной пустыни, где, куда ни обратишь взор свой, сколько глаз ни обхватит, не увидишь ни одного живого существа, не заметишь ни малейших признаков жизни — ни деревца, ни кустика, ни клочка зелени, ни следа кочевья, и где только изредка попадаются жалкие остатки колючего бурьяна, выросшего в зимнюю пору во время здешних дождей, но тотчас после того высохшего на палящем солнце и полузасыпанного песками, когда ветр пустыни вздымает и волнует их по своему произволу. Радуясь встрече и этого жалкого корма, наши верблюды, на ходу, протягивали к полю во всю длину свои шеи с желанием полакомиться; но нередко, сорвавши, тотчас выбрасывали бурьян вон изо рта. Серовато-желтая пустыня развернулась безграничным покрывалом, с закругленными холмами и разными небольшими пологими углублениями, где нет ни малейшего приюта для жизни человека. Все углубления и холмы не представляли на горизонте ни одного угла, и глаз везде видит только одни извилистые линии. Но при этом, песок здесь не рассыпчат и довольно тверд, так, что нога верблюда держится на поверхности и не тонет, хотя местами немного и вдавливается. Впрочем, в других местах и в особенности на подъеме и спуске, он делался сыпучим, и тогда путь был, истинно тягостен. Сидя на верблюде, везя с собою и поклажу, и провизию, и воду на несколько дней, видя повсюду одну [9] безграничную пустыню, невольно углубляешься в самого себя, ищешь в самом себе опоры и сознаешь всю силу и могущество своего духа. Здесь нет страха, нет опасения, и смело подвигаешься вперед…».

Но подвигаешься с различными муками, которые и не вообразит себе Европейский путник, привыкший ко всевозможным удобствам в дороге. Солнце не греет, а калит; ветер не прохлаждает, а жжет; жажда страшно томит путника, а вода, которую он вез с собою как драгоценность, до того испортилась, что даже взглянуть на нее отвратительно.... Изредка встретится караван верблюдов; при виде живых существ полегчеет на сердце; но вот там и сям пойдут встречаться ряды могил, убеленные верблюжьими костями и означающие место смерти многих странников, погибших от палящего хамсина.... Радостно в этой пустыне встретить хотя призрак растительности, или услышать щебетание птички на одиноком дереве, — и наш путник испытал такую радость.

Но пустыня страшна и угрюма для одного Европейца. Арабы считают ее лучшею страною в мире. «Посмотри, говорили они Г. Уманцу, указывая на обширные песчаные равнины: как весело здесь! Это все наша земля, здесь мы сами господа, здесь нам некого бояться!» И в доказательство, что им весело здесь, проводники автора задали себе дорогою фантазыю (пирушку), состоявшую из козленка с рисом и из кофе.

И наш путешественник разнообразил свою дорогу сколько мог. По крайней мере читателю ехать с ним вовсе не скучно и не утомительно; потому что любезный автор, кроме занимательного рассказа о дороге, о нравах Бедуинов, дарит нас еще учеными исследованиями, например о причинах названия Красного моря, об исходе Израильтян из Египта и о месте, откуда они тронулись и где перешли Красное море, и проч. [10]

По дороге лежит только один город — Суес; но какой город? печальный извне и внутри. «Нигде нет ни сада, ни огорода, ни одного деревца, ни одного кустика, ни одной травинки; домы из земляного кирпича, местами полуразрушенные; улицы грязны и засорены всякою нечистотою. Народ в рубищах, дети полунагие, болезненного вида, и, в буквальном смысле, в грязи с головы до ног. Никто еще не утолял жажды здесь у живого источника, никто не слыхал пения птицы...».

На шестой день Г. Уманец достиг Синая, отстоящего от Каира на 78 часов пути, или 390 верст (считая, что верблюд проходит в час не менее 5 верст).

«Разбитый от усталости, от долгой езды и от зноя, я хотел поскорее войдти во внутрь (монастыря); но ворот в стенах не было видно и только вверху, почти у верхней оконечности стен, находилось просторное, в виде двери, окно, из которого выглядывали человеческие фигуры в черном платье и клобуках. Окно прикрыто висячею деревянною будкою, служащею ему как бы колпаком, будка без дна, и в верхней части ее укреплен надежный блок, чрез который висел конец толстой веревки. Окно это находится от земли на высоте до 6 маховых саженей, и чрез него-то предстоял мне воздушный путь во внутрь монастыря. Уже давно монахи увидали нас с вершины стен монастырских. Заметив гостя еще вдали, они обыкновенно подымают флаг с честь его, желая этим показать радушие, с которым его встречают. Кроме того флаги подымаются во все церковные праздники, и в этот день они развевались по случаю воскресенья. Но сколь монахи ни рады гостям, сколько всякий новоприбывший из далекой отсюда долины Нильской, а тем более из стран заморских и с ними единоверных, ни отраден для них в этой дикой пустыне; однако вход в монастырь допускается не иначе как по письмам из Каира от наместника, которыми гость рекомендуется Синайской братии. Правило это ведется с давних времен.... Еще при вступлении моем в монастырь, я встречен был Русскою речью: привратником был монах из [11] Болгар. Такую же приятную встречу нашел я и в гостиннице: служителем при ней находился другой монах, старец преклонных лет, родом также из Болгар и говоривший по-Русски лучше первого; чрез него был первый разговор мой с приветливым и радушным игуменом. Скоро пришел один молодой монах, лет 29 или 30, выходец России, и приветствовал меня уже чистым Русским языком; имя его в монашестве Иаков. Он был более всех обрадован приездом Русского и притом из Одессы, его родины, которую оставил он уже более 15 лет, и вскоре затем, в одном из Афонских монастырей, на 15 году жизни, надел монастырскую рясу, без надежды когда-либо воротиться на родину...».

Монастырь построен в виде продолговатого четвероугольника, расположенного на крутой покатости, идущей от подошвы Хорива к разрезу ущелья. 2 Главный фасад его находится на той стороне, где устроен воздушный вход. Длина его 40, ширина 32 сажени. По словам Буркгарта, Синайский монастырь некогда представлял в своем устройстве то же самое, что храм Господень в Иерусалиме, и заключал в себе алтари разных христианских исповеданий; но это известие подлежит сомнению. Но если в обители не встречается памятника другого вероисповедания, кроме Греческого, за то в стенах ее есть здание, какого в христианских монастырях наверно нигде не найдется: это мечеть, стоящая в близком расстоянии от соборной церкви, с помещением для мусульманских поклонников, которые питают особенное уважение к Моисею и к Синаю, как поприщу великих дел его.

Кроме главного храма, в Синайском монастыре находится 15 малых церквей, построенных в разные времена; все они чрезвычайно бедны, хотя содержатся в порядке; всех же алтарей, с находящимися в соборном храме, считается в монастыре 26.

Лучшее украшение монастыря составляет соборный храм, красотою своею как говорит Барский, [12] «человеческое услаждающий сердце». Он обращает на себя особенное внимание сколько стилем своим и внутренними, во вкусе Византийском, украшениями, не изменившимся в продолжение 15 веков, столько же и потому, что он есть один из самых древних и очень не многих христианских храмов, до ныне существующих в первобытном благолепии. Храм этот, равно как и самый монастырь, воздвигнут в память Преображения Господня, — и многие путешественники ошибались, называя главный Синайский монастырь Екатерининским, на том основании, что здесь почивают мощи св. Екатерины, перенесенные, как говорит предание, ангелами из Александрии на одну из вершин Синайских, а оттуда в монастырь монахами.

Из подробного описания соборной церкви, представляемого Г. Уманцем, мы заимствуем следующий отрывок, относящийся к главным святыням Синая.

«Мощи Св. Екатерины хранятся в небольшой раке Каррарского мрамора с резными изображениями. Крышка мраморная, отдвижная, величина раки, по измерению Кира Бронникова, длиною 1 1/2 аршина, шириною с небольшим 8 вершков. Она поставлена на рубеже алтаря с боку, на правой, т. е. полуденной стороне. Над нею мраморный балдахин и купол, а с восточной стороны перед нею вделана в стену полированная мраморная доска с изображением лика святой мученицы. Перед этим изображением и перед ракою висят семь неугасимых лампад. Дважды я прикладывался к мощам; они заключаются в голове и ручке; на первой укреплена золотая коронка с разноцветными камнями, на последней находятся несколько золотых колец простой работы. Мощи помещаются на дорогом подносе, покоящемся на хлопчатой бумаге, которою наполнено три четверти внутреннего объема раки. Часть этой бумаги игумен дал мне, а также и несколько простых серебряных колец, касавшихся нетленной ручки. При открытии раки, по всему храму разнеслось благовоние розового масла. Для этих мощей, сестра Императора Петра I, Царевна Екатерина Алексеевна, прислала сюда серебряную позолоченную раку во весь человеческий рост; она хранится особо, в числе монастырских драгоценностей, и мне показывали только ее крышку, на которой представлена, рельефно, в большом виде святая мученица». [13]

В девятом приделе, находящемся за самым алтарем, заключается священнейшее место этой обители: Несгараемой и Неопалимой Купины.

«Пространство, заключающееся в этом приделе, составляет квадрат в три сажени; высота до двух саж. Окно в алтаре большего храма не дозволило поднять этот придел выше. В воспоминание священного события, здесь совершившегося, всяк вступающий в это святилище, снимает свою обувь, подобно Моисею, получившему приказание: «изуй сапоги от ног твоих — место бо, на нем же стоиши, земля свята есть». По мягким коврам подошел я приложиться к мраморной плите, положенной на самом месте Неопалимой Купины. Подобно всем священнейшим местам Святой Земли, эта плита помещена внизу в восточной части этого придела, несколько выше горизонта пола. Она покрыта серебряною доскою, с разными изображениями из жизни и чудес Моисея. В воспоминание святого неугасимого огня, над нею теплятся неугасимые лампады. На мраморных столпах утверждена над нею другая мраморная доска, составляющая жертвенник при служении литургии; при этом, для алтаря, отделяется часть придела, посредством особой завесы. Свет дневной проходит во внутрь чрез два небольшие окна с боков. Западная стена состоит из голубых фаянсовых изразцев; все остальные стены, подобно полу, покрыты дорогими коврами, и на них в многих местах висят образа разной величины и формы, представляющие события, совершившиеся на верху горы и на этом самом месте. Между ними несколько образков на больших перламутровых раковинах Черного моря. Служба здесь отправляется каждую субботу, а в большом храме, по воскресеньям и большим праздникам».

По случаю смерти ризничего Г. Уманец не мог видеть главной ризницы монастырской, где, между разными драгоценностями, хранятся: Новый Завет, писанный Императором Феодосием на атласе, золотыми буквами, в коем благовестие Иоанна Богослова поставлено впереди прочих; экземпляр псалмов Давида, писанный, по преданию, Императрицею Феодорою, и проч. В библиотеке же монастырской, очень не богатой, нет ничего примечательного.

На другой день по прибытии в монастырь, Г. Уманец, в сопровождении игумена и двух монахов, отправился на священные горы, и прежде всего на Моисееву [14] (Джебель-Муса). Восхождение на хребет представляло чрезвычайные трудности; путь шел то по тропинкам и ступеням, иссеченным в скалах древними отшельниками, то по рытвинам и водороинам, где надобно было перескакивать с камня на камень. Но все трудности забываются при достижении места, к которому стремилась душа, — и высоко ценили подвиг посещения Синайских святынь первобытные поклонники.

«Говорят, что в прежние времена поклонника, прибывавшие сюда целыми сотнями, прежде восхождения на святые вершины Синая, должны были говеть целую неделю в монастыре, исповедать грехи свои и причаститься Святых Таин Христовых; у дверей, вверху, стояли монахи и пропускали только тех, у кого были записки от игумена, об исполнении ими этих святых приготовлений.... Некоторым из поклонников, конечно избраннейшим, дозволялось, как говорят, после шестидневного поста и молитвы, идти по пути вверх; там у первых дверей ожидал их духовник для исповеди, а у вторых священник, в полном облачении, с чашею Святых Таин Христовых. Хор певчих, зажженные факелы и курение фимиама, под сводом вечно-голубого неба, довершали торжественность, и когда причастник, омытый от греха, с душею только-что очистившеюся Святым Таинством, пропускался через порог двери, — я представляю моим читателям судить о тех чувствах, какими преисполнена была грудь его в эту важную минуту, после долгого и трудного странствия на суше и морях, после длинного ряда страданий и лишений разного рода, им испытанных в пустыне, за несколько тысяч верст от его родины, пред лицем святой горы, бывшей свидетелем величайшего из событий и о которой еще с самых нежных, юных дет слышал он в храме Божием и читал в Св. Писании, первой книге, по которой стал учиться читать и которую получил из рук своей матери!....

«Подходя к последней двери, вы видите в раме ее одно только голубое небо и никак не ожидаете встретить картину, которая представится вам за нею. По подъему, от самого монастыря до сих пор, вы не встретили ни малейших следов жизни, вы не нашли ни одного вершка земли, где бы могла она укрепить свои корни; со всех сторон громоздился камень на камне, одна скала давила другую, один утес возвышался под другим, как бы заглядывая вам в глаза, и заслонял вид, куда бы вы пи обратились. Аравийское солнце несколько тысячелетий обжигает эти каменные громады, и они [15] почернели, как бы закаленные в горниле. Ни одно место в отдельности не заронилось в память вашу, и все представляется в полном хаосе, как бы на другой день после страшного переворота, разбросавшего эти громады гранита в разные стороны и нагромоздившего их один на другой в таком беспорядке.

«Переступая дверь, вы как бы ожили в другом мире, вы как бы разом отдохнули от впечатлений, постоянно тяготивших вас с самого начала подъема. Первое, что вы видите, что облегчает вас, есть обширная перспектива, расстилающаяся перед вашими глазами. Внимания вашего не останавливает частица зелени вправе, с прекрасным кипарисом; с жадностию вы хотите видеть, что дальше и дальше, и вот перед вами, несколько влево, идет крутой подъем; глаза ваши идут по нем, все выше и выше; дорожка, как бы от усталости, извивается то в одну, то в другую сторону, местами прячется за камни, потом опять, как бы отдохнув и напрягши все свои силы, лезет прямо вверх, карабкается и наконец пропадает между скалами. Не находя ее продолжения, взор ваш идет напрямик, с камня на камень, со скалы на скалу; черные овраги его не удерживают, и он направляется на отделившуюся от всех окружных гор, огромную, конусообразную гранитную массу, ярко обрисовавшуюся на синеве неба. Крутые обнаженные ребра обхватывают ее с боков, представляются отдельными гранитными скалами с заостренными вершинами, и громоздятся одна над другою, как бы желая быть ближе и ближе к высшей точке основной горы, к которой они, как птенцы к матери, плотно прижались. Прошедши все эти трудности и оставив эти скалы за собою, глаза ваши наконец достигают высшего пика гранитной конической массы, вершины Джебель-Муса, цели вашего дальнего пути и ваших желаний. Небольшие дна белеющиеся здания приветливо смотрят на вас с самой вершины и привлекают к себе ваше любопытство; вы впились глазами в эту вершину и стараетесь глубже запечатлеть в вашем сердце и вашей памяти ее вполне замечательные очерки».

Почти каждый шаг на Синае соединен с каким-нибудь священным воспоминанием.... Здесь пещера пророка Илии, где «он слышал Господа, говорившего к нему, и был свидетелем бури, ниспровергшей горы окрестные, раздробившей скалы гранитные, видел землетрясение, приведшее эти громадные обломки в такой хаотический беспорядок, в котором они остаются даже и до сего [16] дня, видел огнь палящий, обжегший эти скалы до такой степени...». Здесь скала, откуда Моисей воздеянием к верху рук своих способствовал народу Израильскому одержать верх над Амелеком. Там другая скала, где он беседовал с Богом и получил от Него скрижали заповедей. В этой пещере Боговидец постился 40 дней и 40 ночей перед принятием закона. Вот источник, из которого он повелела, пить «воду проклятия» после боготворения золотого тельца, — а это углубление служило формою головы тельца при его вылитии. Здесь камень, на котором поставляя была Скиния свидения, и под ним же пророк Иеремия открыл в последствии сокровища храма Иерусалимского. Это место называется кущею Аарона. Гора носит имя Св. Епистимии, ибо на ней спасалась эта мученица. На этой вершине 200 лет почивали мощи св. Екатерины. Здесь указывают скалу, где Пресвятая Дева явилась древним отшельникам Синая, когда они хотели оставить монастырь, избегая голодной смерти....

В ущельях Синая есть несколько церквей, построенных в древности и теперь пришедших в совершенное запустение, и монастырь во имя Сорока мучеников, в котором живет только один монах для присмотра за садом. Во многих местах видны пещеры древних отшельников, устроенные там, где не обитает ни одного живого существа, куда лишь изредка заходят тигры и рыси из пустынь Аравии, но не находя себе пищи, спешат убраться в места, оживленные присутствием человека и животного....

Путешественника нашего в восхождении на Синай сопровождали, кроме братии, несколько Арабов, из числа живущих в окрестностях, которых монастырь считает своими слугами, ибо они поселены здесь Императором Юстинианом для защиты обители от нападений Сарацин. В вознаграждение за их услуги монастырь выдает им каждую неделю печеный хлеб (пудов 18); но когда Арабам эта выдача покажется недостаточною, или вздумается получить ее прежде срока, они осаждают [17] монастырь, или захватывают к себе монахов, не делая однако своим кормильцам никакого вреда.

Употребив два дня на посещение вершин Синайских, Г. Уманец воротился в монастырь, где ему уже нечего было более осматривать, кроме кладбища, единственного в своем роде.

«Мы спустились по каменной лестнице, в несколько ступеней, на небольшой продолговатый, четвероугольный дворик, замкнутый со всех сторон стенами боковых приземистых построек. Длина дворика до 3 саж. с небольшим, ширина в половину менее; в глубине его одна дверь, с боку другая. «Здесь наше последнее пристанище, сказал игумен, приняв на себя самый важный вид: здесь наше кладбище!»

«По обе стороны двери, находящейся во глубине дворика, видны две могилы; земля на них была в уровень с краями и полита водою. Указав на одну из могил, игумен сказал, что за несколько дней перед тем погребен в ней ризничий, я что на другой стороне покоится другой собрат их с прошлого года. Таких могил на этом дворике могло бы поместиться еще две, но никак не более четырех; места мало, но покойников здесь были целые сотни. Где же погребают тела усопших? спросите вы.

«Покойника на другой же день после, смерти погребают на этом дворике и оставляют в земле, пока тело его не предастся совсем гниению и кости не отделятся от плоти; чтобы процесс этот совершался скорее и место очистить для новых покойников, тело кладут в яму без гроба, землю над ним часто поливают водою и держат ее в постоянной сырости. Робинзон добавляет, что тело кладется на железную решетку; это очень может быть, но об этом монахи мне ничего не говорили. Процесс тления обыкновенно совершается в два, много в три года. По прошествии этого времени, приступают к разрытию могилы, с погребальным пением, с факелами и со всею установленною для погребения церемониею. Отрыв могилу собрата, иноки отделяют кости его от персти, собирают их особо, и, с тем же погребальным пеньем, переносят в помещения, для этого нарочно назначенные и здесь же находящиеся. К ним ведет дверь во глубине дворика. Дверь эта отворилась, и мы вошла в жилище смерти.

«Здесь две особые комнаты, соединенные между собою открытою дверью. Нижняя половина комнат находится ниже горизонта земли. Свет в первую комнату проникает чрез дверь [18] из дворика, в другую — чрез окно в верхней части стены; земляной полфута на полтора ниже горизонта дворика; потолок плоский, низкий. Подняв руку, вы его достанете; стены не оштукатурены и чрез них просачивается сырость. Эти комнаты представляют последнюю общую могилу для посмертных остатков жильцов Синайской пустыни! Из них первая назначена для простых монахов, вторая для Архиепископов, игуменов, иеромонахов и других духовных властей, равно для отшельников, хотя не монахов, но сделавшихся известными строгостию своей жизни и делами, угодными Богу.

«Но кости каждого мертвеца, по переносе сюда, уже не остаются в одном месте. Любя во всем строгий порядок, монахи складывают головы к головам, руки к рукам, ноги к ногам, ребры к ребрам. Войдя со двора в дверь, вы видите на некотором возвышении от пола, вдоль стены с левой стороны, головы мертвецов, сложенные в три яруса, и три слоя голов возвышаются один над другим, с соблюдением и в этом самого строгого порядка. Длина пространства, занятого головами, от до 2 саж., ширина до 1 саж. Эти белые головы обращены лицем ко входящему, и кажется, будто они, почивая столь долгое время в ненарушимой, глубокой тишине и будучи вдруг пробуждены неожиданным шумом и человеческою речью, с любопытством слушают разговор гостей и устремили на них эти неподвижные большие ямы, где некогда помещались глаза и служили украшением этим безобразным черепам. К стене, противоположной входу, сложены по сортам все остальные кости, подобно тому, как складывают у нас дрова в сажени; ни одна кость не смеет высунуться наружу, и только из полотна стены виднеются закругленные составы рук и ног, кое-где с уцелевшим сухожильем. Но с ребрами и позвоночным хребтом монахи не могли никак справиться и укладке их не могли дать никакой правильной формы; а потому и решились складывать, как попало, в угол, в особо-отделенное для того место....

«С полчаса времени пробыл я в этом жилище смерти; обошел все углы, осмотрел все хранилища последних остатков жильцов этой пустыни. При этом неизлишне заметить, что монахи вообще избегают вводить сюда посторонних, особливо лиц не православного исповедания, считая удовлетворение суетного любопытства несоответствующим высокому назначению этого места. И должно сознаться, что чувство неприятное объемлет душу при виде этих бренных остатков человека, сберегаемых как бы для того, чтобы входящий вполне видел все то ничтожество, какое его неизбежно ожидает. Профессор [19] Робинзон, из уважения к его званию, был также сюда впущен. Здесь, говорит он, истинный храм смерти, где целые столетия сидит она на троне, получая с каждым годом новые жертвы, пока комнаты не преисполнятся этим собранием мертвых. Я не знаю другого места, добавляет он, где бы живой и мертвец были ближе друг к другу, или где бы страшный призыв, приготовиться к смерти, представлялся духу с большею силою!»

В прежние времена, путешественники, посещавшие Синай, чертили свои имена где только могли — на стенах комнат, на деревьях и проч. Для отвращения этого монахи завели особую книгу, куда поклонники вписывают свои имена. Г. Уманец нашел в ней не более 20 Русских имен; одно из них принадлежало поклоннику, приходившему из Сибири вместе с женою помолиться Св. местам, в 1820 г., и снова отправившемуся в свою родную Сибирь. Вообще в последнее время число поклонников значительно уменьшилось, и в год бывает их не более 40-60 человек, преимущественно Греков и Коптов; но в прошлом столетии на Синай постоянно приходили из Каира и Иерусалима целые караваны богомольцев от 600-800 человек.

Описание Синая Г. Уманец заключает очерком истории его от первых времен, когда на нем начали селиться отшельники (вероятно ранее IV столетия) и до новейших. Потом говорит о двух посещениях своих Синайскому Архиепископу Констандию, жившему в Константинополе и известному сколько благочестивою жизнию, столько и учеными трудами своими. Из сочинения его «Египтиада», посвященного христианским древностям Египта, Г. Уманец почерпнул много сведений о Синае. В виде прибавления помещено извлечение о Синае из Коробейникова и Гогары.

Рассказ о возвратном пути оживлен несколькими картинами туземной природы и бедуинских нравов. Тут же автор мимоходом решает вопрос о манне, веществе, которое дают особого рода деревья (Tamarix Gallica mannifera), растущие в Синайской пустыне, и которым многие ученые ошибочно объясняли ветхозаветную манну. — [20] На 8 день по отъезде из Синайского монастыря Г. Уманец достиг Каира, где монахи подворья приветствовали его почти теми же словами, которыми знаменитый наш Барский встречен был монахами на Синае: «добре пришел еси друже! Богу да будет приятен труд твой!»

Отрывки о Египте и Св. Земле были уже напечатаны в Москвитянине и других журналах, и вероятно, известны всей читающей публике. Но их можно и должно перечитать во второй, в третий раз, и всегда с новым удовольствием. Из статей Г. Уманца можно познакомиться с современным Египтом лучше, чем из десятка книг, — и кто прочтет его занимательные очерки вместе с путешествием Г. Ковалевского, тому не за чем обращаться к Клодт-бею и подобным ему говорунам.


Комментарии

1. Большая часть писателей полагает, что столицею Фараонов во время исхода Израильтян был Мемфис, и что Израильтяне двинулись или отсюда, или же из части теперешней Келиубской провинции, между Каиром и Бельбеисом, где и поныне указывают на два холма, называемые Иудейскими. Но по ученым исследованиям А. С. Норова, оказывается, что тогдашнею столицею Египта был не Мемфис, а Цоан, на берегу озера Мензале; а Английский путешественник Робинзон доказывает, что переход Израильтян чрез море был совершен около Суеса.

2. Над поверхностью Черного моря он лежит на высоте 5,000 футов.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка на Синай с приобщением отрывков о Египте и Святой Земле // Москвитянин, № 9. 1850

© текст - Погодин М. П. 1850
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1850