РАФАЛОВИЧ А. А.

ЗАПИСКИ РУССКОГО ВРАЧА,

ПУТЕШЕСТВУЮЩЕГО НА ВОСТОКЕ

Больницы. — Болезни, господствующие в Константинополе. — Действие усиленной теплоты на коровью оспенную материю.

Константинополь, 20 июля/1 августа 1846.

В первой статье, от 20 мая, изображено в главных чертах устройство здешних больниц, турецких и христианских. С-тех-пор я кончил обозрение всех этих заведений в подробносто, и, ссылаясь на сказанное мною прежде, касательно устройства и содержания их вообще, довольствуюсь ныне кратким, перечневым исчислением этих учреждений.

Военных госпиталей в Константинополе (разумея под этим названием не один Стамбул, но и все предместья его), всего девять, а именно четыре гвардейские, две армейские, две артиллерийские и одна морская.

а) Гвардейские больницы. Главнейшая из них находится близь Скутари, на азиатском берегу Босфора, и недалеко от самого берега, на открытой равнине Гайдар-Паши, расстилающейся на-право от города и возвышающейся на несколько аршин над уровнем пролива. Это заведение прежде находилось в Топ-таши, внутри Скутари, но по неудобству помещения переведено в нынешнее новое, каменное здание в прошлом мае месяце. Оно заключает в себе 700 кроватей, но в случае надобности можно поставить их и до 1000. Больные поступают сюда из выстроенной в недальнем расстоянии, великолепной казармы для двух полков пехотных и одного артиллерийского. Главный врач, венский доктор Вартбюхлер, медик отлично-образованный; под его начальством служат три врача, Турки из Галата-Серая, пять хирургов и аптекарь с четырьмя помощниками.

Содержание палаты, опрятность, надзор и уход за больными достойны всякой похвалы. Должно, однакож, заметить, что один из фасадов четырех-стороннего здания обращен к югозападу и открыт прямому действию южного ветра (широкко) и удушливого жара, ему сопутствующего: влияние их тотчас обнаруживается в палатах этого фасада, проявлением сильных приливов крови к голове, усиливающихся нередко до воспалительного состояния мозговых оболочек. Смертность в Топ-таши не превышала 5%; какое будет отношение ее в новом заведении, по недавности открытия еще нельзя было определить.

Второй гвардейский госпиталь находится на азиатском же берегу, немного выше султанского дворца Бейлер-бей, в Кулели. Он стоит саженях во сте от пролива, на северном скате холма, и занимает [103] большое каменное, четырех-фасадное здание, подле прекрасной казармы, выстроенной на самом берегу Босфора, и которая, обращенная на время для помещения здешнего карантина, с 1843 г. опять поступила в военное ведомство и заключает в себе ныне два полка в 1,250 человек каждый.

Кулели'ская больница содержит в себе 250 кроватей, размещенных в одиннадцати залах, превосходно-устроенных. Смертность в истекшем году доходила до 6 и 7%, а в том числе около 1/5 была похищена легочною чахоткою. Медиков при заведении три, Турки из галата-серайского училища. Старшему врачу, Решат-Эфенди, не более двадцати-двух лет; при нем, сверх-того, три хирурга, для произведения мелких операций, и аптекарь, Немец, с тремя помощниками, неполучившими впрочем теоретического образования.

Третья больница устроена на европейском берегу Босфора, подле Терапии, на небольшой площадке, расстилающейся у подножие высокого холма, в прелестном местоположении и среди пышной растительности. Двух-этажный деревянный дом вмещает в себе сто кроватей и получает больных с военных постов, расположенных вдоль Босфора, от Буюк-дере до Арнаут-кёи — летом, и до Румели-Гиссари — зимою. Госпиталь этот открыть лет шесть тому назад; смертность в нем, по причине благоприятных местных условий, не значительна: здание с трех сторон, востока, севера и югозапада, защищено от ветров; воздух чистый и приятный. Старший врач, г. Лемониди, молодой Грек из Галата-Серая; при нем служит брат его, воспитанный в Италии, младшим медиком; аптекарь Армянин.

Четвертый гвардейский госпиталь находится подле ворот Топ-капу, на западной стороне мыса Серай-Бурну, занимаемого султанском сералем, и вне стен сераля, на самом берегу Мраморнаго-Моря, которое плещет под его окнами. Больница помещена в деревянном двух-этажном доме, содержащем в главном корпусе только две огромные залы, одну внизу, другую в верхнем этаже, и в каждой по восьмидесяти кроватей; в особом флигеле помещены еще двадцать кроватей для хирургических случаев и двадцать для больных чесоточных. Низкое положение палат над самым морем и беспрестанно-дующие у мыса ветры поддерживают постоянную сырость, которая делается причиною легочных катарров и ревматических припадков в больнице. Старший врач Измаил-Эфенди — молодой, весьма-вежливый и образованный человек, недавно кончивший курс в Галата-Серае. Из аптеки этого госпиталя отпускаются лекарства в султанский гарем, внутри сераля.

b) Армейские больницы. Первое и самое большое, и вместе старшее по времени существования, больничное заведение в столице, находится в Малтепе, лежащем в расстоянии трех или четырех верст за стенами Стамбула, на открытом поле, в удаленности от всякого жилища, даже двух огромных казарм, из которых оно получает своих больных. Госпиталь выстроен двадцать-два года тому назад, и помещается в большом двух-этажном деревянном здании, [104] заключающем в себе 1000, а в случае надобности 1,200 кроватей. Опрятность и содержание весьма-хорошо; кровати деревянные на железных ножках. Смертность, по уверению Нури-Эфенди, главного врача, недавно вышедшего из Галата-Серая, от 5 до 6% в год; при нем два младшие медика и аптекарь, Турок, с тремя помощниками, Греками.

Вторая армейская больница, Сераскиер-Капусу, устроена среди самого Стамбула, в дворе сераскиерата, известного под названием старого сераля (Эски-Серай), и занимаемого ныне стамбульским генерал-губернатором. В двух-этажном доме помещены 200 кроватей, и больные поступают сюда из 1-го и 2-го армейского полков, которых казармы находятся тут же в сераскиерате. Впрочем, больные, одержимые хроническими неизлечимыми недугами, отправляются в Малтене, чтоб уменьшить неприятное впечатление на народ значительною смертностью среди столицы. Старший врач — доктор Сервицен, из Армян, воспитанный в европейском университете.

с) Артиллерийские госпитали. Один из них находится позади пушечного завода в Топ-хане, недалеко от пристани, с которой крутой спуск ведет вверх в Перу, предместье, обитаемое Европейцами. Госпиталь помещается в длинном двух-этажном каменном корпусе, рядом с казармою, в здании, которое занимали прежде топ-джи (пушкари) янычарских орд. В больнице теперь 250 кроватей (из которых 140 железных), но в разное время в ней помещалось до 400 и даже 460 больных. Местное положение этого заведения невыгодно: улица, наполненная народом, и пушечный двор отделяют его от Босфора; холм, у подошвы которого оно выстроено, с северной стороны препятствует свободному обращению воздуха, насыщенного сверх-того угольным газом из соседнего литейного завода. Расположение палат неудобно; отхожие места сосредоточены в одном пункте; нет своей бани. По-этому больные, поступающие сюда из соседней артиллерийской казармы, и с другой, находящейся подле так-называемого Большого-Кампа (le grand champ des morts) в Пере, весьма-неохотно отправляются в этот госпиталь, зная, что там здоровье медленно восстанавливается. Впрочем, опрятность и содержание так же хороши, как во всех прочих турецких больницах. Хотели-было перевести это заведение в каменное здание, не-давно-выстроенное на Большом-Кампе, отличающееся удобным и свободным местоположением, но его в-последствии обратили в военное училище, а для госпиталя предполагают начать новое строение. Старший врач — доктор Каллеа; при нем доктор Мавроиенни, Венского-Университета, два медика и два хирурга из Галата-Серайской-Школы, и аптекарь с гезелями.

Другая артиллерийская больница находится в Буюк-лимане, над Босфором, недалеко от того места, где оно соединяется с Черным-Морем. В ней восемьдесят кроватей. Мне не удалось ее видеть, по причине чрезвычайно-сильного течения в проливе, непозволяющего мелким гребным судам и каикам приставать к берегу. Старший врач — Гуссейн-Эфенди. [105]

d) Для флота и нижних чинов при Адмиралтействе, существует морской госпиталь в Секиз-агадж ⁷ , выстроенный на вершине холма, против заселенной Турками деревни Буюк-Пиали, за арсеналом, но в довольно-значительном расстоянии от порта “Золотого-Рога” и вредных испарений на правом берегу его. Это заведение существует уже восьмнадцатый год и заключает в себе около 350 кроватей, помещенных в трех узких, одно-этажных деревянных корпусах, параллельных между-собою и разделенных один от другого длинными дворами, вымощенными булыжником. Кровати деревянные на железных подставках; опрятность такая же, как и везде здесь. Впрочем, это заведение подвергается преобразованию; две залы, вновь-отделанные при моем посещении, щегольством и даже роскошью превышают самую кулели’скую больницу, считаемую образцовою. Белье отлично-хорошо, и в особенности поправились мне новые одеяло, из прекрасной белой французской фланели, толстой, но весьма-мягкой и легкой. Старший медик, — Измаил-Эфенди, молодой человек, двадцати-пяти лет, из Галата-Серая; при нем два врача, в том числе один Европеец, г. Рицони, и два хирурга.

Всеми улучшениями и преобразованиями военные больницы в Константинополе обязаны бывшему военному министру Риза-Паше, впавшему потом в немилость, и на днях столь неожиданно назначенному в министры коммерции. Вт. врачебном отношении, больницы подчинены геким-баши Измапл-Эфенди, о котором я уже имел случай подробнее говорить. Медикаменты они получают ежемесячно из центральной аптеки в Галата-Серае, но с некоторых сторон я слышал жалобы на дурное качество лекарственных веществ, как простых, так и в-особенности сложных: мазей, пластырей, экстрактов и т. п. Фармакопея употребляется, изданная на французском языке в 1842 доктором Бернаром. За исправностью врачебной части всех военных госпиталей, кроме морского, имеет надзор главный инспектор, доктор Риглер из Вены, медик весьма-ученый, и которого беседа всегда была для меня поучительна. Административная часть вверена мыдирям, выбираемым из военных и получающим по 2000 пиастров (400 руб. асс.) в месяц жалованья. Армейскими больницами заведывают два мыдиря; один гвардейскими, один артиллерийскими и один морским госпиталем. В меньшие больницы назначаются вице-мыдиры, подчиненные первым и получающие весьма-незначительное содержание.

О заведении умалишенных при мечети Сулимание на 100 человек, о прекрасной больнице Султаны-Валиде, на 300 кроватей, и о клиническом госпитале в Галата-Серае, на 100 больных, я уж имел случай говорить. Турецких больниц всего, следовательно, двенадцать, именно: [106]

Две главнейшие христианские больницы — греческая и армянская — уж были описаны мною. Весьма-утешительно было для меня известие, что эфоры первого из этих заведений, узнав о дурном отзыве моем касательно вверенной управлению их больницы, поспешили привести ее в лучший порядок и стали более заботиться об опрятности и уходе за больными: посещение мое, следовательно, не останется без пользы для несчастных страдальцев и облегчит их участь. Из европейских больниц я осмотрел а) австрийскую, на 40 кроватей, находящуюся подле Большого-Кампа и управляемую доктором Шрюкком; она содержится из сумм австрийской интер-нунциантуры, в которую потом поступает плата, взыскиваемая с больных, принадлежащих почти-исключительно экипажам австрийских купеческих судов. Плату эту — по 8 пиастров или по 1 р. 60 коп. медью в день — я нашел слишком-высокою. Содержание заведения и больных хорошо. b) Небольшое заведение французских сестер милосердия (Soeurs de charite) при католической церкви св. Венедикта, в Га ате; кроватей в нем пока 20; больные принимаются без различие исповедания, и я видел тут турецкого имама, одержимого рожею на ноге. Врач при больнице — г. Дросс, Поляк; он искусный оператор. По вторникам и пятницам являются больные, приходящие из города, особенно женщины. Сестры, которых дом носит название “Maison de Notre Dame de la Providence”, содержат тут и девичий пансион. Жаль, что больница служит им не целью, а только средством для видов беспокойного прозелитизма!.. с) Французскую больницу на Большом-Кампе, управляемую доктором Веруло. Она помещена в деревянном двух-этажном доме, подле так-называемого Таксим (главного водохранилища в Пере) и содержит 18 кроватей. Бедные из французских подданных принимаются безмездно, за французских матросов платит их правительство, иностранцы же платят за себя [107] по 8 и по 10 пиастров в день. За больными смотрят сестры милосердия, имеющие тут же училище с 70 ученицами.

II. Краткий очерк болезней “господствующих в Константинополе.

Представить полную картину встречаемых здесь недугов, особенно после четырехмесячного пребывания в этой огромной столице — задача чрезвычайно-затруднительная; для совершенно-удовлетворительного решения ее нужны многие годы. К тому же, особые условия здешней частной практики редко позволяют даже врачам, долго жившим в Константинополе, получить точное понятие о болезнях, свойственных каждому времени года. Расстояния так велики, при предместьях, раскинутых по обе стороны Босфора на протяжении слишком 20 верст, в которых богатейшая часть населения проводит более 6 месяцев ежегодно, что при отсутствии экипажей медик не может видеть никогда много больных: два-три визита нередко отнимают у него целый день. К бедным Европейца редко призывают: Армяне, Греки, Евреи нисших сословий прибегают к помощи аптекарей, цирюльников, бабок; мусульмане обращаются к эмирам, читающим над ними стихи из Корана, или пишущим для них амулеты. В высших классах общества, и преимущественно между Турками, хотя и зовут френк-гекишоев, но нет обычая просить врача о посещении больного во все продолжение недуга, как в Европе: ему платят, много или мало, после каждого визита, и обещают дать знать в случае надобности. Если больному делается лучше, то за доктором не посылают, чтоб не платить без надобности; если ему хуже, то обращаются к другому врачу, или же первый, под разными предлогами, сам уклоняется от посещения, чтоб не иметь в своей практике смертного случая, которым товарищи воспользуются, чтоб повредить его репутации. Таким-образом здешние медики в частной практике редко могут собирать полные наблюдения, и во многих случаях только по слухам узнают об исходе пользуемых ими недугов. Этим также объясняется, почему столь немногие даже из врачей-старожилов в состоянии сообщить удовлетворительные данные относительно характера и свойств господствующих здесь болезней; не говоря уже о том, что занимающиеся частною практикою Европейцы большею частью далеко не получило надлежащего образования и приехали на Восток, движимые всяким другим интересом, кроме филантропического и ученого. Есть, конечно, исключения, и к ним я отнесу гг. Спицера, Риглера, Лаго и некоторых других еще; но число их весьма-невелико. Не менее того частые беседы с лучшими из здешних практиков, и в особенности посещение больничных заведений, позволили мне составить себе понятие о свойственных здешнему городу недугах; представляя здесь результат моих исследований, я чувствую, как они еще [108] неполны, но смею уверить, что они были собраны тщательно и добросовестно.

Три органические системы, чрез которые мы находимся в непосредственном и вещественном сношении с наружным миром — кишечный канал, легкие и внешниепокровы — весьма-часто поражаются в Константинополе, и конечно, страдания их более или менее производятся прямым влиянием местных и климатических условий. Если рассматривать болезни, следуя появлению их в одной из упомянутых органических систем, то найдем, что самые частые здесь болезни, в-особенности летом, суть поносы, идиопатические или симптоматические; первые производятся неосторожным употреблением сырых неспелых плодов, появляющихся на рынках уже с апреля месяца, особенно мелких слив, и продаваемых без всякого полицейского надзора, также влиянием сильного жара, действующего на отправления печени, внезапным прекращением испарины, неизбежным при дующих столь-часто северных ветрах и т. п. Нет сомнения, что употребление в пищу несвежей рыбы, мидий и других раковин (frutti di mare), собираемых на грязных берегах Золотаго-Рога, с своей стороны содействуют к расстройству желудка. Симптоматические поносы особенно часты в больницах, между войском; они сначала являются с характером мокротным, но вскоре делаются кровавыми. При этом случае почти всегда открывают в легких смягчившиеся бугорки, которых существование прежде ничем не обнаруживалось, и больные по-большой-части погибают, каков бы ни был способ лечения. Летом в иные годы свирепствует кровавый натужный понос, особенно между Альбанцами, и производит значительную смертность; в другие годы характер этого поноса доброкачествен; способ лечсиия — обыкновенно-употребляемый в Европе. Тут место упомянуть о хроническом воспалении челюстной надкостной плевы, встречаемом между солдатами-Кандиотами; под влиянием этой болезни десны пухнут и отделяют кровь, зубы шатаются и выпадают; прижигание адским камнем хорошо действует в этой болезни, которой причины не совсем ясны. Тифозныегорячки, развивающиеся из гастрических расстройств ⁸ , нередки, и я видел несколько примеров их в греческой больнице в Балуклы; но настоящие брюшные тифы (Typhus abdominalis), по единогласному отзыву всех госпитальных врачей, чрезвычайно-редки. Это обстоятельство заслуживает полного внимания тех, которые, видя в чуме простой тиф, считают Константинополь между источниками чумы. Иногда, но еще реже, попадается тиф с желтым окрашением кожи (Typhus icteroides), и постоянно несчастным исходом. Невозможность вскрывать трупы затрудняет точное определение патологических поражений, дающих этой болезни характеристическую форму. [109]

Не знаю, можно ли отнести к расстройству пищеварительных органов те помешательства пищеварения, гемороидальные и так-называемые ипохондрические припадки, которые весьма-часто встречаются между Турками и происходят от сидячего рода жизни, и в-особенности от неосторожного употребления горячительных слабительных лекарств: александрийского листа, сабурных пилюль и других смолистых веществ, равно как и от злоупотребления “aphrodisiacorum”, до которых Турки страстные охотники, и для которых у каждого аптекаря свой рецепт, один другого вреднее и опаснее.

Между болезнями дыхательного снаряда назовем в-особенности воспаления легких, весьма-частые здесь зимою и весною, преимущественно между войсками, в которых более одной четверти всех умирающих зимою похищается этою болезнию. Обыкновенно поражается правое легкое и чаще нижняя, задняя часть его, чем верхняя и передняя. Воспаление это требует, при начале своем, двух или трех кровопусканий из руки, обильных и “coup sur coup”, в позднейшем поприще болезни они пользы не приносят, и тут рвотные (Tart. stibiati gr. j Ipecacuanh. Scrupol. j) оказывают благодетельное действие. Большие приемы рвотного камня здесь дурно переносятся; особенно нельзя вовсе его давать альбанским солдатам: он вызывает у них понос, который сначала не трудно остановить, но который при малейшем поводе возобновляется и обыкновенно похищает большего чрез два или три месяца. Анатолийские Турки легче переносят рвотный камень, к которому кишечный канал их лучше приспособляется; но за то туберкулозные поражения, необыкновенно-частые здесь, скорее ведут их к пагубной кончине. Противоположное явление наблюдается у Альбанцев, у которых ход легочных страдапий медленнее, а расстойство пищеварительного снаряда быстрее ведет к разрушению. Так, например, у них после летних дизентерий понос беспрестанно возобновляется, толстые кишки изъязвляются вследствие местного раздражения (colitis), а на тонких кишках развиваются туберкулозные язвы.

Другая болезнь, весьма-частая между войсками, особенно Альбанцами, стоящими в казармах, и которой я видел весьма-многие примеры во всех здешних госпиталях, есть излияние влаг (epanchement sereux) в полость грудных плев, обыкновенно с одной стороны. Она образуется исподоволь, без всякого предшествовавшего явного воспалительного состояния. Больные вовсе не жалуются, потому ли, что боли действительно нет, или по апатии; затрудненное дыхание составляет первый объективный признак, поражающий врача; но при аускультации и перкуссии (обще-употребительных во всех турецких госпиталях) тотчас обнаруживается присутствие воды в груди; часто больная сторона расширяется и делается выпуклою. У одного большего в Топ-капу весьма-ясно слышал я клокотание воды, когда он делал боковое движение туловищем, в сидячем положении; тут над жидкостью находился слой воздуха, вероятно, вследствие туберкулозной ямины, бывшей в сообщении с веточкою [110] дыхательного канала. Наружное употребление шпанских мушек; внутрь мочегонные лекарства, calamel cum digitali, и т. п., по-видимому, восстановляют здоровье, и если тогда солдата увольняют от службы и возвращают на родину, то он может совершенно выздороветь; если же он остается в казарме, то исчезнувшее накопление влаги возобновляется; легкие наполняются туберкулами, и по истечении полугода, иногда и года, больной почти-неминуемо умирает. Умомянем также о мокротныхраздражениях дыхательного канала, производимых холодом, и еще более сыростью и туманами, в зимнее время, особенно в низшем классе народа, и у жителей предместий, расположенных в непосредственном соседстве Босфора. Другое поражение легочного снаряда, довольно-часто встречаемое в Константинополе, происходит от влияния случайного, но тесно соединенного с народными привычками: это расширение легочных пузырьков (emphysema pulmonum), происхождение которого многими врачами приписывается употреблению парные, трубки, в который табачный дым проходит чрез сосуд с водою и длинный витый чубук, что требует значительного расширения груди и втягивания дыма в самые легкие. Мне до-сих-пор невозможно было привыкнуть к наргиле.

Легочная чахотка, и вообще туберкулозное расположение, чрезвычайно здесь распространены и требуют больше жертв, нежели бы должно было полагать, судя по географической широте и приятному климату города. Не только большая часть негров неминуемо делается добычею этой страшной болезни, пробыв несколько времени в Константинополе, но она производит опустошения во всех слоях населения. Должно, мне кажется, полагать, что сидячий образ жизни, особенно женщин всех сословий, неделающих почти никакого движения; непомерно-частое употребление кровопускании, которыми Константинополь перещеголяет даже кровожадную эпоху бруссемизма в Европе; разные естественные и неестественные раздражения половых органов; бедность и скудная жизнь и тому подобные условия, действовав в-продолжение многих поколений, произвели довольно-общее между жителями расположение к туберкулозным формациям, которые дремлют в организме, пока благоприятствующие обстоятельства вдруг вызывают развитие их. Сюда относятся вообще болезни, сально расслабляющие человека: дизентерии, хронические поносы, корь и оспа, производящие здесь значительную смертность, не столько сами-по-себе, сколько чрез последовательное развитие легочной чахотки; потом прямые раздражения дыхательного снаряда: воспаления легких, простудные кашли и т. п.

На наружную кожу действуют между прочим солнечные удары (insolatio), весьма-частые летом; они производят на открытых частях тела, подвергавшихся прямому влиянию солнечных лучей, яркую красноту с опухолью, проходящую чрез несколько дней, после отделения надкожицы (epidermis) большими кусками. Нередко эти удары сопутствуютел сильными приливами крови к голове и необыкновенным раздражением сосудистой системы и даже бредом. [111] Кровопускание и наружное употребление сыворотки, остающейся при приготовлении столь любимого здесь ягурта (кислой сметаны), довольно-верно прекращают эти припадки. В простом народе, внутреннее употребление чеснока считается предохранительным средством против солнечных ударов. Татары (казенные курьеры), отправляясь летом верхом в дальний путь, всегда запасаются чесноком, который они едят с ягуртом. Рожи (crysipelas), болезнь довольно здесь частая: простой народ принимает рожи мужеские и женские ⁹ , и, смотря по полу страдания, призывает для заговаривания или эмира, или же бабку. Оспа и корь являются весьма-часто эпидемически между детьми и взрослыми, ускоряя, как уже сказано было, у последних развитие туберкулозных поражений. Оспа прежде жестоко свирепствовала в войске, особенно между Альбанцами; с-тех-пор, как стали прививать коровью оспу каждому рекруту тотчас по прибытии его в полк, эпидемии натуральной оспы сделались несколько-реже, и вместе с тем замечают в госпиталях уменьшение туберкулозных последовательных страданий. Вообще правительство в новейшее время обратило все внимание свое на распространение предохранительного оспопрививания, и эта важнейшая ветвь медицинской полиции в здешней столице находится в удовлетворительном состоянии. В губерниях, мусульманское население пока не охотно ему подвергается, и по-этому последняя поездка султана в Рущук и Варну, кроме политической цели, имела и чисто-филантропическую: бывшие при е. в. пять медицинских чиновников привили оспу 15,000 детей всех наций, при чем родителям, за каждое привитое дитя, дали от 10 до 20 пиастров денежного награждения.

Скарлатина является не часто. В иные годы карбункулы и огненныевереда (anthraces) попадаются нередко, особенно в исходе лета; в другие годы их совсем нет. Из хронических сыпей, весьма распространены чесотка и разные золотушные и вторичные сифилитические накожные сыпи, также лишаи разных форм, происходящие, быть-может, от частого употребления в народе соленой рыбы, паюсной русской икры и в-особенности соленого овечьего сыра.

4-е. Разсматривая болезни других органических систем, особенно мышечной и сосудистой, находим, что ревматические страдания мышиц и сочленений здесь необыкновенно-часты; они происходят от внезапных изменении температуры воздуха. Когда при 25 град. Реом. в тени (выше жара я еще не видел здесь в-продолжение моего пребывания), дует южный ветер, широкко, то зной нестерпим; пот льется ручьем; мускулы слабеют, и человек приходит в совершенное изнеможение. Но вдруг ветер переменяется; с Черного-Моря начинает дуть северо-восточный боираз, испарина прекращается, вас обдает холодом, и вы схватили ревматизм. Вот причина, почему туземцы так тепло одеваются: среди самого летнего жара, [112] встречаете многих людей в меховом платье, другие в-продолжение целого года не скидают фланелевых фуфаек, которые они носят на коже. Употребление горячих бань, при совершенном пренебрежении холодных морских купалень, сквозной ветер, дующий во всех домах, которых все фасады, конечно, по-крайней-мере, в половину заняты окнами, может-быть, и преобразование национального костюма, особенно в армии, без сомнения содействуют частому проявлению ревматизмов. В тесной связи с этими последними состоят страданиясердца и заслонок его, которых многочисленные формы в госпиталях и в город между всеми классами населения меня крайне поразили. Кроме ревматизма, обыкновенно сопрягающегося с легким воспалением внутренней поверхности сердца (endocarditis), чрезмерные общие кровопускания, употребляемые здешними лекарями, вероятно, не остаются без влияния на страдания сердца, принуждая его, при уменьшенной массе крови в сосудах, к усиленной, напряженной деятельности. Другая, весьма-важная причина болезней средоточие обращения крови заключается в нравственных впечатлениях: в краю, где все зависит от необузданного произвола; где участь, имение граждан в беспрестанной опасности; где утонченное коварство интриг доведено до nec plus ultra; где нет пока никаких законных ручательств, никакой защиты от обиды; где, наконец, необходимая осторожность принуждает всякого молчать скрывать и как-бы сжимать в глубине души свои страдания и опасения — в таком краю, при таких условиях нельзя дивиться частому поражению сердца. Надо жить несколько времени на Востоке и вникнуть в здешния отношения, чтоб понять и оценить всю важиость и патогеническое значение этого нравственного элемента болезни. Сверх-того, заслуживают внимания слишком-раннее и частое упражнение половых органов и топографическое положение города; эти два обстоятельства, по моему убеждению, не без значительного влияния на развитие существовавшего предрасположения к болезням сердца и к легочной чахотке. Босфор окружен с обеих сторон довольно-высокими холмами, круто спускающимися до самого берега пролива, и на скатах и вершине которых выстроены почти все предместья: таковы, например, Буюкдере, Стения, Иеникёи, Бебек, Арнаут-кёи, Орта-кёи, Пера, Галата, Касим-Паша, Татавола, Бусок-Пиали, Хасс-кёи с европейской стороны, Кандили, Календер и некоторые другие с азиатской, да и сам Стамбул раскинут на семи холмах, подобно западной сестре своей — Риму. По узкости улиц и крутизне спусков, экипажей почти нет; верховые лошади стоят только в трех-четырех местах; по-этому обыкновенно взбираются на эти возвышенности пешком, и я многократно испытал над собою и над другими, до какой степени это стесняет дыхание и напрягает самое сердце.

Перемежающихся лихорадок, особенно злокачественных (febres intermittentes perniciosae), в Константинополе весьма-немного ¹⁰ . [113] Первые проявляются только в двух местностях: в Кади-кёи (древнем Халкедоне), лежащих на низменной равнине азиатского берега, позади и направо от Скутари, и в Бельграде, на европейской стороне, позади Буюк-дере; в этом последнем месте сырость, поддерживаемая огромными лесами и водохранилищами и проводами (бенды), снабжающими водою весь Константинополь и предместья его, составляет причину частых лихорадок. Некоторыми наблюдениями, казалось бы, и здесь подтверждается мнение французских врачей, полагающих, что развитие легочной чахотки и присутствие перемежающихся лихорадок, или точнее, условий, их производящих, находятся в каком-то противоположном отношении. По-крайней-мере, туземные медики издревле отправляют на жительство в Кади-кёи больных, одержимых чахоткою. Попадаются нередко опухоли селезенки, но это у людей, страдавших лихорадками в Исмите, Бруссе, на некоторых островах Архипелага, в Ангоре и т. п. Лечением этих завалов занимается особый класс лекарей, называемых талак’джи (талак — селезенка); они кладут на брюхо больного кусок бычьей или бараньей селезенки, которую тут же разрезывают ножом, читая какие-то молитвы.

Из так-называемых худосочий (cachexi, dyscrasi), назовем, во-первых, золотуху, весьма-распространенную в Константинополе и проявляющуюся, под свойственными ей формами, на коже, слизистых оболочках, в костях, в железистой системе и т. д., под видом сыпей, язв, костоеды, воспаления глаз, опухолей: шейных и заушных желез, и так далее. Сифилис встречается весьма-часто и между Турками; в больницах видишь обыкновенно формы вторичные — хронические “biennorrhoeae urethrae”, кондиломы, бубоны, сыпи; сифилитические шанкры редки; часто афтозные язвы ошибочно принимаются за любострастные. Все эти припадки лечатся в больницах сублиматом и потогонными отварами. При значительном стечении в здешней столице иностранцев как из Европы, так и из других частей Леванта, публичные домы разврата составляют неизбежное зло; некоторые улицы в Пере, Татасволе, и особенно все переулки в Галате, средоточии европейской торговли и сборном месте матросов и торгашей из всех стран света — наполнены ими, и порок тут является в самом отвратительном цинизме. Полицейско-врачебного надзора над этими источниками яда никакого нет; к-счастию, в здешнем климате любострастные формы имеют характер доброкачественный. В Галате, сверх-того, под глазами полиции ¹¹ , встречаешь кофейни, пред которыми сидят молодые мальчики из Греков, с бледными, тощими лицами, в широких шальварах, шитых золотом. Это несчастные орудия отвратительного порока, [114] свойственного Востоку и чрезвычайно здесь распространенного!.. Внимания достойны “blennorrhoeae urethrae”, встречаемые здесь у людей, преданных мужеложству. В самом Стамбуле существуют около десяти турецких lupanaria, известных под названием имам-эвлер (домы имамов или священников), как lucus а non lucendo.

У солдат нередко попадаются так-называемые холодные нарывы (abces froids) на груди, которые при нервом появлении можно принять за липоматозные опухоли. Они происходят незаметно от медленного воспаления надкостной плевы грудной кости и позвонков. Подкожные разрезы или же вскрывание посредством моксы и т. п., пользы не приносят, и больные неминуемо погибают, если их не отправить заблаговременно на родину. Некоторые врачи ищут причины этих нарывов в золотушной конституции. Цинга иногда является на судах, в адмиралтейских заводах и морской больнице, но не часто; хорошее качество пищи, изобилие зелени и растительных произведений не позволяют ей достигать значительного развития.

Из болезней органов чувств, упомяну только о воспалении глаз, ревматическом, и катаральном, часто поражающем слизистую оболочку (conjunctiva) глазного яблока и век, но не представляющем никакой опаспости, если дурное лечение или неосторожность больного не мешают целительному стремлению природы. Египетское воспаление глаз здесь вовсе неизвестно; в военных госпиталях его по-крайней-мере никогда не видали. За то встречается другая форма, довольно-любопытная и которой я сам видел два примера в Гайдар-Паше. Это туберкулозное смягчение и разрушение роговой оболочки (kerato-malacia) одного или обоих глаз, являющееся у больных, одержимых хроническим поносом — за несколько времени, на-прим., за две, за три недели до смерти.

Изучение болезней женщин, особенно мусульманок, при существующих условиях здешнего общества — довольно-трудно. Не менее того, я имел достаточный случай убедиться, как обыкновенны у Турчанок расстройства матки и яичников, и бели. Причина тому заключается преимущественно в общем употреблении у них лекарств плодогонных (remedia abortive), что здесь не считается ни грехом, ни действием противозаконным, и к чему, впрочем, прибегают с другою целью, чем в Европе: выкидыши производятся здесь женщинами замужними, для избежания чрезмерного приращения семейства, которого пропитание, при распространяющейся бедности, с каждым годом становится труднее, — или для непрерывного наслаждения ласками мужа, и т. д. Преждевременным исторжением плода из матерней утробы здесь занимаются, заведомо всем, многочисленные бабки из Армянок, Гречанок, Турчанок, употребляющие для этого наружные раздражающие вещества, вводимые в полость влагалища до маточного рыльца, на-прим., опиум, сабур, табачный сок из трубок на вате и т. п. Последствием этих преступных обычаев, равно как и способов, употребляемых для избежания самого зачатия и противоестественного раздражения половых органов, являются хронические [115] воспаления яичников и матки, выпадения ее, бели, расстройства месячного очищения, а эти влекут за собою неправильности пищеварения, расстройства нервной системы, истерические припадки, чрезвычайно-частые между Турчанками, и наконец необыкновенную вялость кожи и мышц, отсутствие всякой упругости в клетчатом состав грудей и т. п., замечаемые даже у женщин молодых, как может убедиться всякий, видавший много Турчанок без “яшмаков”, которыми они закрывают лицо и голову выходя на улицу, и без “ферадже”, длинных плащей, в которые он кутаются. Что дети, родящиеся от таких матерей, должны носить в себя зародыш разных будущих страданий — золотухи, чахотиаго поражения, и т. п. — это не требует доказательств.

Касательно болезней женщин других наций, не могу сообщить ничего примечательного. Скажу только, что вообще Гречанки поражают вас своею худощавостью, небольшим ростом, тонкими чертами лица, узкими губами и бледным или желтоватым цветом кожи, указывающим на страждущее состояние репродуктивных отправлений, тогда как Армянки, напротив того, отличаются пышными формами, высоким ростом, чертами лица несколько-грубыми, но дышащими здоровьем, цветущим румянцем щек и общим расположением к тучности. Между-тем, в образе жизни, они гораздо-более приближаются к турецким женщинам, которых и носят костюм — кисейные покрывала, фараджи, энтари и широкие панталоны — нежели Гречанки, пользующиеся несравненно-большею свободою. Еврейки, которых мне случалось видеть в Хасекёи, на правом берегу Золотого-Рога и в Балате, на вершине треугольника, образуемого Стамбулом, — двух кварталах, населенных этою нациею, представляют наблюдателю признаки, везде свойственные их единоверцам: тощие формы, вялость и преждевременную старость — последствия ранних и частых родов, скудного пропитания и безотрадной жизни.

Не могу заключить этого очерка, не сказав несколько слов о болезни, играющей весьма-важную роль в понятиях здешнего населения, которой, однакож, никто в точности определить не может, потому-что, как Протей, она является под многоразличнейшими видами: это так-называемый геленджик, которого присутствие подозревается везде там, где какой бы то ни было недуг кажется неясным или не уступает лечебным усилиям рационального врачевания. В большей части случаев, где медики могли осмотреть больных, одержимых геленджиком, находили эдематозную опухоль наружных покровов с состоянием легкого раздражения сердца; первый признак необходим, чтоб признать существование геленджика, к которому поэтому относят и “phlegmatia alba” родильниц и подкожную водянку (anasarca), и опухоль ног одержимых бледною немочью (chlorosis) девиц, и многие другие недуги. Лечением этих болезней, и иногда в-самом-деле весьма-удачно, занимается особый класс бабок, называемый геленджик’чи, к которым прибегает не только простой народ, но и Европейцы высших сословий, и, как я имел случай [116] видеть, даже медики в своем семействе. Они употребляют весьма-различные средства, и между прочим дают внутрь lumbricos terrestres cum ambra grisca. Для характеристики здешних отношений может послужить то, что, когда лет 12 назад, у нынешнего падишаха, после скарлатины, открылась подкожная водянка (anasarca), и многочисленные европейские врачи, призванные на консилиум, не могли согласиться на-счет способа пользования, объявив, что жизнь принца в опасности, то султан Махмуд велел обратиться к известной по искусству геленджик’чи, Армянке, которая и вылечила наследника престола весьма-скоро. С-тех-пор и поныне она живет во дворце, получает 2,000 пиастров в месяц пенсии, носит почетный титул геким-каддынь (дама-лекарь), и пользуется огромною практикою.

__________

Изучая характер господствующих здесь болезней, вникая в образ жизни разных классов народонаселения, рассматривая народные привычки и свойства здешнего климата, я неоднократно самому-себе предлагал вопрос: должно ли считать Константинополь местом возрождения чумы? Если принять в соображение топографические условия всех этих местностей, расположенных над морем, на скатах и вершине возвышенностей, доступных очищающему действию северных ветров, или обратить внимание на архитектуру домов, которые все, с немногими исключениями, деревянные, в 2, 3 и 4 этажа, с наивозможным числом окон на данном пространстве, в которых, следовательно, воздух беспрестанно возобновляется и освежается; если не забыть к тому, что обыкновенно каждое семейство занимает отдельный дом, и что нет, по этой причине, такого накопления жильцов, как в европейских столицах; если не упустить, наконец, из вида частого употребления ванн, изобилия воды, умеренности в пище и напитках нисших классов народа, особенно Турков, дешевизны съестных припасов, особенно плодов и зелени — если вывести заключение из соединения всех этих обстоятельств (из которых иные, конечно, производят болезни, как мы выше показали, но болезни спорадические, или по крайней-мере не злокачественные), то, кажется, можно согласиться с мнением тех, которые не считают здешней столицы источником чумных эпидемий. Но я не хочу еще составить себе теперь решительного мнения в этом отношении, и скажу только, что из многочисленных местностей, образующих в совокупности столицу Оттоманской-Имиерии, две могут быть названы несомненно-вредными для здоровья: это а) предместье Галата, выстроенное еще до завоевания Стамбула Генуэзцами и населенное и поныне почти только Европейцами. Галата расположена у подошвы холма, на котором находится предместье Пера, и который выдается в море тупым углом, омываемым с одной стороны волнами Босфора, с другой Золотым-Рогом — длинною, узкою бухтою, образующею собственно военный [117] порт Стамбула. Домы в Галате, в которых помещаются все склады и главнейшие магазины и конторы негоциантов-франков, почти все, во избежание пожаров, каменные; улицы чрезвычайно-узки и темны, и по накоплению народа, по множеству лавок с съестными припасами, мясом, рыбою, раковинами, по медленному стоку нечистот из помойных ям, — неопрятны, сыры и наполнены воздухом спертым, неприятно поражающем обоняние. b) Второй пункт, которого влияние на здоровье равномерно должно быть весьма-вредно, — это правый берег Золотого-Рога, если идти от старого моста, за Галатой, к устью двух речек (известных в древности под названием Сидарис и Барбнзес, а ныне именуемых европейскими сладкими водами (Киа’ат-Хане) и вливающихся с северо-востока в Золотой-Рог. Вдоль этого берега, на протяжении трех или четырех верст и на почве наносной, грязной, выстроены многочисленные здания, принадлежащие к адмиралтейству: верфи, канатный завод, морские казармы и т. п. Перед фасадом самого дома, в котором заседает адмиралтейский совет, открывается устье широкого канала (egout), ведущего в Золотой-Рог нечистоты из заселенных Турками предместий Касим-Паша и Пиали, также из Татавилы и соседних деревень. Нечистоты эти осаждают плотные частицы свои вдоль берега, откуда они по медленному течению воды не скоро уносятся; устье нигде-незакрытого канала наполнено черною и густою как смола жидкостью, на поверхность которой беспрестанно выплывают из глубины пузырьки, лопающиеся и выпускающие чрезвычайно-зловонный газ, которым пересыщен воздух вдоль всего этого места. Не смотря на то, над самым устьем канала и поперег его выстроены на легких досчатых подмостках кофейные домы, с утра до ночи наполненные народом, солдатами и офицерами из соседних казарм и людьми, имеющими дела в адмиралтействе, и которые впивают в себя ядовитые испарения, около них развивающиеся. Если чума может возродиться от подобных влияний, то Галата, и в-особенности предместьс Кассим-Паша, позади которго, сверх-того, расположено огромнейшее турецкое кладбище ¹² , наполненное десятками тысяч [118] могил, конечно, соединяют в себе все условия, благоприятствующие развитию заразы. И действительно, при появлении разных чумных эпидемии в здешней столице, они обыкновенно жестоко свирепствовали в Касим-Паше, и большая часть надгробных камней, среди которых ныне суетится бессмысленная толпа, спускающаяся из Перы к адмиралтейству, — покрывает собою кости погибших от чумы 1837 года. Галата, напротив, тоже соединяющая столько невыгодных местных условии, в иные эпидемии сильно поражалась от чумы, в другие весьма-мало, меньше Перы и Стамбула. Сверх-того, если чума может, modo spontaneo, возродиться от соединения упомянутых влияний, то почему же она не возобновилась в Касим-Паше с 1837 года, тогда-как в эти девять лет означенные вредные влияния продолжали действовать постоянно и в одинаковой силе? Признаюсь, я не нахожу еще ответа на этот вопрос, ведущий к затруднительной дилемме; но ясно, что есть что-то, играющее главную роль при произведении чумы, так-что, при отсутствии его, все прочие стихии заразы, в совокупности взятые, не в состоянии возродить болезни: кто возьмется решить, в чем именно заключается это таинственное что-то?..

В-последствии, я еще буду иметь случай коснуться некоторых подробностей, которых пределы настоящего труда, и без того слишком-пространного, может-быть, не позволили мне включить в этот очерк. Сюда относятся, между-прочим: статья о народиых лекарствах, употребляемых константинопольским народонаселением; сведения об опио-фаган и hydrardyrophagis, людях, принимающих в сутки до одной драхмы сулемы, в соединении с опием, с целью произвести приятное раздражение, о всообщем употреблении здесь леннекова стетоскопа не только медиками, но и цирюльниками, дантистами, аптекарями ¹³ , не совершенно знающими, впрочем, какой [119] конец приставляется к уху, и какой к груди больного, и наконец, что важнее всего — изложение мнений здешних врачей и жителей на счет чумы и ее прилипчивости.

III. О действии усиленной теплоты на коровью оспенную материю.

Долгом считаю сообщить результат опытов, произведенных мною здесь над влиянием высокой температуры, искусственной, на заразительное свойство коровьей оспы. Эти опыты потому мне показались любопытными и полезными, что, с одной стороны, из них можно по аналогии вывести заключение на-счет действия усиленной теплоты на другие животные заразы, а с другой мне хотелось решить противоречие между утверждениями доктора Госса в Женеве, и профессора А. Бо в Генуе. Первый приводит протоколы опытов ¹⁴ , предпринятых в Турине в 1841 году, из которых видно, что влияние жара 68 до 70°Р. на оспенную материю, в-течение 25 минут, совершенно уничтожило способность ее произвести оспины после прививания; второй уверяет ¹⁵ , что специфическое начало коровьей оспы сохранилось совершенно-неизменным, не смотря на продолжительное действие жара в +80°Р., и ссылается на опыты докторов Трампео и Гешетто в Генуе. Такое резкое противоречие побудило меня искать на чьей стороне истина, и, условившись с директором галата-серайского медицинского училища, доктором Спицером, я решился повторить эти опыты. Для получения лучшей оспенной материи, я сам отправился искать ее в разных частях города и лично собрал достаточное количество с рук следующих детей различного возраста, но с хорошо-развитыми оспинами, 1 (13) июля сего года:

Материя собираема была мною на иглы из слоновой кости, совершенно-новые, небывшие в употреблении, и содержимые в таких же игольниках, плотно завинчивающихся. Детям оспа была привита за восемь дней перед тем, как я снимал ее.

6 (18) июля я отделил по две иглы с каждого дитяти и [120] запечатал их в стеклянный сосуд, герметически закупоренный; остальные иглы, числом 40, вложены в другую стеклянную банку, закрывающуюся герметически стеклянною же пробкою, наждаком отшлифованною (bouchee а l’emeri). В половине девятого утром означенного числа, я поставил эту последнюю банку в небольшой медный котел, наполненный водою, разогретою до +55°Реом. Опыт был произведен в галата-серайском училище, в комнате г-на профессора Спицера, который, с свойственною ему благосклонностью, дал мне студента в помощники и распорядился о снабжении меня всем нужным для операции нашей; он сверх-того долго оставался тут, чтоб следить за ходом ее, равно как статск. сов. Пеццони, который явился туда, чтоб лично убедиться в точности опыта. Я хотел-6ыло сначала продолжать разогреванье недолго, сообразно с теми опытами, на которые ссылается доктор Госсе, но приняв в соображение, что Бо не признает никакого влияния, даже от продолжительного жара (не определяя, впрочем, точнее срока), и что коммиссия наша 1843 года в Египте грела чумные пожитки целые сутки, мы решили не прерывать своего опыта в-течение 24 часов. В-продолжение первых восьми часов я лично поверял температуру воды в котле, по два раза чрез каждые 15 минут, и она постоянно оставалась между 54° и 62°Реом.; потом меня сменил аптекарь из училища, Немец, который, под надзором г. Спицера, записывал чрез каждые 1/4 часа температуру воды на особом листе. Того же числа в половине 9-го вечером, т. е. ровно чрез 12 часов после начала опыта, я вынул часть игл из разогреваемой банки, и запечатал их в третий стеклянный сосуд, герметически-закупоренный, а над остальными действие усиленной теплоты продолжаемо было непрерывно еще чрез 12-ть часов, до другого утра, 7/19 июля, тем же аптекарем и студентом, Юсуфом-Эфенди. Перед окончанием операции, незначительное количество воды, до половины чайной ложечки, попалось в банку, чрез выскочившую пробку, но она подмочила только немногие из лежавших внизу игольников, и то лишь с наружной стороны. Я их отложил прочь и употребил для прививания остальные, совершенно-сухие ¹⁶ . 9/21 июля, в два часа по полудни, я выбрал из принесенных в галата-серайское училище детей следующих восемь, которые все оказались хорошего сложения и совершенно-здоровыми, без сыпей или струпьев.

Этим трем младенцам я привил оспенную материю иглами, гретыми в-течение 12-ти часов, делая на каждой руке, по принятому здесь обыкновению, по два укола; остальным же пяти детям — [121]

я привил к правой руке оспенную материю из первой банки, вовсе не гретую, а к левой — материю, гретую в-продолжение 24 часов. На каждой руке сделано было по два укола.

14/26 июля, в 5 часов по полудни, т. е. слишком чрез пять суток, я отправился в Балату и Хасскёи, к родителям упомянутых детей, и нашел следующий результат: у 1-го, 2-го и 3-го, которым привита была материя, гретая в-течение 12-ти часов, не оказалось ни малейшего следа оспин, или раздражения в коже на обеих руках; уколы совершенно зажили, и даже нельзя было различить место, где я их сделал. У 4-го, 5-го, 6-го, 7-го и 8-го на правой руке развилось по две хорошие пустулы, там, где привита была материя негретая; на левой же руке уколы, в которые введена была материя, гретая в-продолжение 24-х часов, равномерно зажило, не оставив по себе следа.

После такого ясного, очевидного результата, я не мог долее сомневаться на-счет ошибочного мнения профессора Бо. Опыты мои были произведены с надлежащею точностью и тщательностью, и, прибавим к тому, материею, взятою не дальше как за пять месяцев назад с настоящей cow-pon, оказавшейся в окрестностях Константинополя, и которая сначала производила слишком-сильные местные припадки: значительное воспалительное раздражение вокруг оспин и т. п., и только чрез постепенный переход в-продолжение пяти месяцев с дитяти на дитя, получила те качества, которые мы ценим в хорошей коровьей оспе, и с которыми она досталась мне. Эта материя, свежая и совершенно действительная, решительно потеряла заражающее свойство, или способность произвести при привитии оспины коровьей оспы — будучи подвергнута в-течение 12 часов действию сухого жара между 54° и 62° Реомюра.

При первом удобном случае, я повторю эти опыты, оставляя оспенную материю гораздо-меньше времени под влиянием возвышенной температуры, чтоб поверить наблюдения доктора Госса, и найдти кратчайший срок, после которого жар способен уничтожить заразу. Во всяком же случае, полученный мною ныне результат мне кажется весьма-важным и достойным внимания, и я желал бы, чтоб это побудило инспекторов управ и в особенности медиков, служащих при детских больницах, повторить такие опыты в большем размере, и не с одною материею коровьей оспы, но и с другими животными заразами. Любопытно было бы также исследовать с точностью, одинаковое ли продолжение времени нужно для того, чтоб жар обнаружил свое действие в разных географических широтах и полосах нашего отечества и в разные времена года. — Употребленный же мною способ так прост и легок, не требует никаких [122] издержен на снаряды, что всякий уездный врач, имеющий термометр и две иди три стеклянные аптекарские банки герметически-закупоренные, удобно может повторить эти опыты.

В заключение нелишним считаю упомянуть и о другом труде, конечно, менее важном, который я предпринял по изъявленному мне членами здешнего Совета Народного Здравия и другими лицами желанию — точнее ознакомиться с нашими карантинными правилами, и преимущественно с устройством одесского карантина. Я составил на французском языке извлечение из подробного описания мною этого учреждения, помещенного в 8-й книжке “Журнала М. В. Д” 1843 года. Статья эта будет напечатана в скором времени, в новом “Journal de Constantinople”.

Доктор медицины и акушер

Артемий РАФАЛОВИЧ.

Комментарии

7. Это название больница получила от группы старых деровьев Lentiscus, по турецки секиз-агаджи, находящихся у ворот ее.

8. При усиливающемся поносе в этих горячках (febr. thyphoides), хинин в больших приемах (sulfat. chinin gr. XV ad XXX и больше, в сутки), оказал здесь благодетельное действие.

9. Независимые от пола больного.

10. Иди скорее — последних вовсе нет.

11. И между-прочим, рядом с кулуком (corps do garde), перед которым сидят и курят трубки кавасы, блюстители благочиния и общественной нравственности!

12. По нашим европейским понятиям, помещение среди города столь огромных кладбищ, какими наполнены, например, Скутари, Стамбул, Пера и вообще все предместья Константинополя, должно иметь весьма-пагубное влияние на чистоту воздуха и на общественное здоровье. Исчисляя в учебниках благодеяния цивилизации, мы непременно указываем, между прочим, и на выведение в новейшие времена кладбищ из внутри церквей и самых городов, как на важное гигиеническое улучшение. Оно по теории кажется справедливым, и может-быть действительно в сыром, северном климате, присутствие трупов между живыми имеет вредное действие на здоровье. Но по совести (zur Steuer der Wahrheit, какговорят Немцы) я должен сказать, что нигде здесь не мог я заметить подобного вредного действия. Живя четвертый месяц у огромного турецкого кладбища в Пере, и к тому вблизи Кассим-Паши, я часто сиживал и вечером и после захождения солнца, после дождя и в сухие, знойные дни, на могилах в-течение нескольких часов: никогда ни тут, на в Скутари, Эюбе,ни на Большом-Кампе над Босфором, где перский beau-monde вечером толпами собирается гулять между могилами армянского кладбища, или пить кофе и есть мороженое, сидя на мраморных надгробных плитах, — нигде я не нашел присутствия неприятных испарений, густого воздуха и т. п., о которых говорит, на-пример, Brayer в своем сочиненин. А между-тем, кладбища здесь решительно находятся среди самых улиц, от которых их не отделяет никакая ограда, никакая решетка. К тому же, ямы не глубоки, мертвые у Турков хоронятся без гробов (т. е. мужчины), а могилы весьма-часто на скатах холмов размываются дождем и позволяют проходящим заглядывать во внутренность их... Мы тут встречаем одно из тех многочисленных противоречий, между умозрительными началами науки и действительностью, которые столь часто приводят нас в затруднение в практической жизни! Повторяю, однакож: близость кладбищ может быть вредна для здоровья, но вред этот мне ничем не обнаруживался, и я пока считаю его недоказанным, — разумеется, говоря о Константинополе.

13. Употребление стетоскопа, в мнениях простого народа, до того неразлучно с званием врача, что в Мейдан-Оюнси, площадном театре, на котором Турки и Армяне актеры, я видел сцену, где призывают франк-гекима, тотчас принимающегося аускультировать брюхо женщины, рожающей, coram populo, на сцене, к великой нотехе зрителей!..

14. L. A. Gosse, Memoire sur la reforme des quarantaines, в Bibl. univ. de Geneye, т. 42, pagg. 106–109.

15. Angelo Bo: Sui novatori attuali in fatta di quarantina, Genova 1844, p. 12.

16. Это обстоятельство, случившееся за полчаса до окончания опыта, потому уже остается без влияния, чтопосле первых 12-ти часов оспенная материя совершенно потеряла всякую действительность.

Текст воспроизведен по изданию: Записки русского врача, путешествующего на Востоке // Отечественные записки, № 12. 1846

© текст - Рафалович А. А. 1846
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1846