-

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗВЕСТИЯ.

В разных журналах наших начали появляться политические обозрения. Русской Вестник составляет их очень хорошо. Русская Беседа представила свои первый опыт с такими достоинствами, какие сделали-б честь любому европейскому журналу. Москвитянин на первый случай будет ограничиваться указаниями на события, которые кажутся ему особенно замечательными.

Нравственное освобождение христиан из-под ига Турок — вот приятнейшая статья из парижского трактата. К сожалению, все газеты, английские, французские, немецкие, наполняются известиями, что решительно нигде не исполняется султанский гатти-гумаюн. Выписываем из газет несколько известий.

В Assemblee Nationale сказано: «Последние известия из Константинополя. полученные с пароходом, отправившимся оттуда 7-го апреля, весьма печальны. Султанский гатти-гумаюн в пользу христиан встретил в азиятских провинциях со стороны мусульман сопротивления, которых, впрочем, можно было ожидать, и которые теперь произвели грабежи и убийства. В тех провинциях мусульмане составляют большинство жителей и следуют только духу своего племени и своей религии, стараясь истребить христиан. Мусульмане могли сносить их соседство, пока христиане жили, так сказать, по их милости, но теперь, когда христиане хотят быть с ними равными в правах, могут ли они иначе поступать с ними, как не с неприятелями? Чтоб изменить эти чувства в души мусульманина, надобно, чтоб он долго жил в Константинополе вместе с Европейцами, или даже в Европе, где Турки и Египтяне оставались мусульманами только по имени. — Известия о насильствах в Азиятской Турции и о недавнем умерщвлении в Булгарии одной христианской девушки, совершенном, как говорят пашею, поразили боязнью константинопольских христиан, опасающихся, что опии будут лишены благодеяний, обещанных им союзными державами. Это положение дел, вероятно, возбудит внимание правительств, даровавших, мир Европе». [110]

Из Константинополя пишут газете «Presse d'Orient»: «Если гатти-гумаюн был весьма хорошо принять здесь и в портах и городах, имеющих христианское и несколько европейское население, то нельзя сказать того же о других. В Боснии, например, опасаются больших беспорядков. В Азии — в Алеппе, Адене, Дамаске, губернаторы не читали гатти. В Конии Греки сделали демонстрации, раздражавшие Турок. Мушир арестовал Турок, которые били Греков и объявили, что последние хулили лжепророка. Это совсем изменило воззрение мушира. Греки получили палочные удары: двое умерли под палкой, другие очень опасно больны, в том числе, говорят, несколько торбаджиев.— Мушир призван в Константинополь, куда уже и прибыл.

Дело идет не об исполнении гатти-гумаюна, — об этом — никто не помышляет, потомучто это оффициальная мистификация. Когда видишь вещи ближе, то опасаешься не реакции христианских народностей, облеченных фантастическим правом, а скорее реакция общественного мнения на Западе, общего восторга в пользу Турции. Он также скоро разочаруется, по мере развития нынешнего положения, тем более, что радикальная реформа, которой ожидают, произведет одни только бедствия в роде указанных мною в последнем письме. Варнское дело продолжает занимать все умы.

Там, где нет иностранных войск, раии (у меня дурная привычка употреблять это выражение, запрещенное гатти-гумаюном, хотя Турки продолжают называть гяурами раиев и европейскии нации), раии, говорю я, покоряются своей участи, и нет соблазнов, вроде варнского. Так в Айдине, наша во время самого чтения гатти-гумаюна, заметив, что это чтение производить неблагоприятное действие на Турок, и вполне убедившись в необходимости щадить своих соотечественников, выказал большой такт, воспользовавшись представившимся в то время случаем объяснить фактами это публичное изложение теории оттоманского правительства.

Под окнами конака (дома паши и городского совета) происходила христианская свадьба. Флейта и семиструнная скрипка сопровождали ее, по местному обычаю, исстари терпимому Турками и начальством. Паша приказал своим кавассам угостить побоями весь свадебный кортеж, в том числе и музыкантов и новобрачных, и дал знать епископу о запрещении этих оскорбительных манифестаций, нарушающих спокойствие и правительственные думы его превосходительства. Никто не посмел на это жаловаться, и Турки немедленно поняли практическое значение терпимости, [111] освященной новым фирманом. Я привожу вам однн отот факт из тысячи, как характеризующий восточные способы соглашения и особенно искусство управления турецких пашей». (Пет. Вед.)

К этим известиям иностранных газет можем присоединить отрывки из писем, полученных в Москве прямо из Болгарии.

..............................................................…

Я был в Болгарии, городи Софии, когда разнеслось известие о новом султанском «гати-гумаюне», и немного спустя сам «гатти-гумаюн» был читан в церквах и мечетях. Мы, Болгаре, привыкшие к подобным обещаниям, которыми тешили нас в продолжение слишком двадцати пяти лет, то «гюльханейскими хатишерифами», то «гатти-гумяюнами» на этот раз не могли увлечся и безусловно принять все краснонаписанное в этом последнем за чистую монету. Ибо, говоря откровенно, от всех этих человеколюбивых указов, положение Болгар ничуть не улучшилось по причине весьма простой: указы оставались на бумаге, а порядок вещей был все прежний, т.-е. жизнь, честь и собственность Болгар по прежнему зависела от произвола Турок. Вот почему и нынешний «гатти-гумаюн» был принят Болгарами недоверчиво. Турки же, хотя и были уверены наперед, что ничего из обещанного не будет приведено в исполнение, но тем не менее ужасно взволновались и роптали за то только: «зачем, говорили они, баловать гяуров обещаниями хотя неприменяемыми к делу, но все-таки оскорбительными для Ислама, если б они оставались и без исполнения?» — Одно только обстоятельство заставляет Болгар надеяться, что на этот раз участь их может улучшиться: а именно настойчивость посланников и консулов покровительствующих держав за точным исполнением вновь изданного султанского указа. Надежда их не замедлила сделаться основательнее вследствие следующих фактов: В Видине и Систове сами консулы, французские и английские, обратились к Болгарам с предложениями и наставлениями, чтобы последние, нисколько не стесняясь, поспешили бы вполне пользоваться дарованными им правами. Так, например, по их настойчивости только Болгаре в тех городах решились между прочим и на совершение некоторых религиозных обрядов с такою торжественностию, за какую, без всякого сомнения, за год тому, поплатились бы десятками болгарских голов. Били они в железную доску, даже звонили в небольшие колокола! Это последнее ужасно как — оскорбило Турок, которые нисколько не скрывая своего негодования против [112] христиан, явно грозили последним, что рано или поздно это не пройдет им даром. Однакожь так как начало уже сделано без важных беспорядков со стороны недовольных Турок, и консулы продолжают внушать Болгарам смелость и обещают энергически действовать и заступиться за них в случаи опасности, то Бол га ре начинают-!, уже рассчитывать на будущность более отрадную. Мы не знаем, в какой мере будет влияние России у нас по заключении мира, но во всяком случае, нам бы очень хотелось, чтоб оно было господствующим перед влиянием других держав. Тогда только с доверчивостию и без опасений за отцовскую веру и народность можем быть вполне уверены, что это общее покровительство будет благотворно для Болгар. Наш народ еще необразован и не развит, однакож вполне сознает кто и что сделал и может сделать, для него, и понимает, кто из-за чего хлопочет в этом Восточном вопросе.

Текст воспроизведен по изданию: Политические известия // Москвитянин, № 1. 1856