-

ТРЕБИЗОНД.

СТАТЬЯ АДАЛЬБЕРТА ДЕ БОМОНА.

В один из прекрасных дней Июля, я отправился, с одним из моих приятелей, из Константинополя, посетить Требизонд. Оба артисты, хотя не сходных нравов, но довольно согласных, мы воображали в этом путешествии тьму приятных и занимательных вещей. В Требизонде, на окраинах Турции, мы думали встретить более сохранившиеся восточные нравы, одежду, обычаи, словом, замечательные противоположности с тем, что видели. При всех этих предположениях, в Константинополе никто не умел отвечать нам на вопрос: живописен ли Требизонд?

Одни говорили, что там негде нам будет остановиться и нечего будет есть; другие утверждали, что в Требизонде нет никаких древностей, следовательно нет ничего любопытного, и что это путешествие не стоит ни издержек, ни трудов. Подобные слухи не воспрепятствовали нам пуститься в путь, потому что ни одно из замечаний не касалось цели художника.

Мы взяли места на пароходе Эрегли (орел), заплатив за них 600 Турецких пиастров (около 150 франков).

Тотчас по выходе из Босфора, по колыханию судна, мы удостоверились, что были в бедовом Черном море, заслуживающем это прозвище по своему нраву. Ночь была самая [32] беспокойная, но при восходе солнца настал штиль, который способствовал нам благополучно прибыть в пристань Синопа — отечества Диогена. Синоп, древний, славный город, положение которого при входе в Понт Эвксинский и хорошая гавань, делали его одним из значительнейших перепутий для торговли между Персией и Европой. С моря местоположение Синопа очаровательно: гористая местность, множество деревьев, укрепления средних веков, кафенэ с балконами ярко-розового цвета и блистательно-белая мечеть, являли вид достойный кисти Декампа.

Три часа спустя, мы вступали в порт Сампсун, маленький городок Анатолии, очень древний и, также как Синоп, хорошо укрепленный и живописно расположенный.

Снявшись с якоря, мы держались берега на таком близком расстоянии, что могли видеть выступы и мысы, поросшие роскошными лесами, изобилующими бекасами, дикими голубями и фазанами. Это настоящая родина той красивой птицы, которую древние называли avis phasiana.

Наконец, на третий день, в осьмом часу утра, мы завидели на горизонте синий хребет, у подошвы которого расположен Требизонд. С этой стороны город представляется чрезвычайно картинно. Великолепное соединение зубчатых стен, растительности, скал, красных домов, укрепленных замков, мечетей и минаретов, возвышающихся один над другим, от самого моря до вершин гор, прорезанных долинами, обещают заранее художнику вознаграждение за предпринятое им странствование.

Мы обогнули мыс, на котором построено кирпичное здание, и вошли в западную пристань, у мола, построенного Генуезцами. Крутая, иссеченная в скале, тропинка привела нас па главное место, откуда один обыватель, Генуезского происхождения, принял нас под кров своей убогой хижины, красиво гнездившейся посреди сада.

Требизонд или Трапезунт находится в Малой Азии, в Анатолии, земле восходящего солнца. Этот город подымается амфитеатром на горах Зингана и Каракапана, которые начинаются в Батуме в Грузии, и кончаются в Сампсуне; [33] вершины их украшают и защищают его. В прежние времена, двадцатипятимильное пространство, от Константинополя до Требизонда, совершалось на кораблях иногда в месяц; ныне пароходы, отходящие из столицы два раза в неделю, переносят туда в 65 или 70 часов.

Требизонд, по сказаниям Греческих историков, основан Синопскою колониею. Ксенофонт, в своей истории отступления десяти тысяч, упоминает о Трапезусе, от которого происходит Требизонд, названный по сходству расположения своего с трапецией. После завоевания Римлянами у Понтийского владыки, за столетие до христианской эры, он был сделан столицею области, известной под именем Понта Каппадокийского. Он состоял под покровительством Императоров Константинопольских, которые ежегодно посылали туда своего правителя, до самого 1204 года, когда Византия подпала под власть Французов.

Два сына добродетельного и несчастного Эммануила Комнено, Алексей и Давид, удалились в Понтийскую область, и покровительствуемые приверженцами семейства своего, составили независимое государство.

Алексей, прозванный великим, взял на свою долю весь берег Черного моря, от устья Фаза, нынешнего Риона, до Халиса, называемого в настоящее время Кизил-эрмарк, одним словом, от Синопа до Требизонда, где и основал свою столицу. Младший, Давид, поселился в Вифинийской Гераклии и в Пафлагонии; но скоро умер, не оставя наследников, и брат вступил в права его.

Таково происхождение Требизондской области. Когда подумаешь о славе имени её, то невольно удивляешься, что не находишь в истории достаточной для того причины. Звучность слова, положение в торговом отношении между Европой и Персией, романические рассказы рыцарей и Венецианских и Генуэзских купцов, которые отправлялись туда за богатыми тканями, коврами, оружием и драгоценными камнями, для продажи их под именем Трапезундских; богатство и роскошь этого города в правление Императоров, продолжавшиеся даже под игом Турецким, были единственными причинами всех рассказов [34] про чудеса этого города, прославленного более в восточных сказках, нежели в преданиях народных.

Нам не случалось видеть ни одного описания Требизонда; в преданиях же Восточной Империи единственно одни упоминания.

Два основателя истории Требизондской довольствовались титулом правителей, и только внук Алексея, Иоанн Комнено первый принял титул Императора.

Эта маленькая область на восточном берегу Черного моря поддерживала себя деятельной торговлей, не смотря на смуты, потрясавшие Грецию. Византийская роскошь проникла туда, и Двор Комнено славился пышностью пиров своих и увеселений. Город украсился великолепными дворцами, воздвигнутыми, как будто волшебством, по берегу залива; скоро он вполне заслужил наименование столицы, и стал пристанищем множества стекавшихся туда богатых поселенцев Персии и вообще Азии.

Несколько раз, однако же, происшествия, впрочем совершенно случайные, возмущали благоденствие Требизонда. В 1307 году, Генуэзские промышленники — те же Англичане средних веков, наводнили столицу Анатолии, также как и все перепутья, выгодные для торговли. Приобретая права свои на основании взимаемой с ввозимых товаров пошлины, они вдруг вздумали от неё уклониться; начали входить в распри с таможенными приставами, жалуясь на их притеснения, и наконец объявили, что отказываются платить и немедленно выезжают из города. Алексей, не доверяя этой угрозе, отвечал, что они вольны исполнить свое намерение. Но видя сборы их и приготовление к отплытию судов, он отрядил войско, принудившее их возвратиться. В злобе на подобное насилие, Генуэзцы зажгли город. Пожар был ужасен, как обыкновенно случается в деревянных городах, где нет никаких устройств для прекращения бедствия, которое на этот раз причинило огромные убытки не только жителям, но и складочным магазинам Генуэзских купцов, наказанных таким образом и вынужденных покориться условию платить узаконенную пошлину.

В 1379 году, другой случай возмутил свободу торговли Генуи и Требизонда. Некто Могелло Леркари, проживавший в Кассе, маленьком городке Киликии, известный по имени, богатству [35] и образованию, вошел в коммерческие сношения с Требизондом, куда ездил весьма часто не только по делам своим, но и для участия в увеселениях столицы. Остроумием и обходительностью своей приобрел он расположение Императора и получил свободный доступ ко Двору, что вовсе не нравилось царедворцам Алексея, которые возымели ненависть к иностранцу и не упускали случая проявлять свое недоброжелательство. Однажды Леркари играл в шахматы с пажом, любимцем Императора, и во время игры с ним заспорил. Молодой Грек, полагаясь на высокое покровительство Алексея, употребил обидное выражение на счет Генуезского народа. Могелло отвечал ему язвительной насмешкой на счет исправляемой им при Дворе должности; это так взбесило юношу, что он дал противнику своему пощечину. Присутствующие, разобрав ссору, обвинили иностранца и воспрепятствовали его мщению; Император также не принял его жалобы; вследствие чего Генуэзец возвратился в отечество, унося обиду свою в сердце. Он рассказал обо всём происшедшем родственникам своим, богатейшим семействам Республики, имевшим сильное влияние, и готовым способствовать его замыслу. В непродолжительном времени, он отправился на двух вооруженных галерах в Требизонд, предал всё мечу и огню, грабил выходившие из пристани суда, увечил пленников, и искусно избегал от преследований императорских судов.

Однажды послал он Алексею с одним из пленников целый бочонок носов и ушей, пересыпанных солью в предосторожность от порчи, и поручил сказать владетелю Требизонда, что подобное мщение не прекратится до тех пор, покуда обидевший его юноша не будет предан его власти. Устрашась этих угроз, Алексей исполнил его требование, и послал любимца своего просить уничиженно прощения. Когда он стоял перед ним па коленах с веревкой на шее, Могелло толкнул его ногою в лицо и сказал: «возьмите прочь этого мерзавца. Генуэзцы не казнят женщин!» Леркари не принял присланных Императором подарков, возвратил награбленную добычу, и сказал, что пришел не обогащаться, а мстить за оскорбление честь. Потребовав несколько исключительных [36] льгот, для своих соотечественников, и получив их, воздвиг по случаю этого события памятник.

Четыре владетеля, из дома Комненов, царствовали в Требизонде, покуда последний из них, Давид, не сдал города Магомету II, после тридцатидневной осады. Не смотря на капитуляцию, его отвезли в Константинополь, где и повесили с осемыо детьми.

С тех пор Требизонд постоянно находился в Турецком владении. Долго еще был он в цветущем состоянии; но внутренние войны янычар, варварское, притеснительное иго пашей, привели его в плачевное положение. В 1800 году, в нём еще считалось 100.000 жителей; в 1830 было уже не более 15.000; ныне же, когда сношения Европы и Персии увеличиваются сообщением пароходов, снующих по Средиземному морю и доходящих до Требизонда, его народонаселение простирается от 35 до 40 тысяч душ. Этот город стал складочным местом Азиятской торговли, заменив собою город Токат, на верхнем Евфрате. Все сухопутные торговые караваны отправляются ныне водою на Требизонд и Арзерум. На эти два пункта посылаются богатейшие произведения Европы, особливо с тех пор, как Россия закрыла порт Редут-Кале. Купцы, минуя Тифлис и Грузию, по необходимости стремятся в Торис на Требизонд.

Народонаселение Требизонда состоит из Турок, Греков, Жидов, Армян, Черкес, Персиян и Итальянцев. В прежнее время, на базарах и ханзах его пестрели яркие дорогие ковры, шелковые шали и ткани, произведения Персии и Венеции, великолепное и доброкачественное оружие Испагани, драгоценные утвари из резной кости, черепахи, перламутра, серебра, художественной чекани, финифти и фарфора, в которых отличалось искусство Персиян; жемчуги, бирюза и золото в невероятном множестве отправлялись отсюда на все торжища Европы. Теперь же из Европы, с фабрик Лондона и Парижа, с ярмарок Лейпцига и Гамбурга, свозятся сюда произведения, подрывающие опасным соперничеством туземное производство.

Не смотря на возрождение Требизондской торговли, которым она обязана, можно сказать, пароходам, нельзя себе представить [37] страдательного и нищенского положения этой прекрасной страны. Судя сравнительно, мы можем почитать Европу раем; и только чудный климат Малой Азии помогает переносить бедственный быт жизни.

Паши, правители смежных областей, в пашалыках своих пользуются неограниченной властью. Нужны ли им деньги, они взимают подати ударами палок; определяют цену хлеба, соображая еще на стебле количество, которое должен получить земледелец; скупают его сами, перепродают двойной ценою, или отсылают за границу. Таким-то образом здесь поощряется земледелие. Удивительно ли, что плодородные страны остаются невозделанными, тогда как производство естественных продуктов есть сущное и прочное богатство.

Мы провели первый день по прибытии нашем в Требизонд в прогулках по городу, с целью отыскать живописные точки, и скоро уверились, что самый взыскательный художник имел бы чем удовлетворить свои требования.

Город имеет продолговатую форму; длинные стороны идут параллельно от юга к северу. Он расположен на склоне, который, как и в Смирне, начинается от самого моря; со стороны запада и востока защищен глубокими оврагами, соединенными высеченным в скалах рвом. Древние высокие каменные укрепления простираются по берегу оврагом. С севера их омывает море, с юга они примыкают к крепости. При шести двойных воротах перекинуты через рвы мосты. Дома, построенные из дерева, или камня, связанного известью, покрыты черепицей, и от времени порастают некоторого рода мхом оранжевого чрезвычайно яркого цвета.

Требизонд имел много красивых зданий; но пожар, это как будто свойственное Турецкому климату бедствие, оставил на их месте одни обгорелые массы. В Эски-Сарае, или в Старом замке, занимающем маленький полуостров, виднеется несколько развалин, которые заставляют предполагать, что это остатки великолепного дворца Комненов. Они должны были избрать это местоположение, напоминающее им старое жилище Византии. Мыс простирается далеко в море и образует два залива, служащие пристанью кораблям. На одной из них [38] Император Адриан устроил мол, на восточной стороне Требизонда.

Здесь считают еще осемнадцать мечетей, осемь ханз или караван-сараев, пять бань, десять Греческих церквей и пять красивых фонтанов. В мечетях преобладает Персидский вкус. Минареты их испещрены черными, по белому, полосами, решетки выточены и раскрашены чрезвычайно красиво. Деревья, фонтаны и гробницы, окружающие их, очень живописны. Мы назовем из них мечеть Ортай-Сара, Айа-Софи — мусульманского многочтимого святого, и Мимарета, которая считается главной и самой красивой. Замечателен замок Ахмет-бея и несколько домов Персидского стиля, безукоризненного вкуса. Навесы кровель их, раскрашенные и окаймленные резными узорами, точеные поддерживающие крышу колонки, двери, испещренные прекрасными арабесками, щегольские лестницы и наружные галереи, свидетельствуют, до какой степени, столетие тому назад, был в Турции развит инстинкт изящного, и как теперь он потерян.

В долине все здания окружены богатой растительностью; повсюду живые картины Пуссена, и читатель может оживить их по произволу фигурами в живописных нарядах. Между народом, населяющим эту роскошную страну, замечательны Лазы, военное племя Лазистана, которое занимает берег от Требизонда на значительное расстояние. Эти воины имеют особенную характеристику одежды: небрежно повитая на голове пышная чалма, обширный распущенный пояс, начиненный оружием всякого рода, суконные или кожаные наножники, украшенные золотом, на подобие Арабских, отличают их от других жителей Малой Азии. Наряд Требизондских женщин также отличен от Константинопольского. Они накутывают на себя кусок клетчатой голубой ткани и носят черные шелковые маски, под которыми скрывают черты лица своего. Требизондцы принадлежат к тому же племени, которое встречается почти во всей Малой Азии. Особливо дети замечательно красивы. С первого взгляда нас удивило то, что у всех малюток волосы блистательно-рыжего цвета; но в последствии мы узнали об обычае Персиян красить в детстве волосы красной краской, что в последствии делает их черными. [39]

Ворота Айа-Софи, на западной стороне города, ведут в обширное поле, по правую сторону которого море, а по левую горы. Несколько мусульманских гробниц и разбросанных групп дерев украшают эту равнину покоя, которая носит название долины Кабак. На небольшом возвышении, на берегу моря видна церковь необыкновенной архитектуры. Размер её не велик; она построена из кирпича и, как все Греческие церкви, в форме креста. Свет падает в нее из окон, прорезанных в куполе, поддерживаемом внутри четырмя мраморными колоннами; снаружи она имеет вид осмиугольника покрытого круглой крышей. Фасад её или главный вход обращен к югу против моря, построен портиком и украшен прекрасной лепной работой; в средине её мраморное изваяние Римского орла, много богатых мраморных инкрустаций и ряд барельефов, представляющих Фигуры и растения, также Греческие полустертые надписи, которых мы не могли разобрать. На боковом левом фасе видны Арабские украшения, которые преобладают над Греческим стилем. Порфировые кресты врезаны в стены и повсюду узоры красного мрамора. Это здание, вероятно, принадлежит времени Комненов, когда Греко-Римский вкус приходил в упадок, и красивый Арабский стиль заступал его место. Внутри живопись совершенно стерта.

Близ этой покинутой церкви, которую сами Греки называют Aya-Sophia — Святая София, возвышается четырех угольная башня, род колокольни, безо всякого стиля, на которой сохранились еще некоторые фрески. Из письма Ариена к Императору Адриану можно заключить, что церковь святой Софии, о которой упоминает этот писатель, был прежде храм Меркурия. Отдаленность его на берегу моря приличествовала суеверию торговых плавателей.

Высота соседних гор покрыта развалинами, которые свидетельствуют о древнем величии и богатстве города. Монастыри, крепости и дворцы заняли всё лучшие места.

Можно сделать несколько приятных прогулок в окрестностях Требизонда. В одной из них уцелел монастырь времен Императоров, где видны остатки Византийской живописи. Внизу возвышается, на маковке скалы, падающая в разрушение башня. Она сделалась известна по одному новейшему событию [40] самоубийства юноши, который бросился с вершины здания, в отчаянии, что не мог подарить возлюбленной своей дорогого браслета, о котором она его просила.

По дороге в Персию необходимо посетить цветущую долину Ямелик, которая ведет в Гумукалин и Эрзерум, столицу великой Армении, и представляет плоскость, возвышенную на 2.000 метров над морем и орошаемую Евфратом. Эта страна холодна, бесплодна и необработана; в ней считают на сорок поселений одно дерево. На это путешествие потребно только три дни времени, но оно тем не менее утомительно, потому что дороги, лошади и ночлеги — одно другого хуже.

Требизонд мало посещаем путешественниками и еще менее художниками; а потому на нас смотрели с удивлением и недоверчивостию. Два дни после нашего прибытия распространился слух, что мы приехали из России, с намерением снять план укреплений; потому что Султан, по мнению туземцев, хочет продать Требизонд Русскому Царю.

Эта басня, переданная нам нашим консулом, дошла до слуха паши, который не знал, какое о том иметь мнение, и если б не панический ужас, который внушила Россия жителям с 1830 года, когда её воины подошли под стены города, мы бы, может быть, погибли жертвою ненависти к иностранцам.

Текст воспроизведен по изданию: Смесь // Москвитянин, № 15. 1849