-

КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ

ЗАМЕТКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО ВОСТОКУ

Я взял место на австрийском пароходе Стамбул до города Смирны, и на другой день, в 4 часа пополудни, в числе 300 пассажиров, женщин и мужчин, выехал из Босфора константинопольского. С грустным чувством смотрел я на удаляющийся от меня прелестный амфитеатр Константинополя; наконец и семи-башенный замок исчез из моих глаз. Вышед из Босфора, проехали мы Принцевы-острова, и вошли в Мраморное море. Берега Европы и Азии очаровательно хороши, и мы плавали, как будто гуляли по волнам морским. При наступлении ночи, разошлись по своим местам, и человек до 250, обоего пола, остались ночевать на палубе. В шесть часов утра показались первые Дарданелы, потом вторые, третьи, четвертые, пятые. [37] Пролив Дарданельский шириною в 1/4, где в 1/2, а где и в 1 1/2 версты, но в редких местах. В 8 часов подъехали мы к острову Тенедосу, и с левой его стороны увидели троянский берег и его большую равнину, окруженную горами, и открытую только с моря. Это — поле троянское, усеянное четырьмя или пятью возвышенными курганами, простирается, по берегу моря, почти на 10 верст, а к нагорной стороне, на 15 или 18 верст, примерно; и это место, на котором в древности гордо возвышалась Троя, теперь только обрастает травою и бурьяном. Капитан издали показывал нам курганы Гектора и Приама, гробницы Ахиллеса и Патрокла!.. К сожалению мы здесь никак не могли выйти на берег! Вскоре показался и о-в Мителене, усеянный по разным направлениям горами, поросшими оливковыми деревьями, виноградными и бумажными садами. Он славится в целой Азии лучшими ульями и медом. В час пополудни, мы приехали в город Мителене, и остановились в небольшой его гавани. Город стоит на дороге и имеет маленькую крепость. В нем живут одни Греки. Мы пробыли в Мителене (Лесбос) не более полутора часа, и отправились дальше. Пленяясь живописными берегами, мы плыли всю ночь, и на другой день, к захождению солнца, благополучно прибыли в Смирну. За передовым своим каменным укреплением, этот город [38] имеет полукруглую гавань, и сам построен на полуокружии, по плоскому берегу, и на косогоре, амфитеатром. Лицевою стороною обращен он совершенно на запад, а с прочих сторон окружен высокими горами, в три параллели, возвышающиеся одна над другою; со входа в гавань это делает прекрасный вид. Жителей здесь считается до 150 тыс., по большой части из Греков, Турок и Армян; и Европейцев здесь довольно, но хотя и прадеды их тамошние уроженцы они все еще считаются иностранцами, дабы пользоваться правами, присвоенными Европейцам и все состоят под защитою какого-нибудь консула, даже и беспаспортные. Смирна есть средоточие торговли всех азиятских произведений, которыми наполнены гавань и городские магазины; много здесь и европейских товаров. Удивительно, что здесь, в самой гавани и кругом ее, стоят по нескольку военных линейных кораблей и фрегатов английских, французских и австрийских, которые, всякое утро, вечер, даже и днем, производят пред самым городом пушечную пальбу и маневры, как в своем государстве. Не знаю, где бы в другом государстве позволили им это делать. В Смирне можно видеть людей всех европейских наций, а из Русских только генерального консула г. Иванова, двух чиновников консульства, секретаря и драгомана, да одного или двух из заезжих [39] купцов; здесь, кстати сказать, что Россия и Русские, как в Смирне, так и по всему востоку в большом уважении. Часть города занимаемая Европейцами, лучше прочих: дома здесь трех и четырех этажные, европейской архитектуры; улицы узкие; экипажей нет; ездят верхом на лошадях, мулах и ослах. Магазины и лавки совершенно европейские; все в них есть, что только производят восток и запад.

Европейки здесь одеваются большею частью по европейски, но, для разнообразия, не чуждаются и азиатской пышности. Христианские церкви встречаются здесь почти всех вероисповеданий, но обширнейший круг действия имеет церковная дипломатия папско-католических миссионеров, до того, что я видел и слышал в одной церкви, наполненной Греками, — мину и проповедь на греческом языке, совершаемые папским духовенством, Иезуитами. В Смирне замечательна крепость, с незапамятных времен построенная на высокой горе и соименная городу. Один антикварий и археолог, Француз, проживающий здесь по должности, барон Персия, говорил мне, что постройка крепости Смирны, несколькими веками восходит за времена Александра Великого, и что он отыскал в ней несомненные остатки времен циклопических. Смирна почитается месторождением Гомера, тут показывают его пещеру, Дианины бани, реку Мелас, [40] гору двух близнецов. Европейцы, действительные и недействительные, в Смирне пользуются таким преимуществом, без фирмана, по одному обычаю, каких в Европе ни в одном государстве нет, да и быть не должно. Турки здесь не осмеливаются ни преследовать, ни судить Европейца, даже беспаспортного, ни за какое уголовное преступление, даже и смертоубийцу, а все подобные преступники отправляются к какому-нибудь консулу, по выбору подсудимого. В Смирне пробыл я девять дней, и отправился в полдень на пароходе Левант, отходившем с почтою; почему он должен был заходить во все города на пути из Смирна в Яффу, на берегах Средиземного, особенно Левантского и Тирского моря, также заезжать в сторону на некоторые острова с объявлением всем жителям и негоциантам, что пароходство с этого времени прекращается впредь до объявления, по причине военных действий, возникших между инсургентами Леванта и Ибрагим-пашою, и чумы, свирепствовавшей тогда в Александрии. Этот самый, случай доставил мне большое удовольствие быть во всех приморских городах, где только пароход останавливался, хотя и на несколько часов. По такому направлению прибыли мы в прелестный местоположением Хиос; он был прежде многолюден, но в последнее восстание Греков Турками изрублено их до 40 тыс., хотя Хиос и не [41] участвовал в этом восстании, но единственно за то, что они Греки и многочисленны здесь.

На другой день утром, миновав Станкио — родину Гиппократа и стены Галикарнасса, к вечеру мы прибыли в Родос, и вошли в небольшую его гавань, обнесенную кругом стеною, как большой двор, шириною около 80 шагов. На месте, где теперь ворота гавани, стоял, как некоторые, хотя неосновательно, утверждают, древний колосс родосский. Место это не шире 15 шагов. Гавань довольно глубока. В городе считается до 80 т. жителей, Греков и Турок; здесь встретите ряды каменных пустых домов и не разоренные укрепления — остатки от затейливых крестоносцев.

На третий день, после суточного пребывания в Родосе, мы прибыли к острову Кипру и вышли на берег в городе Никозие. Здесь мы запаслись отличною водою. Я просил капитана зайти к его знакомым, где бы можно поговорить о состоянии острова. Он меня завел в одну мелочную лавку, где я встретил человек трех одетых по-европейски. Хозяин лавки посадил меня и тотчас принес мне чашку кофе и трубку табаку. Я не хотел принять, но капитан мне сказал на далматском языке: «возьмите, он вас угощает.» — Тут я спросил, чтоб мне указали человека, который бы мне мог порассказать о достопримечательностях острова; мне [42] тотчас представили человека в европейском сюртуке, одного из трех тут бывших. Человек этот был даскалос — учитель. Он мне рассказывал: «что остров их по доходам принадлежит великому визирю, который отдает его на откуп. Жителей считается до 200 т., городов с 5 и несколько селений. Остров изобилует множеством даров природы…» Я любопытствовал, где стояла в древности кипрская Венера? и г. даскалос сказал мне, что она была в открытом храме, построенном на прелестной высокой скале, где теперь местечко Китхера, и готов был, кажется, на все возможные выдумки для удовлетворения моего любознания.

Из Кипра на 5-й день нашего плавания мы переехали в Бейрут, в древности Берит. Здесь имел я прием от г. Базили, нашего консула, человека во всех отношениях достойного и полезного; тут нашли мне одного Грека, пять лет бывшего в Одессе, и изрядно говорящего по-русски. Он очень рад был мне служить и показывал достопримечательности города.

Бейрут лежит на берегу моря, построен амфитеатром, и представляет прекрасные виды с моря, обнесен кругом каменными стенами. Жителей считается в нем от 8 до 10 тыс., большею частью из Греков, Маронитов, Друзов, и частью Турок и Арабов. Он есть резиденция [43] паши и епископа греческого, но город не так значителен, как был прежде.

Отсюда мы прибыли в Сидон, ныне Сайда, окруженный прелестными местами, некогда славный на суше и на море, но павший под ударами Александра Македонского. Жителей в нем до 7 т., более Греков и Армян. Городе этот недавно был столицею пашалыка; имеет цитадель и два разоренных укрепления старинной гавани.

Неподалеку от Сидона — Тир, ныне Цур или Тур, знаменитый в древности город, теперь небольшое местечко, на полуострове, на котором и доныне видны развалины, свидетельствующие о минувшем его величии.

Мимо Галлилеи и Назарета, мы прибыли в известный город и крепость Акру, в древности Птоломаис. Акра, главный город пашалыка, с отличною крепостью на горе, но с худо и безобразно построенными домами. Город стоит на берегу моря и имеет только купеческую гавань. Жителей в нем до 20 т., несколько мечетей и христианских церквей. Вблизи города, знаменитая гора Кармил, простирающаяся к морю; на ней построен монастырь Кармелитов.

На другой день утром, я, с двумя сопутниками Англичанами (один врач, другой натуралист), перебрался с парохода в город и мы наняли себе общую квартиру. У Англичан был [44] наемный слуга, из константинопольских Греков, человек проворный, умный, который говорил на многих языках, на случай был хорошим поваром, и всюду ходил за нами. Он нанял нам ослов, и мы выехали с купцами и несколькими из военных, шедших в главную квартиру Ибрагима паши, в Дамаск. Я оставил лишние вещи мои в Акре у греческого священника Павла, и чрез его посредство получил на всякий случай от паши паспорт на арабском языке.

Чрез три дня на четвертый мы прибыли в Дамаск.

Дамаск столица Сирии и священный город для Турок и Арабов. Он удален от моря, лежит при реке Барада на склоне горы Антилевантской, и окружен почти бесконечными плодоносными садами. Въезд и наружность города не хороши, во многих местах городские стены развалились и не прибраны; — да и внутренность города не привлекательна для Европейца: улицы узкие, кривые, нечистые и дурно вымощены. Дома высокие, но безобразной архитектуры, внутри чистые и убранные в азиятском вкусе. Базары, бани и некоторые церкви построены довольно хорошо. Жителей считается до 250 т. Турок и Арабов, и до 15 т. христиан; здесь находится до 200 мечетей, 10 христианских церквей и 8 синагог. Одна из мечетей, в [45] которой я не мог быть, построена Абдель-Малеком, длиною до 600 фут, в торжественные дни освещается будто бы 12 т. лампад.

Дамаск, резиденция паши, был во время Турок столицею антиохийского патриарха, который большею частью и живет тут. Жалею, что в бытность мою в Дамаске я не застал там святейшего патриарха, а то имел бы счастье видеть всех четырех вселенских патриархов. Утверждают, что на возвышенности, на которой стоит Дамаск, обретался рай земной, чего здесь никто не опровергает. Дамаск есть главное сборное место молельщиков магометанских, идущих на поклонение в Мекку. Здесь тоже есть множество мануфактур и фабрик, производящих для нужд своего края и для торговли в Азии. Всем также известны славящиеся сабли из дамасской стали.

Через три дня мы возвратились из Дамаска в Акру, где, не проживши более дня, сыскали в гавани небольшое купеческое судно, называемое Дерму, отправлявшееся в Яффу с пшеницею и кукурузами, и к вечеру пред захождением солнца мы были в Яффе. Капитан отправился на берег к нашему агенту, греческому консулу Марабуту, и назвал ему своих пассажиров. Г. консул тотчас прислал своих людей меня просить к себе и я был перевезен со всем своим багажом в большой дом [46] греческого монастыря, где останавливаются все православные богомольцы и где расположена нашего консульства канцелярия. Со мною было рекомендательное письмо к г. Марабуту от г. Базили из Байрута, и он все устроил для моего спокойствия, как нельзя лучше. Спутники мои, Англичане, поместились в католическом монастыре у Францисканцев, подле греческого монастыря.

Город Яффа, подобно всем азиятским приморским городам, построен амфитеатром, каменный, и, кажется, красивее Байрута; окружен каменными стенами; имеет крепость, которая, при осаде Наполеоном, скоро ему сдалась. Гавань в Яффе неудобная, имеет множество подводных камней. Здесь замечателен карантин, вновь выстроенный от городского общества, со всеми возможными удобствами, на берегу моря. Он разделяется на два отделения: верхнее принадлежит Грекам, нижнее Армянам; оба одинакового расположения и удобства.

На третий день, из Яффы, я уже один, без Англичан, в сопровождении четырех Арабов, данных мне в проводники агентом, с небольшим запасом платья, на пяти ослах, выехал к св. граду Иерусалиму. Первую ночь проночевал я в Рамле (Аримафее), в греческом монастыре св. Георгия — пристанище для богомольцев; встал до восхождения солнца, и [47] переходя по раскаленным синим скалам, по высоким горам, наконец, в половине четвертого часа пополудни, благополучно, но с каким-то внутренним страхом въехал в св. Иерусалим, и был введен во двор монастыря православного патриаршества. Меня ввели в гостиную, где сидели за столом исправляющий должность патриарха митрополит Доситео, митрополит Петр, архиепископ Мелетий, еще два епископа и канцлер патриархов. Они имели известие о моем прибытии из Байрута и из Яффы. Я был принят ими ласково, выше всякого ожидания, и во все пребывание мое в Иерусалиме мне у них было чрезвычайно хорошо, только непривычные для нас жары, доходившие до 36 гр. по Р., были нестерпимы, тем более, что не было от них спасения между голых скал, на которых построен город, и которыми окружен на пространстве двух или трехдневного переезда.

Иерусалим довольно обширен, и обведен крепкими каменными стенами. Жителей, по словам самих иерархов, считается до 45 т., из коих до 20 т. Евреев, до 20 т. Арабов и Турок, и до 5. т. христиан всех исповеданий. Странное сборище народов в таком бедном месте. В Иерусалиме так много никем не занятых огромных каменных домов и других строений, что могло бы вдвое еще столько поместиться, сколько в нем теперь есть, и можно сказать, что распространением [48] своим Иерусалим обязан заботливости и щедрому иждивению величайшей из всех христианских цариц — св. Елене. На патриаршем дворе, где построен монастырь, в коем живет вся иерархия грековосточной церкви, стоит св. храм Спасителя нашего, со святым его гробом, Голгофою, и многими другими св. местами, под одною крышею.

В Иерусалиме я говел, и исповедывался на русском языке и приобщался у самого Гроба Господня, переночевав в церкви, по предложению иерархов. В день причастия литургию служили для меня по-русски, священник диакон, в 2 часа пополуночи. Служение в храме Господнем христианами разных вероисповеданий никогда не прекращается; это надо видеть самому, чтобы понять хорошенько. Другую обедню на русском языке служили для меня в монастыре св. Саввы, когда я был там; это в 18 верстах от Иерусалима. Подобного монастыря я нигде не видел.

Посетив все монастыри в окружности, коих числом до 20, я простился с иерархами; они, при последнем со мною свидании, благословили меня крестом и обязали словом исполнять долг апостольский, т. е., проповедывать везде и говорить обо всем, что слышал и видел об Иерусалиме. Я выехал на ослах в те же ворота богомольцев, чрез которые [49] въезжал, и с теми же провожатыми, и благополучно возвратился в Яффу. Кто из христиан едет в Иерусалим из отдаленных стран без веры или с сомнительною верою, только для удовлетворения своему любопытству, тот не отыщет себе там никакого восхищения, и все труды, предпринятые им на пути к св. граду, обратятся ему в тягость и памятное неудовольствие.

Когда благочестивый христианин в Иерусалиме подумает, что он находится в том самом месте, где Основатель св. веры христианской Иисус Христос, Бог все сотворивший и человек, который родился, ходил, учил, наставлял, делал чудеса, — исцелял больных и воскрешал мертвых, наконец пострадал позорною и мучительною смертью за нас, и воскрес из мертвых, то — едва ли в состоянии будет передать чувства свои другому, в той мере наслаждения, в какой он сам их ощущал. Приближаясь к св. месту чувствуешь сначала неизъяснимый страх, замирание сердца и трепет в теле, вошед в него с истинною верою, любовью и надеждой облекаешься в благодать его, и выходишь как бы вновь возрожденным, с чувствами необыкновенной радости в душе и легкости в теле. [50]

______________________________________

Две ночи переночевал я в Яффе в ожидании попутного себе корабля. К счастью моему, на следующее утро, при свидании с г. агентом, я узнал от него, что ночью прибыло два корабля Дермы, из Байрута, которые едут в Дамяту, первый город в Египте на Ниле, и что оттуда всякий день отправляются по нескольку купеческих кораблей в Кахир. Это известие меня чрезвычайно обрадовало, и я опять с Англичанами выехал из Яффы на полдень боковым ветром, и на пятый день прибыли в Дамяту. В виду берегов Африки нагнали нас два хорошо устроенные корабля, каждый о семи парусах, и провожали нас с раннего утра до часу пополудни, один с правой стороны в двух верстах, другой с левой, в четырех верстах. — Капитан наш сперва молчал, а мы рады были, что не одни в открытом море. В 11 часов утра капитан закричал на арабском языке: «господа, это корабли пиратов! готовьтесь отразить их.» Он тотчас велел всем пассажирам собраться в одно место у руля, дабы показать им, что нас не мало. У меня ничего не было для защиты, даже палочки; у Англичан было у каждого по два пистолета; у прочих у всякого что-нибудь да было на подобный случай, по азиатскому обычаю. В таком положении мы плыли с час времени; когда корабли пиратов сблизились и заметно от нас [51] отстали. Тут мы увидели уже в тумане африканские берега, недалеко от впадения Нила в море. Таким образом избежав опасности, мы вошли в один из рукавов Нила, и плыли до города Дамяты, встретив на пути несколько приключений таможенных и карантинных. Город Дамята обширен и из лучших в Африке. Посреди города, у самых балконов четырех этажных домов протекает величественная река Нил; по такой прекрасной улице мы доплыли к пристани, где консулы всех европейских держав имеют свои конторы. Уже солнце село, и мы расположились ночевать на корабле.

На другой день я любовался особенным видом города.

Дворец Ибрагима паши с отличным садом и военное училище в огромном каменном строении служат лучшими украшениями города. Здесь нет недостатка в купеческих кораблях, и мы без затруднения нашли себе один, чтоб доехать до Кахира. Дорога эта была ни что иное, как приятная прогулка между садами, разведенными по берегам реки. Здесь Нил в иных местах вдвое шире нашей Невы, а где и в половину ее уже. По обеим сторонам Нила раскиданы селения, изредка города не европейской архитектуры; дома хотя не низкие, но все без дворов и не крытые, исключая лучшие городские [52] строения, Нет селения, в котором бы внутри или с боков его не было бы рощи или лесу, более из финиковых необыкновенной вышины деревьев, на которых, как проезжал я в июле месяце, тяготели зрелые плоды.

На шестой день нашего плавания, в 5 часов утра, показались нам, как в тумане, три пирамиды и темная цепь кахирских гор. В тот же день мы проехали еще два порядочные города, и в 4 часа пополудни прибыли в Кахир. Тут в многочисленной толпе легко одетых и полунагих арабов, мы выбрались с вещами нашими из корабля на берег, наняли ослов, для переезда, в ту часть города, где живут Европейцы. Здесь наняли мы себе квартиры: Англичане в английском, а я во Французском отеле. На другой день я познакомился с нашим консулом г. Бонты, а чрез него с австрийским и прусским: они живут здесь очень дружно. Австрийский генеральный консул человек очень достойный, ученый и богатый — г. Шампион, кажется, представляет между ними почетнейшее лицо.

Спустя несколько дней я имел случай познакомиться через гг. консулов с губернатором, пашою кахирским, человеком очень обходительным и весьма уважающим Русских. Он, как я после узнал, действительный отголосок Мегмед-Али паши. [53]

Кахир, в котором я, на берегу, по полунагим арабам, сделал было худое заключение, через несколько дней понравился мне своею особенною физиогномиею, отличною от всех виденных мною городов.

Есть старый и новый Кахир, но они соединены площадью, строениями и садами. Оба построены на берегу реки Нила, хотя есть обширные части города, удаленные от реки. С незапамятных времен построена здесь крепость на высокой горе и на важном пункте.

В Кахире считают жителей до 500,000, но я не думаю, чтобы было более 400,000, и все арабов, за исключением малого числа Европейцев, которые при Мегмед-Али паше живут в Кахире свободно, как и во всем Египте, и пользуются такими правами каких в Европе не имеют и все одеваются по-европейски, исключая служащих у регента.

Г. Шампион сблизил меня с весьма умным и ученым человеком, написавшим естественную историю, г. Бальмом, который предложил мне осмотреть достопримечательности города.

Из нового Кахира мы на ослах отправились в старый; здесь родился Моисей; здесь у острова Рода Моисей был найден в Ниле. Далее направились мы к одному из оставшихся от семи чудес сего мира, существующему еще на земном шаре, дивному произведению древности [54] египетской, — к пирамидам: Гиза, Сакарра и Шитен, из них достопримечательнейшая Кеопс. Смелые бедуины, без позволения моего, подхватили меня на руки, и внесли во внутренность пирамиды; показывали мне все комнаты, потом перенесли на самый верх пирамиды, а потом по ступеням, как по лестнице, спустились со мною вниз. Когда мы вышли, то было уже поздно; а здесь, по захождению солнца, тотчас наступает ночь и не бывает вечерней зари; потому что солнце заходит здесь не косвенно, а перпендикулярно к горизонту; мы поспешили домой.

Священная река Нил, бесподобный климат, вечно производящая земля, никогда здесь не отдыхающая, суть явления изумительные для Европейца. Народ здесь кроток и уступчив, честолюбив и собою не дурен; язык его резок и важен; говорит он с некоторою расстановкою, с паузами. Женщины нежны, скромны, стыдливы, уступчивы и от природы добры. Оба пола одеваются сообразно своему климату. Обыкновенные женщины ходят в одних рубашках, богатых или бедных, шелковых или бумажных, черных или синих, большею частью длинных, с босыми ногами или в тонких чулках и башмаках. Здесь все для Европейца ново и поразительно: низкое с высоким, дикое с ручным, суровое с любезным, дружески соединены [55] между собою. Мне эта, хотя и неправильная, но новая и неожиданная пестрота понравилась.

В городе узкие и непрямые улицы, дома высокие, но дикой архитектуры, исключая нескольких в европейском вкусе, построенных еще до наполеоновой экспедиции в Египет. В крепости монетный двор меньше, но не хуже константинопольского, арсенал, кабинет редкостей, дворец на прекраснейшем месте, казармы, присутственные места, дом умалишенных, больница, огромная новая мечеть в черне, окруженная колоннадами из прозрачного белого мрамора, недавно найденного в Египте; телеграфе, переговаривающий с Александриею; древний и знаменитый колодец Иосифа и проч. В городе мечеть, лучшие домы и фабрики — новые постройки на большом пространстве, начатые Мегмедом-Али; лавки, базары невольниц черных и белых, бани, и проч. По в Кахире, сверх чудесных пирамид, я видел то, чего нигде в Европе, при всем у нас искусстве, образованности, вкуса и изысканности, найти не возможно, это два новые сада, разведенные Мегмедом-Али пашою. Один из них на острове Рода, насупротив старого Кахира, другой за городом, в деревне Шубре, соединенный с городом, примерно, трех верстною аллеею, неимоверной красоты. Эти два сада я далеко предпочитаю всем виденным мною садам в Лондоне, в Париже, [56] в Петербурге, в Вене, в Константинополе, в Неаполе, в Риме, в Дамаске, в Мальте, в Сицилии, во Флоренции и во всех прочих местах Европы и Азии, где только я бывал. Эти сады превосходны не по беседкам, гротам, лабиринтам, которые здесь также есть довольно, но по изумительной красоте и разнообразию растительности, и по этому прелести этих садов нельзя ни описать, ни пересказать, как нельзя объяснить прелести красок.

С одним Греком был я у православного александрийского патриарха греко-восточной церкви, Иерофея, который живет в Кахире, в старом городе, при монастыре; ему уже за 80 лет, и он всеми уважаем. По любви своей к Русским, он принял меня ласково и угощал по их обряду: кофеем, водою, вареньем и трубкою; при прощании пригласил он меня на 15 августа к обедни в монастырь, в церковь пресвятые Богородицы, которую он сам будет совершать. Служение тоже какое и у нас, только различается некоторыми церемониями, относящимися к патриарху; например, он, как патриарх и папа александрийский, служит с двумя митрами, и в разные части литургии надевает то патриаршую, то папскую митру. По окончании литургии, священный патриарх пригласил меня и переводчика и путеводителя моего Грека, но русского подданного, г. Ховерова, имеющего две [57] золотые медали — к себе, и угостил нас превкусным и роскошным обедом и кахирскими плодами; но сам ничего не ел, и удалялся даже от запаха приносимых на стол кушаний, ибо в тот день когда он служит, он 24 часа ничего не ест и не пьет.

Через два дня я опять был у патриарха с г. Ховеровым, и тут уже имел полное удовольствие беседовать с ним о разных предметах. Он обещал мне на другой день, по моей просьбе, прислать через секретаря своего три бумаги, содержащие в себе предметы близкие их сердцу. Бумаги эти действительно я на другой день получил; они писаны на греческом языке, подписаны патриархом и за его печатью; по возвращении моем я их переведу и сообщу во всеобщее сведение.

Православных в Кахире, по словам патриарха, не более 2000 человек, частью Греков, частью Арабов; для них три церкви; из них одна недавно построена, в средине нового Кахира, во имя св. Николая, с помощью общего покровителя православия и украшенная образами отличной петербургской работы, пожертвованными графинею Орловою. Эта церковь прекрасной архитектуры; имеет при себе небольшой монастырь, и была бы в Петербурге из числа богатейших.

На 13-й день пребывания моего в Кахире консуле наш г. Бонты передал мне [58] уведомление генерального нашего консула из Александрии, графа Медема, чтобы я поспешил выездом моим из Кахира в Александрию, по случаю имеющих скоро возникнуть военных действий между союзниками и Мегмед-Али пашою, и что он сам через несколько дней должен будет удалиться из Александрии.

Из Кахира до Александрии ехал я на купеческом корабле 5 дней и 4 ночи, сперва Нилом, а при конце каналом, который устроен Мегмедом-Али пашою, принесшим здесь в жертву своих работников.

Александрия гораздо менее Кахира, обведен каменною стеною с валом, и всякий день запирается при захождении солнца; имеет две обширные гавани у моря, город почти весь окружен морем. В старом городе живут Арабы, а в новом Европейцы; первый постройкою хуже второго, в котором есть площадь, обстроенная прекраснейшими и огромными домами, еще не вымощенная; — но такой величины площади я не видал нигде в Европе. На этой площади и около живут все европейские консулы, знатнейшие нежели в Европе послы и посланники. Помпеева колонна, памятник, достойный славы своего времени, из целого куска египетского гранита, стоит на песке, у кладбища Арабов, за стенами города, близ моря. Два обелиска Клеопатры, у стен города, в песке, также из цельного [59] гранита, и такой же почти, вышины; один стоит еще, а другой, — свалился. Показывают еще за городами развалины древних клеопатриных бань, похожих более на гробницы.

Перед отъездом я пожелал представиться регенту Мегмед-Али паше; но генеральный консул наш возразил мне, что едва-ли Мегмед может принять меня в такое неприятное для него время. Тогда я обратился к добрым людям, доктору и полковнику в службе у Мегмеда, но европейских уроженцев; они мне все уладили; при чем несколько помог мне и паспорт мой, писанный на арабской языке, с которым ехал я в Дамаск. Я представлялся в загородном его дворце.

Мегмед Али сидел в углу дивана. Разговор наш начался от него вопросами: «кто я, откуда еду, из каких видов путешествую, долго-ли служил в военной службе, и нравится ли мне Египет?» Ответы мои, кажется, были для него удовлетворительны. Тут стали переводить ему замечания мои, что мы, Европейцы, посещаем здешние места, не столько для изучения настоящего положения сего края, сколько для того, чтобы удивляться величественным остаткам древности и памятникам давно прошедших веков и народов, которые, между прочим, к прискорбию, находятся в самом жалком состоянии: чудесные пирамиды в таком запущении и [60] небрежении, как будто они последние предметы в Египте; в самой даже Александрии Помпеева колонна по порче пьедестала с одной стороны угрожает скорым падением. Другой обелиск Клеопатры ожидает той же участи, что и первый. От чего бы не сбирать добровольных приношений иностранцев, приезжающих на посещение сих освященных веками памятников, и не поддерживать их на эту сумму.

Регент, по выслушании краткого перевода моих замечаний, погладил свою бороду, и сказал на арабском языке: «как перевели мне, он правду говорит, но прежде надо нужнейшее делать.» Потом спросил меня, куда я еду. Тут вошел к нему один из его чиновников, я откланялся и вышел, поблагодарив его за милостивый прием.

По приезде моем домой, я в тот же день, при помощи одного чиновника, служащего в канцелярии прусского консульства, взял у главного арабского доктора, за деньги, свидетельство о моем здоровье, и нанял себе место на пароходе Танкред, в Грецию, до города Сиры.

На пятый день мы прибыли в Сиру. Вид этого города довольно живописен; он построен амфитеатром; дома белые как снег, от отражения солнца. Город обращен на восток, и имеет хорошую гавань. Мне надобно было здесь выдержать карантин, или перейти на английский [61] пароход, отправлявшийся в тот же день в Мальту, и там держать трехнедельный европейский карантин. Но мне непременно хотелось побывать в Греции, потому я, хоть и один, остался на Танкреде, который, по выдержании трехдневного карантина, отправился, и через сутки был в Пирее, гавани афинской, от которой на расстоянии часовой езды (4-х верст или 5) отстоят и самые Афины.

Пирей есть совершенно новый, прекрасно построенный город; имеет небольшую гавань, но хорошую, окруженную со всех сторон горами, и совершенно круглую. Тут же, на берегу гавани, и карантин, небольшой, но чистый и хорошо устроенный, в котором пробыл я 7 дней. В течении сей недели я имел удовольствие видеть в карантине г. министра нашего, посланника, Григория Антоновича Катакази; он просил меня, по выходе из карантина, побывать в Афинах в его доме.

Чрез неделю я нанял в немецкой отели себе квартиру, и всякий почти день бывал то у Катакази, то у генерального консула г. Папаригопуло.

Афины небольшой город; строения в нем почти все новые, европейской архитектуры, и постройки в нем беспрестанны. Здесь дух, народность, обычаи, одежда, все коренное греческое. Государство новое, недавно из развалин [62] своих возникшее, растет по силе средств своих и обстоятельств. Церкви в Афинах все старинные и очень бедные, не исключая и собора; лучшая из всех церквей принадлежит нашему посольству. Зато театр, по особенному вниманию и распоряжению нынешнего короля, прекрасный и обширный, даже не по городу, и несравненно лучше всех церквей. Таково требование «духа времени». Особенно еще отличается здесь, по огромности своей и красоте, дворец, коего все стены выведены из белого греческого пантелиского мрамора, выламываемого из горы того же названия; но он еще не отделан внутри. Целости и хорошему состоянию в настоящее время памятников, уже 2500 лет свидетельствующих минувшее величие столь древнего народа — обязаны особенно известному антикварию и писателю г. Питоку, коего присмотру переданы они правительством. По его указаниям и объяснениям я видел все, что только осталось от прежних времен в Афинах, и что отыскано им и отрыто в земле в новейшее время: 1) храм Тезея, из чистого белого мрамора, в целости; 2] четыре колонны от храма Минервы; 3) портик Андриана в целости, со времен римского владычества; 4) гору и пещеру двенадцати Нимф, высеченные в каменной скале; 5) Пниск — обширное место для всенародного собрания, со ступенями; 6) гробницу Кимона, сына [63] Мильтиадова, не поврежденную нисколько; 7) темницу Сократа, совершенно уцелевшую, потому что все три комнаты ее высечены в одной каменной скале; 8) Филопоп из чистейшего белого мрамора, один большой секанс круглого храма, с человеческими статуями во весь рост, высеченными в мраморных стенах; 9) Лодеон, театр, у крепости, построенный полуцирком; в нем помещалось до 10,000 зрителей; 10) храм Бахуса, на косогоре у крепости; 11) театр Бахуса на том же косогоре; 12) храм Юпитера, на равнине, с тремя рядами огромных колонн, каждая в шесть сажен вышины, и в сажень толщины, из белого мрамора. Их было 136, теперь осталось 16; большая их часть увезены в бедный Рим для обогащения; 13) триумфальные ворота императора Андриана, с римских времен; 14) восьмистенную башню, с символическими изображениями восьми главных ветров, из белого мрамора; 15) Акролопис; 16) Пропилей, 2,500 летний парадный вход в крепость, чудное зрелище, с превосходною лестницею из белого как снег мрамора; 17) храм победы без крыльев; 18) музей в крепости, в котором несколько тысяч статуй, голов, рук, ног, карнизов, колонн, и проч. 19) Дивный Парфенон — храм Минервы, произведение высокого греческого искусства, 54 огромных колонн, белого чистого мрамора, без пятен. Длина [64] этого храма 228, ширина 102, а вышина 72 фута, и, кажется, как будто он висит на воздухе;

20) храм Еректея, разделенный на три части.

21) храм и портик де Кариотиде; 22) за Акраполы, у крепости направо, не высокая, плоская гора, где был ареопаг, с двумя лестницами у входа и у выхода; 23) С другой стороны города, плоская не высокая гора, на которой была Платонова Академия, теперь там построен храм Пресв. Богородицы.

Из Афин я ездил в Наполи-ди-Романи и в Коринф. В Наполи я имел письмо из Одессы к коменданту города, полковнику де Алмеида, и был им хорошо принят. Наполи-ди-Романи небольшой город, но очень порядочный; построен на краю выдавшейся в море горы. Гавань его прежде была значительна, теперь не столь важная. Это место может служить теперь лучшим пунктом для соединения морских сил.

Коринф, некогда бывший образцом вкуса, красоты, любезности, теперь без всякой привлекательности, малый и худо укрепленный город, на прелестном высоком месте, у подошвы коего разведены кругом прекрасные сады. На противоположном берегу моря виден отсюда Геликон и Парнас. Римский полководец Луций Мумий разорил его до основания, и место посыпал солью. [65]

По возвращении в Афины, я поспешил нанять место на австрийском пароходе Фердинанд, отправлявшемся в Корфу.

На пути мы встретили Саламинский остров, известный в древности поражением Ксерксова флота Фемистоклом, теперь пустой, но замечательный по своей высокой круглой горе, простирающейся до самого моря. Вся дорога к Корфу унизана частыми гористыми островами, с прелестными видами.

На другой день мы прибыли в Корон, город у моря на равнине с двумя укреплениями, защищающими и крепость и гавань. Говорят, что город этот много претерпел во время греческой революции. Далее, заходили в Модон, также с приморским укреплением, и, кажется, с моря трудно его взять, но с сухого пути легко, потому что с напольной стороны он окружен высокими горами. Отсюда прошли в Паварин, город на юго-восточной стороне моря, имеющий две крепости: старую с севера и новую с юга; владеет отличною, на военных правилах устроенною, гаванью, в которой, в последнее время, силами трех союзных держав, истреблен был турецко-египетский флот. На третий день прошли близко берегов Аркадии, и подошли к острову и городу Занту, отлично устроенному и [66] украшенному Англичанами; отсюда проехали к городу Патрасу, где в гавани стали на якорь, чтоб отдохнуть, запастись водою, угольями и другими припасами. Патрас прекрасен по местоположению, как и все приморские города, построен не на высоком косогоре. Город совершенно новый; он возобновлен после разрушения его Турками в последнее восстание Греков. Одна старая крепость осталась на горе, разоренная во многих местах и никем теперь необитаемая. Постройка новых домов совершенно европейская о двух и трех этажах, из камня. Город весь окружен горами. Гавань его довольно обширна и глубока. К вечеру этого же дня мы снялись с якоря. Ночью пароход наш был недалеко от Миссолонги, а на другой день утром миновали острова Итаку и гору Ватху, месторождение Улисса; скоро оставили за собою и Кефалонию. Наконец, на пятый день, мы прибыли в Корфу.

Осмотреть этот городе способствовал мне г. консул наш Папандопуло. Остров и город Корфу принадлежит Англичанам, населен Греками, отличен по местоположению, постройке, порядку, английской чистоте, и прекрасными видами на окружающие его острова и горы. Дома здесь высокие, четырех и пяти этажные, хорошей архитектуры. Я был в старинной церкви [67] св. Спиридона и прикладывался к его св. мощам, лежащим на правой стороне у алтаря. Церковь целый день отперта и наполнена различного звания и состояния людьми. Примечательности города суть: театр, площадь, большая и красиво застроенная, посреди города, губернаторский дом, не уступающий многим дворцам, арсенал, казармы, и проч. магазины, лавки, базары и набережные — весьма хорошо устроены. Замечательна здесь еще не конченная цитадель, построенная у самого города, на берегу моря, на весьма высокой горе, имеющей вид усеченной сахарной головы. Пушки на ней обращены все на самый город; можете быть потому, что вероломные Греки не без досады видят владычество здесь Англичан, и ждут — удобного случая. Я имел письмо из Афин к брату убиенного в Греции графу Коподистрию; но, при расспросах о его квартире, узнал от нашего консула, что за ним и за всеми приходящими к нему, начальство надзирает; однако я был у него и посидел с ним около часу; он был рад моему посещению, и подарил мне гравированный портрет покойного своего брата.

Я располагал было ехать отсюда на английском пароходе в Мальту, но г. Попандопуло отсоветовал мне, потому во первых, что здесь парохода этого надо долго ждать, а во вторых, [68] что в Мальте карантин строгий и очень продолжительный; почему я на том же Фердинанде отправился чрез Анкону в Триест.

Константин Павлович.
1841 г. 27 Февраля. Пест.

Текст воспроизведен по изданию: Заметки путешественника по Востоку // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 36. № 141. 1842