-

Воспоминание афонского инока Парфения о посещении св. горы Афонской его Императорским Высочеством Великим Князем Константином Николаевичем в 1845 году.

В июне 1845 года получено было на Афонской Горе радостное для Греков, а наипаче для Русских, там проживавших, известие, что прибыл в Константинополь Российский Царевич, Великий Князь Константин Николаевич. Начали думать: не посетит ли и св. Афонскую Гору. Но впрочем не имели надежды, потому что Царевич поехал из России не монастыри смотреть, а царства, города и страны и проч. Я в то время жил в пустыни на келлии св. Георгия, принадлежащей Руссику, т.-е. Русскому монастырю на Афоне. В один простой день понудила меня совесть сходить в монастырь для некой своей потребности, и, взявши от своего старца Тимофея благословение, пошел в монастырь. Это было в июле месяце. Пришедши в монастырь, пошел с братиею в трапезу. После трапезы смотрим, идет от Солуня пароход, и как только минул полуостров Сику, то поворотил прямо к св. Горе Афонской. Мы все удивились, что это значить? Потому что пароходы никогда еще к св. Горе не захаживали. Посмотрели в подзорную трубку, и увидали русские флаги. Тогда все поняли, что идет Царевич, Великий Князь Константин Николаевич.

Все наши отцы забегали в испуге от того, что нечаянно приезжает такой великий гость. Игумен Герасим прибежал к русскому духовнику Иерониму и сквозь слезы сказал: «отец Иероним, встречайте, вы Русские, сего дорогого гостя, как знаете; потому что мы Греки еще не встречали таких великих гостей, особ Царского Дома; теперь распоряжайся ты, как знаешь». Духовник приказал благовестить в большой колокол, а братии всей [136] собираться в собор. Собравшись, все иеромонахи и иеродиаконы облачились в лучшую священную одежду. В церкви зажгли все свечи и паникадила. Игумен взял крест, и вышли с хоругвями и фонарями из монастыря. Братия с хоругвями пошли к самому морю, а иеромонахи с иеродиаконами остались близ ворот монастырских. Пароход держал прямо к нашему монастырю. После нам сказывали, что когда Царевич посмотрел в подзорную трубку и увидал братию с хоругвями, положил трубку и с чувством сказал: «вот наши Русские; знают как встречать». Его тронуло наипаче то, что, сколько он ездил по Турции и Греческим островам, нигде не видал такой встречи. Когда пароход подошел близко к берегу, то послан был к берегу каик, и подъехавшие спросили нас: «есть ли у вас русские, по крайней мере знает ли кто по-русски говорить? Такие пожаловали бы человека три на пароход. Великий Князь желает поговорить». Наши три брата тотчас разоблачились и отправились на пароход: духовник Иероним, иеросхимонах Антоний, пришедший с Валаама, и иеросхимонах Сергий, прежде бывший Серафим, Вятской губ., из студентов семинарии. Когда они приехали на пароход, Царевич взял от них благословение и спросил их, откуда они родом? И когда узнал, что истые Великороссияне, то изъявил радость; спросил, сколько братии. Потом сказал: поезжайте с Богом, и скажите отцам, чтобы на солнце не стояли; теперь жарко; а я еще замедлю час; буду обдать.— Когда о том отцы приехавши сказали нам, мы возвратились к монастырю и пождали час.

Потом заиграла на пароходе музыка, и мы пошли к морю. Царевич вышел на берег, поклонился и сказал нам: здравствуйте, отцы, и благословите! Мы поклонились. Потом пошли к монастырю. Близ врат стояло всё духовенство. Игумен благословил Царевича крестом. Потом запели: «Достойно есть» и пошли. Царевич был весьма весел и сказал: это киевская Лавра, и певчие киевские. Взошли в церковь Успения Божия Матери, где горело множество свеч и лампад; был молебен и многолетие [137] по-русски. Царевич стоял по средний церкви. Потом вынесли из алтаря все св. мощи в ковчегах и поставили среди церкви. Царевич стал прикладываться с благоговением: пред каждою святынею творил по 3 поклона. Братия в это время пели стихиры. Наши отцы — Греки и Болгары плакали от великой радости: 1-е, о том, что со страхом и благоговением подходит Царевич к святыне, 2-е, что сподобились видеть своими глазами отрасль Православного Христианского Царя. Также говорили: «блажени очи наши, видевшие днесь Православного Христианского Царского Сына! чего мы не знали уже более 400 лет, то ныне видим своими очами. Велик день сей для нашей обители, и для всей св. Горы Афонской: она сподобилась принять такого гостя, поклонника и Богомольца, какого не видала у себя многие веки».

Поклонившись всей святыне, Царевич пошел в русскую церковь Святителя Митрофана, и посетил весь русский корпус и три церкви. Потом пошел к новостроющемуся русскому храму во имя Святит. Митрофана и полюбовался им. Спрашивал об иконостасе; Ему сказали, что иконостас делается в С.-Петербурге. Потом пройдя по всему монастырю, прошел прямо в гостиницу, где угощали сладким варением, кофием и афонскими орехами, которые Ему понравились. Потом иеросхимонах Сергий говорил Ему по бумаге речь: ублажил его пришествие во св. Гору Афонскую, и сколь возрадовалась сия пустыня о Его пришествии, сколько будет благодарна св. Гора за Его посещение, и прочего много, — все в стихах. Царевич слушал внимательно и со слезами на глазах. Потом взял и еще Сам прочитал и оставил у себя. Хотел также сказать слово архимандрит Прокопий грек, но консул отсоветовал, потому что слово было на Ново-греческом языке. Сидел в гостинице часа с три: много разговаривал и расспрашивал, пока приготовили мулов, и дали повестку в прочие монастыри.

Когда проводили Его Высочество на пароход, Он пошел в монастырь Ксеноф, а прочие поехали сухим путем. [138] Здесь была встреча Царевичу так же, как и в первом монастыре; так же прикладывался к мощам, и был угощаем в гостиннице.

Отсюда Великий Князь отправился пароходом в монастырь Дохиар; здесь тоже самое было, что и в Ксенофе.

Отсюда дошел пароходом до зографской пристани, сел на мула и поехал в монастырь Зограф; тут встретили так же, как и в Русском монастыре. И здесь ночевал. Поутру ходил к литургии. Литургию служил русский иеромонах Илиодор, пели Болгары; и Он стал петь Сам, и пел прекрасно.

После литургии сходил в гостинницу и потом сел на своего мула, и отправился в монастырь Хилендарь. Здесь встреча так же была, как выше сказано. Взошедши прежде в храм, приложился к чудотворной иконе Пресвятые Богородицы, нарицаемой Игумении. Прочую святыню всю поставили на престол, и желая почтить особу Царственного Дома, просили Царевича, чтобы взошел в алтарь приложиться к святыне; но Царевич не соизволил и сказал: я не священник, и не Царь, чтобы мне входить в алтарь. Греки, удивляясь его смиренно, вынесли из алтаря всю святыню и поставили на средине Церкви, и Он прикладывался с благоговением, так что все Болгары плакали. Потом много рассматривал храм, удивлялся красоте его; в гостиннице угощали Его Высочество кофеем, вареньем и орехами.

Потом Царевич поехал в монаст. Есфигмен, где, встречен был так же с иконами и крестами и прикладывался к св. мощам.

После угощения в гостиннице сел в легкий каик и пошел морем в монаст. Ватопед, великую Лавру, а прочие на мулах туда же ехали горами. Здесь Греки встречу сделали по своему: от самой церкви до пристани выстлано было дорогими коврами, на которые набросали разных благовонных цветов и лаврового листу. Встречать вышли до самой пристани митрополит с архимандритами, которые тут живут на покое, все иеромонахи и иеродиаконы. Вынесли много хоругвий и крестов, в том числе и крест [139] царя Константина Великого, который носил он пред полками, большое Евангелие и чудотворную икону Пресвятыя Богородицы Ктиторшу.

Здесь было великое стечение монахов из всех ближ скитовь и келлий; ибо уже почти все на св. Гор узнали и поспешали в Ватопед. Здесь Великому Князю готовили обед. Царевич, подъехав, посмотрел и спросил: что это значит, что такую Мне делают встречу? Ему сказали, что это Греки по своему обычаю. Митрополит держал крест из самого Честнаго древа, и когда Царевич вышел на берег, митрополит трижды Его осенил крестом и дал поцеловать его. Певчие пели не «Достойно есть», но торжественную и радостную песнь: «Слава в вышних Богу и на земли мир», и проч. до конца. Пошли тихо; у Царевича на глазах были слезы.

Здесь можно было видеть множество афонских монахов: ибо почти все афонские отцы и пустынножители оставили свои уединенные келлии и пещеры и пришли посмотреть Благоверного Российского Царевича и Великого Князя Константина Николаевича. Все проливали от радости слезы, и крестя лица свои, благодарили Бога, и смотрели на Царевича, как на светлого Ангела Божия, посланного с небеси. Удивлялись, что пришел не с пышностию и не с гордостию, как имеет обычай султан ездить, но со смирением и кротостию, не имея вокруг себя ни стражи, ни телохранителей, но окружен был одними монахами и немногими своими спутниками, и одежда была на нем не златотканная и богатая и не воинская, но самая простая: соломенную шляпу держал в рук.

В Ватопед что-то было особенное со всеми. В прочих монастырях опасались Турок оказать какое-нибудь великое уважение; но ватопедские отцы позабыли весь страх и встретили от всей своей души, как только лучше могли.

Взошли в Великий Собор; он был убран и украшен, горело множество светильников, и все свечи и паникадилы. Выставлена была вся святыня, и Царевич прикладывался с благоговением. И когда подошел прикладываться ко кресту Константина Великого, тогда Митрополит воздвиг крест и трижды осенил им, говоря: «сим побеждай враги твоя».

Отсюда пошли в гостинницу, где угощали Великого Князя. Потом он кушал и после обеда отправился в скит [140] Илии пророка, расстоянием от Ватопеда верст 10, все горами и темным лесом. Царевич поехал прямым путем, сопровождаемый множеством монашествующих, предъидущих и последующих ему. Дорога узкая, так что с трудом можно проехать; но обе стороны темный лес. От Ватопеда долго ехали на гору, а потом по ровному месту, после под крутую гору. Царевич слез с мула, и пошел пешком; смотря на него, и все слезли и также пошли пешком.

Увидев впереди строение, Царевич спросил: что это такое? Ему отвечали, что это скит Богородицы; живут Болгары, а принадлежит к русскому монастырю. Царевич пожелал заехать туда. А братия скитские ничего не знали и не слыхали; потому что живут от монастыря далеко, сами никуда не ходят, а им никто не сказал, и занимались своими трудами. Вдруг скит их наполнился народу — монахов и мирских; начали звонить. Скитские братия испугались; вышел игумен Никифор и спросил, что это значить? Ему сказали, что приехал Российский Царевич. Игумен испугался и не знал что делать. Сторонние братия подвели его к Царевичу, но он от испуга ничего не говорил. Хотя и говорили ему, показывая рукою на Царевича: это, отче, Российского Императора Николая Павловича сынок, Великий Князь Константин Ииколаевич; заехал к тебе в гости: но игумен ничего не говорил, а только кланялся. Царевич подошел к нему и сказал: благослови, отче. Игумен благословил. Царевич взял его руку, и держа оную, сказал: отче! не бойся. Поведи нас в церковь, скажи ектению, и помолись за нас. Игумен, ободрившись, побежал в церковь, надел на себя епитрахиль и ризы, и встретил с крестом Царевича на паперти. Взошли в церковь; по ектении и многолетии вынесли св. мощи, к которым Царевич приложился, а потом пошел в гостиницу, где Его угощали.

Потом отправился в путь — в скит Илии Пророка, почти непроходимой пустыней. В скиту встретили по русскому: в церкви была ектения и многолетие по русскому. Потом пошел в гостинницу, где и ночевал. Поутру стоял литургию, сам помогал петь. Из церкви пошел в гостинницу. Сюда приходили отцы из монастырей Ставроникиты и Ивера, и просили Царевича, чтобы он посетил их св. обители. Но он, посоветовавшись с спутниками [141] своими, отвечал со вздохом: «рад бы я все ваши обители посетить, но времени не имею».

Потом отправился на Карею, т.-е. на Афонский базар; в левой стороне от дороги остались монастыри: Пантократор и Ставроникита, только слышны были звоны их. Когда выехал на Капсал, остановился и полюбовался на Св. гору Афонскую и поехал далее на Карею, на которую собралось монашествующих не одна тысяча; для принятия было приготовлено училище. Встречать пошли из карейского протатского собора с хоругвями, крестами, свечами, иконами и Евангелием, так же, как и в Ватопед; более 100 человек было духовенства, и архиепископ Панкратий, и все члены Синода. Из всех монастырей были игумены и проестосы, а также множество простых монахов. Шли встречать более версты. Когда же встретили, архиерей благословил Великого Князя крестом, а певчие запели: «слава в вышних Богу». Кто тогда мог не плакать от радости? Когда подошли к училищу и хотели в него входить, Царевич спросил: «разве великой церкви нет?» Ему сказали: есть, да далеко идти. Но Царевич пожелал идти в великую церковь. Взошедши в церковь, по ектении и многолетии, прикладывался к св. мощам и чудотворной иконе Пресвятые Богородицы, называемой «Достойно есть» Потом ходил в протат и возвратился в училище.

Пришедши туда, сел и всем приказал сесть. Его угощали разным варением, кофеем и фруктами, и сделался весьма весел. Монахов было множество, все кругом сидели на диванах, и он со всеми любезно разговаривал, расспрашивал.

Потом предложили Царевичу, что многие отцы желают поднести ему афонские подарки. Он приказал всем невозбранно приходить и подносить ему, кто что имел: кто кресты, иные иконы, а более всего разных ложечек от своего рукоделия, и Он от всех принимал и награждал щедро.

Потом подошли иверские отцы, и со слезами просили посетить их св. обитель, потому что они имеют сношение с Россией, и имеют подворье внутри самой Москвы; но Царевич говорил, что невозможно: времени не имеет. Плтлм стали просить Лаврцы, чтобы посетил их св. лавру Афанасия Афонского. Царевич обещался заехать пароходом. [142] Просили и прочих монастырей отцы посетить их обители: но Царевич не соизволил по неимению времени

Потом отправился в монастырь Ксиропотам, в сопровождении множества монахов. В Ксиропотаме встретили так же, и по ектении и молебне Кресту, прикладывался ко Кресту из Честнаго древа, с отверстием, где был гвоздь. Духовник трижды осенил Царевича крестом, и Он трижды целовал крест, после того было многолетие. Потом был в гостиннице. Там были при Нем все старшие братия из нашего русского монастыря и с Ним говорили; просили Его, чтобы еще посетил русскую обитель, но Он отказался и сказал: «пусть братия русского монастыря придут на пароход, ежели кто желает со мной проститься». И мы все русские отправились на пароход, и многие из Греков. Мы приехали прежде, и нам пока на нароходе всё показывали, а Царевич в Ксиропотам, простившись со всеми афонскими отцами, приехал на пароход после, и с нами здесь простился, от игумена и от духовника и от всех иеромонахов взял благословение. Мы в каиках поехали в монастырь, а пароход пошел в путь.

И шел подле Горы Афонской; Царевич рассматривал с моря все монастыри и скиты, но в них не останавливался, а встречали и провожали его колокольным звоном. В лавр св. Афанасия остановился, ходил во внутрь; встреча была как и в Ватопеде; прикладывался ко всей святыни, был в гостиннице, и потом отправился в Константинополь.

Так Его Императорское Высочество Царевич и Великий Князь Константин Николаевич посетил жребий Царицы небесной — св. Гору Афонскую! Побывал в 9-ти монастырях, 2-х скитах и в главном месте Афона, на Карее, а в близи проехал 6 монастырей, их хорошо видел; скитов и келлий видел множество. Где был, везде снимал планы. Вся св. Гора Афонская радовалась и веселилась о таковом поклоннике и посетителе: все благодарили за сие Бога и Божию Матерь; благодарили и Всероссийского Государя Императора Николая Павловича, что прислал любезного Своего Сына на поклонение во св. Гору; также благодарили Великого Князя Константина Николаевича, что заехал во св. Гору и обрадовал Своим посещением всех афонских отцев и пустынножителей.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминание афонского инока Парфения о посещении св. горы Афонской его императорским высочеством великим князем Константином Николаевичем в 1845 году // Москвитянин, № 19-20. 1855