БЕРЕЗИН И. Н.

ПОСЕЩЕНИЕ

ЦАРЕГРАДСКИХ ДOСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОCTЕЙ, ВО ВРЕМЯ ПРЕБЫВАНИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

КОНСТАНТИНА НИКОЛАЕВИЧА

в 1845 году.

Миновав несколько местностей, мы достигаем наконец огромнейшего Азиатского предместия — Скутари. В древности этот город назывался Хрисополис (золотой город), — название, причина которого толкуется различно, и посему, я не привожу всех объяснений; потом он был прозван Скутари, от стоявших здесь войск с щитами (scutatus); Турки же переделали это имя в Ускудар. Здесь переправлялся десятитысячный Греческий корпус Ксенофонта; здесь останавливались Персы, [38] Аравитяне и Крестоносцы при нападениях на Византию. Порт Хрисополиса был обширнее нынешнего, а Филипп построил здесь дворцы и другие здания; Византийские Императоры нередко жили в Скутарском дворце. Ныне Скутари составляет довольно значительный город, в котором находятся бани, базары, благотворительные заведения, школы, караван-сарай (хане) и несколько мечетей; замечательнейшие из последних: Чинили-джами (Фаянсовая), построенная в 1557 году матерью Султана Мурада VI Нурбане-Султан; Аясма-джамиси (священного родника), построенная Султаном Мустафой III; Искеле-джамиси (пристани), построенная дочерью Сулеймана Михрмах Ханым-Султан, в 1547 году. Но особенного примечания достойна изящная и большая мечеть Султана Селима III, отличающаяся, подобно Махмудовой мечети в Топхане, обилием красивых арок и разных размеров окон с узорчатыми решетками. Скутари преимущественно населен торгующими Мусульманами, так что здесь сосредоточивается караванная торговля Царяграда с Азией, как в Галате — морская с Европой. Сзади Скутари находятся кварталы: Ени-махале (новый) и Салям-сиз (без приветствий), в которых живут Армяне, имеющие здесь и школу, а вне Скутари лежит огромное Мусульманское кладбище с густою и большою кипарисною рощею. Стамбульские Турки преимущественно хоронят себя на Азиатском берегу, считая его более приличным для благочестивого Мусульманина, и Даже в Галате есть пристань, называемая Меит-скелеси (пристань мертвых), перевозимых в Скутари. С Южной стороны Скутари расположены, на прекрасной местности, огромные каменные казармы, — массивное четвероугольное [39] здание, с башнями по углам, окруженное разными пристройками для конюшен и проч. Эти казармы построены Султаном Махмудом на 6,000 человек, но полного комплекта войск здесь не находится. К Востоку за Скутари лежит высокая гора Булгурлу (пшеничная), известная своим здоровым воздухом и очаровательными видами, на которой имеют киоски Султан и вельможи Оттоманские, и вода которой идет для Султанского стола; кроме того здесь замечательна Соловьиная долина (Бюль-бюль-дере).

Из волн Босфора, прямо против Скутари, в ста шагах от берега, возникает Кыз-кулеси (девичья башня). Европейцы называют ее Леандровой, хотя прославленный Геро переплывал Геллеспонт, а не Босфор. Так новое время старалось увековечить все воспоминания древности, перенося иногда их и на другие места! Девичья башня воздвигнута Императором Мануилом; в старину она носила титул крепости и соединялась с сушью молом, остатки которого приметны и доныне. Турки, найдя готовую башню и готовое предание, оставили за ней прозвание Кыз-кулеси, на Востоке весьма обыкновенное для всякой неведомой башни и даже приложенное у нас в Баку к одному древнему зданию. Покойный Султан поправил Леандрову башню, которая очень терпит от лодоса — Южного ветра, вырывающего иногда из здания целые камни и ниспровергшего однажды минарет у мечети Селима в Скутари. В настоящее время Девичья башня состоит из двух частей: из довольно высокой, массивной квадратной башни с ровными стенами, и примыкающего к ней невысокого здания с маленькой башенкой; крыша на главной башне свинцовая. [40] В малой башне зажигается на ночь фонарь: потому что близ этого берега находятся подводные скалы и отмели, и Босфор нередко покрывается туманами.

Ниже Скутари расстилается обширная долина Хайдер-Паши, в которой, в мое время, праздновалось бракосочетание Мухаммеда-Али, Паши Топханского, с одной из сестер Султана. На этой долине происходила битва Лициния с Константином Великим, в которой возникающее Христианство восторжествовало над дряхлым язычеством. Ныне здесь находится обыкновенный Султанский киоск, на фонтане которого иссечена Турецкая надпись. Чтобы дать идею о надписях подобного рода, я представляю полный перевод ее.

«Господь даровал Султана Абдул-Меджида, источник правосудия, живителя Природы и причину бытия существ. Благородный Халид-Ага, сановник Султана Селима II, моря милости, воздвиг этот Фонтан, но он разрушился, и Владетель мира, обратив на него свое внимание, удостоил воздвигнуть его вновь. Да соделает Всевышиий реку величия и могущества сего Царя Царей, даже до Судного дня, предметом зависти для Тигра и Эвфрата ! Пусть он найдет достойным Союти анаграмму алмаза Зивер! Султан Абдул-Меджид воздвиг прекрасный источник жизни! 1255 года (гиджры)».

На месте древнего Халкидона, ветхого предшественника Византии, основанного за 685 лет до P. X., столько раз разрушенного Персами, Готами, Аравитянами, и столько раз возобновленного с новою роскошью, славного в древности своим храмом Аполлона, а потом церковию Св. Евфимии и Вселенским Собором, ныне стоит небольшая, но красивая деревушка Кади-кёй (деревня [41] судьи, первоначально Гази-кой), населенная Греками, Армянами и Турками. Здесь находится новая Греческая церковь во имя Св. Евфимии, в которой колонна источает воду и хранится вила, терзавшая Св. Евфимию.

Чтоб окончить обозрение Босфорских достопримечательностей, немногое остается нам окинуть взором и припомнить. За Кади-кёй лежит Каламыш-дере (долина тростника), покрытая красивыми дубами, лавром и плодовитыми кустарниками; здесь аясма Св. Иоанна Златоустого, принадлежавшая храму того же Святого. Ныне к заливу Каламыш-дере, неглубокому, приезжают из Константинополя на купанье Европейцы, а у Турков есть на эту долину особенная песня «Тюльки». Южную оконечность Азиатского берега Босфора составляет Фенер-бурну (мыс маяка), на котором действительно стоит невысокий маяк. Здесь спаслась Ио, обращенная в корову, здесь стоял Фарос и храм Юноны, здесь Император Иустиниан построил церковь Божией Матери, две часовни, летний дворец, портики, базары и бани. Ныне в Фенер-багчеси (маячном саде) видны еще ничтожные развалины, а подле берега находится мраморный бассейн: здесь воздух чудесный, местоположение восхитительное, достойно заканчивающее великолепный Босфор.

Вот полный очерк — картиною назвать не смею — богатейшего и роскошнейшего в мире пролива, который Турецкие Писатели называют «лугом морским», а Турецкое Правительство признало оффициально главною улицею Константинополя, как города, по преимуществу приморского. Все здесь соединилось для украшения упоительного пролива: Природа принесла сюда лучшие свои дары и восхитительнейшие пейзажи, смешала здесь лавр с платаном, [42] кипарис с дубом, лилию с анемоном; История поместила на берега Босфора мировые события и поэтические мифы; лучшие по красоте человеческие племена, образцы античной Скульптуры, поселились около Босфора. С легкой руки Аргонавтов, на Босфор стекаются одни за другими громадные армии завоевателей или искатели приключений; с появлением Греков, возникает здесь господство языческой религии, которую поборает потом Вера Христианская, а в позднейшее время возносится здесь на храмах Мусульманская луна. И как не дорожить Туркам такою обворожительною местностию, как не гордиться им и не считать себе лучшею нациею в мире, глядя на красные Флаги с луною, развевающиеся на всех укреплениях Босфора, прислушиваясь к грому пушек, расставленных в тонких и красивых башнях баттарей! Но неужели кровавое знамя навсегда водрузилось на этих берегах, и неужели здесь суждено греметь только Мусульманской пушке ?.. Никто не хочет этому верить, а меньше других веруют в это Турки, непрерывно ожидающие исполнения старинного предсказания о пришествии русых победителей с Севера...

11 Июня я получил давно ожиданное дозволение присоединиться к свите Его Императорского Высочества. Великий Князь в этот день изволил обозревать самый Константинополь, начав с главнейших его зданий. Чтобы лучше ознакомиться с предместиями Царяграда, Его Высочество совершил путь от дома Посольства, через Перу и Топхане, пешком, до набережной у казармы Топханской, откуда, на посольском каике, переправился через Золотой Рог в Константинополь, к пристани Багче капуси, где многочисленное стечение [43] народа ожидало приезда Русского Царевича. Путь от пристани до ближайшей замечательной мечети «Султан-Валидэ» (матери Султана), или «Ени-джами» (Новой), Его Высочество изволил опять пройти пешком. На дворе мечети произошла большая теснота от собравшегося народа, Христиан и Турок, из которых многие насильно проскользнули в мечеть в то время, как свита Посольства проходила в след за Великим Князем.

«Ени-джами» принадлежит к числу не самых больших мечетей, хотя также носит титул «Султанской». Она — средней величины, построена по общим правилам Константинопольской архитектуры, которые для мечетей заключайся в следующем: основной корпус, имеющий фигуру не очень длинного параллелограма, сводится вверху, в средине здания, большим куполом, который лежит на четырех толстых столбах внутри здания, и к которому примыкают С четырех сторон или полукуполы, или небольшие куполы, или наконец большие арки. Первообразом для Стамбульской мечети служил храм Св. Софии, плоский купол которого повторяется на всех главных мечетях, а подражание Константинопольским мечетям встречается даже в некоторых городах Малой Азии, наприм. в Диарбекире. Под куполом, в архитраве, а также в четырех боках мечети, проделывается множество окон, преимущественно с полукруглым Византийским сводом, а главный купол поддерживается с боков откосами; нередко, как наприм. в мечети Селима, в Скутари, и Махмуда, в Топхане, на углах здания стоят башенки, так живо напоминающие постройку Христианских храмов; в Сулейманиэ же и в Ени-джами этих башенок поставлено несколько в линию [44] одна над другой. Османские минареты очень красивы: тонкие, стрельчатые, круглые, с несколькими галереями (шурфе), они смелою линиею возносятся вверх.

Снаружи Ени-джами отличается большим плоским куполом, которого очертание, довольно смелое, не очень, впрочем, красиво; двухъярусная галерея примыкает сбоку к мечети, над нею находится еще ярус с аркадами, над ним еще и еще, так что снаружи вы видите шесть ярусов, обозначаемых окнами, которые, впрочем, малы, от чего в мечети довольно темно. Внутренность Ени-джами походит на внутренность Софийского храма: с трех сторон — сторона «михраба» (Меккская) выключается — идут во втором ярусе широкие хоры, примыкающие к четырем основным столбам или аркам главного купола и поддерживаемые кроме того тонкими каменными колоннами; в углу левого хора, близ михраба, находится, за золотой решеткой, Султанская ложа, в которой он присутствует по Пятницам. Отделка мечети довольно красива: толстые, квадратные столбы, поддерживающие главный купол, покрыты до второго яруса Персидским узорным изразцем; на входной стороне хоры поддерживаются шестью древними Греческими круглыми колоннами, мраморными и порфировыми, из коих две средние довольно толсты, и по сторонам их находится по две тонкие. Кроме обычного Турецкой мечети «мембера» (галереи для возгласителя), стоящего всегда с правой стороны «михраба» (углубления для хранения Алкорана), и платформы для «софтов» (духовных студентов), в Ени-джами у правой стены находятся еще Султанские гробницы. Мраморной отделки в здании мало. Ени-джами построена матерью Султана Махмуда, на ее [45] вдовьи деньги, и как мужья оставляют женам в Турции, по своей кончине, деньги на башмаки, то и самая мечеть иногда называется в народе мечетью башмаков.

От мечети Валидэ-Султан Его Императорское Высочество изволил отправиться на площадь к Старому дворцу, где находится весьма красивый Фонтан, построенный Ахмедом III, сходный по архитектуре с Топханским Фонтаном, украшенный бесчисленными арабесками. С этой площади Великий Князь вступил, через боковые двери, в славный храм Св. Софии, обращенный в мечеть и составляющий гордость и украшение Стамбула (Всего в Константинополе 44 церкви обращены в мечети, да и большая часть Мусульманских мечетей построены Греческими Архитекторами.). Несметная толпа Константинопольских Греков ожидала с нетерпением этой минуты, и едва Его Высочество изволил спуститься по лестнице в храм, как Греки — раии, жаждавшие побывать в Св. Софии вместе с Сыном Русского Царя, стремглав кинулись вниз, и отчаянною толпою ворвались в мечеть, которой не могли отстоять ни кавасы, ни муллы; наконец принуждены были запереть двери.

С тех пор, как я посетил храм Св. Софии, в нем произошло довольно перемен: наш Архитектор Фоссати открыл замазанные фрески, реставрировал многие части и, главное, издал великолепные планы и рисунки этой базилики, так что теперь каждый имеет возможность изучить знаменитый Христианский храм. В 1845 году, чтоб понять и оценить красу и великолепие Св. Софии, нужно было побывать в храме раза четыре: так Турки перепутали и обезобразили .Византийскую базилику [46] своими пристройками, которые снаружи совершенно заслоняют главные части храма и отнимают у него величественный вид; даже самый купол, эта плоская чаша, это чудо Христианского Искусства, не представляется снаружи ничем необыкновенным. Особенно безобразят вид храма высокие контрфорсы, далеко выдавшиеся вперед, неуклюжия башенки и аркады; притом же около Ая-Софии, как называют ее Турки, настроено очень много зданий, закрывающих вид храма и вблизи и вдали. У Софийской мечети по углам четыре высокие минарета, а на дворе находятся жилища мулл, софтов и «хадама» — причта, который при этой мечети простирается до 2,000 человек. Кроме того здесь находятся мавзолеи Султанов Селима, Мурада III, Мухаммеда III и Мустафы I с гробницами этих Султанов и множества Султанш и Принцов.

Вступив во внутренность Ая-Софии, долго не понимаешь главных частей здания, долго не знаешь, на что преимущественно обратить внимание, тем более, что в мечети довольно темно от пристроек, заслонивших свету вход в здание. Наконец, после общего обзора храма, уразумеешь, что главный корпус его также имеет фигуру паралеллограма; что здесь средний купол также лежит на четырех двойных четвероугольных арках; что малые куполы покрывают приделы, примыкающие к центральному зданию. Прежде всего взор невольно останавливается на громадном и смелом куполе, который, словно горизонт, накрывает смущенного зрителя: не смотря на то, что этот купол в размере уступает куполу Иерусалимского храма, недостижимо плоское очертание его производит удивительный эффект. Снаружи [47] обложенный свинцом с посеребренными выкладками, купол внутри покрыт разноцветною Византийскою мозаикой с позолотой; в центре помещена в кругу крупная Арабская надпись, низ же купола обведен рядом окон с маленькими хорами, а снаружи окна разделены откосами. Под куполом аркады с двух сторон усеяны окнами в четыре ряда, а в углах между арками видны четыре большие Херувима, которых Османское искусство преобразило в Джебраиля, Микаиля, Асрафиля и Азраиля. Два огромные яруса, из широких хор, находятся под аркадами: эти хоры во всю длину поддерживаются, между главными арками, множеством античных колонн из мрамора, порфира и яшмы. Величественный и навсегда памятный вид представляется, когда стоишь по средине храма и смотришь на громадный купол и изумительные хоры с бесконечным рядом колонн: это небо, по краям которого рисуются радуги, и под ними сбегают с выси, в лабиринте арок и архитравов, массивные колоннады. В приделе, где находится михраб, к накрывающему его куполу приставлены еще три малые полукупола, под которыми с боков опять в два яруса хоры с колоннами, а над михрабом, вместо колонн, два ряда окон. Мембер и михраб в Ая-Софии сделаны из мрамора, с резными, удивительно мелкой работы арабесками; кроме того к четырем аркам, на которых висят крупные надписи из Алкорана, примкнуты четыре платформы для софта.

К главному корпусу, сейчас мною описанному, примыкает несколько приделов разной величины и форм, в которых не трудно и потеряться: в одном из них находится глубокий колодец, содержащий воду [48] для омовении; о другом приделе рассказывали, что будто бы в нем стоит в полном облачении Греческое Духовенство в том самом положении, в каком застали его Турки Мухаммеда-Завоевателя; что теперь этот притвор потому заделан, что всякий, заглядывавший в него, сходил с ума, и что только появление Христианских воителей в Цареграде может разбудить Духовенство для окончания начатой Литургии. Во время поправок Г. Фоссати, этот придел был открыт на несколько времени, но ничего замечательного в нем не оказалось. Кроме многочисленных приделов, находятся еще под самым зданием пещеры и подземные ходы, и самый «ере-батан-сарай» подходит отчасти под Иустинианову базилику. По словам Эвлия-Челеби, в описании которого приведено число всех дверей и окон Ая-Софии, в подземельях находится вода и хранятся лодки, в которых плавают, для починки повреждений в фундаменте или полу мечети. Внутренность Св. Софии необъятна, — особенно когда смотришь с хор, откуда люди кажутся зернышками; впечатление на посетителя храм производит глубокое, но я не могу сравнить этого впечатления с тем чувством невольного умиления и сознания своего ничтожества, которое нисходит на вас при поклонении во храме Иерусалимском: даже самые размеры Иерусалимской главной ротонды поражают более, нежели внутренность Софийской мечети.

Известно, что в Ая-Софии стены были покрыты, при Византийских Императорах, мозаичными изображениями Святых, которые, по взятии Царяграда Мухаммедом II, закрыты штукатуркой и забелены. Но во многих местах штукатурка уже обвалилась (чтоМ подало повод к замечанию: «штука Турка здесь не прочна») и обнаружила [49] отчасти Византийскую мозаику, которую с особенным вниманием изволил рассматривать Его Императорское Высочество. В последствии времени все Фрески были обнаружены на некоторое время нашим Архитектором Фоссати.

По обозрении Софийской мечети, Его Высочество изволил отправиться в Старый дворец Султана, обнесенный стеной, состоящий из многих отдельных корпусов и зданий и занимающий огромное пространство (около 6 верст в окружности) на мысу «Сарай-бурну» (дворцовом), между Пропонтидою и Золотым Рогом, где стояла древняя Византия и где потом было помещение для Духовенства Св. Софии, и отчасти дворец Византийских Императоров. Главный вход находится с площади подле Ая-София, где стоит Фонтан Ахмеда. Большие ворота, называемые «Баб-и-гумаюн» (августейшие), проделаны в высокой, квадратной, почти безъоконной башне, которая напоминает «Аля-капы» в одном из дворцов Испаганских. За этими воротами, построенными Мухаммедом-Завоевателем, представляется в левой стороне обширный, продолговатый двор, одну сторону которого занимают арсенал и монетный двор, а другую — разные «диваны» —присутственные места, — находящиеся в деревянных длинных и высоких зданиях, более похожих на сараи; между ими есть проезд на боковую площадь, возвышенную на берегу Пропонтиды и установленную с левой стороны дворцовыми зданиями. Этот первый двор Его Высочество и вся свита проехали на конях, но у средних ворот «орта-капы», сообразно Турецкому этикету, Его Высочество изволил сойти с коня, и вся свита вступила за Великим Князем [50] пешком, на второй двор: ни «баб-и-гумаюн», ни «орта-капы» ничем не привлекают на себя внимание: это — простые проходы, в которых на стенах намазаны безобразные ландшафты, составляющие предмет острот стоящего тут караула, но иногда представляются здесь иные виды: у Баб-и-гумаюн и на первом дворе выставляют головы казненных преступников.

Первый двор предоставлен низшим государственным учреждениям, второй же — Великому Визирю. Здесь, на левой стороне, находятся небольшие здания для прислуги, а в переднем углу — небольшой, чрезвычайно красивый павильон, который состоит в связи с внутренними зданиями дворца и перед которым приглашает к отдыху от дневного жара купа деревьев. Павильон разделен на две комнаты, перед которыми находится широкий навес, поддерживаемый колоннами, соединенными решеткою; навес украшен разноцветною мелкою резьбою, равно как и самые двери, ведущие в аудиенц-залы Великого Визиря; пол же под навесом мраморный. Эти две аудиенц-залы отделаны роскошно: стены до половины выложены большими полированными яшмовыми плитами, выше которых — увы! — намазаны на стенах чрезвычайно тщательно, но с вопиющими ошибками против живописи, замысловатые ландшафты; потолок унизан разноцветными с позолотой арабесками, пол же каменный. Вокруг стен идут низкие диваны, а в задней стене устроена против входа небольшая клетка с густыми решетками. Отсюда Султан наблюдал и слушал переговоры Великого Визиря с иностранными Послами, которых одевали в этой аудиенц-зале в Турецкие шубы и потом уже допускали пред [51] лицо Оттоманского владыки. Те, которые имели случай посетить Бахчисарайский дворец, припомнят, вероятно, подобный же приемный зал Ханского Визиря и в этом дворце.

Второй двор отделяется от третьего рядом простых комнат, назначенных для прислуги, где, между прочим, есть небольшая молельня. Стоит еще упомянуть о том страшном обычае, которого ныне, кажется, уже не существует: на втором дворе, называемом «капы-араси» (между-дверье), жили прежде исполнители казни для преступников сераля: трупы относились в киоск на берегу моря и ночью сдавались лодочникам, бросавшим их в воду, при унылом звуке одинокого выстрела, возвещавшего правосудие Султана. Великолепный вход с широким навесом, называемый «дери-саадет» (дверь блаженства), ведет со второго двора на третий; навес украшен разноцветными с позолотой арабесками, а по сторонам входа изображены, в Восточном вкусе, нескончаемые колоннады. Из-под этого навеса, где встретили Августейшего Посетителя дворцовые евнухи, очень хорош вид на третий двор и внутреннее отделение дворца.

На третьем дворе, похожем на дворы Персидских дворцов тем, что он обведен комнатами, прежде всего представляется взорам Султанский аудиенц-зал — небольшой павильйон, разделенный на две половины: в левой, большей половине, довольно темной, стены которой покрыты красивыми изразцами, стоит, в левом углу, возвышение с навесом, составляющее трон Султанский, которого тонкие столбики унизаны разноцветными камешками и стеклярусом. Подле трона — высокий Восточный [52] камин, весь из меди, с тонкой резьбою, представляющей самые затейливые арабески; нельзя довольно надивиться красоте и изяществу этой резьбы, продолженной и на самой стене. В этот зал вводили прежде иностранных Послов «чухадары» (гардеробщики), для аудиенции с Султаном, во все время которой они держали Посланника под руки в предупреждение того, чтоб он не покусился на жизнь Османского Монарха. По правую сторону входа есть две маленькие комнаты для высшей дворцовой прислуги. От аудиенц-зала идет дорога несколько влево к подобному же зданию, в котором помещается Султанская библиотека: это продолговатый павильйон, обведенный вокруг террасой; в него ведет двойная мраморная лестница, очень красивая, выгнутой эллиптической формы, как вообще все мраморные лестницы этого дворца. Внутренность составляет один большой зал, в котором с двух сторон, в малом отдалении от стен, стоят шкапы с Мусульманскими рукописями, лежит на полу большая родословная карта Османских Султанов с изображениями их, а на столе стоят незатейливые часы и проч. В шкапах хранится до 1,500 рукописей, между которыми почти нет ни одной замечательной: большею частию это богословские сочинения, а между авторами большинство принадлежит Союти. Кроме Мусульманских сочинений, других нет; но идет молва, впрочем, более чем достоверная, что в одном из подземелий дворца находятся Греческие рукописи, только ценность их сомнительна.

От библиотеки Августейший Посетитель изволил спуститься вниз по двору, а по лестнице, устроенной в стене, вступил на террасу, на коей стоит запертый киоск, [53] называемый Багдадским: потому что Султан Мурад IV построил его в память Багдадской экспедиции. Снаружи этот киоск совершенно походит на «Куляги-френги» (Франкскую шляпу) Персидских дворцов, о которой не раз упоминается в моем «Путешествии по Северной Персии». На этой же обширной террасе находится литая из меди небольшая беседка, по средине террасы бассейн, а на противоположном конце, ближе к библиотеке, — Эриванский киоск. Внутренность киоска состоит из галереи с террасою; сбоку галереи находятся две комнаты с Персидскими окнами из разноцветных стеклышек и с Азиатско-Европейскою мебелью. Здесь совершается «суннет» (обрезание) наследника Турецкого престола. С другой стороны галереи находится знаменитая «хирка-одаси» (комната мантии) лже-пророка Мухаммеда: здесь хранится чтимая Мусульманами мантия, которую раз в год вынимают, моют, и воду, служившую для мытья, гофмейстер рассылает в маленьких стклянках за печатью ко всем главнейшим сановникам. Снаружи хирка-одаси висят планы и виды Мекки, Медины и Каабы, в большом и малом размерах, Турецкой работы. Насупротив хирка-одаси находится зал, которого стены увешены снаружи старинными ружьями, в красных чехлах.

Киоски Багдадский и Эриванский расположены на возвышенной местности, спускающейся скатом к морю, и потому они видны с Босфора, Золотого Рога, из Перы, Скутари и других мест.

С террасы Его Высочество изволил спуститься сначала по небольшому двору, на коем стоит в средине красивая Греческая колонна, слывущая под именем Феодосиевой, [54] а потом, по другому большому двору, к новому отделению дворца, построенному покойным Султаном Махмудом на самом берегу Босфора, на месте, где стояло, во времена Византийцев, укрепление Св. Димитрия. Здесь прежде всего представляется сад с цветущими кустарниками, с оранжереею и бассейном, в котором плавают златоперые рыбки; за тем следует другой сад, выложенный камнем (какая странная фантазия!), и наконец расположено новое отделение дворца, состоящее из множества разного рода комнат и зал, расположение которых весьма трудно понять с первого раза. Почти в центре отделения находится крестообразный зал, в углах которого четыре комнаты, украшенный Европейскими зеркалами, столом и часами. По правую сторону этого зала заслуживает внимание круглый голубой зал, красивой отделки, с большими зеркалами, от которого идет к верху самое заветное отделение дворца и вместе с тем, к общему удивлению, едва ли не самое жалкое: это гарем. Те, кому Восток знаком по наслышке, привыкли с названием гарема соединять что-то обворожительное, усыпляющее и ум и чувства: в этом нет ни малейшей истины. Конечно, где же быть лучшему гарему, как не во дворце Оттоманского Султана, повелителя двух материков и двух морей, а между тем это предположение нисколько не оправдывается. Гарем состоит из длинного корридора, по обеим сторонам которого расположены комнаты «кадынь» или «хассеки» (Султанских жен) и «гедикли» или «одалык» (горничных), как будто нумера для приезжающих в гостинницах. По случаю переезда Султана на весеннее пребывание в Бейлербейский дворец, все двери были наглухо заколочены, [55] но дворцовые служители выломали одну дверь, на которой была надпись: «Ее господства, царственной главной кадыни». Это комната с выбеленными стенами, в которых устроены Персидские «тахчи» (ниши), а на одной висит лубочный Турецкий рисунок идущего парохода; посредине комнаты стоит огромный диван, кое-как сколоченный из грубых, нестроганых досок, на котором валяются дырявые тюфяки, набитые хлопчатой бумагой. Неопрятность соединяется здесь с дурным воздухом, и таковы все остальные комнаты одалык, за исключением отделения Султанши, состоящего из комнаты и бани. Комната довольно красива, а в тахчах за стеклами видны богатые приборы для письма, разные кинжалы, кошельки и проч.; баня же Султанши разделена на переднюю комнату и собственно баню, — обе маленькие, с мраморным полом и мраморными бассейнами.

В левую сторону от центрального зала, ближе к Золотому Рогу, заслуживает сначала внимание довольно большая комната, с огромным мраморным камином, изящной Восточной резьбы; далее примечателен огромный параллелограмный в Европейском вкусе зал, которого потолок покрыт разноцветными резными арабесками с позолотою. От него идет анфилада богато отделанных покоев, замыкаемая залом-киоском, выдающимся на Босфор; в киоске, также роскошно отделанном, стоят большие часы с музыкой и большой орган. Подле этого отделения находится Султанская баня, которая и чище и красивее гаремной и разделена на три части: передбанник с широким диваном и наконец баня с мраморными бассейнами, фонтанами, изящными резными арабесками, освещаемая из купола. Далее к Золотому [56] Рогу помещается, в широком корридоре верхнего этажа, картинная галерея Султана: здесь с одной стороны идут окна, а с другой на стенах висят картины, ряд которых от дверей начинается огромным морским видом Французского живописца Гюдена, за коим следуют изображения охоты, битв Наполеона, морских сражений, — большею частию литографии, иногда раскрашенные, и между ими есть очень, очень плохие. Наконец крайнюю часть этого отделения, у Золотого Рога, занимает внизу, на берегу моря, киоск-зал, с фонтанами разных видов, от которых в жаркую пору очень прохладно. Здесь Его Высочество Великий Князь изволил отдыхать после утомительного обозрения стольких зал и комнат, а придворные Турецкие воспользовались этим отдохновением, чтоб поднести Его Высочеству цветов и фруктов из дворцовой оранжереи.

Весьма трудно составить себе общую идею о главном жилище Оттоманского Султана. Бесспорно, что Стамбульский дворец далеко уступает в богатстве и разнообразии отделки даже второстепенным Европейским дворцам: меблировка комнат заключается в полу-Европейских, полу-Азиатских диванах, между которыми иногда мелькают кресла довольно грубой работы и Европейские зеркала, а отделка и украшения комнат ограничиваются небольшой позолотой и раскрашенной резьбой; часы и органы в залах довольно обыкновенны, а картинная галерея даже поразительно плоха и безвкусна. Но, оставляя в стороне то обстоятельство, что дворец стоял в это время пуст и что, следовательно, многого в нем могло не доставать, нельзя не восхищаться некоторыми залами и киосками, Восточный убор и мраморная отделка которых [57] носят на себе отпечаток оригинального вкуса. Сравнивая дворец Османского Султана с Персидскими дворцами, я не могу не отдать первому пальмы первенства: здесь и материал постройки, и чистота работы, и богатство отделки превосходят те же свойства в лучших Испаганских дворцах; только Стамбульскому дворцу не достает грандиозности, и ни один зал, ни одно отделение не поражают величием размеров. Удивительно еще то, что Османский гений нигде не проявил себя здесь: все здания дворца построены, под влиянием или Византийского, или Мавританско-Персидского или наконец Европейского вкуса. Турки, по справедливому замечанию, расположившиеся в Европе только на кочевку, не сделали ничего для Искусства или для комфорта: нынешние Стамбульские домы построены большею частию на фундаментах Византийских и даже самое направление улиц нередко остается то же, какое было назад тому десять веков. Незначительные изменения в постройке домов и мечетей, принесенные Мавританским Искусством в Царьград, в сущности не противоречат замечательному факту, что Стамбульские домы строятся по тому же плану и из того же деревянного материала, какие были и во времена Византийских Императоров, так что «конак» Паши есть только воспроизведение дома Византийского вельможи. Самое сословие строителей состоит лишь из Христиан-раия, следующих во всем правилам, перешедшим к ним по преданию от Византийских предков...

Внизу дворца находятся огороды, доставляющие припасы для дворцового стола, а на верху огромный «мейдан» (площадь) для воинских упражнений; с одной стороны его растут огромные сосны, а далее выдается на море терраса, [58] с которой также когда-то кидали трупы серальских жертв, уносимые морским течением.

С площади на первом дворе находится в углу Византийская церковь Св. Ирины, обращенная Турками в арсенал. Церковь эта имеет общую «корму Византийских храмов — продолговатого параллелограма, разделенного боковыми колоннами на три отдела, которые, равно как и самый алтарь, остались здесь без всякого изменения; над колоннами идут вверху широкие хоры. Но, вместо Христианского алтаря, ныне в этом здании помещается Султанский арсенал: при самом входе стоят фигуры в латах, весь низ увешан небольшими топорами, могущими служить для защиты при осаде дворца, на месте же алтаря стоят огромные барабаны; тут же, близ цистерны, находится несколько стволов, соединенных к одной затравке. Над колоннами расположены латы и кольчуги разной величины, на хорах множество ружей, выше которых опять висят кольчуги, латы и знамена; во втором же ярусе алтаря, несколько выше хор, находится главное оружейное хранилище, а над ним еще ярус в алтаре, для щитов и шишаков. В главном хранилище, кроме превосходных кольчуг, шишаков, мечей, шашек, хранятся за стеклом, в особенных ножнах, три меча, все отличной стали, огромные и тонкие до того, что трепещут в руке как пила; один из них — Халифа Абубекра, одноострый, широкий, а другой — Халифа Омара, обоюдуострый. В другом ящике, за стеклом, хранятся ключи всех крепостей Оттоманской Империи: от Константинополя лежит здесь семь огромных ключей. Говорят, будто бы большая часть имеющегося здесь оружия взята при завоевании Царяграда; [59] но это поверье не совсем справедливо: ибо все виденные мною здесь кольчуги украшены Арабскими надписями. Правда, в отдаленных углах находится даже Римское оружие, но к нему пробраться было очень мудрено.

Отсюда Его Высочество изволил отправиться в Ахмедову мечеть, стоящую на возвышенной местности, подле «атмейдана» (ипподрома). Снаружи существенное отличие этой мечети составляют шесть минаретов, тогда как главные мечети Стамбула имеют не более четырех. Султан Ахмед, желавший отличить свое здание от других мечетей, принужден был, по настоянию духовенства, прибавить два минарета к Меккской мечети, так как этот первенствующий храм Мусульманский не должен ни в чем уступать другим. Мечеть Ахмеда, подобно Софийской, отчасти опутана снаружи приделками, преимущественно куполами и полукуполами, которых насчитается до тридцати, но далеко уступает Софийскому храму и в размерах здания и в смелости главного купола. Внутри она отличается светлым и веселым видом, от множества разной формы и величины окон и от белых стен; небольшой, но красивый купол покоится на арках с круглыми толстыми пилястрами (всего четыре). В украшении мечети очень мало пестроты; нет колонн, как в Софийской и Сулеймановской мечетях; мембер и михраб мраморные, хоры в аркадах огромные. С левой стороны за занавесом сидят студенты богословия, преподаваемого очень громогласно муллами; Его Высочество изволил некоторое время присутствовать на лекциях Османских богословов. В мавзолее Султана Ахмеда, кроме его праха, покоятся дети его Осман II и Мурад IV, а также несколько Принцев [60] и Султанш. По словам Эвлия-Челеби, под мечетью Ахмеда находится огромная пещера, изобилующая серою и селитрою.

Перед мечетью расстилается обширная площадь атмейдана — древнего ипподрома, где во времена Византии происходили игры, и самая площадь была окружена портиками и украшена статуями и замечательными произведениями Искусства; ныне здесь уцелели только обелиск Феодосия, Дельфийский столб и колонна Константина. Первый из них, привезенный из Фив в Рим, а оттуда, при Императоре Феодосии, в Византию, составляет гранитный монолит в 60 Футов вышины, покрытый весь иероглифами и утвержденный на четырех медных кубах, которые лежат на высоком мраморном пьедестале, покрытом грубоватыми Византийскими барельефами, изображающими Императора Феодосия и его семейство, и Греко-Латинскою надписью о времени постройки обелиска. Дельфийский столб состоит из трех перевившихся медных змий, у которых головы отломлены; на этом столбе, перенесенном в Царьград Константином Великим, стоял когда-то Дельфийский треножник. Колонна, носящая имя Константина Багрянородного, составляет также обелиск, в 94 фута вышины, сложенный из гранитных плит и когда-то одетый позолоченными медными листами , которые были сорваны Турками. Колонна наклонилась и грозит падением: особенно это заметно на тени, кидаемой ею в солнечный день. Усердные Европейские путешественники стараются отламывать по кусочку от одного из этих памятников древности, чтоб на родине похвалиться своим пребыванием в [61] Константинополе: как будто нельзя найти других свидетельств своего странствования!

На следующий день, 12 Июня, Его Высочество изволил обозревать Турецкое Адмиралтейство, где был встречен в «диван-ханэ» (главной палате) Капудан-Пашею. Адмиралтейство «терсанэ» (собственно турсханэ) расположено несколько в глубине Золотого Рога, по близости Галаты, насупротив Стамбула. Здесь сначала находятся казармы матросов и бассейн для постройки кораблей, которою заведывают Северо-Американские мастера; далее идет самое Адмиралтейство с обширными магазинами, сараями, школой и казармами. Обыкновенно вид этой местности очень печален: сырость и гнилость выглядывают на всех зданиях, воздух тяжел, а на воде качаются уродливые громады — жалкие остатки Наваринского поражения, черные скелеты без снастей и мачт, между которыми, какими-то судьбами, замешался маленький Султанский пароход, весь белый с позолотой, подарок Египетского Паши Мегемета-Али, — слабое вознаграждение за флот, похищенный вассалом у Оттоманского владыки. Каждую весну отсюда выступает в недальний поход в Архипелаг Турецкая флотилия, вытягивающаяся в линию по Босфору и состоящая только из нескольких полусгнивших огромных кораблей, неуклюжая форма которых до того уродлива, что сами Турки называют свою флотилию «лимун-сакаси» (горшками для лимонов), вместо «донанмаи-гумаюн» (августейший флот). В Адмиралтействе, кроме постройки и починки судов, существует еще Османская каторга, называемая «кюрек»: это сарай с ямой и небольшим двором, где преступники содержатся в оковах очень строго. [62]

По обозрении Адмиралтейства, Его Высочество изволил посетить, вместе с Капудан-Пашей, адмиральский 120-пушечный корабль Махмудиэ, который салютовал Августейшему Посетителю 21 выстрелом, и фрегат о 64 пушках «Низамиэ» (сожженный в 1853 году в Синопском бою). Громадный корабль очень не красив, потому что остов его короток; на нем, как и на всех Турецких кораблях, пушки медные и отделка вообще бронзовая. Возвратясь из Адмиралтейства в Перу, Его Высочество присутствовал при духовном обряде кружащихся дервишей Мевлеви.

Существование дервишей восходит к первым временам Оттоманской Империи и гроссмейстер их доныне имеет пребывание в Конии; в Константинополе находится одно отделение Мевлеви, имеющее свой «текиэ» в Пере, на возвышении, с которого открывается великолепный вид на Золотой Рог, Константинополь, Мраморное море и Азиатский берег. Нечего удивляться, что Мусульманский текиэ поместился между гяурами, как будто ему мало было места в самом городе или в Скутари: Мевлеви отличаются веротерпимостью, а Константинопольский Шейх их знаком со всей Франкской знатью; от того Мевлеви равно уважаются и Мусульманами и Европейцами. Равнодушные ко всем другим религиям, и поставившие себе правилом жить в мире со всеми, Мевлеви исполняют некоторые собственные обряды и наслаждаются втихомолку жизненными благами, в которых у них нет недостатка, потому что они очень богаты. Текиэ Мевлеви открыт для любопытных во всякое время, но особенное стечение бывает здесь по Вторникам и Пятницам, [63] когда происходит пляска дервишей. 12 Июня именно был вторник.

Текиэ Мевлеви занимает довольно большое пространство на главной и самой оживленной улице Перы, где протекает непрерывно сильное торговое движение; при самом входе, справа, находится длинный корпус, на углу которого комната с фонтаном и часами для общего сведения, а остальное занято келлиями дервишей; с левой стороны этого проулка находится молельня, с гробницами Шейхов. Далее представляется двор, на котором почти прямо против ворот стоит отдельное, красивое здание для пляски Мевлеви, а за ним расположено обширное их же кладбище; с правой стороны двора находится сад с Фонтаном, сзади коего и с другой стороны двора идут келлии дервишей, так что ими ограничен двор с трех сторон. На кладбище Мевлеви, осеняемом высокими кипарисами, показывают, между прочим, могилу ренегата, Французского Графа Бонневаля.

Здание, в котором совершается религиозный обряд дервишей, есть павильйон, состоящий в связи с келлиями: в него ведет передняя, по бокам коей находятся гробницы Шейхов, а потом следует круглый зал с галереею вокруг, с хорами над входом и с отдельной комнатой слева для женщин, которые смотрят на обряд сквозь частую деревянную решетку. В половине второго часа по полудни входят в зал босые дервиши-Мевлеви, в белых связанных около подола юбках и в куртках, сверх которых накинуты абы (плащи); на голове Мевлеви всегда носят высокий шерстяной остроконечный колпак желтого цвета. Вступив в зал, каждый дервиш делает два-три шага вперед, [64] кладет пальцы правой ноги на левую, делает низкий поклон «Незримому» и потом становится к перилам вокруг зала. Когда соберется до 15 дервишей, входит в зал Шейх, в зеленой мантии и с зеленой повязкой на колпаке, делает также поклон «Незримому» и подходите к своему месту, находящемуся в передней части зала и обозначенному подушкой; дервиши все кланяются Шейху, который садится на подушку: тогда и дервиши садятся на колени. Шейх читает в нос молитву, держа руки перед глазами; за сим на хорах дервиш читает молитву по-Персидски, нараспев, потом поет, и наконец начинается довольно приятная не громкая музыка. Общая тишина ничем не нарушается.

Вдруг все дервиши восклицают: «гу, он!» ударяют руками по полу, кладут земной поклон, мгновенно вскакивают, сбрасывают мантии, распустив завязки внизу юбок, и в молчании ждут начала обряда. Шейх выступает на три шага от подушки, делает поклон «Незримому» и идет через зал ко входу; за ним старшина дервишей делает также поклон «Незримому» прямо перед собой, положив пальцы правой ноги на левую, потом поворачивается разом к прежнему своему месту, опять делает поклон «Незримому» и идет за Шейхом. То же самое повторяют все дервиши один за другим; на другом конце зала, против входа, все творят опять по два поклона «Незримому». Обойдя три раза зал, во главе вереницы дервишей, Шейх становится на свое место, а дервиши, отвесив по поклону, начинают кружиться, каждый на избранном им месте. Кружение начинают дервиши со сложенными руками, но потом поднимают их; глаза или [65] закрыты, или смотрят под воздетые руки; старшина дервишей, с четками в руках, в синей абе, занимающий обыкновенно место справа от Шейха, во время кружения ходит между дервишами, и, когда который-нибудь собьется с такта, топает ногой, предупреждая виновного. Надобно отдать справедливость Мевлеви, что они кружатся очень искусно, редко сбиваются с такта и никогда не заденут ни старшины, ни друг друга; широкие юбки их так правильно очерчивают один и тот же круг, что у зрителя рябит в глазах и кажется, что кружатся не одни дервиши, а весь зал. Музыка играет все громче и скорее, дервиши вертятся все быстрее и быстрее; но вдруг музыка замолкает, дервиши в один миг перестают кружиться, опускают руки и идут на свои места вокруг зала, как будто они ровно ничего не делали. Шейх опять три раза обходит с ними вокруг зала, делая поклоны «Незримому», и опять начинается кружение; потом снова следуют роздых, обход вокруг зала и наконец третье и последнее кружение, после которого дервиши, несколько утомленные и в поту, садятся вокруг зала где кому удалось, и старшина накидывает им на плеча абы. По прочтении старшиною «хутбэ» (поминовения), дервиши подходят один за другим к Шейху за благословением, которое тот дает рассекая воздух правою рукою, целуют у Шейха руку, становятся по старшинству справа Шейха, целуют руки один у другого и наконец, в след за Шейхом, уходят. Обряд кончен, ощущение новости испытано, остается только анализировать его.

Тому, кто видит пляску Мевлеви впервые, покажется это искусное и продолжающееся каждый раз до 10 [66] минут кружение, однообразное и быстрое, поразительным; но, наслушавшись дервишей-завывателей в Египте — они находятся и в Скутари — насмотревшись на «зикры» в Египте, видевши там же поезд на коне дервишского старшины по спинам распростертых на земле дервишей, я не испытал большого потрясения при пляске Мевлеви. Если первое кружение и мгновенная остановка поражают зрителя, то повторение становится уже почти что скучным, а в другой раз едва ли придет и охота смотреть на дервишей. Впрочем, привычка их к кружению довольно замечательна: ни волнение груди, ни ослабление рук или ног не показывают ни малейшего утомления, и только на бледных лицах и в сверкающих взорах видно неестественное усилие. Не все дервиши одинакового возраста и сложения: большая часть стары и худощавы, но есть молодые, с полными лицами, которых еще не иссушил бесплодный труд кружения на одном месте.

Его Высочество возвратился во дворец Русского Посольства и вечером изволил прогуливаться в каике по Золотому Рогу — Константинопольской гавани.

13 Июня Его Высочество изволил обозревать приморские части и стены Царяграда. Переехав Золотой Рог помосту, Великий Князь проехал в Греческий квартал, именуемый «Фанал» (Фонарь), потому что здесь при входе висел фонарь. Со стороны Золотого Рога город обведен высокой, но тонкой стеной, с четырехугольными башнями, из-за которой, а иногда и на самой стене, выставляются домы. Между стеной и Золотым Рогом тянется улица, на одной стороне которой примыкают к стене домы, заслоняющие стену ; только в [67] одном месте, в квартале Балатском, прибрежье, вообще грязное, расширяется. Кроме Фанала, на берегу Золотого Рога находится еще Еврейский квартал Балата, отличающийся, по обыкновению, особенною неопрятностию. Здесь каждую Субботу можно видеть у всех окон Евреек, одетых в лучшие платья, с разными драгоценностями и оригинальными повойниками на головах. Греческий Фонарь, от которого происходит название Фанариотов, населен лучшими Греческими Фамилиями. Его Высочество посетил первоначально в этом квартале Константинопольскую Греческую Патриархию. Так как Греческое Духовенство, после казни Патриарха Григория, очень опасается малейшего раздражения Порты: то из Патриархии Константинопольской заблаговременно представлен был на разрешение Порты вопрос об этикете, который должно соблюсти при приеме Русского Царевича. Порта предписала неопределенно самый лучший прием, какой только может придумать Духовенство, и в следствие такого разрешения, палаты Вселенского Патриарха и Синода, давно преданные воле судьбы, были исправлены внутри, и единственная мебель — диваны устроены вновь. Его Высочество изволил пройти прямо в церковь, которая довольно бедна, хотя и считается лучшим Греческим храмом. Приложившись к местным иконам и Св. мощам, Великий Князь принял благословение от Греческих Синодальных Архиереев, которые не были предуведомлены о посещении Высокого Гостя, так что и Патриарх Константинопольский находился в это время в Куру-чешмэ, может быть и не без намерения, потому что благосклонный ответ Порты не спасал его от подозрений, к которым отыскать повод всегда легко такому Правительству, [68] какова Оттоманская Порта. По приглашению Духовенства, Его Высочество изволил войти в палаты Вселенского Патриарха, где, по Восточному обычаю, предложено было Августейшему Гостю «глико» (варенье); в убогих подносах и чашках проглядывало очень ясно то угнетенное состояние, в котором содержит Порта Греческих раия. Отдохнув несколько минут, Его Высочество изволил отправиться в Иерусалимскую Патриархию.

В Святоградской Патриархии Духовенство точно так же не ожидало прибытия Его Высочества, и потому едва успел с большой поспешностью прибыть в церковь Патриархии — где в то время уже молился Великий Князь — Наместник Иерусалимского Патриарха, .фаворский Архиепископ Иерофей (Нынешний Патриарх Антиохийский.), которого Порта устранила от следовавшего ему, по праву преемничества, после покойного Патриарха Афанасия, Иерусалимского Патриаршего Престола, только потому, что Иерофей жил некоторое время в России. Смущенный, со слезами на глазах, Архипастырь произнес, несколько заикаясь, благодарственное приветствие Его Высочеству, на Русском языке, за посещение Иерусалимской Патриархии.

Из Греческого квартала Фонаря, через Валатский квартал, Его Высочество изволил выехать, воротами «Хайван-сарай» (у Византийцев Cynegion) за город, и через предместие «Ортаджиляр-кёй», подле берега Золотого Рога, изволил прибыть, по широкой мощеной улице, обставленной богоугодными заведениями и правительственными зданиями, на другой конец предместия Эюб (у Византийцев Космидион), где находится мечеть, в которой [69] коронуются Османские Султаны, т. е. препоясываются саблей предка своего Османа, которую надевает на Султана Шейх дервишей Мевлеви. Эюб, по Мусульманскому преданию, был Аравийский «ансари» (сподручник лже-пророка), павший при нападении Аравитян на Царьград; неизвестную могилу Эюба открыл Султан Мухаммед при взятии Константинополя, воздвиг над нею молельню (тюрбэ) и красивую мечеть, и с тех пор это лице поступило в число уважаемых Турками старцев, так что сюда ежедневно стекаются богомольцы со всего города, и самое предместие, окружающее мечеть, населено набожными Мусульманами и всегда полно торжественной тишины, которую усиливают кладбища под тению кипарисов, прилегающие к мечети «Ансара». Эта мечеть пользуется таким почтением у Турок, что даже по близости ее не должны проходить Христиане, и я помню, что, во время пребывания моего в Константинополе, Османский Офицер ближнего «куллука» (гауптвахты) едва позволил мне пройти на Эюбскую пристань, где меня ожидал каик.

Его Высочество, прибыв к воротам мечети, изволил изъявить желание войти на двор ее; сопровождавший Великого Князя Турецкий Генерал немедленно предложил исполнить волю Его Высочества. Сойдя с лошади, Великий Князь изволил осмотреть передний двор мечети, по средине коего растет огромное старое дерево. С этого двора, имеющего фигуру неправильного пятиугольника, Его Высочество, со всею свитою, по предложению того же Турецкого Генерала, перешел на другой, малый двор мечети, четыреугольный, воротами, находящимися насупротив главных ворот. По [70] средине второго двора находится принадлежность всех Мусульманских храмов — фонтан, сбоку коего растет также большое старое дерево: Турки верят, что близ Эюбовой гробницы находится родник бессмертия, скрытый от всех, и часть целебных свойств его уделена этому фонтану, о чем говорит и Эвлия-Челеби, при исчислении тринадцати рудников, доставляющих в Стамбуле разные минеральные богатства. Ко двору с правой стороны примыкает самая мечеть, а с левой — небольшое здание, в роде киоска, все покрытое со двора разноцветными изразцами: окна и вообще все здание очень красивы; внутри молельни, обложенной мрамором, находится гробница Эюба. По трем сторонам двора, кроме той, к которой примыкает киоск с гробницею Эюба, идут колонны, поддерживающие навесы.

Самая мечеть имеет четыреугольную, почти квадратную форму, одинаковой со вторым двором ширины: снаружи это здание похоже на другие мечети, а главное довольно не велико, так что, без особенных причин, не совсем бы заслуживало титул «Султанской мечети». За то внутренность мечети поразительна своею изящною простотою: стены первого яруса покрыты все белым мрамором, михраб и подле него мембер отличной резьбы также из мрамора; кроме того, по четырем углам мечети, стоят небольшие мраморные колонны, а между ими подпирают свод две толстые колонны; вся внутренность мечети белого цвета, и только купол и окна обведены коричневым бордюром с узорами. Окон в мечети довольно; они имеют персидскую форму: в средине рамы вставлено большое матовое стекло, сквозь которое льется в мечеть волнистое освещение, а по узорчатым [71] краям рамы вставлены разноцветные стекла, производящие магическую игру света. Посреди мечети висит люстра; во втором ярусе находятся хоры и Султанская ложа, на правой стороне, обведенная позолоченною решеткою; над мембером висят два зеленые знамени. В числе священных для Мусульманина предметов здесь хранится мраморный обелиск, на коем напечатлев след ноги Мухаммеда, а другой след Мусульмане показывают в мечети на Элеонской горе. Обилие мрамора, строго правильная Архитектура и волшебное освещение дают этому зданию преимущество перед другими чисто Мусульманскими мечетями Стамбула.

Мечеть Эюба окружена отдельными гробницами лиц высокого происхождения, которые рассеяны отсюда до самого берега Золотого Рога, а между ими проведены улицы и проулки. Так в проулке, идущем позади мечети, параллельно морскому берегу, находится на углу небольшое «тюрбэ» с двумя сыновьями Султанского зятя Халиль-Паши, задушенными, сообразно старинному Османскому обычаю, при самом рождении, во избежание лишних претендентов на престол. Улица, проходящая позади мечети, к самому Золотому Рогу, довольно широка, вся вымощена и обставлена с обеих сторон надгробными тюрбэ с красными решетками; между ими первое место принадлежит находящейся против самой Эюбской мечети красивой молельне, отделанной очень богато мрамором и окруженной садом; здесь покоится прах матери Султана Селима III. В передней комнате этой тюрбэ показывают модели Каабы, Мединской Мечети и др., сделанные довольно грубо из картона. Далее, по улице к морю, с левой же руки, находится имарет [72] (богоугодное заведение) Эюбской мечети, небольшое здание, а на конце улицы, на берегу Золотого Рога, устроена пристань (искеле), называемая по-Турецки «сарай-искелеси» (дворцовая): потому что на месте Эюбского предместия находился встарь Влахернский дворец, да и ныне здесь стоит дворец одной из Султанш.

Его Высочество был первый из Христиан, который посетил мечеть Эюба даже до внутренности ее, и надобно полагать, что подобный пример веротерпимости в Стамбуле не скоро повторится. Так как никто не предполагал такой снисходительности со стороны Эюбского духовенства, то и не были даже взяты с собою чистые башмаки, и Его Высочество, равно как и вся свита, вошли во внутренность Мусульманского храма в той же обуви, в которой ходили по двору.

Из Эюбского предместия Его Высочество изволил проехать вокруг городской стены до ворот «Эйри- капу» (у Византийцев Charsias или Caligaria): здесь стена похожа на ту, которая идет со стороны Золотого Рога, а за стеной находится обширное Мусульманское кладбище. «Эйри-капу» (косые ворота), так названные от того, что городская стена в этом месте делает излучину, не велики и очень обыкновенны. Вступив этими воротами в город, Его Высочество, узкими и неправильными улицами, изволил проехать к остаткам дворца Константина Великого, находящимся между Адрианопольскими и Косыми воротами. Дворец примыкает к городской стене, так что она составляет и одну из стен его; впрочем, и самые остатки дворца состоят только из стен, коих верх обвалился; сохранилась еще одна большая комната в три этажа, от которой постепенно [73] понижающееся продолжение стены наконец совсем исчезает в мусоре. Стены сложены из камня, местами перемешанного кирпичем, положенным разнообразно; Архитектура здания, сколько оно уцелело, напоминает дворец Сассанидов в Ктезифоне, — «Так-кесра», близ Багдада, и своды окон выведены кругло. В городской стене находится подле дворца засыпанная землею дверь; потом, почти по средине дворца, дверь закладенная, а далее вверху шесть небольших окон, также закладенных; в сохранившейся комнате, в третьем этаже, видно с одной стороны 2 окна, с другой — 6, с третьей — 3, а с четвертой — 7. Ныне этот памятник Византии предан поруганию: в нем поделаны дрянные лачужки, населенные Евреями. Турки называют его «Текюр-сараи» (дворец Византийского Императора).

Чтя память Великого Соименника, Его Высочество изволил снять вид дворца, после чего продолжал обзор городской стены снаружи. От дворца Константинова стена поворачивает, и здесь начинается городской ров (шир. 25 шагов, глуб. 12—15 шаг.), а вскоре и тройная стена: две первые пропорционально ниже третьей, главной, имеющей круглые или четырехугольные башни (всего с сухопутья, по исчислению Эвлия-Челеби, 1225 башен). В углублении, подле Константинова дворца, находится вне города Армянское кладбище, а далее — Мусульманское, едва не доходящее до Адрианопольских ворот «Эдирнэ-капуси» (у Византийцев Myriandri или Роlyandri). Эти ворота более Косых, но также ничем не замечательны, разве только тем, что около моста через ров здесь приготовляют камни для фонтанов, гробниц и проч. От этих ворот идет дорога на Адрианополь, [74] подходящая невдалеке к «Маль-тепэ» — возвышенному кургану, на коем построен госпиталь, а в самом кургане покоится прах воинов. Между Адрианопольскими воротами и следующими «топ-капуси» находится опять Мусульманское кладбище и овраг, в коем проходит сухой летом ручей под городскую стену, — на широкую поляну, внутри города, — называемую «Ени-багчэ» (новая бакча); около стены снаружи и внутри приютились Цыгане, проникнувшие и в Царьград.

Ворота «Топ-капуси» (пушки, у Византийцов Св. Романа), так названы потому, что против них, при последней осаде Константинополя, была поставлена Мухаммедом-Завоевателем чудовищная пушка, в память чего и над самыми воротами положены большие гранитные ядра, которыми громили стену Царяграда: более ворота ничем не замечательны. Широкая дорога ведет от них к текиэ дервишей Мевлеви, за которым раскинулась долина Дауд-Паши: на этой долине стояла армия Мухаммеда II; здесь же собираются войска, выступающие в поход. Следующие за тем в Константинопольской стене ворота называются «Мевляна-капуси» (ворота Господина — от соседнего текиэ дервишей), а иногда «ени-капу» (новые ворота); между ими и воротами пушечными находятся сады с домиками и четыре мечети. Сбоку новых ворот средней стены стоят древние небольшие колонны и такие же лежат на пороге, всего числом четыре; но Турки утверждают, что еще три колонны скрываются в земле. Над воротами видны символ Христианский — крест и надпись, смысл которой таков : «по повелению Феодосия, Константин возобновил эти стены менее чем в два месяца. Едва ли сама Минерва, в такое короткое [75] время, могла воздвигнуть столь твердую опору». С левой стороны ворот, на камне в стене, другая надпись, с именем Феодосия. Снаружи ворот Мевлеви находится, на левой стороне, в обгороженной стенке, простой гроб, пред коим растет высокий кипарис, а на кипарисе повешен Фонарик (кандиль); надпись весьма дурного почерка гласит, что это гроб Мухаммеда-Аги (- 1134 гиджры), Киая-бея Султана Ахмеда III. После ворот Мевляна следуют ворота Силиврийские (у Византийцов Selymbria); вправо от них есть башня с Греческою надписью, а прямо от ворот ведет дорога к Греческому монастырю «Балыкли», где заранее собралось множество Греков обоего пола и всякого звания, жаждавших лицезреть сына Русского Императора. Его Высочество, отслушав здесь молебствие в храме Богоматери, изволил посетить покои Греческого Духовенства, где, в особенном зале, украшенном портретом Императора Льва Философа во весь рост, приготовлен был для Высокого Путешественника завтрак. Церковь Богоматери Живоносного Источника, называемого по-Турецки «балыкли» (рыбьим), прославлена своей иконой Божией Матери и источником, в коем плавают золотые рыбки. Источник находится в подземной часовне, прямо под алтарем церкви, на глубине 2 1/2 сажен от поверхности земли и ознаменован следующею легендою: один Греческий Священник, живший по близости нынешней церкви Балыкли, на берегу протока жарил, во время взятия Царяграда Турками, рыбу, и когда ему сказали, что Мусульмане ворвались в город, он не поверил и отвечал: «скорее эти рыбы оживут, нежели Турки возьмут Константинополь». Рыбы чудесно ожили и спрыгнули в [76] источник, где с тех пор и плавают. Греческая церковь ежегодно отправляет здесь особенное торжество 29 Апреля. Во времена Византии на этом месте стоял богатый храм, в коем совершались бракосочетания членов Императорской Фамилии, а по близости находился летний дворец Императоров. При взятии Турками Константинополя, храм был разрушен, и, возобновленный, опять опустошен во время Греческого восстания в 1821 году. В настоящем виде, внутри довольно красивом, он отстроен уже по окончании Греческих дел, приношениями благочестивых Христиан, преимущественно из России.

Между Силиврийскими воротами и последними с сухопутной стороны находятся еще одни ворота «Капали-капы» (запертые): потому что они закладены; близ них расположено Мусульманское кладбище, а насупротив их построен Греческий госпиталь, — большое, довольно красивое здание. Ближе к Мраморному морю идут сады, а на одной из башен городской стены можно усмотреть Греческую надпись, которую я приведу здесь для образца:

Последние сухопутные ворота носят название «еди-куллэ-капуси» (ворота семи башен): потому что они ведут в замок. Эти ворота, красивее и больше других, обязаны своим устройством Султану Ахмеду III, которого имя поминается в надписи над воротами. Подле [77] них, на берегу Мраморного моря, построен Семибашенный замок, в котором прежде содержали государственных преступников и Европейских Посланников, в том числе и Русского Булгакова, с редким самоотвержением исполнившего свой долг.

Семибашенный замок, существовавший еще во времена Византии под именем Cylobion и Pentapyrgion (пятибашенного) и возобновленный Мухаммедом-Завоевателем в 1458 году, имеет около 240 сажен в окружности и пятиугольную Фигуру; с двух сторон его находится городская стена, а с трех выведена стена такой же вышины. В замок ведут два входа: один снаружи города, а другой извнутри. Первый идет от и ворот еди-куллэ-капуси по насыпи, обведенной низкою стеною, к небольшим воротам, возобновленным Maxмудом в 1254 г. гиджры, как видно из надписи над воротами: здесь красуются две Греческие колонны. Эти ворота ведут на небольшой двор: почти прямо против них вторые ворота, по бокам коих возвышается две четырехугольные башни, соединенные между собою зданием. В правой башне небольшая железная дверь, но в левой двери закладены. Посреди внутреннего двора, совершенно пустого, стоит мечеть; третья башня находится у ворот еди-куллэ-капуси, четвертая и пятая — параллельно мечети, в шестой ворота в город, а седьмая и главная — подле этих ворот. Она построена в 4 яруса, имеет круглую фигуру и заканчивается наверху деревянным шпилем. Чудесный вид на море и город открывается с вершины этой башни, куда ход идет по стене и над городскими воротами; лестница в верхних ярусах едва держится. В нижнем ярусе, высоком и темном, [78] без полу и окон, содержались иностранные Посланники: подле маленьких дверей, единственных в этом ярусе, сохранились вырезанные Латинскими буквами имена Европейских узников, когда-то страдавших в этой башне, преимущественно Венециянских Послов, но попадаются также имена Греческие и даже Английские. Тщетно Его Высочество изволил искать здесь имени Русского Посланника Булгакова: исполнив долг, сей верный сын Отечества даже не считал свой выше обыкновенного и не хотел оставить по себе никакого следа. Кроме Булгакова, в Семибашенном замке были заключены еще, при Петре Великом, Русский Посланник Граф Толстой и при Екатерине II — Обрезков; последний же Европейский представитель, содержавшийся в этом замке три года, был Французский Посланник Руффен (Ruffin). Во времена Византии, у Семибашенного замка находились знаменитые «Златые ворота» (Хрисопул), превосходный памятник Греческого Искусства, воздвигнутый Феодосием в память его победы над Максимом. Ныне не осталось следов изящного и великолепного монумента, через который входили триумфаторы, равно как не видно ни страшных темниц, между коими одна носила название «кровяного колодца», ни орудий пытки. Златые ворота были закладены еще при Византийских Императорах, после победы Василия над Булгарами: так как явилось предсказание, что этими воротами войдут в Царьград Латины; это предсказание сохранилось и у Турок, которые верят, что Христиане возьмут Константинополь через эти ворота и восстановят алтари истинного Бога....

Сухопутная стена Константинополя, сложенная из каменных плит, часто весьма больших, а местами из [79] кирпичей, и снабженная бойницами, скорее может считаться только оградой, нежели защитой от неприятеля; оставленная на произвол судьбы, она во многих местах находится в том же виде, в каком застали ее Турки при взятии города; даже в одном месте она упала, и из рва прямо на стену ведет тропинка. Верхушки башен, также как и стены, везде разрушены, и на них растут деревья, вместо пушек, которых нигде нет, а в воротах лишь висят на цепях каменные ядра.

По обозрении Семибашенного замка, Его Высочество изволил проехать к ближайшим городским воротам, выходящим на море и называемым «Нарли-капу» (гранатовыми), где ожидали каики для продолжения прогулки; близ этих ворот находится Армянский госпиталь и дом умалишенных. Проплыв морем мимо ворот Псаметиа, Дауд-Паши и Ени-капу, Великий Князь изволил остановиться у «Кум-капу» (песочных ворот): городская стена с моря не высока и также предана заботе случая; на берегу прилепились к ней домы Армян и Греков, омываемые морскими волнами.

Воротами Кум-капу Его Высочество вступил в Армянский квартал, прилегающий к Мраморному морю. Здесь Высокий Путешественник посетил Армянскую Патриаршую церковь, где был встречен Армяно-Григорианским Патриархом Матфеем. Эта церковь — Греческой Архитектуры, велика и красива: она состоит из трех больших приделов с колоннами и хорами, разделенных часовнями; хоры, назначенные только для женщин, не закрыты, как у Греков, решетками: потому что Армянки носят «яшмаки» (покрывала). Во время посещения Великим Князем Армянского храма, здесь происходила [80] служба: на клиросе пели Армянские мальчики очень приятно. Патриарх Матфей просил Его Высочество удостоить своим посещением и Патриархию, где поданы были варенья и шербет.

Отсюда Великий Князь изволил возвратиться в Перу на каиках.

14 Июня Русский Посланник, по случаю прибытия Высокого Путешественника, давал большой обед и вечерь в Буюкдере. Его Высочество изволил отправиться из Перы на пароходе «Бессарабия», для присутствования на обеде, на который были приглашены Европейские Посланники и высшие Турецкие сановники. По окончании обеда, дан был, в саду посольского дома, в красивой палатке, вечер с танцами, в которых изволил принимать участие и Великий Князь, удостоивший приглашения супругу Французского Посланника Г-жу Буркене и других дам. Музыка во время бала играла военная с парохода — Бессарабия; общество было чрезвычайно разнообразно, из всех наций; но между дамами, в стране классической красоты, затмевала всех супруга одного Русского негоцианта; убранство и освещение палатки были составлены с большим вкусом, а любезная хозяйка, супруга нашего Посланника, очаровывала всех своею внимательностью и предупредительностью, так что бал во всех отношениях был блистательный.

15 Июня, в Пятницу, Его Высочество изволил смотреть, из киоска Хюсейн-Паши, подле Календера, на Европейском берегу Босфора, поезд Султана морем, в парадных каиках, для совершения праздничного моления в мечети селения Эмирган. Выезд Султана называется «биниш» (сиденье); он возвещается пальбою с [81] баттарей Босфора, салютующих своему Повелителю, по мере проезда его мимо баттареи, и гром пушечных выстрелов потрясает столицу каждую Пятницу, исключая зимы, когда Султан живет в старом дворце и ездит в мечеть на лошади. Во время таких бинишей подаются Султану просьбы. Султан одевается очень просто: синего цвета суконный плащ без воротника, довольно длинный, а под ним такого же цвета суконный казакин, подлиннее колен, узкие суконные панталоны и красный фес — вот весь костюм Оттоманского Повелителя, иногда дополняемый бриллиянтовою звездою. Физиономия Султана Абдул-Меджида, не смотря на его тогда еще юные лета, довольно старообразна и не совсем привлекательна: голова небольшая, глаза лишены огня, а лицо испещрено веснушками; роста молодой Султан среднего, и уже, в следствие Турецкой привычки сидеть поджав ноги и наклонясь, начал горбиться. Тогда Султан Абдул-Меджид еще не выступал на политическое поприще: все государственные дела находились в руках «Султан-валидэ», матери его, и ее любимца, первого Камергера или, лучше сказать, Министра Двора, Риза-Паши; сам же Султан проводит все время в гареме.

Из селения Эмирган Его Высочество изволил отправиться, на пароходе Бессарабия, в Константинополь, где обозрел мечети Сулейманиэ и завоевателя Царяграда Мухаммеда II. Первая из них, одна из лучших мечетей Константинополя, видимая издали, построена Султаном Сулейманом-Законодателем: материалы для ее постройки взяты были от разрушенной церкви Св. Евфимии, в Халкидоне, и после шести лет (по Эвлия-Челеби — девяти) работы, мечеть окончена в 1550 году; на постройку [82] издержано более 700,000 червонцев. Здание величественно и изящно: оно составляет продолговатый четырехугольник, обведенный с трех сторон широкими галереями в два яруса, с множеством колонн. Широкая мраморная лестница идет к входу, где вверху иссечено имя строителя и год постройки; три огромные зала составляют корпус мечети; из них в переднем (харем) находится фонтан для омовений, а в другом, крайнем, называемом «рауза» (сад), помещены гробницы; средний же зал — «месджид» есть главный. Он накрыт большим куполом, 68 футов в диаметре, опирающимся на два боковые полукупола, которые в свою очередь подперты двумя толстыми колоннами красного гранита. Много мелких куполов находится по краям; минаретов же здесь четыре: два с шестью галереями, и два с четырьмя, — чем строитель мечети хотел обозначить, что был девятый в ряду Султанов Османских. Из украшений мечети особенно замечательна дверь харема против главного входа: она убрана самыми затейливыми арабесками, иссеченными на камне; в месджиде же «михраб» — палатка, где хранится экземпляр Алкорана, «курси» — кафедра для проповедника (ваиз), «мембер» — галерея для возгласителя Султанского имени (хатиб), «мастабэ» — платформа для повторителей приглашения на молитву (махфиль) и «максурэ» — Султанская ложа — все отделаны белым мрамором. В отдельной тюрбэ похоронен сам строитель, Султан Сулейман II, и брат его Ахмед II; кроме того здесь покоится прах знаменитой «Хассеки-Хуррем» (Роксоланы), а также при Сулейманиэ находятся гробницы многих Султанш и Принцев крови. К мечети принадлежит еще несколько заведений разного рода, а именно: [83] «мектеб» первоначальная школа, четыре «медресе» — высшие духовные училища, «дар-уль-хадис»— школа для изучения предании, «дар-уль-кырает» — школа для чтения Алкорана, «медресэ-и-тибб» — медицинское училище, «дар-уль-шефа» — госпиталь, «имарет» — дом для бедных, «караван-сарай» — странноприимный двор, «китаб-ханэ» — библиотека, «себиль-ханэ» — резервуар для воды в соседние фонтаны, «тав-ханэ» — госпиталь для приезжих, и «хамам, — бани, а также кладовые для сбережения имущества странствующих знатных Стамбульцев. Такова в своей сложности Мусульманская мечеть, для которой Сулейманиэ может служить образцем. Законодатель хотел в ней соперничать с Ая-Софией и употребил все бывшие в его воле средства на сооружение великолепного храма. Мечети, при таком обширном расходе, имея еще много духовенства, содержатся «вакфами» (вкладами строителей), состоящими в караван-сараях, банях, домах и проч.

На обширном дворе (сахн) Сулейманиэ постоянно роится толпа народа и производится купля и продажа; среди мечети расположены кофейни, в которых преимущественно собираются «терьяки» (курильщики опиума), число которых в Стамбуле ныне незначительно. Сбоку к Сулейманиэ примыкает огромное здание, прежде бывшее дворцом Янычарского Аги, а потом сделавшееся «Шейх-уль-Ислям-капуси» — местопребыванием (воротами) Шейха правоверия, высшего духовного лица Империи.

Мечеть Султана Мухаммеда II возвышается на четвертом холме Царяграда, на том месте, где стояла некогда церковь Двунадесяти Апостолов. Строение ее продолжалось восемь (по Эвлия-Челеби — 20) лет. Она отличается [84] особенно высотою и красивою формою своих куполов. Передний зал обведен с трех сторон колоннадою и первою главою Алкорана, иссеченною иа разноцветных мраморных досках; над главным входом читают Мусульманское предание лже-пророка о Цареграде: «они возьмут Константинополь, и блажен Государь, блаженна и рать, которые завоюют его»; в роуза же мечети покоится прах самого Завоевателя (Эль-Фатих), который навещают Султаны после препоясания мечем в Эюбе, а против гробницы Мухаммеда, на которой лежит чалма законоведца, находится гробница его супруги Гюльбехар; по левую сторону михраба висит «санджак» (знамя). При этой мечети находятся восемь «медресе» с пристройками (тетиммэ) для помещения студентов, несколько богоугодных заведений, в числе которых состоит и «тимар-ханэ» (дом умалишенных), и первая, по времени основания, Мусульманская библиотека в Константинополе, между которыми более богаты библиотеки Рагиб-Паши, Кюприли, Баязида, Нури-Османиэ, Аашер-Эфенди, Ая-Софии, Ени-Джами, Абдул-Хамида, Лялели и проч.

Недалеко от мечети стоит колонна Марциана, называемая «кыз-таши» (девичий камень); она Коринфского ордена и состоит из цельного куска белого мрамора, в 75 футов вышины. Кроме ее уцелели от Византии: колонна Аполлонова, из Египетского порфира, называемого ныне «погорелою», от частых пожаров; на рынке «таук-базари» (птичьем, в древности Forum tauri), пьедестал Аркадиевой колонны и каменная колода, принимаемая за гробницу Императора Константина. Турки во всех древностях видят лишь талисманы гяуров, и даже Историк Эвлия-Челеби очень наивно утверждает, [85] что в 27 возвышенностях Стамбула, разными строителями его, скрыто 20 талисманов.

Водопровод Валенция, называемый Турками «бозды-ган-кемери» (пояс булавы), между третьим и четвертым холмами, построен первоначально Императором Константином, а возобновлен Валенцием, за которым и оставило его народное предание; Сулейман-Законодатель также занимался устройством его. Вода проведена сюда из резервуаров в Хавас-кёй и Хальхали; длина водопровода более 300 сажен, а вышина 10. Он идет в два яруса, с красивыми сквозными арками; но верхний уже разрушился во многих местах, покрылся плюшем и порос деревьями. С Золотого Рога водопровод Валенция представляет массивное и изящное здание, с воздушною аркадою.

По обозрении водопровода, Его Высочество изволил посетить древнюю цистерну, называемую «бин-бир-дерек» (тысача одна колонна), что употреблено только для круглого счета, потому что всех колонн собственно 224; у Греков она именовалась «филоксен» (гостелюбивая), потому что была назначена для иностранцев; устройство ее относится ко временам Императора Константина. В подземелье ведет неудобная лестница: сырость и темнота царствуют здесь. Составные колонны из прекрасного мрамора идут в несколько рядов, подпирая арки свода; впрочем, колонны тонки и некрасивы. В этом пространстве может поместиться воды на двухнедельное продовольствие всех жителей Константинополя; но это еще только один ярус, а древняя цистерна была в три яруса, из коих два нижние засыпаны. В уцелевшем ярусе помещается ныне заведение для сучения шелка. [86] Так на каждом шагу выказывается пагубное пренебрежение Турок к не-Мусульманским учреждениям! От девятнадцати цистерн древнего Царяграда ныне уцелело лишь пять или шесть, совершенно заброшенных; между ими известна особенно одна, называемая подземным дворцом (ере-батан-сарай), в древности «цистерна базилике» (Императорская). Турки говорят, что под всеми домами и зданиями Стамбула устроены бассейны, в предупреждение землетрясений; подобное мнение господствует на всем Мусульманском Востоке. Впрочем, и у Греков существуют разные поверья о Константинопольских ключах: так родник в Терапии известен целебными свойствами против любви.

Во время прогулки сего дня, Его Высочество изволил заходить в Турецкую гостинницу, где был потребован обед из Турецких блюд. Не смотря на то, что это была лучшая гостинница, большая часть обедавших чувствовали себя дурно после Турецких блюд.

16 Июня Великий Князь изволил обозревать Стамбульские базары. Восточный базар довольно известен: подробности о нем были уже мною и сообщены в «Путешествии по Северной Персии». Константинопольские базары не отступают от общих правил Мусульманских рынков; только они несколько шире и чище. Расположенный на волнистой местности, главный Стамбульский базар, начатый Султаном Мухаммедом-Завоевателем и носящий название старого и нового (Эски и ени базар), разветвляется на несколько линий, в которых продаются и фабрикуются отдельно разные товары; к базару примыкают каменные караван-сараи, местами в несколько этажей, называемые здесь «ханами», между которыми [87] отличается своею обширностию «ени-хан» (новый). Невольничий рынок, близ мечети Сулейманиэ, составляет отдельный низкий хан, с навесом посредине: здесь продаются преимущественно Аббисинки и Негры, по видимому, всегда довольные своею судьбою и всегда исполненные ненависти к Франкам; женщины сидят в каморках за решетками. Почти в средине базара находится «безестен» (правильнее «беззазистан) — место продажи материй, обширное четырехугольное здание, подобно базару крытое, назначенное для продажи лучших товаров, между которыми однакож нередко замешивается ветошь и ходячие лоскутники; в безестене продается также ценное оружие. Его Высочество изволил купить здесь саблю в 400 руб. асс. и несколько «фесов» (шапок) и «папучей» (туфлей).

В семь часов вечера Великий Князь, по приглашению Султана, прибыл на пароходе в Бейлербейский дворец, к обеденному столу. При вступлении Высокого Путешественника во дворец, Турецкая музыка играла Русский гимн: «Боже, Царя храни». В зале ожидали Великого Князя Турецкие сановники и Посланники Европейских Держав: для прохода Его Высочества отперты были «Золотые ворота», которые отворяются лишь для Султана и до сих пор не раскрывались ни для одного Европейского Принца. Султан Абдул-Меджид, сообразно Мусульманско-Турецкому этикету, по «Канун-намэ» (уложению) Мухаммеда II, не присутствовавший за обедом, выходил для приветствия Высокого Гостя, и осведомившись о прогулках Его Высочества по Царюграду, удалился во внутренние покои. За столом около Великого Князя сидели Риза-Паша (Министр Двора) и [88] Сулейман-Паша (Председатель Совета). Во время обеда, Его Высочество предложил тост за здравие Султана, а Великий Визирь провозгласил тост за здравие Государя Императора, после чего Риза-Паша предложил тост за здравие Высокого Путешественника.

17 Июня, в Воскресенье, Его Высочество слушал Литургию в Посольской церкви в Буюкдере, а вечером изволил прогуливаться на Азиатском берегу Босфора, в приятной долине Султаниэ, близ деревни Бейкос.

18 Июня Великий Князь изволил присутствовать в Скутари на эволюциях пехоты, кавалерии и артиллерии (топчи, кумбараджи), при казармах Селимиэ. Не смотря на заботы покойного Султана Махмуда, Турецкие войска находятся не в цветущем положении: в Константинополе считалось слишком 20,000 регулярных войск, но из этого числа едва ли и половина может быть поставлена в сражение. Правда, что пехота марширует довольно ровно, кавалерия учится фехтовать, артиллерия имеет случай чуть не каждый день оглушать холостыми выстрелами себя и других; правда, что для обучения (таалим) пехоты находятся Французские Офицеры, а для обучения артиллерии — Прусские; правда, что содержание Турецкого солдата в столице обеспечено; однако неловкие Османлы с трудом вникают в Европейскую выправку, поощрения не видится ни откуда особенного — так было в 1845 году — и притом солдаты больше недоростки и малолетки, остающиеся недолго на службе, а старые солдаты никак не могут отстать от убеждения, что вне Ислама и Турции нет ничего хорошего. Султан обращал тогда на свою армию внимание довольно посредственное. Внутреннюю стражу, вместо Полиции, содержат [89] регулярные солдаты, не соблюдающие почти никакой субординации ни в «эйлаках» (казармах), ни в «куллуках» (строю). Осуждение Турецким войскам, как ничего не обещающим, произнес еще в 1834 году Маршал Мармон.

По окончании смотра, Его Высочество изволил переправиться в Константинополь, где посетил здание, известное под именем «Порты» (двери). На Востоке издавна все дела решались при дворцовых воротах: это мы находим еще в Библейских сказаниях у Даниила и Эсфири, и у Ксенофонта в его Киропедии. С тех пор «дер» в Персидском, «баб» в Арабском и «ишик» в Тюркском — двери играют на Востоке главную роль в государственном управлении, так что и самая Оттоманская Империя получила название «Высокой Порты». В здании, которому теперь присвоено это имя, заседает Великий Визирь, первый сановник Империи, не бывший однакожь им в 1845 году: потому что всеми государственными делами заправлял любимец матери Султана, Виза-Паша, первоначально бывший любимцем (в полном значении этого слова) Султана Махмуда и возвысившийся из простых разнощиков. Снаружи здание Высокой Порты хотя и обширно, но довольно некрасиво и просто; внутри же много мраморной отделки, но вообще Восточное великолепие отсюда изгнано. Его Высочество был встречен здесь Великим Визирем.

19 Июня Великий Князь осматривал Литейный завод в Топхане, после чего посетил Армяно-католическую Патриаршую церковь и потом возвратился в Буюкдере, а вечером изволил прогуливаться в долине Роз, близ Буюкдере, на Европейском берегу Босфора. [90]

20 Июня посвящено было Его Императорским Высочеством на приготовления к отъезду.

21 Июня, утром, Великий Князь имел прощальную аудиенцию у Султана, который собственноручно написал для Высокого Гостя два Турецкие стиха следующего смысла: «Путешествие есть лучшее средство для окончательного образования юношества». Вечером Его Высочество изволил осматривать Принцовы острова, где посетил Греческие монастыри и знатока Константинопольских древностей Патриарха Константия, произнесшего, со слезами на глазах, приветственное слово, заключение которого было таково: «Пора же Православию расцвести в Цареграде! Кто здесь терпит и сколько — об этом знают вот они!» — при чем благочестивый старец указал на Русского Посланника.

22 Июня Великий Князь Константин Николаевич отправился, на пароходе Бессарабия, в Никомидию и Бруссу: Русский Посланник сопровождал Его Высочество до Дарданелл.

Так заключилось шестнадпатидневное пребывание Русского Царевича в столице Византийских Императоров. Православному народонаселению это посещение осталось навсегда памятно: много надежд и радостных предположений соединяли Православные с приездом Сына Русского Императора, — Сына, носящего славное в Греческой памяти имя Константина! ...

Текст воспроизведен по изданию: Посещение цареградских достопримечательностей во время пребывания в Константинополе его императорского высочества великого князя Константина Николаевича, в 1845 году. СПб. 1854

© текст - Березин И. Н. 1854
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Ялозюк О. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001