-

БЕРЕЗИН И. Н.

ХРИСТИАНЕ В МЕСОПОТАМИИ И СИРИИ

(Окончание).

Россия имеет в Алеппе консульского агента Р. Пичиотто, преимущественно для богомольцев, проходящих через этот край в Иерусалим или Мекку, а собственно русских подданных здесь не находится. Иногда, впрочем, приходится встречать их совершенно неожиданно: так, во время владычества Мегемета-Али в Сирии, прибежал к нашему консулу грузинский невольник, с просьбою о защите и освобождении. Купец, которому принадлежал невольник, обратился с жалобою к Алеппскому губернатору, Исмаил-Бею, и дело представлено было на рассмотрение в Александрию, откуда последовало предписание: исполнить требование Русского консула. — В другой раз подобное же событие имело иной исход: консулу дали знать из-под руки, что на базаре продается русская Грузинка. Он тотчас же послал своего поверенного привести ее, под тем предлогом, будто имеет намерение купить; дорогой Грузин, служитель, объяснил невольнице настоящую причину востребования ее, и невольница подняла страшный крик, отказываясь идти далее. Не смотря на это, она была приведена в консулат, где г-н Пичиотто долго убеждал ее возвратиться на родину, но она решительно отказалась, в надежде попасть в гарем какого-нибудь вельможи османского, и по этому консул, опасаясь повторения несчастного события с Грибоедовым, должен был отпустить невольницу, как мусульманку, опять на базар. [2]

Между другими европейскими представителями стоит упомянуть об австрийском генеральном консуле: Австрия, держава очень католическая, в избежание лишних расходов, консулом имеет в Алеппе туземного израильтянина, которому подчинены младшие агенты из христиан. Впрочем, в этой слабости можно упрекнуть и не одну Австрию.

Утверждают, что главная мечеть в Алеппе была прежде христианскою церковью; кроме того показывают еще за городом монастырь, также обращенный в мечеть.

Страна к З. от Алеппа полна римских развалин, встречающихся почти на каждом шагу, но христианство, увы! — уже бежало отсюда, да и вообще на дороге попадаются лишь покинутые селения. Славная своим патриаршим престолом, Антиохия ныне имеет только около 250 домов православных Греков и 5—6 домов грегориянских Армян: католические проповедники, являвшиеся сюда, не имели никакого успеха, и по этому покинули Антиохию. Греки имеют здесь небольшую церковь, совершенно похожую на дом, в которой богослужение совершается на арабском языке, потому что между Греками здешними преобладает арабский язык; при церкви состоят четыре священника. — Из остатков византийского христианства в Антиохии показывают разрушенную мечеть Хабиби-Неджар, прежде бывшую церковь Св. Апостолов Петра и Павла. Между прочим, в Антиохии живет один русский подданный Эдиб.

Сим заканчиваю я обзор христианского народонаселения от крайних восточных пределов Месопотамии до Средиземного моря, не касаясь сирийского побережья, Ливана и Палестины, которые представляют отчасти иные условия. Остается сказать несколько общих слов о положении христиан в пройденном мною краю.

Некогда христианство было господствующей религией в Месопотамии и Сирии, но, со времени появления мусульманства, религия Христова, гонимая и униженная в стране от устьев Эфрата до берегов Средиземного моря, теряла все [3] более и более своих поклонников и скрылась наконец в горах, что, однако, не спасло ее от новых преследований всененавидящего Ислама ¹. В настоящее время, не смотря на все угнетения и страдания христиан, число их, в обозренной мною полосе, составляет около 200,000 душ, т. е. десятую часть всего народонаселения; в этом количестве, главное место занимают самостоятельные секты, давно отпавшие от восточной Церкви, а именно Несториане (100,000) и якобиты (66,000); потом следуют Халдеи-католики и Армяне-католики (по 6,000 чел.), православные Греки и наконец Марониты (по 2,000 чел.). Эти числа не должно принимать совершенно точными, но приблизительно-верными, потому что, если в образованных государствах статистика не всегда может отвечать на все вопросы о народонаселении, то какая возможность представляется узнать число жителей в мусульманских государствах? Здесь постоянно существуют две цифры для христианского народонаселения; одна, чрезвычайно уменьшенная, когда приходится платить подать поголовную «харадж», а другая — преувеличенная, когда удовлетворяют невинное любопытство европейского путешественника, преувеличенная с целию возвысить важность своей секты. Есть и еще несколько способов узнавать народонаселение на Востоке, но все они не довольно благонадежны; например, духовенство должно бы знать число всех своих прихожан, но эти росписи ограничиваются числом домов, и притом все это делается на словах, иногда просто на обум, а по этому числа опять и неверны и неточны: случается, что в одном доме живут два семейства, и притом число душ в семействах неравно.

Взглянув на взаимное численное отношение христиан в рассматриваемом краю, нельзя не убедиться, что, не взирая на все усилия Римской церкви и на разные с ее [4] стороны уступки от коренных своих догматов, не взирая на давность и ревность проповеди католических монахов в этом краю, католицизм сделал сравнительно небольшие успехи: так из 200,000 душ не более 40,000 ² пристали к западной церкви, хотя постоянное покровительство Франции, по временам довольно сильное, и денежные вспоможения всего католического мира, увлекательно действуют на бедных христиан — не-католиков, предоставленных собственным своим средствам и полному распоряжению турецкого фанатизма. Известно, что в двадцатых годах нынешнего столетия основано особенное общество в Лионе для проповедания католического обряда, под названием l’Association de la propagation de la foi, сборы которого в мое время (в 1844 г.) достигли 3,540,903 франков, при чем Франция доставила более половины (1,933.800 франков). Такой слабый результат — только 1/5 часть униатов из всего народонаселения, всегда большею частию готовых отпасть от западной церкви, существенных догматов которой униаты или не знают, или не признают, должно приписать с одной стороны желанию человека сохранять религию предков, с другой соблазнительному поведению самих католиков. Но будем говорить сначала о положении христиан в Турции вообще, и потом обратимся к принявшим римский обряд.

Ислам разделяет весь земной шарь на две половины: «дар-уль-Ислам область правоверия, и «дар-уль-Харб» область войны; первую составляют мусульмане, вторую — не-мусульмане. Только исповедующий Ислам признается человеком, гражданином с правами: не-мусульманин не имеет никаких права, и может, лишь в силу [5] обстоятельств, быть помилован (получить аман), и в таком случае обязуется платить «джезиэ» поголовный выкуп ³. Для истинного мусульманского государства, в международных отношениях с не-мусульманами, существует постоянно только одно положение «джихад» священная война, утверждение Ислама ⁴.

В мусульманском государств обитатели разделяются, следуя духовному уставу, на три класса:

a) Мусульмане.

b) Не-мусульмане, живущие в мусульманской стран, «райя».

c) Не-мусульмане, оставленные в покоренной стране, и повинующиеся собственному главе, которого назначает мусульманский государь.

Презрение свое к не-мусульманам Ислам, не дающий им никаких прав, выразил в самом названии «райя», (собственно «ре-аия»), которого единственное число (в арабском языке) означает «стадо овец, которое пастух пасет, стрижет и доит для своего содержания». Райя не составляет члена общества: он только нечто полезное для мусульманина в Турции. Он не может служить ни в какой службе ⁵, кроме частной, и еще для него открыты места банкиров и переводчиков; он может заниматься земледелием, только в вид фермера, промыслами ⁶ и торговлею, но везде, где бы то ни было, мусульманин имеет пред райей шаг впереди. Ни дом райя, ни одежда его не должны иметь претензии на те яркие краски, которыми расписывает себя мусульманин, так что райя во всем и везде не только должен быть отличен, но и [6] унижен; он не может носить оружия, ездить верхом: в мусульманской беседе он не может ни сесть, ни принять участия, без особенного, дозволения ⁷, и притом ласка всегда покупается дорого. Богослужение свое райя должен отправлять не публично; в суде он не составляет свидетеля, разве дело производится только между райями же; всякий мусульманин может входить в дом райя безвозбранно; одним словом, ни собственность христианина, ни честь женского пола, ни даже самая жизнь не защищены законом, который не заботится о существовании райя, а имеет в виду лишь права и отношения мусульман ⁸.

К этим недостаткам закона и освященным давностию времени обычаям, присоединяется почти повсеместная ненависть и несправедливость мусульман к христианам: некоторое довольство, не говоря богатство, христианина уже возбуждает зависть в мусульманине, и достаточно ничтожного повода, а иногда и без всякой причины, чтобы христианин лишился плодов многолетнего труда и бережливости. Турецкие власти всегда рады такому поводу, и христианину остается выкупать свою безопасность тяжелыми подарками. Особенно, в этом отношении, достойны сожаления поселяне, которые в Турции не имеют возможности улучшить свое положение, потому что достояние их все на лицо и все подлежит произволу Турка; купечество и промышленники еще успевают как-нибудь ускользнуть от корыстолюбия правителей, но ни в каком случае и нигде в Турции капиталист-христианин не может спать спокойно, потому что богатые, если не подали лично никакой причины к неудовольствию против себя, отвечают за-уряд за своих бедных собратий. Конечно, не всегда и [7] не все турецкие власти поступают произвольно с христианами, но можно сказать утвердительно, и никто в этом не усумнится, даже западные нынешние защитники Турции, что всякий Турок, в следствие всех действующих на него причин, питает постоянное нерасположение к немусульманину, а при таком закоренелом пристрастии разве может существовать какая-нибудь правильность в отношениях мусульманина с райей? Понадобились ли правительству деньги: общее мнение указывает прежде всего на райя; случилось ли в области какое несчастие — разумеется, в этом виноваты христиане; вступает ли Турция с кем в войну — опять виноваты христиане. И нет конца мусульманским придиркам к угнетенному христианскому народонаселению! Повторю при этом опять, что нет правила без исключения: но в долгих странствованиях моих по Турции мне почти не случалось слышать ни от одного христианина похвалы какому-нибудь турецкому правителю. Предположите даже, что это основано на взаимном нерасположении христиан и мусульман, но и тогда корень зла, со всеми его отпрысками, кроется не в угнетенных, а в угнетателях.

Особенно Турки и турецкое правительство жестоки к райям в делах религии: христианин никогда не должен позволить себе, под страхом смерти, сказать что-нибудь невыгодное об Исламе, между тем как Турок может издеваться сколько душе угодно над верованием христианина; мусульманин может, как ему вздумается, обращать христианина в Ислам. Не говоря уже о том, что мусульмане не редко отнимают у христиан малолетних детей и дочерей, и, без всякого суда и следствия, делают их мусульманами, сколько представляется господствующему Турку случаев угрозами, лишениями, конфискациями, страхом незаслуженного наказания, и другими подобными мерами совращать христианина с истинного пути, и общее мнение лишь возводить на пьедестал святости такого Турка! Там, где нельзя употребить угрозы, или она не действительна, [8] прибегают к хитрости. Если же уловленный в сети христианин, которому готовы простить всякое преступление, даже несколько преступлений, лишь бы он принял Ислам, одумавшись отважится отказаться от вынужденного обращения, то его ожидает верная и жестокая казнь: «мен беделе динеху, фактулюху», — кто переменил веру, убивайте его, говорит Ислам. Хотя после мучительной казни Армянина Овакима, Порта и дала позволение христианам, после принятия Ислама, возвращаться на лоно прародительской церкви, но увы! где же было исполнение этого фирмана на деле, и где же был пример просветления заблудшего христианина?... Разумеется, и не будет его, пока существует Турция.

Величайшие затруднения представляются в Турции при сооружении или поправке христианского храма: на малейшую переделку или исправление нужно получить не менее, как Султанский фирман из Константинополя. Собственно Ислам и не допускает постройки новых церквей, или возобновления старых в мусульманском государстве ⁹: однако, с помощию дорогих окупов и влияния христианских держав Европы, в Турции как-нибудь поддерживаются здания церквей, но уже никакого велелепия в них не позволяется, страха ради мусульманского. Если стена церкви угрожает неминуемым падением и опасностию соседнему зданию, если нужно в кровле вставить хоть один камень, если нужно заложить окно, на все это необходим отдельный фирман, для получения которого требуется составить прошение, и потом, за всякую отметку согласия или исполнения на этом прошении, в многочисленных канцеляриях и диванах, через которые должна пройти бумага, взимается большой «ришвет» взятка, так что получение султанского фирмана стоит дороже, нежели постройка самого [9] здания. С получением фирмана дело не оканчивается: нужно еще дать ришветы всем местным властям, даже соседям мусульманам, и потом уже приступить к поправке; но окончании работ новые ришветы, особенно значительные тем, которые будут свидетельствовать здание, потому что в каждом фирмане позволяется восстановить или исправить церковь точь в точь, как она была прежде, ни на один этом разницы, а при таком определении как легко турецкому чиновнику придраться и разрушить не только поправку, но и самый храм! Ко всем этим обстоятельствам должно присоединить еще многочисленные препятствия и подъиски христиан другой секты, старающихся из всех сил остановить постройку или поправку храма ненавистных им собратий.

Если таким притеснениям подвергаются церкви христианских райев в Турции, то не менее переносят и богослужение и духовные христианские, потому что мусульманин, да и самое правительство турецкое, умышленно стараются оскорблять и унижать христианина в том, что для него всего священнее. Я уже сказал, что христиане в Турции не имеют позволения отправлять богослужение свое публично: самые празднества и церковные процессии совершаются христианами спешно и как бы втайне там, где живут мусульмане. Так, христианские священники должны закрывать крест покровом во время церковных процессий, не выносить ликов святых; христианские церкви не имеют колоколов, исключая некоторых горных монастырей, где притом употребляются малые колокола; ненавистный мусульманину крест, ненавистный до того, что он, по какому бы важному делу ни спешил, увидя на пути случайно сложившиеся крестом прутья, раскидает их, не должен показываться ни на одной церкви, а церковь никак не должна быть лучше самой последней мечети. Даже обряд погребения усопшего собрата христиане должны совершать без пения, и по этому, опасаясь оскорблений, христиане хоронят своих покойников по большей части ночью. [10]

Равным образом и духовенство христианское вкушает из той горькой чаши, которую принимает паства от турецких властей: чтобы сохраниться или получить утверждение в своем духовном чине, Епископы, и вообще духовенство, постоянно должны платить поборы турецким правителям. Напрасно европейские путешественники говорят о каком-то уважении Турок к католическому духовенству ¹⁰: я сам, к несчастно, не раз был свидетелем того унизительного обращения, которое постоянно позволяют себе турецкие начальники с христианскими духовными, даже европейскими, а тем более это относится к духовенству райя; для Турка «папас» или «кешиш» составляет предмет особенного презрения и отвращения ¹¹. [11]

И такое-то бедственное существование христианин райя в Турции еще должен окупать поголовною данью «джезиэ», которая у Турков называется «харадж» или «харадж-ур-руус» поголовный сбор: только этою платою раня получает аман. Алкуран повелевает (Гл. IX, стих. 29): «(Воюйте) и с книжниками (имеющими книги закона духовного), не исповедующими истинной религии, до тех пор, пока они, униженные, собственными руками внесут джезиэ». В последнее время мусульмане, а за ними и некоторые западные писатели стали приписывать хараджу значение «рекрутского выкупа»: такого смысла харадж никогда не имел; всегда в мусульманском законе он означал выкуп за право уклониться от принятия Ислама и [12] сохранить свою жизнь. Не далее, как в одном из нумеров нынешнего года L’independance Belge, какой-то османский Бей, проживающий в Брюсселе, горячо защищал уставы своей империи, и между прочим утверждал, что удаление райя от военной службы, посредством поголовного окупа (хараджа), для райя очень выгодно. «Как будто рекрутство или вербовка лучше хараджа, который есть не что иное, как окуп за право не ставить солдата»! восклицает насмешливо мистический Бей. Оставляя в стороне неправильное определение хараджа, чего стыдно не знать мусульманину, заметим только, что брюссельский Бей, считая не бесчестным уклоняться поголовно от военного служения отечеству, забывает оборотную сторону медали: по его выводам, выходит, что Турки пренесчастные люди, потому что несут военную службу.

Джезиэ, наложенный Халифом Омаром на не-мусульман, состоял в сорока осьми дирхемах для богатых, двадцати-четырех для среднего класса, и двенадцати для бедных. В Турции, до Султана-Махмута II, существовали следующие правила для взимания хараджа:

Все народонаселение райя разделялось на три класса:

a) Поденщики или работники, снискивающие себе пропитание только в поте лица, называемые «фукараи-мё’темелэ» бедняки на жалованьи:

b) Люди среднего состояния, называемые «мютевасити-уль халет» (среднее состояние)».

c) Зажиточные «эсхаб-и-маль», которые пользуются ежегодным доходом не менее 88 пиастров, 13 пар, 1 аспры.

Сообразно этому делению и харадж состоял в трех отделах:

a) «Эдна» самый низший, один цехин (2 пиастра 80 пар), для бедных.

b) «Эвсат» средний, два цехина (5 1/2 пиастров), для среднего класса.

c) «А’аля» самый высший, четыре цехина (11 пиастров), для зажиточных. [13]

Райи платят харадж только по достижении взрослых лет. Так как Турки не имеют метрических книг, где бы записывалось время рождения каждого, а метрик христианских они не признают, то сборщики хараджа, в определении взрослости, употребляют следующий способ, впервые будто бы показанный одним греческим священником, который доказывал визирю несовершеннолетие одного из своих учеников, несправедливо обложенного хараджем: меряют шнурком окружность шеи мальчика, складывают этот шнурок вдвое, дают концы в зубы мальчику и стараются провести его голову в окружность шнурка; если голова проходит свободно, то значит райя совершеннолетен и должен платить харадж.

Нищие и монахи, живущие подаянием, избавляются от хараджа.

Так как турецкая монета подвергалась непрерывной порче, отчего происходило значительное повышение цехинов, то, в 1803 году, последовало султанское повеление о платеже хараджа отныне не цехинами, а пиастрами, и окуп назначен был такой: для низших 3 пиастра, для средних 6 пиастров и для высших 12 пиастров, т. е. первый класс был увеличен 10 парами, второй 20, а третий 40.

Из этого неравенства хараджа происходит то, что и миллионер платит незначительную подать, но это, разумеется, только на бумаге, потому что на деле турецкие власти всегда находили способ облегчить карман капиталиста-райи. Кроме того «колджи», сборщики хараджа, позволяют себе разные притеснения, в особенности в определении степени благосостояния райя, на что особенных и точных правил не имеется: так колджи подкарауливает райю в день его праздника, когда тот надевает лучшее платье, и, опираясь на этот ничтожный признак, происходящий лишь от пустого франтовства, заставляет его взять билет на высший отдел хараджа, т. е. вместо одна — эвсат, а вместо последнего — а’аля, при чем идет в счет старый [14] билет. Для таких-то случаев райя должен всегда иметь при себе билет в уплате хараджа за прошлый год и полную сумму для уплаты за нынешний, а иначе он подвергается аресту. Если колджи находит райю без билета, то заставляет его взять самый высший отдел хараджа.

В случае, если райя, по несостоятельности, или по чему-нибудь иному, не в состоянии дать окупа, его берут под стражу на первую гауптвахту, за что он должен заплатить 12 пар. Отсюда за конвоем отсылают его к «хараджи-баши», главе окупщиков, за что он должен заплатить полтора пиастра: таким образом, ни один шаг не обходится райе даром.

В провинциях еще более злоупотреблений и произволу при сборе хараджа. «Дефтердар» ведатель финансовых реэстров империи, посылает в провинцию «богчу» связку билетов хараджевых, и получает от сборщиков деньги за число розданных билетов; но как они розданы и сколько за них взято лишнего, до этого дефтердару нет дела, а разве в Турции райя может найдти где-нибудь защиту от произвола, не только чиновника, но и всякого мусульманина?...

Кроме того обитатели Перы, Галаты и вообще всего европейско-босфорского побережья из райев, обязаны были платить дополнительных 8 пар с головы без всякого различия: этот побор назывался «испенчэ» и назначался воеводе или начальнику Галатской полиции, на содержание мечети султана Ахмеда І-го.

В 1834 году последовал указ султана Махмута об изменении таксы и способа взимания хараджа; по этому указу назначается такой порядок:

Отныне связка хараджевых билетов, посланная из Константинополя в провинцию или в округ, будет помещена в местном диване или в частном отделении, избранном, с общего согласия, внутри города и в мусульманском квартале. Местные власти, как то: судьи, [15] мутеселимм (городской и уездный начальник) и воевода (полицейский начальник), или назначенные от каждого из них доверенные коммиссары, вместе с главными липами из райев, каковы священники и старшины общин, составят коммисию, которой особенно принадлежит взимание хараджа. Все члены этой коммиссии будут сходиться в присутствие один, или несколько раз в неделю, пока не будет собран весь харадж. Райи будут сюда призываемы отделениями.

Раздача билетов хараджевых имеет производиться по последней ревизии; там же, где эта ревизия еще не была, будут раздавать по прежним спискам и сообразно действительному состоянию каждого, засвидетельствованному старшинами общины, к которой он принадлежит. Раздача должна производиться в присутствии всех членов коммиссии, поголовно и лично, а равно и плата должна производиться таким же образом, так что без содействия главных лиц из райев не может быть выдан никому хараджевый билет, ни взята в уплату какая-нибудь сумма.

Дабы никакая незаконность не могла быть допущена во взимании, к каждому билету должны быть приложены печати судьи, местного начальника, и подпись одного из главных райев.

В случае же, если местные власти, члены коммиссии, изъявят сомнение в точности объявлений главных райев, относительно числа, положения и состояния принадлежащих к заведываемой общине райев, не имея доказательств в неверности показаний, и воспользуются этим предлогом для притеснения райев, как делали прежние собиратели подати, и для истребования от них какой нибудь суммы сверх определенной, и если это будет доведено до сведения правительства жалобою, за подписом митрополита и главных райев:

С другой стороны, так как сборщики хараджа уже не должны будут объезжать города и деревни, если [16] случится, что главные райи скроют число живущих райев, или будут потакать обману райи, который, отлучась на время раздачи хараджевых билетов, возвратится на место жительства уже но закрытии коммиссии; или еще покажут состояние райи ниже действительного, с целию избавить его, нисшею платою, от той, которую он может вносить по своему состоянию; и если, об этих делах, будет представлено начальству донесение судьею и местными властями:

В обоих случаях будет назначено, по распоряжению правительства, строгое следствие о донесенных ему событиях, и окажущиеся по следствию виновными понесут, смотря по важности преступления, заслуженное наказание.

Для взимания хараджа в областях империи, соединяли два санджака, или, смотря по местному пространству, три, пять или десять уездов, и это соединение составляло один округ; в каждом округе один коммиссар занимался взиманием подати. Но, по причине больших расстояний, он не мог лично распоряжаться всеми операциями на местах, и по этому отдавал на откуп собирание подати в разных подразделениях окупного округа. От этого происходили большею частию притеснения, на которые райи жаловалась. Ныне, когда, с помощию ревизий, народонаселение большей части областей известно и внесено в списки, и харадж каждого санджака и уезда, в которых ревизия уже была произведена, будет взимать местный, назначенный для сего коммиссией, сборщик, издержки канцелярии и другие, требовавшиеся доныне сборщиками, не будут уже иметь места на будущее время. Небольшие расходы, соединенные со взиманием, будут включены в самую подать: они будут браться из казны хараджа, для уплаты кому следует в разных местностях. Во всех местах, где взимание, вместо отдачи на откуп, производилось прямо от правительства и на счет его, вышеизложенные определения равномерно возымеют действие.

В области же, где ревизия еще не была произведена, было бы затруднительно посылать из Константинополя [17] хараджевые билеты отдельно для каждого уезда, ибо правительству не достаточно известно потребное для каждого из них число. Посему одна общая связка хараджевых билетов будет отправлена в провинцию, сообразно прежнему исчислению, но раздача их будет произведена по уездам, и местные власти, в соединении с главными райями, обязаны составить точный список числа платящих подать райев в каждой местности. Этот список будет представлен в Константинополь и послужит указателем на следующий год.

Если, после представления этих списков в Константинополь и раздачи по уездам хараджевых билетов, отправленных из столицы, местные власти возвратят правительству известное число этих билетов, на том основании, что райи перешли в другие уезды или померли, то эти перемены должны быть засвидетельствованы несомненным образом; при недостатке же этого, представленные перемены не будут приняты во внимание правительством; и если бы обнаружилось, что они составлены ложно, то чиновники, покусившиеся на интересы казны, будут примерно наказаны.

Все райи, обитающие в столице, внесены в списки; все их кварталы имеют собственных надзирателей. Отныне райи, собираемые через посредство патриархий, будут отводимы, надзирателями каждого квартала, в канцелярию главного сборщика хараджа (хараджи-баши), который будет выдавать им билеты за каждый год. Так как для определения различия между райями постоянно живущими, и приходящими из других мест, или пользующимися иностранным покровительством, потребуется известное число чиновников, занятых этим делом, то для такой службы будут назначены к главному сборщику приходские священники и доверенные патриархии. Этим способом раздача хараджевых билетов будет производиться правильно, без учреждения сборщиков подати. [18]

Узаконенная величина хараджа для райев первого разряда определяется в 48 драхм чистого серебра, для второго разряда 24 драхмы и для третьего 12 драхм. По особенной милости султана, эта подать, в ходячей монете равняющаяся 72, 36 и 24 пиастрам, назначена, с 1 Мухаррема 1250 года (с июня 1834 года по Р. X.), в 60 пиастров для первого класса, в 30 для второго и в 15 для третьего ¹².

Не смотря на такое, по видимому, облегчительное распоряжение, участь христиан в Турции, относительно поголовного откупа, осталась почти без перемены: прежние злоупотребления явились под новыми формами, никаких коммиссий из райев не существует, и христианское духовенство не смеет жаловаться, потому что всякая жалоба, по прежнему, ведет за собой новое угнетение и побор. Надобно еще заметить, что, не смотря на уменьшение и эмиграцию христианского народонаселения, не смотря на обеднение некоторых райев, количество хараджа остается прежнее, потому что за умерших, выселившихся и бедных платят богатые.

Царствующий ныне султан Абдул-Меджпд, при самом вступлении своем на престол, обнаружил желание продолжать реформу Турции, начатую его родителем; с этою целию он издал знаменитый Гюль-Ханейский указ (3 ноября 1839 года), произведший в Европе такое сильное впечатление, но только в Европе, потому что в самой Турции Гюль-Ханейский «хатт-и-шериф» остался почти без действия и без последствий, по крайней мере для христиан. Вот вторая половина этого указа в русском переводе, сделанном мною с турецкого подлинника ¹³: [19]

«По сему впредь процессы обвиненных будут рассматриваться тщательным образом публично, но требованию священных законов, и до произнесения приговора, не будет позволено, в отношении никого, ни тайно, ни явно, действий, клонящихся к погибели или отравлению его.

Не случится ни с чьей стороны самовластного покушения на честь и доброе имя другого.

Каждый человек будет обладать и распоряжаться, с полною свободою, имуществом и собственностью своею, и ни с какой стороны вмешательства не будет.

В случае же, примерно, вины или преступления кого-нибудь, наследники его, как скоро эти наследники не будут причастны его вине и преступлению, не будут лишены, конфискованием, прав наследства.

Так как подданные высокого государства нашего, мусульмане и другие нации, составляют без исключения предмет сих царских наших милостей, то совершенная безопасность дарована с нашей царской стороны, обитателям всяких богохранимых областей наших, по священному уставу, относительно жизни, чести, доброго имени, и имущества.

Относительно других предметов, так как их оказалось необходимым установить по согласию мнений, члены собрания юридических решений, которых число имеет быть умножено до меры необходимости, министры и сановники нашего высокого государства, в некоторые имеющие назначиться дни, будут собираться там (в совете юстиций), и будут свободно говорить, не удерживаясь ни от одного из своих рассуждений и замечаний, и важные постановления, относящиеся до безопасности жизни, имущества и платежа налога с одной стороны будут обще утверждены ими, а об отделе организации войск будет обще говорено в совете, заседающем во дворце сераскира.

Как скоро будет постановлен какой-нибудь закон, пусть он доложится нашей августейшей особе, для [20] утверждения и приложения на верху нашей августейшей тугры, дабы он имел действительную силу до тех пор, пока угодно Всевышнему Богу.

Так как эти священные постановления учреждены единственно для оживления веры, правительства, государства и нации, то, с нашей августейшей стороны, будет сделано обязательство и договор ничего не делать противного тому.

И в покое возвышенной мантии (Мухаммеда), в присутствии всех улемов и министров, будет нами произнесена клятва Богом, а также от улемов и министров будет потребована присяга.

Сообразно сему, будет составлен свод уголовных законов, преимущественно с целию исполнения, не взирая ни на степень, ни на отношения, ни на расположение, наказаний, соответствующих дознанному преступлению делающих противное священным постановлениям, пусть то будут улемы, визири, и вообще кто бы то ни был.

Жалованье всем чиновникам в настоящее время производится в достаточном количестве; но если, может быть, есть еще не состоящие такими (не получающие достаточного жалованья), то и они будут приведены в порядок, после чего будет обращено внимание на утверждение, строгим законом, совершенного уничтожения на будущее время гнусного обычая ришветов (взяток), составляющего главную причину повреждения государства и отвергаемого законом».

Вот уже скоро исполнится пятнадцать лет со времени издания этого указа, но ни одна из предложенных в нем реформ не приведена в действие. Если уже такой важный акт оказался не действительным, то какого исполнения можно ожидать от других фирманов Султана?...

Христиане в Месопотамии и Сирии живут в городах и деревнях, отдельными поселениями и вместе с мусульманами. В делах духовных и светских они управляются своим духовенством, исключая дел с мусульманами и [21] мусульманскими государственными учреждениями, когда расправа производится по турецким законам. Патриархи составляют для христиан высших духовных и светских правителей, за исключением Халдеев, которых патриарх не признан турецким правительством, и находится в распоряжении у пашей. Патриархи назначаются турецким правительством; ведение же христиан предоставлено им указом султана Махмута II; впрочем, Несторианский патриарх, а равно и паства его, до нашествия Курдов, весьма мало признавали авторитет султана. — В делах известной важности патриархи, или сами, или через своих доверенных, обращаются к Порте через «Реис-Эфенди», министра иностранных дел, к департаменту которого относятся дела райев.

В городах христиане занимаются торговлею и некоторыми ремеслами, а в деревнях земледелием, садоводством, разведением хлопчатой бумаги, выделкою домашних материй и вина, а также всюду мелкою промышленностию. Между торгующими есть зажиточные люди, но здешняя зажиточность совсем не то, что у нас: здесь 100,000 руб. асс. составляют первостатейный капитал. Это очень естественное последствие лености мусульманина, жадности и несправедливости правительства и отсутствия всякой безопасности, где бы то ни было. Христиане Месопотамии и Сирии, разумея упомянутые выше местности, не счастливее остальных своих собратий и подвергаются всем притеснениям, которые закон позволяет и даже не позволяет мусульманину; некоторое отличие, за исключением Алеппа, состоит в том, что в этих отдаленных пределах покровительство и вмешательство европейских агентов мало имеет веса, но с другой стороны, разнородное мусульманское народонаселение не пропитано здесь таким дружным фанатизмом, какой дышет в воздухе цареградском. Конечно, ход дел более всего зависит от пашей, полновластных откупщиков своих эялетов: в мое время, за исключением фанатика [22] Бедыр-Хана и отчасти мосульского Мухамед-паши, местные турецкие власти были довольно сносны для христианского народонаселения. Конечно, общий дух мусульманского деспотизма не оставлял выказываться при удобных случаях: приведу несколько примеров.

К Мосульскому паше потребован был, по какому-то делу, христианин-купец. С трепещущим сердцем отправился райя к своему властителю, надев платье получше, чтоб не оскорблять приличия. «Пейзевенк!» сказал паша, «тебе бы ходить в лохмотьях, а ты как наряжаешься!»

Одному христианину был адресован товар из Персии: «катырджи» — возчики сдали его в таможне кому-то, кто их рассчитал, и, получив новый груз, отправились обратно. Христианин, напрасно ждал товара, который, надобно заметить, пришел как-то раньше срока, и потому был пропущен христианином, который постоянно наведывался в таможне, и постоянно получал отказ. Наконец он узнал истину, но к чему послужило ему это открытие? Жаловаться на таможню…. Но это значит потерять все последующие товары.

Обыкновенно всякую нечистоту из своего дома мусульманин кидает к христианскому дому, если есть такой по соседству. В Мардине один христианин осмелился отбросить эту нечистоту обратно: мусульманин избил его до полусмерти и потом еще пошел жаловаться к мутеселлиму, который велел посадить христианина в тюрьму за оскорбление мусульманского закона, и, разумеется, освобождение стоило христианину дорого.

При въезде моем в Диарбекир, за мной ехал христианин из деревни, везший виноград на продажу в город: стража турецкая у ворот накинулась на мужика, и прежде, чем я успел заступиться за него, более половины винограда было уже расхватано. Спрашивается: откуда поселянину добывать копейку для вноса хараджа?

И действительно, деревенское христианское народонаселение по преимуществу отличается бедностию: земля отлично [23] плодородна и много ее, охота работать есть, но мусульманская алчность и самоуправство подавляют всякий труд и всякую охоту иметь избыток. Особенно подвергаются опустошениям придорожные деревни от проходящих турецких войск; в Месопотамии же довольно албанских кавалеристов, самых свирепых и жадных солдат.

Кроме турецких властей, христианские селения в Месопотамии и Сирии подвергаются опустошениям от Курдов и степных Арабов: это представляет еще одно из отличий рассматриваемой полосы.

Из христиан этого края, Армяне, по обыкновению, составляют по преимуществу торговое племя; вообще же здешние христиане знаменуются своею пассивностью, за исключением несториян, которые, благодаря своим горам, слыли храбрым племенем, что они и доказали отпором Курдам. Христиане здешние необразованы, поселяне более чем горожане: между последними грамотные встречаются едвали-ли на половину, а между сельскими жителями грамотный составляет исключение. Необразованность христиан происходит от недостатка школ, а недостаток школ условливается неимением денежных средств; да впрочем, здешние христиане и не чувствуют потребности в грамоте, тем более, что, кроме родного языка, они должны еще учиться, ради житейских выгод, грамоте арабской и турецкой. В селениях совсем нет училищ, а обучают грамоте священники желающих; светских школ не имеется, а училища при церквах указаны мною в своих местах. При том-же и турецкие власти косо смотрят на заведение училищ: для невежд это составляет предмет особенных опасений.

Благосостоянием и некоторым образованием отличаются алеппские христиане, как потому, что торговые сношения и присутствие многих Европейцев придают им безопасности, так и потому, что здесь христиан довольно, живут они отдельно от мусульман, и вообще жители Алеппо [24] отличаются изящностью обращения. Впрочем и эта изящность имеет свои дикие порывы: после меня столько было гонений и кровавых сцен с христианами в Алеппе, Мардине и Мосуле!...

Спрашивается: отчего же христиане не оставят Турции и не выселятся в другую христианскую же землю? Во-первых, это сделать не легко, по причине все-таки некоторого надзора за ними со стороны турецких властей, а если бы и удалось это сделать, то ярость Турок обрушится на родственников бежавшего. Во-вторых, привычка человека к месту своего рождения всегда и везде, не смотря ни на какие преследования, сильна. В-третьих, насущное содержание здесь для христианина все же обходится без особенных трудов (разумеется, работы на мусульман в сторону), а в другой стране, при необразованности своей, много-ли заработает здешний христианин? В-четвертых, мусульмане распространяют о других землях такие страшные и нелепые слухи, которым, в слепоте фанатической, верят сами от души, что не видавшие ничего, далее Месопотамии и Сирии, христиане думают не очень выгодно о существовании в иных странах. В-пятых, кому же из этих христиан, при их необразованности, придет в голову мысль о переселении? Здешние христиане так привыкли к мусульманскому игу, что они ждут прихода русских в эти края — общее мнение в мосульской области — чтоб освободиться от тираннии мусульман, но сами не прибегнут ни к одному из средств для достижения хоть некоторой самостоятельности.

Духовенство христианское, как я уже имел несколько раз случай заметить, не обладает ни достаточными познаниями в религии христианской, ни даже достаточным пониманием догматов ее. Причина здесь та же самая — недостаток училищ и наставников. Духовные вообще мало отличаются в образе жизни от мирян: точно также вы видите кешиша всегда с длинным чубуком и пускающего [25] клубами табачный дым, сидя поджав ноги; точно также не откажется кешиш от лишней рюмки вина на мирском празднеств: все отличие состоит разве в том, что священники живут получше мирян. Подобно многим другим местам, духовенство мало любимо своею паствою, но уважением пользуется большая часть духовных. Не смотря на малочисленность стрегомой паствы, высшие духовные лица носят важные титулы патриархов, митрополитов и епископов: это — остатки еще византийских учреждений; крон того духовенство почти везде преувеличивает древность своих храмов.

Кроме угнетений от турецких властей, христиане в Месопотамии и Сирии, как и повсюду в Турции, раздираемы междоусобицами сект: в этих местах преимущественно существует раздор между католиками и не-католиками, потому что, за исключением католиков, остальные обряды уживаются друг с другом довольно мирно, хотя и уклоняются взаимно от вступления в браки. Не смею никого обвинять в этом раздор, но, кажется, духом нетерпимости и даже невероятной злобы отличаются преимущественно католические христиане: одна французская путешественница (Adele Hommaire de Hell) приводит, без особенного прискорбия, чувства одной армянской дамы (!) в Константинополе, которая «питает менее отвращения к мусульманам, нежели к своим собакам-раскольникам». ¹⁴ Это мнение не одной Армянки, но почти общее между католическими христианами; с своей стороны и христиане других обрядов не любят католиков, и таким образом фанатизм, постоянно воспламеняемый враждующими духовными, уничтожает на Восток главный и основный догмат христианства — любовь к ближнему. Обе стороны приписывают друг другу неслыханные злодеяния, представляют в искаженном вид учение своих противников, чернят духовенство всевозможными [26] пороками, и, разумеется, первый шаг принадлежит во всем этом католикам, которые, кроме того имеют многочисленных защитников в европейских журналах. Впрочем, в утешение истинных христиан, я могу сказать, что с одной стороны, в описываемых мною местах, дух нетерпимости между христианами не так силен, как в других местностях, а с другой, европейские защитники католицизма, как ни стараются опорочить другие обряды, не находят почти ничего сказать противу них фактического, а ограничиваются пустыми разглагольствованиями. — Прямым следствием религиозных раздоров есть ослабление христиан и презрение к ним мусульман; это ослепление ненависти доходит иногда до крайних пределов, так что христиане добровольно унижают себя перед турецкими властями, лишь бы нанести удар противникам; я привел выше случай о приглашении Халдеями турецких войск на стоянку в христианский монастырь, при чем, разумеется, мусульмане позволяли себе разные бесчинства, и еще я застал многие произведенные ими в здании повреждения.

Учреждение школ и распространение образованности, о чем так заботится католическое духовенство, было бы неоспоримым благодеянием для восточных христиан, если бы это обучение производилось основательно, а не поверхностно, если бы одним из первых начал учения не было внушение ненависти ко всем христианам не-католического обряда, если бы степень учения сообразовалась с потребностями учащегося, и если бы, наконец, при вводимом полупросвещении, не возникало, вместе с смягчением нравов, и растление их. Все эти упреки можно приложить с большею строгостию к константинопольским католикам, нежели к месопотамским и сирийским, но о первых мы будем говорить когда-нибудь в другой раз.

К истинному прискорбию всего христианского мира, в распрях и взаимной вражде восточных христиан принимают деятельное участие европейские агенты дипломатические, [27] и даже просто Европейцы: в силу окружающего влияния, почти каждый Европеец, приехавший на Восток, становится одержим духом нетерпимости и прозелитизма. Говорю это отчасти и по собственному опыту, в чем и раскаиваюсь. Более всего вмешивается в отношения христиан Франция, самовольно принявшая на себя право распоряжаться делами всех христиан в Турции, всех, потому что, покровительствуя католикам, она в то же время преследует христиан других исповеданий. В описываемом мною краю, во время моего проезда, турецкие власти были довольно глухи к притязаниям Французских агентов, а после моего отъезда даже был уничтожен доминиканский монастырь в Мосуле и монахи понесли довольно оскорблений: эти печальные события были вызваны самими католиками.

Англия ограничивает свою роль повсеместным противудействием Франции и католицизму; агенты ее проникнуты равнодушием к делам христиан вообще, но никогда не упустят случая нанести какой-нибудь вред католикам. Миссионерская ревность Англии проявилась только в Мосуле, и при том не за долго до моего приезда. При постоянной противоположности видов и интересов Англии и Франции, ничего не значит воззвание министерств английского и Французского об обоюдном содействии всем дипломатическим агентам обеих держав в настоящее время: наружная дружба будет оказываться, а тайное противодействие будет продолжаться по прежнему, или, короче сказать, дела христианские в Месопотамии и Сирии останутся в старом виде.

Американские миссионеры исполняют свое дело от чистого сердца, но значение их не велико.

Россия, сохраняя свято договоры, постоянно уклонялась от вмешательства в дела неправославных христиан в Месопотамии и Сирии, как я имел случай показать несколько раз в течении этой статьи. Не смотря на общее почти желание здешних христиан, и при том самое пылкое, отдаться под покровительство России, наше правительство не [28] учреждает даже и дипломатических агентств там, где число и нужды православного народонаселении того не требуют. После этого ясно, как несправедливы возгласы тех, которые приписывают русскому правительству честолюбивые виды на господство над всеми христианами. Английский миссионер в Мосул, Баджер, противник католицизма, постоянно приходил в страшное негодование от того, что Россия, пользующаяся таким теплым сочувствием месопотамских и сирийских христиан, не принимает наступательного участия в их делах, которое имело бы неотразимое влияние и превосходство пред всеми другими.

И. БЕРЕЗИН.

Комментарии

1. Еще во время халифата делая область Санджар, где ныне нет почти ни одного христианина, обитаема была большею частию христианами.

2. В последней, виденной мною брошюре о Турции (L'Empire Turc, par de Besse, 1854, стр. 92) показано в Турции католиков 940,000 чел., а именно: Латинов 680,000, Греков 25,000, Армян 75,000, Сириян и Халдеев 20,000, Маронитов 140,000 (в Азиатской Турции всего католиков 280,000), но эти числа не верны.

3. «Дем-уль-кафирин ля иетекаввему илля биль-эман», — кровь неверного не имеет никакого значения без амана.

4. Поражайте их (не-мусульман) до того, пока не будет нечестия, говорит Алкоран.

5. Иметь должность, что называется «уилае».

6. И то не всеми.

7. Мусульманин не может водить дружбы «у-элае» с райя.

8. Вот места в Алкоране об отношениях мусульман к немусульманам: глав. II, стих 99, 103, 114; III, 27, 114; IV, 47, 54, 115, 116, 137, 138, 143; V, 56, 62, 63, 83, 84, 85; IX, 8, 9, 10, 23, 28; LVIII, 15, 22; LX, 1, 2, 3. 4, 13.

9. Существуют два предания, приписываемые Мухаммеду: «не построят церкви в стране мусульманской и по поправят тех, которые приходят в разрушение», и «нет церкви в Исламе».

10. Revue de l’Orient, VIII, 219.

11. Для примера тех ограничений, которым подвергается христианин в мусульманской державе, я приведу договор, которым обязывались христиане покоренных областях, во время арабского Халифата:

«Когда вы шли противу нас, мы просили у вас «амана» помилования для вас, наших семейств, нашего достояния и для всех наших собратий; мы обязались не строить отныне, в наших городах и их окрестностях, ни монастырей, ни церквей, ни дома патриаршего, ни эрмитажа; мы не будем поправлять те из этих зданий, которые разрушатся, а равно и те, которые находятся в мусульманских кварталах. Мы не возбраним входа в наши церкви мусульманам ни днем, ни ночью; мы расширим двери их, чтобы облегчить доступ приходящим и путешественникам; мы приймем у себя каждого мусульманского путника, и будем угощать его в течении трех дней; мы не дадим убежища чужеземным шпионам ни в церквах наших, ни в домах, и не скроем от мусульман ничего, что бы могло повредить им; мы не будем объяснять Алкуран нашим детям; мы не станем проповедывать своего закона и не будем обращать к нему никого; равно мы не будем препятствовать никому из наших принять Ислам, если такова его воля.

Мы будем обходиться с мусульманами почтительно и с уважением, и встанем с своего седалища, когда они вздумают сесть.

Мы не станем уподобляться им в чем бы то ни было из одежды, как то: в колпаке, чалме и обуви, а равно и в разделении или уборе волос.

Мы не будем употреблять их выражений в языке, и мы не приймем их прозваний.

Мы не станем употреблять седел для нашей езды; не будем носить сабли; мы не будем выделывать оружия и не станем носить его; мы не будем вырезывать наши печати арабскими буквами; мы не будем продавать напитков с брожением.

Мы станем брить переднюю часть головы; мы сохраним старый свой покрой в одежде; мы будем носить кожаные поясы; мм не будем показывать ни крестов наших, ни книг наших ни в одной из улиц, посещаемых мусульманами, а равно и на базарах их.

В наших церквах мы будем звонить очень тихо и перестанем кричать, при появлении мусульманина; мы не будем петь при несении покойников. Мы не станем показывать наших ваий и наших образов; мы не будем ходить со свечами по улицам; мы не станем хоронить наших покойников в соседстве мусульман.

Мы не будем брать в невольники тех, кто достался на долю мусульманам, и будем избегать вида из наших жилищ в дома мусульманские.

Мы не будем сообщать сведений, врагам правоверных; мы не станем бить мусульман, не будем говорить им бранного и не возьмем никого из них в служители.

Мы не будем сообщать ничего из нашего учения мусульманам; мы не станем выражаться непочтительна ни об одном из пророков (да будет им мир!); мы не будем показывать вина; мы не будем бракосочетаться с женщинами, с которыми родство не допускает соединения, и мы оставим мусульман обитать между нами».

Все же почти буквально исполняется и ныне в Турции: христианин не должен сметь сказать мусульманину: «селям алейкум» мир вам, а если и скажет, то не получит в ответ ничего, кроме ругательств.

12. Ценность турецкого пиастра, с порчею монеты, падала постепенно и много; в настоящее время пиастр заключает 40 пар (денежек).

13. В первой половине идет исчисление причин, побудивших правительство к новым постановлениям.

14. Revue de l’Orient, VII, 131.

Текст воспроизведен по изданию: Христиане в Сирии и Месопотамии // Москвитянин, № 17. 1854