ЗАПИСКА О ЧУМНОЙ ЗАРАЗЕ

В КРЕПОСТИ ВАРНЕ В 1829 ГОДУ

(Доставлением документов, послуживших материалами при составлении предлагаемой вниманию наших читателей записки, равно как и самою запискою, сделавшеюся достоянием архива, мы обязаны сыну покойного генерала от инфантерии Е. А. Головина, камер-юнкеру Двора Его Императорского Величества Сергею Евгеньевичу Головину, которому мы искренно признательны за то, что он поделился с нами этими вполне замечательными документами. Мы надеемся, что и читатели наши, прочтя предлагаемую записку, также от души поблагодарят С. Е. Головина.

Тем из наших читателей, у которых явится весьма понятное желание ближе ознакомиться с продолжительной и доблестной служебной деятельности Е. А. Головина, мы можем указать на прекрасное периодическое издание «Кавказцы», в котором помещено весьма полное жизнеописание покойного генерала. (1859 г., выпуски 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, и 47.) Ред.).

Свирепствовавшая, в 1829 году, в турецкой крепости Варне, чума принадлежит к историческим событиям последней нашей войны с Турками. Событие это, как не состоявшее в прямой связи с военными действиями, мало известно, но по [320] влиянию, которое оно имело на ход оных, по важности самой Варны, как приморского военного пункта, через который армия наша получала из России все жизненные и военным потребности, оно заслуживает особенного внимания и известности.

Имея в руках документы этой тяжкой эпохи, мы составили общий исторический очерк хода болезни. Труд наш был дополнен сведениями от генерала Головина, бывшего, в 1829 году, высшим начальником в Варне.

Генерал-адъютант Головин, по распоряжению главнокомандующего 2-ю армиею, генерал-фельдмаршала графа Витгенштейна, в октябре месяце 1828 года, был назначен высшим начальником крепости Варны, под главным начальством генерала от инфантерии Рота, который в то время командовал всеми войсками, за рекою Дунаем находившимися.

Так как целью сей записки есть собственно изложение обстоятельств, сопровождавших свирепствовавшую в Варне чумную заразу, и мер, которые приняты были против этого страшного бича небесного, то мы оставляем в стороне все многосложные обязанности военного начальника этой крепости, [321] где находился главный склад всех жизненных и военных запасов для целой армии и которая сама по себе представляла военный пункт существеннейшей важности, служа путем сообщений наших войск с отечеством, мы обращаемся к тем средствам, кои находились в руках генерала Головина, в отношении к первому предмету.

В крепости Варне и ее окрестностях предполагалось устройство военных госпиталей, а потому, в одно время с назначением генерала Головина военным генерал-губернатором креп. Варны, ему вменено было в обязанность очистить в городе дома на два госпиталя, каждый на 1,200 человек, и сделать их совершенно годными для жилья. «Устройство самых госпиталей предоставлено было генерал-интенданту и дежурному генералу армии; но приведение всех частей их в совершенное устройство и порядок и надзор за содержанием больных возложено на непосредственную ответственность военного начальника» (См. наставление военному начальнику кр. Варны, приложенное к предписанию графа Витинштейна, от 13 октябри 1828 г., № 2176, § 11).

По прибытии генерал-губернатора на место, оказалось, что для устройства госпиталей в цитадели (Цитаделью в кр. Варне называется старый турецкий замок, обнесенный каменною стеною с башнями, занимающими едва десятую часть всего пространства крепости, заключавшего в себе обширное магометанское кладбище, окруженное земляным валом с бастионами и рвом) нашлось помещение только на 900 человек: да, сверх того, в домах наши и аги помещалось 860 кроватей. Кроме того, оставалось еще устроить 3 госпиталя 4 класса, на 1,740 челов. Они расположены были, по возможности, в городских домах и в очищенном для сего провиантском магазине. Для помещения же 2,00 больных на летнее время, предполагалось устроить балаганы вне крепости. Эта последняя, впрочем, весьма полезная, мера встречала величайшие затруднения. Хотя устройство плетневых помещений казалось удобным, по находящемуся в окрестностях лесу, но для воски оного требовалось не менее сотни конных и воловых подвод. Сверх того, ощущался важный недостаток в покрышке, потому что соломы и тростника не было, а теса потребовалось бы не менее 10,000 штук; одна только полевая аптека помещалась с большим удобством в исправленной для сего мечети (Донесение генералу Роту от 11 апреля 1829 г., № 1107). [322]

Генерал-адъютант Головин, обозрев подробно местность и сообразив все предоставленные ему средства, убедился, что избрание Варны, как главной лечебницы для армии, было не совсем удачно, что, напротив, трудно было найдти для сего место наиболее невыгодное, как по топографическому, так и климатическому положению города, о чем и донес высшему начальству.

Среди этих распоряжений и гораздо прежде, чем лечебные заведения были приведены в некоторое устройство, между больными воинскими чинами начали проявляться сомнительные признаки. Признаки эти обозначались малыми опухолями под мышками, без перемены цвета кожи и почти без боли, и сопровождались дальнейшими последствиями, о коих сказано будет ниже. Хотя медицинское начальство скоро убедилось в существовании заразы, однакожь, незначительность смертности оставляла еще место к утешительному сомнению. Генерал Головин, получив донесение главного доктора варнских госпиталей о свойстве сей болезни, хотя колебался еще признать не «моровым поветрием», однакожь, по первому его рапорту, принял немедленно те нужные в этом случае меры, которые были для него доступны в Варне, составлявшей единственный обитаемый пункт среди мертвой пустыни. Всех больных, с сомнительными признаками заразы, тотчас отделили и поместили в лагере вне крепости, оградив их должными предосторожностями. Прекратить сообщение с госпиталями было решительно невозможно, по местному расположению домов и улиц. Самые госпитали были переполнены всякого рода больными, а госпитальные потребности не были еще доставлены. Недостаток в медиках был слишком ощутителен, ибо в это уже время на одного врача приходилось по 450 больных. Перевести больных в Бальчик (Небольшой приморский город верстах в 25 от Варны на север), где в то время в госпиталях было до 1,200 порожних мест, не было никакой возможности, по совершенному неимению транспортных способов. Это трудное положение делалось еще более ужасным при том обстоятельстве, что Варна, будучи единственным каналом, через который тогда войска получали средства к существованию, при открытии там заразы, могла послужить источником к распространению оной в армии. [323]

Между тем, болезнь постоянно усиливалась и ежедневно принимала более и более определительный характер. Замечено, что зараза гнездилась в амуниции, после умерших в разных госпиталях людей. Военный губернатор немедленно просил у генерала Рота разрешения предавать такую одежду огню и вместе ходатайствовал о скорейшей высылке госпитального белья (2 июня, № 1878), в котором недостаток был крайне ощутителен.

С 18 мая 1829 года, болезнь начала свирепствовать с несомненными уже признаками заразы. 4 июня одержимых этою болезнию было: 267 человек, из коих умерло 114. Выше сказано, что первоначальные признаки обозначались опухолями под мышками. Далее, опухоли эти появлялись в пахах, с сильною болью. Смерть постигала обыкновенно прежде, чем упомянутые опухоли приходили в зрелость и, наполнившись гноем, прорывались. Это последнее явление служит обыкновенным знаком, что недуг уступает жизненной силе и к выздоровлению есть большая надежда. Случается также, что зараза переходит в вереда, появляющиеся на разных частях тела. Вереда эти обращаются потом в язвы, которые, распространяясь более и более, съедают все мягкие части тела до самых костей и с трудом излечиваются. Чумная зараза совершала обычное свое течение в трое суток; но некоторые из заболевающих делались жертвою смерти менее, чем в 24 часа. Если, как мы сказали уже, недостаток врачей был ощутителен в начале заразы, то он делался час от часу чувствительнее с ее развитием: с одной стороны, увеличивалось число больных, а с другой — сами врачи делались жертвою своих служебных обязанностей и усердия. В начале июня, варнские госпитали лишились трех медиков, умерших со всеми признаками чумы; сверх того, было четверо больных, между ними главный доктор Крамн. В карантинном отделении находилось уже в это время около 200 челов. из одних команд гарнизона.

Затруднительность положения гарнизона крепости Варны со дня на день увеличивалась. Кроме заразы, которая беспощадно вырывала свои жертвы, гарнизон варнский должен был ослаблять свои силы отправлением команд, для конвоирования транспортов с продовольствием и военными [324] припасами, которые продолжали посылаться из Варны к действующим войскам. Людей едва доставало на две смены для крепостного караула. При чем надобно заметить, что крепость Варна, составляя главный передовой пункт, в который упиралась левым флангом военная наша линия, была, до перехода наших войск за Балканы, с юга совершенно открыта неприятельским покушениям и потому должна была находиться в оборонительном положении и ежеминутно готовой к отпору нападения.

В такой крепости, генерал-губернатор приказал: во первых, прекратить на время все работы в крепости, даже самые необходимый, чтобы дать покой людям и иметь возможность наблюдать за их здоровьем; во вторых, всем проезжающим из действующих войск воспретить вход в крепость, для чего и почтовую станцию учредить вне оной, и, в третьих, всех торговцев, следующих к войскам, подвергать тщательному осмотру и окурке.

Нет сомнения, что эти и последующие распоряжении генерала Головина немало способствовали к тому, что зараза, при помощи Божией, не распространялась между действующими войсками. Теперь, когда более четверти века отделяет нас от этой ужасной эпохи, мы сознаем всю трудность положения начальника, предоставленного собственным средствам, в стране, лишенной всех нужных способов, и имевшего, кроме Варны, в своем заведывании всю Базарджикскую и Бабадагскую области, до устьев Дуная. Никто более генерал-адъютанта Головина не сознавал этого затруднения. В начале июня, он писал главнокомандующему: «Не имея при себе ни помощника, ни особенного начальника в Базарджикской области, я не могу успеть в отправлении обязанностей, на мне лежащих, и времени достает у меня едва ли только для одной переписки.» (Донесение главнокомандующему от 4 июня, № 1930)

Ко всему этому прибавить должно, что, в эту эпоху, предоставленное генерал-интенданту устройство госпиталей еще не могло быть приведено в исполнение, и Варна продолжала нуждаться в самых необходимых госпитальных вещах. Здесь нельзя, однакожь, оставить без внимания особенного обстоятельства, которое может послужить указанием при подобном могущем случиться бедствии, а именно: в тех палатах, где [325] местность и подручные средства позволяли ввести настоящее госпитальное устройство, порядок и опрятность, там чумная зараза наиболее развивалась, как между больными, так и особливо между прислугою. Это объясняется только тем, что в чумной заразе первою необходимостью становится прекращение всякого сообщения одного с другим, как прямого, так и через прикосновение к вещам; а это делается невозможным при госпитальном порядке, где требуется беспрестанная приборка, перемена белья, платья и проч.

Доселе зараза действовала только в гарнизоне; но 5 июня оказалась она и между жителями: 2 мужчин, 2 женщины и 2 ребенка заболели со всеми признаками заразы. Это обстоятельство заставило прибегнуть еще к более строгим карантинным мерам: прекращено всякое сообщение даже с судами, которых немало находилось в варнском рейде.

Между тем, в гарнизоне зараза все более и более распространялась: число больных в течение суток из 267 возрасло до 410, выздоровело 8, и только до 30 подавали некоторую надежду на выздоровление. Из числа 21 врача, умерло, 8 заболело, на лицо оставалось только 9. Число больных другими болезнями простиралось до 4,000. Госпитали уже не могли иметь никакого медицинского присмотра (Главнокомандующему от 5 июля, № 1981).

В это время, последовало распоряжение адмирала Грейга о высылке в Сизополь (Приморский город в Румелии, на южном берегу Бургасского залива) морских служителей, находившихся в Варне. Уступая этому требованию, генерал Головин распорядился, чтобы все они, до отправления на пароход, были подвергнуты медицинскому осмотру, и не прежде отправил их из Варны, как удостоверившись в их безопасном состоянии. Кроме того, и в Сизополе, где уже знали о заразе, они были подчинены карантину.

Все эти обстоятельства побудили главного начальника войск за Дунаем самого посетить Варну. Тогда генерал Рот лично убедился, что всевозможный меры были приняты своевременно и дельно. Он убедился, что большая часть смотрителей и чиновников госпитальных уже сделались жертвою заразы и что обременительность содержания караулов в крепости была одною из причин, увеличивавших число [326] зараженных (Докладная записка генерала Рота главнокомандующему, № 3). Генерал Рот признал нужным немедленно усилить варнский гарнизон еще одним полком, прибавить, сколько можно, медицинских чиновников и принять некоторые другие необходимые меры, который все зависели от главнокомандующего. Выписываем здесь слова его из докладной записки Фельдмаршалу: «Я нашел во всех частях по управлению генерал-губернатора гораздо более устройства и попечительства, нежели вправе был ожидать при столь опасных и крайних обстоятельствах... Генерал-адъютант Головин и генерал-лейтенант Нагель (Начальник 10-й пехотной дивизии. Он умер в Варне, по прекращении уже чумной заразы, от гнилой горячки), неутомимыми и неусыпными трудами и благоразумными распоряжениями, поддерживают дух и последние силы своих подчиненных личным примером и присутствием своим там, где опасность наиболее угрожаете...» Они беспрестанно подвергают себя опасности, несвойственной даже их званию, и забывая, что они принадлежат многочисленным семействам».

Как близка была смертная опасность, доказывается тем, что генерал-адъютант Головин потерял двух своих камердинеров одного за другим: тот и другой умерли чумою вечером в тот же самый день, в который утром тужили при генерал-адъютанте Головине.

Генерал Рот принял живое участие в положении крепости. Тотчас после доклада у Фельдмаршала, он писал Головину: «Полк на усиление варнского гарнизона уже вчера к вам выступил; равномерно сделано распоряжение об отправлении к вам палаток. Тоже просил о прибавке медицинских чиновников.»

Между тем, зараза появилась в Сизополе. Мы выше видели, какие предосторожности были приняты при отправлении туда из Варны морской команды; совсем тем, генерал-адъютант Головин имел неприятность получить от начальника главного штаба 2-й армии, графа Толя, строгое предписание о разъяснении этого случая. В то же время гвардии полковник Ховен слишком поспешил донести графу Толю, что генерал-губернатор не принял должных мер предосторожности, при следовании двух рот Орловского пехотного полка из Кюстенджи в Бальчик. Впрочем, не один полковник [327] Ховен, по и другие также мало понимала всю трудность положения генерала Головина и, не быв личными свидетелями всех бедствий, иногда весьма опрометчиво доносили в главную квартиру.

Начальник главного штаба не преминул изъявить Головину свое негодование и насчет вышеупомянутых рот, тогда как обе они, не доходя Нальчика, были остановлены нарочно посланным от генерал-губернатора чиновником и подвергнуты 16-дневному карантину. Генералу Головину нетрудно было оправдаться: факты говорили за него; но мы умышленно упоминаем об этих темных сторонах дела, чтоб через это отдать большую справедливость генералу Роту, который, в докладе своем фельдмаршалу, решительно восстал против этих обвинений.

Впрочем, взводимые на генерала Головина ложные обвинения скоро рассеялись, как это видно из двух к нему писем от графа Дибича от 13 июня и от графа Толя 22 того же месяца, из коих, в заключение этой статьи, прилагается выписка.

Зараза в Варне не только не уменьшалась, но, напротив, развитее ее со дня на день становилось горестнее. 18 июня, в одни сутки, кроме нижних чинов, умерло 2 штаб-лекаря, 4 обер-офицера и 3 комиссариатских чиновника.

Так как между жителями зараза также распространялась, то военный начальник всеми имеющимися у него средствами содействовать к выходу их за город; в самом же городе оставалось еще до 1,500 больных из гарнизона, которых, по недостатку палаток, некуда было вывести. Сила болезни была такова, «что заболеть и умереть было одно и то же» (Донесение главнокомандующему 18 июня, № 2407).

В это страшное время, одна уборка мертвых тел составляла уже важнейшую работу. Госпитальная прислуга исчезала, а замещать ее было некем. Об устройстве балаганов нечего было и думать: из 2 военно-рабочих рот, бывших недавно в хорошем составе, оставалось только 60 человек мастеровых. Вольнонаемных русских работников было около 20 чел.; между тем, работы на пристанях были необходимы, ибо, кроме продовольственных припасов, они были завалены только что начинавшими прибывать госпитальными [328] деревянными вещами, артиллерийскими снарядами и даже турецкою артиллериею, в которой уже не было никакой надобности.

При этих невыразимо трудных обстоятельствах немалым пособием послужили присланные из-под Шумлы Болгары. Они были употреблены не только для выгрузки припасов, на уборку оных в склады и на необходимые починки по крепости, но и на самую уборку и зарывание мертвых, хотя на это последнее они не вдруг согласились, и потому, дабы удовлетворить ужасной этой необходимости, не терпевшей ни малейшего отлагательства, надобно было употребить солдат. Но так как среди всеобщего ужаса смерти и самая военная дисциплина слабеет, то генерал-адъютант Головин, оставив все другие крайне важные обязанности, на нем лежавшие, должен был лично находиться в чумном отделении, расположенном за крепостью в палатках, приказывая при себе вытаскивать мертвых, смешавшихся с больными и умирающими. Между мертвецами, которых, таким образом, вытаскивали и выкладывали на повозки, находилась большая часть людей, нимало не истощенных болезнию, со всеми еще признаками крепкого и здорового сложения и в полном цвете лет. К этому надобно присовокупить, что трупы умерших чумою не костенеют, а остаются мягкими и гибкими, что и служить вернейшим доказательством смерти, последовавшей от чумной заразы.

Недостаток прислуги и медицинского надзора был так велик, что, при таком разборе живых с мертвыми, генерал-адъютанту Головину не раз случалось слышать голос больного: «возьмите от меня лежащего рядом со мною: он уже сутки, как умер».

Жители, добровольно вышедшие из города, были расположены, в разных местах, по горам, окружающим Варну. Немалое число из них крайне нуждались в продовольствии, и генерал Головин ходатайствовал о разрешении помогать им мукою и крупою от провиантского ведомства.

Обеспечив, таким образом, продовольствие беднейших жителей, он подчинил всех надзору старшин и учредил для порядка казачьи разъезды. Разъезды эти были также необходимы для соблюдения охранительных мер между маркитантами, Армянами, Молдаванами, Жидами и всякого рода торговцами, ибо в среде их оказалась также значительная [329] смертность. А как они, по свойству своих занятий, могли сделаться живыми разносчиками моровой язвы, то генерал-адъютант Головин просил главнокомандующего о присылке к нему хотя еще одной казачьей сотни.

С своей стороны, генерал-фельдмаршал, видя недостаток госпиталей, при усиливающейся заразе, приказал заняться устройством госпитальных балаганов вблизи Варны, при монастыре св. Георгия; но эта мера не могла быть приведена в исполнение, во первых, потому, что из двух военно-рабочих рот оставалось только 28 человек, а во вторых потому, что зараза проникла и в самый монастырь, который уже не имел, в этом отношении, никакого преимущества пред Варною.

Для прекращения заразы между войсками и для отделения их от города, где она, по причине бывших там госпиталей и складов ношенной амуниции, могла скрываться еще долгое время, генерал Головин решился перевести на южную сторону Варны, к подошве гор, все три полка десятой пахотной дивизии. Здесь он намеревался подвергнуть этот отряд опыту, предписанному ему по воле главнокомандующего, графом Толем, и надеялся, что он будет небезуспешен (Ран. нач. штаба 27 июня, № 79). Опыт этот состоял в очищении зачумленных вещей посредством погружения их, на несколько дней, в воду.

Замечательно, что зараза легче всего и быстрее собщалась через посредство платья, продолжительнее же всего скрывалась в бумагах, так что, начиная от канцелярии военного генерала-губернатора, во всех полковых канцеляриях и госпитальных конторах, — словом, везде, где только было письмоводство, едва четвертая часть писарей оставалась в живых.

Болезнь так быстро развивалась, что ужас сделался всеобщим. Сами жители, для которых бедствия сего рода не были новостью, были поражены страхом. Чтобы дать понятие о тогдашнем положении, выписываем подлинные слова генерала Головина из рапорта его к графу Толю от 27 июня, № 19: «Отец бежал от сына; мать оставляет дочь; торговец бросает лавку, чтобы спасти только жизнь. Несколько прибывших сюда из Одессы именитых купцов, сделавшись жертвою заразы, покинули после себя большие капиталы в товарах, к которых оставшиеся в живых их товарищи и прикащики [330] не смеют приступить, боясь сделаться добычею смерти. Словом, никто здесь не уверен, что, будучи в самом здоровом состоянии, доживет до завтрашнего дня.»

«Трудно представить себе, присовокупляет генерал Головин, печальную картину во всем ее ужасе, не будучи живым ее свидетелем. Конечно, в боях смерть также близка; но там она является витязем, в военных доспехах и украшениях, с лучезарным венцом чести и славы, между тем, как среди чумной заразы смерть не только бесславна, но вид ее, до высшей степени безобразной, беспрестано являясь перед глазами, представляется со всеми своими ужасными принадлежностями; тут только одно чувство христианской покорности воле Божьей может подкрепить душевные силы, изнемогающие под бременем ежеминутной опасности пасть жертвою этого грозного бича небесного.»

Хотя, как мы уже сказали, все жители были из крепости выведены, но приступить к очищению домов не представлялось еще никакой возможности, потому что они были заняты чатию имуществом жителей, которые, по недостатку способов перевозки, не могли взять с собою даже необходимого, а частью еще и амунициею разных команд и госпитальными зараженными вещами. Сила заразы была такова, что даже те вещи, которые не были еще в у потреблении, но которые находились там же, получали заразительное свойство. Попытка отделить их от зараженных стоила жизни двум коммисариатским чиновникам и шести вахтерам.

Затруднительность такого положения очевидна. Не без содрогания описываем мы и теперь происшествия, поселившие тогда ужас между жителями и гарнизоном и угрожавшие невыразимыми бедствиями всем нашим войскам. Все более и более приходили в уныние; но находящееся перед нами документы свидетельствуют, что генерал-губернатор постоянно сохранял спокойствие духа и деятельную распорядительность. Сознавая всю важность своего положения, он писал к графу Толю (От 2 июля, № 2812): «Смею надеяться, что необыкновенная трудность моего теперешнего положения со временем сделается очевидною».

Кажется, что граф Толь, отделенный значительным [331] пространством от места бедствий (Главная квартира находилась тогда в походе за Балканами, а потом в Адрианополе. При быстрых успехах нашего орудия при переходе через Балканы и движение к Адрианополю, в главной квартире армии, с полною недоверчивостию смотрели на известия о чумной заразе, в известных этих видами преувеличения бедствий, в чем убеждают нас имеющиеся в руках наших подлинные документы. Ред.), сначала не очень верил существование в Варне чумной заразы. Эта недоверчивость еще очевиднее выражается в распоряжении начальника штаба отправить вновь больных и раненых для помещения в госпитали в Варне, а оттуда морем в Одессу, несмотря на то, что мы видели уже, каково было положение госпиталей, лишенных медицинского надзора и далеко еще не снабженных необходимыми потребностями.

Получив о сем повеление графа Толя, генерал Головин решился, по прибытии транспорта с больными, дать ему ночлег вне крепости и на другой же день отправить в Бальчик, где было готовое помещение слишком на 1,000 человек и куда зараза еще не проникала; что же касается до отправления больных в Одессу, то генерал Головин донес графу Толю (Рапорт от 14 июля № 1931): «что, по настоящему состоянию Варны, он не полагает отправления больных отсюда в российские пределы даже и возможным».

По неполноте сохранившихся материалов, мы не можем с точностию определить количества заболевавших и умиравших в день; знаем только, что число всех обитателей Варны простиралось до 7,000 душ и что на это число причиталось более 2/3 больных. У нас есть также сведение, что с 19 мая по 20 июля собственно больных заразою военных чинов было 5,123 человека, из которых умерло 3,436.

После таких столь ужасающих событий, после такого множества жертв, печальная летопись наша начинает проясняться. Рапортом от 19 июля, № 25, военный генерал-губернатор доносил графу Толю: «что зараза, благодаря Бога, начинает приметным образом ослабевать». Но приведение крепости в обитаемое состояние, посредством очищения домов, еще представляло немало затруднений, по совершенному недостатку карантинных чиновников, которых ожидали из Одессы. Для ускорения их прибыли, генерал Головин отправил нарочного чиновника к новороссийскому [332] генерал-губернатору до Сатупова, где приказал ему ожидать ответа, а, между тем, приготовил все нужное, чтобы, с прибытием чиновников, немедленно можно было приступить к очистке зданий.

Наконец, в последних числах июля, между больными начала появляться перемежающаяся лихорадка, которая служила уже верным признаком прекращения заразы, а 31 приступлено было к очищению домов и к истреблению огнем зараженных и остальных вещей. Здесь опять досужие Болгары, о которых мы уже упоминали прежде, снова оказали себя полезными, вызвавшись добровольно, за умеренную плату (по 1 р. ассигнациями в сутки), содействовать этой опасной работе. Снабжаемые от госпиталей предохранительною смоляною одеждою, они усердно и добросовестно исполняли свое дело.

Здесь оканчиваются наши материалы и здесь начинается новая деятельность генерал-губернатора по приведению в порядок города и вверенных ему областей, — деятельность многосложная и трудная, представлявшая беспрерывно борьбу с препятствиями и увенчанная наконец полным успехом, но не входящая уже в пределы нашей записки.

Оканчивая этот беглый очерк одного из самых ужасных эпизодов кампании 1828 и 1829 годов, — очерк, почти буквально списанный нами с официальных документов, во всей его ужасающей наготе, мы останавливаемся на скромной мысли главного деятеля этой эпохи, выраженной им в приведенном выше рапорте к графу Толю: «затруднительность моего положения со временем сделается очевидною. Время это наступило. Уже минуло с тех пор слишком четверть столетия, и мы очевидно убеждаемся уже не в одной только затруднительности тогдашнего положения генерала Головина, но в великой его заслуге отечеству, которому, благоразумными и дельными распоряжениями своими, он сохранил войско, не допустив заразу проникнуть в армию, с которою состоял в непрерывных сношениях.

Последовавшее затем назначение генерал-адъютанта Головина начальником Румелийской области, в тогдашних обстоятельствах, также не было маловажным, как это видно из письма главнокомандующего, графа Дибича-Забалканского, от 1 ноября 1829 года, в ответ на просьбу его об увольнении, по болезни, в отпуск. [333]

ПРИЛОЖЕНИЯ.

1) Письмо графа Дибича.

Усерднейше благодаря ваше превосходительство за поздравление с победою, которою Всевышнему угодно было увенчать российское оружие, я в полной мере признаю промысел Божий, испытующий нас появлением пагубной болезни в местах столь важных по настоящим военным соображениям. Знаю, что ничто, кроме Всемогущей Его десницы, не может прекратить сего бедствия, но, не менее того, считаю первым христианским долгом не упустить ничего к отвращению сей гибельной заразы и уверен, что ваше превосходительство, по сродной вам деятельности, сделает все к удержанию ее в возможных границах.

Настоящее назначение ваше в столь затруднительных обстоятельствах может вам служить новым опытом прямой моей к вам доверенности: Варна есть и будет одним из важнейших военных пунктов, и потому управление в оной не иначе может быть вверено, как человеку, в полной мере способному оправдать выбор начальства. На сем основании, я убежден в необходимости сохранить вам пост, ныне занимаемый; но если бы театр войны изменился и место cиe не заслуживало более толикого внимания, то я за особое бы счел себе удовольствие видеть вас впереди той дивизии, которая, под начальством вашим, еще бы более могла приобрести прав на мою признательность.

2) Отрывок из письма графа Толя.

.... Г. главнокомандующий поручил мне еще в особенности заверить ваше превосходительство, что если польза службы удаляет вас и подчиненных ваших разделят с нами лавры на поле сражения, то, не менее того, служба ваша важна для армии, и что его сиятельство просит вас быть уверенным, что ни вы, ни подчиненные ваши ни в чем не отстанут от своих сверстников и товарищей, а паче, если Бог благословит ваши усилия, тогда и гораздо более ожидать можете.

Из числа шести человек рядовых, которых генерал-адъютант Головин первоначально взял с собою для этой [334] необыкновенной операции, несмотря на то, что они одеты были подобно так называемым в карантинах моршусам, в кожаное, смолою напитанное платье, в живых остался только один, которого генерал Головин встретил отставным, при проезде своем из Тифлиса, в 1842 году, в Воронеже.

3) Письмо графа Дибича.

С искреннею признательностью приемлю поздравление вашего превосходительства с излиянною на меня Монаршею щедротою, которая тем для меня драгоценнее, что ею обязан постоянному усерднию, неутомимым трудам и примерному единодушно подчиненных моих, исполнявших все для достижения цели, предназначенной Государем Императором.

Принимая живейшее участие в болезненном положении вашего превосходительства, при всей моей готовности исполнить желание ваше, я затрудняюсь удовлетворением изложенного в письме от 29 октября.

Пост, ныне вашим превосходительством занимаемый, столь важен в настоящих обстоятельствах, что, признаюсь, я не надеюсь найдти для него генерала способнейшего и который бы мог действовать на оном с тою пользою, какая видна теперь в управлении Румелийскою областию, и если оная и подчиняется генералу Роту, то единственно потому, чтобы, сосредоточив власть военную и гражданскую, доставить им обеим через то возможность действовать еще с большим успехом.

На сем же самом основами подчинена Болгария генерал-лейтенанту Красовскому, как командующему войсками, в оной расположенными.

Уверенный, что ваше превосходительство не поставит меня в затруднительное положение, отказав моей просьбе, и останетесь при настоящем звании до совершенного очищения нашими войсками Румелии, я приостановился представлением на Высочайшее усмотрение прошения, полученного мною при донесении вашем за № 1355.

С.-Петербург.
15 февраля 1853 года.

Текст воспроизведен по изданию: Записка о чумной заразе в крепости Варне в 1829 году // Военный сборник, № 4. 1860

© текст - ??. 1860
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Станкевич К. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1860