Выписка из новой книги о делах Греции.

Все уже было сказано, чтo касается до правоты дела нынешних Греков: в ее пользу говорят и все высокие чувства и все великие воспоминания; но вопрос политический остается еще нерешенным почти также как перед сим за год: предусматривали тогда, равно как и ныне, что сопротивление Греков будет продолжительно, и что случайности войны равно будут обременительны для утесняемых, как и для самых притеснителей; человечество простирало [289] еще далее свои желания: оно надеялось на посредство Европы Християнской в пользу братий наших, или по крайней мере чаяло дозволения Грекам утвердить свое существование. Случилось по несчастию, что некоторые люди, чуждые Греции, законному возрождению народа славного в Истории дали характер мятежничества, - характер, устрашивший мудрость Кабинетов и оковавший самые великодушные мысли. Истинные Греки многократно предпринимали оправдать себя; старались рассеять сии пагубные для них предубеждения; представляли народное восстание собственно Греции таким, каково есть оно в самом деле - естественным стремлением нации, оскорбляемой даже в ее богослужении, лишенной прав человеческих, утратившей гражданский порядок свой, которой опровергнут нашествием варваров.

С таким же намерением написана недавно вышедшая в свет книга: Греция в 1821 и 1822 годах, политическая переписка, изданная одним Греком в Париже. Автор, принимая за начало правила веры и единовластия, весьма ясно, кажется нам, отличил побудительную причину, вооружившую [290] Греков противу Турков от других мятежнических движений. Здесь вовсе не то, чтобы нация восстала против законной власти под предлогом мнимого желания выгоднее устроить свое правительство; нет, здесь представляется нация, принужденная вести всегдашнюю войну с чуждым ей народом, которой никогда немыслил о приобретении прав законно управлять ею. Пускай говорит сам автор:

"Греков должно ли считать подданными Порты в смысле юридическом и Християнском? Рассудите вы; а я утверждаю, что недолжно:

1-е. Потому что они никогда недают присяги на верность Порте;

2-е. Потому что и сама Порта никакой присяги от них не требует;

3-е. Потому что Християне ежегодно откупаются от смерти посредством гарача или дани, следственно ценою, которой никогда выплатить неможно.

"4-е. Султан сам очень мало думает об исполнении прав, законному самодержцу принадлежащих, а Греки в свою очередь еще меньше [291] расположены признать оные; от того судебная власть находится в руках Епископов. Служите, платите, пресмыкайтесь - вот условие бытия их, и вот закон, предписанный Христианам.

Греки ни мало не повинуются Турецкому правительству, а единственно уступают вооруженной силе народа лютого, которой их истребляет. Господство одного народа над другим тогда лишь законно, когда оба равно пользуются правами общежития, оба сливаются в одно тело политическое, и оба наконец забывают разность своего происхождения. Таким образом Китайцы живут вместе с Манжурами; так Галлы превратились во Французов; так древние жители Великой Британнии в продолжение времени слились в один народ с победителями своими, Англо-Саксонами и Норманнами. Где нет сего слияния народов, различных между собою; там права старых владельцов неуничтожаются никаким законом давности: они восстановляются, иногда поздно, но верно и непременно - как Божеское правосудие постигает в час назначенный - дабы ведала вселенная, что одно лишь [292] братство может прочным образом соединить две нации независимые, различные своим происхождением. Следственно я невооружаюсь противу права завоевания, когда оно освящено союзом общежития, плодом справедливости и времени; но я не признаю, чтобы Греки были подданными Султана: ибо они почитаются данниками и рабами Мусульман, которым одним принадлежит название истинных его подданных. Магомет II во время покорения Константинополя, заключил обыкновенный договор с большею частию жителей сей обширной столицы, еще не положивших оружия. Он обещал им свободу богослужения; но его преемники незамедлили насильственно разрушить договор, неблагоприятный для сребролюбия их и фанатизма; они бесстыдно осквернили храмы, пощаженные завоевателем; оставили Християнам одни лишь ветхие, клонящиеся к падению церкви, ласкаясь надеждою, что со временем последний камень сих священных, никогда невозобновляемых зданий, при падении своем раздавит последнего Християнина. Бог недопустит до сего. Тщетно жестокие Османлисы без жалости давили своих данников; тщетно в продолжение трех [293] столетий, с остервенелостию усиливались развращать юные поколения, заставляя их сосать заблуждение вместе с молоком матерним; тщетно, совершенно без успеха ободряли они отпадение от истинной веры, и ободряли до такой степени, что величайший злодей избегал смертной казни, единственно сделавшись отступником: свобода от всех повинностей, все приманки сладострастия, богатство, внешние знаки власти, самое даже ужасное преимущество ненаказанности, все сии нечистые блага назначены в награду за отпадение от веры и за измену! Но Ты, о Боже благости, Боже неиспытуемый в исполнении святые твоея воли! Когда целые народы уклонялись от бессмертной хоругви Креста Господня; когда все бедствия поражали смиренное Твое наследие, Ты благоизволил назначить малое число избранных, между тем как толпы беглецов даже святое имя Твое, хулимое ими, старались истребить в памяти человеческой! Шесть миллионов Християн, имея один лишь олтарь своим наследием, остаются верными данному обету: они живут среди угнетения, благоговейно лобызают десницу, которая то смиряет их, то [294] снова подкрепляет в немощи! Чтo говорю я? Они возраждаются постепенно, в чаянии времен счастливейших, и ежедневно оставляемые братьями, природными союзниками своими, ни мало не ослабевают в дивном уповании своем на Твое, о Боже, милосердие! И так врата адовы никогда неодолеют Твоея Церкви, и сими-то чудесами исполняется оное слово, которое не прейдет с мимоидущими небесами и землею."

Вот каким образом сочинитель доказывает, что война между Турками и Греками никогда не прекращалась:

"Греки всегда и постоянно противились господству Оттоманскому: так изъяснилось временное Правительство Греции, и ето есть историческая истина. С покорения Константинополя даже до наших дней вы ненайдете одного промежутка времени, в которой местные и частные сопротивления насильству оставались бы в бездействии на всем пространстве Греции. Майноты, Сфакиоты на острове Крите, храбрые защитники Сули, и многие другие общества горных жителей никогда не покидали оружия, всегда носили в сердце своем законную [295] любовь к свободе. Сей окровавленный колосс, величаемый титлом Империи, некогда бросавший грозную тень свою на Европу, никогда не был в состоянии ни покорить, ни истребить дружин Християнских, малочисленных и рассеянных. Без многолюдных отпадений от веры, без сей губительной язвы, которая ослабляла правое дело, тиранния давно бы уже исчезла."

Но Греки, доказывая, что им совершенно чужды правила нынешних крамольников, не все еще сделали для оправдания своих действий перед Державами Европы. Безумные демократические конституции, сии источники столь многих бед в Италии и в Испании, не должны найти подражателей себе в возраждающейся Елладе. Новейшие умозрения столь же далеки от древних событий Греции, как и от нынешних потребностей; Аристотель опорочил бы их, равно как ныне отвергает их политика Европы. Но из Греков немного есть охотников до сих конституций: их желают только лишь те затейники, которые, не умея сражаться в рядах под предводительством Петро-Бея, Колокотрони, Одиссея, хотели бы, подобно иным [296] краснобаям, собственно для себя чем нибудь поживиться. Сочинитель объявляет ложными показания некоторых журналов, будто бы Греки Пелопонесские намерены принять основания Французской конституции 1791 года и конституции Кортесов Испанских. Вот каковы, по его словам, истинные расположения Греческой нации:

"Всякое общество, какую ни имело бы оно форму правления, состоит из трех начал стихийных: церкви, государства, семейства. Взаимные отношения между ними должно поддерживать и совершенствовать, не искажая свойства их и не смешивая одного начала с другим.

Церковь, хранительница общественного исповедания, в продолжение четырех столетий, была нашим гражданским уставом. Она стояла между нами и тиранами нашими; ей одной обязаны мы тем, что существуем доныне. Истина сия да будет навсегда в памяти Греков, сражаются ли они за свободу свою, или отдыхают на лаврах победы. Законодательство есть физиономия народов; вера есть мысль их, спасительное начало их существования; тому примером служит наша. [297]

Государство установится постепенным порядком, сообразно с географическим положением земли и с характером Греков; надобно только чтобы распоряжающее нами временное правительство никогда нетеряло из виду главных начал, выше показанных мною. Формы правления сами собою найдутся, приличные и сообразные духу Греческой нации, если дастся ему хорошее направление. Но какие именно формы? время назначит их. Я замечу только, что порядок монархический очевидно способнее всех других к тому, чтобы утвердить бытие общества при самом его рождении. Кто же нам укажет Государя, достойного править судьбами нашими? Будет ли он чужестранец? Тогда мы найдемся в необходимости подчинить себя политическим распоряжениям чуждой Державы, а в числе прочих иметь многие врагами своими. Но если он будет нам соотечественник? Тогда надобно, чтобы он имел ум высокий и ознаменован был бы тою печатию могущества, которою сам Бог отличает своих избранных - - - Доколе же Всевышний не благоизволит удалить трудностей, непреодолимых силою человеков, будем довольны настоящим [298] порядком, будем хранить союзное, из разных областей состоящее правительство, столь сообразное с характером Греков, с их положением и нравами. Сия только форма правления приличествует нам в настоящее время; ибо она невозбуждает вне нас опасений, и не посягает на право владеющего нами Бога. И действительно Греция в продолжение многих веков была, и долго еще будет, удивления достойною Теократиею. Она есть Израиль, исходящий из плена Египетского, странствующий по пустыне, мимо племен враждебных, где один Бог ему предходит. Мы должны учредить порядок между собою, должны ведать сами дела свои; но Господь сил управляет нами. Он в нашем военном стане; Он председит в советах наших; Он укрепляет утлые ладии наши; Он блюдет наши твердыни."

(Journ. d. Deb.)