Из бумаг Виктора Григорьевича Теплякова. 1

В. Г. Тепляков — Н. В. Кукольнику 2.

22-го февраля 1837 г. 3

Вы, может быть, изволите на меня гневаться, почтеннейший и любезнейший Нестор Васильевичу за неисполнение обещания писать вам с очарованных берегов Воспора; но надобно поцвести, подобно нам, под его зачумленным небом, чтобы вполне оправдать нас, брошенных в среду всех 10-ти язв, коими Господь Бог покарал некогда рабов фараоновых. Я до сих еще пор почти не видел Константинополя. От 4-х до 9-ти тысяч жертв должны еженедельно задыхаться в объятиях черной жницы или чумы, говоря презренною прозою. Теперь алчность ее начинает ослабевать; но одному Богу известно, когда зараза совсем перестанет скитаться по следам человека. Одним словом — дело покамест шло совсем не об ученых исследованиях, но о том, как бы не умереть с голоду или с холоду, или в беспрерывной беседе с одною своею особой. Красны бубны за горами, гласить пословица. Большая притом разница — мимолетный взор путешественника или узы прикованного к здешним местам чинодея.

Какое горестное известие привезла нам от вас последняя почта. Так, нет уже на земле нашего Пушкина! Сердце надрывается при мысли, каким образом и кем похищена подобная жизнь у [662] гордившегося им отечества. Не оставьте, если возможно, сообщить подробности этого рокового события. Дошедшие о нем сюда вести до того разногласны, что я не ногу составить себе никакого определенного понятия об узле этой кровавой драмы.

Если ослабевающая чума (этим здесь все начинается и все оканчивается) дозволить прогуливаться, наконец, по Стамбулу, то я обещаю вам со временем несколько посильных эскизцов, если буду, впрочем, уверен, долетают ли по крайней мере до вас мои грамотки, sine qua non. При этом случае считаю за нужное вам сказать, что сам Пифагор не больше моего обожал симпатическое эхо. На этот конец благоволите препровождать свои ко мне грамотки через азиатский департамент министерства иностранных дел, и именно через служащего там Николая Ивановича Любимова. Ради Бога поведайте (?) 4 о том, что делается на родном Севере и особенно в мире литературном и художественном. Всего же больше о ваших личных занятиях. Во время кратковременного нашего знакомства, первобытность вашей природы возбудила всю мою симпатию. Надеюсь, что судьба сблизит нас когда-нибудь покороче.

Не оставьте сжать от меня крепко-накрепко руку Бенедиктову 5 и поклониться от всей души Ю. Н. Бартеневу. Все, по-видимому, препятствует мне измучить несколько верблюдов на песках ливийских, начертать его имя на обелисках луксорских и помолиться за него в Иерусалиме, ибо, кроме невероятного самоотвержения для странствований по Востоку, мое крайне расстроенное здоровье и миллион других препятствий возбуждают в душе моей неодолимую тоску по отчизне.

Прощайте почтеннейший Нестор Васильевич; сердцем и душою ваш В. Т...

В. Г. Тепляков — К. В. Родофиникину. 6

1.

8-го января 1837 г. 7

В дополнение к сообщенным уже министерству сведениям, имею честь представить вашему высокопревосходительству некоторые [663] подробности происшествия, окровавившего здесь, накануне латинского нового года, Софийскую мечеть.

Аля-Риза-эффенди 8, турецкий государственный казначей присутствовал там в течение Рамазана, вместе с другими министрами, при вечернем намазе. В конце богослужения, один из предстоявших протеснился до места, занимаемого обыкновенно высшими сановниками, и пронзил одного из них своим ятаганом. В схваченном тогда же убийце узнали одного из прежних слуг Али-Риза-эффенди, а в его жертве самого государственного казначея.

Суд совершился так же быстро, как самая кара преступления; но его истинная причина унесена за пределы здешнего мира.

Спустя несколько дней случилось мне плыть в турецком ялике по Босфору. Занятый мысленно этим трагическим событием, принялся я допрашивать о подробностях его своего рейса, Османлы, наделенного здравым смыслом, подобно большинству правоверных. Он объявил, что находился в мечети при убиении эффенди и на площади при казни Муссы, его прежнего чегодара. «За что поднял он руку на своего господина?» За то, что сей последний, любя его некогда больше других своих служителей, выслал внезапно из дому и не переставал преследовать всем своим могуществом. Желая удалить Муссу из Константинополя, эффенди приказал вручить ему 500 пиастров 9, с условием, чтобы он непременно возвратился в Лазистан, свою отчизну. Мусса покорился воле министра и только в начале последнего Рамазана появился снова в столице. Там гонения Али-эффенди возобновились над ним непримиримее прежнего, и следуя по пятам Муссы, теснили его прочь от всякого средства к существованию. Приведенный в отчаяние, сей последний посягнул на жизнь, его угнетавшую, с явной уверенностью заплатить за нее своею собственною, ибо, совершив убийство, не искал даже в бегстве спасения. При отрицательном ответе на вопрос: жив ли еще эффенди, Мусса возразил: «воля Аллаха да совершится теперь надо мною!» Ровно через 24 часа его голова откланялась туловищу. — Но каких свойств был этот Мусса? — «Самых кротких и миролюбивых!» — А эффенди? — «Душа благая и чистая: Пророк да приимет ее на свое лоно». — Вследствие чего же сей последний переменил столь внезапно на ненависть милость и столь упорно желал отделаться целым пространством от прежнего своего любимца? — Кто знает? [664]

В самом деле, никто ничего не ведает. Расстройство ли умственного организма, глухая ли ревность какой-нибудь гаремной страсти, или ярость обманутого честолюбия раздули эту таинственную ненависть и воспламенили жар мести, переходящей, как известно, из рода в род между соотчичами преступного чегодара.

Чума начинает мало-помалу ослабевать. В рапортах обоих лазаретов (католического и греческого) было показано по истечении предпоследних 15-ти дней 282 жертвы и только 141 в конце последнего полумесяца. Аллах да исполнит к будущей чуме благое намерение падишаха касательно ограждения столицы карантинами, коих линии должны, по слухам, возникнуть с четырех противоположных сторон, а именно: в Скутари, в Фанаракии, в Дарданеллах и в окрестностях Адрианополя. Говорят, что султан назначил уже на этот конец 20 миллионов пиастров — предприятие столь благодетельное, но неодинаково во всех частях сбыточное, судя по закоренелости оттоманского фанатизма. В доказательство я бы не желал окончить письма своего, не прояснив его сумрачного начала рассказом о забавном суде над здешним бим-башою и не подтвердив таким образом в тысячу первый раз неоспоримой истины, что горе и смех суть две нераздельные стихии здешнего мира.

Бывший сераскир Хозрев-паша приказал начальнику расположенного здесь (в Буюк-Дере) батальона сообразоваться насчет карантинных мер с наставлениями европейских министров, что и руководствовало до сих пор все операции Мустафы-бея: окурка мусульманских бород, гонение собак и проч., и проч. начали производиться с таким усердием, что комендант Босфора, Гафиз-паша вызванный воплем и скрежетом правоверных, явился лично в Буюк-Дере и, погоняв порядком бим-башу, приказал ему прекратить все гяурские хитрости. Несколько выписок из корана, пригвожденных к воротам добрых мусульман, казались ему талисманами, гораздо более существенными. Через несколько дней ворота запестрели таковыми рецептами; но не взирая на то, огяурившийся бим-баша не переставал прибегать к европейским средствам. Вследствие такого упорства был он недавно позван к суду и по приказанию нового сераскира отвечал, между прочим, на следующие вопросы:

1) Как он осмелился окуривать проходящих?

2) Почему, вопреки явному запрещению корана, допустил тереть больных солдат своих водкою?

3) Как дерзнул он осудить на смерть в Керен-Бурну (батарея между Буюк-Дере и Тарапией) трех собак, что должно быть противно совести всякого доброго мусульманина и проч. и проч. [665]

Ответ на это уголовное обвинение нисколько не уступает ему в оригинальности, вот он:

Г. Дойль, секретарь английского посольства, был ко мне прислан от своего посланника с известием, что эти три собаки бешеные, и потому просил истребить их. Сначала я предпочел удалить собак но получа их назад после трикратного изгнания в Азию от коменданта противоположного берега, решился исполнить желание английского посольства.

Кончилась эта знаменитая процедура перемещением Гафиз-паши в Родос и двухнедельным арестом Мустафы-бея с воспрещением мешаться во что бы то ни было, кроме обязанностей его прямой службы. Через несколько дней, впрочем, новый сераскир, усмотрев, вероятно, из рапорта бим-баши, участие европейских министров в его преступлении, позвал к себе Мустафу-бея и осыпал его многоразличными приветствиями. Это, без сомнения, как нельзя больше любезно со стороны его светлости; но я конечно не осмелился бы наполнять письма своего подобными фарсами, если бы, соединенные с бесконечностью других доводов, они не вели к заключению, что семена иноземного просвещения падают здесь из горсти сеятеля на невозделанную или мало им сродную и, следовательно, до сих еще пор непокорную почву. Много бы, впрочем, можно было бы сказать кое-чего об этом любопытном предмете.

На днях нам сказан поход в Перу. Оттуда надеюсь я расцвечать иным разнообразием свои письма и находить предметы, больше достойные вашего ободрительного внимания.

С чувством глубочайшего почтения и бесконечной преданности имею честь быть навсегда.

2.

6-го (18) февраля 1837 г. Пера. 10

Спешу принести вашему высокопревосходительству чувства своей новой, живейшей признательности за объявленное мне наконец асессорство. Пусть множество кораблей, выплывших гораздо позже из пристанища, оставили мою ладью давным-давно позади на море жизни, но благоприятный ветер, округливший несколько на этот раз ее паруса тем отраднее сердцу плавателя, чем очевиднее драгоценное участие, [666] склонившее наконец железные весы жребия в его пользу. Всего ж утешительнее мысль, что высшая ступень общественной лестницы достигается не всеми с единой целью отталкивать ближнего. Непонятно одно то, почему, вопреки высочайше дарованному мне старшинству с 1830-го года, Сенат считает меня в настоящем чине только с мая прошлого 1836-го года. Я, впрочем, лишь мимоходом осмеливаюсь касаться этого обстоятельства, ибо предаю себя безусловно столько же в настоящем, сколько в будущем одному внушению вашего, милостивый государь, благодетельного к себе расположения.

В прошлом письме своем не успел я представить вашему высокопревосходительству достаточных сведений о трагической смерти Али-Риза-эффенди, турецкого министра казначейства. Предшествовавшие ей обстоятельства до того странны и поразительны, что, не взирая на свой баснословный характер, они кажутся мне достойными внимания ума наблюдательного даже по одному тому, что могут служить отличительной чертою народа, сохранившего до сих еще пор свою младенческую веру в чудесное, главную стихию его жизни — внешней и внутренней.

Рассказывают, что накануне постигшего его бедствия, мудрый сон посетил душу эффенди. Хазрети-Халед, один из спутников Муххамидовых, прозванный мечом Божиим ради неимоверной его храбрости, предстал министру во всем своем грозном величии и пригласил его к себе в гости; пенял, что он (Али-Риза) совсем позабыл тюрбе (надгробный памятник), воздвигнутый ему в Эйюбе. Известно, что этим именем называется теперь одно из предместий Константинополя, от мечети, сооруженной Мухаммедом II 11 на месте, где была обретена могила Эйюба, знаменоносца пророкова, погибшего во время семилетней осады Византии при Иезиде 12, первом халифе оммиадском в 52-м году Эгиры (672 P. X.). Возмущенный столь дивным видением, Али-Риза поспешил передать его на другой день своему ходже. Должно заметить, что каждый почетный турок, не исключая даже самого султана, имеет своего ходжу (чтеца, наставника, и вместе нечто вроде древнего vates). Ходжа истолковал Али-Риза-эффенди его сон не в добрую сторону и советовал отправить немедленно курбан (умилостивительную жертву) на могилу Халеда. Али-Риза-эффенди отозвался желанием поклониться лично гробу святого и, занятый этой мыслью, поехал к вечернему намазу в храм св. Софии. Там, у входа в мечеть, один престарелый нищий [667] остановил его просьбой о подаянии. Терзаемый каким-то неотразимым предчувствием, Али-Риза вынул моментально из-за пазухи целую горсть мелкой золотой монеты и наполнил ею простертую руку нищего. Столь неожиданное благополучие привело сего последнего в исступление такого восторга, что (он) успел только вымолвить: «Аллах да ниспошлет тебе венец шехида (мученика веры!)». Предстоявший убийца не проронил этого желания и совершил злодейство, оправдывая его между прочим намерением доставить эффенди венец шехида в самую душеспасительную для него минуту. Вследствие столь благого произволения вымолил он от сераксира-паши обещание предать земле его казненное тело, обреченное морским волнам по приговору закона. Так кончилось это изумительное событие. Ровно через двое суток после вещего приглашения Халедова, Али-Риза-эффенди покоится невдалеке от его тюрбе на кладбище Эйюбской мечети. Если трудно утвердить это роковое сцепление обстоятельств на каком бы то ни было рациональном основании, то можно ли, с другой стороны, отказать ему в месте подле тех происшествий, которые ускользают в истории от всякого анализа умственной нашей гимнастики и не подобному ли сновидению был, между прочим, обязан завоеватель Мухаммед II одной из самых блистательных побед своих в Азии!

Недавно привезен сюда пленный Ревендис-бей, начальник одной из Курдинских тайф, или обществ, кочующих на границе Персии, в пашалыки Багдадском. Взять он, говорят, главнокомандующим таврской армиею, покойным Решид-пашою, вследствие жалоб персидского правительства на разбои курдинцев. Свиту Ревендис-бея составляют между прочим около 80-ти лошадей, навьюченных по слухам большею частью золотом. С ними вместе прибыло также 60 лошадей с имуществом умершего Решида, коего султан Махмуд II есть самый прямой и законный наследник. Относительно его особы рассказывают, что, по смерти отца его, подданные или вассалы бея не хотели признать над собой его власти под предлогом, что он одарен слишком слабым характером для управления народом, столь воинственным, и больше, нежели сомнительной храбростью для участия в их удальстве и опустошениях. На первый пункт этого обвинения, Ревендис-бей ответствовал, что время покажет, умел ли он учить ослушников плясать с веревочным ожерельем на воздухе; касательно же своей личной твердости духа, Ревендис рассудил за благо последовать примеру неустрашимого римлянина, вырвав один из своих собственных глаз и бросив его перед окаменелым столь мужественным поступком собранием. Все это заставляет несколько сомневаться в совершенной точности рассказа автора «Истории [668] военных действий в Азиатской Турции» 13 касательно демократического управления тайф курдинских и политической ничтожности их предводителей. Известно, что народ сей, принадлежащий большею частью к расколу Иезидов, разделяет уважение знаменитой леди Стенгоп к злому духу. Язык и вера курдинцев ожидает еще ученых исследований, которые, по словам приведенного писателя, могли бы озарить Азию новым светом. Таковые исследования тем заманчивее, что, кроме свидетельства Ксенофонта и римских историков, г.г. Клапрот и Малькольм 14 указывают нам в Шах-Наме, известной эпопее Фирдоуси, на любопытный миф о древнем происхождении курдинцев. Поэт говорит, что Зочук (по мнению некоторых историков, еврейский Нимрод, умерший 1790 лет после потопа) убил, наущенный злым духом, отца своего Мурдаса и решился, вопреки религиозному запрещению, употреблять мясную пищу. За доставление ему этого наслаждения сатана просил дозволение поцеловать Зочука в плечи. Едва уста лукавого к ним прикоснулись, как вдруг два змея, свистя возникли из плеч Зочука. Полагали, что он погибнет немедленно от их жала; но демон, явившийся в образе лекаря, уверил царя, что ему совершенно нечего страшиться, если только змии будут питаться мозгами человеческими. Это лекарство произвело желаемое действие. Из двух ежедневных жертв одна была спасаема и отправляема в горы царским поваром. Эти-то, избавленные от гибели, образовали впоследствии племя курдинцев и проч.

Здешние насущные новости не представляют покамест ничего особенно замечательного. О последствиях Триполиского 15 события нет еще никаких слухов. Вашему высокопревосходительству известны уже, вероятно, подробности чумы, закравшейся в чертоги наших дипломатов. Слава Богу, что из этого не вышло ничего гибельного. Другая здешняя новость есть похищение брильянтов Капитан-паши и пытка, выдержанная по сему случаю его челядинцами. Все это кончилось смертью одного молодого грека, любимца Агмедова, уличенного в воровстве и застреленного собственноручно Капитан-пашею. [669]

Американец Броун, заключившийся добровольно в одном из здешних чумных лазаретов для наблюдений над свойствами заразы, оставил на днях в вожделенном здравии гнездище этой ужасной болезни и объявил, что достаточно ознакомился с ее симптомами для употребления лекарства своего брата, предохранительного от чумных миазмов, но отнюдь не исцеляющего зараженных, по его собственным словам.

Французские газеты толкуют о появлении своих пароходов в здешних водах около будущего марта месяца; члены здешнего французского посольства говорят, что едва ли это предприятие осуществится даже к концу июля. Англичане назначают сюда равномерно, по свидетельству смирнской газеты, несколько огромных пароходов. Говорят, что австрийское пароходное плавание по Дунаю грозит также расширить круг своей деятельности. Какое раздолье для коммерции и для толпы праздношатающихся по обширному Божьему миру!

Миссия представила уже вероятно министерству подробности отбытия лорда Понсонби 16 в Англию (со) всей надлежащей отчетливостью.

За всем тем, крайне ослабевшая чума не перестает еще напоминать нам от время до времени о своем здесь существовании. Недавнее переселение в Перу возбуждает во мне надежду разнообразить большей занимательностью свои донесения, если только горестное положение моего расстроенного вконец здоровья не пересилит миллиона других окружающих меня затруднений.

С чувством глубочайшего почтения...

3.

4-го (16) мая 1837 г. Афины. 17

Может быть вашему высокопревосходительству уже известно, что константинопольской нашей миссии угодно было отправить меня в конце прошлого марта курьером в Грецию. Нет сомнения, что знак столь обязательного внимания был бы для меня еще драгоценнее, если [670] бы отдалили от Стамбула во всякое другое время года, кроме того, в которое слабость чумы заставляет сближаться с предметами, большею частью неприступными по причине ее свирепости. Ознакомленный кроме того довольно коротко с Элладой еще прежним своим путешествием 18, я должен признаться, что не без сожаления простился с надеждой извлечь наконец какую-нибудь пользу из своего пребывания в Константинополе. Впрочем, как бы то ни было — вот уже слишком месяц, как я обитаю под небом Аттики, в ожидании своего обратного отправления. Вменяю себе, между тем, в обязанность представить вашему высокопревосходительству некоторые из своих наблюдений над Афинами древними и современными.

Восстановление храма победы, составляющего левое крыло Пропилей, поразило меня, вместе с очисткой сего последнего здания от массы посторонних стен и пристроек, совсем не той подавляющей красотой и величием, которым я столько удивлялся в 1834 г. Самое замечательное следствие этих работ есть открытие одной из Кариетид, которой существование предполагалось до сих пор в Риме, по милости копии, выдававшейся там же за подлинник. Все эти статуи за исключением одной, похищенной Л. Эльгином, будут вместе с архитектурными обломками поставлены по местам, сообразно с обозначением Павзания и других древних писателей. Множество других статуй, ваз, барельефов, мраморов с надписами и проч. отысканы со времени последнего моего путешествия в Грецию. Образцы, современного Периклу ваяния и зодчества, многие из этих драгоценностей открыты станут, без сомнения, наряду с теми известными памятниками древности, которыми Италия привлекает к себе путешественников, и по своей исторической важности обогатят археологию сведениями, которые будут, вероятно, не совсем бесполезны для новейших наук и художеств. Жаль только, что вещественные средства здешнего правительства столь несоразмерны с его просвещенною любовью к изящному.

Новый королевский дворец, которого до сих пор существует один фундамент и начало нижнего этажа, поразил меня, впрочем, столько же огромностью своего основания, сколько ослепительным блеском пантеликского мрамора, долженствующего составить все колонны, пилястры, карнизы и внутреннюю отделку здания. Принятый для него [671] ионийско-дорический орден зодчества заимствован у древних храмов, венчавших вершину Акрополиса. Счастливый выбор местности соответствует вполне будущей красоте чертогов, коих главный фасад господствует над всей панорамой города, над опоясывающей его оливковой рощею, над всем горизонтом, прегражденным цепью гор, в конце залива Афинского.

Что могу я сказать вам, милостивый государь, о современных Афинах и нестройности, противоборствующей здесь успехам общественным. Физиономия Греции сохраняет, по-видимому, все прежнее выражение ненависти к ее баварским полкам и чиновникам. Их продолжают почитать главным источником этой политической болезненности, на которую каждый здесь жалуется. Господствующее мнение превозносит устройство правительственной машины в совершенном разногласии с коренными народными потребностями; государственные доходы в пущем, нежели когда-нибудь, разладе с расходами, между тем как налоги на внутреннюю промышленность, пошлины на товары привозные возрастают по мере уменьшения денежных оборотов. Несколько возникших в городе и в Пирее домиков, несколько встречаемых там лавок и магазинов, несколько дорог, проложенных вокруг столицы, не ручаются почти нисколько за прочность передвижения вещей, за ту общественную доверенность, которая благоприятствовала бы иммиграции — главному условию народного благосостояния в стране, столько же плодородной, сколько бедной жителями. Г. Рутгард, которому я был представлен с самого своего прибытия в Грецию, кажется полным искреннего стремления к ее пользам; но сколько трудов потребно для окончательного примирения партий, перешедших, по-видимому, от прежних бурь к изворотам глухих интрига, разъединяющих состав политический! Жажда порядка проявляется, впрочем, довольно сильно между большинством жителей, ибо уверяют, что самые заклятые враги покойного президента жалеют о нем до того, что начинают служить панихиды за упокоение его души, неразгаданной от ослепления. Замечательно, между прочим, что во время недавнего землетрясения в Идре народ не переставал его приписывать толчкам, которыми Каподистрия преследует Мавромихали в земной утробе.

На днях имел я честь быть представленным королю и королеве Греции. Его величество удостоил между прочим воспоминанием, что видел уже меня тому назад два года у себя в Навплии. Относительно же королевы все похвалы ее очаровательной наружности отступают далеко от существенности. Говорят, что ее внутренние качества не уступают внешним ни умом, ни любезностию.

Переходя с вершины Акрополиса ко дворцу короля Оттона, из [672] пленительной Кифисии (древнее сельское убежище правителей Аттики, Екатерингоф нынешних Афин) к обрядам дипломатическим, вчера попал я на открытие нового афинского университета. После обыкновенного молебствия пять ораторов произнесли королю, присутствовавшему на устроенном для него возвышении, пять речей, превыспренних, как уверяют, единственно по их неизмеримой длинноте и надутости. Великие имена Фермопил, Саламина, Марафона и проч. звучали ежеминутно в соединении с терминами, более микроскопическими, со всеми школьными снарядами математики, логики и риторики. Король произнес риторический ответ свой по-гречески.

Не слишком ярким блеском поражает путешественника и здешняя публика, а наступающие жары грозят растопить ее совершенно. Дом нашего министра, полного увлекательной вежливости сердца, которая столь предпочитается условиям светской любезности, составляет едва ли не единственное сборное место афинского общества.

Не знаю, удастся ли мне порыскать снова по Греции. Знакомый впрочем довольно хорошо с некоторыми ее частями, я не слишком ропщу в отношении к самому себе на чуму, завезенную в Парос пришедшим из Сирии судном. Уверяют, между тем, что появление заразы ограничилось одним усугублением карантинных предосторожностей по всем островам и берегам Греции.

А. Ф. Шидловский.

(Продолжение следует).


Комментарии

1. См. Русскую Старину 1896 г. № 4.

2. Нестор Васильевич Кукольник (р. 1809 г. ум. 1868 г. в Таганроге) принадлежал к числу плодовитых русских писателей; он писал прозою и стихами, но приобрел известность своими драматическими пьесами. Лучшие произведения его в прозе заимствованы из русской старины.

3. С чернового подлинника.

4. Это слово трудно разобрать.

5. Владимир Григорьевич Бенедиктов, поэт (р. 1807, ум. 1873.).

6. Константин Константинович Родофиникин, действительный тайный советник, был в то время управляющим азиатским департаментом министерства иностранных дел; он умер 30-го мая 1838 г. на 78 году от роду; погребен в Духовской церкви Александро-Невской лавры.

7. С чернового подлинника. Приблизительно такого же содержания письмо было написано В. Тепляковым князю А. Н. Голицину; черновой список его на французском языке сохранился в бумагах В. Т.

8. Эффенди, турецкое слово, обозначающее — «господин», «повелитель».

9. Пиастр = 5,5 копейки.

10. С чернового подлинника.

11. Магомед II — завоеватель Константинополя (1453 г.).

12. Иезид (Езид) халиф из династии Омейядов, сын Моавии, царствовал с 680-683 по P. X.; он убил Гуссейна, сына Али.

13. «История военпых действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах». Соч. Ушакова. 3 ч. Спб. 1836.

14. Малькольм — дипломат и английский историк (ум. 1833), написал много важных сочинений, касающихся истории Востока.

15. Когда в г. Триполи султаном был назначен наместник, Рауф-паша, то местные партии, недовольные своим зависимым положением от султана, подняли восстание, которое только через несколько месяцев было усмирено появлением турецкого флота перед этим городом.

16. Лорд Понсонби — английский дипломат; он был назначен в1832 г. послом от английского правительства в Константинополь в то самое время, когда в Лондоне поняли ошибку в том, что оставили Порту без помощи в войне с Мегмедом-Али.

17. С чернового подлинника.

18. В. Г. Тепляков в октябре и ноябре 1834 г. по поручению графа Воронцова совершил путешествие по Турции и Греции. О пребывании в последней сохранился путевой дневник, в котором немало интересных сведений о древностях классической Греции, со снимками надписей с античных мраморов.

Текст воспроизведен по изданию: Из бумаг Виктора Григорьевича Теплякова // Русская старина, № 9. 1896

© текст - Шидловский А. Ф. 1896
© сетевая версия - Тhietmar. 2016

© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1896