-

ЗАМЕТКИ О ТУРЕЦКОЙ КАВАЛЕРИИ И О СЛАВЯНСКОМ ЛЕГИОНЕ, БЫВШЕМ ПОД КОМАНДОЮ САДЫКА-ПАШИ.

В настоящее время, казачье сословие, живущее в Турции, не имеет никакого политического значения, а военная организация его, известная под названием славянского легиона или казачьей бригады, упразднена. Тем не менее, не безынтересно бросить беглый взгляд на это учреждение, хотя и отжившее, но имевшее в свое время важное значение.

Казачья бригада была организована в 1853 году, по инициативе и настоянию великого визиря Мустафа-Решид-паши, и по плану Михаила Чайковского (Садык-паша), который был назначен ее начальником. Для образования казачьего регулярного войска воспользовались военною повинностью, которою обязаны были казаки — подданные Турции; вместе с тем имели в виду побудить христианское население Порты к поступлению на службу в ряды армии, в качестве волонтеров.

Организованный в начале полк волонтеров, за заслуги в военное время, был введен в состав регулярной армии, а впоследствии к нему присоединен другой полк, организованный на подобие драгунов. Наиболее выдающиеся военные заслуги казаков в эту эпоху были: содержание аванпостов и разъездов в Дели-Ормане, снабжение продовольствием Силистрии и поддержание сообщения между Шумлою, Силистрией и Варною.

Казачьи полки, по организации, вооружению и отправлению службы, совершенно сходны с полками турецкой регулярной кавалерии, за исключением некоторых особенностей, вызываемых христианскою религией и способом пополнения. Таким образом, познакомившись с организацией казачьей бригады, читатель получит ясное понятие о турецкой кавалерии вообще.

В мирное время два казачьих полка составляли бригаду, входившую в общий состав армии, а впоследствии, во время министерства Фуада-паши, причислены к гвардии султана. В военное время [146] к ним прикомандировывались некрасовцы и казачьи сотни, формируемые в Добрудже.

Полк состоял из шести эскадронов; фланговые эскадроны вначале вооружены были карабинами, остальные пиками; такое вооружение привело к тому, что в военное время фланговые эскадроны, снабженные огнестрельным оружием, и чаще командируемые на аванпосты и в разъезды, быстрее других утомлялись и приходили в расстройство; тоже самое было замечено и на маневрах в мирное время: лошади фланговых эскадронов всегда бывали в худшем теле, нежели лошади остальных эскадронов. Поэтому, вооружение казачьей бригады было изменено: вся первая шеренга была вооружена пиками, вторая карабинами.

Масть лошадей не была одинакова, для всего полка; она соблюдалась только в эскадронах; фланговые эскадроны подбирались светлой масти.

Турецкий кавалерийский устав заимствован с французского, но значительно упрощен, так что боевые упражнения ограничиваются построением фронта из колонн и обратно, и движениями в боевом и походном порядках. К сожалению, на турецком уставе отразились все недостатки французского; в особенности в тех статьях, которые касаются аванпостной службы и разъездов. Это побудило начальника казачьей бригады ввести в этой части значительные улучшения. Для индивидуального развития солдат и придания им смелости и ловкости, необходимых для хорошего кавалериста, в казачьей бригаде введена была джигитовка и различные конные упражнения. С этой целью казаки были разделены на две группы, чему способствовал и самый состав бригады: к одной группе относились люди казачьего сословия или польского происхождения, более или менее опытные и уже знакомые с дедом; к другой, волонтеры из болгаров, сербов, босняков и других. Эти последние, большею частью молодые люди, но привыкшие к верховой езде, благодаря нравам и обычаям страны, нуждались только в необходимой военной выправке и в окончательном утверждении в искусстве верховой езды, что достигалось в весьма короткое время.

Другая причина, много способствовавшая военному образованию казачьей бригады, заключалась в особом роде упражнений и походов, производимых в ней. Таким упражнениям много способствовали свойства страны, ее обширные невозделанные пространства и население, сосредоточенное в городах и больших деревнях, а не разбросанное по всей территории. Я говорю о «военной охоте», о [147] которой, в настоящее время, когда так много заботятся о воспитании кавалериста, считаю полезным сообщить несколько подробностей. Этот способ упражнений ведется в турецкой кавалерии издавна; именно он относится еще к эпохе великих нашествий и завоеваний турок; в последнее время он был оставлен, и разве только ветераны турецкой службы, спаги или янычары, еще припоминают эти упражнения.

Янычары в то время были единственным регулярным войском остальная часть которого составлялась отчасти из лиц, обязанных военною службою, отчасти из поголовного ополчения, поступавшего в ряды войск для войны с неверными. Последние, естественно, не были подготовлены к войне надлежащим образом; вследствие этого, для упражнения их и для приучения к обстановке военного времени введены были большие «военные охоты», производимые время от времени по всему государству. Охота эта, на которую от каждой семьи высылался вполне вооруженный всадник, длилась обыкновенно несколько недель и служила отличной школой для практических упражнений кавалерии. Обычай этот, заимствованный у татар, был приведен турками в систему и поддерживался у них долгое время.

Для этих упражнений вся страна разделялась: на участки (каза), уезды (санджак) и провинции (ливолик). Наиболее способные и опытные из поступавших, по выбору беглер-беев (начальников султанской турецкой кавалерии) назначались начальниками: юз-баши или бейлук-баши для участков, бин баши для уездов, и алай беи для провинций. От них требовалось основательное знание физических и топографических свойств страны, расстояний между различными пунктами и умение ориентироваться на местности.

Считаем уместным упомянуть здесь об обширной рукописи, попавшейся случайно в руки начальника казачьей бригады (Михаил Чайковский): это обширная инструкция, составленная весьма подробно и касающаяся охоты или рекогносцировки. Она была передана ему одним из потомков Исса-бея-Эвреноса, семейство которого наследственно пользовалось титулом румелийского беглер-бея, т. е. начальника румелийской кавалерии (Припомним, что ядро турецкой кавалерии того времени составляли спаги, бывшие в кавалерии тем же, чем янычары были в пехоте; они набирались из тимориотов — тех из жителей, которые, взамен военного поместья (тимор), данного им правительством, должны были нести военную службу в роде «детей боярских» в старинных ополчениях, России). Этот манускрипт, написанный [148] рукою самого Исса-бея, был передан через М. Чайковского Фуаду-паше, бывшему тогда великим визирем и военным министром.

Охота производилась следующим образом. В каждом участке (каза) назначался сборный пункт, куда, в назначенный день, отправлялись все люди участка, следуя под руководством выбранных ими «старших» не по дорогам, а по кратчайшему направлению. На сборном пункте булук-баши принимал от чаумов или су-баши, начальников мелких отрядов, подробные отчеты о свойстве пройденной местности, о происшествиях дня, о замеченном во время перехода, о достоинствах и свойствах лошадей, о поведении людей и проч. В названном выше манускрипте указаны были образцы таких отчетов, а также практически указания о продовольствии людей и лошадей, и об уходе за последними. Приняв все отчеты и собрав отряд, юз-баши или булук-баши таким же способом отправлялся далее, чтобы в назначенный день прибыть на сборный пункт санджака, находящегося под командой бин-баши. Продолжая охоту такими же образом, бин-баши проходили по стране и собравшись под командой алай-бейев (начальников провинций), составляли уже довольно значительную массу кавалерии, равняющуюся, приблизительно, нескольким нашим дивизиям. Тогда беглер-бей, по личному усмотрению, или делал смотр этим сборным отрядам, или соединял их по несколько вместе, и под личным наблюдением делал с ними несколько переходов. Затем, он принимал отчеты, рассматривал их, осматривал людей и лошадей, сбрую и оружие, частью сам, частью при посредстве своих помощников, словом, старался убедиться в годности каждого кавалериста к бою и для набегов на неприятеля. На общих сборных пунктах устраивались также скачки и игра в джерид, т. е. бросание дротика с лошади, где вполне может выказаться ловкость и смелость наездника, а также качества лошади и ее выездки. Не забывали также и стрельбу в цель, и другие упражнения, полезные для кавалериста. Затем, раздавались награды, установленные обычаем, объявлялись похвалы, делались замечания. Наконец, в Константинополь отправляли подробный отчет об охоте, по которому правительство могло судить, на что оно может рассчитывать при призыве ополчения.

Это было блестящее время турецкой кавалерии и вообще военного устройства Турецкой империи. Упражнений в сомкнутом строе в то время не делали, так как действия кавалерии заключались в быстром вторжении в неприятельскую страну и в ее опустошении, или в одиночных действиях в бою, где каждый спешил [149] первым пробиться к неприятелю и отличиться перед другими. Таким образом, образовывалась отличная кавалерия, в высшей степени пригодная для набегов и нечаянных нападений.

Турецкая кавалерия того времени пользовалась большой славой; Монтекукули, одни из лучших полководцев своего времени, часто действовавший против турок, полагал, что пехота в открытом поле не могла устоять против атаки турецкой кавалерии и считал необходимым снабжать ее рогатками, который могли бы хотя сколько-нибудь охладить пыл первого натиска. Эта предосторожность вошла в обычай, который соблюдался долгое время, даже тогда, когда турецкая кавалерия начала уже приходить в упадок. В эту блестящую эпоху боснийские спаги и акинджи простирали свои набеги до Штирии и Фриуля и возвращались на родину покрытые славой и с богатой добычей.

Благодаря набегам и военным охотам, в Европейской Турции выработалась особенная порода лошадей, специально пригодных для войны и в настоящее время исчезающая. Такова порода лошадей дели-орман в Булгарии, кулен-бей в Боснии, музекиэ в Албании и в Эпире; не смотря на то, что эти породы лошадей, как и многие другие элементы войны, в настоящее время пришли в Турции в упадок, все-таки в этих местностях можно найти лошадей, пригодных для войны. Эти лошади для военной службы гораздо удобнее, нежели арабские: последние слишком горячи и усердны; управлять ими весьма трудно, так как не всякий может воспитывать лошадь в своей палатке и неразлучно жить с ней, подобно бедуину в пустыне.

Военные охоты и другие военно-образовательные упражнения принесли в свое время блестящие результаты. Основываясь на этих данных и соображаясь, конечно, с условиями настоящей эпохи и свойством местности, в Турции сделаны были попытки возобновления военных охот.

По окончании Крымской войны, начальник казачьей бригады получил приказание охранять со своим отрядом границы Греции и очистить пограничную местность от разбойников и мародеров. Полк его находился в то время в Шумле; две трети его состояли из молодых волонтеров, которые хотя и ездили порядочно верхом, но не имели понятия ни о военной жизни, ни о службе. Подготовить их не было времени, нужно было прямо выступать в поход. Погода стояла благоприятная, и начальник бригады [150] воспользовался этим обстоятельством, чтобы на походе, посредством охоты, подготовить людей к вышеозначенной цели.

Накануне выступления, дорога до каждой следующей станции была исследуема офицерами, нарочно командированными для снятия кроки. По снятии с ночлега, каждый эскадрон двигался до следующей станции не по дороге, а предназначенным ему окольным путем. Люди шли сомкнутым строем или группами, а иногда и в рассыпную, смотря потому как позволяла местность, преодолевая встречающиеся преграды и препятствия. В походе дозволялось охотиться, так как дичи и зверя, волков и кабанов в окрестностях было очень много. В назначенный час отряды обязаны были прийти на станцию, где уже были заготовлены помещения на ночь. Тут производили осмотр лошадям и людям, сообщали сведения и делали замечания. Так как во время этих передвижений соблюдались предписываемый уставом правила относительно разъездов, аванпостов и походного порядка, то солдаты обучались шутя и привыкали владеть оружием и конем на всякой местности; кроме того, они привыкали к уходу за лошадью, которая давала им возможность отличиться перед товарищами, а иногда и затравить зверя, что само по себе не лишено приятности; наконец, пища солдат улучшалась, вследствие значительного количества убиваемой по дороге дичи.

Вступив, после тысячеверстного перехода, в Монастырь (Битолия, в Верхней Болгарии), полк имел вид опытной, бывалой части, привыкшей к походной жизни. Прибыв на место назначения в Эпир и Фесалию, казаки продолжали эти упражнения, чему весьма способствовала местность и особенности страны; здесь производились, например, облавы, с тем, чтобы, двигаясь концентрически, окружить известный участок. На одной из таких облав, в присутствии губернатора Фесалии, при участи трех эскадронов казаков, были убиты копьями и ружьями 14 кабанов, 7 волков, 18 шакалов и значительное количество зайцев и лисиц. Охота происходила на местности, покрытой рощами и кустарниками и изрезанной глубокими оврагами.

Благодаря этому способу обучения, казачий отряд из 1,500 всадников, вместе с 1,000 арнаутами, требовавшими сами по себе строгого надзора, был в состоянии охранять границу на протяжении от Воло на Архипелаге до Превеза на Адриатическом море. В течение трехлетней службы казачьих войск на границе, на местности гористой и покрытой лесами, разбойничьи шайки были уничтожены, [151] и тишина и порядок водворены на протяжении всей границы (400—500 верст).

По отречении короля Оттона, для предупреждения беспорядков, ожидавшихся на греческой границе, вследствие брожения умов, которое могло подать грекам повод к попытке осуществить их давнишнюю мечту — взятие Константинополя и восстановление Византийской империи — казачьи полки были двинуты форсированным маршем от границ Черногории в Фесалию. Абдул-Кадир-Надир-паша, военный губернатор Эпира и Фесалии, убедившись в достоинстве методы обучения, практикуемой казаками, принял ее для войск, находившихся под его начальством, и приказал им совершать походные движения во всех направлениях, вследствие чего войска приобрели опытность и, главное, порядок в провинциях был вполне сохранен.

В награду за эти действия, казачьи полки были зачислены в гвардию султана и стояли гарнизоном, частью в Адрианополе, частью в Константинополе, а впоследствии были командированы в Сирию для усмирения восстания Юсуфа-Корама и находились в распоряжении генерал-губернатора Ливана. В это время начальник казачьей бригады представил военному министру Фуаду-паше рукопись беглер-бея, Эвреноса-Исса-бея, найденную в Ускупе, присоединив к ней записку о необходимости введения указанных выше упражнений в тех провинциях, откуда правительство набирало конных баши-бузуков, которые, не имея никакой военной подготовки, в последнюю Восточную войну, не только не приносили никакой пользы, но даже затрудняли регулярный войска.

Спустя несколько времени после представления записки, султан повелел устроить, в назначенный день, трехдневную генеральную охоту по всей империи, но губернаторы не вполне поняли смысл приказания, вследствие чего охота производилась отдельно каждым селением, в своей территории. Все гражданские чины, начиная с губернаторов до мелких чиновников, приняли участие в охоте; к ним присоединились из любопытства даже некоторые иностранные консулы. Весь этот люд съезжался в деревни, вовсе не затем, чтобы управлять охотой, и придать ей вид полезной военной забавы, а затем, чтобы попить, поесть и позабавиться при случае. Войска, за небольшим исключением, не участвовали в этой охоте. Тем не менее, это возвращение к славному прошлому до некоторой степени оживило воинственный дух мусульман и воскресило их страсть к лошадям и оружию: разбойники и хищные звери [152] стали осторожнее; добыча иногда доходила до значительных размеров. Так продолжалось три года сряду, и Фуад-паша мечтал уже о том, чтобы придать этим охотам более воинственный характер, но после его смерти одушевление мало по налу исчезло и охоты прекратились. Идея была, однако, весьма практична и со временем могла бы возродить турецкую кавалерию, повлияв на азиатское население, могущее доставить массы наездников, столь славных во время набегов, когда спаги и акинджи покрывали себя славою.

Казачьи полки формировались из волонтеров, обязанных служить пять лет под знаменами; после этого они получали отставку, тезкере, дававшую им право делаться подданными Порты, если они того желали, и если то были иностранцы. Турецкие подданные получали некоторые льготы, а также избавлялись от платежа беделя, пошлины, налагаемой на христиан взамен службы в войсках, которая падала исключительно на мусульманское население. Возвратившиеся после отставки на место родины, казаки пользовались всеобщим уважением как люди бывалые и сведущие; в полках они получали образование в школах, устроенных по одной в каждом эскадроне, в которых их обучали чтению, письму, первым правилам арифметики и сообщали некоторые общеполезные сведения, смотря по индивидуальному развитию каждого; кроме того, при штабе полка была унтер-офицерская школа. При таких условиях, местные власти не решались обращаться с отставными казаками так бесцеремонно, как с другими райями (христианами). В случае какой-нибудь несправедливости или обиды казаки нередко обращались с жалобой прямо к Садыку-паше, который, по своему положению, легко мог довести дело до центральных властей Константинополя, а они, в свою очередь, делали надлежащее распоряжение о восстановлении нарушенных прав и нередко строго взыскивали с виновных. Местные власти знали это и потому обращались осторожно с казаками, что возвышало их значение в глазах местных жителей. Кроме того, казакам иногда поручали некоторые незначительные общественные должности, что имело большое значение в том отношении, что на подобные места назначались лица исключительно мусульманского происхождения. В некоторых местностях, как, например, в Болгарии и Сербии, подобные люди могли бы образовать со временем особый воинственный, господствующий класс, взамен аристократии, которая была совершенно подавлена и уничтожена турками после завоевания этой страны.

Для пополнения казачьих полков, ежегодно командировались в [153] центры болгарского и сербского населения несколько офицеров для вербовки волонтеров. Они снабжались необходимою суммою денег, а также рекомендательными письмами к местным властям, которые обязаны были оказывать всевозможную помощь в деле вербовки. В помощь офицерам давалось несколько опытных унтер-офицеров, хорошо знакомых с местностью и нравами и обычаями жителей.

Наибольшее число волонтеров вербовалось в Филипополе и его окрестностях, в городах: Дубнице, Враниа и др., в том округе, который прежде назывался верхнею Мизиею, в Софии и ее окрестностях, а также в местности между Дунаем, Сербией и Балканами, известной под названием Рассия; здесь преобладали сербы. В Сересе, Истибе, Неврокупе и других, расположенных в горах и долинах Фракии, набиралось также много охотников частью болгар, частью помаков, славянское племя, отличающееся от болгар по языку и обычаям. Большая часть этих волонтеров мусульмане, хотя редкий из них говорит по-турецки. Страна, в которой они живут, имеет особое стратегическое значение. Прорезанная во всех направлениях горами, известными под общим названием Деспота-дага, вершины которого достигают 8,000 и 9,000 футов, и ограниченная с севера и востока течением Марицы, с запада течением Стримона или Карасу, а с юга Архипелагом, она круто спускается к морю, оставляя между его берегом и ребрами гор обширные долины, населенные греками. Весь этот участок, покрытый горами и густыми лесами, представляет в стратегическом отношении надежный оборонительный пункт. Население его состоит из помаков и выходцев из азиатских владений Турции и отчасти из албанцев. В прежнее время здесь сильно развит был греческий элемент, было много монастырей и церквей; но теперь прежние обитатели заменены новыми, а монастыри их разрушены.

Указанные выше провинции весьма богаты волонтерами в сравнении с Адрианополем и Монастырем; притом, почти все волонтеры, поступавшие из этих провинций, весьма хорошего качества. Причину этого надо искать в том, что провинции эти с давних пор пополняли турецкую армию своими волонтерами, составляя особый корпус легкой пехоты — азаб, в которой допускались и христиане, и которая прикрывала главная силы армии, состоявшие из янычаров. Благодаря этой пехоте, неприятель истощал свои силы в мелких стычках и, расстроенный, натыкался на свежие главные силы Турции.

[154] При вербовке не соблюдаюсь почти никаких формальностей; вербовщик справлялся только у мастных властей, может ли волонтер оставить страну. Иногда волонтерами поступали гайдуки или пандуры (разбойники) и делались впоследствии отличными солдатами. Таким образом, в казачьей бригаде долго служил некто Матео Рашо, болгар по происхождению, отчаянный разбойник, державший в страхе целую страну. Смерть жены и детей так сильно подействовала на Матео, что он добровольно отдал себя в руки властей. Вооруженный с головы до ног, на отличном коне, в парадном костюме, он отправился в Константинополь и явился прямо во дворец Мехмеда-Али-паши, тогдашнего военного министра, который обещал простить его старые грехи, если он искупит их верной службою в казачьей бригаде, которая тогда формировалась. Матео пожертвовал свои богатства в пользу монастырей и госпиталей, и до самой своей смерти служил в казачьей бригаде, имея репутацию отличного солдата. Подобных личностей было немало между казаками Садыка-паши; многие из них могли бы рассказать весьма интересную историю своей жизни.

Кроме болгар и сербов, которые составляли большинство в казачьих частях, в них были образчики всевозможных национальностей, набираемые во время передвижений с одних квартир на другие; тут были греки, валахи, албанцы, босняки, курды и черкесы, хотя для последних, со времени эмиграции их с Кавказа, был сформирован особый полк, в котором была сохранена национальная одежда. Цыгане попадались редко; они поступали с большею частью в полковые музыканты, занятие, к которому они весьма склонны и способны. Добруджа и устье Дуная давали неисчерпаемый источник волонтеров из малороссов, поляков и татар; последние были отличными кавалеристами.

Часто случалось, что турки записывались в казаки, чтобы избежать впоследствии набора и службы в редифе; но позже это было запрещено, и принимались только те, которые знали какое-нибудь ремесло: кузнецы, седельники и друг. Для вербования необходимых бригад мастеровых начальство давало последним всевозможные льготы.

По прибытии в полк, волонтеры приводились под знаменем к присяге православным священником, так как большая часть их принадлежала к православному вероисповеданию. Если число волонтеров превышало убыль, то между ними делали тщательный выбор, чтобы приобрести для комплекта лучших солдат.

[155] Лошади, которыми снабжалась казачья бригада, принадлежали все к местным породам, разводимым в Европейской и Азиатской Турции.

В настоящее время, в кавалерийских полках ремонтная цена лошади 1,200 пиастров (67 руб. 72 коп.). В каждом эскадроне полагается 130 лошадей, из которых шесть офицерских. Офицерские лошади ремонтируются на счет казны; экономия, остающаяся от покупки солдатских строевых лошадей, употребляется на покупку более дорогих офицерских лошадей, между которыми встречаются лошади высокого достоинства. Старшие офицеры имеют собственных лошадей, так что казенными пользуются только субалтерн-офицеры.

Собственно говоря, в Турции нет правильного ремонтирования, как в других государствах. Оно существует только в артиллерии, так как в Турции трудно найти достаточное количество лошадей, годных для этого рода службы. Поэтому, в Константинополе при военном министерстве существует ремонтная комиссия для артиллерии, которая заключает условие с подрядчиками, поставляющими лошадей из России или Австрии. Кромке того, в эти государства командируют также особых офицеров для покупки годных для артиллерии лошадей, которых комиссия осматривает прежде, чем принять окончательно на службу.

Срок службы для лошадей не определен; они служат, пока годны. Для турецких пород лошадей это не имеет особого неудобства, так как они служат очень долго, и нередко можно видеть пятнадцатилетних коней, полных жизни и огня, с крепкими, как сталь, ногами. Правда, они развиваются большей частью очень поздно, так что полного развития достигают только около шести или семи лет.

Чтобы удовлетворить потребностям ремонта, в каждом полку составляются ежегодно списки лошадей, негодных для службы, которых, по утверждению особо назначенной комиссии, продают с публичного торга. Затем, военное министерство выдает деньги для покупки недостающих лошадей. Если кавалерийский полк стоит в Константинополе или при одной из главных квартир турецкой армии, то для покупки лошадей назначается особая комиссия; в противном случае полк сам покупает лошадей. Тогда пользуются средствами, доставляемыми округом, где находится полк, или посылают в местности, известные обилием и дешевизною лошадей. Часто также пользуются большими ежегодными ярмарками, на [156] которые приводят иногда огромное количество лошадей. Так, например, в городе Юзгате, в Курдистане, в Азии, на ярмарке можно найти несколько тысяч лошадей, приводимых курдами из гор и арабами из долин. Это одна из самых значительных ярмарок; на ней можно купить превосходных лошадей по весьма дешевой цене. Таким образом, лошади покупаются разных возрастов и разных пород; по прибыли в полк их выезжают, что, впрочем, не представляет затруднения, так как не требуется, чтобы они были собраны или имели правильные аллюры, как в других армиях.

В Европейской Турции более других пород лошадей пользуются известностью: боснийская, называемая кулен-бей, дели-орманская, находящаяся в стране между Балканами и Дунаем, близ Силистрии; музекиэ в Эпире, в окрестностях Авлона и Эль-басано, и некоторые другие.

Самая лучшая из этих пород и наиболее, пригодная для легкой кавалерии — это порода боснийских лошадей. Роста они среднего, большей частью от одного до двух вершков. К сожалению, в настоящее время порода эта очень обеднела, частью вследствие больших покупок, производимых неоднократно Венгрией, Австрией и даже Италией, частью же вследствие упадка, в который пришли в Турции большие поместья и заводы. В прежнее время, когда в Турции существовали еще богатые и знатные вассалы, они обязаны были за земли, которые им давало правительство, содержать известное число заводских кобыл и жеребцов для ремонта спагов и акинджи. Так, вассальное владение Кулен-бей обязано было доставлять во всякое время более 5,000 лошадей, годных под седло. Фамилии Соколич, Тополич и другие феодалы также обязаны были поставлять известное количество лошадей. Так как эти лица были, в тоже время, естественными начальниками спагов и акинджи, и пользовались большой славой и обильной добычей от набегов на неприятельские земли, то они, в виду собственных интересов, заботились о доставлении кавалерии сильных и выносливых лошадей. Вследствие этого, а также благодаря удачному смешению местной боснийской породы с азиатскими, образовалась отличная раса лошадей, образчики которой и теперь еще довольно часто встречаются в Турции. Со времени уничтожения янычаров и спагов, а также крупных вассалов, совершившемся при султане Махмуде, порода эта начала значительно падать, хотя еще и теперь можно найти много прекрасных боснийских лошадей по весьма умеренным ценам, даже часто [157] ниже цены, назначенной для ремонта. Масть их большей частью гнедая или вороная.

Порода дели-орман, наиболее сохранившаяся в стране, несколько крупнее кулен-бейской; нередко можно найти лошадей 3-х и более вершков. Порода эта вывезена из Азии, акклиматизирована жителями Дели-Ормана и распространилась впоследствии в окрестностях, так что образчики ее можно найти даже в Добрудже. Страна, известная под именем Дели-Ормана, занимает обширное пространство, простирающееся от Силистрии и Рущука до Шумлы и Базарджика. Северная часть ее покрыта большими дубовыми рощами, отчего и получила название Дели-Ормана (заколдованная роща); южная же часть, где большие леса почти совершенно истреблены, покрыта густыми кустарниками различных древесных пород; местами встречаются обширные расчищенные пространства, на которой сосредоточено население. Население, состоящее из турок, переселенных сюда из Азии прежними султанами еще во времена завоевания Азиатской Турции, почти исключительно мусульманского вероисповедания и принадлежит к особой секте, называемой кизил-баш (красная голова). Эти переселенцы привели с собой из Азии отличных лошадей, от которых и произошла порода, разводимая теперь в стране. Находясь на пути прохождения турецких войск к Польше и России, или к Венгрии и Австрии, жители Дели-Ормана всегда несли военную службу, что доставило им некоторые привилегии и побудило к усовершенствованно своих коней. Порода дели-орман имеет большое сходство с азиатскими лошадьми, встречающимися близ Урфа и Диарбекира, что заставляет предполагать, что она происходить именно из этой местности. Порода эта отличается довольно крупным ростом и необыкновенной легкостью; масть большей частью гнедая или рыжая. Вообще эти лошади гораздо красивее боснийских, которые немного тяжелы и неуклюжи.

Порода музекиэ, распространенная прежде в Эпире и долинах Авлона, Берата, Эль-басано и Дукатес, в настоящее время почти совершенно исчезла; чистокровные образчики ее можно найти только у богатых беев и ага. Тем не менее, она имела благотворное влияние на туземную породу лошадей, между которыми можно и теперь найти отличных лошадей для ремонта. Чистокровные лошади были довольно крупны; те же, которых можно купить теперь, похожи на горных лошадей Албании и Эпира; они хотя и мелки, но выносливы и незаменимы для езды по дурным горным дорогам.

Порода музекиэ была также вывезена с востока албанцами, [158] воинственным народом, считавшим честью смерть на поле битвы; лучшее приветствие новорожденному ребенку состояло в пожелании ему умереть с саблею в руках, а не на постели, подобно женщине. Вследствие такого взгляда, албанцы поступали в войска волонтерами и наемщиками, и преимущественно направляясь в Азию; почти все иррегулярные полки, стояние в городах Аравии, а также в пустыне, состояли из албанцев. Отслужив свой срок и собрав известную сумму денег, они возвращались на родину и приводили с собой из Азии лошадей, от которых и произошла со-временем порода музекиэ, которая больше всех других пород лошадей Европейской Турции имеет арабский тип. Преобладающая масть серая и гнедая.

В Фесалии также встречаются прекрасный лошади, обязанный своим происхождением превосходными табунам прежних знатных владельцев страны, подавленных и уничтоженных нивелирующею рукою Али-паши и султана Махмуда.

Окрестности Салоники и долины Македонии доставляют также довольно хороших лошадей.

Долины Сереса и Драмы, составляющие наследственное владение беглер-беев Румелии из семейства Эвренос, изобиловали в прежнее время превосходными лошадьми; будучи наследственными начальниками спагов и акинджи, члены фамилии Эвренос чрезвычайно любили лошадей и содержали огромные табуны, что имело большое влияние на улучшение местной породы лошадей. Но уже с давних пор это семейство утратило в стране свое влияние и богатство.

Говоря о турецких лошадях нельзя обойти молчанием попытку султана Махмуда образовать в Турции породу лошадей, годную для артиллерии. С этой целью в окрестностях Фереджика, в долине Марицы, были учреждены обширные конюшни для помещения лошадей, выписанных из Франции, нормандских, першеронов и др. Смешением этих пород с туземными, султан хотел образовать породу, годную для упряжи. План этот давно уже оставлен; но и теперь еще в этой местности можно встретить лошадей, резко отличающихся по своему росту и сложению от туземных и составляющих последствия сказанной попытки.

Все поименованные выше породы доставляют отличных строевых кавалерийских лошадей ценою от 700 до 1,000 пиастров (39-55 рублей). Если бы правительство покупало для кавалерии туземных лошадей, а не посылало за ними заграницу, то это значительно поощрило бы население к разведению лошадей, число [159] которых в настоящее время с каждым годом уменьшается; кроме того, они прогрессивно дорожают в цене.

Между азиатскими породами курдистанская занимает первое место в военном отношении. Эти лошади мускулисты, отлично сложены и довольно крупны, от 1 1/2 до 4-х вершков, смотря по тому, где они выросли, в горах или долинах. Не столь нежные как арабские лошади, они чрезвычайно выносливы и способны к тяжелым форсированным маршам.

Малая Азия также доставляет отличных лошадей. В этой стране близ Кутайи, в Чифтели-Чифлике, находятся большие казенные табуны, заведенные султаном Махмудом для ремонта кавалерии. Обширное пространство земли с приписанными к ним большими селениями назначено было для покрытия расходов на это учреждение и для исполнения при заведении различных обязанностей. В настоящее время это заведение заброшено, дурно ведется, и оказываешь самую небольшую подмогу ремонтированию кавалерии.

Арабские лошади встречаются, как редкое исключение в кавалерийских полках, так как они очень дороги и притом слишком резко отличаются от обыкновенных кавалерийских лошадей. В полках, расположенных в Дамаске, Алепо, Урфе и других городах, арабские лошади встречаются чаще, так как их случается отнимать у бедуинов во время экспедиций, предпринимаемых с целью прекращения грабежей или для сбора податей. Много арабских лошадей было в казачьей бригаде при начале ее формирования, так как богатые азиатские паши и беи присылали отличных лошадей, как пожертвование в пользу войска, готовившегося к войне. После войны арабских лошадей можно было купить за бесценок у баши-бузуков, возвращавшихся из внутренних арабских провинций.

Фуражное довольствие турецкой кавалерии весьма достаточно, особенно если принять во внимание неприхотливость лошадей Востока в корме. Обыкновенный рацион состоит из 3 1/5 оков ячменя и 4 х оков соломы. Солома на юге бывает полная, а не деревянистая и пустая внутри, как на севере, поэтому она весьма питательна и лошади едят ее очень охотно. Турецкая поговорка гласит: «лошадь на овсе — ломовая; на сене — ни к чему не годная; на соломе — боевая».

В турецких полках лошадям дают ячмень одни раз в день, вечером; последнее условие имеет важное значение. Арабы говорят: «вечерний овес идет в тело, а утренний в навоз», [160] и «лошадь сильна вчерашней пищей, а не сегодняшней». И действительно, если дают лошади ячмень утром, ее обыкновенно в тоже время чистят; лошадь, будучи несколько возбуждена трением скребницы, проходящей по нежным местам, проглатывает иногда корм, не разжевывая его тщательно; утром также делаются приготовления к походу или к ученью; лошадь не спокойна, ест быстро и проглатывает зерна не жевавши. Вечером же ее ничто не развлекает; она ест не спеша, хорошо разжевывает и извлекает из пищи все полезное для организма.

Каждый год весной (время изменяется смотря по тому, в какой части империи стоит полк) всех лошадей пускают на траву. Этот обычай крепко вкоренился в турецкой кавалерии; несколько раз было замечено, что лошади, которые по какому-нибудь случаю не были пущены на траву, делались гораздо слабее других и часто хворали. На каждую лошадь полагается пространство в одни дином — мера земли, имеющая 40 шагов ширины и столько же длины. Луга, конечно, естественные, да в Турции других нет; об искусственных лугах, засеянных люцерною, клевером и проч. здесь не имеют понятия.

Весною каждый полк покупает в окрестностях места своего расположения луг, заключающий число диномов, соответственное числу лошадей. Обыкновенно за деньги, отпускаемые на этот предмет правительством, покупается луг гораздо большого размера, чем сколько нужно для наличного числа лошадей; остающуюся часть скашивают. В окрестностях Константинополя, в долинах Сазли-дере и Узун-чаир, куда обыкновенно пускают лошадей полки, стоящие в Константинополе, дином луга ценится от 50 до 60 пиастров; в провинции же гораздо дешевле; в более отдаленных местностях не выше 10 или 12 пиастров.

Для каждой лошади отмеривается свой дином и затем все лошади выстраиваются параллельными линиями, на сколько позволяет местность, и связываются путами двух родов: одни называются пайванты, другие кёстеки. Пайванта состоит из веревки в три или четыре аршина длиною, которою привязывают лошадь за одну из задних ног к деревянному колу, воткнутому в середину динома; длина веревки позволяете лошади делать несколько шагов вокруг этого кола. Так как большая часть лошадей в полках жеребцы, то, чтобы помешать им лягаться, их спутывают небольшой веревкой, называемой кёстек, связывая переднюю и заднюю ногу одной и той же стороны. Самым горячим и злым лошадям [161] связывают таким образом все четыре ноги, так что они принуждены ходить иноходью. Веревку, обернутую войлоком, привязывают у бабки. Первые два дня лошадям не дают ничего пить, а затем их поят смесью из воды, дегтя и серного цвета, — пойло, с незапамятных времен вошедшее в обычай у турок и арабов и имеющее целью очищение лошади от желудочных глистов. После травы, лошадям дают сено вместо соломы, и мало по малу переходят к обыкновенному довольствию.

В турецкой армии не существует специально организованного интендантства, которое ведало бы снабжение армии. За исключением нескольких провиантских магазинов, учрежденных при главных квартирах корпусов и выдающих фураж и продовольствие расположенным поблизости войскам, да центральных магазинов в Константинополе, снабжающих армии обмундированием, а кавалерию сбруей, интендантских учреждений в Турции нет: полки довольствуются сами, пользуясь в этом случае полною свободою действий.

Ежегодно для продовольствия армии в военном министерстве составляется бюджет, определявший, приблизительно, цифру расходов на каждый полк. Этот бюджет высылается командиру полка вместе с ассигновкой, по которой он может получить деньги из казначейства той или другой провинции. Такой порядок, без сомнения, весьма неудобен, так как влечет за собой потерю времени, необходимого для посылки офицера за деньгами, а иногда и по случаю недостатка денег в кассе, что в Турции не редкость. Впрочем, войска почти всегда получают следующие им деньги сполна, но лица не военные, например, чиновники или частные лица, несут иногда большие убытки. Случается, что чиновнику не выдают денег из того места, где он служить, а предоставляюсь ему получить их из кассы какой либо другой провинции, тогда чиновник должен ехать сам или посылать другое лицо, что сопряжено с издержками, или получить деньги у банкира, который нередко, особенно если провинция сомнительной исправности или губернатор тяжел на выдачу денег, берет весьма большие проценты. За ассигновку на провинции Казан-даг и Жихови-даг (Малая Азия), жители которых одно время предавались разбоям, что вызвало со стороны турецких войск довольно серьезную экспедицию, давали всего 20% стоимости ассигновки.

Отпускаемые в полк деньги достаточны для удовлетворения всех его нужд, т. е. на жалованье, продовольствие людей и лошадей, [162] расходы по помещению, ремонт материальной части и содержание госпиталя. Всеми расходами по содержанию полка заведует совет из восьми членов, под председательством полкового командира; этот совет есть, в то же время, дисциплинарный суд для офицеров и нижних чинов, преступления и проступки которых выясняются особо назначаемою следственною комиссией. Принятая в турецкой армии система хозяйственных комитетов весьма выгодна в экономическом отношении; в кассах полков собираются, вследствие этого, значительные экономические суммы. Конечно, не обходится без злоупотреблений, но они касаются второстепенных нужд солдата. Полковые кассы были бы еще богаче, если бы они не терпели время от времени от набегов корпусных командиров, которые причиняют им иногда серьезные опустошения; таким образом, излишне выданные в полки деньги возвращаются обратно правительству.

Пища солдат разнообразна и питательна. Им полагается шесть оков (око — 2 1/2 фунта) говядины в месяц, 3/4 ока белого хлеба в день и известное количество рису, масла и сухих овощей. Два раза в неделю дают пилав и, кроме того, смотря по времени года, покупают свежие овощи. В казачьей бригаде солдаты переде праздником Пасхи едят постное, что обходится им дешевле обыкновенного и позволяет скопить довольно круглую сумму для празднования Пасхи. Эта экономия прибавляется к сумме, выдаваемой на празднике полком, и к соответствующей прибавке съестных припасов, получаемых мусульманскими солдатами во время рамазана.

Офицеры получают рацион, одинаковый с солдатами; лошадь, седло и сбруя им полагаются казенные; кроме того, правительство отпускает ежегодно сукно на полное обмундирование и на пару сапогов. Жалованье турецких офицеров несколько менее, чем в других армиях.

Что касается помещения кавалерийских полков, то казармы существуют только в местах расположения главных квартир. Обыкновенно кавалерия стоит в больших городах, где значительное количество каравансараев позволяет разместить ее, не стесняя жителей; в деревнях она располагается в весьма редких случаях. Каравансараи имеют следующий вид: здание, в форме квадрата, имеет большой двор посередине. В нижнем этаже помещаются конюшни; второй этаж состоит из галереи, идущей вокруг всего здания, на которую выходят двери из комнат, предназначенных для путешественников. Такое расположение здания дает весьма удобное помещение для людей и лошадей, и часто в одном [163] каравансарае свободно помещается целый эскадрон. Посреди двора всегда находится фонтан или колодец. Офицеры также помещаются в этих каравансараях; если же в них нет удобных комнат, то размещаются у жителей города.

После травяного довольствия полки собираются в главные квартиры для производства совокупных упражнений. Второй армейский корпус собирается в Шумле и Рущуке или в Нише и Софии, третий корпус в Монастыре, Косовом поле или в каком-либо другом пункте Боснии или Герцеговины; гвардия собирается в окрестностях Константинополя: или на европейском берегу, на полях Вели-эфенди, в трех верстах от столицы, или на азиатском берегу в Ункиар-Скелесси, где был расположен отряд генерала Муравьева, посланного Императором Николаем в помощь султану во время возмущения египетского паши. Иногда гвардейские войска располагаются также в Левенд-Чифлике (европейский берег), где до сих пор видны остатки казарм, построенных султаном Селимом в начале нынешнего столетия для первых регулярных войск, долженствовавших заменить янычаров и спагов, и называемых «низамиджидид»; казармы эти были разрушены возмутившимися янычарами. Покойный великий визирь Фуад-паша, увлеченный прекрасным местоположением Левенд-Чифлика и связанными с ним историческими воспоминаниями о зачатках турецкой регулярной армии, намеревался устроить в этом месте постоянный учебный лагерь. Место это в высшей степени живописно н удобно для лагерных занятий. С холмистого берега Босфора открывается прелестная панорама на гористый, покрытый лесами азиатский берег, между тем как вдали синеет Черное море и Босфор, широкою лентою вливающийся в Мраморное море.

По мысли Фуада-паши, гвардейские войска действительно расположились лагерем в Левенд-Чифлике, сначала в полном своем составе, и даже с присоединением к ним частей других корпусов; здесь производились ученья и маневры, по-видимому, весьма интересовавшие султана. Но на другой год здесь было собрано лишь несколько полков, а теперь это место забыто совсем и остается пустым. Только развалины казарм свидетельствуют о его прошедшем, да киоск, выстроенный для султана, указывает на минутное значение этого пункта.

Иногда сборные пункты турецкой армии назначаются хотя в местности малонаселенной, но важной по своему географическому и стратегическому положению. Таково Косово поле. Это плато, [164] возвышающееся над уровнем моря на 2,000 футов и простирающееся в длину на 30, а в ширину на 12 верст, представляет собою равнину, слегка пересеченную холмами, и составляет одни из важнейших пунктов Европейской Турции. В северной части этой местности протекают Лаба и Ситница, впадающая в Мораву; с остальных сторон она окружена горами, покрытыми лесом, а вдали, на горизонте, виднеются темные очертания Черногории. Это плато представляет как бы узел, соединяющий цепь Албанских и Боснийских гор; многие важные по своему военному значению реки берут свое начало в его окрестностях: Марица, прорезывающая Фракию, Морава, несущая свои воды в Дунай и открывающая по своей долине свободный доступ в Боснию и Сербию, и Вардар, направляющийся в Македонию. Владеющий этою плоскою возвышенностью имеет свободный доступ в различные провинции Турции, а сам находится как бы в укрепленном лагере, доступ к которому весьма затруднителен. На это плато можно проникнуть лишь в следующих местах: через Качанлык в Македонии, через Куманову по долине Марицы, через Новый Базар и Сенницу со стороны Боснии и Сербии и, наконец, через Призрен из Албании. Кроме того, эта плоская возвышенность отделяет Сербию от Черногории и служит единственным путем сообщения между Боснией и остальною Турцией. Эти обстоятельства объясняют, почему на этом пункте разыгрывались весьма важные сражения: одно — решившее судьбу Сербии, другое — выигранное Гуниадом. На этом месте, на берегах Лабы, неподалеку от мавзолея, воздвигнутого в память султана Мурада, убитого в сражении при Косове, ежегодно собираются турецкие войска для учебных упражнений. Пересеченность местности весьма благоприятна для упражнений в малой войне, а обильные травы, растущие по долинам, дают возможность содержать значительное число кавалерии на травяном довольствии.

Другой подобный пункт представляют окрестности Шумлы, где собирается 2-й армейский корпус. Лагерь под Шумлой, укрепленный самою природой, расположен на обширной горе, одиноко возвышающейся в долине, окаймленной со стороны Варны рядом холмов; на некоторых из них помещены отдельные укрепления. Волнистая местность, пересекаемая ручьями, впадающими в Камчик, отделяет эту возвышенность от цепи гор, идущих вдоль берега Черного моря. Позиция у Шумлы прикрывает важнейшие дефиле Балканских гор.

Во время летних сборов кавалерия не располагаемся но [165] деревням, но под открытым небом, в палатках, а лошади у коновязей. Коновязи разбиваются следующим образом: каждому эскадрону выдается восемь веревок с железными наконечниками, с помощью которых веревки укрепляются в землю; затем, лошади выстраиваются параллельными линиями посреди лагеря и привязываются к этим веревкам; палатки солдат располагаются по бокам в виде параллелограмма, образуемого местом, которое занимают лошади. Иногда, если место обширно, принимается французский способ расположения лагеря, т. е. лошади каждого эскадрона выстраиваются в одну линию, а палатки располагаются по обеим сторонам ее с выходом на линию лошадей. Таким образом, все эскадроны располагаются параллельными линиями. Если лагерь устраивается на долгое время, то для лошадей делаются глинобитные ясли, чтобы ветер не разносил солому, которою их кормят. Большей частью полки остаются в лагере до поздней осени, и лошади часто по целым дням остаются под дождем и ветром; но замечательно, что в это время между ними никогда не развивается заразительных болезней, не смотря на то, что они подвергаются непогоде и стоят часто в грязи. Это доказывает, что лошади гораздо выносливее, чем предполагают, и что первое условие для поддержания их здоровья — свежий воздух. Один французский офицер рассказывал нам факт, совершенно подтверждавший это мнение. В 1846 году французское правительство основало в Буфарике, близ Алжира, депо арабских жеребцов. Офицер, которому поручен был надзор за ними, выбрав лучшие конюшни в лагере, плотно укрыл драгоценных животных от ветра, дождя, холода, солнца, насекомых, словом, от всего, что он считал для них вредным. Через несколько месяцев сап и грудные болезни убили третью часть лошадей; такая страшная смертность была приписана вредному влиянию местности, и лошади были переведены в Колеа. Новые конюшни состояли из простых сараев, как прежде и в Буфарике; по счастью, их укрыли не так старательно, как первые, тогда болезни прекратились, что поддержало мнение о вредном влиянии местности, где были расположены первые конюшни. Но лучшим доказательством неосновательности этого мнения, а также лучшим подтверждением того, что здоровье лошадей поправилось только благодаря большему освежению конюшен, служит то обстоятельство, что эскадрон африканских егерей безнаказанно стоял в Буфарике до, во время и после пребывания там арабских жеребцов; все [166] дело состояло в том, что конюшни их имели вид плохо сколоченных сараев.

Лошади падают в лагере только от истощения, или в случай какого либо несчастья; по возвращении же в казармы, они начинают страдать сапом, чесоткой, грудными болезнями, что приписывается обыкновенно лишениям, претерпеваемыми ими в лагерях. Это совершенно ошибочно: болезни эти появляются большей частью после лагерей и экспедиций, когда для лошадей еще чувствительнее становится недостаток свежего воздуха, которым они пользовались целое лето.

Палатка в кавалерии выдается на восемь человек; в ней помещаются также седла и сбруя. Палатки из двойного полотна, из которых верхнее окрашено в зеленый цвет, имеют форму конуса и поддерживаются посредине шестом; если кавалерия остается в лагере на всю зиму, что иногда случается, то солдатам выдаются двойные палатки, что значительно предохраняет людей от холода. Вообще, пребывание в лагере дает хорошие санитарные результаты; только лихорадки, которые развиты в некоторых провинциях, как, например, на берегах Дуная и, в особенности, в Фессалии, производят большие опустошения в полках.

По временам, по приказаниям из министерства или от корпусного командира, полками кавалерии производятся общие маневры и упражнения в малой войне. На этих маневрах казачья бригада всегда давала пример усердия и уменья, благодаря инициативе командира и составу корпуса офицеров, из которых многие служили уже прежде в иностранных армиях, или вышли из специальных школ; некоторые из них, благодаря превратностям судьбы политических эмигрантов, участвовали уже в нескольких кампаниях.

Турецкие кавалерийские полки стоят на заранее указанных квартирах по несколько лет; но их часто переводят, вследствие политических соображений, оставляя, однако, в районе расположения того корпуса, к которому они принадлежат. По установившемуся порядку, каждый кавалерийский полк поочередно должен стоять два года в Константинополе; но это правило соблюдается не всеми полками, стоящими в Европейской Турции, и ни одним из Азиатской Турции, вследствие слишком больших расстояний и небольшого числа войск, занимающих последнюю страну. Казачья бригада стояла поочередно во всех частях Европейской Турции.

Длина переходов при походных передвижениях зависит от расстояний между городами и деревнями, встречающимися на пути [167] прохождения полка; рассчитывая по времени марша, переходы делаются в кавалерии в течение пяти, семи часов, а иногда и более, что составляет, при движении по ровной местности, более 50 верст. Через каждые три дня делается дневка. Лошади отлично переносят такие переходы, даже во время самых сильных летних жаров. Деревни в Турции, обыкновенно, весьма обширные, состоят иногда из нескольких сот домов, что дает возможность жителям успешно обороняться от мародеров и разбойничьих шаек, которые беспрестанно появляются в стране. В такой деревне помещается совершенно свободно, не стесняя жителей, целый кавалерийский полк, состояний из шести эскадронов. На походе солдаты обыкновенно продовольствуются от жителей.

Для перевозки, тяжестей от жителей требуют подводы, запряженные быками или буйволами, за которых им платят известную сумму, именно 3 1/2 пиастра за час пройденного пути; в гористой местности подводы заменяются вьючными лошадьми, по две лошади вместо каждой подводы. Офицерам для перевозки вещей полагается по одной лошади на двух, что почти всегда достаточно, вследствие малого числа предметов, необходимых в восточной жизни, так как в обиходе турецкого офицера не употребляется ни столов, ни стульев, ни железных или деревянных кроватей. Подводная повинность всегда вызывает неудовольствие жителей, вследствие множества злоупотреблений, делаемых при этом. Так, например, в каждом округе, жандармы, обязанные собирать подводы для обоза, требуют их больше, чем нужно для полка, и заставляют излишне взятых откупаться.

Кавалерия никогда не спешивается на походе; приблизительно на половине пути делают остановку на один час, чтобы дать отдохнуть людям и лошадям, и затем продолжают путь до ночлега. Идут всегда шагом, но довольно скорым, качество, которым обладают почти все восточные лошади.

__________________________________

Наличный состав турецкой кавалерии следующий: в каждом из шести корпусов армии, существующих в Турции, имеется четыре кавалерийских полка (в гвардейском семь), всего 27 полков, по шести эскадронов каждый.

Кавалерия вооружена пиками, кроме фланговых эскадронов, которые имеют карабины. Вместо турецких седел, к которым все люди привыкли с детства, в кавалерии приняты французские седла, которые требуют совершенно иной приездки и посадки, что [168] отнимает много времени; к тому же восточные седла меньшого объема и потому больше подходят к небольшим турецким лошадям.

Что касается корпуса офицеров, то он составляется частью из окончивших курс в военной кавалерийской школе, частью из унтер-офицеров, прослуживших известный срок в рядах и выдержавших экзамен на офицера.

Казачья бригада, в том виде, как она существовала в Турции после Крымской войны, оказала правительству много важных услуг, и вполне вознаградила труды и расходы по ее организации. Она сблизила мало по малу христианское население с мусульманским, дав первому право носить оружие наравне с природными турками, и приучила к мысли служить под одним знаменем, без различия религии.

Знамя, данное бригаде, было то же, которое получили старинные запорожские казаки, эмигрировавшие в Турцию: на белом поле крест, соединенный с полумесяцем. Мусульманское население всегда относилось к казачьей бригаде с полным сочувствием.

А. Чайковский

Текст воспроизведен по изданию: Заметки о турецкой кавалерии и о славянском легионе, бывшем под командою Садыка-паши // Военный сборник, № 7. 1875