-

ВОСПОМИНАНИЯ ЛЮДМИЛЫ ИВАНОВНЫ РИКОРД,

вдовы адмирала Петра Ив. Рикорд. ¹

14-е сентября 1830 года останется замечательным днем в истории Турции. Султан Махмуд ІІ-й, в то время царствовавший, первый начале стремиться к просвещенным и гуманным реформах в своем государстве, преобразовывая как внутренний строй, так и внешние условия его на европейский образец. Прежде всего было обращено его внимание на существенную сторону преобразования, обеспечивавшую благосостояние государства, — это именно на преобразование войска.

В этот достопамятный день были назначены первые маневры турецким войскам, — одетые в европейские формы, они подвергались всем ломкам и артикулам европейских войск.

На это торжество были приглашены все особы дипломатического корпуса европейских держав, которые находились в Константинополе, сановники-паши, были приглашены и несколько дам, жены и дочери посланников. Я же, будучи в Константинополе мимоездом, получила также приглашение присутствовать на этом торжестве лично от самого султана, которому было известно, что супруг мой, адмирал Петр Иванович Рикорд, занимает почетной пост в Греции, куда лежал мой путь. [362]

Место, избранное для маневров и празднества, была обширная равнина на азиятском берегу; здесь было выстроено все нестройное турецкое войско. Когда войска стали маневрировать, нам, приглашенным, всем были отведены особые места, с которых ни могли отлично видеть всю окрестность, сплошь застланную собравшимся народом посмотреть на это небывалое еще тогда торжество. Во время церемониала войск командовал сам Махмуд, голос которого резко отличался необыкновенною звонкостью; подъехав к моей карете, он приветствовал меня, отсалютовав саблею, как принято это в европейских войсках. Лицо его выражало торжественную важность, приличную дню, с которого приступал он к возрождению своего народа. По окончании церемонии, был парадный обед для представителей европейских держав и других приглашенных. Обед был изготовлен в самом утонченном европейском вкусе, при чем и сопровождался всеми условиями европейского этикета.

Султан помещался в отдельном от общего стола киоске, откуда смотрел на своих гостей. В продолжении обеда он выходил из него и обращался к некоторым с вопросами. Подойдя ко мне, он, через переводчика, осведомился: долго-ли я намерена пробыть еще в Константинополе? и сказав несколько учтивых слов, направился в свой киоск. После этого за столом был провозглашен тост за здоровье Махмуда, который был приветствован общим «ура!». Блестящим фейерверком было заключено это небывалое еще торжество в честь европейского просвещения в империи изуверов-османлисов.

После кратковременного, но знаменательного пребывания в Константинополе, я решила продолжать плавание свое. Для переезда через Мраморное море и Дарданеллы мне предоставлено было до десяти-весельных «каика» (шлюпки); в одном из них расположилась я, с сопровождавшим меня офицером нашего фрегата, в другом — прислуга с багажом. На моем каике было 12 человек гребцов, все мусульмане, чисто и парадно одетые. По тихо струящимся водам Мраморного моря, которое растилалось как зеркало, мы быстро скользили вниз к Дарданеллам. Совершенно благополучно вступив в этот пролив, мы очутились в бурной пучине при устье его: легкое суденушко наше, как игрушка, бросалось из стороны в сторону, черпая и кормой, и носом, и едва не заливалось вздымающимися волнами... Фрегат же, который должен был нас встретить, чуть-чуть виднелся вдали, среди высоких пенистых волн, не подавая нам надежды спасенья... [363] Положение было поистине ужасное! Не скрою, что страх, вследствие очевидной такой опасности и беспомощности, тогда всецело овладел моей душею, как ни старался утешить и ободрять меня бывший со мною офицер... Но, волею Божьею и святою десницею Его, мы избавлены были от явной погибели: фрегат ваш подоспел еще во-время к опасному положению нашему в бессильной борьбе со страшной стихией! Со всеми последними усилиями изнеможенных гребцов, каик наш не мог держаться у борта фрегата, вследствие сильного водоворота; тогда опытные моряки наши и особливо капитан фрегата, спустили в наш каик кресло, опутанное веревками; севши в него, они подняли меня на палубу фрегата; таким же образом выручили за мною и других от гибели. Тут уж вздохнула я свободно, среди своих офицеров, чувствуя себя вне опасности, и чувство глубоко проникнутой благодарности им, на век сохранится в душе моей! День клонился к вечеру, когда все общество наших офицеров провело меня в кают-кампанию. Здесь был приготовлен уже парадно сервированный обеденный стол, за которым капитан объявил мне, что он празднует день имянин своей отсутствующей супруги, остававшейся с детьми в Кронштадт и которую я очень близко знала. Обед прошел в оживленных разговорах и в приятных воспоминаниях, под впечатлениями которых я окончательно воспряла духом после тех перенесенных недавних треволнений, и уж спокойно смотрела на предлежащее продолжительное еще плавание. Место для меня было приготовлено в капитанской каюте, со всевозможными удобствами.

На другой день плавание наше продолжалось при попутном ветре; нам сопутствовали два казенных корвета.

У Афонской горы мы простояли на якоре несколько часов. Эта гора высится на небольшом уединенном полуострове, среди вечно зеленеющей природы. Так как лицам женского пола посещение Афонских монастырей возбраняется, то я, стоя на якоре, любовалась в подзорную трубу на красивые монастыри и окружающие постройки. Вся эта окружающая красота, уединение и безмолвие располагали к глубоким и благоговейным размышлениям.

По мере того, как плыли вперед — нам открывались разнообразные виды, всевозможные ландшафты: проходили долины, холмы, крутые обрывистые скалы, группы рассыпанных островов, покрытые свежей, влажной веленью, все прекрасно, ново, занимательно! К некоторым островам мы приставали, чтобы насладиться [364] живописной природой и лучше запечатлеть в памяти очаровательные картины местности.

У острова «Сиры» мы бросили якорь и отправились к русскому консулу. Проведя у него несколько приятных часов, мы возвратились к своему фрегату и отсюда смотрели как празднует греческий народ день Иоанна Богослова. Празднество это греческий народ сопровождает точно такими же играми и обычаями, как у нас в Малороссии в день, известный под именем «купала». Раскладывают костры, вокруг которых пляшет с песнями молодежь обоего пола, убранная венками из различных трав и цветов; затем, прыгают через костры попарно, держась за руки...

Приближаясь к Греции, к цели моего путешествия, кратковременное плавание наше в живописном уголке Средиземного моря, на котором разбросаны многочисленные острова и островки, было сопряжено с некоторыми опасностями.

Здесь нас встретил страшный шторм, сопровождавшийся сильной грозой и дождем. Среди пенистых волн, с ревом стали подниматься «тифоны»: масса воды вздымается вверх и образуя водяной столб, в несколько саженей высоты, на подобие исполинского водопада, наверху рассыпается облаками водяной пыли.

Это страшное явление, двигаясь по направлению ветра, вращается с такой стремительной силой, что грозит гибелью плывущим судам, сокрушая все, что попадается на пути. Нами было замечено несколько таких «тифонов», во избежание которых были заряжены орудия: они разбиваются ядрами с корабля, иначе, налетев, они могут сломить его или изорвать паруса. От ядра они рассыпаются и разрешаются обильным дождем.

Но все эти грозившие нам опасности, благодаря Бога, миновали нас и, 25-го сентября 1830 г. мы благополучно пристали к берегу полуострова «Морей». Еще подъезжая к берегу, мы любовались чудесными видами: из синевы воды поднимается ряд Морейских гор, громоздясь одна над другою; высокие скалистые уступы, представляющие громадные глыбы белого мрамора, блистали золотистым отливом, выглядывая из-за живописных групп южных растений.

Здесь было место стоянки всей нашей эскадры; тут-же на берегу помещалось и русское интенданство с магазинами, начальник которого, полковник Бровцев, выслал к нашему фрегату шлюпку, с приглашением приехать к нему на обед. При всей моей усталости, я однако приняла любезное приглашение [365] и совершенно нечаянно встретила у него большое веселое общество, которое собралось у хозяина праздновать день его ангела (Сергия).

По окончании обеда, провожаемая всем бывшим обществом, я отправилась, на катер фрегата, в городок «Порос», место моего пребывания, которое было назначено мне супругом Петром Ивановичем, прибывшим сюда на корабле, на другой день. Красивый маленький городок «Порос», находящийся на острове того-же имени, довольно оживлен, благодаря своему порту. Но во всем городке решительно нельзя было найти вполне удобной квартиры, так что, за все пребывание свое здесь, я подвергалась многим лишениям, но лишения эти искупались теми наслаждениями, которые доставляли мне красивые берега Мореи, с целыми рощами малинных, апельсинных и других тропических растений.

Жители города — преимущественно греки, коммерческий народ, так что я лишена была возможности иметь здесь какой-нибудь круг знакомых. Моя монотонная, однообразная жизнь здесь изредка озарялась отрадными посещениями Петра Ивановича, который, по служебным обязанностям, пребывание имел в резиденции Греции. С наступившими праздниками Рождества Христова, у меня собралось все русское общество. Это время года — самое благоприятное здесь и потому мы пользовались всеми возможными удовольствиями, которые представляла нам сама природа: веселым обществом мы совершали прогулки по разнообразным и живописным окрестностям острова. В половине-же января месяца, я покинула остров «Порос» и на корабле «Александр» переселилась в Поле-де-Роматио, где ожидал меня уже совершенно иной образ жизни. Здесь, как в резиденции Греции, сосредоточивались все правительственные лица страны, с которыми Петру Ивановичу приходилось быть в постоянных, непосредственных сношениях, как должностному лицу и заслуженному филэллину, пользовавшемуся правами греческого почетного гражданина. Принимая живое искреннее участие в положении дел Греции, он был сильно озабочен в то время; то была смутная эпоха освобождения страны, стремившейся к независимости от турецкого владычества. Горячим приверженцем независимости Греции — был граф Каподистрия, который стоял во главе республика с титулом президента. Он неустанно трудился и собирал конференции, в которых особенно деятельное участие принимал и Петр Иванович, прилагавший все старания [366] свои, чтобы примирить открывшуюся ожесточенную борьбу партий; но все эти старания его не увенчались успехом: жертвой враждовавших сторон пал граф Каподистрия, от руки майнота — Мавро-Михели, главного вождя революции, который с успехом волновал свою родину и поддерживал в ней дух, сопротивления правительству.

Каподистрия отправился, по обыкновению, к обедни в церковь и здесь у входа его ожидал уже Мавро-Михели: раздался выстрел и граф Каподистрия упал окровавленный на паперть, испустивши дух и не успевши произнести ни одного слова. Ночью, тихо и скромно, бее особенных церемоний труп Каподистрии был отправлен для погребения на остров Корфу, место его родины.

Ни одно революционное движение в Европе не пользовалось таким сочувствием, как восстание греков против турецкого владычества, — это придавало им силу и энергию в борьбе за свободу. Потерявши независимость, греки тем не менее сохранили свою народность, религию и язык, что мешало им слиться с победителями. Знакомство с древнею славою и величием отечества заставило греков еще глубже чувствовать свое настоящее унижение и развивало жажду к восстановлению независимости своего отечества. В это же время образовались политические общества из лиц, сочувствовавших делу греков, под общим названием «Филэллинов»; к этим обществам принадлежали многие ученые, писатели и другие известные европейские деятели.

После смерти Каподистрии, сенатом немедленно назначена была правительственная коммисия из трех лиц, в числе которых был и брат покойного Каподистрии — Августин. Тогда начались нескончаемые несогласия и раздоры; картина анархии, беспорядков, междоусобных восстаний увеличивалась и возрастала с каждым днем и наконец распространилась по Ливадии (средней Греции) и Мореи. По всем улицам были расставлены усиленные караулы, но революционное движение, анархия и безначалие — брало верх Мирные граждане выезжали из городов и покидали греческие провинции. Мною занимаемая квартира охранялась конвоем, из 12-ти вооруженных гребцов, при 2-х офицерах, и потому, представляя более спасительное убежище, к нам начали собираться представители греческого правительства и другие должностные лица; наконец квартира была переполнена до такой степени, что даже лестница от выхода была занята ими, во всевозможных позах и [367] положениях, с портфелями и со средоточенными, глубокомысленными физиономиями... За невозможностью уже пройти в двери, жена одного из министров была доставлена в мою квартиру в окно..... Комендант города, генерал Алмейди, родом испанец, на коленях и со слезами на главах умолял меня принять довольно большой ящик, в котором хранились ключи от городской крепости, из боязни, чтобы они не попали в руки мятежников.....

Так как жители пользовались водопроводами из-за города-вода была остановлена злоумышленниками, чтобы возбудить неудовольствие мирных граждан на бездействие правительства. Народ, действительно, толпами начале собираться около нашей квартиры и, жалуясь, кричал, что город остался без капли воды!....

Но, вскоре, союзными силами европейских держав восстановлен был и порядок, и спокойствие страны; определилось окончательно политическое устройство ее: Греция была объявлена конституционным королевством и королем ее был избран баварский принц Оттон І-й. Таким образом, Греция была вызвана к новой жизни своими собственными усилиями и стараниями европейской дипломатии.

Эскадра наша была в постоянных плаваниях по водам Греческого Средиземного моря; этим обстоятельством я воспользовалась, желая осмотреть все исторические достопримечательности маленькой страны эллинов, которая так много послужила для человечества! Пересевши на бриг, я отправилась по Пирейскому заливу с целью побывать и осмотреть славный исторический город Афины, который находился еще тогда под владычеством Турции. В продолжении двух дней, я осмотрела все сохранившиеся остатки древности, с которыми связано столько воспоминаний о великом прошлом, о великих людях! Осматривая знаменитый храм «Дианы», развалины и остатки которого приводили меня в изумление своими художественными совершенствами, я подняла здесь красивый обломок мраморной капители и хотелось мне оставить его у себя в память моего пребывания в Афинах; но при выходе мне предложили оставить этот обломок, так как «бдительно» следят за тем, чтобы все малейшие остатки прежнего величия сохранялись в целости........ Странно, однако, что англичане и французы — решительно взяли все, что имело более и цены, и значенья!....

Время пребывания моего в Греции, два с половиною года, было [368] самой смутной эпохой страны. Перед своим отъездом, я была удержана жителями на «Поле-де-Роматии» еще на шесть недель, «аманатом» или залогом спокойствия в город на будущее время. Было и несколько покушений иа мою жизнь, но Провидению угодно было спасти меня, и возвратилась я на родину, слава Богу, живой и здоровой

Людмила Рикорд.

3-го мая 1888 г.

_____________________________________________

Некролог. Статья эта была уже набрана, когда мы получила прискорбное известие, что Людмила Ивановна Рикорд скончалась 24-го июня сего, 1883-го, года в Петергофе, в час пополудни. Тело ее погребено в Александро-Невской лавре в С.-Петербурге.

Вдова знаменитого адмирала Петра Ивановича Рикорда (ум.1855 г.), пережившая его почти тремя десятками лет, Людмила Ивановна родилась в 1794 году, — так пометила она год своего рождения в книге автобиографических заметок, имеющейся в редакции «Русской Старины». Это была очень подвижная, умная и весьма доброжелательная старушка, пользовавшаяся всеобщим уважением. Как общественный деятель, Людмила Ивановна оставила по себе прекрасную память своими неутомимыми трудами в звании председательницы комитета, стоявшего во главе Прибалтийского православного братства. Г-жа Рикорд была председательницею в течение десяти лет (если не ошибаемся), вплоть до слияния этою братства в одно общее с Гольдингенским, — в братство Господа Иисуса Христа и Покрова Пресвятой Богородицы. Постройка православных церквей, учреждение русских школ, поддержка вообще православия и его служителей и русского языка в пределах Прибалтийского края — вот высокие цели этого братства. Л. И. Рикорд, прямо говоря, душу свою полагала в это святое дело.

«Русская Старина», высоко чтя память Л. И. Рикорд, постоянной сотрудницы и неизменной читательницы нашего издания, с удовольствием поместит воспоминания о ней со стороны лиц, близко ее знавших. Из таковых мы в праве ждать воспоминания от ее ближайшего почтенного сотрудника в подвигах Братства — г. Шаврова. — Ред.

Комментарии

1. В дополнение к помещенным уже на страницах «Русской Старины» рассказам из воспоминаний уважаемой Л. И. Рикорд (род. 1794 г.), представляем настоящий рассказ. Приносим за его сообщение искреннюю признательность Людмил Ивановне. — Ред.

Это было написано 3-го мая 1883 г., когда мы получили настоящий отрывок, а 24-го июня Людмилы Ивановны Рикорд не стало. См. о ней в конце статьи. — Ред.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания Людмилы Ивановны РИКОРД, вдовы адмирала Петра Ив. Рикорд // Русская старина, № 8. 1883